Страница:
Правда. 1952. 24 декабря). Нетрудно было угадать тут стиль Сталина…
Другой академик, Л. Ф. Ильичев, редактировал «Правду» и заслужил недоверие и недовольство Сталина рядом поступков. В томе печатается рецензия на роман В. Лациса «К новому берегу» (С. 435–436), которую Сталин поручал написать Ильичеву, напоминал. Когда, не выполнив поручение самостоятельно, Ильичев сделал это под диктовку Сталина, то струсил подписать материал вместе с ним. История эта имела оригинальное продолжение.
На заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 27 октября 1952 года Сталин выступил с критикой постановки пропаганды и кадровой политики в партии. «У наших кадров, особенно у молодежи, нет глубоких знаний марксизма, — заявил он. — Наше старшее поколение было сильно тем, что мы хорошо знаем марксизм, политическую экономию. Особенно плохо поставлена пропаганда в газетах, в частности в «Правде». Редактор «Правды» Ильичев слаб. Он просто мал для такого дела. Надо бы назначить главного редактора «Правды» посильнее этого, а этот пусть поучится.
…Надо контролировать кадры, изучать их и вовремя выдвигать молодежь на руководящую работу, — продолжал Сталин. — У нас много способной молодежи, но мы плохо знаем молодые кадры. А ведь если выдвинули человека на какую-то работу и он просидит на этой работе 10 лет без дальнейшего продвижения, он перестает расти и пропадает как работник. Сколько загубили людей из-за того, что вовремя не выдвигали».
Сталин предложил «для руководства всей политической работой партии… создать при Президиуме ЦК постоянную комиссию по идеологическим вопросам» и завершил свою речь установкой: «Надо в «Правде» и партийных журналах расширять кругозор наших людей, шире брать горизонт, мы — мировая держава» (С. 588–589).
По свидетельству В. С. Беляева (работник секретариата редакции в 70-х годах), «старые правдисты… утверждали, что вождь не ложился спать, не просмотрев — хотя бы (!) — очередную «Правду». Однажды, получив новый номер, Сталин увидал на первой странице фотографию коровы-рекордистски, то есть такой буренки, которая давала молока и больше своих «товарок», и жирнее, чем у тех получалось.
Фотография была хорошей. Но вождь сказал: «Что за дурак напечатал на первой полосе «Правды» фотографию коровы? Заменить надо всех… Минуточку! Тот, кто занимается промышленностью и вообще машинами, до такой глупости никогда бы не додумался…» Вскоре в приемной главного редактора «Правды» зазвонила «вертушка». Дежуривший в тот день помощник главного редактора Михаил Александрович Шатунов поднял тяжелую трубку правительственной связи: «Редакция «Правды». Помощник главного редактора Шатунов», — отрапортовал он и услышал: «Здравствуйте, товарищ Шатунов. Это Сталин говорит. Где главный редактор?» — «Он в редакции, в одном из отделов. Скоро будет на месте». — «Передайте, пожалуйста, вашему главному редактору, что он дурак. Спасибо», — и вождь положил трубку.
Нетрудно представить себе состояние Михаила Александровича. Не передавать Ильичеву (а главным редактором в это момент — в 1952 году — был Ильичев) мнение Сталина об Ильичеве нельзя. Но и передать-то как?.. Точно так, как сказал ему Сталин? Теми же словами? Ой-ой-ой!.. Смягчить? Может быть еще хуже. И когда Леонид Федорович вернулся в свой кабинет, Шатунов слово в слово передал ему все то, что услышал от Сталина. Ильичев попросил помощника созвать всех членов редколлегии, а когда они пришли, заставил Михаила Александровича повторить рассказ. Никто ничего не понял. Яснее стало через несколько дней, когда в редакцию приехал М. А. Суслов вместе с каким-то красивым, еще молодым человеком. Речь Суслова была краткой, но выразительной. «Товарищи! — сказал он. — Мы считаем, что вы со своими обязанностями справились. Со мной приехал новый главный редактор Дмитрий Трофимович Шепилов. Он и поведет номер».
Словом, освободили всех. Кроме того, кто занимался «…промышленностью и вообще машинами» — редактора промышленного отдела Ивана Ивановича Пустовалова» ( Беляев В. С.Различные сугубо личные размышления старого правдиста на прогулке по Тверскому бульвару. Рукопись. 2005. С. 93–94).
Мемуарист не пишет здесь о самочувствии самого Ильичева. Но подобные встряски партбюрократы с обывательским синдромом, как правило, не прощают. Роль их в последующей догматизации и дискредитации марксизма вряд ли может быть оспорена.
Настоящий том является наглядной иллюстрацией заботы Сталина о духовном состоянии советского общества, или, как сказали бы теперь, о подъеме его духовности, разумеется, прежде всего светской, а не религиозной. На его страницах встречаются имена поэтов Д. Бедного и В. Маяковского, писателей Шолохова, Горького, Р. Ролана, Эренбурга, Соболева, Панферова, Авдеенко, Леонидзе, Лациса, В. Василевской, драматургов Афиногенова и Корнейчука, корифеев русского театра Станиславского и Немировича-Данченко, актеров Черкасова, Хмелева, Плятта, Жарова, Чиркова, Раневской, Кадочникова, Орловой, Целиковской, Москвина, кинодеятелей Эйзенштейна, Довженко, Пудовкина, Шумяцкого, Большакова, Эрмлера, архитекторов Щусева, Иофана, Руднева, Эфроса, Жолтовского, Чернышова, Абросимова, Хрякова, ученых Комарова, Вернадского, Зелинского, Вавилова, Ферсмана, Мичурина, Павлова, Лысенко, Орбели, Цицына, Быкова и др. Эти имена звучат в разном контексте, критическом или же поощрительном, но всегда при неравнодушном, а порой и страстно заинтересованном реагировании на явления новой отечественной культуры.
Любые объединения людей представляют собой систему взаимных связей: случайных контактов, форм общения, регулярных общественных отношений и их сгустков — социальных институтов, организаций, носящих более или менее устойчивый характер. Все это своего рода кровеносная система, разносящая по физическому телу общества как совокупности биологических индивидов живой кислород социальности, поддерживающий ее собственно человеческоебытие. Вся эта система, несмотря на нескончаемые неумолкающие разговоры о ней на протяжении столетий, до сих пор мало изучена и нуждается в правильном анализе.
Условно в великом множестве этих связей можно выделить межличностные, личностно-групповые и личностно-общественные. Существуют и связи коллективно-общественные, а также сочетания всех упомянутых. Их без конца повторяют, воспроизводят, творят конкретные люди, не зная ни днем, ни ночью покоя.
Эта элементарная схематизация нужна нам потому, что при ее помощи сравнительно легко понять, что разные социальные индивиды бывают включены в неодинаковые комплексы взаимных связей. Многие из них, как правило, не выходят за рамки межличностых (муж — жена, родители — дети, родственники, друзья, ближайшие соседи) и личностно-групповых (семья, товарищи по учебе и работе, односельчане, жильцы одного дома и др.), лишь эпизодически попадая в сферу личностно-общественных связей (пример — выборы представительных органов власти), а иные, наоборот (их меньшинство), погружены в эту сферу почти целиком. Понятно, что каждая из сфер как среда общения диктует свои нормы и правила и что бывает дозволено Юпитеру, не дозволено быку; но верно и другое правило: что дозволено быку, подчас противопоказано Юпитеру.
Бытует мнение, что Сталин сам создавал собственный культ личности. Выгодное хрущевцам, горбачевцам, всякого рода оборотням и перерожденцам, это мнение снимало со многих чиновников ответственность за прегрешения еще сталинских времен, облегчало внедрение правого оппортунизма в партийной практике, вуалировало демонтаж социализма в государственной и хозяйственной жизни. Но нет ничего более далекого от действительности. Сталин резко пресекал случаи славословия в свой адрес, хотя делал это не всегда и сознавал, что в сложнейшем переплете интересов и настроений эпохи массам необходим надежный ориентир, неподкупный авторитет. «Зря распространяетесь о «вожде», — пишет он драматургу А. Н. Афиногенову в апреле 1933 года. — Это не хорошо и, пожалуй, не прилично. Не в «вожде» дело, а в коллективном руководителе — в ЦК партии» (С. 41). Как бы продолжая этот разговор, на сей раз с участниками первомайского парада 1934 года, Сталин заявляет: «…Вожди без масс — ничто… Массы решают успех всякого дела и судьбы истории. Все зависит от того, за кем массы пойдут» (С. 62). В основном этой точки зрения он придерживался до конца своих дней. Уже без Сталина, на июльском (1953) Пленуме ЦК КПСС А. И. Микоян по поводу культа личности заявил: «Мы понимали, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, говорил товарищ Сталин, это создают эсеры. Мы не могли тогда поправить это дело, и оно так шло. Нужно подойти к роли личности по-марксистски» ( Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 151). Почему «оно так шло», Микоян не сказал, «подойти к роли личности по-марксистски» ЦК так и не сумел.
Мы не сказали бы всей правды, если бы не отметили того, что на некоторых поворотах истории Сталин как индивидбыл вынужден считаться со Сталиным как политическим феноменом. Особенно остро его формула «Я стою один» дала себя почувствовать в период Отечественной войны. Несмотря на потери от предвоенных репрессий и поражений первого года боевых действий, он сумел выковать блестящую когорту полководцев, уникальный офицерский корпус, но на формирование аналогичного легиона партийныхруководителей его не хватило. В конце 1943 года Сталин сетовал А. Е. Голованову на то, что его «обожествляют»; он говорил, что «святых людей нет, такого человека, как Сталин, конечно, нет, но если люди создали такого, если верят в него, значит, это нужно в интересах пролетариата и нужно поддерживать» ( Чуев Ф. И.Молотов: Полудержавный властелин. С. 521). В военной обстановке это явление укреплялось неизбежным для нее режимом единоначалия, естественным чувством опасности, нуждаемостью в коллективной взаимовыручке, ориентацией на полководческую мудрость и героический пример. Сталину независимо от того, хотел он этого или не хотел, приходилось играть свою, только ему принадлежащую роль. Отказаться от этой роли, сбросить ее с себя, отделаться от нее Сталин уже не мог. В ней был заинтересован многомиллионный коллектив советских людей, а коллективный интерес — и Сталин это знал — сродни объективнойнеобходимости. Сколько-нибудь полноценной альтернативы не было. Начавшаяся с Хрущева аппаратно-бюрократическая инерция сделала ее потом просто невозможной.
Как писал совсем о другом человеке литератор В. Ф. Ходасевич, «была некоторая разница между его действительным образом и воображаемым, так сказать, идеальным. Однако весьма любопытно и существенно, что в этом случае он следовал не столько своему собственному, сколько некоему чужому, притом — коллективному воображению… Он считал своим долгом стоять перед человечеством, перед «массами» в том образе и в той позе, которых от него массы ждали и требовали в обмен на свою любовь. Часто, слишком часто приходилось ему самого себя ощущать некоей массовой иллюзией, частью того «золотого сна», который однажды навеян и который разрушить он… уже не вправе. Вероятно, огромная тень, им отбрасываемая, нравилась ему своим размером и своими резкими очертаниями. Но я не уверен, что он любил ее. Во всяком случае, могу ручаться, что он часто томился ею» (Воспоминания о Горьком. М., 1989. С. 24–25). Эти строки посвящались писателю. К Сталину они применимы вдвойне и втройне.
«…В своем упоении абсолютной властью», как фальшивя порою писали о Сталине «демократы», он бывал в интеллектуальном и моральном отношении зачастую одинок, но не оставался один. Доверительной опорой долго служил ему В. М. Молотов, надежным исполнителем — Л. М. Каганович, его доверием и вниманием пользовались относительно молодые и трагические фигуры А. С. Щербаков, Н. А. Вознесенский и А. А. Кузнецов, несомненной симпатией — А. А. Жданов, А. Н. Косыгин. В конце жизни он внимательно присматривался к растущей партийной смене, почему и предложил ЦК после XIX съезда избрать вместо Политбюро Президиум, который вместе с Секретариатом составлял руководящий коллектив в 36 человек. Моментальное сокращение его на первом же послесталинском Пленуме втрое(с 36 до 12 человек), мало того, что оно было грубым попранием норм внутрипартийной демократии, чем-то вроде переворота, послужило также отдаленной причиной сложившейся уже в 60-х годах системы брежневской «геронтократии» (однопоколенного «старовластия») с ее неизбежным консерватизмом, со всеми ее видимыми и невидимыми негативными последствиями. Конец этой системы («эффект домино») легко прогнозировался. Уход из жизни в течение трехлетия(1982–1985) трехгенсеков («эпоха великих похорон») означал не только неполадки в кадровой работе, но и прекращение действия механизма нормальнойпреемственности на самом пике управленческой пирамиды. Положение на грани политической безответственности…
Настоящую духовную подпитку Сталин, несомненно, всегда черпал в учении Ленина, в живой памяти о нем, подтверждения чему мы находим и в этой книге. «…Ленин, это был такой мужик, левого мизинца которого мы не стоим, мужик, который весь был выкован из нержавеющей стали» (С. 147), — восхищенно говорил он депутатам Верховного Совета СССР (январь 1938). «Вы знаете, что мы, большевики, привыкли идти против течения, — заявил Сталин на приеме деятелей таджикского искусства (апрель 1941), — и я, как большевик, хочу сегодня сказать о человеке, который хотя и умер, но будет вечно жить в истории. Я хочу сказать о том человеке, который нас воспитал, учил, иногда журил, иногда хвалил, который сделал нас людьми, — о Ленине. Это он, Ленин, научил нас работать так, как нужно работать большевикам, не зная страха и не останавливаясь ни перед какими трудностями, работать так, как Ленин. Мы являемся его тенью, его птенцами и учениками. Было бы ложной скромностью с моей стороны сказать, что мы, нынешние руководители партии и правительства, ничего не сделали, не имеем достижений. У нас имеются и успехи, но всем этим мы обязаны Ленину». Охарактеризовав далее Ленина как творца идеологии и политики дружбы народов, плодами которой мы все пользуемся, оратор завершил этот пассаж так: «Я скажу по-восточному — мы его тень на Земле и светим его отраженным светом» (С. 212). Свечение «отраженным светом» Ленина Сталин считал своим жизненным призванием, и у нас нет оснований сомневаться в искренности его выбора. На последнем для Иосифа Виссарионовича Пленуме ЦК 16 октября 1952 года, когда Молотов, отвечая на его критику в свой адрес, назвал себя «учеником Сталина», тот реагировал на это категорически однозначно: «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина» (С. 586).
Пролистывая страница за страницей советскую историю, всякий раз убеждаешься, что при мощном подъеме в народной массе разнообразных талантов — научных и художественных, технических и конструкторских, педагогических и артистических, хозяйственных и военных, публицистических и дипломатических, нет им числа — мы почти не видим лиц, обладающих одновременнонеугомонной любознательностью, хватающим за линию горизонта теоретическим кругозором и выдающимися организаторскими способностями. Не потому ли Советская власть не совершила окончательный прорыв в ноосферу, что не справилась с подготовкой в широком порядке таких именно кадров? «Мало у нас в руководстве беспокойных…» (С. 457), — намекнул на, возможно, главный предмет своей озабоченности, беседуя с Ю. А. Ждановым, Сталин. Он сам был образцом творческой неуспокоенности, отчего и подвергся как неумеренным восхвалениям, так и неуемным поношениям и больше пока не повторился. Постарались и несомненные противники, и недавние сторонники, которых прихватила плесень обывательщины и которые обороняли обретенный чиновный уют. Но со взятой на себя ролью могильщиков идеи они не справились и справиться не могли. Идея, несущая в себе зерно истины, могильщикам не дается.
Но на этом деятельность по публикации сталинского наследия не кончается. Уже ведется компоновка тома 19. В отличие от 90-х годов над книгами работает творческая группа, располагающая возможностями поиска в библиотеках и архивах, надлежащей техникой.
Составители обнаружили в томах 14–17 кое-какие ошибки, пусть невольные и не грубые, но задевающие их профессиональное самолюбие и репутацию предпринимаемого издания. За эти ошибки мы приносим читателям свои извинения.
В отношении ряда материалов, помещенных в томах 14–16, высказывались замечания насчет их неполной документальной достоверности. Это касается отдельных перепечаток, не имевших архивного обоснования. Откровенно скажу, мы сознавали этот недостаток с точки зрения строгой академической науки, но, не имея других возможностей, допускали его десятилетие назад ради восстановления исторической правды. В томах 17–18 таких допущений нет.
Из-за малости сил и отсутствия надлежащей исследовательской базы пришлось отказаться от обычной в конце томов 1-13 Биографической хроники. Другим отличием этих книг стало то, что примечания помещаются не в конце тома, а непосредственно после соответствующего документа. Названия некоторых документов даны составителями. В конце томов 16–18 помещаются обстоятельные приложения. Формат их тот же, внешний вид соответствует традиции.
Составители благодарят своих добрых помощников Авдеева В. А., Антонова Д. А., Виноградова М. В., Зиновьеву Л. В., Золкина А. В., Игнатьева О. В., Краснову Т. Г., Леонтьева Н. П., Ложкину А. С., Ложкину Е. А., Ложкина С. А., Маныкина А. В., Марьину В. В., Медведева Д. В., Нинова В. В., Пермикину С. П., Потапова К. К., Терехова С. Н., Федюнина В. В., Хрящевского Р. Е., Чудинову С. В., Швареву Е. Б., Яброву Т. И., всех товарищей, которые делом и словом воодушевляли нашу работу.
Ричард Косолапов.
Декабрь 2005 года
Составители тома: М.Н. Грачев, А.Е. Кирюнин, Р.И. Косолапов, Ю.А. Никифоров, С.Ю. Рыченков
С.Ю. Рыченков. Архивная справка
Другой академик, Л. Ф. Ильичев, редактировал «Правду» и заслужил недоверие и недовольство Сталина рядом поступков. В томе печатается рецензия на роман В. Лациса «К новому берегу» (С. 435–436), которую Сталин поручал написать Ильичеву, напоминал. Когда, не выполнив поручение самостоятельно, Ильичев сделал это под диктовку Сталина, то струсил подписать материал вместе с ним. История эта имела оригинальное продолжение.
На заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 27 октября 1952 года Сталин выступил с критикой постановки пропаганды и кадровой политики в партии. «У наших кадров, особенно у молодежи, нет глубоких знаний марксизма, — заявил он. — Наше старшее поколение было сильно тем, что мы хорошо знаем марксизм, политическую экономию. Особенно плохо поставлена пропаганда в газетах, в частности в «Правде». Редактор «Правды» Ильичев слаб. Он просто мал для такого дела. Надо бы назначить главного редактора «Правды» посильнее этого, а этот пусть поучится.
…Надо контролировать кадры, изучать их и вовремя выдвигать молодежь на руководящую работу, — продолжал Сталин. — У нас много способной молодежи, но мы плохо знаем молодые кадры. А ведь если выдвинули человека на какую-то работу и он просидит на этой работе 10 лет без дальнейшего продвижения, он перестает расти и пропадает как работник. Сколько загубили людей из-за того, что вовремя не выдвигали».
Сталин предложил «для руководства всей политической работой партии… создать при Президиуме ЦК постоянную комиссию по идеологическим вопросам» и завершил свою речь установкой: «Надо в «Правде» и партийных журналах расширять кругозор наших людей, шире брать горизонт, мы — мировая держава» (С. 588–589).
По свидетельству В. С. Беляева (работник секретариата редакции в 70-х годах), «старые правдисты… утверждали, что вождь не ложился спать, не просмотрев — хотя бы (!) — очередную «Правду». Однажды, получив новый номер, Сталин увидал на первой странице фотографию коровы-рекордистски, то есть такой буренки, которая давала молока и больше своих «товарок», и жирнее, чем у тех получалось.
Фотография была хорошей. Но вождь сказал: «Что за дурак напечатал на первой полосе «Правды» фотографию коровы? Заменить надо всех… Минуточку! Тот, кто занимается промышленностью и вообще машинами, до такой глупости никогда бы не додумался…» Вскоре в приемной главного редактора «Правды» зазвонила «вертушка». Дежуривший в тот день помощник главного редактора Михаил Александрович Шатунов поднял тяжелую трубку правительственной связи: «Редакция «Правды». Помощник главного редактора Шатунов», — отрапортовал он и услышал: «Здравствуйте, товарищ Шатунов. Это Сталин говорит. Где главный редактор?» — «Он в редакции, в одном из отделов. Скоро будет на месте». — «Передайте, пожалуйста, вашему главному редактору, что он дурак. Спасибо», — и вождь положил трубку.
Нетрудно представить себе состояние Михаила Александровича. Не передавать Ильичеву (а главным редактором в это момент — в 1952 году — был Ильичев) мнение Сталина об Ильичеве нельзя. Но и передать-то как?.. Точно так, как сказал ему Сталин? Теми же словами? Ой-ой-ой!.. Смягчить? Может быть еще хуже. И когда Леонид Федорович вернулся в свой кабинет, Шатунов слово в слово передал ему все то, что услышал от Сталина. Ильичев попросил помощника созвать всех членов редколлегии, а когда они пришли, заставил Михаила Александровича повторить рассказ. Никто ничего не понял. Яснее стало через несколько дней, когда в редакцию приехал М. А. Суслов вместе с каким-то красивым, еще молодым человеком. Речь Суслова была краткой, но выразительной. «Товарищи! — сказал он. — Мы считаем, что вы со своими обязанностями справились. Со мной приехал новый главный редактор Дмитрий Трофимович Шепилов. Он и поведет номер».
Словом, освободили всех. Кроме того, кто занимался «…промышленностью и вообще машинами» — редактора промышленного отдела Ивана Ивановича Пустовалова» ( Беляев В. С.Различные сугубо личные размышления старого правдиста на прогулке по Тверскому бульвару. Рукопись. 2005. С. 93–94).
Мемуарист не пишет здесь о самочувствии самого Ильичева. Но подобные встряски партбюрократы с обывательским синдромом, как правило, не прощают. Роль их в последующей догматизации и дискредитации марксизма вряд ли может быть оспорена.
Настоящий том является наглядной иллюстрацией заботы Сталина о духовном состоянии советского общества, или, как сказали бы теперь, о подъеме его духовности, разумеется, прежде всего светской, а не религиозной. На его страницах встречаются имена поэтов Д. Бедного и В. Маяковского, писателей Шолохова, Горького, Р. Ролана, Эренбурга, Соболева, Панферова, Авдеенко, Леонидзе, Лациса, В. Василевской, драматургов Афиногенова и Корнейчука, корифеев русского театра Станиславского и Немировича-Данченко, актеров Черкасова, Хмелева, Плятта, Жарова, Чиркова, Раневской, Кадочникова, Орловой, Целиковской, Москвина, кинодеятелей Эйзенштейна, Довженко, Пудовкина, Шумяцкого, Большакова, Эрмлера, архитекторов Щусева, Иофана, Руднева, Эфроса, Жолтовского, Чернышова, Абросимова, Хрякова, ученых Комарова, Вернадского, Зелинского, Вавилова, Ферсмана, Мичурина, Павлова, Лысенко, Орбели, Цицына, Быкова и др. Эти имена звучат в разном контексте, критическом или же поощрительном, но всегда при неравнодушном, а порой и страстно заинтересованном реагировании на явления новой отечественной культуры.
Любые объединения людей представляют собой систему взаимных связей: случайных контактов, форм общения, регулярных общественных отношений и их сгустков — социальных институтов, организаций, носящих более или менее устойчивый характер. Все это своего рода кровеносная система, разносящая по физическому телу общества как совокупности биологических индивидов живой кислород социальности, поддерживающий ее собственно человеческоебытие. Вся эта система, несмотря на нескончаемые неумолкающие разговоры о ней на протяжении столетий, до сих пор мало изучена и нуждается в правильном анализе.
Условно в великом множестве этих связей можно выделить межличностные, личностно-групповые и личностно-общественные. Существуют и связи коллективно-общественные, а также сочетания всех упомянутых. Их без конца повторяют, воспроизводят, творят конкретные люди, не зная ни днем, ни ночью покоя.
Эта элементарная схематизация нужна нам потому, что при ее помощи сравнительно легко понять, что разные социальные индивиды бывают включены в неодинаковые комплексы взаимных связей. Многие из них, как правило, не выходят за рамки межличностых (муж — жена, родители — дети, родственники, друзья, ближайшие соседи) и личностно-групповых (семья, товарищи по учебе и работе, односельчане, жильцы одного дома и др.), лишь эпизодически попадая в сферу личностно-общественных связей (пример — выборы представительных органов власти), а иные, наоборот (их меньшинство), погружены в эту сферу почти целиком. Понятно, что каждая из сфер как среда общения диктует свои нормы и правила и что бывает дозволено Юпитеру, не дозволено быку; но верно и другое правило: что дозволено быку, подчас противопоказано Юпитеру.
Бытует мнение, что Сталин сам создавал собственный культ личности. Выгодное хрущевцам, горбачевцам, всякого рода оборотням и перерожденцам, это мнение снимало со многих чиновников ответственность за прегрешения еще сталинских времен, облегчало внедрение правого оппортунизма в партийной практике, вуалировало демонтаж социализма в государственной и хозяйственной жизни. Но нет ничего более далекого от действительности. Сталин резко пресекал случаи славословия в свой адрес, хотя делал это не всегда и сознавал, что в сложнейшем переплете интересов и настроений эпохи массам необходим надежный ориентир, неподкупный авторитет. «Зря распространяетесь о «вожде», — пишет он драматургу А. Н. Афиногенову в апреле 1933 года. — Это не хорошо и, пожалуй, не прилично. Не в «вожде» дело, а в коллективном руководителе — в ЦК партии» (С. 41). Как бы продолжая этот разговор, на сей раз с участниками первомайского парада 1934 года, Сталин заявляет: «…Вожди без масс — ничто… Массы решают успех всякого дела и судьбы истории. Все зависит от того, за кем массы пойдут» (С. 62). В основном этой точки зрения он придерживался до конца своих дней. Уже без Сталина, на июльском (1953) Пленуме ЦК КПСС А. И. Микоян по поводу культа личности заявил: «Мы понимали, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, говорил товарищ Сталин, это создают эсеры. Мы не могли тогда поправить это дело, и оно так шло. Нужно подойти к роли личности по-марксистски» ( Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 151). Почему «оно так шло», Микоян не сказал, «подойти к роли личности по-марксистски» ЦК так и не сумел.
Мы не сказали бы всей правды, если бы не отметили того, что на некоторых поворотах истории Сталин как индивидбыл вынужден считаться со Сталиным как политическим феноменом. Особенно остро его формула «Я стою один» дала себя почувствовать в период Отечественной войны. Несмотря на потери от предвоенных репрессий и поражений первого года боевых действий, он сумел выковать блестящую когорту полководцев, уникальный офицерский корпус, но на формирование аналогичного легиона партийныхруководителей его не хватило. В конце 1943 года Сталин сетовал А. Е. Голованову на то, что его «обожествляют»; он говорил, что «святых людей нет, такого человека, как Сталин, конечно, нет, но если люди создали такого, если верят в него, значит, это нужно в интересах пролетариата и нужно поддерживать» ( Чуев Ф. И.Молотов: Полудержавный властелин. С. 521). В военной обстановке это явление укреплялось неизбежным для нее режимом единоначалия, естественным чувством опасности, нуждаемостью в коллективной взаимовыручке, ориентацией на полководческую мудрость и героический пример. Сталину независимо от того, хотел он этого или не хотел, приходилось играть свою, только ему принадлежащую роль. Отказаться от этой роли, сбросить ее с себя, отделаться от нее Сталин уже не мог. В ней был заинтересован многомиллионный коллектив советских людей, а коллективный интерес — и Сталин это знал — сродни объективнойнеобходимости. Сколько-нибудь полноценной альтернативы не было. Начавшаяся с Хрущева аппаратно-бюрократическая инерция сделала ее потом просто невозможной.
Как писал совсем о другом человеке литератор В. Ф. Ходасевич, «была некоторая разница между его действительным образом и воображаемым, так сказать, идеальным. Однако весьма любопытно и существенно, что в этом случае он следовал не столько своему собственному, сколько некоему чужому, притом — коллективному воображению… Он считал своим долгом стоять перед человечеством, перед «массами» в том образе и в той позе, которых от него массы ждали и требовали в обмен на свою любовь. Часто, слишком часто приходилось ему самого себя ощущать некоей массовой иллюзией, частью того «золотого сна», который однажды навеян и который разрушить он… уже не вправе. Вероятно, огромная тень, им отбрасываемая, нравилась ему своим размером и своими резкими очертаниями. Но я не уверен, что он любил ее. Во всяком случае, могу ручаться, что он часто томился ею» (Воспоминания о Горьком. М., 1989. С. 24–25). Эти строки посвящались писателю. К Сталину они применимы вдвойне и втройне.
«…В своем упоении абсолютной властью», как фальшивя порою писали о Сталине «демократы», он бывал в интеллектуальном и моральном отношении зачастую одинок, но не оставался один. Доверительной опорой долго служил ему В. М. Молотов, надежным исполнителем — Л. М. Каганович, его доверием и вниманием пользовались относительно молодые и трагические фигуры А. С. Щербаков, Н. А. Вознесенский и А. А. Кузнецов, несомненной симпатией — А. А. Жданов, А. Н. Косыгин. В конце жизни он внимательно присматривался к растущей партийной смене, почему и предложил ЦК после XIX съезда избрать вместо Политбюро Президиум, который вместе с Секретариатом составлял руководящий коллектив в 36 человек. Моментальное сокращение его на первом же послесталинском Пленуме втрое(с 36 до 12 человек), мало того, что оно было грубым попранием норм внутрипартийной демократии, чем-то вроде переворота, послужило также отдаленной причиной сложившейся уже в 60-х годах системы брежневской «геронтократии» (однопоколенного «старовластия») с ее неизбежным консерватизмом, со всеми ее видимыми и невидимыми негативными последствиями. Конец этой системы («эффект домино») легко прогнозировался. Уход из жизни в течение трехлетия(1982–1985) трехгенсеков («эпоха великих похорон») означал не только неполадки в кадровой работе, но и прекращение действия механизма нормальнойпреемственности на самом пике управленческой пирамиды. Положение на грани политической безответственности…
Настоящую духовную подпитку Сталин, несомненно, всегда черпал в учении Ленина, в живой памяти о нем, подтверждения чему мы находим и в этой книге. «…Ленин, это был такой мужик, левого мизинца которого мы не стоим, мужик, который весь был выкован из нержавеющей стали» (С. 147), — восхищенно говорил он депутатам Верховного Совета СССР (январь 1938). «Вы знаете, что мы, большевики, привыкли идти против течения, — заявил Сталин на приеме деятелей таджикского искусства (апрель 1941), — и я, как большевик, хочу сегодня сказать о человеке, который хотя и умер, но будет вечно жить в истории. Я хочу сказать о том человеке, который нас воспитал, учил, иногда журил, иногда хвалил, который сделал нас людьми, — о Ленине. Это он, Ленин, научил нас работать так, как нужно работать большевикам, не зная страха и не останавливаясь ни перед какими трудностями, работать так, как Ленин. Мы являемся его тенью, его птенцами и учениками. Было бы ложной скромностью с моей стороны сказать, что мы, нынешние руководители партии и правительства, ничего не сделали, не имеем достижений. У нас имеются и успехи, но всем этим мы обязаны Ленину». Охарактеризовав далее Ленина как творца идеологии и политики дружбы народов, плодами которой мы все пользуемся, оратор завершил этот пассаж так: «Я скажу по-восточному — мы его тень на Земле и светим его отраженным светом» (С. 212). Свечение «отраженным светом» Ленина Сталин считал своим жизненным призванием, и у нас нет оснований сомневаться в искренности его выбора. На последнем для Иосифа Виссарионовича Пленуме ЦК 16 октября 1952 года, когда Молотов, отвечая на его критику в свой адрес, назвал себя «учеником Сталина», тот реагировал на это категорически однозначно: «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина» (С. 586).
Пролистывая страница за страницей советскую историю, всякий раз убеждаешься, что при мощном подъеме в народной массе разнообразных талантов — научных и художественных, технических и конструкторских, педагогических и артистических, хозяйственных и военных, публицистических и дипломатических, нет им числа — мы почти не видим лиц, обладающих одновременнонеугомонной любознательностью, хватающим за линию горизонта теоретическим кругозором и выдающимися организаторскими способностями. Не потому ли Советская власть не совершила окончательный прорыв в ноосферу, что не справилась с подготовкой в широком порядке таких именно кадров? «Мало у нас в руководстве беспокойных…» (С. 457), — намекнул на, возможно, главный предмет своей озабоченности, беседуя с Ю. А. Ждановым, Сталин. Он сам был образцом творческой неуспокоенности, отчего и подвергся как неумеренным восхвалениям, так и неуемным поношениям и больше пока не повторился. Постарались и несомненные противники, и недавние сторонники, которых прихватила плесень обывательщины и которые обороняли обретенный чиновный уют. Но со взятой на себя ролью могильщиков идеи они не справились и справиться не могли. Идея, несущая в себе зерно истины, могильщикам не дается.
* * *
Как уже отмечалось, этим томом завершается проект Собрания сочинений И. В. Сталина 1946 года. Тома 1-13 (1946–1951) выпускались Институтом Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б), тома 14–16 (1997) — Рабочим университетом, том 17 (2004) — Научно-методическим советом ЦК КПСС, том 18 (2006) издает Идеологическая комиссия ЦК КПСС.Но на этом деятельность по публикации сталинского наследия не кончается. Уже ведется компоновка тома 19. В отличие от 90-х годов над книгами работает творческая группа, располагающая возможностями поиска в библиотеках и архивах, надлежащей техникой.
Составители обнаружили в томах 14–17 кое-какие ошибки, пусть невольные и не грубые, но задевающие их профессиональное самолюбие и репутацию предпринимаемого издания. За эти ошибки мы приносим читателям свои извинения.
В отношении ряда материалов, помещенных в томах 14–16, высказывались замечания насчет их неполной документальной достоверности. Это касается отдельных перепечаток, не имевших архивного обоснования. Откровенно скажу, мы сознавали этот недостаток с точки зрения строгой академической науки, но, не имея других возможностей, допускали его десятилетие назад ради восстановления исторической правды. В томах 17–18 таких допущений нет.
Из-за малости сил и отсутствия надлежащей исследовательской базы пришлось отказаться от обычной в конце томов 1-13 Биографической хроники. Другим отличием этих книг стало то, что примечания помещаются не в конце тома, а непосредственно после соответствующего документа. Названия некоторых документов даны составителями. В конце томов 16–18 помещаются обстоятельные приложения. Формат их тот же, внешний вид соответствует традиции.
Составители благодарят своих добрых помощников Авдеева В. А., Антонова Д. А., Виноградова М. В., Зиновьеву Л. В., Золкина А. В., Игнатьева О. В., Краснову Т. Г., Леонтьева Н. П., Ложкину А. С., Ложкину Е. А., Ложкина С. А., Маныкина А. В., Марьину В. В., Медведева Д. В., Нинова В. В., Пермикину С. П., Потапова К. К., Терехова С. Н., Федюнина В. В., Хрящевского Р. Е., Чудинову С. В., Швареву Е. Б., Яброву Т. И., всех товарищей, которые делом и словом воодушевляли нашу работу.
Ричард Косолапов.
Декабрь 2005 года
Составители тома: М.Н. Грачев, А.Е. Кирюнин, Р.И. Косолапов, Ю.А. Никифоров, С.Ю. Рыченков
С.Ю. Рыченков. Архивная справка
О макетах неизданных томов Сочинений И.В. Сталина
В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) хранятся подготовленные Институтом Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК КПСС материалы к томам 14, 15 и 16 Собрания сочинений И. В. Сталина. В советское время работа над ними закончена не была, в свет эти тома не вышли. Дальше всего зашла работа над томом 14 (Ф. 558. Оп. 11. Д. 1072. Макет четырнадцатого тома Собрания сочинений И. В. Сталина с редакционными предложениями и замечаниями. Редакционный экземпляр. 1954 год; Д. 1073. Макет четырнадцатого тома Собрания сочинений И. В. Сталина с корректорскими правками. Сигнальный экземпляр. 1946 год.).
Кроме того, в 1967 году в США была осуществлена публикация томов 14, 15 и 16 Стэнфордским университетом (под эгидой Hoover Institution Foreign Language Publications). Составителем томов обозначен Роберт Мак-Нил (Robert McNeal), предисловие на русском и английском языках В. С. Свораковского (Witold S. Sworakowski) (См.: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1545, 1546, 1547).
Подготовленный в 1946 году макет 14-го тома Сочинений отличался от варианта 1954-го б ольшим числом включенных в него документов. Это объясняется тем, что первоначально предполагалось поместить в том 15 Собрания сочинений «Историю Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». Затем на каком-то этапе было принято решение не перепечатывать его целиком, а параграф «О диалектическом и историческом материализме» как написанный лично Сталиным (он уже публиковался в «Правде» и в «Вопросах ленинизма») включить в том 14. Этим, скорее всего, и объясняется исключение из макета целого ряда малозначительных по содержанию текстов, в частности письма пионерам и школьникам села Новая Уда (место первой ссылки Сталина; 6 января 1934 года в «Правде» от имени пионеров и школьников было опубликовано приветствие ему в связи с тридцатилетием побега оттуда), газетного отчета о торжествах в честь пуска метрополитена, приветствия кавалерийской дивизии имени Сталина, работникам золотой промышленности, телеграмм летчикам-испытателям, морякам-полярникам, победителям автопробегов и пр. В то же время в макет 1954 года были добавлены письмо в Детиздат с возражением против публикации «Рассказов о детстве Сталина» (16 февраля 1938) и запись речи на приеме таджикской декады (22 апреля 1941).
Большинство документов, предназначавшихся к публикации в томах 14–16, вошло в тома, изданные в 1997 году. В настоящий, 18-й том включены оставшиеся тексты из подготовленных в 1940-1950-е годов макетов. Таким образом, с выходом в свет этого тома можно считать, что опубликованы все сталинские документы, планировавшиеся в его Собрании сочинений.
Что касается американского издания, то его том 14 по своему содержанию ближе к макету 1954 года (помещены статья «О диалектическом и историческом материализме», «Письмо в Детиздат при ЦК ВЛКСМ» и др., однако отсутствует речь перед деятелями таджикского искусства). В то же время в него включены «Письмо товарищу Егорову» и «Ответ редактору «Правды» (в связи с сообщением агентства «Гавас»)», которые советскими составителями начала 50-х годов, по-видимому, включать в Собрание сочинений не планировалось, в известных нам макетах они отсутствуют. (Оба документа опубликованы в 14-м томе Сочинений 1997 года. С. 78 и 343–345 соответственно).
Возьмем в руки макеты неизданных томов. Сколько было выпущено редакционных экземпляров, неизвестно. Однако каждый из сохранившихся несет определенную информацию о ходе подготовки издания. О некоторых из них уже писали газеты: среди прочих помет, например, имеется запись, запрещающая публикацию материалов, связанных с именами В. П. Чкалова и А. М. Матросова (См.: Прищепенко В. Н.«Снять!» // Дуэль. 2004. № 1 3).
Два экземпляра редакционных макетов (тома 14 и 15) были предоставлены в распоряжение составителей Людмилой Валериевной Зиновьевой. Обращение к этим макетам дает возможность получить некоторое представление о характере редакционной правки. В частности, 15-й том несет на себе различные и многочисленные следы редакторской работы, позволяющие проследить за ходом подготовки заключительной части издания, так и не увидевшего свет при Советской власти.
Макет 14-го тома представляет собой книгу, выполненную в стиле предшествующих 13-ти томов. На титульном листе значится: «Том 14. Июль 1934 — апрель 1941». Издание: «Государственное издательство политической литературы. Москва. 1956». Бросается в глаза, что издание выполнено еще Институтом Маркса — Энгельса — Ленина — Сталинапри ЦК КПСС.
Том содержит 433 страницы (включая примечания, биографическую хронику и оглавление, плюс 8 страниц титула и предисловия). В книгу вошел 41 сталинский документ. Не имея на себе никаких пометок, том производит впечатление сигнального экземпляра полностью готовой к выпуску книги.
Переплет макета 15-го тома выполнен из блоков, очевидно, принадлежавших ранее различным книгам. Это видно не только по разнице в цвете бумаги и состоянию обреза. Лишь начиная с 225-й страницы типографские метки (сигнатура), встречающиеся в нижней левой части нечетных страниц, содержат номер тома «15». До этого — от самого начала книги — в них значится номер «16».
На титульном листе: «Том 15. Июль 1941 — март 1953». Издание: «Государственное издательство политической литературы. Москва. 1954». Обратим внимание на «выпавшие» из хронологии два месяца — май и июнь 1941 года. Вероятно, этот период обойден составителями не случайно, поскольку 5 мая 1941 года Сталиным была произнесена известная речь перед выпускниками военных академий РККА (по поводу ее содержания впоследствии появилось множество инсинуаций). Несмотря на то, что существовало несколько вариантов записей этого сталинского выступления, в середине 1950-х руководство КПСС, очевидно, посчитало нужным сохранить завесу секретности над столь важным историческим эпизодом. Можно предположить, что обнародование этого текста, в котором Сталин прямо и недвусмысленно предупреждает военных о неизбежности в скором времени столкновения с гитлеровской Германией, никак не вписывалось в стратегию развенчания «культа личности», одним из ключевых элементов которой были обвинения Сталина в «необъяснимой слепоте» и «маниакальной самоуверенности» перед лицом надвигающейся угрозы.
Макет 15-го тома содержит 573 страницы с примечаниями, Биографической хроникой и оглавлением, плюс 7 страниц титула и предисловия. В книгу вошло 102 сталинских текста, в том числе такие работы, как «Марксизм и вопросы языкознания», «Экономические проблемы социализма в СССР».
В целом том оставляет впечатление некоего промежуточного варианта. В частности, как уже упоминалось выше, он фактически сшит из разнородных блоков, принадлежавших ранее двум различным томам, что повлекло за собой необходимость перенумеровывать страницы (соответствующие изменения нумерации внесены от руки черными чернилами и в оглавление). В результате на стыке этих частей встречаются заклеенные внутри соседних страниц тексты, по каким-то причинам исключенные составителями из издания. Впрочем, их содержание в большинстве случаев поддается реконструкции. К этим текстам относятся приказ народного комиссара обороны СССР 18 сентября 1941 года «О переименовании первых четырех стрелковых дивизий в гвардейские» (С. 10), «Главнокомандующему Юго-Западного фронта маршалу Тимошенко. Командующему Южного фронта генерал-полковнику Черевиченко. 30 сентября 1941 года» (С. 36), «Вице-адмиралу тов. Октябрьскому. Генерал-майору тов. Петрову. 13 июня 1942 года» (С. 55) и т. д. Таких текстов насчитывается 23. Но всего исключенных документов больше, поскольку склеенные на стыках страницы имеют номера с разрывом, страницы же, находившиеся между ними, из книги удалены.
Кроме того, в 1967 году в США была осуществлена публикация томов 14, 15 и 16 Стэнфордским университетом (под эгидой Hoover Institution Foreign Language Publications). Составителем томов обозначен Роберт Мак-Нил (Robert McNeal), предисловие на русском и английском языках В. С. Свораковского (Witold S. Sworakowski) (См.: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1545, 1546, 1547).
Подготовленный в 1946 году макет 14-го тома Сочинений отличался от варианта 1954-го б ольшим числом включенных в него документов. Это объясняется тем, что первоначально предполагалось поместить в том 15 Собрания сочинений «Историю Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». Затем на каком-то этапе было принято решение не перепечатывать его целиком, а параграф «О диалектическом и историческом материализме» как написанный лично Сталиным (он уже публиковался в «Правде» и в «Вопросах ленинизма») включить в том 14. Этим, скорее всего, и объясняется исключение из макета целого ряда малозначительных по содержанию текстов, в частности письма пионерам и школьникам села Новая Уда (место первой ссылки Сталина; 6 января 1934 года в «Правде» от имени пионеров и школьников было опубликовано приветствие ему в связи с тридцатилетием побега оттуда), газетного отчета о торжествах в честь пуска метрополитена, приветствия кавалерийской дивизии имени Сталина, работникам золотой промышленности, телеграмм летчикам-испытателям, морякам-полярникам, победителям автопробегов и пр. В то же время в макет 1954 года были добавлены письмо в Детиздат с возражением против публикации «Рассказов о детстве Сталина» (16 февраля 1938) и запись речи на приеме таджикской декады (22 апреля 1941).
Большинство документов, предназначавшихся к публикации в томах 14–16, вошло в тома, изданные в 1997 году. В настоящий, 18-й том включены оставшиеся тексты из подготовленных в 1940-1950-е годов макетов. Таким образом, с выходом в свет этого тома можно считать, что опубликованы все сталинские документы, планировавшиеся в его Собрании сочинений.
Что касается американского издания, то его том 14 по своему содержанию ближе к макету 1954 года (помещены статья «О диалектическом и историческом материализме», «Письмо в Детиздат при ЦК ВЛКСМ» и др., однако отсутствует речь перед деятелями таджикского искусства). В то же время в него включены «Письмо товарищу Егорову» и «Ответ редактору «Правды» (в связи с сообщением агентства «Гавас»)», которые советскими составителями начала 50-х годов, по-видимому, включать в Собрание сочинений не планировалось, в известных нам макетах они отсутствуют. (Оба документа опубликованы в 14-м томе Сочинений 1997 года. С. 78 и 343–345 соответственно).
Возьмем в руки макеты неизданных томов. Сколько было выпущено редакционных экземпляров, неизвестно. Однако каждый из сохранившихся несет определенную информацию о ходе подготовки издания. О некоторых из них уже писали газеты: среди прочих помет, например, имеется запись, запрещающая публикацию материалов, связанных с именами В. П. Чкалова и А. М. Матросова (См.: Прищепенко В. Н.«Снять!» // Дуэль. 2004. № 1 3).
Два экземпляра редакционных макетов (тома 14 и 15) были предоставлены в распоряжение составителей Людмилой Валериевной Зиновьевой. Обращение к этим макетам дает возможность получить некоторое представление о характере редакционной правки. В частности, 15-й том несет на себе различные и многочисленные следы редакторской работы, позволяющие проследить за ходом подготовки заключительной части издания, так и не увидевшего свет при Советской власти.
Макет 14-го тома представляет собой книгу, выполненную в стиле предшествующих 13-ти томов. На титульном листе значится: «Том 14. Июль 1934 — апрель 1941». Издание: «Государственное издательство политической литературы. Москва. 1956». Бросается в глаза, что издание выполнено еще Институтом Маркса — Энгельса — Ленина — Сталинапри ЦК КПСС.
Том содержит 433 страницы (включая примечания, биографическую хронику и оглавление, плюс 8 страниц титула и предисловия). В книгу вошел 41 сталинский документ. Не имея на себе никаких пометок, том производит впечатление сигнального экземпляра полностью готовой к выпуску книги.
Переплет макета 15-го тома выполнен из блоков, очевидно, принадлежавших ранее различным книгам. Это видно не только по разнице в цвете бумаги и состоянию обреза. Лишь начиная с 225-й страницы типографские метки (сигнатура), встречающиеся в нижней левой части нечетных страниц, содержат номер тома «15». До этого — от самого начала книги — в них значится номер «16».
На титульном листе: «Том 15. Июль 1941 — март 1953». Издание: «Государственное издательство политической литературы. Москва. 1954». Обратим внимание на «выпавшие» из хронологии два месяца — май и июнь 1941 года. Вероятно, этот период обойден составителями не случайно, поскольку 5 мая 1941 года Сталиным была произнесена известная речь перед выпускниками военных академий РККА (по поводу ее содержания впоследствии появилось множество инсинуаций). Несмотря на то, что существовало несколько вариантов записей этого сталинского выступления, в середине 1950-х руководство КПСС, очевидно, посчитало нужным сохранить завесу секретности над столь важным историческим эпизодом. Можно предположить, что обнародование этого текста, в котором Сталин прямо и недвусмысленно предупреждает военных о неизбежности в скором времени столкновения с гитлеровской Германией, никак не вписывалось в стратегию развенчания «культа личности», одним из ключевых элементов которой были обвинения Сталина в «необъяснимой слепоте» и «маниакальной самоуверенности» перед лицом надвигающейся угрозы.
Макет 15-го тома содержит 573 страницы с примечаниями, Биографической хроникой и оглавлением, плюс 7 страниц титула и предисловия. В книгу вошло 102 сталинских текста, в том числе такие работы, как «Марксизм и вопросы языкознания», «Экономические проблемы социализма в СССР».
В целом том оставляет впечатление некоего промежуточного варианта. В частности, как уже упоминалось выше, он фактически сшит из разнородных блоков, принадлежавших ранее двум различным томам, что повлекло за собой необходимость перенумеровывать страницы (соответствующие изменения нумерации внесены от руки черными чернилами и в оглавление). В результате на стыке этих частей встречаются заклеенные внутри соседних страниц тексты, по каким-то причинам исключенные составителями из издания. Впрочем, их содержание в большинстве случаев поддается реконструкции. К этим текстам относятся приказ народного комиссара обороны СССР 18 сентября 1941 года «О переименовании первых четырех стрелковых дивизий в гвардейские» (С. 10), «Главнокомандующему Юго-Западного фронта маршалу Тимошенко. Командующему Южного фронта генерал-полковнику Черевиченко. 30 сентября 1941 года» (С. 36), «Вице-адмиралу тов. Октябрьскому. Генерал-майору тов. Петрову. 13 июня 1942 года» (С. 55) и т. д. Таких текстов насчитывается 23. Но всего исключенных документов больше, поскольку склеенные на стыках страницы имеют номера с разрывом, страницы же, находившиеся между ними, из книги удалены.