Страница:
Глава XVIII
— Сейчас семь часов утра, всех вас приветствует и желает вам хорошего настроения Сэм из студии в Сугарлоафе, который будет с вами до десяти часов! Сегодня в Сугарлоафской долине холодное утро, и, прежде чем потеплеет, будет еще холоднее. Хорошее известие для лыжников, плохое — для фермеров; как говорил великий Авраам Линкольн: некоторых людей вы можете порадовать иногда, кое-кого — всегда, и никого из людей... — впрочем, не помню точно, что он говорил, но вы понимаете, что я имею в виду! Вы понимаете, что я имею в виду! Мы продолжаем нашу программу!
Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.
— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину! — проревет он. — Я все сделаю Вам сам!
Продолжение рабочего дня будет полностью соответствовать его началу, поскольку Сэм Гилман охотно разрешал каждому, у кого было о чем рассказать людям, приходить в студию и занимать микрофон на час или около того. На те дни, когда желающих поговорить не находилось, у него имелось в запасе немало кассет с записями, чтобы пускать их в эфир. На самый же крайний случай Сэм припас несколько пленок, которые мог прокручивать в течение восьми часов, хотя и полагал, что от подобного вещания никто не поумнеет.
Больше всего ему нравились такие передачи, своего рода импровизации, когда он приглашал в студию горожан, чтобы те просто отвели душу. Поскольку все, что они говорили, было вполне пристойно и не оскорбляло каких-либо категорий граждан (политика Сэма вполне допускала любое оскорбление личности), Гилману нравилось, когда люди делились своими мыслями, независимо от того, совпадали они с его собственными или нет. У него даже вошло в привычку каждую свою передачу предварять своеобразным предупреждением, что мнение выступающего не обязательно отражает позицию станции или ее владельца, даже когда он и сам был в эфире. Если его расспрашивали об этой маленькой хитрости, он всегда отвечал, что сам часто находится в сильном противоречии со своими собственными мыслями и просто защищает себя от возможности «предстать отсюда дураком перед слушателями Бойсе». Способы радиовещания, которые использовал Сэм Гилман, не приносили ему большой прибыли, но тем не менее город был настроен на волну его радиостанции.
Поэтому когда Сэм повернулся на своем крутящемся стуле и увидел сквозь стекло на двери крошечной студии покрасневшие глаза Милта Моргенштерна, он тут же понял: у Милта есть нечто горяченькое, что не может дожидаться следующего газетного выпуска, который выйдет из печати не раньше завтрашнего утра. На лице его появилась довольная ухмылка, и он подал редактору и издателю знак рукой, приглашая его войти.
— Вы знаете, мы с Вами могли бы заключить своеобразное соглашение между воюющими сторонами, если бы захотели. Между нами говоря, мы смогли бы полностью управлять умами жителей города. Если бы все хорошенько продумать, то, возможно, нам удалось бы поставить во главе города хоть самого черта.
Милт не удосужился ответить на попытку Сэма пошутить, и улыбка на лице диктора угасла.
— Что-то неладное, Милт?
— Произошло еще одно убийство, — ответил ему тот. — И все это выглядит весьма подозрительно, похоже, что запахло жареным.
У Сэма Гилмана вытянулось лицо.
— Вы имеете в виду, что убийство такое же, как и в лагере? — спросил он, вставляя кассету во вторую ячейку магнитофона и нажимая кнопку воспроизведения, как только стихли последние аккорды «Летней фантазии».
— Вы попали в самую точку, — откликнулся редактор. Пока играла кассета, он рассказал Сэму о событиях прошлой ночи, с того самого момента, как он услышал, что Рик Мартин начал организовать поисковую экспедицию, и до тех пор, когда помощник шерифа вместе с Оливией Шербурн вернулись на ранчо. Эль-Монте с сообщением о смерти Билла Сайкеса. — Что меня действительно тревожит, так это то, что он не захотел, чтобы я отправился в горы вместе с ними. — Взгляд Моргенштерна, когда он встретился глазами с Сэмом Гилманом, стал суровым. — Я имею в виду, что он не хотел, чтобы я был на ранчо, не хотел, чтобы я пошел с ними на поиски Джо Уилкенсона, и уж определенно, чтобы я поднялся в горы и взглянул на тело.
Гилман скривил губы в понимающей улыбке.
— Это означает, как я предполагаю, что Вы немедленно отправились туда.
— Я не мог, — ответил Моргенштерн. — Этот сукин сын даже не сказал мне, где все случилось.
— И, как Вы думаете, что же происходит? — спросил Сэм, чувствуя, что основной рассказ впереди. Рассказ, который вызовет непрерывные телефонные звонки в студию, заставит настроить каждый радиоприемник в городе на волну его радиостанции, как только новость начнет распространяться. — Почему Мартин ведет дело в такой тайне?
— Вы видели фотографии мужчины, который был убит там, наверху? — многозначительно спросил Моргенштерн. Гилман покачал головой, и редактор полез во внутренний карман своей куртки на теплой подстежке, надетой по случаю холодного не по сезону дня, и вытащил оттуда три фотографии. — Как Вы думаете, кто мог сделать это? — поинтересовался он, передавая фотографии Сэму Гилману.
Гилман почувствовал приступ тошноты, взглянув на снимки, и быстро вернул их Моргенштерну.
— Я не могу даже думать об этом.
— Лаборатория в Бойсе этого не знает, — заметил Моргенштерн. — Я звонил им вчера во второй половине дня, и парень по имени Хэнк Генри был очень любезен со мной. Итак, я позвонил ему, представившись... — Он замолчал, успев остановиться на полуслове, прежде чем выпалил правду, что выдал себя за окружного шерифа. — Скажем, я раздобыл кое-какую информацию. — Редактор выдержал паузу, нагнетая драматизм момента. — Они не знают, кто убил его, Сэм. Они говорят, что здесь действовал не человек, но и не какое-либо животное, которое они могут опознать.
Сэм Гилман почувствовал, как от возбуждения его охватывает дрожь.
— Вы готовы выйти в эфир с этим? — спросил он.
— А для чего, по-Вашему, я здесь? — откликнулся Моргенштерн.
Сэм Гилман втиснул дополнительный стул в крошечную студию, вручил Милту Моргенштерну пару наушников, проверил работу микрофона, которым воспользуется его гость, и с довольным видом прервал звучавшую в эфире кассету в самой середине гнусавого причитания «Воспоминаний» в исполнении Барбары Стрейзанд.
— Кажется, у нас в Сугарлоафе возникла серьезная проблема, — объявил он, старательно придавая своему голосу наивысшую значимость. — Только что в студии появился Милт Моргенштерн, и я готов предоставить ему слово. — Он кивнул редактору, который наклонился ближе к микрофону.
— Билл Сайкес, управляющий ранчо Эль-Монте, человек, которого я всегда считал своим другом, прошлой ночью был убит. По-видимому, он оказался очередной жертвой кого бы то ни было, кто убил отдыхающего в лагере у Волчьего ручья в понедельник ночью.
— Вы сказали «кого бы то ни было», Милт, — вкрадчивым голосом перебил Сэм Гилман. — Это означает, что есть какие-то сомнения насчет того, кто может действовать там, наверху?
Редактор поджал губы и слегка улыбнулся: бомба готова была взорваться.
— Я бы сказал, они определенно есть, Сэм, — ответил он. — Единственное, что могу Вам сообщить: здесь действовал не человек и не какое-то известное всем нам животное. Фактически, ссылаясь на сведения, полученные из компетентных источников в Бойсе, тот, кто там орудовал, не является представителем животного мира, который может быть точно установлен. Все, что в состоянии сказать эксперты, — это неизвестное существо. Не медведь, не пума, не кто-либо еще из тех, кто, как мы привыкли думать, водится у нас в горах. Но оно огромное, очень сильное и очень злое.
К удовлетворению обоих мужчин, название «Сасквач» прозвучало в первом же телефонном звонке. Через несколько минут все три линии, ведущие в студию, накалились. Сообщая минимум подробностей и придавая особое значение отказу Рика Мартина от разговора с Моргенштерном, Сэм Гилман и Милт Моргенштерн быстро раздули маленькую искорку тайны, полученную из криминалистической лаборатории в Бойсе, в полноценную панику.
«До тех пор, пока не вернется домой Джо», — шептала она про себя и принималась варить очередную порцию кофе, которого они с Джилли Мартин немало приготовили в эту ночь.
Это стало почти заклинанием, которое она бесконечно повторяла про себя.
«Я не лягу спать до тех пор, пока не придет домой Джо».
Часа в три ночи, все еще в состоянии сильнейшего нервного потрясения, вызванного смертью Билла Сайкеса, Марианна твердо решила, что завтра — а может быть, и сегодня вечером, если поисковая партия обнаружит Джо, — она соберет детей и отправится на машине в Бойсе, где сядет в первый же самолет и вернется домой, в Нью-Джерси. Лучше вернуться назад — даже назад к Алану, — чем испытывать ужасы происходящих здесь событий. Дождавшись наконец, когда в Айдахо рассвело, и зная, что Алан в любом случае должен уже проснуться, она сняла телефонную трубку и позвонила ему.
В полном оцепенении она услышала в трубке женский голос. «Ошиблась номером, — подумала Марианна, — должно быть, меня неправильно соединили». Но что-то заставило ее попросить к телефону Алана.
— Он еще спит, — ответила женщина и спросила: — А кто это?
Несколько мгновений она изумленно смотрела на телефон и в конце концов повесила трубку, так и не проронив ни слова. Итак, у него поселилась другая женщина, и теперь у Марианны больше нет дома, куда она могла бы вернуться!
Часы тянулись мучительно медленно, лишь однажды они получили короткое сообщение от Рика Мартина по рации, которую Джилли принесла из полицейской машины. Марианна чувствовала, как на нее непомерной тяжестью наваливается усталость: она с трудом передвигалась по кухне, готовя бутерброды занятым поисками людям — теперь их было семеро.
«Если они не смогут его найти, это сделаю я», — продолжала она твердить себе.
В половине седьмого она поднялась на второй этаж, чтобы разбудить детей. Алисон уже встала и оделась.
— Мне плохо спалось, — призналась она, но взглянув на покрасневшие глаза своей дочери, Марианна поняла, что та совсем не спала.
Первыми словами Логана, когда Марианна разбудила его, был вопрос: не вернулся ли домой Джо, и едва Марианна покачала головой, как сын спросил вслух то, о чем она отказывалась думать в течение всей ночи.
— Он мертв?
— Нет, — тут же откликнулась мать, понимая, что хотя она и произнесла это слово, желаемое могло быть далеко от действительности. И все же, глубоко внутри, зрела уверенность, что где-то высоко в горах Джо по-прежнему жив.
Но как ему удалось ускользнуть от гончих Фрэнка Питерса?
Не мог же он исчезнуть с горного склона, раствориться в ночи, подобно духу.
Сейчас дети сидели за кухонным столом и с аппетитом поедали оладьи, которые приготовила для них Джилли Мартин. А Марианна отмеряла ложкой необходимое количество кофе для громадной, ресторанных размеров кофеварки, обнаруженной ею на верхней полке в кладовой позади кухни. Она только что отсчитала последнюю ложку, как вдруг заметила краем глаза мимолетное движение далеко за полем, и пульс ее участился.
Джо!
Это должен быть Джо!
Она бросилась к задней двери, стремительно распахнула ее, в надежде увидеть бегущего через поле мальчика, но, едва ступив во двор, поняла, что тот, кого она заметила, был вовсе не Джо.
Это был Сторм, стоящий на краю леса. Марианна позвала его, но вместо того, чтобы броситься ей навстречу, собака повернулась и исчезла между деревьями.
«Джо! — подумала она. — Он должен быть вместе со Стормом, он должен быть! Собака не оставит своего хозяина посреди леса». Она повернулась и бросилась назад в дом.
— Когда сюда вернется Рик? — спросила она у Джилли Мартин.
— Может быть, минут через десять, — ответила Джилли, удивленно глядя на Марианну. — Он сказал...
— Дайте мне рацию, — перебила Марианна. — Покажите мне, как ею пользоваться, и оставайтесь с детьми. — Она сунула руки в рукава куртки, висевшей у задней двери.
— Куда Вы идете? — встревоженно спросила Джилли.
— Там на улице Сторм, — ответила Марианна. — Он в лесу, на противоположной стороне поля. Джо тоже должен быть там! Разве Вы не понимаете? Сторм не вернется один, без него!
Джилли Мартин собралась было возразить ей, убедить дождаться Рика, но прежде чем заговорила, поняла: будь она на месте Марианны, то поступила бы точно так же, как, впрочем, и любая другая женщина. Она взяла небольшую рацию и протянула ее Марианне.
— Все, что Вам нужно сделать, это нажать на расположенную сбоку кнопку и говорить в микрофон. Она настроена на ту же волну, что и рация Рика. Но будьте осторожны при разговоре, — предупредила она, когда Марианна уже выходила на улицу. — У многих в городе приемники настроены на эту частоту, и каждый из них будет слушать Вас.
Марианна вышла, а Джилли закрыла дверь и обернулась к сидевшим за столом Алисон и Логану, которые встревоженно наблюдали, как их мать бежит через двор.
— Все должно быть в порядке, — заверила она детей, стараясь придать голосу большую уверенность, чем ощущала на самом деле. Она ничего не сказала им, но была почти убеждена, что если Сторм и выведет куда-то Марианну, это будет не Джо.
Как это ни прискорбно, но единственное, на что могла надеяться Марианна, это мертвое тело мальчика.
Они добежали до развилки тропы, и Сторм устремился направо. Марианна последовала за ним, уже понимая, куда ведет эта тропа.
К огромному утесу, с которого упала и разбилась насмерть Одри Уилкенсон.
Мог ли Джо пойти туда?
Мог ли он провести здесь целую ночь, тоскуя по матери, испытывая неодолимую тягу к месту ее последнего пребывания на земле? Пульс у Марианны участился от предчувствия, что она сможет сейчас найти мальчика. Она ускорила шаг, едва ощущая тяжесть подъема, хотя тропа становилась все круче.
И вот наконец она достигла вершины, ступила на широкий плоский участок скалы между кромкой леса и вертикальным обрывом, нависшим над долиной, и сердце ее бешено забилось.
Джо сидел на самом краю утеса, спиною к ней, подтянув колени к груди, обернутый в какую-то звериную шкуру.
Сторм, поскуливая, приник к мальчику, пытаясь лизнуть его в лицо, но Джо, казалось, не замечал собаку: он пристально смотрел на раскинувшуюся далеко внизу долину.
Что-то внутри Марианны предостерегло от порыва окликнуть Джо, чтобы ни в коем случае не вспугнуть его.
Она осторожно двинулась к нему и, подойдя вплотную, присела рядом. Не произнося ни слова, женщина обвила его рукой и притянула поближе к себе. В какое-то мгновение ей показалось, что он напрягся, затем обмяк и уронил голову ей на грудь.
— С тобой все в порядке? — спросила Марианна, не испытывая никакого гнева с той самой минуты, как увидела одинокую фигурку, сжавшуюся на краю обрыва.
Джо задумчиво покачал головой.
— Нет, — прошептал он, голос его был едва слышен. — Со мной как раз не все в порядке, тетя Марианна. Я напуган. Я-я хотел умереть.
Волна жалости к своему крестнику, на долю которого выпало столько испытаний, охватила Марианну, и она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она притянула его ближе.
— Я очень рада, что ты не умер, — сказала она ему. — Мы все очень волновались за тебя.
Джо долго ничего не говорил. Потом тонким прерывающимся голоском произнес:
— Могу поспорить, что Алисон не переживала. Держу пари, она ненавидит меня.
— Никто не ненавидит тебя, — заверила его Марианна. — Совсем никто.
— Но я пытался сделать ей больно, — продолжал Джо. — Со мной произошло что-то ужасное, и я... — Он на мгновение замолчал, не в состоянии закончить фразу. Затем заговорил вновь: — Тетя Марианна, я сумасшедший? Поэтому со мной творится что-то неладное? — Он разрыдался. — Я не хотел причинить Алисон боль, — плакал он. — Я, правда, не хотел! Просто не мог остановиться! А-а сейчас Билл Сайкес мертв и... и... тетя Марианна, что будет со мной?
Марианна по-прежнему держала Джо в своих объятиях, ласково поглаживая его ладонью по голове.
— Все будет в порядке, — нараспев приговаривала она, как будто баюкала младенца. — Я здесь, и ты в безопасности, и все должно быть в порядке. Ты совсем не причинил Алисон боли, и что бы там ни случилось с Биллом Сайкесом, это не может быть твоей виной.
— Но... Но я не помню! — всхлипнул Джо. — Я ничего не помню до того самого момента, как проснулся, я был сам не свой, и... — Он продолжал рассказывать, бормотал что-то почти несвязно.
И хотя она пыталась следить за его рассказом, но не могла уловить смысла. Постепенно Марианна поняла, что он не просидел здесь целую ночь, а спал где-то высоко в горах и, когда проснулся, обнаружил, что лежит в хижине на кровати, завернутый в шкуру, которая и была его единственным одеянием сейчас.
А когда пришел сюда утром, сразу после рассвета, у него было одно намерение — лишить себя жизни.
— Но ты же не сделал этого, — говорила она, помогая ему наконец подняться на ноги. — Ты ждал, пока подоспеет помощь. А это доказывает, что ты не сумасшедший.
Джо посмотрел на нее широко открытыми испуганными глазами.
— Вы собираетесь отослать меня? — спросил он. — Я должен лечь в больницу?
Марианна успокаивающе погладила его по щеке, но не смогла дать обещание, которое, вероятно, не сможет сдержать.
— Давай не будем переживать из-за этого сейчас, — произнесла она. — Давай просто пойдем домой, там твое место.
Они тронулись в путь, вниз с горы. Сторм бежал впереди, указывая дорогу, никто из них не проронил больше ни слова.
Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.
— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину! — проревет он. — Я все сделаю Вам сам!
Продолжение рабочего дня будет полностью соответствовать его началу, поскольку Сэм Гилман охотно разрешал каждому, у кого было о чем рассказать людям, приходить в студию и занимать микрофон на час или около того. На те дни, когда желающих поговорить не находилось, у него имелось в запасе немало кассет с записями, чтобы пускать их в эфир. На самый же крайний случай Сэм припас несколько пленок, которые мог прокручивать в течение восьми часов, хотя и полагал, что от подобного вещания никто не поумнеет.
Больше всего ему нравились такие передачи, своего рода импровизации, когда он приглашал в студию горожан, чтобы те просто отвели душу. Поскольку все, что они говорили, было вполне пристойно и не оскорбляло каких-либо категорий граждан (политика Сэма вполне допускала любое оскорбление личности), Гилману нравилось, когда люди делились своими мыслями, независимо от того, совпадали они с его собственными или нет. У него даже вошло в привычку каждую свою передачу предварять своеобразным предупреждением, что мнение выступающего не обязательно отражает позицию станции или ее владельца, даже когда он и сам был в эфире. Если его расспрашивали об этой маленькой хитрости, он всегда отвечал, что сам часто находится в сильном противоречии со своими собственными мыслями и просто защищает себя от возможности «предстать отсюда дураком перед слушателями Бойсе». Способы радиовещания, которые использовал Сэм Гилман, не приносили ему большой прибыли, но тем не менее город был настроен на волну его радиостанции.
Поэтому когда Сэм повернулся на своем крутящемся стуле и увидел сквозь стекло на двери крошечной студии покрасневшие глаза Милта Моргенштерна, он тут же понял: у Милта есть нечто горяченькое, что не может дожидаться следующего газетного выпуска, который выйдет из печати не раньше завтрашнего утра. На лице его появилась довольная ухмылка, и он подал редактору и издателю знак рукой, приглашая его войти.
— Вы знаете, мы с Вами могли бы заключить своеобразное соглашение между воюющими сторонами, если бы захотели. Между нами говоря, мы смогли бы полностью управлять умами жителей города. Если бы все хорошенько продумать, то, возможно, нам удалось бы поставить во главе города хоть самого черта.
Милт не удосужился ответить на попытку Сэма пошутить, и улыбка на лице диктора угасла.
— Что-то неладное, Милт?
— Произошло еще одно убийство, — ответил ему тот. — И все это выглядит весьма подозрительно, похоже, что запахло жареным.
У Сэма Гилмана вытянулось лицо.
— Вы имеете в виду, что убийство такое же, как и в лагере? — спросил он, вставляя кассету во вторую ячейку магнитофона и нажимая кнопку воспроизведения, как только стихли последние аккорды «Летней фантазии».
— Вы попали в самую точку, — откликнулся редактор. Пока играла кассета, он рассказал Сэму о событиях прошлой ночи, с того самого момента, как он услышал, что Рик Мартин начал организовать поисковую экспедицию, и до тех пор, когда помощник шерифа вместе с Оливией Шербурн вернулись на ранчо. Эль-Монте с сообщением о смерти Билла Сайкеса. — Что меня действительно тревожит, так это то, что он не захотел, чтобы я отправился в горы вместе с ними. — Взгляд Моргенштерна, когда он встретился глазами с Сэмом Гилманом, стал суровым. — Я имею в виду, что он не хотел, чтобы я был на ранчо, не хотел, чтобы я пошел с ними на поиски Джо Уилкенсона, и уж определенно, чтобы я поднялся в горы и взглянул на тело.
Гилман скривил губы в понимающей улыбке.
— Это означает, как я предполагаю, что Вы немедленно отправились туда.
— Я не мог, — ответил Моргенштерн. — Этот сукин сын даже не сказал мне, где все случилось.
— И, как Вы думаете, что же происходит? — спросил Сэм, чувствуя, что основной рассказ впереди. Рассказ, который вызовет непрерывные телефонные звонки в студию, заставит настроить каждый радиоприемник в городе на волну его радиостанции, как только новость начнет распространяться. — Почему Мартин ведет дело в такой тайне?
— Вы видели фотографии мужчины, который был убит там, наверху? — многозначительно спросил Моргенштерн. Гилман покачал головой, и редактор полез во внутренний карман своей куртки на теплой подстежке, надетой по случаю холодного не по сезону дня, и вытащил оттуда три фотографии. — Как Вы думаете, кто мог сделать это? — поинтересовался он, передавая фотографии Сэму Гилману.
Гилман почувствовал приступ тошноты, взглянув на снимки, и быстро вернул их Моргенштерну.
— Я не могу даже думать об этом.
— Лаборатория в Бойсе этого не знает, — заметил Моргенштерн. — Я звонил им вчера во второй половине дня, и парень по имени Хэнк Генри был очень любезен со мной. Итак, я позвонил ему, представившись... — Он замолчал, успев остановиться на полуслове, прежде чем выпалил правду, что выдал себя за окружного шерифа. — Скажем, я раздобыл кое-какую информацию. — Редактор выдержал паузу, нагнетая драматизм момента. — Они не знают, кто убил его, Сэм. Они говорят, что здесь действовал не человек, но и не какое-либо животное, которое они могут опознать.
Сэм Гилман почувствовал, как от возбуждения его охватывает дрожь.
— Вы готовы выйти в эфир с этим? — спросил он.
— А для чего, по-Вашему, я здесь? — откликнулся Моргенштерн.
Сэм Гилман втиснул дополнительный стул в крошечную студию, вручил Милту Моргенштерну пару наушников, проверил работу микрофона, которым воспользуется его гость, и с довольным видом прервал звучавшую в эфире кассету в самой середине гнусавого причитания «Воспоминаний» в исполнении Барбары Стрейзанд.
— Кажется, у нас в Сугарлоафе возникла серьезная проблема, — объявил он, старательно придавая своему голосу наивысшую значимость. — Только что в студии появился Милт Моргенштерн, и я готов предоставить ему слово. — Он кивнул редактору, который наклонился ближе к микрофону.
— Билл Сайкес, управляющий ранчо Эль-Монте, человек, которого я всегда считал своим другом, прошлой ночью был убит. По-видимому, он оказался очередной жертвой кого бы то ни было, кто убил отдыхающего в лагере у Волчьего ручья в понедельник ночью.
— Вы сказали «кого бы то ни было», Милт, — вкрадчивым голосом перебил Сэм Гилман. — Это означает, что есть какие-то сомнения насчет того, кто может действовать там, наверху?
Редактор поджал губы и слегка улыбнулся: бомба готова была взорваться.
— Я бы сказал, они определенно есть, Сэм, — ответил он. — Единственное, что могу Вам сообщить: здесь действовал не человек и не какое-то известное всем нам животное. Фактически, ссылаясь на сведения, полученные из компетентных источников в Бойсе, тот, кто там орудовал, не является представителем животного мира, который может быть точно установлен. Все, что в состоянии сказать эксперты, — это неизвестное существо. Не медведь, не пума, не кто-либо еще из тех, кто, как мы привыкли думать, водится у нас в горах. Но оно огромное, очень сильное и очень злое.
К удовлетворению обоих мужчин, название «Сасквач» прозвучало в первом же телефонном звонке. Через несколько минут все три линии, ведущие в студию, накалились. Сообщая минимум подробностей и придавая особое значение отказу Рика Мартина от разговора с Моргенштерном, Сэм Гилман и Милт Моргенштерн быстро раздули маленькую искорку тайны, полученную из криминалистической лаборатории в Бойсе, в полноценную панику.
* * *
У Марианны Карпентер от изнеможения начало ломить тело. В опухших от бессонной ночи глазах она ощущала резь, руки и ноги будто онемели. Едва не падая от усталости, она, тем не менее, отказывалась сдаваться.«До тех пор, пока не вернется домой Джо», — шептала она про себя и принималась варить очередную порцию кофе, которого они с Джилли Мартин немало приготовили в эту ночь.
Это стало почти заклинанием, которое она бесконечно повторяла про себя.
«Я не лягу спать до тех пор, пока не придет домой Джо».
Часа в три ночи, все еще в состоянии сильнейшего нервного потрясения, вызванного смертью Билла Сайкеса, Марианна твердо решила, что завтра — а может быть, и сегодня вечером, если поисковая партия обнаружит Джо, — она соберет детей и отправится на машине в Бойсе, где сядет в первый же самолет и вернется домой, в Нью-Джерси. Лучше вернуться назад — даже назад к Алану, — чем испытывать ужасы происходящих здесь событий. Дождавшись наконец, когда в Айдахо рассвело, и зная, что Алан в любом случае должен уже проснуться, она сняла телефонную трубку и позвонила ему.
В полном оцепенении она услышала в трубке женский голос. «Ошиблась номером, — подумала Марианна, — должно быть, меня неправильно соединили». Но что-то заставило ее попросить к телефону Алана.
— Он еще спит, — ответила женщина и спросила: — А кто это?
Несколько мгновений она изумленно смотрела на телефон и в конце концов повесила трубку, так и не проронив ни слова. Итак, у него поселилась другая женщина, и теперь у Марианны больше нет дома, куда она могла бы вернуться!
Часы тянулись мучительно медленно, лишь однажды они получили короткое сообщение от Рика Мартина по рации, которую Джилли принесла из полицейской машины. Марианна чувствовала, как на нее непомерной тяжестью наваливается усталость: она с трудом передвигалась по кухне, готовя бутерброды занятым поисками людям — теперь их было семеро.
«Если они не смогут его найти, это сделаю я», — продолжала она твердить себе.
В половине седьмого она поднялась на второй этаж, чтобы разбудить детей. Алисон уже встала и оделась.
— Мне плохо спалось, — призналась она, но взглянув на покрасневшие глаза своей дочери, Марианна поняла, что та совсем не спала.
Первыми словами Логана, когда Марианна разбудила его, был вопрос: не вернулся ли домой Джо, и едва Марианна покачала головой, как сын спросил вслух то, о чем она отказывалась думать в течение всей ночи.
— Он мертв?
— Нет, — тут же откликнулась мать, понимая, что хотя она и произнесла это слово, желаемое могло быть далеко от действительности. И все же, глубоко внутри, зрела уверенность, что где-то высоко в горах Джо по-прежнему жив.
Но как ему удалось ускользнуть от гончих Фрэнка Питерса?
Не мог же он исчезнуть с горного склона, раствориться в ночи, подобно духу.
Сейчас дети сидели за кухонным столом и с аппетитом поедали оладьи, которые приготовила для них Джилли Мартин. А Марианна отмеряла ложкой необходимое количество кофе для громадной, ресторанных размеров кофеварки, обнаруженной ею на верхней полке в кладовой позади кухни. Она только что отсчитала последнюю ложку, как вдруг заметила краем глаза мимолетное движение далеко за полем, и пульс ее участился.
Джо!
Это должен быть Джо!
Она бросилась к задней двери, стремительно распахнула ее, в надежде увидеть бегущего через поле мальчика, но, едва ступив во двор, поняла, что тот, кого она заметила, был вовсе не Джо.
Это был Сторм, стоящий на краю леса. Марианна позвала его, но вместо того, чтобы броситься ей навстречу, собака повернулась и исчезла между деревьями.
«Джо! — подумала она. — Он должен быть вместе со Стормом, он должен быть! Собака не оставит своего хозяина посреди леса». Она повернулась и бросилась назад в дом.
— Когда сюда вернется Рик? — спросила она у Джилли Мартин.
— Может быть, минут через десять, — ответила Джилли, удивленно глядя на Марианну. — Он сказал...
— Дайте мне рацию, — перебила Марианна. — Покажите мне, как ею пользоваться, и оставайтесь с детьми. — Она сунула руки в рукава куртки, висевшей у задней двери.
— Куда Вы идете? — встревоженно спросила Джилли.
— Там на улице Сторм, — ответила Марианна. — Он в лесу, на противоположной стороне поля. Джо тоже должен быть там! Разве Вы не понимаете? Сторм не вернется один, без него!
Джилли Мартин собралась было возразить ей, убедить дождаться Рика, но прежде чем заговорила, поняла: будь она на месте Марианны, то поступила бы точно так же, как, впрочем, и любая другая женщина. Она взяла небольшую рацию и протянула ее Марианне.
— Все, что Вам нужно сделать, это нажать на расположенную сбоку кнопку и говорить в микрофон. Она настроена на ту же волну, что и рация Рика. Но будьте осторожны при разговоре, — предупредила она, когда Марианна уже выходила на улицу. — У многих в городе приемники настроены на эту частоту, и каждый из них будет слушать Вас.
Марианна вышла, а Джилли закрыла дверь и обернулась к сидевшим за столом Алисон и Логану, которые встревоженно наблюдали, как их мать бежит через двор.
— Все должно быть в порядке, — заверила она детей, стараясь придать голосу большую уверенность, чем ощущала на самом деле. Она ничего не сказала им, но была почти убеждена, что если Сторм и выведет куда-то Марианну, это будет не Джо.
Как это ни прискорбно, но единственное, на что могла надеяться Марианна, это мертвое тело мальчика.
* * *
Марианна перебралась через забор, боясь даже подумать, что, пока она доберется до леса, Сторм убежит, исчезнет между деревьями и она не сможет догнать его. Представившаяся наконец возможность принять активное участие в поисках Джо сотрясала ее тело мелкой дрожью. Мощный выброс адреналина смыл страшную усталость и дал ей новую энергию, позволившую пуститься бегом. Она преодолела уже три четверти пути через поле, когда вновь заметила овчарку, едва видимую среди деревьев; собака, поглядывая на нее, беспокойно топталась на месте. Едва она догнала Сторма, как тот вновь бросился вперед, быстро двигаясь вверх по тропе, петляющей между деревьями, но останавливался каждые несколько секунд и оглядывался назад, будто желая убедиться, что Марианна все еще следует за ним.Они добежали до развилки тропы, и Сторм устремился направо. Марианна последовала за ним, уже понимая, куда ведет эта тропа.
К огромному утесу, с которого упала и разбилась насмерть Одри Уилкенсон.
Мог ли Джо пойти туда?
Мог ли он провести здесь целую ночь, тоскуя по матери, испытывая неодолимую тягу к месту ее последнего пребывания на земле? Пульс у Марианны участился от предчувствия, что она сможет сейчас найти мальчика. Она ускорила шаг, едва ощущая тяжесть подъема, хотя тропа становилась все круче.
И вот наконец она достигла вершины, ступила на широкий плоский участок скалы между кромкой леса и вертикальным обрывом, нависшим над долиной, и сердце ее бешено забилось.
Джо сидел на самом краю утеса, спиною к ней, подтянув колени к груди, обернутый в какую-то звериную шкуру.
Сторм, поскуливая, приник к мальчику, пытаясь лизнуть его в лицо, но Джо, казалось, не замечал собаку: он пристально смотрел на раскинувшуюся далеко внизу долину.
Что-то внутри Марианны предостерегло от порыва окликнуть Джо, чтобы ни в коем случае не вспугнуть его.
Она осторожно двинулась к нему и, подойдя вплотную, присела рядом. Не произнося ни слова, женщина обвила его рукой и притянула поближе к себе. В какое-то мгновение ей показалось, что он напрягся, затем обмяк и уронил голову ей на грудь.
— С тобой все в порядке? — спросила Марианна, не испытывая никакого гнева с той самой минуты, как увидела одинокую фигурку, сжавшуюся на краю обрыва.
Джо задумчиво покачал головой.
— Нет, — прошептал он, голос его был едва слышен. — Со мной как раз не все в порядке, тетя Марианна. Я напуган. Я-я хотел умереть.
Волна жалости к своему крестнику, на долю которого выпало столько испытаний, охватила Марианну, и она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она притянула его ближе.
— Я очень рада, что ты не умер, — сказала она ему. — Мы все очень волновались за тебя.
Джо долго ничего не говорил. Потом тонким прерывающимся голоском произнес:
— Могу поспорить, что Алисон не переживала. Держу пари, она ненавидит меня.
— Никто не ненавидит тебя, — заверила его Марианна. — Совсем никто.
— Но я пытался сделать ей больно, — продолжал Джо. — Со мной произошло что-то ужасное, и я... — Он на мгновение замолчал, не в состоянии закончить фразу. Затем заговорил вновь: — Тетя Марианна, я сумасшедший? Поэтому со мной творится что-то неладное? — Он разрыдался. — Я не хотел причинить Алисон боль, — плакал он. — Я, правда, не хотел! Просто не мог остановиться! А-а сейчас Билл Сайкес мертв и... и... тетя Марианна, что будет со мной?
Марианна по-прежнему держала Джо в своих объятиях, ласково поглаживая его ладонью по голове.
— Все будет в порядке, — нараспев приговаривала она, как будто баюкала младенца. — Я здесь, и ты в безопасности, и все должно быть в порядке. Ты совсем не причинил Алисон боли, и что бы там ни случилось с Биллом Сайкесом, это не может быть твоей виной.
— Но... Но я не помню! — всхлипнул Джо. — Я ничего не помню до того самого момента, как проснулся, я был сам не свой, и... — Он продолжал рассказывать, бормотал что-то почти несвязно.
И хотя она пыталась следить за его рассказом, но не могла уловить смысла. Постепенно Марианна поняла, что он не просидел здесь целую ночь, а спал где-то высоко в горах и, когда проснулся, обнаружил, что лежит в хижине на кровати, завернутый в шкуру, которая и была его единственным одеянием сейчас.
А когда пришел сюда утром, сразу после рассвета, у него было одно намерение — лишить себя жизни.
— Но ты же не сделал этого, — говорила она, помогая ему наконец подняться на ноги. — Ты ждал, пока подоспеет помощь. А это доказывает, что ты не сумасшедший.
Джо посмотрел на нее широко открытыми испуганными глазами.
— Вы собираетесь отослать меня? — спросил он. — Я должен лечь в больницу?
Марианна успокаивающе погладила его по щеке, но не смогла дать обещание, которое, вероятно, не сможет сдержать.
— Давай не будем переживать из-за этого сейчас, — произнесла она. — Давай просто пойдем домой, там твое место.
Они тронулись в путь, вниз с горы. Сторм бежал впереди, указывая дорогу, никто из них не проронил больше ни слова.
Глава XIX
Они отправились в дорогу через час после того, как Марианна привела Джо с утеса, мальчик оделся, и Рик Мартин выслушал его странный рассказ о пробуждении в хижине, высоко в горах. Джо двигался первым по тропе, по которой Рик уже шел этой долгой ночью. Когда они подошли к участку, где был убит Билл Сайкес, Джо остановился, внимательно посмотрел на место, где лежал труп, и где Тони Молено — наконец его отпустили домой поспать — стоял на посту в то время, когда Джо, едва забрезжил рассвет, пробирался мимо. Тело Билла Сайкеса уже убрали, а местность, как в лагере у Волчьего ручья несколько дней назад, прочесывали специалисты из Бойсе, этим утром удвоившие свои усилия, запечатывая все, что могли обнаружить, в пластиковые пакеты для последующих анализов. Джо не произнес ни слова, пока смотрел на все это, наконец отвернулся и продолжил свой длинный трудный путь вверх по тропе. Полчаса спустя он изменил направление: свернул в сторону и углубился в лес, то пробираясь по узким тропкам, протоптанным оленями, то петляя между деревьями.
Сейчас они были высоко в горах, около верхней границы леса, прокладывая путь через скопления обломков горных пород, образованные сходом ледников. Рик вздрогнул, пытаясь представить себе, что кто-то может провести здесь зиму, когда толщина снежного покрова достигает десятти футов, а с гор дуют ледяны завывающие ветры. Он взглянул на Джо, и мальчик, казалось, прочитал охватившие его сомнения.
— Мы почти пришли, — произнес Джо. — Чуть дальше будет тропа.
Ярдов через пятьдесят, после того как они протиснулись сквозь узкое отверстие между двумя громадными валунами, появилась тропа, и спустя несколько минут они вышли на небольшой очищенный от деревьев участок леса. В дальнему углу, прилепившись к скалистому горному склону, стояла хижина.
Два ее пустых окна, казалось, смотрели на них зловеще, а открытая дверь напоминала широко разинутый рот. Из ржавой металлической трубы, торчавшей на ветхой крыше хибары, поднималась тоненькая струйка дыма. «Жилище горного человека», — подумал Рик Мартин, хотя за десять лет, что он провел в Сугарлоафе, ни разу не встретил ни одного. До вчерашнего разговора с Марианной Карпентер до него доходили лишь неопределенные слухи, что кто-то из странных отшельников все еще наверняка живет высоко в горах, окружавших долину. И сейчас перед ним была хижина, где мог обитать один из них.
— Видите? — спросил Джо. — Я же говорил Вам, это произошло здесь!
Вынув из кобуры пистолет и приказав Джо оставаться на месте, Рик двинулся к покосившейся двери.
— Э-ге-гей? — крикнул он. — Есть тут кто-нибудь?
Из домика не доносилось ни звука, и сам он, несмотря на предательский дымок, вьющийся из трубы, производил впечатление необитаемого.
Внутри хижины все было таким же ветхим, как и снаружи, но, несмотря на жуткое состояние лачуги, здесь действительно кто-то жил.
— Никого нет, — крикнул Рик мальчику. — Я осмотрю ее.
Джо стоял у самой кромки леса и смотрел, как исчез в лачуге помощник шерифа, затем и сам двинулся через поляну. Если он покажет Рику Мартину, где провел ночь, тот должен будет поверить ему!
Внезапно он остановился, волосы на голове поднялись дыбом, тело покрылось гусиной кожей.
Он осмотрелся вокруг, уверенный, что увидит кого-то — или что-то — позади себя.
Никого и ничего.
Он стоял абсолютно неподвижно, прислушиваясь к любому звуку, который мог бы выдать чьи-то невидимое присутствие, но тишина утра нарушалась лишь шепотом ветра в ветвях деревьев.
Он принюхался, как принюхивается зверь.
Ничего.
И все же Джо ощущал чье-то присутствие совсем близко — так близко, что, казалось, мог дотянуться до него рукой.
Так же, как и это «что-то», хотя и невидимое, казалось, могло коснуться его.
Какое-то мгновение колебался, потом повернулся, бросился назад, к началу тропы и спрятался среди деревьев, укрытый со стороны хижины густым подлеском, разросшимся под сенью высоких сосен.
Присутствие ощущалось все явственнее.
Он быстро двинулся сквозь заросли, руководимый лишь внутренним чутьем, направлявшим его движение. И, пройдя не более пятидесяти ярдов, заметил стоявшего за деревьями человека, наблюдающего за ним.
Джо остановился, не сводя глаз с мужчины. Тот был одет в поношенную одежду, давно потерявшую цвет. Длинные волосы, грубые черты небритого лица.
Джо тут же узнал его. Это был тот самый мужчина, который, скрываясь среди деревьев во время похорон его родителей, наблюдал за ним.
Мужчина, который, он знал это, живет в хижине.
Если не считать мимолетного взгляда, брошенного на него на кладбище, Джо не мог вспомнить, чтобы видел его когда-либо раньше: воспоминания двухдневной давности полностью стерлись из его памяти, так же как и события прошлой ночи. И все же, столкнувшись с ним сейчас один на один в лесу, Джо испытывал странное спокойствие. Не задумываясь, он двинулся навстречу мужчине и остановился, лишь когда между ними оставалось несколько футов.
Мужчина протянул ему руку.
— Все в порядке, Джо, — прошептал он грубым голосом. — Ты знаешь меня, ведь правда?
Джо заколебался, потом медленно кивнул, чувствуя где-то глубоко внутри уверенность, что он действительно знает этого мужчину и каким-то образом связан с ним. Мальчик ощущал, будто некая непреодолимая сила влечет его к незнакомцу.
— Мы похожи с тобой, Джо, — прошептал мужчина низким голосом. — Ты и я во многом похожи. В нас течет одна кровь, мальчик. — Он не сводил глаз с лица Джо. — Все правильно, — вновь зашептал он. — Мы не походим на других, Джо. Не походим ни на кого. Ты понимаешь меня, Джо?
Джо нахмурился, между бровей залегла глубокая морщинка. Слова не имели для него никакого смысла, но что-то в них задело чувствительную струну глубоко внутри. И, не отдавая себе в этом отчета, Джо вдруг понял, что молча кивает головой, и все его естество тянется к этому чужому человеку, который кажется таким знакомым.
Сейчас они были высоко в горах, около верхней границы леса, прокладывая путь через скопления обломков горных пород, образованные сходом ледников. Рик вздрогнул, пытаясь представить себе, что кто-то может провести здесь зиму, когда толщина снежного покрова достигает десятти футов, а с гор дуют ледяны завывающие ветры. Он взглянул на Джо, и мальчик, казалось, прочитал охватившие его сомнения.
— Мы почти пришли, — произнес Джо. — Чуть дальше будет тропа.
Ярдов через пятьдесят, после того как они протиснулись сквозь узкое отверстие между двумя громадными валунами, появилась тропа, и спустя несколько минут они вышли на небольшой очищенный от деревьев участок леса. В дальнему углу, прилепившись к скалистому горному склону, стояла хижина.
Два ее пустых окна, казалось, смотрели на них зловеще, а открытая дверь напоминала широко разинутый рот. Из ржавой металлической трубы, торчавшей на ветхой крыше хибары, поднималась тоненькая струйка дыма. «Жилище горного человека», — подумал Рик Мартин, хотя за десять лет, что он провел в Сугарлоафе, ни разу не встретил ни одного. До вчерашнего разговора с Марианной Карпентер до него доходили лишь неопределенные слухи, что кто-то из странных отшельников все еще наверняка живет высоко в горах, окружавших долину. И сейчас перед ним была хижина, где мог обитать один из них.
— Видите? — спросил Джо. — Я же говорил Вам, это произошло здесь!
Вынув из кобуры пистолет и приказав Джо оставаться на месте, Рик двинулся к покосившейся двери.
— Э-ге-гей? — крикнул он. — Есть тут кто-нибудь?
Из домика не доносилось ни звука, и сам он, несмотря на предательский дымок, вьющийся из трубы, производил впечатление необитаемого.
Внутри хижины все было таким же ветхим, как и снаружи, но, несмотря на жуткое состояние лачуги, здесь действительно кто-то жил.
— Никого нет, — крикнул Рик мальчику. — Я осмотрю ее.
Джо стоял у самой кромки леса и смотрел, как исчез в лачуге помощник шерифа, затем и сам двинулся через поляну. Если он покажет Рику Мартину, где провел ночь, тот должен будет поверить ему!
Внезапно он остановился, волосы на голове поднялись дыбом, тело покрылось гусиной кожей.
Он осмотрелся вокруг, уверенный, что увидит кого-то — или что-то — позади себя.
Никого и ничего.
Он стоял абсолютно неподвижно, прислушиваясь к любому звуку, который мог бы выдать чьи-то невидимое присутствие, но тишина утра нарушалась лишь шепотом ветра в ветвях деревьев.
Он принюхался, как принюхивается зверь.
Ничего.
И все же Джо ощущал чье-то присутствие совсем близко — так близко, что, казалось, мог дотянуться до него рукой.
Так же, как и это «что-то», хотя и невидимое, казалось, могло коснуться его.
Какое-то мгновение колебался, потом повернулся, бросился назад, к началу тропы и спрятался среди деревьев, укрытый со стороны хижины густым подлеском, разросшимся под сенью высоких сосен.
Присутствие ощущалось все явственнее.
Он быстро двинулся сквозь заросли, руководимый лишь внутренним чутьем, направлявшим его движение. И, пройдя не более пятидесяти ярдов, заметил стоявшего за деревьями человека, наблюдающего за ним.
Джо остановился, не сводя глаз с мужчины. Тот был одет в поношенную одежду, давно потерявшую цвет. Длинные волосы, грубые черты небритого лица.
Джо тут же узнал его. Это был тот самый мужчина, который, скрываясь среди деревьев во время похорон его родителей, наблюдал за ним.
Мужчина, который, он знал это, живет в хижине.
Если не считать мимолетного взгляда, брошенного на него на кладбище, Джо не мог вспомнить, чтобы видел его когда-либо раньше: воспоминания двухдневной давности полностью стерлись из его памяти, так же как и события прошлой ночи. И все же, столкнувшись с ним сейчас один на один в лесу, Джо испытывал странное спокойствие. Не задумываясь, он двинулся навстречу мужчине и остановился, лишь когда между ними оставалось несколько футов.
Мужчина протянул ему руку.
— Все в порядке, Джо, — прошептал он грубым голосом. — Ты знаешь меня, ведь правда?
Джо заколебался, потом медленно кивнул, чувствуя где-то глубоко внутри уверенность, что он действительно знает этого мужчину и каким-то образом связан с ним. Мальчик ощущал, будто некая непреодолимая сила влечет его к незнакомцу.
— Мы похожи с тобой, Джо, — прошептал мужчина низким голосом. — Ты и я во многом похожи. В нас течет одна кровь, мальчик. — Он не сводил глаз с лица Джо. — Все правильно, — вновь зашептал он. — Мы не походим на других, Джо. Не походим ни на кого. Ты понимаешь меня, Джо?
Джо нахмурился, между бровей залегла глубокая морщинка. Слова не имели для него никакого смысла, но что-то в них задело чувствительную струну глубоко внутри. И, не отдавая себе в этом отчета, Джо вдруг понял, что молча кивает головой, и все его естество тянется к этому чужому человеку, который кажется таким знакомым.