— Прячусь от репортеров, — небрежно бросил он. Псевдо понимающе кивнул и поднес к губам стакан темного эля.
   — Могу вас обрадовать — Ханса сегодня не будет. Питер почувствовал, что краснеет, но в полумраке паба, возможно, этого никто не заметил.
   — Что вы имеете в виду? — Питер намеревался произнести это небрежным тоном, как бы между прочим, но вопреки его воле вопрос, несомненно, прозвучал немного раздраженно. Кэти под столом похлопала его по колену.
   Псевдо удивленно поднял брови:
   — Ничего, док. Просто вы с ним, похоже, не всегда ладили. В прошлый раз он здорово вас поддел.
   — А-а. — Появилась официантка. — Апельсиновый сок, — попросил Питер.
   Официантка вопросительно посмотрела на Кэти.
   — Минеральной воды, — поспешно заказала Кэти. — С лимоном.
   — Ничего не пьешь сегодня? — удивился Псевдо, словно сама эта мысль была вызовом всем приличиям.
   — У меня, э-э… болела голова, — пробормотала Кэти. — Я приняла аспирин.
   Лжи теперь конца не будет, мрачно подумал Питер. Не может же она сказать: «Я бросила пить, потому что когда в последний раз напилась, то позволила своему сослуживцу трахнуть меня». Питер почувствовал, как сжимаются под столом его кулаки.
   Появилась еще парочка знакомых Кэти, мужчина и женщина, оба средних лет, оба чуть полноватые. Кэти поздоровалась с ними.
   — Маловато сегодня народу, — заметил мужчина. — А где Ханс?
   — В Бинтауне, — охотно отозвался Псевдо. Питер с отвращением подумал, что тот поди весь день дожидался возможности ввернуть это словечко — Бинтаун — шутливое прозвище Бостона. — На конференции по интерактивному телевидению.
   — Ги-ии, — как лошадка, заржала женщина. — Без Ханса это уже будет не то.
   Ханс, подумал раздраженно Питер. Ханс. Ханс. Каждый раз звук этого имени воспринимался им как удар ножом. Эти люди когда-нибудь слышали о местоимениях?
   Официантка снова появилась и поставила перед Кэти апельсиновый сок какого-то странного цвета, должно быть, из порошка, а перед Питером небольшую бутылку «Перье» и стакан с надетым на его край надрезанным ломтиком лимона. Для нее все безалкогольные напитки, подумал он, очевидно, одинаковы. Питер и Кэти поменялись своими напитками, а официантка приняла заказы от опоздавших.
   — Как дела, ребята? — Только что вошедший мужчина взмахом руки поприветствовал супругов Хобсон.
   Кэти улыбнулась:
   — Отлично.
   «Почему он это спросил? — молнией пронеслось в голове у Питера. — Что он знает?»
   — Отлично, — как эхо, повторил он вслед за женой. — Просто отлично.
   — Тебя то и дело показывают по телевизору, Питер, — обратился к нему Псевдо. — Куда-нибудь скоро поедешь?
   «Ну уж в этот вонючий Бинтаун я точно не поеду».
   — Нет, — воскликнул Питер, затем он чуть помолчал и добавил: — Возможно.
   — У нас пока нет никаких определенных планов, — дипломатично выручила его Кэти. — Но у Питера понимающий босс. — Короткие смешки тех, кто знал, что Питер и был главой собственной компании. — Мне нужно посмотреть, как у меня сейчас с работой. Вот-вот придется сдавать большой заказ туристической фирмы.
   Женщина сочувственно кивнула. Было ясно, что ей тоже отравляла жизнь эта конкретная работа.
   Появилась официантка с новыми напитками. Одновременно в паб вошел Тоби Бейли, еще один сослуживец Кэти.
   — Добрый вечер, — бодро сказал Тоби. Он показал официантке, чтобы ему принесли то же, что и Псевдо. — А где Ханс?
   — В Бостоне, — рявкнул Питер, предотвратив еще одно произнесение слова «Бинтаун». Псевдо выглядел слегка разочарованным.
   — А Донна-Ли поехала с ним?
   — Нет, насколько мне известно, — с готовностью подхватил Псевдо.
   — Что ж, какая-нибудь американская красотка сегодня вечером неплохо поживится, — сказал Тоби таким тоном, словно иначе и быть не могло. Многие захихикали. Похоже, Ханс своим отсутствием привлекал к себе почти столько же внимания, как и своим присутствием. Питер извинился и под предлогом, что ему нужно вымыть руки, вышел из-за стола.
   — Что же, — философски заметил Псевдо, когда Питер удалился, — даже богатым и знаменитым время от времени приходится сливать водичку.
   Питер все больше злился, спускаясь по лестнице в небольшой подвал, где были две комнаты отдыха и пара телефонов-автоматов. На самом деле ему вовсе не нужно было вставать из-за стола, но ему хотелось немного побыть в тишине и покое, разобраться в ситуации. Все выглядело так, словно они все смеялись над ним. Как будто они все знали.
   Конечно, они знали. Питер в прошлом сам слышал довольно часто, как Ханс похвалялся своими победами. Боже, они все наверняка знали обо всех его похождениях.
   Он прислонился к стене. Красотка с рекламного плаката улыбалась ему со стены напротив. Конечно, было большой ошибкой приходить сюда.
   Но погоди-ка, если сослуживцы Кэти знали, то они наверняка знали это уже несколько месяцев. В первый раз Кэти и Ханс сделали это очень давно. Питер попытался вспомнить свой последний приход сюда, а затем и предпоследний. Были ли тогда какие-либо признаки того, что они знают? Действительно ли сегодня вечером они вели себя иначе?
   Ясности не было. Все казалось теперь совершенно иным. Абсолютно все.
   Это такое унижение, если они знают. В его частную жизнь вторглись. У всех на глазах.
   Унижен. Оскорблен.
   Боже, Хобсон не умеет держать бабу в руках, а?
   Черт бы все это побрал.
   Жизнь прежде была такой простой.
   Это было ошибкой.
   Он побрел обратно к столу.
   Он выдержит это еще час. Он взглянул на часы. Да. Шестьдесят минут. Это он сможет вынести.
   Может быть.
 
   Питер и Кэти молча подошли к двери своего дома. Питер прикоснулся большим пальцем к дактилоскопическому датчику и услышал, как щелкнул запорный механизм. Он шагнул через порог в вымощенную плиткой прихожую и начал снимать уличную обувь. Девять туфель Кэти красовались в ряд у дверцы шкафа.
   — Для них что, другого места не нашлось? — проворчал Питер.
   — Извини, — мягко сказала Кэти.
   — Имею я право войти в собственный дом, не спотыкаясь всякий раз о твои туфли?
   — Извини. — Она всеми силами старалась избежать ссоры.
   — У тебя же есть в спальне полка для туфель.
   — Сейчас я отнесу их туда.
   Питер поставил свои туфли на коврик.
   — Ты хоть раз видела, чтобы я разбрасывал здесь свою обувь? Никогда.
   Кэти молча кивнула. Питер прошел в гостиную.
   — Компьютер, были ли сообщения? — рявкнул он.
   — Никаких, — ответил синтезированный голос.
   Он подошел к дивану, схватил пульт дистанционного управления и начал переключать каналы. На свободных каналах раздавался гудок.
   — Псевдоинтеллектуал сегодня был в хорошей форме, — саркастически заметил Питер.
   — Йонас, — поправила Кэти. — Его зовут Йонас.
   — На кой хрен мне знать, как его зовут?
   Кэти тихонько вздохнула и пошла заварить чай. Питер знал, что ведет себя низко. И не хотел, чтобы все так закончилось. Он надеялся, что сегодняшний вечер пройдет хорошо, надеялся, что все наладится и они смогут зажить, как раньше, как у них было всегда.
   Но что-то не сработало.
   Сегодняшний вечер это доказал.
   Он больше никогда не сможет общаться с ее сослуживцами. Даже когда там не было Ханса, один вид этих людей напоминал Питеру о том, что она сделала, о том, что сделал Ханс.
   Питеру было слышно, как на кухне звякает в фарфоровой чашке ложечка. Это Кэти размешивала молоко, которое она добавила в чай.
   — Ты не хочешь ко мне присоединиться? — крикнул он.
   Она появилась в проеме кухонной двери с застывшим на лице выражением холодного безразличия.
   Питер положил пульт и внимательно посмотрел на нее. Она старалась помогать ему, стойко перенося все невзгоды. Он не хотел вести себя с ней низко. Он просто хотел, чтобы у них было все, как раньше.
   — Извини, мне жаль, — отвернувшись, с горечью сказал Питер.
   Кэти кивнула, уязвленная, но не сломленная:
   — Я знаю.

ГЛАВА 18

   Возглавляемая Саркаром Мухаммедом фирма, разрабатывающая заказные экспертные системы, называлась «Зеркальное отражение». Ее служебные помещения располагались в Конкорде, небольшом городке к северу от Торонто. Питер встретился там с Саркаром утром в субботу, и Саркар повел его на второй этаж в недавно оборудованную лабораторию сканирования мозга. Раньше там помещалась обычная контора. На ковре все еще виднелись вмятины там, где прежде стояли ящики картотеки. Большое окно сейчас было наглухо заделано фанерными панелями, чтобы снаружи в помещение не проникал свет, а стены были обиты серой вспененной резиной, отформованной наподобие картонных прокладок для яиц, чтобы заглушать любой шум. В середине комнаты возвышалось старое зубоврачебное кресло, смонтированное на винтовой подставке, а вдоль одной из стен тянулся длинный лабораторный стол, сплошь заставленный персональными компьютерами, всевозможными осциллографами и другим оборудованием. Тут же валялись ничем не прикрытые платы с микросхемами.
   Саркар торжественно указал Питеру на зубоврачебное кресло.
   — У меня такое чувство, что я немного спятил, — смущенно пошутил Питер.
   Саркар улыбнулся:
   — Мы собираемся заняться всем, что есть в твоем уме, получить полную запись всего, что происходит в твоем мозгу. — Он надел сканирующий шлем на голову Питера.
   — Лехаим. — Питер поудобнее устроился в кресле.
   Саркар свободно закрепил у него под подбородком ремень шлема и жестом велел Питеру затянуть его потуже.
   — Второму приготовиться, — отчеканил Питер, пародируя команду, отдаваемую парашютисту перед прыжком. — Затяжным на четыре ярда под землю.
   Саркар протянул Питеру два маленьких наушника-вкладыша, и Питер вставил их в уши. И наконец, Саркар вручил ему специальные очки-стимуляторы — они проецировали испытательные видеокартинки, предназначенные для каждого глаза в отдельности.
   — Дыши через нос, — распорядился Саркар. — И постарайся как можно реже делать глотательные движения. Кроме того, постарайся не кашлять.
   Питер кивнул.
   — И этого тоже не делай, — прибавил он. — Не кивай. Я буду считать, что ты понимаешь мои указания, и без подтверждения с твоей стороны. — Он подошел к рабочему столу и нажал несколько клавиш на клавиатуре персонального компьютера. — Во многих отношениях это будет посложнее, чем то, что сделал ты, регистрируя исход душеграммы. Там ты просто искал любую электрическую активность мозга. Тут же нам придется стимулировать твой мозг неисчислимым количеством самых разнообразных раздражителей, чтобы активировать каждую нейронную сеть — ведь большинство этих сетей почти всегда неактивны.
   Он нажал еще несколько клавиш.
   — Ну вот, теперь мы уже записываем. Не торопись, выбери удобную позу, можешь не беспокоиться — у тебя есть еще несколько минут; все равно калибровка займет примерно столько же времени. — Он, как показалось Питеру, ужасно долго провозился, внося небольшие изменения в настройку прибора. — А теперь, как мы с тобой обговорили, — продолжал Саркар, — ты будешь получать серию сигналов-стимулов. Некоторые из них будут акустическими — произнесенные слова или звуки, записанные на аудиокассету. Другие — визуальными: ты увидишь картинки или слова, проецируемые тебе в глаза. Я знаю, что ты говоришь по-французски и немного по-испански; некоторые стимулы будут на этих языках. Сосредоточься на том, что ты видишь и слышишь, но не волнуйся, если твое внимание начнет рассеиваться. Если я покажу тебе дерево и это наведет тебя на мысли о древесине, а древесина — на мысль о бумаге, а бумага заставит подумать о бумажных самолетиках, что, в свою очередь, вызовет воспоминания о скверной пище, предлагаемой пассажирам авиарейсов, то это вполне нормально. Однако не старайся специально выдумывать подобные связи: это не упражнение на свободные ассоциации. Мы просто хотим отобразить те нейронные сети, которые существуют в твоем мозгу, и выяснить, какие стимулы их возбуждают. Готов? Нет: ты снова кивнул. Хорошо, приступаем.
   Сначала Питеру показалось, что он смотрит стандартный набор тестовых изображений, но вскоре ему стало ясно: Саркар дополнил его картинками, предназначенными специально для Питера. Здесь были портреты родителей Питера, фотографии дома, в котором они с Кэти живут сейчас, и того, где они жили прежде, любительские снимки коттеджа Саркара, фотография самого Питера, сделанная в день окончания им средней школы, отрывки магнитофонной записи голоса Питера и голоса Кэти, и так далее, и так далее, ретроспектива «Это твоя жизнь», перемешанная с типичными видами озер, лесов, футбольных полей. Они перемежались с простыми математическими формулами, стихотворными строками и кадрами сериала «Звездный марш», с обрывками популярной музыки, которую Питер слышал подростком, с произведениями искусства и порнографическими картинками, с какими-то расплывчатыми пятнами, которые с одинаковым успехом могли быть портретом Эйба Линкольна, или собачьей мордой, или вообще ничего не изображали.
   Время от времени Питеру становилось скучно, и его мысли сами собой возвращались к событиям вчерашнего вечера — этого злосчастного вечера, проведенного с сослуживцами Кэти. Проклятие, и зачем он только согласился туда пойти.
   Чертов Ханс.
   Он даже не мог мотнуть головой, чтобы отогнать от себя эти мысли, но усилием воли снова старался сосредоточиться на картинках и звуках. И все же периодически они тоже вызывали у него неприятные воспоминания: изображение рук, заставившее его подумать о Хансе, свадебная фотография Питера и Кэти, паб, припаркованная машина.
   Нейронные сети возбуждались.
   Они провели четыре таких двухчасовых сеанса сканирования с получасовыми перерывами, чтобы Питер мог потянуться, поработать челюстями, попить воды и сходить в ванную. Иногда фонограмма подкрепляла визуальные образы — он увидел изображение Мика Джеггера и услышал его композицию «Удовлетворение». Иногда эти образы странно противоречили друг другу — зрелище умирающего от голода эфиопского ребенка сопровождалось звуками эоловой арфы. А иногда образы, которые показывали его левому глазу, отличались от тех, что проецировались в правый, или звуки, проигрываемые в левое ухо, не имели ничего общего с теми, что были адресованы правому.
   Наконец все это осталось позади. Просмотрены десятки тысяч картинок, записаны гигабайты данных. И датчики шлема отобразили каждый уголок и складочку, каждую магистраль и боковую улочку, каждый нейрон и каждую нейронную сеть мозга Питера Хобсона.
   Саркар взял диск с результатами сканирования мозга и понес его вниз, в компьютерную лабораторию. Он вставил его в дисковод рабочей станции, предназначенной для исследований по искусственному интеллекту, и скопировал все эти данные в каждый из трех отдельных сегментов ее оперативной памяти, создав тем самым три идентичные копии мозга Питера, каждая из которых была изолирована в своем собственном банке данных.
   — И что теперь? — спросил Питер. Усевшись верхом на складной стул, он опирался подбородком на свои ладони, сложенные на спинке стула.
   — Сначала мы их пометим. — Саркар, сидя на высокой табуретке, которую он предпочитал обычным стульям, заговорил в микрофон, стоявший перед ним на столе. — Логин, — сказал он.
   — Имя пользователя? — произнес бесстрастный компьютерный голос.
   — Саркар.
   — Хелло, Саркар. Команда?
   — Переименовать Хобсон 1 в Дух.
   — Пожалуйста, произнесите по буквам новое название.
   Саркар вздохнул. Несомненно, слова «дух» не могло не быть в словаре компьютера, но произношение Саркара временами ставило систему в тупик.
   — Д-У-Х.
   — Сделано. Команда?
   — Переименовать Хобсон 2 в Амбротос.
   — Сделано. Команда?
   Питер удивился:
   — Почему «Амбротос»?
   — Это греческое слово, означающее «бессмертный», — пояснил Саркар. — От этого же корня происходит слово «амброзия» — пища, делающая бессмертными тех, кто ее вкушает.
   — Ох уж это мне классическое образование в частных школах, — покачал головой Питер.
   Саркар улыбнулся:
   — Оно самое. — Он снова обернулся к микрофону. — Переименовать Хобсон 3 в Контроль.
   — Сделано. Команда?
   — Загрузить Дух.
   — Загружен. Команда?
   — Все. — Саркар с облегчением вздохнул и обернулся к Питеру. — Дух должен моделировать жизнь после смерти. Чтобы это сделать, мы начнем удалять все чисто биологические функции. В действительности это, конечно, не настоящее удаление участков сознающего мозга, а всего лишь отсоединение некоторых нейронных сетей. Чтобы узнать, какие связи необходимо разорвать, мы используем Библиотеку стимулов Далхузи. Это канадская версия набора стандартных изображений и звукозаписей, первоначально созданная в Мельбурнском университете; она часто применяется при психологическом тестировании. Предъявляя Духу поочередно каждое изображение или звукозапись, мы запишем, какие нейроны при этом возбуждаются.
   Питер понимающе кивнул.
   — Эти стимулы систематизированы по типу эмоций, которые они должны вызывать, — страх, отвращение, сексуальное возбуждение, голод и так далее. Мы постараемся понять, какие нейронные сети активируются исключительно биологическими потребностями, и затем занулим их потенциалы. Разумеется, нам придется предъявлять набор стимулов несколько раз в случайном порядке. Это связано с потенциалами действия: сети могут не возбудиться, если похожая комбинация нейронов недавно возбуждалась каким-то другим стимулом. Когда мы это закончим, у нас получится версия твоего сознания, примерно моделирующая то, кем бы ты был, если бы был свободен от всяких забот об удовлетворении телесных потребностей, другими словами — кем бы ты был, если бы был мертв. После этого мы сделаем то же самое с Амбротосом, бессмертной версией, но в этом случае вырежем все, что связано со страхом старения и смерти.
   — А как мы поступим с контрольной версией?
   — Я предъявлю ей те же визуальные и звуковые стимулы, просто чтобы она претерпела те же экспериментальные воздействия, что и первые две, но не буду занулять никаких ее сетей.
   — Отлично.
   — Тогда продолжим. — Саркар снова повернулся к микрофону. — Начать процедуру Далхузи, четвертый вариант.
   — Выполняется, — сказал компьютер.
   — Оценить время до завершения.
   — Одиннадцать часов девятнадцать минут.
   — Сообщить, когда закончится. — Саркар повернулся к Питеру. — Я уверен, что тебе не захочется ждать окончания всей этой процедуры, но ты можешь посмотреть, что я показываю Духу, на том мониторе.
   Питер взглянул на экран. Бабочка «монарх», вылупляющаяся из кокона. Город Банф, провинция Альберта. Хорошенькая женщина, адресующая камере поцелуй. Какая-то кинозвезда восьмидесятых годов, которую Питер почти узнал. Двое мужчин занимаются боксом. Горящий дом…

ГЛАВА 19

Ноябрь, 2011
   Рано утром в воскресенье Саркар позвонил Питеру и сообщил об окончании обучения и модификации его компьютерных двойников. Кэти не было дома, она пошла взглянуть на гаражную распродажу — хобби, притягательность которого Питер никогда не мог понять, — так что, оставив ей послание на домашнем компьютере, он вывел свой «мерседес» и поехал к лабораторному корпусу «Зеркального отражения» в Конкорде.
   Как только они встретились в компьютерной лаборатории, Саркар приступил к делу:
   — Попробуем сначала активировать контрольную модель. — Питер не возражал. Саркар нажал несколько клавиш и заговорил в длинный цилиндрический микрофон, торчавший из приборной консоли: — Привет.
   Какой-то незнакомый синтезированный голос неуверенно донесся из динамика:
   — П-привет?
   — Привет, — повторил Саркар. — Это я, Саркар.
   — Саркар! — Теперь в голосе чувствовалось облегчение. — Что, черт возьми, происходит? Я ничего не вижу.
   Питеру стало не по себе. Имитационная модель оказалась куда более реалистичной, чем он ожидал.
   — Все нормально, Питер, — спокойно произнес Саркар в микрофон. — Не волнуйся.
   — Я что… попал в аварию? — Голос из динамика, казалось, с трудом произносит слова.
   — Нет, — ответил Саркар. — Нет, с тобой все в порядке.
   — Значит, произошла авария в энергосети? Который сейчас час?
   — Примерно одиннадцать сорок.
   — Вечера или утра?
   — Утра.
   — Почему тогда здесь так темно? И что случилось с твоим голосом?
   Саркар повернулся к Питеру:
   — Скажи ему сам.
   Питер прокашлялся:
   — Привет, — сказал он.
   — Кто говорит? Это все еще ты, Саркар?
   — Нет, это я. Питер Хобсон.
   — Это я — Питер Хобсон.
   — Нет, это не так. Питер Хобсон — это я.
   — О чем, черт возьми, вы говорите?
   — Ты — имитационная модель. Компьютерный двойник. Мой двойник.
   Наступила долгая пауза. Затем из динамика раздалось:
   — Ох!
   — Ты веришь мне? — как можно мягче спросил Питер.
   — Кажется, да, — донеслось из динамика. — Я хочу сказать, что помню, как обсуждал этот эксперимент с Саркаром. Я помню — я помню все, вплоть до сканирования мозга. — Молчание, а затем: — Черт, ты и в самом деле сделал это, да?
   — Да, — подтвердил Саркар.
   — Кто это? — спросил голос из динамика.
   — Саркар.
   — Я не могу различить ваши голоса, — проворчал двойник. — Они звучат совершенно одинаково.
   Саркар кивнул:
   — Справедливое замечание. Я внесу изменения в программу, чтобы можно было различать наши интонации. Прости, что не подумал об этом раньше.
   — Это не важно, — сказал двойник. — Спасибо. — А затем: — Боже, великолепная работа. Я чувствую себя… я чувствую себя совсем как раньше. Кроме… кроме того, что я не голоден. И не устал. И у меня ничего не болит. — Слабый стук. — Скажи… а какая я модель?
   — Ты Контроль, — ответил Саркар, — основа для сравнения, первый, кого мы активировали. У меня действительно есть подпрограммы, имитирующие множество сенсорных сигналов, в том числе голод и усталость. Но я как-то не подумал о том, что надо бы смоделировать нормальные телесные ощущения вроде зуда, мелких болячек и недомоганий. Сожалею об этом.
   — Все нормально, — успокоил его двойник. — Я даже не подозревал, насколько привык к тому, что у меня вечно что-нибудь зудело, до той самой минуты, когда все эти ощущения полностью исчезли. И что… что теперь будет?
   — Теперь, — в заключение сказал Саркар, — ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Здесь и в сети есть множество доступных тебе программ и наборов входных данных.
   — Спасибо. Боже, как это все странно.
   — Теперь я хочу сделать тебя фоновым процессом, чтобы я смог заняться остальными моделями, — уточнил Саркар.
   — Хорошо, но… эй, Питер, ты слышишь меня?
   Питер удивленно поднял голову:
   — Да?
   — Везет же тебе, а? Ты хоть это понимаешь? Хотел бы я быть на твоем месте.
   Питер хмыкнул.
   Саркар коснулся нескольких клавиш.
   — И чем они будут там заниматься, существуя в виде фоновых процессов?
   — Ну, я предоставил им ограниченный доступ к сети. Они смогут загружать оттуда любые книги или газеты, которые им захочется почитать, но главное, что я им дал, — это доступ к сетевым библиотекам программ виртуальной реальности, подобранным для любителей разного рода развлечений. Они могут подключиться к имитациям почти всего, что только можно вообразить: подводного плавания, альпинизма, танцев — да чего угодно. Я также предоставил им доступ к европейскому эквиваленту зрелищных программ виртуальной реальности; в этом банке данных полно сексуальных имитаций. Так что им будет чем заняться: по тому, какие именно занятия выберет каждый из них, можно будет судить, как изменилась их психология.
   — И как же она должна измениться?
   — Видишь ли, настоящий ты никогда не стал бы заниматься, скажем, парашютным спортом, но бессмертная версия, которая знает, что она не может погибнуть, вполне могла бы выбрать это занятие в качестве хобби. — Саркар набрал на клавиатуре еще несколько команд. — Раз уж мы заговорили о бессмертной версии, давай познакомимся с Амбротосом. — Еще несколько нажатий на клавиши, и он заговорил в микрофон. — Привет, — традиционно произнес он, — это я, Саркар.
   Никакого ответа.
   — Наверно, что-то не сработало, — подсказал Питер.
   — Вряд ли, — ответил Саркар. — Все индикаторы выглядят отлично.
   — Попробуй еще раз, — попросил Питер.
   — Привет, — повторил Саркар. Молчание.
   — Может быть, ты стер какую-нибудь сеть, контролирующую речь, — предположил Питер.
   — Я был очень осторожен, — возразил Саркар. — Конечно, можно было проглядеть какую-нибудь незначительную взаимосвязь, но…
   — Привет, — раздалось наконец из динамика.
   — А, вот и он, — обрадовался Саркар. — Любопытно, почему он так долго тянул с ответом?
   — Терпение есть добродетель, — назидательно произнес голос. — Прежде чем отвечать, мне хотелось понять, что тут происходит. Я — имитация, верно? Питера Дж. Хобсона. Но я был модифицирован, чтобы моделировать бессмертное существо.
   — Это абсолютно верно, — заметил Саркар. — Но как ты узнал, какой именно версией являешься?
   — Ну я же знал, что ты собирался создать три штуки. А так как я не вполне чувствовал себя самим собой, то и заподозрил, что не являюсь контрольной версией. После этого оставалось просто спросить себя, ощущаю ли я половое возбуждение. Знаешь, как принято говорить — мужчины думают о сексе каждые пять минут. Я рассудил, что, будь я имитацией загробного существования, мои мысли были бы бесконечно далеки от секса. Как бы не так. Оказалось, я совсем не против с кем-нибудь переспать. — Пауза. — Но когда я понял, что мне все равно, произойдет это в нынешнем десятилетии или в следующем, все стало совершенно ясно. Потребность в немедленном удовлетворении своих желаний — непристойна. Ты, Саркар, можешь служить этому прекрасным примером: чуть не устроил истерику только потому, что я сразу не ответил на твое «Привет». Такое мышление представляется мне теперь совершенно чуждым. В конце концов, у меня в запасе вечность.