– Я не Алекс, – прошептал он. – Я... я другой.
   Подняв ружье, он медленно пошел через гостиную. Туда, где на диване неподвижно сидела она – последняя из четырех, мать Алекса – и глазами, расширившимися от ужаса, смотрела на сына.
* * *
   Потянувшись, сержант Финнерти открыл глаза. Секунду он не мог понять, где находится, затем пришел наконец в себя и повернулся к напарнику.
   – Ну, что слышно?
   – Да ничего, – ответил Джексон, позевывая. – Кокрэн уехал несколько минут назад. А так все тихо.
   – Угу, – промычал Финнерти. – Отчего же, интересно, я вдруг проснулся...
   Пожав плечами, Джексон устроился поудобнее на сиденье и закурил. Обвел взглядом пустынную Гасиенда-драйв. Никаких изменений.
   А Финнерти вот проснулся. Не дай Бог – неспроста. У него на происшествия какое-то шестое чувство...
   И тут вспомнил.
   Несколько минут назад где-то за домом вспыхнул и погас дальний свет – словно на холм въехала машина, но остановилась, не сделав последний поворот.
   Он еще подумал – кто-то из соседей вернулся...
   – Ч-черт! – повернувшись к Финнерти, он выложил ему все в двух словах. Выругался Финнерти, против обыкновения, кратко.
   – Пошли, надо глянуть, что там.
   Через секунду оба бежали к дому.
* * *
   Не спуская глаз с Алекса, Эллен отказывалась поверить тому, что видит. Это сон. Зрение не повиновалось ей, выхватывая лишь отдельные, незначащие детали.
   Кровь на лбу, засохшая в длинном порезе над левой бровью.
   Глаза, смотрящие словно сквозь нее, полностью лишенные всякого выражения.
   Нет, не лишенные. Где-то в самой глубине их горит крохотная искорка злобы.
   Злобы – или давней ненависти.
   Ружье. Черная дыра дула, такая же пустая, как глаза Алекса. Нет, тоже не пустая – оно уставилось на нее с той же древней злобой. Или ненавистью?
   Но ведь это не ее сын. Господи, как она могла ошибиться?
   Это кто-то другой. И он пришел, чтобы убить ее. Но что она ему сделала?
   – За что? – наконец смогла прошептать она. – Кто ты?
   Чувства понемногу возвращались к ней, она услышала голос мужа.
   – Алекс, что произошло? Что с тобой?
   – Venganza... venganza...
   – Месть? Но кому? За что?
   – Ladrones... asesinos...
   – Нет, Алекс, – сказал Марш мягко. – Ты чего-то не понял. Это не мы. – Он отчаянно соображал, что сказать, как сделать, чтобы Алекс его услышал.
   Алекс? Нет, это не он. Кто бы это ни был – это не Алекс.
   Где же, черт бы их побрал, полицейские...
   Дверь распахнулась, и Финнерти с Джексоном с грохотом ворвались в дом.
   Алекс резко обернулся, Марш понял, что лучшего момента ему не представится. Прыгнув вперед, он схватил ружье за ствол, затем, резко вывернув его, вырвал оружие из рук Алекса. Сила прыжка едва не сбила Алекса с ног. Пошатнувшись, он прислонился к камину, схватившись за верх решетки. Еще миг – и их глаза встретились.
   – Освободи меня, – прошептал он. – Если ты любил Алекса – сделай это.
   Марш тяжело дышал.
   – Кто... кто ты? – пальцы судорожно нащупывали спусковой крючок – и отдергивались, словно обжегшись. – Ты Алекс?
   – Нет. Я другой. Я – тот, кем меня сделал Торрес, и я должен сделать то, на что он запрограммировал меня. Алекс хотел остановить это, но не смог. Поэтому я прошу – освободи меня. Если ты хоть немного любил меня – сделай это... папа.
   Марш поднял ружье, на глазах Эллен и полицейских он нажал на курок.
   Грохот наполнил комнату, тело Алекса вытянулось у каминной решетки.
   Время остановилось.
   Эллен не отрывала глаз от распластанного на полу тела. Теперь она видела – это не ее сын.
   Это не он – но тот, кто долгие месяцы жил в ее доме, которого она любила, которого старалась вернуть... Но кем бы он ни был – он был так далеко от нее, вернуть его было нельзя, и возвращать было некого.
   Ее сын давно мертв. И перед ней – не Алекс.
   Обернувшись к мужу, она долго смотрела на него.
   – Благодарю тебя.
   Шагнув к Маршу, она обняла его, спрятав лицо на его груди.
   Обняв жену за плечи одной рукой, в другой – все еще сжимая оружие, Марш наконец оторвал взгляд от распростертого у его ног трупа. Глаза его встретились со взглядом Финнерти, неподвижно стоявшего рядом с напарником у самой двери.
   – Сержант, я... простите нас, – выдохнул он. – Вернее, меня... у меня просто не было выхода...
   Он хотел сказать что-то еще, но голос ему не повиновался. Бросив ружье на пол, он крепко обнял жену.
   Несколько секунд Джексон и Финнерти молча смотрели друг на друга.
   – Конечно, доктор, – наконец откашлялся Финнерти. – Разумеется, мы же видели все. Мы видели, как он напал на вас и на вашу жену и...
   – Нет! – последним усилием Марш простестующе поднял руку. – Ради Бога, сержант, он не нападал на нас...
   – Как так? – удивился Финнерти. – Он напал на вас, вы пытались отнять у него ружье, и в момент борьбы оно случайно выстрелило. – Видя, что Марш снова собирается сказать что-то, Финнерти жестом остановил его. – Простите, доктор Лонсдейл, но мы с Томом все это видели. – Он повернулся к напарнику. – Верно я излагаю, Том?
   Джексон колебался всего секунду.
   – Все ведь было точно так, как говорит Росс. Несчастный случай – мы оба тому свидетели. Вы бы лучше отвели жену наверх, доктор Лонсдейл.
   Стараясь не смотреть на тело, лежавшее у их ног, Марш и Эллен повернулись и вышли из комнаты.

Эпилог

   Декабрьское утро было холодным, и Мария Торрес плотнее запахнула ветхую черную шаль. Заперев дверь своего домика, она медленно заковыляла через улицу, к кладбищу за зданием городского клуба.
   На кладбище до сих пор было много цветов – Ла-Палома еще не успела ничего забыть за три коротких месяца. Все рядом, как и при жизни. Валери Бенсон и Марши Льюис – могилы всего в нескольких футах одна от другой, Синтия и Кэролайн Эванс, в одной ограде – недалеко от них.
   На всех могилах – свежие цветы, почти каждый день их меняют...
   В углу, у стены, вдали от других, покоится Алекс Лонсдейл. На могиле всего один цветок – белая роза, каждый день свежий цветок приносит сюда посыльный из ближайшего цветочного магазина. Приносит все эти три месяца. Остановившись у ограды, Мария подумала – сколько же еще времени будут появляться здесь белые розы, сколько времени супруги Лонсдейл, три месяца назад уехавшие из города, смогут хранить память о своем сыне. Но Мария была уверена – у них еще будут дети, и когда это случится, на этой могиле больше не будет роз.
   Тогда будут другие цветы. Рано или поздно родители забудут его, но Мария не оставит могилу юного Алехандро.
   Повернувшись, она направилась в старую часть кладбища, где лежали уже несколько веков ее предки и где, воссоединившись с ними, покоился теперь ее сын. Несколько минут она стояла у могилы Рамона, вновь – и опять тщетно – пытаясь понять, какая роль была отведена ему высшими силами в святом мщении, поразившем гринго. Нет, лучше не пытаться думать об этом. Святые его призвали, и он исполнил свой долг – этого ей достаточно. Она будет хранить память о нем – так же, как о юном Алехандро. Прошептав молитву, Мария пошла прочь с кладбища. Впереди у нее еще долгий день.
   Она медленно шла через город, в каждом шаге ощущая тяжесть прожитых ею лет. На площади она остановилась – передохнуть и помолиться за упокой души невинно убиенного дона Роберто.
   Свернув на Гасиенда-драйв, она посмотрела на вершину холма, радуясь, что сегодня ей не нужно идти на старую гасиенду. Нет, раз в неделю достаточно – дом все равно пустой, мебель увезли, и Мария не слишком горевала об этом. Так дом больше похож на тот, старый – каким он и должен быть. Главное – в нем остались дорогие ей призраки, вскоре и она присоединиться к ним, и хотя тело ее будет покоиться на старом кладбище, дух навсегда поселится в доме ее предков – на гасиенде.
   Но сегодня она не пойдет туда. Сегодня ее ждут в другом доме. В том самом, где юный Алехандро закончил свой путь. Там теперь новые хозяева, и она идет поговорить с ними.
   Они приехали в город только неделю назад – и, она слышала, хотят нанять горничную.
   У последнего поворота она снова остановилась, чтобы перевести дух. Еще несколько шагов – и дом перед нею.
   Да, он снова такой, каким был тогда. По стене сада, на перемычках между выложенными плиткой секциями, поднимались молодые побеги дикого винограда. Стена покрашена, плитки отмыты, вместо выпавших вставлены новые. Словно ничего не изменилось за полтора века.
   Мария вошла во двор, поднялась по ступеням к двери и постучала. Дверь отворилась, на пороге стояла молодая женщина.
   Блондинка с голубыми глазами, она улыбалась ей.
   Гринго.
   – Миссис Торрес? – спросила она, и Мария молча кивнула. – Я так рада с вами познакомиться. Я – Донна Руис.
   Мария почувствовала, как заколотилось сердце. Ноги вдруг стали ватными, она схватилась за дверной косяк.
   – Руис? – прошептала она. – No es... no esposible...
   Улыбка блондинки стала еще шире.
   – Я знаю, – рассмеялась она. – Знаю, что мне не очень подходит фамилия. Но это фамилия мужа – до того, как выйти за Пола, я была Донной Райли. – Взяв Марию за руку, она провела ее в гостиную, обернувшись, закрыла дверь. – Посмотрите, правда, здесь мило? Пол говорит, что всегда хотел жить в таком доме – он словно сохранился нетронутым со старых времен. Он утверждает, будто дому сто лет. Это так, вы, случайно, не знаете?
   – Больше, – тихо сказала Мария, не сводя глаз с камина, у которого юный Алехандро принял мученическую смерть. – Его построил один из вольных...
   – Вольных? – с недоумением переспросила Донна.
   – Да. Пеон, которому на гасиенде дали вольную... это было еще до того, как americanos пришли сюда...
   – Надо же, – удивилась Донна. – Значит, вы знаете этот дом?
   – Si, – кивнула Мария. – Я работала у сеньоры Лонсдейл.
   Улыбка разом сошла с лица Донны.
   – О, простите... Разумеется, я слышала... Наверное, вам будет неприятно работать здесь...
   Мария покачала головой.
   – Нет, ничего. Работала раньше – и теперь поработаю. А настанет день – вернусь на свою гасиенду...
   Донна Руис с сочувствием смотрела на нее.
   – Это, наверное, было ужасно... Этот несчастный юноша... Пройти через весь этот кошмар и так погибнуть... – она замолчала, затем вздохнула, тряхнув головой. – Простите меня. Давайте, я покажу вам, как мы устроились, а потом скажу, что здесь нужно сделать.
   Кивнув, Мария молча последовала за хозяйкой. Почему эти гринго всегда стремятся растолковать ей ее обязанности? Думают, что она стара и глупа, как пень? Или что в своих домах чиканос не убираются?
   Они проходили одну комнату за другой, и Мария, оглядываясь, отмечала про себя, что с ее последнего прихода сюда ничего не изменилось, и сеньора Руис говорила ей то же самое, что еще недавно – сеньора Лонсдейл...
   Пылесос, швабры и тряпки лежали в той же кладовке. Ей снова подробно объяснили, как ими пользоваться. Странно, что они все говорят одинаково, в сотый раз одни и те же слова...
   Они поднялись наверх, и Донна Руис продолжала показывать ей комнаты, которые Мария знала не хуже своей лачуги. Да, вот и та самая, где еще недавно жил Алехандро... Донна постучалась в дверь.
   – Да, мама, – послышался голос из-за двери. – Входи, пожалуйста.
   Донна распахнула дверь, и Мария быстро окинула комнату взглядом. Все осталось на месте – стол Алехандро, кровать, на которой он спал, полки с книгами. Словно сам Алехандро все еще здесь... но это...
   За столом, склонившись над книгой, сидел мальчик лет тринадцати. Привычно улыбнувшись матери, он с удивлением посмотрел на Марию, затем, встав со стула, подошел к ним.
   – Вы будете у нас убирать? – теперь он глядел на нее уже с любопытством.
   Мария кивнула, внимательно глядя на мальчика. Высокий для своих лет, темные глаза, черные курчавые волосы.
   – Como se llama?
   – Роберто, – ответил он. – Только все зовут меня Бобби.
   – Роберто, – повторила Мария, сердце снова учащенно забилось. – Хорошее имя, да, очень хорошее.
   – Представляете, в его возрасте он серьезно увлекается историей, – улыбнулась Донна. Она повернулась к сыну. – Мария знает все-все об этом доме и этом городе. И если ты попросишь как следует, она расскажет тебе много интересного.
   Загоревшиеся глаза Бобби Руиса снова заставили сердце Марии биться быстрее.
   – Вы правда все это знаете? – Он, не отрываясь, смотрел на нее. – И можете рассказать мне про этот город?
   Мария кивнула.
   – Si, – она улыбнулась мальчику. – Я знаю все старые предания и обязательно расскажу их тебе. Самое главное – чтобы ты все понял. А если поймешь, то в один прекрасный день станешь хозяином большой гасиенды, там, на холме. Ведь ты бы хотел жить там, правда?
   Бобби не сводил с Марии горящего взгляда.
   – Да, – кивнул он. – Я уже видел тот дом. И он мне очень понравился.
   – Я отведу тебя туда, – пообещала Мария. – Я покажу тебе дом, в котором ты будешь жить.
   Когда, попрощавшись, они ушли, Бобби подошел к кровати и, вытянувшись на ней, долго лежал, полуприкрыв глаза. Он слушал. Слушал тихие голоса, внезапно возникшие в его сознании в тот самый миг, когда он впервые вошел в эту комнату. Голоса шептали по-испански, и он плохо их понимал. Но теперь, после разговора с этой женщиной, смысл слов стал яснее...
   Господь не даст спокойной жизни этому городу...