Страница:
дороден, большеголов. Крупные черты лица хранят спокойствие. Докладываю о
прибытии.
-- Создается впечатление, что вы окончательно забыли о своей должности
помощника начальника штаба инженерных войск! -- здороваясь, замечает
Воробьев. -- Я подсчитал. За десять месяцев войны вы находились в штабе
ровно месяц!
-- Товарищ генерал! Оперативно-инженерные группы создавались не по
моему хотению!
-- Не оправдывайтесь! Партизанскими проблемами заниматься не нужно
было!
Воробьев предложил садиться и опустился в кресло сам.
-- Впредь оперативно-инженерные группы организовывать не будут, --
сказал он. Мы добиваемся создания отдельных инженерных бригад специального
назначения. Заниматься они станут исключительно заграждениями. Вам предстоит
принять участие в разработке штатов бригад. Охоту к перемене мест надо
обуздать, товарищ полковник.
-- Слушаюсь.
-- И охоту к минированию кочками обуздайте. Как это вас угораздило
нагородить под Ростовом этих кочек? Кто-кто, а уж вы-то обязаны знать, что
противник не должен даже догадываться, где стоят мины!
-- Этот способ неоднократно испытывался на полигонах.
Оперативно-инженерная группа провела дополнительную проверку...
-- Главным военно-инженерным управлением такой способ не утверждался,
товарищ полковник, и пока я остаюсь начальником инженерных войск, утвержден
не будет. Имейте в виду!
-- Разрешите объяснить, товарищ генерал?..
-- Не нужно ничего объяснять. Я дал указание прекратить минирование
кочками, больше к этому вопросу возвращаться не будем.
-- Слушаюсь.
Разговор получился неприятным. Я сменил тему и доложил о тетради с
загадочными формулами, найденными старшиной Репиным на Кривой Косе Таган-285
рогского залива, достал эту тетрадь и протянул Воробьеву.
Полистав тетрадь, Михаил Петрович пожал покатыми плечами:
-- Сейчас не до загадок и таинств. Передайте тетрадь в аппарат
уполномоченного ГКО по науке, пусть там разбираются. А сами отдохните и
приступайте к выполнению -- своих прямых обязанностей. Не смею задерживать!
Возвратясь к себе, я спрятал в сейф папку с документами, но
таганрогскую тетрадь оставил на столе. Набрал номер телефона представителя
уполномоченного ГКО по науке Степана Афанасьевича Балезина. С Балезиным
познакомились мы в начале войны. Приехав как-то с Западного фронта в Москву,
я обратился к уполномоченному ГКО по науке, председателю Комитета по делам
высшей школы Сергею Васильевичу Кафтанову с просьбой предоставить минерам
расчеты для изготовления кумулятивных зарядов, рецепты и технологию
изготовления тестообразных, или, как их стали называть позже, пластиковых
ВВ, которыми можно было заполнять емкости любой формы. Кафтанов направил к
своим помощникам --С. А. Балезину и К. Ф. Жигачу. Так и встретились.
-- Балезин слушает! -- раздалось в трубке.
Я поздоровался, назвался, сказал зачем звоню.
-- Приходите, рад буду видеть!
У Балезина я провел около получаса. Химические формулы, заполнявшие
тетрадь немецкого офицера, заинтересовали Степан Афанасьевича:
-- Немедленно передам это ученым!
-- Тут действительно что-то важное, ценное?
-- Подождем заключения ученых! -- улыбнулся, уклоняясь от прямого
ответа Балезин.
Зачем нужен ОУЦ?
Я не воспользовался предложением начальника инженерных войск отдохнуть,
поехал после разговора с Балезиным не домой, а в один из переулков за
станцией метро "Сокол". Там располагался Оперативно-учебный центр Западного
фронта, первое фронтовое партизанское детище. 286
В помещении средней школы, занятой ОУЦ, встретил все такой же
хлопотливый, приветливый и не отвыкший от гражданского обращения Иван
Петрович Кутейников:
-- Илья Григорьевич! Дорогой! Здравствуйте! Спешить в ОУЦ у меня
имелись веские причины. Судьба центра тревожила. За время своего
существования он подготовил и перебросил во вражеский тыл почти четыре
тысячи партизан, изготовил в мастерских более двадцати тысяч различных мин и
более двадцати пяти тысяч особых ручных гранат. Созданные оперативно-учебным
центром партизанские школы сделали еще больше! Но теперь, к весне сорок
второго, здесь царил "полный штиль", как выразился в недавнем письме
Кутейников. Крайне необходимых средств центру не отпускали, все попытки
получить рации оказались безуспешными, а забрасывать партизана диверсантов^
глубокий вражеский тыл без надежды давать им необходимые указания, получать
нужные сведения, выбрасывать им в указанные места взрывчатку и оружие
представлялось бессмысленным: сорок первый год отошел в прошлое, действовать
на коммуникациях врага следовало продуманно, по плану, во всеоружии
мастерства и средств борьбы!
Проходя за Кутейниковым в кабинет, я обратил внимание на одежду и обувь
курсантов: обмундирование на них было зимнее. В кабинете Петр Иванович
подтвердил, что летнего не выдают. И, понизив голос, доверительно сообщил:
-- Пошли разговоры, что нас вскорости вообще ликвидируют, Илья
Григорьевич! Сам посуди: ребята давным-давно программу обучения прошли, а их
никуда не посылают, да и одевать, похоже, не собираются.
-- И мысли такой не допускаю! Не могут центр ликвидировать!
-- Оно вроде не должно бы... А с другой стороны, штаты-то наши до сих
пор не утверждены, хоть девять месяцев прошло!
Иван Петрович выглядел удрученным.
-- Будем оптимистами! -- сказал я. -- У руководства, надо полагать,
хлопот без ОУЦ хватало, а мы должной настойчивости не проявили.
Ободрить Кутейникова ободрил, но на свою по-прежнему пустую квартиру
возвратился встревоженный, обеспокоенный. Развернул карту, долго сидел над
ней. Линия фронта все еще в шестистах-тысяче километров от западной
государственной границы. Оккупанты хозяйничают на территории, занимающей, по
самым скромным подсчетам, площадь в миллион квадратных километров! Но ведь
минимум четвертая часть этой площади находится вне контроля фашистских войск
и фашистской администрации, а растянутые на многие сотни километров
коммуникации врага проходят через леса и непролазные болота, по партизанским
краям и районам!..
Еще в тридцать восьмом году я предлагал наркому обороны создать
спецчасти для минирования и разрушения вражеских путей сообщения. Даже штаты
таких частей разработал. Возвращался я к идее создания спецчастей не раз и
во время войны. А поскольку от Пономаренко не было ни слуху ни духу,
подумал, что сейчас сформировать специальные части можно из курсантов ОУЦ и
различных партизанских школ, из испанских добровольцев, и сформировать
быстро, без особых трудностей! А уж кадровые-то войска всем необходимым
наверняка обеспечат!
Я разыскал альбом с фотографиями, запечатлевшими результаты действия
минеров в Испании, сделал кое-какие выкладки и на следующий день пошел к
генералу Воробьеву.
Однако генерал охладил мой пыл.
-- Поймите меня правильно, -- сказал Воробьев. -- Я не противник
действия минеров в тылу врага. Я за самые активные действия инженерной
разведки, за посылку минеров на вражеские коммуникации, за широкое
применение во вражеском тылу мин замедленного действия! Следует, видимо,
включать в оперативны мероприятия штабов фронтов и армий операции инженерных
войск по разрушению вражеского тыла. Но...
Он даже руками развел:
-- Ведь нарушением работы тыла противника призваны заниматься части
Отдельной мотострелковой бригады особого назначения! И неуместно мне,
начальнику инженерных войск, ставить перед руководством вопрос о создании
для этой же цели еще и специальных инженерных частей! Согласны вы с этим?
Идея OMCBQHa принадлежит Павлу Судоплатову из НКВД. Омсбоновцы (ребята --
орлы, кровь с молоком! Сам видел) должны были громить тыловые части и
гарнизоны противника. К их счастью, бригаду так и не удалось укомплектовать
полностью. В тыл врага забрасывались отдельные группы и отряды.
-- Однако наши мины, товарищ генерал, могли бы парализовать вражеский
транспорт!
-- Меня убеждать не надо, сами видите!.. Забирайте альбом, может
пригодится, и -- за штаты специальных инженерных бригад, товарищ полковник!
Сейчас прежде всего -- эти штаты! Спуститесь наконец с облаков на землю.
На землю я спустился, над штатами инженерных бригад специального
назначения работал вместе с другими товарищами самым добросовестным образом,
но мысль о создании частей для нарушения работы вражеских путей сообщения не
оставлял: ведь штаты инженерных бригад необходимых средств для действий в
тылу врага не предусматривали.
И тут осенило: нынешний заместитель наркома обороны, начальник
артиллерии Красной Армии Николай Николаевич Воронов, в бытность свою старшим
советником республиканской армии Испании, очень лестно отзывался- о
подразделениях минеров, действующих во франкистском тылу! Может, не забыл,
может, держится прежнего мнения о минерах?!
Добился приема у Воронова. Высокий, худощавый, он остался таким же,
каким был в Испании: моложавым, подчеркнуто вежливым и любезным.
-- Разрешите, товарищ генерал, обратиться по вопросу, далекому от
артиллерийских дел. Я пришел за советом.
-- Пожалуйста. Слушаю.
. Я снова выложил испанский альбом, повторил то же самое, что говорил
генералу Воробьеву.
-- Да, вы правы, это очень далеко от артиллерии, -- кивнул Воронов, --
Лучше поговорить с командующим воздушно-десантными войсками генералом
Глазуновым.
-- К сожалению, я с генералом Глазуновым не знаком.
-- Это поправимо! -- улыбнулся Воронов и поднял трубку телефона.
-- Василий Афанасьевич! Здравствуйте! -- сказал Воронов, соединившись с
командующим воздушно-десантными войсками. -- У меня находится сейчас
полковник Старинов, знакомый по Испании. Нет, не артиллерист. Минер,
диверсант. У него предложения по твоей части. Ты не найдешь времени принять
Ста-ринова?.. Да, полагаю, сможет. Спасибо.
Воронов опустил трубку на рычаги аппарата:
-- Глазунов просит вас зайти сейчас же. Я сказал, что зайдете.
-- Благодарю, товарищ генерал-полковник!
-- Не за что. Ни пуха вам ни пера! А альбом, если он не единственный,
не уносите, пожалуйста. Может, удастся при случае кое-кому показать.
-- Да, конечно, оставьте его, товарищ генерал-полковник!
Командующий ВДВ
В приподнятом настроении вошел я в кабинет генерал-майора Глазунова.
Высокий, с зачесанными на косой прибор темными волосами, с изрезанным
глубокими морщинами лицом командующий воздушно-десантными войсками был не
один. У него находился незнакомый мне человек, тоже генерал-майор, но ниже
ростом и пополнее. Оказалось, это начальник штаба воздушно-десантных войск
генерал-майор Спирин,
-- Видите ли, нам никогда не ставили задач по диверсионным действиям во
вражеском тылу, -- раздумчиво заметил Глазунов. -- Наше дело -- нанести
внезапный удар, захватить важные объекты или позиции и удерживать до подхода
главных сил. Впрочем, зна-290
ние диверсионной техники и тактики нашим бойцам явно не помешает!
-- Особенно, если подразделение будет выброшено на большом расстоянии
от главных сил или попадет в трудное положение! -- поддержал Спирин.
Я приуныл:
-- Но ведь речь шла о создании специальных подразделений, а не об
отдельных исключительных, а то и печальных случаях!
-- Давайте смотреть на вещи трезво, товарищ полковник! -- успокаивающим
голосом сказал Глазунов. -- Вопрос о специальных батальонах или там бригадах
мы сейчас все равно не решим. Не нашей компетенции дело! Но кое-что сможем
сделать уже сейчас. У вас -- опытные командиры, умеющие воевать в тылу
врага, у нас -- десантники и авиация. Вот и давайте ваших командиров для
обучения наших бойцов! Согласны?
-- Не возражаю, но...
-- Остальное не в нашей компетенции, товарищ полковник!
На том и расстались. Я направил, конечно, в воздушно-десантные "
войскагруппуинструкторов-минеров, но разве это решало проблему?
Что же предпринять, как добиться создания оснащенных по последнему
слову техники специальных подразделений, способных длительное время успешно
действовать в глубоком вражеском тылу?
Опять Атомная тетрадь
Занятый этими мыслями, я не придал значения телефонному звонку
Балезина, благодарившего за доставленную ему таганрогскую тетрадь. До
тетради ли с "эрзацами" было? Между тем именно телефонный звонок Степана
Афанасьевича Балезина являлся большим событием, и обрадоваться ему я должен
был бы в первую очередь. Правда, при условии, что Степан Афанасьевич тогда
же разъяснил бы, что "химические формулы" в тетради являлись схемами ядерных
превращений урана. Но по вполне понятным причинам Балезин об этом даже не
обмолвился. Не обмолвился и о том, как насторожили схемы ядерных 291
превращений урана самого Балезина и Кафтанова. Лишь много лет спустя я
узнал, что записи в тетради, добытые на Кривой Косе старшиной Репиным, были
расценены как свидетельство начавшейся в фашистской Германии работы по
использованию в военных целях атомной энергии, тем более что Гитлер уже
грозилчеловечествукаким-тосекретным "сверхоружием", а в западной научной
печати внезапно прекратились публикации по ядерным исследованиям. На
последнее обстоятельство обратил внимание ГКО служивший в авиации лейтенант
Флеров, в прошлом -- научный сотрудник физико-химического института,
открывший вместе с Птржаком спонтанное деление ядер урана. По справедливому
мнению Флерова, прекращение в западной научной печати публикаций по ядерным
исследованиям означало, что эти исследования отнесены к строго секретным и,
следовательно, Запад приступил к разработке атомного оружия.
Балезин и Кафтанов предположили, что убитый на Кривой Косе фашистский
офицер прибыл в южные районы нашей страны, временно захваченные
гитлеровцами, не случайно, а для поисков урана. Словом, привезенная мною в
Москву тетрадь оказалась для ученых важным документом. (Журнал "Химия и
жизнь" в номере 3 за 1985 год опубликовал отрывки из воспоминаний С. В.
Кафтанова. Сергей Васильевич пишет, что эта тетрадь наряду с
предупреждениями Флерова побудила его и академика А. Ф. Иоффе обратиться в
ГКО с письмом о необходимости создать научный центр по проблеме атомного
оружия). Тут, как говорится, прибавить нечего. Однако сам я в то время об
атомной энергии и не задумывался, по-прежнему целиком был поглощен идеей
создания спецвойск для борьбы в тылу врага, на его коммуникациях. Увы,
ничего серьезного предпринять в те дни я не успел, так как потребовалось
срочно выехать на Калининский фронт и заняться тамошними заграждениями.
Обстановка на Калининском фронте весной сорок второго года сложилась
напряженная, обоюдоострая: советские войска угрожали флангам вражеских
армий, а вражеские -- флангам советских. В этих условиях недооценивать
значение инженерных заграждений, особенно минновзрывных, не приходилось.
Командующий фронтом Конев
Под горячим майским солнцем буйно выметывали траву придорожные поля,
уцелевшие леса занимались зеленым пламенем, а обожженные войной рощи стояли,
словно одетые в черное вдовы.
Штаб инженерных войск Калининского фронта находился в одной из деревень
западнее города. Туда добрались подсыхающим проселком.
Начальник инженерных войск фронта полковник В. В. Косарев, крепкий,
неторопливый в словах и дви--жениях человек, сразу познакомил меня и
прибывших со мною Чепака, Ильюшенко и Романюка с комиссаром штаба инжвойск
полковым комиссаром А. К. Поповым и начальником штаба полковником М. Н.
Тимофеевым. Тут же проинформировал об имеющихся заграждениях, о ведущихся
работах, о нуждах фронта. Договорились, что наша маленькая группа побывает в
армиях, осмотрит оборонительные рубежи, и тогда примем совместное решение по
усилению заграждений, прежде всего минновзрывных.
Объезд и осмотр оборонительных рубежей заняли более двух суток.
Возвращаясь в штаб инженерных войск фронта, заехали в деревню Шеино, где
находилась северо-западная оперативная группа ЦК партии Белоруссии.
Руководители северо-западной группы посетовали, что партизанам не
достает мин и взрывчатки. Я обе" щал поговорить об их нуждах с командованием
Калининского фронта.
Обсудив с Косаревым и его помощниками вопросы устройства и усиления
минновзрывных заграждений, я передал начальнику инженерных войск фронта
просьбу товарищей из северо-западной группы ЦК партии Белоруссии.
-- Трудненько будет им помочь, но что-нибудь обязательно сделаем, --
сказал Косарев. -- Обещаю.
-- А вы никогда не задумывались о возможностях самих инженерных войск
по нарушению работы. вражеского тыла? -- спросил я.
-- Нет. А есть опыт?
-- Да, и значительный.
Я рассказал о действиях спецбатальона на северном берегу Таганрогского
залива и спросил:
-- Если я обращусь к командующему фронтом с соответствующим
предложением, могу я рассчитывать на вашу поддержку?
-- Конечно.
-- Зачем же откладывать дело в долгий ящик? Давайте прямо сейчас и
поедем к командующему!
Косарев усмехнулся, покрутил головой, но возражать не стал, и через
полчаса мы уже были в штабе фронта, а еще через час командующий фронтом
генерал-лейтенант Иван Степанович Конев нас принял.
Коневу в сорок втором исполнилось сорок пять лет. Это был среднего
роста, крепкий, коренастый человек с обветренным, загорелым лицом и сильной,
туго обтянутой воротником кителя шеей. Бритая голова, высокий, с тремя
вертикальными складками лоб, крупный нос, светлые, пытливые, очень
внимательные глаза. Спокоен и, чувствуется, уверен в себе.
Косарев представил меня. Конев жестом пригласил сесть. Выслушал,
помедлил, взглянул на Косарева:
-- Ваше мнение? Косарев поосторожничал:
-- Дело новое. Можно, видимо, выделить сейчас для обучения роту из сто
десятого отдельного мото-ризированного инжбатальона.
Конев тут же возразил:
-- Для такого дела рота -- не та единица, товарищ полковник! Выделим
весь батальон! Хотя погоды и батальон не сделает...
Стукнул по столу остро отточенным карандашом:
-- Если мы хотим, чтобы удары по путям сообще-чия противника имели
оперативное значение, фронту
понадобится по меньшей мере бригада. Специальная и лучше всего
воздушно-десантная.
Заметив растерянность начальника инженерных войск фронта, Конев
усмехнулся:
-- Ничего, это уже моя забота! И позвонил дежурному:
-- Вызовите Москву. Василевского. Дело с самого начала приобретало
стремительный разгон!
Конев повернулся ко мне:
-- Вы сами-то, товарищ полковник, докладывали свою идею начальнику
Генштаба?
-- Никак нет, товарищ генерал. Докладывал только своему начальнику,
генералу Воробьеву.
-- Ясно. Начальство не обошли, но на полпути застопорили. А стопорить
на полпути противопоказано! Вот что. Сейчас я поговорю с Александром
Михайловичем, а вы, как вернетесь в столицу, немедленно с ним свяжитесь.
Поняли?
-- Понял, товарищ генерал!
-- Хорошо. Больше не задерживаю.
И, поднявшись, Конев коротким кивком отпустил нас.
Я вышел, сияя как именинник, получивший долгожданный подарок. Косарев с
гордостью спросил:
-- Видите, как принимает решения наш командующий?!
Начальник Генштаба Василевский
Несколько дней спустя, покончив с делами в штабе Калининского фронта, я
возвратился в Москву. Столица встретила огорчительными новостями: войска
Крымского фронта после тяжелых боев оставили Керченский полуостров и
эвакуировались на Таманский, ударные группировки Юго-Западного фронта,
громившие харьковскую группировку противника, оказались в результате
контрударов врага в крайне тяжелом положении.
Но уверенный, как большинство людей, что летом Красная Армия продолжит
успешное наступление, я лишь досадовал на это: настроение оставалось
приподнятым, тем более что вот-вот могли сбыться дав...
... о необходимости включения в оперативные мероприятия фронтов и армий
действий инженерных подразделений в тылу противника. Для этого каждый фронт
должен выделить и подготовить инженерный батальон, а каждая армия --
саперную роту. Назаров и Воробьев вносят в проект незначительные
редакционные поправки, подписывают окончательный текст и направляют в.
войска,
Неожиданно Воробьев осведомляется, что, собственно говоря, я делаю в
Москве.
Растеряно смотрю на него. И Воробьев, довольный тем, что шутка удалась,
смеется:
-- Приказ о вашем назначении командиром бригады подписан! Так что
поезжайте к Коневу и вступайте в должность. Желаю удачи!
Перед отъездом из Москвы, представляю в Генштаб план нарушения работы
коммуникаций противника перед Западным и Калининским фронтами. Я обратил
внимание начальника оперативного управления на то, что штатное расписание
бригады не предусматривает действий в тылу врага. Генерал Бодин, подумав,
разрешает использовать для борьбы в тылу врага три батальона 5-й инженерной
бригады и 110-й Отдельный моторизированный инженерный батальон:
-- На первых порах достаточно, а там жизнь покажет...
Генерал Воробьев оказывает бригаде большое внимание: позволяет отобрать
из выпускников Наха-бинского училища добровольцев для действий в тылу врага,
не возражает против моего намерения забрать в бригаду молодых командиров,
начинавших войну под Харьковом и Ростовом, всех работавших со мной
инструкторов и испанцев.
Отбоя от желающих ходить во вражеский тыл выпускников военного училища
нет. Отбираем одиннадцать молодых людей, но увожу только двоих --
лейтенантов Михаила Гончара и Петра Андрианова: в "эмке" больше нет места.
Девяти огорченным юношам обещаю вызвать их в бригаду... 298
Снова Ленинградское шоссе. Снова дрожат на щитке автомобиля белые
стрелки приборов, уверенно лежат на руле темные от бензина, тавота и летнего
солнца руки шофера Володина, резко пахнет нагретой кожей сиденьев, стучит по
днищу гравий из наспех заделанных воронок. В зеркало заднего обзора вижу
загорелые, с румянцем, молодые лица лейтенантов. Глаза у ребят жадно, словно
в судьбу, вглядываются в несущуюся навстречу дорогу. Впрочем, какие же это
"ребята"? Каждому двадцать первый пошел, в этом возрасте сам я уже около
двух лет воевал против Деникина и Врангеля, был ранен, а мои тогдашние
знания и физическую подготовку и сравнивать нечего со знаниями и подготовкой
Гончарова и Андрианова!
Лейтенанты мне нравятся. Они из рабочих семей, комсомольцы, в армию
пошли добровольцами. Гончаров серьезен, обстоятелен, от его облика веет
душевным здоровьем, в нем угадывается огромная физическая сила. Андрианов
производит впечатление открытостью взгляда, основательностью знаний, редким
спокойствием. Кроме того, он парашютист и, значит, человек смелый...
В штабе Калининского фронта ожидали приятные известия: оставшиеся здесь
группы капитана Казанцева, старших лейтенантов Чепака, Романюка и
Ильюшенкова успели обучить действиям в тылу врага личный состав 110-го
Отдельного моторизированного инженерного батальона, перебросили в тыл врага
на участке 3-й ударной армии первые группы хорошо подготовленных
диверсантов, сформировали и направили в партизанские отряды и бригады
несколько групп инструкторов с большим количеством взрывчатки. Одни только
группы капитана Казанцева взяли с собой 1250 килограмм тола и 120 различных
инженерных мин! Кроме того, наши товарищи организовали специальные школы по
подготовке партизан при северо-западной группе ЦК КП(б) Белоруссии и при
штабе Калининского фронта.
Первыми на коммуникациях противника стали взрываться мины, поставленные
группами П. А. Романюка, лейтенанта К. С. Соколова, Г. А. Криулина, хоро-299
шо знакомых читателю Канеля, Франсиско Гаспара, Чико Марьяно. Группы
Чепака вырвались на важней-шую магистраль Смоленск -- Вязьма.
Отрадно было сознавать, что подготовленные за время войны командиры
могут успешно работать и действовать во вражеском тылу без опеки, обрели
уверенность и самостоятельность! Однако наряду с приятными известиями были и
неважные. Выяснилось, что на фронте мало хороших инженерных мин. Личного
состава строительных частей, на базе которых предстояло сформировать
бригаду, не хватает, а на пополнение из резерва фронта рассчитывать не
приходится. К тому же, учитывая обострение боевой обстановки, все без
исключения инженерные части фронта, в том числе и 110-й ОМИБ, занимались
только минированием оборонительных рубежей.
Назначенный комиссаром бригады батальонный комиссар Алексей Иванович
Болотин, в прошлом --старший преподаватель основ марксизма-ленинизма в
Московском государственном университете, участник боев под Москвой и
освобождения Калинина, принял мои командирские заботы близко к сердцу и
очень помог в те нелегкие дни.
С его помощью удалось довольно быстро наладить в Калинине производство
инженерных мин, договориться в Калининском обкоме партии и Калининском
обкоме комсомола о направлении в бригаду двухсот пятидесяти юношей и
девушек, выразивших желание сражаться в тылу врага, доказать командованию
инженерных войск фронта, что мы уже сейчас" можем направить в тыл противника
один-два батальона минеров, чтобы выполнить план нарушения работы вражеских
коммуникаций, представленный оперативному управлению Генерального штаба.
прибытии.
-- Создается впечатление, что вы окончательно забыли о своей должности
помощника начальника штаба инженерных войск! -- здороваясь, замечает
Воробьев. -- Я подсчитал. За десять месяцев войны вы находились в штабе
ровно месяц!
-- Товарищ генерал! Оперативно-инженерные группы создавались не по
моему хотению!
-- Не оправдывайтесь! Партизанскими проблемами заниматься не нужно
было!
Воробьев предложил садиться и опустился в кресло сам.
-- Впредь оперативно-инженерные группы организовывать не будут, --
сказал он. Мы добиваемся создания отдельных инженерных бригад специального
назначения. Заниматься они станут исключительно заграждениями. Вам предстоит
принять участие в разработке штатов бригад. Охоту к перемене мест надо
обуздать, товарищ полковник.
-- Слушаюсь.
-- И охоту к минированию кочками обуздайте. Как это вас угораздило
нагородить под Ростовом этих кочек? Кто-кто, а уж вы-то обязаны знать, что
противник не должен даже догадываться, где стоят мины!
-- Этот способ неоднократно испытывался на полигонах.
Оперативно-инженерная группа провела дополнительную проверку...
-- Главным военно-инженерным управлением такой способ не утверждался,
товарищ полковник, и пока я остаюсь начальником инженерных войск, утвержден
не будет. Имейте в виду!
-- Разрешите объяснить, товарищ генерал?..
-- Не нужно ничего объяснять. Я дал указание прекратить минирование
кочками, больше к этому вопросу возвращаться не будем.
-- Слушаюсь.
Разговор получился неприятным. Я сменил тему и доложил о тетради с
загадочными формулами, найденными старшиной Репиным на Кривой Косе Таган-285
рогского залива, достал эту тетрадь и протянул Воробьеву.
Полистав тетрадь, Михаил Петрович пожал покатыми плечами:
-- Сейчас не до загадок и таинств. Передайте тетрадь в аппарат
уполномоченного ГКО по науке, пусть там разбираются. А сами отдохните и
приступайте к выполнению -- своих прямых обязанностей. Не смею задерживать!
Возвратясь к себе, я спрятал в сейф папку с документами, но
таганрогскую тетрадь оставил на столе. Набрал номер телефона представителя
уполномоченного ГКО по науке Степана Афанасьевича Балезина. С Балезиным
познакомились мы в начале войны. Приехав как-то с Западного фронта в Москву,
я обратился к уполномоченному ГКО по науке, председателю Комитета по делам
высшей школы Сергею Васильевичу Кафтанову с просьбой предоставить минерам
расчеты для изготовления кумулятивных зарядов, рецепты и технологию
изготовления тестообразных, или, как их стали называть позже, пластиковых
ВВ, которыми можно было заполнять емкости любой формы. Кафтанов направил к
своим помощникам --С. А. Балезину и К. Ф. Жигачу. Так и встретились.
-- Балезин слушает! -- раздалось в трубке.
Я поздоровался, назвался, сказал зачем звоню.
-- Приходите, рад буду видеть!
У Балезина я провел около получаса. Химические формулы, заполнявшие
тетрадь немецкого офицера, заинтересовали Степан Афанасьевича:
-- Немедленно передам это ученым!
-- Тут действительно что-то важное, ценное?
-- Подождем заключения ученых! -- улыбнулся, уклоняясь от прямого
ответа Балезин.
Зачем нужен ОУЦ?
Я не воспользовался предложением начальника инженерных войск отдохнуть,
поехал после разговора с Балезиным не домой, а в один из переулков за
станцией метро "Сокол". Там располагался Оперативно-учебный центр Западного
фронта, первое фронтовое партизанское детище. 286
В помещении средней школы, занятой ОУЦ, встретил все такой же
хлопотливый, приветливый и не отвыкший от гражданского обращения Иван
Петрович Кутейников:
-- Илья Григорьевич! Дорогой! Здравствуйте! Спешить в ОУЦ у меня
имелись веские причины. Судьба центра тревожила. За время своего
существования он подготовил и перебросил во вражеский тыл почти четыре
тысячи партизан, изготовил в мастерских более двадцати тысяч различных мин и
более двадцати пяти тысяч особых ручных гранат. Созданные оперативно-учебным
центром партизанские школы сделали еще больше! Но теперь, к весне сорок
второго, здесь царил "полный штиль", как выразился в недавнем письме
Кутейников. Крайне необходимых средств центру не отпускали, все попытки
получить рации оказались безуспешными, а забрасывать партизана диверсантов^
глубокий вражеский тыл без надежды давать им необходимые указания, получать
нужные сведения, выбрасывать им в указанные места взрывчатку и оружие
представлялось бессмысленным: сорок первый год отошел в прошлое, действовать
на коммуникациях врага следовало продуманно, по плану, во всеоружии
мастерства и средств борьбы!
Проходя за Кутейниковым в кабинет, я обратил внимание на одежду и обувь
курсантов: обмундирование на них было зимнее. В кабинете Петр Иванович
подтвердил, что летнего не выдают. И, понизив голос, доверительно сообщил:
-- Пошли разговоры, что нас вскорости вообще ликвидируют, Илья
Григорьевич! Сам посуди: ребята давным-давно программу обучения прошли, а их
никуда не посылают, да и одевать, похоже, не собираются.
-- И мысли такой не допускаю! Не могут центр ликвидировать!
-- Оно вроде не должно бы... А с другой стороны, штаты-то наши до сих
пор не утверждены, хоть девять месяцев прошло!
Иван Петрович выглядел удрученным.
-- Будем оптимистами! -- сказал я. -- У руководства, надо полагать,
хлопот без ОУЦ хватало, а мы должной настойчивости не проявили.
Ободрить Кутейникова ободрил, но на свою по-прежнему пустую квартиру
возвратился встревоженный, обеспокоенный. Развернул карту, долго сидел над
ней. Линия фронта все еще в шестистах-тысяче километров от западной
государственной границы. Оккупанты хозяйничают на территории, занимающей, по
самым скромным подсчетам, площадь в миллион квадратных километров! Но ведь
минимум четвертая часть этой площади находится вне контроля фашистских войск
и фашистской администрации, а растянутые на многие сотни километров
коммуникации врага проходят через леса и непролазные болота, по партизанским
краям и районам!..
Еще в тридцать восьмом году я предлагал наркому обороны создать
спецчасти для минирования и разрушения вражеских путей сообщения. Даже штаты
таких частей разработал. Возвращался я к идее создания спецчастей не раз и
во время войны. А поскольку от Пономаренко не было ни слуху ни духу,
подумал, что сейчас сформировать специальные части можно из курсантов ОУЦ и
различных партизанских школ, из испанских добровольцев, и сформировать
быстро, без особых трудностей! А уж кадровые-то войска всем необходимым
наверняка обеспечат!
Я разыскал альбом с фотографиями, запечатлевшими результаты действия
минеров в Испании, сделал кое-какие выкладки и на следующий день пошел к
генералу Воробьеву.
Однако генерал охладил мой пыл.
-- Поймите меня правильно, -- сказал Воробьев. -- Я не противник
действия минеров в тылу врага. Я за самые активные действия инженерной
разведки, за посылку минеров на вражеские коммуникации, за широкое
применение во вражеском тылу мин замедленного действия! Следует, видимо,
включать в оперативны мероприятия штабов фронтов и армий операции инженерных
войск по разрушению вражеского тыла. Но...
Он даже руками развел:
-- Ведь нарушением работы тыла противника призваны заниматься части
Отдельной мотострелковой бригады особого назначения! И неуместно мне,
начальнику инженерных войск, ставить перед руководством вопрос о создании
для этой же цели еще и специальных инженерных частей! Согласны вы с этим?
Идея OMCBQHa принадлежит Павлу Судоплатову из НКВД. Омсбоновцы (ребята --
орлы, кровь с молоком! Сам видел) должны были громить тыловые части и
гарнизоны противника. К их счастью, бригаду так и не удалось укомплектовать
полностью. В тыл врага забрасывались отдельные группы и отряды.
-- Однако наши мины, товарищ генерал, могли бы парализовать вражеский
транспорт!
-- Меня убеждать не надо, сами видите!.. Забирайте альбом, может
пригодится, и -- за штаты специальных инженерных бригад, товарищ полковник!
Сейчас прежде всего -- эти штаты! Спуститесь наконец с облаков на землю.
На землю я спустился, над штатами инженерных бригад специального
назначения работал вместе с другими товарищами самым добросовестным образом,
но мысль о создании частей для нарушения работы вражеских путей сообщения не
оставлял: ведь штаты инженерных бригад необходимых средств для действий в
тылу врага не предусматривали.
И тут осенило: нынешний заместитель наркома обороны, начальник
артиллерии Красной Армии Николай Николаевич Воронов, в бытность свою старшим
советником республиканской армии Испании, очень лестно отзывался- о
подразделениях минеров, действующих во франкистском тылу! Может, не забыл,
может, держится прежнего мнения о минерах?!
Добился приема у Воронова. Высокий, худощавый, он остался таким же,
каким был в Испании: моложавым, подчеркнуто вежливым и любезным.
-- Разрешите, товарищ генерал, обратиться по вопросу, далекому от
артиллерийских дел. Я пришел за советом.
-- Пожалуйста. Слушаю.
. Я снова выложил испанский альбом, повторил то же самое, что говорил
генералу Воробьеву.
-- Да, вы правы, это очень далеко от артиллерии, -- кивнул Воронов, --
Лучше поговорить с командующим воздушно-десантными войсками генералом
Глазуновым.
-- К сожалению, я с генералом Глазуновым не знаком.
-- Это поправимо! -- улыбнулся Воронов и поднял трубку телефона.
-- Василий Афанасьевич! Здравствуйте! -- сказал Воронов, соединившись с
командующим воздушно-десантными войсками. -- У меня находится сейчас
полковник Старинов, знакомый по Испании. Нет, не артиллерист. Минер,
диверсант. У него предложения по твоей части. Ты не найдешь времени принять
Ста-ринова?.. Да, полагаю, сможет. Спасибо.
Воронов опустил трубку на рычаги аппарата:
-- Глазунов просит вас зайти сейчас же. Я сказал, что зайдете.
-- Благодарю, товарищ генерал-полковник!
-- Не за что. Ни пуха вам ни пера! А альбом, если он не единственный,
не уносите, пожалуйста. Может, удастся при случае кое-кому показать.
-- Да, конечно, оставьте его, товарищ генерал-полковник!
Командующий ВДВ
В приподнятом настроении вошел я в кабинет генерал-майора Глазунова.
Высокий, с зачесанными на косой прибор темными волосами, с изрезанным
глубокими морщинами лицом командующий воздушно-десантными войсками был не
один. У него находился незнакомый мне человек, тоже генерал-майор, но ниже
ростом и пополнее. Оказалось, это начальник штаба воздушно-десантных войск
генерал-майор Спирин,
-- Видите ли, нам никогда не ставили задач по диверсионным действиям во
вражеском тылу, -- раздумчиво заметил Глазунов. -- Наше дело -- нанести
внезапный удар, захватить важные объекты или позиции и удерживать до подхода
главных сил. Впрочем, зна-290
ние диверсионной техники и тактики нашим бойцам явно не помешает!
-- Особенно, если подразделение будет выброшено на большом расстоянии
от главных сил или попадет в трудное положение! -- поддержал Спирин.
Я приуныл:
-- Но ведь речь шла о создании специальных подразделений, а не об
отдельных исключительных, а то и печальных случаях!
-- Давайте смотреть на вещи трезво, товарищ полковник! -- успокаивающим
голосом сказал Глазунов. -- Вопрос о специальных батальонах или там бригадах
мы сейчас все равно не решим. Не нашей компетенции дело! Но кое-что сможем
сделать уже сейчас. У вас -- опытные командиры, умеющие воевать в тылу
врага, у нас -- десантники и авиация. Вот и давайте ваших командиров для
обучения наших бойцов! Согласны?
-- Не возражаю, но...
-- Остальное не в нашей компетенции, товарищ полковник!
На том и расстались. Я направил, конечно, в воздушно-десантные "
войскагруппуинструкторов-минеров, но разве это решало проблему?
Что же предпринять, как добиться создания оснащенных по последнему
слову техники специальных подразделений, способных длительное время успешно
действовать в глубоком вражеском тылу?
Опять Атомная тетрадь
Занятый этими мыслями, я не придал значения телефонному звонку
Балезина, благодарившего за доставленную ему таганрогскую тетрадь. До
тетради ли с "эрзацами" было? Между тем именно телефонный звонок Степана
Афанасьевича Балезина являлся большим событием, и обрадоваться ему я должен
был бы в первую очередь. Правда, при условии, что Степан Афанасьевич тогда
же разъяснил бы, что "химические формулы" в тетради являлись схемами ядерных
превращений урана. Но по вполне понятным причинам Балезин об этом даже не
обмолвился. Не обмолвился и о том, как насторожили схемы ядерных 291
превращений урана самого Балезина и Кафтанова. Лишь много лет спустя я
узнал, что записи в тетради, добытые на Кривой Косе старшиной Репиным, были
расценены как свидетельство начавшейся в фашистской Германии работы по
использованию в военных целях атомной энергии, тем более что Гитлер уже
грозилчеловечествукаким-тосекретным "сверхоружием", а в западной научной
печати внезапно прекратились публикации по ядерным исследованиям. На
последнее обстоятельство обратил внимание ГКО служивший в авиации лейтенант
Флеров, в прошлом -- научный сотрудник физико-химического института,
открывший вместе с Птржаком спонтанное деление ядер урана. По справедливому
мнению Флерова, прекращение в западной научной печати публикаций по ядерным
исследованиям означало, что эти исследования отнесены к строго секретным и,
следовательно, Запад приступил к разработке атомного оружия.
Балезин и Кафтанов предположили, что убитый на Кривой Косе фашистский
офицер прибыл в южные районы нашей страны, временно захваченные
гитлеровцами, не случайно, а для поисков урана. Словом, привезенная мною в
Москву тетрадь оказалась для ученых важным документом. (Журнал "Химия и
жизнь" в номере 3 за 1985 год опубликовал отрывки из воспоминаний С. В.
Кафтанова. Сергей Васильевич пишет, что эта тетрадь наряду с
предупреждениями Флерова побудила его и академика А. Ф. Иоффе обратиться в
ГКО с письмом о необходимости создать научный центр по проблеме атомного
оружия). Тут, как говорится, прибавить нечего. Однако сам я в то время об
атомной энергии и не задумывался, по-прежнему целиком был поглощен идеей
создания спецвойск для борьбы в тылу врага, на его коммуникациях. Увы,
ничего серьезного предпринять в те дни я не успел, так как потребовалось
срочно выехать на Калининский фронт и заняться тамошними заграждениями.
Обстановка на Калининском фронте весной сорок второго года сложилась
напряженная, обоюдоострая: советские войска угрожали флангам вражеских
армий, а вражеские -- флангам советских. В этих условиях недооценивать
значение инженерных заграждений, особенно минновзрывных, не приходилось.
Командующий фронтом Конев
Под горячим майским солнцем буйно выметывали траву придорожные поля,
уцелевшие леса занимались зеленым пламенем, а обожженные войной рощи стояли,
словно одетые в черное вдовы.
Штаб инженерных войск Калининского фронта находился в одной из деревень
западнее города. Туда добрались подсыхающим проселком.
Начальник инженерных войск фронта полковник В. В. Косарев, крепкий,
неторопливый в словах и дви--жениях человек, сразу познакомил меня и
прибывших со мною Чепака, Ильюшенко и Романюка с комиссаром штаба инжвойск
полковым комиссаром А. К. Поповым и начальником штаба полковником М. Н.
Тимофеевым. Тут же проинформировал об имеющихся заграждениях, о ведущихся
работах, о нуждах фронта. Договорились, что наша маленькая группа побывает в
армиях, осмотрит оборонительные рубежи, и тогда примем совместное решение по
усилению заграждений, прежде всего минновзрывных.
Объезд и осмотр оборонительных рубежей заняли более двух суток.
Возвращаясь в штаб инженерных войск фронта, заехали в деревню Шеино, где
находилась северо-западная оперативная группа ЦК партии Белоруссии.
Руководители северо-западной группы посетовали, что партизанам не
достает мин и взрывчатки. Я обе" щал поговорить об их нуждах с командованием
Калининского фронта.
Обсудив с Косаревым и его помощниками вопросы устройства и усиления
минновзрывных заграждений, я передал начальнику инженерных войск фронта
просьбу товарищей из северо-западной группы ЦК партии Белоруссии.
-- Трудненько будет им помочь, но что-нибудь обязательно сделаем, --
сказал Косарев. -- Обещаю.
-- А вы никогда не задумывались о возможностях самих инженерных войск
по нарушению работы. вражеского тыла? -- спросил я.
-- Нет. А есть опыт?
-- Да, и значительный.
Я рассказал о действиях спецбатальона на северном берегу Таганрогского
залива и спросил:
-- Если я обращусь к командующему фронтом с соответствующим
предложением, могу я рассчитывать на вашу поддержку?
-- Конечно.
-- Зачем же откладывать дело в долгий ящик? Давайте прямо сейчас и
поедем к командующему!
Косарев усмехнулся, покрутил головой, но возражать не стал, и через
полчаса мы уже были в штабе фронта, а еще через час командующий фронтом
генерал-лейтенант Иван Степанович Конев нас принял.
Коневу в сорок втором исполнилось сорок пять лет. Это был среднего
роста, крепкий, коренастый человек с обветренным, загорелым лицом и сильной,
туго обтянутой воротником кителя шеей. Бритая голова, высокий, с тремя
вертикальными складками лоб, крупный нос, светлые, пытливые, очень
внимательные глаза. Спокоен и, чувствуется, уверен в себе.
Косарев представил меня. Конев жестом пригласил сесть. Выслушал,
помедлил, взглянул на Косарева:
-- Ваше мнение? Косарев поосторожничал:
-- Дело новое. Можно, видимо, выделить сейчас для обучения роту из сто
десятого отдельного мото-ризированного инжбатальона.
Конев тут же возразил:
-- Для такого дела рота -- не та единица, товарищ полковник! Выделим
весь батальон! Хотя погоды и батальон не сделает...
Стукнул по столу остро отточенным карандашом:
-- Если мы хотим, чтобы удары по путям сообще-чия противника имели
оперативное значение, фронту
понадобится по меньшей мере бригада. Специальная и лучше всего
воздушно-десантная.
Заметив растерянность начальника инженерных войск фронта, Конев
усмехнулся:
-- Ничего, это уже моя забота! И позвонил дежурному:
-- Вызовите Москву. Василевского. Дело с самого начала приобретало
стремительный разгон!
Конев повернулся ко мне:
-- Вы сами-то, товарищ полковник, докладывали свою идею начальнику
Генштаба?
-- Никак нет, товарищ генерал. Докладывал только своему начальнику,
генералу Воробьеву.
-- Ясно. Начальство не обошли, но на полпути застопорили. А стопорить
на полпути противопоказано! Вот что. Сейчас я поговорю с Александром
Михайловичем, а вы, как вернетесь в столицу, немедленно с ним свяжитесь.
Поняли?
-- Понял, товарищ генерал!
-- Хорошо. Больше не задерживаю.
И, поднявшись, Конев коротким кивком отпустил нас.
Я вышел, сияя как именинник, получивший долгожданный подарок. Косарев с
гордостью спросил:
-- Видите, как принимает решения наш командующий?!
Начальник Генштаба Василевский
Несколько дней спустя, покончив с делами в штабе Калининского фронта, я
возвратился в Москву. Столица встретила огорчительными новостями: войска
Крымского фронта после тяжелых боев оставили Керченский полуостров и
эвакуировались на Таманский, ударные группировки Юго-Западного фронта,
громившие харьковскую группировку противника, оказались в результате
контрударов врага в крайне тяжелом положении.
Но уверенный, как большинство людей, что летом Красная Армия продолжит
успешное наступление, я лишь досадовал на это: настроение оставалось
приподнятым, тем более что вот-вот могли сбыться дав...
... о необходимости включения в оперативные мероприятия фронтов и армий
действий инженерных подразделений в тылу противника. Для этого каждый фронт
должен выделить и подготовить инженерный батальон, а каждая армия --
саперную роту. Назаров и Воробьев вносят в проект незначительные
редакционные поправки, подписывают окончательный текст и направляют в.
войска,
Неожиданно Воробьев осведомляется, что, собственно говоря, я делаю в
Москве.
Растеряно смотрю на него. И Воробьев, довольный тем, что шутка удалась,
смеется:
-- Приказ о вашем назначении командиром бригады подписан! Так что
поезжайте к Коневу и вступайте в должность. Желаю удачи!
Перед отъездом из Москвы, представляю в Генштаб план нарушения работы
коммуникаций противника перед Западным и Калининским фронтами. Я обратил
внимание начальника оперативного управления на то, что штатное расписание
бригады не предусматривает действий в тылу врага. Генерал Бодин, подумав,
разрешает использовать для борьбы в тылу врага три батальона 5-й инженерной
бригады и 110-й Отдельный моторизированный инженерный батальон:
-- На первых порах достаточно, а там жизнь покажет...
Генерал Воробьев оказывает бригаде большое внимание: позволяет отобрать
из выпускников Наха-бинского училища добровольцев для действий в тылу врага,
не возражает против моего намерения забрать в бригаду молодых командиров,
начинавших войну под Харьковом и Ростовом, всех работавших со мной
инструкторов и испанцев.
Отбоя от желающих ходить во вражеский тыл выпускников военного училища
нет. Отбираем одиннадцать молодых людей, но увожу только двоих --
лейтенантов Михаила Гончара и Петра Андрианова: в "эмке" больше нет места.
Девяти огорченным юношам обещаю вызвать их в бригаду... 298
Снова Ленинградское шоссе. Снова дрожат на щитке автомобиля белые
стрелки приборов, уверенно лежат на руле темные от бензина, тавота и летнего
солнца руки шофера Володина, резко пахнет нагретой кожей сиденьев, стучит по
днищу гравий из наспех заделанных воронок. В зеркало заднего обзора вижу
загорелые, с румянцем, молодые лица лейтенантов. Глаза у ребят жадно, словно
в судьбу, вглядываются в несущуюся навстречу дорогу. Впрочем, какие же это
"ребята"? Каждому двадцать первый пошел, в этом возрасте сам я уже около
двух лет воевал против Деникина и Врангеля, был ранен, а мои тогдашние
знания и физическую подготовку и сравнивать нечего со знаниями и подготовкой
Гончарова и Андрианова!
Лейтенанты мне нравятся. Они из рабочих семей, комсомольцы, в армию
пошли добровольцами. Гончаров серьезен, обстоятелен, от его облика веет
душевным здоровьем, в нем угадывается огромная физическая сила. Андрианов
производит впечатление открытостью взгляда, основательностью знаний, редким
спокойствием. Кроме того, он парашютист и, значит, человек смелый...
В штабе Калининского фронта ожидали приятные известия: оставшиеся здесь
группы капитана Казанцева, старших лейтенантов Чепака, Романюка и
Ильюшенкова успели обучить действиям в тылу врага личный состав 110-го
Отдельного моторизированного инженерного батальона, перебросили в тыл врага
на участке 3-й ударной армии первые группы хорошо подготовленных
диверсантов, сформировали и направили в партизанские отряды и бригады
несколько групп инструкторов с большим количеством взрывчатки. Одни только
группы капитана Казанцева взяли с собой 1250 килограмм тола и 120 различных
инженерных мин! Кроме того, наши товарищи организовали специальные школы по
подготовке партизан при северо-западной группе ЦК КП(б) Белоруссии и при
штабе Калининского фронта.
Первыми на коммуникациях противника стали взрываться мины, поставленные
группами П. А. Романюка, лейтенанта К. С. Соколова, Г. А. Криулина, хоро-299
шо знакомых читателю Канеля, Франсиско Гаспара, Чико Марьяно. Группы
Чепака вырвались на важней-шую магистраль Смоленск -- Вязьма.
Отрадно было сознавать, что подготовленные за время войны командиры
могут успешно работать и действовать во вражеском тылу без опеки, обрели
уверенность и самостоятельность! Однако наряду с приятными известиями были и
неважные. Выяснилось, что на фронте мало хороших инженерных мин. Личного
состава строительных частей, на базе которых предстояло сформировать
бригаду, не хватает, а на пополнение из резерва фронта рассчитывать не
приходится. К тому же, учитывая обострение боевой обстановки, все без
исключения инженерные части фронта, в том числе и 110-й ОМИБ, занимались
только минированием оборонительных рубежей.
Назначенный комиссаром бригады батальонный комиссар Алексей Иванович
Болотин, в прошлом --старший преподаватель основ марксизма-ленинизма в
Московском государственном университете, участник боев под Москвой и
освобождения Калинина, принял мои командирские заботы близко к сердцу и
очень помог в те нелегкие дни.
С его помощью удалось довольно быстро наладить в Калинине производство
инженерных мин, договориться в Калининском обкоме партии и Калининском
обкоме комсомола о направлении в бригаду двухсот пятидесяти юношей и
девушек, выразивших желание сражаться в тылу врага, доказать командованию
инженерных войск фронта, что мы уже сейчас" можем направить в тыл противника
один-два батальона минеров, чтобы выполнить план нарушения работы вражеских
коммуникаций, представленный оперативному управлению Генерального штаба.