Через мгновение она уже была на свободе и во весь опор неслась через поле к расположенному в отдалении лесу.
   А в сарае, почуяв внезапную опасность, испуганно забились две оставшиеся лошади: они громко ржали, вставали на дыбы, сотрясали боковые перегородки мощными ударами копыт. Но ощущение опасности исчезло так же быстро, как и появилось, и лошади успокоились, только нервно перебирали копытами, чувствуя в воздухе незнакомый запах меди.
   А Тед Уилкенсон лежал мертвый на полу, и голова его покоилась в луже собственной крови.
* * *
   Марианна Карпентер пристально смотрела в кухонное окно, рука ее застыла в наполненной мыльной водой раковине. Зрелище во дворе выглядело так, что любой мог подумать, будто обычная американская семья наслаждается вечерними часами одного из последних летних дней. Алисон убирала со стола оставшуюся после ужина посуду, в жаровне догорали красные угольки, и лишь робкая струйка дыма выдавала, что внизу под грилем оставался не только пепел.
   Логан и Алан стояли по обе стороны небольшого газона и с силой бросали друг другу мягкий мячик, как будто они занимались этим каждый день на протяжении всего лета. И, наверное, именно для детей все выглядело так, будто их отец никогда не уходил. Они вернулись к своим старым привычкам и соперничали друг с другом, стараясь привлечь его внимание. Спустя некоторое время и сама Марианна расслабилась, задумавшись, уж не изменился ли в самом деле после всего происшедшего Алан.
   Впрочем, от возникшего однажды подозрения избавиться достаточно трудно. Несмотря на постоянные уверения Алана, что он действительно хочет вернуться в семью, разве может она быть уверена в том, что, помани его Эйлин Чандлер пальцем, Алан не бросится с радостью в ее дом с хорошо оборудованным гимнастическим залом, которым, судя по его подтянутой фигуре, он наверняка пользовался, и бассейном, поплавать в котором она категорически не разрешила Алисон и Логану?
   И все же, несмотря на свои опасения, Марианна должна была признаться: день ей понравился, и она испытала приятное чувство успокоенности, оттого что Алан вернулся, присмотрел за жаровней и приготовил прекрасные отбивные, которые ей никогда не удавались, хотя она тщательно соблюдала все рекомендации. Она даже заметила, что увлеклась обсуждением всевозможных усовершенствований, которые они проведут в доме, как только Алан вновь переедет к ним.
   — И ты получишь повышение, чтобы мы смогли оплатить все эти расходы? — не удержалась она от вопроса.
   Но он не клюнул на наживку, а, выслушав ее вопрос, тактично покраснел от смущения и согласился, что вполне заслуживает упрека.
   Сейчас же он играл с Логаном в садочки, как будто ничего не произошло и их совместная жизнь не дала трещину. Но счастливое выражение лица ее сына болью отзывалось в сердце Марианны.
   — Мамочка? — с тревогой обратилась к ней Алисон, едва удерживая одной рукой стопку тарелок и сжимая четыре стакана пальцами другой. — А сейчас ты не разрешишь папе вернуться домой?
   Вопрос вывел Марианну из задумчивости. Она запустила руку в подернутую жирной пленкой воду и выловила оттуда сковородку, в которой жарился картофель, поданный на гарнир к отбивным Алана.
   — Я... я не уверена, — замялась она, не желая разрушать надежды дочери. — Многое нужно обсудить, прежде чем это может произойти.
   Алисон осторожно поставила стаканы на столик.
   — А не проще было бы обговорить все проблемы, если бы он был здесь? — спросила она, вновь, как и несколько часов назад, когда заговорила об этом, избегая смотреть матери в глаза. — Я имею в виду, мы с Логаном действительно по нему скучаем и...
   — А я действительно не хочу обсуждать этот вопрос сейчас, договорились? — перебила ее Марианна гораздо более резко, чем намеревалась. — То, что происходит между твоим отцом и мной, очень сложно. Я... я просто не могу обсуждать это с тобой сию минуту.
   — А с кем тогда ты будешь обсуждать этот вопрос? — потребовала ответа Алисон, и в голосе ее послышалось раздражение. — Если ты не способна говорить на эту тему со мной, с кем тогда можешь?
   «С Одри, — подумала Марианна. — Я могла бы обсудить все с Одри... Впрочем, она в тысячах миль отсюда и вряд ли поймет меня! Я вышла замуж за человека, с которым была знакома целых два года, но все закончилось тем, что он обманул меня, она же выходит за мужчину, которого знает меньше месяца, и все оборачивается как нельзя лучше. Какая несправедливость!» Она оборвала себя, понимая, что и сама несправедлива. Если кто и поймет, какие испытания выпали на ее долю, то только Одри, лучшая подруга детства, которое обе они провели здесь, в Канаане.
   — С тетей Одри, — произнесла Марианна вслух, улыбнувшись дочери. — На самом деле, думаю, я позвоню ей завтра, и посмотрим, что скажет она.
   Глаза Алисон загорелись.
   — Правда? Ты обещаешь?
   Марианна подняла голову и взглянула на дочь.
   — А почему ты так радуешься, милая девочка?
   — Потому что тете Одри очень нравится папа, и она будет на нашей стороне.
   — Стороне? — повторила Марианна, изумленно приподняв брови. — С каких это пор вы с Логаном становитесь на чью-либо сторону?
   — Я не имела в виду ничего плохого, — быстро ретировалась Алисон. — Я просто хотела сказать, что нам с Логаном очень хочется, чтобы вы с папой были вместе, вот и все.
   Они не успели продолжить дискуссию, потому что Алан широкими шагами вошел в дом со стороны заднего хода, за ним по пятам следовал сын, умоляя поиграть в салочки еще хотя бы пять минут.
   — А тебе не кажется, что будет лучше, если я помогу маме с посудой? — спросил Алан, подхватывая полотенце и начиная вытирать вымытые тарелки.
   — Но... — начал было Логан.
   — Никаких «но», — отрезал Алан, слегка шлепнув полотенцем мальчика, который тут же отскочил на безопасное расстояние. — А теперь беги отсюда и дай нам с мамой возможность побыть немного наедине, хорошо?
   Логан открыл было рот, чтобы возразить, как старшая сестра сгребла его в охапку и буквально потащила в гостиную.
   — Замолчи, Логан, — приказала она. — Хоть раз в своей бестолковой жизни постарайся не ляпнуть какой-нибудь глупости!
   — Алисон, не смей так разговаривать с братом, — Марианна машинально сделала замечание дочери, но дверь кухни уже захлопнулась за детьми. И тут, прежде чем она до конца осознала происходящее, Алан обхватил ее руками и уткнулся лицом ей в шею. Слова протеста уже готовы были сорваться с ее уст, но Марианна вдруг почувствовала, как от его прикосновений по телу начало разливаться знакомое тепло.
   — Разве сегодня было плохо? — прошептал Алан ей в ухо. — Сознайся, милая, тебе понравилось, что я здесь, и я тоже рад был прийти сюда. А то, что произошло между мною и Эйлин, уже кончено. Кончено и забыто. Для меня не существует никого, кроме тебя, и никогда никого больше не будет. Единственное, что мне осталось сделать, это собрать свои вещи, и мы опять сможем быть вместе.
   Марианна хотела было сказать ему, чтобы он не торопил события, оставил ее одну и дал возможность спокойно все обдумать. Но слова мужа проникали в сознание, его руки крепко держали ее, и она подумала, что если постарается забыть события последнего года, просто выбросить их из памяти, отношения смогут наладиться и стать такими же, как и прежде.
   Он повернул ее к себе, прижался губами к ее губам, и по мере того как поцелуй становился все более и более страстным, она понимала, как же сильно ей его не хватало.
   — Разреши мне остаться, — прошептал Алан. — По крайней мере, разреши мне остаться хотя бы на сегодняшнюю ночь.
   Марианна чувствовала, как рушится возведенная ею крепость, но прежде чем сдаться окончательно, она решила, что утро вечера мудренее и завтра она обязательно выполнит данное Алисон обещание.
   Она позвонит Одри Уилкенсон.
   Одри поможет ей понять, как быть дальше.

Глава II

   Тени, отбрасываемые Сотуфскими горами, уже расползались по долине, когда Одри Уилкенсон подъехала к воротам, ведущим в Эль-Монте. Хотя прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как она впервые увидела этот уголок, до сих пор настолько отчетливо помнила все подробности, будто все произошло только вчера. Нельзя сказать, чтобы вход на территорию их земельного владения выглядел так же, как и в те времена, когда они с Тедом случайно наткнулись на него. Там, где раньше болтались лишь три провисших куска колючей проволоки, прикрепленных к полуобвалившимся столбам, а вход для скота представлял собой проем, перегороженный трухлявой деревянной балкой, теперь стоял сборный металлический забор высотою в четыре фута и простирающийся в обоих направлениях, насколько можно было видеть с дороги, до самого леса. Перегородка для скота была заменена двустворчатыми воротами, укрепленными на двух колоннах, изготовленных из местного камня, ворота венчала деревянная арка с вырезанным на ней названием ранчо.
   Даже лес, растущий по обеим сторонам дороги, изменился: в течение первых двух лет своего пребывания здесь они с Тедом очистили его от бурелома и проредили деревья, так что самые величественные из них широко раскинули свои ветви, освобожденные от беспорядочно растущего молодняка, заполонившего всю территорию.
   Ворота всегда были открыты, поскольку первое, что сделали Уилкенсоны, — распродали скот. Они решили вернуть этой земле первоначальный вид естественных лугов и лесов. Медленно, почти незаметно, год от года земля оправлялась от следов былых сельскохозяйственных работ. И сейчас возделанными оставались лишь два небольших поля, где выращивался корм для лошадей. Эль-Монте стало частным заповедником, тихим убежищем не только для Уилкенсонов, но и для обитающих там диких животных. Часть сохранившихся заборов предназначалась не для того, чтобы держать кого-либо взаперти, а чтобы путники знали, где начинается и где заканчивается частное владение.
   Выехав на извилистую дорогу, ведущую к дому, и сбросив скорость своего «рейндж-ровера», Одри предвкушала знакомое чувство полного благополучия, которое всегда появлялось при возвращении на ранчо независимо от того, сколь долго она отсутствовала. Но когда Одри миновала последний поворот и перед ней возникла спокойная громада беспорядочно выстроенного бревенчатого дома, привычное чувство уверенности в счастливом возвращении домой на сей раз не охватило ее.
   Вместо него возникло смутное ощущение тревоги, нависшего несчастья.
   Остановив машину перед широким крыльцом парадного входа, Одри открыла дверцу, спрыгнула на посыпанную гравием площадку и с шумом захлопнула дверцу машины, оставив ключ в замке зажигания, как делал почти каждый в Сугарлоафе. Не давая себе в этом отчета, она остановилась, внимательно разглядывая дом, и, нахмурившись, пыталась определить точно, что же ее беспокоит. Просто предчувствие. Ничего подозрительного вокруг.
   Дом ничем не отличался от того, каким он выглядел обычно, оба его приземистых крыла вытянулись в стороны от двухэтажного центра, построенного в виде буквы "V". Она потрясла головой, чтобы прогнать прочь тревожное чувство, взбежала по трем ступенькам на веранду, пронеслась по ней и резко распахнула входную дверь.
   — Тед? Джо? — позвала она. — Есть кто-нибудь дома?
   Тишина.
   «Ничего странного, — решила она, бросив свою сумку на старый деревянный стул, стоявший сразу за входной дверью. — Джо, вероятно, еще на рыбалке, а Тед, несомненно, в сарае, занимается лошадьми».
   Тем не менее ощущение несчастья не покидало ее, пока она, нахмурившись, обходила комнаты первого этажа в каждом крыле дома, а затем поднялась по лестнице на второй этаж.
   Одри на мгновение остановилась на ступеньке, интуиция подсказывала ей, что на втором этаже, так же как и на первом, никого нет.
   С растущим ужасным предчувствием Одри покинула дом и направилась через двор к сараю, внимательно вглядываясь в поле и лес за ним.
   На поле было пусто.
   Ни малейшего признака ни Теда, ни Джо или хотя бы Билла Сайкеса.
   Она замерла на несколько мгновений перед открытой дверью сарая, прислушиваясь к беспокойным движениям лошадей в стойлах.
   Если Теда, или хотя бы Джо или Сайкеса, не было внутри, почему тогда открыты двери?
   А если Тед был в сарае, почему он не разговаривал с лошадьми, не успокаивал их, как делал это всегда, когда их что-то беспокоило?
   Ее мрачное предчувствие сменилось страхом, интуиция пронзительно кричала, что если и случилось нечто нехорошее, то это произошло внутри сарая. Одри старалась успокоить напряженные до предела нервы, затем шагнула в открытые двери.
   Она увидела его лежащим на спине в неудобной позе, голова неестественно повернута вправо, волосы спутаны, залиты темной липкой запекшейся кровью.
   — Тед? — Единственное слово робко слетело с губ, разум не хотел принимать увиденное. В оцепенении она шагнула вперед. — Тед! — Одри стремительно бросилась к нему, на ходу выкрикивая его имя, и упала на пол вычищенного стойла. — Тед! Тед, скажи что-нибудь! — Одри схватила мужа за плечи, голова его повернулась на бок, взгляд остановился на ней. На мгновение, лишь на крохотное мгновение в ней шевельнулась надежда.
   С ним все в порядке!
   Он просто упал и ударился головой, но с ним все в порядке!
   В ней еще теплилась надежда, она ухватилась за нее, как утопающий хватается за соломинку, но стоило ей внимательно посмотреть Теду в глаза, как надежда исчезла так же быстро, как и появилась.
   Его глаза, ясные, темно-синие, были безжизненны.
   Все, что Одри смогла в них увидеть, был немигающий, застывший взгляд смерти.
   Она не могла сдвинуться с места, взгляд ее был прикован к мужу, она пыталась понять, что произошло.
   Затем подняла глаза, затуманенные слезами, и увидела оборванные кожаные ремни, свисающие с угловых столбов стойла.
   — Нет... — вырвалось почти беззвучно из сдавленного спазмами горла. — Это не могло произойти.
   Не с Тедом.
   Невозможно, чтобы с Тедом.
   Он умел обращаться с животными, у него был особый, внушающий доверие, подход к любому живому существу, она сама почувствовала эту его удивительную способность в первые мгновения их встречи.
   Все, что ему надо было сделать, это поговорить с животным или положить на него свою добрую руку, и...
   Чувствуя, как судорожные рыдания сжимают грудь, Одри Уилкенсон с трудом встала на ноги и, шатаясь, пошла к двери. Казалось, это займет вечность, с каждым шагом ее боль усиливалась. Затем она выбралась из сарая, и горе, клокотавшее внутри и требовавшее выхода, исторгло из ее горла вой, разорвавший тишину надвигающегося вечера.
   На той стороне поля показался Джо Уилкенсон, вышедший с рыболовными снастями, перекинутыми через правое плечо, и ящиком для рыбацкого снаряжения в левой руке, и остановился как вкопанный, едва до него донесся преисполненный мучительной боли крик матери. Немецкая овчарка, его постоянный спутник, навострила уши и прижалась всем телом к ногам Джо, будто защищая своего хозяина от неведомого существа, издающего этот чудовищный звук. Секунду спустя Одри закричала вновь, на этот раз она звала на помощь. Наконец Джо пришел в себя.
   — Вперед, Сторм, — скомандовал он собаке. — Вперед, к ней!
   Повинуясь приказу хозяина, огромный пес устремился вперед, оставив Джо на месте, и помчался через поле к Одри, которая опустилась на колени и закрыла лицо руками, подавленная охватившим ее горем.
   И когда огромный пес бросился к его матери и начал жадно лизать ее лицо, пытаясь успокоить, только тогда Джо устремился вперед, с грациозностью дикого животного пересекая поле огромными прыжками. И подобно животному он вдруг остановился в нескольких ярдах от нее — внезапная осторожность поколебала его решимость.
   Джо не проронил ни слова, пока Одри сбивчиво рассказывала ему, что произошло. Он слушал в полном молчании, впитывая ее слова, и понял лишь одну вещь.
   Отец никогда больше не будет бить его.
* * *
   Казалось, что прошла вечность, а минуло лишь полтора часа с тех пор, как Одри Уилкенсон обнаружила тело мужа. Сейчас она сидела в мастерской, устремив взгляд в одну точку, слова собравшихся вокруг людей обрывочными фразами доходили до ее сознания.
   — Что-то, должно быть, напугало ее...
   — Не говори ерунды...
   — Шейка — не та лошадь, чтобы...
   — Не могу в это поверить — только не Тед.
   Но это был Тед.
   Ей ни за что не забыть смертельной бледности на лице Джо, когда она рассказывала ему о случившемся, не забыть, каким непроницаемым стало это лицо, когда он, не давая выхода своим чувствам, слушал, что произошло с его отцом. А затем повернулся и пошел к сараю, будто не хотел смириться с правдой, пока не убедится в ней собственными глазами.
   — Н-не смей, — прошептала Одри хриплым голосом. — Не входи, Джо. Разыщи Билла Сайкеса.
   Джо остановился в нерешительности, и Одри заговорила вновь:
   — Иди и разыщи Сайкеса, Джо. Там, внутри, ты ничем уже не поможешь.
   Глаза сына несколько мгновений, не мигая, смотрели на нее, затем он отвернулся и продолжил путь к сараю. Лишь когда он добрался до полуоткрытых дверей, Одри наконец собралась с силами, поднялась на ноги и побрела к сараю, чтобы оттащить оттуда сына, за все время не проронившего ни слова.
   — Живей, — шептала она ему, отворачивая его лицо от неподвижного тела отца. — Нам нужна помощь, Джо. Мы не можем просто оставаться здесь.
   В состоянии крайне нервного возбуждения отвела она Джо назад в дом и позвонила Биллу Сайкесу, который жил в своей сторожке в четверти мили от них. Контора шерифа округа Кастлер располагалась в Чаллисе, на расстоянии более семидесяти миль, но кабинет помощника шерифа был ближе, в Сугарлоафе, а сам помощник, Рик Мартин, как и любой в городе, являлся их другом. Рик должен знать, что делать.
   — Произошел несчастный случай, — сказала Одри, когда услышала по телефону голос Мартина. — С Тедом.
   Многое из того, что было потом, она не могла вспомнить. Помнила лишь, как через несколько минут подъехала полицейская машина, за ней машина скорой помощи, как начал заполняться людьми их двор: весть о случившемся быстро разнеслась по долине.
   Именно Рик Мартин отвел их с Джо в мастерскую и велел оставаться там.
   — В доме я не смогу оградить тебя от присутствия людей, Одри, — тихо пояснил он. — Лучше, если ты будешь здесь, внизу. Никто не зайдет сюда без твоего согласия.
   Одри молча кивнула, села на продавленный кожаный диван, единственный предмет мебели в помещении, и застыла в ожидании; рядом с ней молчаливо сидел Джо.
   Она старательно отвечала на вопросы, но не смогла сообщить Рику Мартину большего, чем он сам увидел.
   Полчаса назад, после того как тело Теда было сфотографировано в различных ракурсах, его поместили в машину скорой помощи и увезли.
   И вот наконец Рик Мартин сидел перед ней на полу, согнув ноги в коленях.
   — Одри? — Его голос едва доходил до ее помутненного сознания. — Могу я поговорить с тобой, Од?
   «Поговорить со мной? А что он может сказать? Тед мертв. Он мертв, и ничто не может вернуть его к жизни».
   Она почувствовала, как на нее накатывается волна отчаяния.
   «Что я буду делать? Что я буду делать без него?»
   Ей хотелось припасть к чьей-нибудь груди, хотелось громко кричать, чтобы избавиться от выпавших на ее долю страданий, хотелось умереть самой, отдать свою жизнь державшему в железных тисках, душившему ее горю.
   «Помоги мне, Тед! Пожалуйста, помоги мне!»
   Хотя Одри не проронила ни звука, молчаливая мольба эхом отозвалась в ее сознании.
   Но одно слово всплыло из пучины нахлынувшего на нее смятения.
   «Джо».
   Образ сына возник в помутненном сознании Одри Уилкенсон, и мысли ее внезапно прояснились.
   Она глубоко вздохнула, выпрямилась и сосредоточила внимание на озабоченном лице помощника шерифа.
   — Как это произошло, Рик? — спросила она, голос был спокойный и ясный. — Какие у тебя соображения?
   Мартин покачал головой.
   — Пока никаких, — откликнулся он. — Из всего увиденного можно сделать вывод, что он чистил стойло Шейки и, скорее всего, перевел лошадь на вычищенное место. Что-то, наверное, напугало лошадь, а когда Тед попытался успокоить ее, она, должно быть, встала на дыбы, сбила его с ног, затем обрушилась всей массой ему на голову. Несчастный случай, ясный и простой.
   Одри почувствовала, как новая волна душевного смятения зарождается где-то глубоко внутри, но она решительно подавила готовые вырваться наружу эмоции.
   — А что могло напугать Шейку? — задумчиво спросила она.
   Рик Мартин пожал плечами.
   — Не знаю. Насколько я понимаю, и крыса могла пробежать мимо, сова слететь со стропил. Ты же знаешь лошадей. Напугать их, особенно если застать врасплох, может, практически, что угодно.
   Одри кивнула головой, молчаливо соглашаясь со словами помощника шерифа, затем произнесла:
   — А что с Шейкой? Ее нашли?
   — Еще нет. Двое моих парней ищут ее, но ведь она может быть где угодно. Когда мы ее найдем... — Он внезапно запнулся, тут же перевел взгляд на Джо, который так и сидел, тесно прижавшись к матери.
   — Вы пристрелите ее, да? — откликнулся Джо.
   Рик Мартин нервно провел языком по нижней губе.
   — Боюсь, у нас не будет другого выхода, Джо, — произнес он. — Она...
   — Она сделала это не нарочно! — вспыхнул Джо. Он вскочил на ноги, темные глаза пристально смотрели на помощника шерифа, темные волосы свисали на лоб, отчего он выглядел гораздо моложе своих тринадцати лет. — Может быть, она не виновата! Может быть, кто-то вошел в сарай и нарочно испугал ее! Вы не можете убить ее! Не можете! — Он повернулся и выскочил из мастерской, мать и помощник шерифа беспомощно смотрели ему вслед.
   — Мне очень жаль, Одри, — раздался в повисшей после стремительного исчезновения Джо тишине голос Рика Мартина. — Неудачно у меня получилось.
   Вздохнув, Одри с трудом поднялась на ноги.
   — Все в порядке, Рик. Ты же знаешь Джо. Он всегда такой, если дело касается животных. Как бы плохо ему ни было, с животными он ладил.
   — Как и Тед, — заметил Рик и тут же пожалел о своих словах, увидев, как исказилось от боли лицо Одри. — Мне... мне очень жаль, это было...
   Но Одри покачала головой.
   — Все нормально. Но это совсем не похоже на Теда. Здесь что-то другое. Тед всегда мог успокоить лошадей, а с Джо все иначе. Не всегда создается впечатление, что он может с ними общаться.
   Рик Мартин неуклюже поднялся и стоял, переминаясь с ноги на ногу, понимая, что сейчас ему больше нечего делать на ранчо, однако не был уверен, что может оставить Одри одну.
   — Я попросил уйти всех, кроме Билла Сайкеса. Посчитал, что ты можешь позвонить кому захочешь, но сейчас тебе абсолютно не нужно, чтобы здесь толпились все жители города.
   Одри не отвечала, и он продолжал:
   — Или же могу позвонить Джилли, если хочешь. Я имею в виду, что сегодня дежурю, и она смогла бы приехать сюда, чтобы ты не оставалась в одиночестве.
   — Очень мило с твоей стороны, Рик, — откликнулась Одри. — Но думаю, сегодня вечером нам лучше остаться с Джо одним.
   Взяв ее под руку, Рик вывел Одри из мастерской и провел через сарай, и она старательно отворачивалась от того места, где менее двух часов назад обнаружила тело своего мужа. Билл Сайкес был все еще там, заботливо приводил в порядок двух оставшихся в стойлах лошадей.
   — Я обо всем позабочусь, миссис Уилкенсон, — заверил Билл Сайкесс, когда она проходила мимо. А Вы попытайтесь хоть немного отдохнуть, хорошо? Это было самым трудным делом после смерти Минни — пытаться заснуть.
   Одри остановилась и улыбнулась сторожу. Из-за обветренного лица он выглядел старше своих шестидесяти лет, но худощавое тело все еще сохраняло силу сорокалетнего мужчины.
   — Спасибо, Билл. Все будет в порядке. Как-нибудь мы все это переживем.
   — Безусловно переживем, — заверил ее Сайкес. — Если Вам что-нибудь понадобится вечером или ночью, позвоните мне. Никогда не знаешь, кому придет в голову бродить здесь по ночам. А в последнее время у меня неприятное ощущение, как будто в горах кто-то наблюдает за нами.
   Одри вздрогнула, хотя и попыталась отвергнуть сказанное Сайкесом.
   — Со мной все будет хорошо, — произнесла она, придавая своим словам большую уверенность, чем чувствовала на самом деле.
   — Хорошо, — вздохнул Сайкес, зная, что спорить с ней бесполезно. — Но Вы позвоните мне, если у Вас будет желание. В любое время, пожалуйста.
   — Обещаю, — сказала Одри, хотя знала, что не станет звонить ему.
   Сегодня, после того как Джо ляжет спать, она будет сидеть одна в небольшом рабочем кабинете, который был самой любимой комнатой Теда, пытаясь осмыслить все, что произошло, и обдумать, как она собирается прожить оставшуюся жизнь без него.
   Жизнь без него.
   Это была мысль, которая никогда не приходила ей в голову с тех пор, как она повстречала Теда. Даже когда... возникали некоторые проблемы.
   И сейчас, первый раз в своей жизни, Одри собиралась подумать об этом.
   Выбора у нее не было.
* * *
   Закончился выпуск новостей, который выходил в эфир в десять часов. Выключив в кабинете телевизор, Одри поняла, что не слышала ни единого слова. В течение получаса просидела она в оцепенении, безучастно глядя на экран, смутно воспринимая облик симпатичной светловолосой женщины и ухоженного мужчины, которые читали последние новости, но из всего сказанного в сознании откладывались лишь отдельные слова.