Мэтью кивнул:
— Берти ведет Куинна и его парней прямо сюда. Они сделают привал в нескольких милях от нас.
— Ты их видел? — удивилась Мариетта.
— Их трудно не заметить! — усмехнулся Мэтью. — Берти старается ехать по открытой местности, поднимает как можно больше пыли и разрешает этим дурням палить из винтовок, когда им вздумается. Да, он неплохо проводит время. Говорит, что за всю жизнь так никогда не веселился.
Мариетта бросила на него изумленный взгляд:
— Разве ты с ним недавно разговаривал?
— Мы встретились с Берти вчера, поздно ночью. Он сказал Куинну, что заметил медвежьи следы, и пошел проверить, нет ли поблизости зверя, — Мэтью рассмеялся. — Какие у этих парней были лица! Берти чуть язык себе не откусил, чтобы не расхохотаться. Ему хотелось спрятаться в кустах да напугать их как следует, но Куинн слишком хорошо стреляет.
— О… — Улыбка на лине Мариетты погасла. — Да, я слышала, что он отличный стрелок.
— Берти говорит, что в меткости и быстроте с Куинном никто не сравнится. Он пускает в ход не только свои глаза, но и уши. Этот талант смертельно опасен. Поэтому завтра, когда мы будем готовы схватить Куинна, ты, Этта Колл, будешь точно исполнять все, что я тебе скажу. Мне нужно доказать, что он покушался на твою жизнь. Тогда этих парней легко будет убрать.
Мариетта опустила глаза. Нельзя же сказать Мэтью, что если завтра все закончится благополучно, то Дрю Куинн до суда не доживет.
— А Эллиот Чемберс? — Мариетта посмотрела на Мэтью.
— Даже если только половина того, что написано в дневнике, окажется правдой, Чемберсу не удастся избежать правосудия.
— Значит, Дэвид и Джосайя погибли не напрасно, — прошептала Мариетта.
— Смерть есть смерть, Этти! — резко ответил Мэтью. — Не стоит придавать ей какой-то особый смысл и ценность. Ни твой муж, ни Джосайя Андерсон не должны были умереть! — В его голосе звучала злость. — Если профессор Колл был уж таким умным, почему же он не рассказал обо всем полиции? Почему позволил выследить себя и убить?
Его слова поразили Мариетту прямо в сердце, и в глазах ее закипели слезы.
— Черт! — пробормотал Мэтью и вылил в костер остатки кофе, вложив в это движение всю свою ярость. — Опять наговорил лишнего. И почему я такой? Будь мама жива, она отодрала бы меня за уши. — Потом, немного смягчившись, добавил: — Прости, Этти. Мне не следовало говорить так о твоем… о профессоре Колле.
— Ничего, — прошептала Мариетта. — После его смерти я тоже сотни раз задавала себе этот вопрос. От него трудно было ожидать подобных действий. Он вел спокойный, замкнутый образ жизни. Наверное, я никогда не пойму, почему Дэвид решил самостоятельно устроить крестовый поход против Эллиота Чемберса. Зря он это сделал.
— Несомненно, — тихо отозвался Мэтью. — Ты, конечно, очень по нему скучаешь?
— Да.
— Понятно, — сказал он, вздохнув.
Они помолчали, слушая, как потрескивает огонь в костре.
— Почему ты не женат, Мэтью? — вдруг спросила Мариетта.
Он опустил голову, стараясь не показывать, как ему приятно слышать из ее уст свое имя. В последнее время Мариетта уже несколько раз обращалась к нему так, и было что-то такое в ее голосе, что его очень волновало.
— Я давно поклялся себе, что не женюсь, потому что тогда мне пришлось бы сдать значок, а мне этого делать не хочется.
— Сдать значок? Не понимаю почему?
— Какую жизнь я могу предложить женщине? — начат объяснять Мэтью. — Быть женой полицейского — это ужасно! Она редко будет меня видеть, а это нехорошо для брака. Я не хочу жениться на какой-нибудь девчушке, а потом оставить ее вдовой, да еще с детьми. Вот поэтому я и решил быть один.
— Звучит печально, — грустно заметила Мариетта. Уж она-то знала, что такое одиночество.
Мэтью пожал плечами.
— Все не так плохо. У свободного человека есть масса преимуществ. Я могу делать что хочу и когда хочу, идти куда вздумается. Никто мной не командует. Кроме Элизабет, — добавил он с улыбкой. — Это моя золовка. Она постоянно нападает на меня, но я живу с ними недели две-три, не больше. Можно и потерпеть.
— Все это, конечно, так, — согласилась Мариетта, — но, с другой стороны, никто не разделит твои радости и горести.
— И белье не постирает, — добавил Мэтью. — Вот этого мне действительно не хватает.
Мариетта залилась смехом, как ребенок, приведя Мэтью в состояние полного блаженства. Кажется, ей очень нравятся шутки. Неужели раньше с ней никто так не разговаривал? Она смеется, словно удивляясь, что способна на это. Прекраснее ее смеха нет ничего на свете. Вот если бы можно было каким-то образом сохранить его, закупорить в бутылку, а потом слушать, когда захочется.
— А что ты об этом думаешь? — спросил он, сразу посерьезнев. — Я имею в виду замужество?
— О, это было очень мило!
— Мило?
— Да, мне понравилось.
— Господи, Этти!.. Ты как будто говоришь об экскурсии в музей.
Мариетта лукаво улыбнулась:
— Вовсе нет. Просто мы с Дэвидом жили тихо, во всяком случае, не напивались и не палили из револьверов.
Мэтью удивленно сказал:
— Ты же знаешь, я имел в виду совсем не это. Ты сейчас говорила, что надо, мол, делить друг с другом радости и беды, но непохоже, что замужество тебе очень понравилось.
— О… — Мариетта сразу погрустнела. — Вероятно, наш с Дэвидом брак нельзя было назвать идеальным. Дело в том, что мы поженились не по любви или великой страсти. Мы были просто друзьями, уважали друг друга, и нам было хорошо вместе.
— Звучит убедительно, — сухо прокомментировал Мэтью.
Будь Мариетта его женой, она никогда бы так не сказала. И не сказала бы «мило» о тех вещах, которыми занимаются в браке.
— Да, ничего особенного, — призналась Мариетта. — Но с Дэвидом я была счастлива. После смерти мамы мне пришлось жить с отцом… — Она замолчала, словно взвешивая слова.
— Давай, Этти, — подбодрил ее Мэтью. — Рассказывай.
Мариетта завернула руки в юбку, пытаясь согреться.
— Просто… я никогда не могла понять, зачем она вышла за отца замуж. Я имею в виду маму. Такая очаровательная женщина! Когда она умерла, мне было только семь лет, но я очень хорошо ее помню. Мама родилась в Массачусетсе и говорила с таким милым акцентом. Она была нежная, любящая, добрая, а мой отец… — она замялась, — он трудный человек.
В ее голосе слышалась боль.
— Этти!.. — прошептал Мэтью. Его рука преодолела небольшое расстояние, разделявшее их, и сжала ее пальчики.
— Он не был жесток, совсем нет, но интересовался только своей карьерой. Политика стала его любовницей. — Мариетта замолчала, погрузившись в задумчивость. — Я появилась на свет в Сакраменто. Папа к тому времени был членом ассамблеи. В детстве политика заменяла мне сказки и песни. — Она грустно усмехнулась, и Мэтью сжал ее руку сильнее.
— После смерти мамы мы остались вдвоем, и папе пришлось уделять мне больше внимания, потому что смотреть за мной было некому! Наверное, он чувствовал себя виноватым за то, что столько лет пренебрегал мной, поэтому и решил вовлечь меня в свою жизнь.
— Он любил тебя, дорогая, — тихо сказал Мэтью.
— Да, мне тоже так кажется. Однажды, когда я еще была маленькая и упала с лошади, отец сидел около моей кроватки и плакал.
— А как же иначе, — ласково согласился Мэтью. — Ведь он твой отец, и, конечно, он очень испугался за тебя.
— Я часто вспоминаю о том, как он смотрел на меня, когда я очнулась и открыла глаза, как поцеловал, как разговаривал со мной. Я жила этим в Вашингтоне: там мы виделись редко. Потом он потерял ко мне интерес — так же, как и к маме в свое время. Я стала играть роль хозяйки, когда в дом приглашались власть имущие. Вот и все.
— Этти…
— Это правда. Папа часто говорил, как он рад, что я некрасива и вряд ли выйду замуж. Ведь тогда о нем некому будет позаботиться.
Мэтью тихонько выругался, но Мариетга сделала вид, что не заметила.
— Дэвид избавил меня от одиночества. Он знал, как я несчастна, и предложил мне путь к спасению, пожертвовав собой ради меня. Я отказывалась, но он убедил меня, и за это я ему была потом очень благодарна. Я старалась стать ему хорошей женой — такой, какая ему была нужна, и, по-моему, Дэвид никогда не жалел о том, что женился на мне. По крайней мере мне так кажется, — закончила она, глядя на языки пламени.
— Этти Колл, жениться на тебе и сожалеть об этом может только круглый дурак.
Мариетта сжала его руку, даже не догадываясь, что почувствовал при этом Мэтью, как бешено забилось его сердце.
— Вы очень галантны, сэр. Настоящий средневековый рыцарь.
— Хотел бы я быть таким, Этти. Поверь, мне очень хотелось бы быть гораздо лучше, чем я есть. — Он встал и помог подняться Мариетте. — Подожди, давай прогуляемся немного.
Стоило им отойти от лагеря и оказаться в темноте, как Мэтью стиснул ее в своих объятиях. Мариетта не сопротивлялась: ее влекло к нему. Только с Мэтью она чувствовала прилив каких-то особенных неведомых эмоций Хорошо бы навсегда запечатлеть их в памяти! Эти большие теплые руки, сжимающие ее талию, это ощущение близости… Мариетта тоже обняла его, в тайной надежде на поцелуй, но Мэтью поднял голову вверх и стал смотреть на звездное небо.
— Посмотри туда!.. — промолвил он с восхищением.
Мариетта подняла глаза и пришла в восторг. Только мириады звезд могут привести человека в такое состояние!
— Красиво…
— Да, — едва слышно согласился Мэтью. — Я не очень набожен, но когда видишь это…
— Да, — прошептала Мариетта.
— Человек не в состоянии до конца понять себя, далеко не все он может изменить или проконтролировать. Вот так и со мной сейчас. — Мэтью вдруг сжал Мариетту крепко, словно тисками, и зарылся лицом в ее волосы. — Этти, — грустно пробормотал он, словно оправдываясь.
Она нежно провела рукой по его затылку.
— Все в порядке, Мэтью. Я понимаю. Он вздохнул и обнял ее еще крепче.
— Таких мест, как это, в мире немного, — сказал он более спокойно минуту спустя. Он разжал свои объятия, и теперь они могли посмотреть друг на друга. — Двадцать лет назад здесь не было ни городов, ни железных дорог — вообще ничего. А теперь человек повсюду оставил свой след. Только, видимо, человек не может быть самим собой, — с горечью сказал он, — Нет у него свободы. Нигде.
— Я понимаю.
— Правда? — Мэтью заглянул ей в глаза. — Ты поняла меня, Этти?
— Да, — повторила она.
Он с нежностью погладил ее щеки.
— Завтра мы арестуем Куинна, и ты выполнишь все мои указания. И выполнишь в точности, миссис Колл.
Мариетта молча смотрела на него. Он провел большим пальцем по ее губам.
— Обещай мне это, Этти. Скажи, что сделаешь все, что я скажу. Не пытайся выкинуть какую-нибудь глупость. Ты ведь ненавидишь Куинна?
Мариетта с трудом сглотнула.
— К чему мне это?
— Не знаю. Женщины иногда не могут справиться с собой. Они очень противоречивые создания.
— Вот как, маршал? — игриво спросила она.
— Да, именно так, — ответил он.
— Я вовсе не такая.
Мэтью улыбнулся и поцеловал ее в уголок рта, поглаживая волосы.
— Разве, Этти? Тогда почему же ты не сразу рассказала мне о дневнике? Помнишь первый день нашего знакомства? В поезде я спросил, не утаиваешь ли ты что-нибудь от меня?
— Но я не знала, — виновато ответила Мариетта. — Я имею в виду, что в то время действительно не знала, что…
Мэтью усмехнулся и снова поцеловал ее, чтобы стереть с хорошенького личика выражение тревоги. Только на этот раз поцелуй длился дольше.
— Ты не знала, Этти? Но это не важно. Не смотри на меня так, я говорю правду. Это совершенно не важно. Мне только нужно, чтобы ты пообещала, что будешь меня слушать.
— О!..
Он исполнил свое заветное желание и поцеловал Мариетту еще раз, раздразнив как следует языком. Потом поднял голову и, задыхаясь, сказал:
— Я жду, милая.
Всю свою жизнь, и особенно в годы замужества, Мариетта вела себя, как подобает приличной женщине. Она не прикасалась ни к кому, кроме мужа, и никогда первая не провоцировала его на объятия и поцелуи. Но Мэтью все это нравилось, он явно наслаждался. Нельзя давать ему ложные обещания! И все же… Мариетта нарушила правила, которых прежде свято придерживалась, и сама прижалась к нему губами.
Мэтью замер, заставив Мариетту вложить в свой поцелуй еще больше страсти. Потом он глухо застонал и ответил ей с таким энтузиазмом, что в сердце Мариетты зародилась надежда.
— Ты говорил, что он влюблен, Двенадцать Лун, но я не верил, пока не увидел все собственными глазами.
Ни Мариетта, ни Мэтью не смогли отреагировать на это вторжение с должной быстротой. Оторвавшись наконец от своей Этти, маршап глухо зарычал.
— Невероятно, да? — заметил Джастис, стоявший вместе с братом возле костра.
— Точно, — согласился Неторопливый Медведь. — Забавная история.
— Я убью их! — прорычал Мэтью.
Мариетта заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
— Мэтью? — смущенно пробормотала она, когда он выпрямился и разжал объятия. — Мы не одни.
Обернувшись, Мариетта увидела ухмыляющегося Джастиса. Рядом с ним у костра стоял высокий мужчина и тоже улыбался. Его длинные, до талии, волосы, заплетенные в косы, были огненно-рыжего цвета. Такого оттенка волос Мариетга никогда не встречала.
При свете пламени волосы сияли, словно новенькие медяки.
— О Боже! — сорвалось у нее с языка.
Какие странные люди живут в горах! Этот незнакомец, одетый в кожу — от мокасин до рубашки с кистями на спине, — был похож на дикого индейца гораздо больше, чем Джастис Двенадцать Лун.
Мэтью взял Мариетту за руку и подвел ее к хохочущим мужчинам.
— Поздоровайся с Либерти Неторопливым Медведем, дорогая. Когда знакомство состоится, — добавил он ворчливо, — я задушу этих проклятых гиен.
Глава 11
— Берти ведет Куинна и его парней прямо сюда. Они сделают привал в нескольких милях от нас.
— Ты их видел? — удивилась Мариетта.
— Их трудно не заметить! — усмехнулся Мэтью. — Берти старается ехать по открытой местности, поднимает как можно больше пыли и разрешает этим дурням палить из винтовок, когда им вздумается. Да, он неплохо проводит время. Говорит, что за всю жизнь так никогда не веселился.
Мариетта бросила на него изумленный взгляд:
— Разве ты с ним недавно разговаривал?
— Мы встретились с Берти вчера, поздно ночью. Он сказал Куинну, что заметил медвежьи следы, и пошел проверить, нет ли поблизости зверя, — Мэтью рассмеялся. — Какие у этих парней были лица! Берти чуть язык себе не откусил, чтобы не расхохотаться. Ему хотелось спрятаться в кустах да напугать их как следует, но Куинн слишком хорошо стреляет.
— О… — Улыбка на лине Мариетты погасла. — Да, я слышала, что он отличный стрелок.
— Берти говорит, что в меткости и быстроте с Куинном никто не сравнится. Он пускает в ход не только свои глаза, но и уши. Этот талант смертельно опасен. Поэтому завтра, когда мы будем готовы схватить Куинна, ты, Этта Колл, будешь точно исполнять все, что я тебе скажу. Мне нужно доказать, что он покушался на твою жизнь. Тогда этих парней легко будет убрать.
Мариетта опустила глаза. Нельзя же сказать Мэтью, что если завтра все закончится благополучно, то Дрю Куинн до суда не доживет.
— А Эллиот Чемберс? — Мариетта посмотрела на Мэтью.
— Даже если только половина того, что написано в дневнике, окажется правдой, Чемберсу не удастся избежать правосудия.
— Значит, Дэвид и Джосайя погибли не напрасно, — прошептала Мариетта.
— Смерть есть смерть, Этти! — резко ответил Мэтью. — Не стоит придавать ей какой-то особый смысл и ценность. Ни твой муж, ни Джосайя Андерсон не должны были умереть! — В его голосе звучала злость. — Если профессор Колл был уж таким умным, почему же он не рассказал обо всем полиции? Почему позволил выследить себя и убить?
Его слова поразили Мариетту прямо в сердце, и в глазах ее закипели слезы.
— Черт! — пробормотал Мэтью и вылил в костер остатки кофе, вложив в это движение всю свою ярость. — Опять наговорил лишнего. И почему я такой? Будь мама жива, она отодрала бы меня за уши. — Потом, немного смягчившись, добавил: — Прости, Этти. Мне не следовало говорить так о твоем… о профессоре Колле.
— Ничего, — прошептала Мариетта. — После его смерти я тоже сотни раз задавала себе этот вопрос. От него трудно было ожидать подобных действий. Он вел спокойный, замкнутый образ жизни. Наверное, я никогда не пойму, почему Дэвид решил самостоятельно устроить крестовый поход против Эллиота Чемберса. Зря он это сделал.
— Несомненно, — тихо отозвался Мэтью. — Ты, конечно, очень по нему скучаешь?
— Да.
— Понятно, — сказал он, вздохнув.
Они помолчали, слушая, как потрескивает огонь в костре.
— Почему ты не женат, Мэтью? — вдруг спросила Мариетта.
Он опустил голову, стараясь не показывать, как ему приятно слышать из ее уст свое имя. В последнее время Мариетта уже несколько раз обращалась к нему так, и было что-то такое в ее голосе, что его очень волновало.
— Я давно поклялся себе, что не женюсь, потому что тогда мне пришлось бы сдать значок, а мне этого делать не хочется.
— Сдать значок? Не понимаю почему?
— Какую жизнь я могу предложить женщине? — начат объяснять Мэтью. — Быть женой полицейского — это ужасно! Она редко будет меня видеть, а это нехорошо для брака. Я не хочу жениться на какой-нибудь девчушке, а потом оставить ее вдовой, да еще с детьми. Вот поэтому я и решил быть один.
— Звучит печально, — грустно заметила Мариетта. Уж она-то знала, что такое одиночество.
Мэтью пожал плечами.
— Все не так плохо. У свободного человека есть масса преимуществ. Я могу делать что хочу и когда хочу, идти куда вздумается. Никто мной не командует. Кроме Элизабет, — добавил он с улыбкой. — Это моя золовка. Она постоянно нападает на меня, но я живу с ними недели две-три, не больше. Можно и потерпеть.
— Все это, конечно, так, — согласилась Мариетта, — но, с другой стороны, никто не разделит твои радости и горести.
— И белье не постирает, — добавил Мэтью. — Вот этого мне действительно не хватает.
Мариетта залилась смехом, как ребенок, приведя Мэтью в состояние полного блаженства. Кажется, ей очень нравятся шутки. Неужели раньше с ней никто так не разговаривал? Она смеется, словно удивляясь, что способна на это. Прекраснее ее смеха нет ничего на свете. Вот если бы можно было каким-то образом сохранить его, закупорить в бутылку, а потом слушать, когда захочется.
— А что ты об этом думаешь? — спросил он, сразу посерьезнев. — Я имею в виду замужество?
— О, это было очень мило!
— Мило?
— Да, мне понравилось.
— Господи, Этти!.. Ты как будто говоришь об экскурсии в музей.
Мариетта лукаво улыбнулась:
— Вовсе нет. Просто мы с Дэвидом жили тихо, во всяком случае, не напивались и не палили из револьверов.
Мэтью удивленно сказал:
— Ты же знаешь, я имел в виду совсем не это. Ты сейчас говорила, что надо, мол, делить друг с другом радости и беды, но непохоже, что замужество тебе очень понравилось.
— О… — Мариетта сразу погрустнела. — Вероятно, наш с Дэвидом брак нельзя было назвать идеальным. Дело в том, что мы поженились не по любви или великой страсти. Мы были просто друзьями, уважали друг друга, и нам было хорошо вместе.
— Звучит убедительно, — сухо прокомментировал Мэтью.
Будь Мариетта его женой, она никогда бы так не сказала. И не сказала бы «мило» о тех вещах, которыми занимаются в браке.
— Да, ничего особенного, — призналась Мариетта. — Но с Дэвидом я была счастлива. После смерти мамы мне пришлось жить с отцом… — Она замолчала, словно взвешивая слова.
— Давай, Этти, — подбодрил ее Мэтью. — Рассказывай.
Мариетта завернула руки в юбку, пытаясь согреться.
— Просто… я никогда не могла понять, зачем она вышла за отца замуж. Я имею в виду маму. Такая очаровательная женщина! Когда она умерла, мне было только семь лет, но я очень хорошо ее помню. Мама родилась в Массачусетсе и говорила с таким милым акцентом. Она была нежная, любящая, добрая, а мой отец… — она замялась, — он трудный человек.
В ее голосе слышалась боль.
— Этти!.. — прошептал Мэтью. Его рука преодолела небольшое расстояние, разделявшее их, и сжала ее пальчики.
— Он не был жесток, совсем нет, но интересовался только своей карьерой. Политика стала его любовницей. — Мариетта замолчала, погрузившись в задумчивость. — Я появилась на свет в Сакраменто. Папа к тому времени был членом ассамблеи. В детстве политика заменяла мне сказки и песни. — Она грустно усмехнулась, и Мэтью сжал ее руку сильнее.
— После смерти мамы мы остались вдвоем, и папе пришлось уделять мне больше внимания, потому что смотреть за мной было некому! Наверное, он чувствовал себя виноватым за то, что столько лет пренебрегал мной, поэтому и решил вовлечь меня в свою жизнь.
— Он любил тебя, дорогая, — тихо сказал Мэтью.
— Да, мне тоже так кажется. Однажды, когда я еще была маленькая и упала с лошади, отец сидел около моей кроватки и плакал.
— А как же иначе, — ласково согласился Мэтью. — Ведь он твой отец, и, конечно, он очень испугался за тебя.
— Я часто вспоминаю о том, как он смотрел на меня, когда я очнулась и открыла глаза, как поцеловал, как разговаривал со мной. Я жила этим в Вашингтоне: там мы виделись редко. Потом он потерял ко мне интерес — так же, как и к маме в свое время. Я стала играть роль хозяйки, когда в дом приглашались власть имущие. Вот и все.
— Этти…
— Это правда. Папа часто говорил, как он рад, что я некрасива и вряд ли выйду замуж. Ведь тогда о нем некому будет позаботиться.
Мэтью тихонько выругался, но Мариетга сделала вид, что не заметила.
— Дэвид избавил меня от одиночества. Он знал, как я несчастна, и предложил мне путь к спасению, пожертвовав собой ради меня. Я отказывалась, но он убедил меня, и за это я ему была потом очень благодарна. Я старалась стать ему хорошей женой — такой, какая ему была нужна, и, по-моему, Дэвид никогда не жалел о том, что женился на мне. По крайней мере мне так кажется, — закончила она, глядя на языки пламени.
— Этти Колл, жениться на тебе и сожалеть об этом может только круглый дурак.
Мариетта сжала его руку, даже не догадываясь, что почувствовал при этом Мэтью, как бешено забилось его сердце.
— Вы очень галантны, сэр. Настоящий средневековый рыцарь.
— Хотел бы я быть таким, Этти. Поверь, мне очень хотелось бы быть гораздо лучше, чем я есть. — Он встал и помог подняться Мариетте. — Подожди, давай прогуляемся немного.
Стоило им отойти от лагеря и оказаться в темноте, как Мэтью стиснул ее в своих объятиях. Мариетта не сопротивлялась: ее влекло к нему. Только с Мэтью она чувствовала прилив каких-то особенных неведомых эмоций Хорошо бы навсегда запечатлеть их в памяти! Эти большие теплые руки, сжимающие ее талию, это ощущение близости… Мариетта тоже обняла его, в тайной надежде на поцелуй, но Мэтью поднял голову вверх и стал смотреть на звездное небо.
— Посмотри туда!.. — промолвил он с восхищением.
Мариетта подняла глаза и пришла в восторг. Только мириады звезд могут привести человека в такое состояние!
— Красиво…
— Да, — едва слышно согласился Мэтью. — Я не очень набожен, но когда видишь это…
— Да, — прошептала Мариетта.
— Человек не в состоянии до конца понять себя, далеко не все он может изменить или проконтролировать. Вот так и со мной сейчас. — Мэтью вдруг сжал Мариетту крепко, словно тисками, и зарылся лицом в ее волосы. — Этти, — грустно пробормотал он, словно оправдываясь.
Она нежно провела рукой по его затылку.
— Все в порядке, Мэтью. Я понимаю. Он вздохнул и обнял ее еще крепче.
— Таких мест, как это, в мире немного, — сказал он более спокойно минуту спустя. Он разжал свои объятия, и теперь они могли посмотреть друг на друга. — Двадцать лет назад здесь не было ни городов, ни железных дорог — вообще ничего. А теперь человек повсюду оставил свой след. Только, видимо, человек не может быть самим собой, — с горечью сказал он, — Нет у него свободы. Нигде.
— Я понимаю.
— Правда? — Мэтью заглянул ей в глаза. — Ты поняла меня, Этти?
— Да, — повторила она.
Он с нежностью погладил ее щеки.
— Завтра мы арестуем Куинна, и ты выполнишь все мои указания. И выполнишь в точности, миссис Колл.
Мариетта молча смотрела на него. Он провел большим пальцем по ее губам.
— Обещай мне это, Этти. Скажи, что сделаешь все, что я скажу. Не пытайся выкинуть какую-нибудь глупость. Ты ведь ненавидишь Куинна?
Мариетта с трудом сглотнула.
— К чему мне это?
— Не знаю. Женщины иногда не могут справиться с собой. Они очень противоречивые создания.
— Вот как, маршал? — игриво спросила она.
— Да, именно так, — ответил он.
— Я вовсе не такая.
Мэтью улыбнулся и поцеловал ее в уголок рта, поглаживая волосы.
— Разве, Этти? Тогда почему же ты не сразу рассказала мне о дневнике? Помнишь первый день нашего знакомства? В поезде я спросил, не утаиваешь ли ты что-нибудь от меня?
— Но я не знала, — виновато ответила Мариетта. — Я имею в виду, что в то время действительно не знала, что…
Мэтью усмехнулся и снова поцеловал ее, чтобы стереть с хорошенького личика выражение тревоги. Только на этот раз поцелуй длился дольше.
— Ты не знала, Этти? Но это не важно. Не смотри на меня так, я говорю правду. Это совершенно не важно. Мне только нужно, чтобы ты пообещала, что будешь меня слушать.
— О!..
Он исполнил свое заветное желание и поцеловал Мариетту еще раз, раздразнив как следует языком. Потом поднял голову и, задыхаясь, сказал:
— Я жду, милая.
Всю свою жизнь, и особенно в годы замужества, Мариетта вела себя, как подобает приличной женщине. Она не прикасалась ни к кому, кроме мужа, и никогда первая не провоцировала его на объятия и поцелуи. Но Мэтью все это нравилось, он явно наслаждался. Нельзя давать ему ложные обещания! И все же… Мариетта нарушила правила, которых прежде свято придерживалась, и сама прижалась к нему губами.
Мэтью замер, заставив Мариетту вложить в свой поцелуй еще больше страсти. Потом он глухо застонал и ответил ей с таким энтузиазмом, что в сердце Мариетты зародилась надежда.
— Ты говорил, что он влюблен, Двенадцать Лун, но я не верил, пока не увидел все собственными глазами.
Ни Мариетта, ни Мэтью не смогли отреагировать на это вторжение с должной быстротой. Оторвавшись наконец от своей Этти, маршап глухо зарычал.
— Невероятно, да? — заметил Джастис, стоявший вместе с братом возле костра.
— Точно, — согласился Неторопливый Медведь. — Забавная история.
— Я убью их! — прорычал Мэтью.
Мариетта заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
— Мэтью? — смущенно пробормотала она, когда он выпрямился и разжал объятия. — Мы не одни.
Обернувшись, Мариетта увидела ухмыляющегося Джастиса. Рядом с ним у костра стоял высокий мужчина и тоже улыбался. Его длинные, до талии, волосы, заплетенные в косы, были огненно-рыжего цвета. Такого оттенка волос Мариетга никогда не встречала.
При свете пламени волосы сияли, словно новенькие медяки.
— О Боже! — сорвалось у нее с языка.
Какие странные люди живут в горах! Этот незнакомец, одетый в кожу — от мокасин до рубашки с кистями на спине, — был похож на дикого индейца гораздо больше, чем Джастис Двенадцать Лун.
Мэтью взял Мариетту за руку и подвел ее к хохочущим мужчинам.
— Поздоровайся с Либерти Неторопливым Медведем, дорогая. Когда знакомство состоится, — добавил он ворчливо, — я задушу этих проклятых гиен.
Глава 11
Еще на пути к долине Хетч-Хетчи Мэтью объяснил Мариетте, почему он так любит это место. Оно не менее красиво, чем знаменитая Йосемитская долина. Там есть такие же великолепные водопады и восхитительные горы, покрытые ледниками, но о Хетч-Хетчи знают немногие. А ездят туда лишь единицы. Поэтому для Мэтью укромная долина имела особое значение. Он скрывался в Хетч-Хетчи, когда ему нужно было подумать или просто остаться в одиночестве, отдохнуть от людей.
Увидев долину, Мариетта сразу поняла, почему это место так любил Мэтью.
— О Мэтью, как красиво!
— Да, очень красиво. Знаешь, Санта-Инес я люблю, как свой родной дом, но здесь со мной творится нечто невероятное. Я бывал в Большом каньоне и в других местах… Да разве их сравнишь с Хетч-Хетчи?
— Водопады! Они просто изумительны!
— Этот называется Туееулала. Он самый большой в Вапаме.
— Индейские названия?
— Да, — сказал Джастис, направив к ним свою лошадь. — Индейцы племени йосемитов жили здесь задолго до появления белого человека. Почти все названия остались от йосемитов или миоки.
— Хетч-Хетчи — это миокское слово, — с видом знатока заметил Мэтью. — Переводится как «трава со съедобными семенами». — Джастис рассмеялся, и он добавил, покраснев: — Ну ладно, мне сказал это Джон Мур[5].
Мариетта изумленно посмотрела на него:
— Ты знаком с ним?
— Да, встречались пару раз.
— Ты счастливчик. В Вашингтоне любая жена сенатора или члена ассамблеи пойдет на все, только бы заполучить Джона Мура в качестве гостя. Он приезжал туда в прошлом году, и это вызвало много шума. Все лучшие семьи устроили празднества в его честь.
— Вот умора! — Мэтью засмеялся. — Не могу представить Джона сидящим за столом в светском обществе. Уверен, что он в это время мечтал очутиться где-нибудь в прерии под открытым небом! — Не обращая внимания на Мариетту, шокированную этими словами, он посмотрел на Джастиса: — У меня опять мурашки бегут по спине, Джас. Держись поближе к нам, а то вдруг Куинн выкинет какую-нибудь глупость. Сразу помрачнев, Джастис кивнул. Когда они начали спускаться в долину, Мариетта наклонилась к Джастису и шепнула:
— Неужели он действительно знает Джона Мура?
— Гораздо лучше, чем язык миоки, — улыбнувшись, ответил Джастис.
Мариетта рассмеялась, а Мэтью бросил на них сердитый взгляд:
— Перестань заигрывать с Этти, Двенадцать Лун, и поглядывай, нет ли где твоего братца.
— Я предпочел бы лучше пофлиртовать с миссис Колл, — ловко парировал Джастис. — Это гораздо приятнее.
— Да ну? Смотри, как бы тебе ни лишиться зубов! — сердито сказал Мэтью.
Джастис произнес несколько слов на чероки. Мэтью побагровел, отвернулся и пробормотал:
— Подожди, дружок, и с тобой то же самое случится.
Они спускались с гор медленно и с большими предосторожностями. Мэтью то и дело поднимал руку, приказывая остальным остановиться, осматривался по сторонам и прислушивался. Несколько раз они с Джастисом молча обменивались многозначительными взглядами. Приблизившись к открытой лужайке, он остановился снова.
— Что случилось? — шепотом спросила Мариетта.
Только сейчас она заметила, что кругом стоит мертвая тишина: ни чириканья птиц, ни жужжания насекомых. Как будто вся живность покинула эти места.
Мэтью ничего не ответил, только кивнул Джастису и послал на удивление послушного Урода вперед, изменив направление. Потом проверил винтовку, лежавшую поперек седла. Сзади что-то щелкнуло. Оглянувшись, Мариетта увидела, что Джастис тоже приготовился к стрельбе.
Вздохнув, она потянулась за своей сумочкой, в которой лежал револьвер, сняла ее с луки седла и привязала к поясу. Они ехали по краю луга, под деревьями, и наконец добрались до узкого ущелья. Мариетта знала немного о планах Мэтью. Он говорил, что эти горы послужат им надежной защитой от Дрю Куинна.
— Куда Берти ведет Куинна? — Шепот Мэтью прозвучал до странности громко в царившем здесь безмолвии.
— В долину, — тихо ответил Джастис. — Они позади нас.
— Что-то не так, — сказал Мэтью, еле шевеля губами. — Куинн впереди. — Он обвел взглядом горы.
— Да. Но где?
— Дай Бог, чтобы Берти не потерял голову, — отозвался Мэтью.
Он приблизился к кобыле и обхватил Мариетту за талию, по-прежнему не сводя глаз с гор.
— Ты поедешь со мной, Этти…
В это мгновение раздалась оглушительная стрельба. Кобыла споткнулась, словно кто-то ударил ее в бок. Припав на задние ноги, животное жалобно заржало. Падая, Мариетта увидела, как перед ней закружились деревья и небо. Руки и ноги стали словно ватные. Выстрелы не смолкали. Кобыла продолжала ржать, а наездница летела вниз, на землю.
И вдруг она почувствовала, что уткнулась лицом в грудь Мэтью, его руки больно впились в ее ребра. Глядя через его плечо, Мариетта в ужасе наблюдала, как бьется в агонии ее послушная быстроногая лошадка. А ружейный огонь не стихал.
— Стреляй! — заорал Мэтью.
Джастис Двенадцать Лун направил свою винтовку на кобылу. Из груди Мариетты рвался вопль, но Мэтью зажал ей рот рукой в кожаной перчатке. Мариетта закрыла глаза. Урод беспокойно перебирал копытами, точно танцуя. От его сильного, полного энергии напряженного тела шел жар. Прогремел выстрел, и кобыла затихла.
— Вперед! — крикнул Мэтью, вонзив каблуки в бока Урода.
Конь рванулся галопом, и Мариетте снова показалось, что она летит. Она мертвой хваткой вцепилась в рубашку Мэтью. А он держал ее в своих железных объятиях, слегка отклонившись назад, и понукал своего демонического скакуна.
Урод мчался по лугу широким галопом, явно не прикладывая для этого особых усилий. Горную тропу он одолел, как кошка, карабкающаяся по дереву, но фырчал при этом подобно дикому зверю, который терзает свою добычу. Мэтью пришлось поработать, чтобы остановить злую, непокорную лошадь.
Звуки выстрелов замерли вдали, и Мариетта сразу услышала шум падающей воды. Водопад Туееулала. Тот самый, который показывал ей Мэтью.
— Мэтью! — испуганно пролепетала она.
— Не сейчас! — резко ответил он, направив потного, тяжело дышавшего Урода вверх, в горы.
Они подъехали прямо к водопаду, там Мэтью и спешился.
— Вот мы и на месте. Слезай.
Он стащил Мариетту с лошади и тут же был вынужден подхватить ее и взять на руки: она дрожала так сильно, что ноги не держали ее.
— Куинн скачет вдогонку, — сказал он, продравшись сквозь кустарник к маленькой пещерке, остановился там и опустил Мариетту на землю. — А теперь послушай меня, Этти Колл. — Мэтью повернул ее лицом к себе и положил руки ей на плечи, притянув поближе. — Оставайся здесь, никуда не ходи без моего разрешения. Поняла?
Мариетта словно онемела. Губы шевелились, но зубы стучали так, что она не могла выговорить и слова.
— Я никому не позволю тебя обидеть, клянусь! — страстно пообещал Мэтью и поцеловал ее. — Забирайся в пещеру и сиди там. — Он подтолкнул Мариетту к узкому проходу, ведущему в сырую темную расщелину. — Постарайся устроиться где-нибудь подальше и не выглядывай. Что бы ни случилось, Этти, не выходи, пока не услышишь мой голос.
— М-мэт… — выдавила она из себя, но Мэтью уже и след простыл.
Из своего укрытия Мариетта видела, как он вскочил на Урода, повернул заартачившуюся лошадь и ускакал. Она стояла, сцепив руки и пытаясь успокоиться. Минуты тянулись одна за другой. Тишину нарушал только шум водопада. Дрожь постепенно стихла, и тут Мариетта вспомнила о своем револьвере. Надо вытащить его и держать наготове. Развязав тесемки на поясе, она взяла сумочку и, встав коленями на влажную землю, достала оттуда большой револьвер. Он казался очень тяжелым по сравнению с тем крохотным пистолетом, который Мэтью дал ей в первый день их знакомства, когда отправился покупать новую одежду. Мариетта обрадовалась, что оружие наконец-то понадобилось. Значит, не напрасно она таскала его с собой столько времени.
— Надо потянуть за маленькую рукоятку, — пробормотала она, пустив в ход оба больших пальца. Раздайся щелчок, и Мариетта с облегчением вздохнула. — Вот так.
Она вытерла пот с разгоряченного лба и попыталась дышать ровнее. Дэвид не выносил никакого оружия. Охоту считал отвратительным занятием, недостойным цивилизованного человека, и не разрешал держать пистолеты дома — даже в целях самозащиты.
Глядя на лежавший на земле револьвер, Мариетта старалась представить Дэвида в тот момент, когда он понял, что смерть близка. Может быть, ему тогда хотелось, чтобы в руке у него оказался пистолет? Но разве смог бы он прицелиться в человека и спустить курок? Нет, воображение отказывалось рисовать такую картину, хотя в других ситуациях Мариетта видела мужа отчетливо, словно наяву. Вот Дэвид накануне своей гибели сидит вечером в гостиной у камина и читает свои любимые стихи. А вот он во время лекции — покоряет аудиторию тонким юмором и замечательной эрудицией. Или вот еще: Дэвид кружит ее в вальсе. Он с удовольствием танцевал в тех редких случаях, когда принимал приглашения на званые вечера. И Мариетта легко могла представить его мертвым. Застывшее белое лицо, избитое окровавленное тело, распростертое на полу… Эта картина была отчетливее всех остальных.
Стук копыт насторожил ее. Мариетта подняла голову, вытерла мокрые от слез щеки и подняла с земли револьвер. Лошади остановились довольно далеко, и всадников не было видно. Но когда они спешились и начали продираться сквозь кустарник, она не выдержала и крикнула:
— Мэтью?
В пещеру ворвался Дрю Куинн.
— Прошу прощения, миссис Колл, маршала Кейгана здесь нет. Надеюсь, вы не будете возражать против моего общества? — Он обернулся к одному из своих громил, стоявшему сзади. — Вернее, против нашей компании?
Мариетта молча смотрела на него. Она вдруг почувствовала себя страшно уставшей: лечь бы сейчас на землю и уснуть! Вокруг опять все стихло, до нее доносились только звуки падающей воды. Мариетта крепко обхватила пальцами револьвер.
Она никогда не видела Дрю Куинна вблизи. Издали он казался чуть ли не мальчиком, но теперь, глядя на его изможденное лицо, она поняла, что убийца не так уж молод. Кожа несвежая и вся в морщинах… Он стар как мир. Куинн рассмеялся, заметив, что на него направлено дуло револьвера.
— Не люблю убивать женщин, но вы — другое дело, миссис Колл.
— Где Мэтью? — спросила она.
— Его нет, — ответил Куинн. — Он далеко-далеко, миссис Колл, и не сможет спасти вас. Опустите револьвер, я разрешаю вам помолиться перед смертью.
У Мариетты пересохли губы. Она облизнула их и подняла револьвер. В памяти всплыли наставления Мэтью: «Если придется стрелять, прицельтесь как следует, держите руку твердо и знайте: вам надо убить человека».
— Да, — сказала Мариетта, прищурив один глаз и направляя револьвер прямо в грудь Дрю Куинна.
— Опусти револьвер, Этти. Я держу его на мушке. Она недоуменно заморгала: голос Мэтью раздался откуда-то сверху. В этот момент Куинн, по-прежнему улыбаясь, навел на нее свой пистолет.
— Вы настоящий волшебник, маршал, — спокойно заметил он, не сводя глаз со своей жертвы. — Пять минут назад я видел, как вы мчались по лугу в противоположном направлении, и вот вы уже здесь.
— Я не волшебник, просто у меня отличная лошадь. Опусти пистолет, Куинн, не то я продырявлю тебе живот.
— Вы неправильно понимаете ситуацию, маршал. Я даю вам три секунды. Бросьте свою винтовку, или я отправлю миссис Колл в гости к ее мужу.
— Ты ничего не выиграешь, приятель. Если что-нибудь случится с миссис Колл, я убью тебя. Хочешь жить — положи пистолет и давай поговорим.
Увидев долину, Мариетта сразу поняла, почему это место так любил Мэтью.
— О Мэтью, как красиво!
— Да, очень красиво. Знаешь, Санта-Инес я люблю, как свой родной дом, но здесь со мной творится нечто невероятное. Я бывал в Большом каньоне и в других местах… Да разве их сравнишь с Хетч-Хетчи?
— Водопады! Они просто изумительны!
— Этот называется Туееулала. Он самый большой в Вапаме.
— Индейские названия?
— Да, — сказал Джастис, направив к ним свою лошадь. — Индейцы племени йосемитов жили здесь задолго до появления белого человека. Почти все названия остались от йосемитов или миоки.
— Хетч-Хетчи — это миокское слово, — с видом знатока заметил Мэтью. — Переводится как «трава со съедобными семенами». — Джастис рассмеялся, и он добавил, покраснев: — Ну ладно, мне сказал это Джон Мур[5].
Мариетта изумленно посмотрела на него:
— Ты знаком с ним?
— Да, встречались пару раз.
— Ты счастливчик. В Вашингтоне любая жена сенатора или члена ассамблеи пойдет на все, только бы заполучить Джона Мура в качестве гостя. Он приезжал туда в прошлом году, и это вызвало много шума. Все лучшие семьи устроили празднества в его честь.
— Вот умора! — Мэтью засмеялся. — Не могу представить Джона сидящим за столом в светском обществе. Уверен, что он в это время мечтал очутиться где-нибудь в прерии под открытым небом! — Не обращая внимания на Мариетту, шокированную этими словами, он посмотрел на Джастиса: — У меня опять мурашки бегут по спине, Джас. Держись поближе к нам, а то вдруг Куинн выкинет какую-нибудь глупость. Сразу помрачнев, Джастис кивнул. Когда они начали спускаться в долину, Мариетта наклонилась к Джастису и шепнула:
— Неужели он действительно знает Джона Мура?
— Гораздо лучше, чем язык миоки, — улыбнувшись, ответил Джастис.
Мариетта рассмеялась, а Мэтью бросил на них сердитый взгляд:
— Перестань заигрывать с Этти, Двенадцать Лун, и поглядывай, нет ли где твоего братца.
— Я предпочел бы лучше пофлиртовать с миссис Колл, — ловко парировал Джастис. — Это гораздо приятнее.
— Да ну? Смотри, как бы тебе ни лишиться зубов! — сердито сказал Мэтью.
Джастис произнес несколько слов на чероки. Мэтью побагровел, отвернулся и пробормотал:
— Подожди, дружок, и с тобой то же самое случится.
Они спускались с гор медленно и с большими предосторожностями. Мэтью то и дело поднимал руку, приказывая остальным остановиться, осматривался по сторонам и прислушивался. Несколько раз они с Джастисом молча обменивались многозначительными взглядами. Приблизившись к открытой лужайке, он остановился снова.
— Что случилось? — шепотом спросила Мариетта.
Только сейчас она заметила, что кругом стоит мертвая тишина: ни чириканья птиц, ни жужжания насекомых. Как будто вся живность покинула эти места.
Мэтью ничего не ответил, только кивнул Джастису и послал на удивление послушного Урода вперед, изменив направление. Потом проверил винтовку, лежавшую поперек седла. Сзади что-то щелкнуло. Оглянувшись, Мариетта увидела, что Джастис тоже приготовился к стрельбе.
Вздохнув, она потянулась за своей сумочкой, в которой лежал револьвер, сняла ее с луки седла и привязала к поясу. Они ехали по краю луга, под деревьями, и наконец добрались до узкого ущелья. Мариетта знала немного о планах Мэтью. Он говорил, что эти горы послужат им надежной защитой от Дрю Куинна.
— Куда Берти ведет Куинна? — Шепот Мэтью прозвучал до странности громко в царившем здесь безмолвии.
— В долину, — тихо ответил Джастис. — Они позади нас.
— Что-то не так, — сказал Мэтью, еле шевеля губами. — Куинн впереди. — Он обвел взглядом горы.
— Да. Но где?
— Дай Бог, чтобы Берти не потерял голову, — отозвался Мэтью.
Он приблизился к кобыле и обхватил Мариетту за талию, по-прежнему не сводя глаз с гор.
— Ты поедешь со мной, Этти…
В это мгновение раздалась оглушительная стрельба. Кобыла споткнулась, словно кто-то ударил ее в бок. Припав на задние ноги, животное жалобно заржало. Падая, Мариетта увидела, как перед ней закружились деревья и небо. Руки и ноги стали словно ватные. Выстрелы не смолкали. Кобыла продолжала ржать, а наездница летела вниз, на землю.
И вдруг она почувствовала, что уткнулась лицом в грудь Мэтью, его руки больно впились в ее ребра. Глядя через его плечо, Мариетта в ужасе наблюдала, как бьется в агонии ее послушная быстроногая лошадка. А ружейный огонь не стихал.
— Стреляй! — заорал Мэтью.
Джастис Двенадцать Лун направил свою винтовку на кобылу. Из груди Мариетты рвался вопль, но Мэтью зажал ей рот рукой в кожаной перчатке. Мариетта закрыла глаза. Урод беспокойно перебирал копытами, точно танцуя. От его сильного, полного энергии напряженного тела шел жар. Прогремел выстрел, и кобыла затихла.
— Вперед! — крикнул Мэтью, вонзив каблуки в бока Урода.
Конь рванулся галопом, и Мариетте снова показалось, что она летит. Она мертвой хваткой вцепилась в рубашку Мэтью. А он держал ее в своих железных объятиях, слегка отклонившись назад, и понукал своего демонического скакуна.
Урод мчался по лугу широким галопом, явно не прикладывая для этого особых усилий. Горную тропу он одолел, как кошка, карабкающаяся по дереву, но фырчал при этом подобно дикому зверю, который терзает свою добычу. Мэтью пришлось поработать, чтобы остановить злую, непокорную лошадь.
Звуки выстрелов замерли вдали, и Мариетта сразу услышала шум падающей воды. Водопад Туееулала. Тот самый, который показывал ей Мэтью.
— Мэтью! — испуганно пролепетала она.
— Не сейчас! — резко ответил он, направив потного, тяжело дышавшего Урода вверх, в горы.
Они подъехали прямо к водопаду, там Мэтью и спешился.
— Вот мы и на месте. Слезай.
Он стащил Мариетту с лошади и тут же был вынужден подхватить ее и взять на руки: она дрожала так сильно, что ноги не держали ее.
— Куинн скачет вдогонку, — сказал он, продравшись сквозь кустарник к маленькой пещерке, остановился там и опустил Мариетту на землю. — А теперь послушай меня, Этти Колл. — Мэтью повернул ее лицом к себе и положил руки ей на плечи, притянув поближе. — Оставайся здесь, никуда не ходи без моего разрешения. Поняла?
Мариетта словно онемела. Губы шевелились, но зубы стучали так, что она не могла выговорить и слова.
— Я никому не позволю тебя обидеть, клянусь! — страстно пообещал Мэтью и поцеловал ее. — Забирайся в пещеру и сиди там. — Он подтолкнул Мариетту к узкому проходу, ведущему в сырую темную расщелину. — Постарайся устроиться где-нибудь подальше и не выглядывай. Что бы ни случилось, Этти, не выходи, пока не услышишь мой голос.
— М-мэт… — выдавила она из себя, но Мэтью уже и след простыл.
Из своего укрытия Мариетта видела, как он вскочил на Урода, повернул заартачившуюся лошадь и ускакал. Она стояла, сцепив руки и пытаясь успокоиться. Минуты тянулись одна за другой. Тишину нарушал только шум водопада. Дрожь постепенно стихла, и тут Мариетта вспомнила о своем револьвере. Надо вытащить его и держать наготове. Развязав тесемки на поясе, она взяла сумочку и, встав коленями на влажную землю, достала оттуда большой револьвер. Он казался очень тяжелым по сравнению с тем крохотным пистолетом, который Мэтью дал ей в первый день их знакомства, когда отправился покупать новую одежду. Мариетта обрадовалась, что оружие наконец-то понадобилось. Значит, не напрасно она таскала его с собой столько времени.
— Надо потянуть за маленькую рукоятку, — пробормотала она, пустив в ход оба больших пальца. Раздайся щелчок, и Мариетта с облегчением вздохнула. — Вот так.
Она вытерла пот с разгоряченного лба и попыталась дышать ровнее. Дэвид не выносил никакого оружия. Охоту считал отвратительным занятием, недостойным цивилизованного человека, и не разрешал держать пистолеты дома — даже в целях самозащиты.
Глядя на лежавший на земле револьвер, Мариетта старалась представить Дэвида в тот момент, когда он понял, что смерть близка. Может быть, ему тогда хотелось, чтобы в руке у него оказался пистолет? Но разве смог бы он прицелиться в человека и спустить курок? Нет, воображение отказывалось рисовать такую картину, хотя в других ситуациях Мариетта видела мужа отчетливо, словно наяву. Вот Дэвид накануне своей гибели сидит вечером в гостиной у камина и читает свои любимые стихи. А вот он во время лекции — покоряет аудиторию тонким юмором и замечательной эрудицией. Или вот еще: Дэвид кружит ее в вальсе. Он с удовольствием танцевал в тех редких случаях, когда принимал приглашения на званые вечера. И Мариетта легко могла представить его мертвым. Застывшее белое лицо, избитое окровавленное тело, распростертое на полу… Эта картина была отчетливее всех остальных.
Стук копыт насторожил ее. Мариетта подняла голову, вытерла мокрые от слез щеки и подняла с земли револьвер. Лошади остановились довольно далеко, и всадников не было видно. Но когда они спешились и начали продираться сквозь кустарник, она не выдержала и крикнула:
— Мэтью?
В пещеру ворвался Дрю Куинн.
— Прошу прощения, миссис Колл, маршала Кейгана здесь нет. Надеюсь, вы не будете возражать против моего общества? — Он обернулся к одному из своих громил, стоявшему сзади. — Вернее, против нашей компании?
Мариетта молча смотрела на него. Она вдруг почувствовала себя страшно уставшей: лечь бы сейчас на землю и уснуть! Вокруг опять все стихло, до нее доносились только звуки падающей воды. Мариетта крепко обхватила пальцами револьвер.
Она никогда не видела Дрю Куинна вблизи. Издали он казался чуть ли не мальчиком, но теперь, глядя на его изможденное лицо, она поняла, что убийца не так уж молод. Кожа несвежая и вся в морщинах… Он стар как мир. Куинн рассмеялся, заметив, что на него направлено дуло револьвера.
— Не люблю убивать женщин, но вы — другое дело, миссис Колл.
— Где Мэтью? — спросила она.
— Его нет, — ответил Куинн. — Он далеко-далеко, миссис Колл, и не сможет спасти вас. Опустите револьвер, я разрешаю вам помолиться перед смертью.
У Мариетты пересохли губы. Она облизнула их и подняла револьвер. В памяти всплыли наставления Мэтью: «Если придется стрелять, прицельтесь как следует, держите руку твердо и знайте: вам надо убить человека».
— Да, — сказала Мариетта, прищурив один глаз и направляя револьвер прямо в грудь Дрю Куинна.
— Опусти револьвер, Этти. Я держу его на мушке. Она недоуменно заморгала: голос Мэтью раздался откуда-то сверху. В этот момент Куинн, по-прежнему улыбаясь, навел на нее свой пистолет.
— Вы настоящий волшебник, маршал, — спокойно заметил он, не сводя глаз со своей жертвы. — Пять минут назад я видел, как вы мчались по лугу в противоположном направлении, и вот вы уже здесь.
— Я не волшебник, просто у меня отличная лошадь. Опусти пистолет, Куинн, не то я продырявлю тебе живот.
— Вы неправильно понимаете ситуацию, маршал. Я даю вам три секунды. Бросьте свою винтовку, или я отправлю миссис Колл в гости к ее мужу.
— Ты ничего не выиграешь, приятель. Если что-нибудь случится с миссис Колл, я убью тебя. Хочешь жить — положи пистолет и давай поговорим.