Страница:
Раз так, то терять нечего. Сейчас он самую малость выпьет для храбрости и повернется направо. Там стоит кресло с высокой спинкой в виде древесной кроны, а в нем удобно расположилось создание, владеющее землями, чьи размеры и протяженность не уступают аквилонским провинциям вроде Таурана или Пуантена. Это создание наверняка внимательно изучает его, приходя к каким-то своим выводам, и, возможно, украдкой посмеиваясь над людской самоуверенностью.
Словно научившись принимать самостоятельные решения, рука Конни протянулась вперед и очень аккуратно подхватила со стола маленький хрустальный бокал, наполненный зеленоватой жидкостью. Столь полюбившийся мэтру Делле и Майлдафу-младшему травник, как выяснилось, полагалось пить крохотными глотками, делая между ними изрядной величины промежутки. Тогда вы могли по достоинству оценить горьковатый привкус и уловить появление краткого мига необычайной ясности мыслей.
– Похоже, принц, вам пришлась по душе полынная настойка госпожи Солльхин, – послышался справа низкий, очень спокойный голос, до того серьезный, что это граничило с изысканной иронией. – Впрочем, не увлекайтесь чрезмерно. Как ко всему хорошему, к ней быстро привыкаешь и вскоре начинаешь испытывать прямо-таки неодолимую потребность. Между тем нигде, кроме поместья Рунель, вы ее не отведаете. Секрет принадлежит нашей замечательной хозяйке, и более никому.
Действие напитка потихоньку начинало сказываться, ибо Конни не испытал ни малейшей паники, встретив испытующий взгляд пронзительно-золотистых глаз, похожих на все подмечающие зрачки старой хищной птицы.
– Воистину, сие сожаления достойно, – молодой человек словно со стороны услышал собственный ответ, произнесенный столь же спокойно-ироничным тоном. – Все хорошее, увы, заканчивается слишком быстро. Потому, как советовал Кирквенн Шамарский, поспешим насладиться им в полной мере.
С этими словами он отпил еще один глоток и с облегчением заметил, как на бледном, нечеловечески правильном лице собеседника отразилась – нет, не улыбка, скорее ее мимолетная тень.
«Начало положено, – подумал Конни. – Не перестараться бы с глубокомыслием. Впрочем, тут ко мне не придраться – „Паладинов Серебряного Блюда“ Кирквенна я помню едва ли не наизусть. Старый обжора знал в жизни толк».
Они немного поговорили о пустяках, неизбежных при встрече двух почти незнакомых людей. Коннахар без особого удивления отметил поразительную осведомленность правителя Рабиров в том, что касалось жизни за пределами его родного края. Как утверждала Айлэ Монброн, за четыреста минувших лет Князь Забытых Лесов ни разу не покидал своих владений. Однако старый гуль преспокойно рассуждал о неурядицах между Зингарой и Аргосом, вызванных очередным нарушением Морского Договора, о неизбежном уменьшении влияния Кофа на два его древних протектората, и даже небрежно осведомился, удачно ли прошло недавнее празднование Белтайна в Тарантии и благополучно ли здоровье государя Аквилонии и его супруги.
Прикинув число возможных осведомителей, снабжающих Драго и его приближенных всевозможными сведениями, Конни едва не поперхнулся. И тут же сдавленно икнул во второй раз, услышав разочарованно-язвительное сетование на извилистые пути судьбы, доселе не представившей рабирийцам возможности воочию узреть живую легенду нынешних времен, сиречь владетеля Трона Льва.
«Отец добровольно сюда ни за что бы не сунулся, – с внезапной гордостью за себя подумал Коннахар. – Зато я рискнул и приехал. Может, Эвье прав, и когда-нибудь о моем поступке напишут в летописях. Именно о моем, совершенном без всякой помощи родителей, но только с поддержкой друзей и единомышленников!»
Он окинул взглядом длинный дощатый стол, по которому лениво скользили прозрачные зеленоватые пятна от пронзавших тонкий полог солнечных лучей. Хозяева и гости, время от времени прикладываясь кто к пузатым кубкам, а кто к изящным фужерам из драгоценного хрусталя, мало-помалу заводили схожие беседы, так что вскоре под навесом на берегу возник негромкий гул множества голосов, схожий с гудением пчелиного улья.
Единственное, что слегка омрачило настроение Коннахара – поведение благородных девиц, Меллис Юсдаль и Айлэ диа Монброн. Коварные изменницы, напрочь позабыв верных поклонников, увлеченно ворковали с одним из спутников Князя Лесов. При взгляде на сей незаурядный образчик тульского рода Конни незамедлительно припомнил все страшные легенды о рабирийских кровопийцах и еле-еле убедил себя в том, что девушкам ничто не угрожает. В конце концов, есть же у обитателей холмов над Хоротом уважение хотя бы к собственному правителю, если они весьма странно понимают законы гостеприимства!
Неудивительно, что светский разговор сам собой свернул на щекотливую тему взаимоотношений Рабиров с внешним миром, и в какой-то миг в непроницаемом лице Драго что-то неуловимо изменилось. Еще пара незначащих фраз, и властитель Рабиров легко поднялся из-за стола.
Конни последовал его примеру – но не слишком торопливо, дабы не выглядеть готовым на все просителем. Порхавшая над столом болтовня незамедлительно стихла.
– Позвольте предложить вам небольшую прогулку, Ваше высочество, – произнес Драго, взмахом руки очертив живописный берег озера Рунель. Поскольку головы многих гостей повернулись к нему, рабириец чуть громче добавил: – Мы с принцем покинем вас ненадолго, почтенные господа и прекрасные дамы.
На первый взгляд он представал хрупким, как и большинство здешних уроженцев, но то была мнимая хрупкость смертоносного шпажного жала, а отточенная грация движений и скупые жесты говорили о прекрасном владении телом. Длинные густые волосы темного, без единого проблеска седины, цвета спадали на плечи, схваченные на затылке плетеным ремешком, а на лбу – широким ажурным обручем из золота и серебра. В сплетении растительного орнамента осколком горного льда светился крупный сапфир.
Какое-то время Драго и Коннахар мирно обсуждали судьбу Файдита, неудачливого короля-завоевателя.
Как доподлинно выяснилось, Файдит Сьертийский и его малая дружина поголовно полегли в ночной стычке с кем-то, кого они сочли лазутчиками из Рабиров. Утро восстановило истину: с королем покончили его же собственные подданные, искренне полагавшие, будто сражаются с коварно напавшими на них гулями. В душе Конни искренне посочувствовал бедолаге, на своей шкуре узнавшему могущество чар рабирийских обитателей.
От слабо колыхавшегося на ветерке навеса их отделяло уже с сотню шагов. Драго замолчал – словно бы в задумчивости. Конни шел рядом, вертя в пальцах кубок, предусмотрительно захваченный с собой. Под сапогами поскрипывал мелкий белый песок, где-то на другом берегу озера заполошно хлопали крыльями взлетающие утки.
– Я ознакомился с привезенными вами бумагами, принц, – заговорил наконец властитель Рабиров. – Должен признаться, вам удалось меня удивить. Некоторые предложения, высказанные в них, кажутся мне по известным причинам спорными. Иные – весьма преждевременными. Впрочем, это отнюдь не подразумевает отказа. Просто кое-что нуждается в более подробном обсуждении. Сейчас, как мне кажется, самое подходящее время и место.
Конни почувствовал, как его бросает в холод, и поспешно отхлебнул из кубка. Близился момент, которого он более всего опасался. «Митра Милосердный, – панически подумал он, – Драго полагает, будто мне известно содержание свитков, и он прав: кто бы рискнул играть втемную с наследником Трона Льва, хотя этому наследнику не исполнилось и шестнадцати? Значит, он думает, что я целиком и полностью согласен с предложениями Просперо – какими бы те, демон их возьми, ни были – и уполномочен вести переговоры. Но о чем, во имя шестнадцати хвостов Сета?! Хотя бы намекни!»
Вслух молодой человек осторожно произнес:
– Хотелось бы уточнить, какие именно положения вызывают сомнения… э-э… вашей светлости?
«Теперь ему волей-неволей нужно перечислить свои требования!»
Драго опять погрузился в отсутствующее молчание, куда не допускались посторонние. Лишь когда пауза стала напряженной и звенящей, как излишне натянутая лучная тетива, Коннахар услышал:
– То, что упомянуто во второй и шестой статьях перечня. Безусловно, вы осведомлены о наших непростых отношениях с Кордавой, и понимаете – сложностей не избежать. Пускай нас связывают не вассальные клятвы, а только Договор о признании да многолетние традиции…
О существовании договора между Зингарой и Рабирами Конни знал – спасибо вовремя поделившемуся секретами Просперо Пуантенцу. О «давних традициях», благодарить за возникновение которых требовалось уроженца Рабиров, блистательного Рейенира Морадо да Кадену, уже лет пятнадцать уверенно полагающего себя некоронованным королем Золотой Башни – тоже. Оставалось разрешить загадку второй и шестой статей, а заодно выяснить – сколько их там всего? Дюжина? Два десятка? Полсотни?
Проклятие на чрезмерно хитроумную голову Леопарда, затеявшего очередную интригу во благо Аквилонии и собственного герцогства, и на свою – почему не сообразила вовремя? Отец или матушка наверняка вскрыли бы эти злосчастные письма, едва только башни Орволана скрылись за поворотом дороги. Внимательно бы с ними ознакомились, после чего уверенно повели свою игру.
– Помимо того, есть трудности исключительно внутреннего свойства, – размеренно, словно рассуждая сам с собой, продолжил Князь Рабиров. – По мере сил мы стараемся избегать огласки некоторых темных сторон нашей жизни и наших особенностей, однако далеко не всем обитателям Холмов придется по душе намерение сблизиться с миром людей.
Ага, подумал Коннахар и решил рискнуть:
– Имеются в виду те из народа гулей, что называют себя дуэргар?
В ястребиных глазах Драго мелькнуло и пропало снисходительное презрение.
– Ах, эти… – протянул он. – Не в обиду вам, принц, но дуэргар – не более, чем шкодливые подростки. Скучающая молодежь. Их можно понять: на протяжении столетий в лесах ничего не меняется, только героическое прошлое с каждым минувшим днем становится все дальше и дальше. Неудивительно, что новое поколение забывает о нашем великом и скорбном наследии, живя исключительно сегодняшним днем. Дуэргар – это Блейри и те, кто охотно внимает его пустозвонству. Когда же люди прижмут их к стене, они немедля бегут прятаться в Рабирах.
– Кто такой Блейри? – вполне искренне поинтересовался наследник Аквилонии.
– Вы имели сомнительное удовольствие лицезреть его четверть колокола назад за общим столом, – ядовито сообщил Князь Забытых Лесов. – Блейри да Греттайро, наша непреходящая головная боль. Красавчик в черном и золотом, благодаря стараниям которого в Мессантии опять начались гонения на наш народ, а заодно на ни в чем не повинных людей. Он прекрасно знает, что виноват, и потому мне не составит труда приструнить его вкупе со сподвижниками. Опасность не в дуэргар. Она кроется в человеческих умах, с величайшим трудом принимающих мысль о мирном сосуществовании с иными расами.
– Однако люди неплохо ужились с оборотнями Пограничья, – Коннахар украдкой с сожалением убедился, что кубок пуст. – Да, Племя Карающей Длани внешне ничем не отличается от людей, но в душе они все-таки волки! А еще есть дверги Граскааля и Эйглофиата, паки Темры и… и… и другие народы.
– Не забудем также устоявшееся за века мнение, рожденное детскими страхами и поддерживаемое чтимыми людьми священнослужителями – гули есть порождение тьмы ночной, стремящееся только и исключительно к поглощению чужой крови и жестокому смертоубийству, – присовокупил Драго, рассеянно пиная подвернувшуюся под ноги шишку. Та с плеском улетела в озеро. – Таким образом, мы лишний раз убеждаемся в невыполнимости второй статьи предлагаемого договора. Мир людей и мир лесов пока не готовы к подобному шагу.
«Интересно, к какому?.. Он ведь до сих пор ни словом не обмолвился, чего именно касалась эта треклятая вторая статья! Что, так и выглядят пресловутые дипломатические уловки? Тогда месьор Драго владеет ими в совершенстве, в отличие от меня!» – с грустью решил Конни и брякнул наобум:
– Согласен. Подобные решительные меры – дело грядущего. Однако могу я узнать, чем вашей светлости не приглянулась шестая статья предполагаемого договора? Мы ведь не замахиваемся на невозможное.
– Учитывая события недавних лет в Аргосе… и то обстоятельство, что двор Мессантии слишком многим обязан Двору Тарантийскому… я, пожалуй, рискнул бы частично принять это предложение, – задумчиво протянул Князь Забытых Лесов. – Оно выглядит чрезвычайно заманчивым, хотя требует от нас определенных жертв… О, да, формально земли на закатном берегу Хорота считаются владением Аргоса, однако уже не меньше тысячи мы лет удерживаем их за собой, с чем аргосцам остается только смириться.
«Закатное побережье, – лихорадочно соображал Конни. – Сиречь Рабирийские холмы, на которые все облизываются, но никто не решается протянуть к ним руку, опасаясь сдачи. Аргос лет сто двадцать тому выстроил маленькую крепость у слияния Алиманы с Хоротом, и проложил тракт к зингарской границе, но им почти не пользуются – побаиваются нападений гулей. Что же такое мог задумать Просперо, если это щелкнет по носу Мессантию?»
– Мы предлагаем достойную оплату ваших уступок, – сделал свой ход наследник Аквилонии. – Разве не так? Вы получите возможность вести дела наравне с людьми, что послужит к взаимному уважению и процветанию.
– Чтобы в один прекрасный день обнаружить наши леса вырубленными ради постройки людских кораблей, а холмы – изрезанными дорогами, по которым денно и нощно громыхают обозы? – едко осведомился Драго.
«Лес? Корабли? Тракты? – соединив три этих слова, Коннахар без труда получил ответ и беззвучно присвистнул: – Гавань, ну конечно же! Замысел с размахом: создание гавани на землях Рабиров – причала для пуантенских и аквилонских торговых судов, идущих вверх и вниз по Хороту. Чем мы распоряжаемся на реке? Плоэрмелем, давно не справляющимся с количеством проходящих через него кораблей, да еще парой-тройкой маленьких городков вроде Дормье, чья пристань в силах вместить не больше пяти нефов! Наверняка предложение звучало так: отыскать подходящее место где-нибудь на Алимане, проложить туда дорогу от уже имеющегося торгового поселка и начать строительство. Что же мы посулили рабирийцам взамен? Долю в общих доходах? Нечто такое, перед чем они не смогут устоять? Драго говорил о памяти и наследии… Им нужны какие-то древние летописи?»
– Не думаю, чтобы дела обернулись столь плачевным образом, – возразил молодой человек. – Во-первых, мы будем действовать только с вашего согласия и одобрения. Во-вторых, какие-либо перемены в Рабирах начнутся не с завтрашнего дня. Сперва я должен обсудить услышанное с моим отцом, узнать его мнение и тогда…
Князь Забытых Лесов остановился, словно сообразив, как далеко завела его и аквилонского гостя неспешная прогулка вдоль озерного берега. Поляна с навесом исчезла за склоном холма, справа тянулся невысокий обрыв, поросший мелко трепетавшим и перешептывающимся на ветру ольшаником. Конни подумал, сопровождает ли их кто-нибудь или повелитель гулей ничуть не опасается за свою жизнь. Кого, впрочем, ему бояться? Пятнадцатилетнего мальчишки из рода людей?
– Нам бы хотелось получить зримое подтверждение ваших намерений, – внезапно заявил рабириец, чуть наклонив голову. Драгоценный камень в его обруче сверкнул холодной бирюзовой искрой. – Для начала, как предлагается в вашем письме – частичное возвращение некогда таинственно исчезнувших из Кордавы архивов Морской Башни и дозволение проводить изыскания в собрании тарантийской Обители Мудрости. Дабы не перепугать до смерти ваших ученых мужей, нашими посредниками выступят люди.
– А разве… – начал Коннахар и прикусил язык, опасаясь выдать свою полнейшую неосведомленность. Леопард из Пуантена не стал бы предлагать того, чем не владеет. Значит, ему точно известно о местонахождении свитков, представляющих жгучий интерес для обитателей Рабиров. Замечательный выйдет обмен: книги – на пристань! – Согласен, но для успешного разрешения этого вопроса я бы хотел взглянуть на перечень с наименованиями…
– Завтра его доставят, – яростный золотой блеск зрачков хозяина Рабиров немного смягчился, словно он наконец услышал долгожданную радостную новость, – и тогда я искренне надеюсь продолжить нашу познавательную беседу. Однако не будем также забывать о кратких мгновениях радости, иначе поездка запомнится вам исключительно чередой многоумных разговоров.
«Это точно! – мысленно закивал Конни, у которого появилось странное ощущение – будто он превратился в отжатую досуха тряпку, болтающуюся на веревке. – Еще немного – и я бы полностью запутался в этих словесных ловушках. Кто бы знал, как мне хочется выпить… чего угодно, кроме местной травяной отравы!»
17 день Первой летней луны. Поздний вечер.
– Ничего он не знал. Ровным счетом ничего. Излюбленная манера Пуантенца – столкнуть человека в глубокую воду и посмотреть, выплывет или нет. Более того, мальчик настолько честен, что ему в голову не пришло заранее ознакомиться с содержанием писем!
Госпожа Солльхин по-кошачьи фыркнула. Она взобралась на плоскую спину черного валуна, приткнувшегося в одной из многочисленных укромных заводей озера Рунель, и удобно расположилась там, накрыв камень слоями шелестящей темно-лиловой ткани. Края платья рабирийки свешивались вниз и тяжеловесно колыхались на невысоких волнах.
– «Честен» означает – излишне простоват или непредусмотрителен по молодости лет, – сухо заметил Лайвел, безостановочно вращавший в пальцах тонкий, похожий на иглу стилет. Гули одновременно взглянули на дальний берег озера, где в густеющих сумерках виднелась россыпь желтоватых огоньков. Порой оттуда долетали неясные отзвуки голосов, мешавшиеся с вскриками ночных птиц и таинственным поскрипыванием деревьев. Над горбатым лесистым холмом показался краешек лунного диска, которому оставалось день или два до срока, когда он станет идеально ровной окружностью.
– В юности мы все совершали ошибки, – Солльхин поправила длинный широкий шарф, закрывавший ее волосы. – Ты же не будешь спорить, что он неплохо справился?
– Мальчик умен, этого я не отрицаю, – низкий, переливающийся голос исходил от неподвижного силуэта, таившегося в развилке между изогнутых сосновых корней. Если бы Драго не пошевелился и не заговорил, вряд ли бы кто заподозрил его присутствие. – Сейчас он вынужден оглядываться на старших, в том числе на своего грозного отца, но в будущем…
– Причем не в таком уж далеком будущем, – заметила Солльхин. – Года через три, самое большее – через пять Конан сам уступит ему трон и корону, помяните мое слово.
– И тогда, как ты утверждаешь, придет наше время, – протянул Лайвел.
– Почему бы и нет? – немедля оживилась рабирийка. – Надежды, возлагаемые нами на союз с Зингарой, не оправдались. Королева Чабела стареет. Недалек день, когда подросшие отпрыски вежливо предложат любимой матушке переехать в тихую Сальмонию, дабы насладиться заслуженным покоем. Вместе с ней из Кордавы вышвырнут и Рейе да Кадену вкупе с приятелями, чтобы не мозолили глаза. Пусть скажут спасибо, ежели им удастся вернуться домой целыми и невредимыми!
– Зато у твоего любимчика Коннахара впереди лет двадцать или больше безоблачного правления, – поддел увлекшуюся собеседницу Лайвел. – И вдобавок рядом с ним постоянно находится очаровательная Айлэ Монброн… Солльхин, неужели ты всерьез рассчитываешь сделать ее законной правительницей Аквилонии? Пожалей бедных влюбленных – их просто-напросто растерзают.
– Да, королевой ей не быть, – с сожалением признала женщина. – Зато у принца хватит сил и возможностей оставить ее при дворе, где она со временем станет нашим голосом.
– Мечты, мечты, – нарочито громко вздохнул Лайвел. – Причем несбыточные.
– Отчего же несбыточные? – вновь обозначил свое присутствие Князь Забытых Лесов. – Девушка Айлэ – блистающая нить, накрепко привязавшая наследника трона Льва к нашему краю. Чуть позже мы создадим другую – из золота, которое так нравится людям, и укрепим ее взаимными обязательствами. Потом добавим еще одну и еще…
– Сковав в итоге надежный и прочный ошейник, – лезвие стилета прочертило воздух, глубоко воткнувшись в ствол дерева, а в голосе Лайвела зазвучало неподдельное раздражение. – Сколь радующая людские души картина – единорог на привязи!
– Ты предпочитаешь быть насильно затащенным в клетку и выставленным в зверинце? – с обманчивым добродушием поинтересовался Драго. – Или же оказаться беспомощной добычей? Доселе единорог всегда держался своих путей, это верно. Настали иные времена. Если мы не хотим сгинуть, окончательно превратившись в легенду, нам придется выбирать, чье покровительство более выгодно. Золотой Башни Побережья? Льва Аквилонии? Аргосского паруса? Рабиры теперь со всех сторон окружены человеческими королевствами. Рано или поздно людям надоест такое положение вещей. Нам есть что предложить миру за пределами лесов… но и цена, которую мы запросим, будет высока.
– Так высока, что люди не согласятся платить, и возьмут понравившееся им силой, – из переплетения черных и серебристых теней выскользнул гибкий силуэт, и остановился шагах в трех от собеседников. – Глупо же отрицать очевидное!
– Нынче вершиной разумности полагается раздражать мирных обывателей Мессантии, пока те не схватятся за топоры, – вполголоса проворчал Лайвел. – А также учинять пакости гостям, прибывшим к нам с лучшими намерениями.
– Я тут ни при чем, – с достоинством возразила тень, носившая имя Блейри да Греттайро.
– Разумеется. Пачкать руки самому – ниже твоего достоинства, – Солльхин оскалилась и негромко зашипела. – Всегда отыщется парочка легковерных юнцов, готовых на все ради твоих дурацких идей!
– Если б не мои, с позволения сказать, дурацкие идеи, – Блейри, как знали все его сородичи, с необычайной легкостью впадал в ярость, – от этого тихого уголка давно бы не осталось камня на камне! Мы заставляем людей бояться и тем удерживаем от намерения сравнять Рабиры с землей! Страх – единственное, что у нас осталось, ибо Границы, на которую вы все уповаете, более не существует! Она пропала еще до нашего рождения! Там ничего нет! Или вы ждете, что в один прекрасный день людям вздумается самим проверить – а защищает Рабиры хоть что-нибудь, кроме грозной былой славы? Вот они удивятся!..
– Блейри, – очень ровно произнес Князь Лесов. – Растолкуй мне одну вещь – откуда в тебе берется столько злости? Вроде в детстве розгами не вразумляли, баловали до неприличия, да и потом жизнь к тебе темной стороной не оборачивалась…
Над заводью повисло тяжелое, напряженное молчание. Солльхин ежилась на своем валуне, словно в теплый вечер ей стало холодно.
– Они – люди, – спокойнее, но с прежней холодной убежденностью проговорил Блейри. – Даже лучшие из них, вроде этого мальчика-принца – всего лишь наша законная добыча. У нас нет и не может быть ничего общего. Если мы позволим людям хоть одной ногой ступить в наши края, они превратят нас в кучку пожирателей крыс.
– Пророчества мрачнее я еще не слышал, – едко высказал свое мнение Лайвел. – Что из этого следует?
– Вашим ненаглядным гостям не стоит прогуливаться ночью в одиночестве по окрестностям, – охотно пояснил Блейри. – Мало ли что может случиться…
– Даже не думай! – женщина попыталась вскочить, поскользнулась и едва не свалилась в заводь. – Только посмей затеять что-нибудь подобное!
– Как ты недавно сама заметила, всегда найдутся те, кому очень не по душе нахальные чужаки, – развел руками гуль. – Присматривай за своими ягнятами, Солльхин. Присматривай внимательно, иначе твои давние знакомые в Аквилонии весьма огорчатся, узнав о несчастье, постигшем их предприимчивых отпрысков.
Он исчез, как появился – просто шагнув в сторону и растворившись среди теней и шорохов. Рабирийка с досадой ругнулась ему вслед, а Лайвел деловито осведомился:
– Может, выставить Блейри и его дружков из поселка, пока люди не уедут?
– Зачем? – отмахнулся повелитель Рабиров. – Они не способны на большее, чем угрожающая болтовня… – он помолчал и неожиданно спросил, думая о чем-то своем: – Кто-нибудь точно знает, сколько лет принцу Коннахару?
– Пятнадцать, – Солльхин быстро загибала пальцы, подсчитывая, и уверенно кивнула: – Его родители вступили в брак летом 1294 года, после Битвы Драконов. Конни появился на свет спустя четыре года. В удивительный день, как уже не раз замечалось.
– В какой? – дотошно уточнил Драго.
– На Самхайнн, колдовскую ночь последнего дня Второй осенней луны, – с легким смешком отозвалась желтоглазая рабирийка. – По поверьям жителей Полуночных земель, этой ночью открываются двери между Сферами, в мир наведываются тени давно забытых богов, рождаются великие маги, герои… или просто люди со диковинными судьбами.
– На твоем месте я бы не рисковал смеяться над подобными вещами, – на удивление серьезно заметил Лайвел. – Суеверия порой могут оказаться истиной.
– О нет, – скривилась Солльхин. – Кажется, я догадываюсь, какие мысли посетили нашего высокомудрого предводителя… «Скрижаль изгнанников»? – Князь Лесов с отсутствующим видом кивнул. – «Слово о пришествии Вестника»? Драго, я всегда была о тебе лучшего мнения! Неужели ты всерьез веришь этой замшелой чуши, до краев наполненной двусмысленностями? Дитя Первых Снегов, что явится, принеся свет, боль и избавление! Не смешите меня! – она спрыгнула с камня, подняв маленькую волну. – Лучше пойду и всласть подерусь с Блейри, пока вы будете сидеть, мечтательно глазея на луну!
Словно научившись принимать самостоятельные решения, рука Конни протянулась вперед и очень аккуратно подхватила со стола маленький хрустальный бокал, наполненный зеленоватой жидкостью. Столь полюбившийся мэтру Делле и Майлдафу-младшему травник, как выяснилось, полагалось пить крохотными глотками, делая между ними изрядной величины промежутки. Тогда вы могли по достоинству оценить горьковатый привкус и уловить появление краткого мига необычайной ясности мыслей.
– Похоже, принц, вам пришлась по душе полынная настойка госпожи Солльхин, – послышался справа низкий, очень спокойный голос, до того серьезный, что это граничило с изысканной иронией. – Впрочем, не увлекайтесь чрезмерно. Как ко всему хорошему, к ней быстро привыкаешь и вскоре начинаешь испытывать прямо-таки неодолимую потребность. Между тем нигде, кроме поместья Рунель, вы ее не отведаете. Секрет принадлежит нашей замечательной хозяйке, и более никому.
Действие напитка потихоньку начинало сказываться, ибо Конни не испытал ни малейшей паники, встретив испытующий взгляд пронзительно-золотистых глаз, похожих на все подмечающие зрачки старой хищной птицы.
– Воистину, сие сожаления достойно, – молодой человек словно со стороны услышал собственный ответ, произнесенный столь же спокойно-ироничным тоном. – Все хорошее, увы, заканчивается слишком быстро. Потому, как советовал Кирквенн Шамарский, поспешим насладиться им в полной мере.
С этими словами он отпил еще один глоток и с облегчением заметил, как на бледном, нечеловечески правильном лице собеседника отразилась – нет, не улыбка, скорее ее мимолетная тень.
«Начало положено, – подумал Конни. – Не перестараться бы с глубокомыслием. Впрочем, тут ко мне не придраться – „Паладинов Серебряного Блюда“ Кирквенна я помню едва ли не наизусть. Старый обжора знал в жизни толк».
Они немного поговорили о пустяках, неизбежных при встрече двух почти незнакомых людей. Коннахар без особого удивления отметил поразительную осведомленность правителя Рабиров в том, что касалось жизни за пределами его родного края. Как утверждала Айлэ Монброн, за четыреста минувших лет Князь Забытых Лесов ни разу не покидал своих владений. Однако старый гуль преспокойно рассуждал о неурядицах между Зингарой и Аргосом, вызванных очередным нарушением Морского Договора, о неизбежном уменьшении влияния Кофа на два его древних протектората, и даже небрежно осведомился, удачно ли прошло недавнее празднование Белтайна в Тарантии и благополучно ли здоровье государя Аквилонии и его супруги.
Прикинув число возможных осведомителей, снабжающих Драго и его приближенных всевозможными сведениями, Конни едва не поперхнулся. И тут же сдавленно икнул во второй раз, услышав разочарованно-язвительное сетование на извилистые пути судьбы, доселе не представившей рабирийцам возможности воочию узреть живую легенду нынешних времен, сиречь владетеля Трона Льва.
«Отец добровольно сюда ни за что бы не сунулся, – с внезапной гордостью за себя подумал Коннахар. – Зато я рискнул и приехал. Может, Эвье прав, и когда-нибудь о моем поступке напишут в летописях. Именно о моем, совершенном без всякой помощи родителей, но только с поддержкой друзей и единомышленников!»
Он окинул взглядом длинный дощатый стол, по которому лениво скользили прозрачные зеленоватые пятна от пронзавших тонкий полог солнечных лучей. Хозяева и гости, время от времени прикладываясь кто к пузатым кубкам, а кто к изящным фужерам из драгоценного хрусталя, мало-помалу заводили схожие беседы, так что вскоре под навесом на берегу возник негромкий гул множества голосов, схожий с гудением пчелиного улья.
Единственное, что слегка омрачило настроение Коннахара – поведение благородных девиц, Меллис Юсдаль и Айлэ диа Монброн. Коварные изменницы, напрочь позабыв верных поклонников, увлеченно ворковали с одним из спутников Князя Лесов. При взгляде на сей незаурядный образчик тульского рода Конни незамедлительно припомнил все страшные легенды о рабирийских кровопийцах и еле-еле убедил себя в том, что девушкам ничто не угрожает. В конце концов, есть же у обитателей холмов над Хоротом уважение хотя бы к собственному правителю, если они весьма странно понимают законы гостеприимства!
Неудивительно, что светский разговор сам собой свернул на щекотливую тему взаимоотношений Рабиров с внешним миром, и в какой-то миг в непроницаемом лице Драго что-то неуловимо изменилось. Еще пара незначащих фраз, и властитель Рабиров легко поднялся из-за стола.
Конни последовал его примеру – но не слишком торопливо, дабы не выглядеть готовым на все просителем. Порхавшая над столом болтовня незамедлительно стихла.
– Позвольте предложить вам небольшую прогулку, Ваше высочество, – произнес Драго, взмахом руки очертив живописный берег озера Рунель. Поскольку головы многих гостей повернулись к нему, рабириец чуть громче добавил: – Мы с принцем покинем вас ненадолго, почтенные господа и прекрасные дамы.
* * *
Рабирийский князь оказался узок в кости и невысок, немногим выше Конни.На первый взгляд он представал хрупким, как и большинство здешних уроженцев, но то была мнимая хрупкость смертоносного шпажного жала, а отточенная грация движений и скупые жесты говорили о прекрасном владении телом. Длинные густые волосы темного, без единого проблеска седины, цвета спадали на плечи, схваченные на затылке плетеным ремешком, а на лбу – широким ажурным обручем из золота и серебра. В сплетении растительного орнамента осколком горного льда светился крупный сапфир.
Какое-то время Драго и Коннахар мирно обсуждали судьбу Файдита, неудачливого короля-завоевателя.
Как доподлинно выяснилось, Файдит Сьертийский и его малая дружина поголовно полегли в ночной стычке с кем-то, кого они сочли лазутчиками из Рабиров. Утро восстановило истину: с королем покончили его же собственные подданные, искренне полагавшие, будто сражаются с коварно напавшими на них гулями. В душе Конни искренне посочувствовал бедолаге, на своей шкуре узнавшему могущество чар рабирийских обитателей.
От слабо колыхавшегося на ветерке навеса их отделяло уже с сотню шагов. Драго замолчал – словно бы в задумчивости. Конни шел рядом, вертя в пальцах кубок, предусмотрительно захваченный с собой. Под сапогами поскрипывал мелкий белый песок, где-то на другом берегу озера заполошно хлопали крыльями взлетающие утки.
– Я ознакомился с привезенными вами бумагами, принц, – заговорил наконец властитель Рабиров. – Должен признаться, вам удалось меня удивить. Некоторые предложения, высказанные в них, кажутся мне по известным причинам спорными. Иные – весьма преждевременными. Впрочем, это отнюдь не подразумевает отказа. Просто кое-что нуждается в более подробном обсуждении. Сейчас, как мне кажется, самое подходящее время и место.
Конни почувствовал, как его бросает в холод, и поспешно отхлебнул из кубка. Близился момент, которого он более всего опасался. «Митра Милосердный, – панически подумал он, – Драго полагает, будто мне известно содержание свитков, и он прав: кто бы рискнул играть втемную с наследником Трона Льва, хотя этому наследнику не исполнилось и шестнадцати? Значит, он думает, что я целиком и полностью согласен с предложениями Просперо – какими бы те, демон их возьми, ни были – и уполномочен вести переговоры. Но о чем, во имя шестнадцати хвостов Сета?! Хотя бы намекни!»
Вслух молодой человек осторожно произнес:
– Хотелось бы уточнить, какие именно положения вызывают сомнения… э-э… вашей светлости?
«Теперь ему волей-неволей нужно перечислить свои требования!»
Драго опять погрузился в отсутствующее молчание, куда не допускались посторонние. Лишь когда пауза стала напряженной и звенящей, как излишне натянутая лучная тетива, Коннахар услышал:
– То, что упомянуто во второй и шестой статьях перечня. Безусловно, вы осведомлены о наших непростых отношениях с Кордавой, и понимаете – сложностей не избежать. Пускай нас связывают не вассальные клятвы, а только Договор о признании да многолетние традиции…
О существовании договора между Зингарой и Рабирами Конни знал – спасибо вовремя поделившемуся секретами Просперо Пуантенцу. О «давних традициях», благодарить за возникновение которых требовалось уроженца Рабиров, блистательного Рейенира Морадо да Кадену, уже лет пятнадцать уверенно полагающего себя некоронованным королем Золотой Башни – тоже. Оставалось разрешить загадку второй и шестой статей, а заодно выяснить – сколько их там всего? Дюжина? Два десятка? Полсотни?
Проклятие на чрезмерно хитроумную голову Леопарда, затеявшего очередную интригу во благо Аквилонии и собственного герцогства, и на свою – почему не сообразила вовремя? Отец или матушка наверняка вскрыли бы эти злосчастные письма, едва только башни Орволана скрылись за поворотом дороги. Внимательно бы с ними ознакомились, после чего уверенно повели свою игру.
– Помимо того, есть трудности исключительно внутреннего свойства, – размеренно, словно рассуждая сам с собой, продолжил Князь Рабиров. – По мере сил мы стараемся избегать огласки некоторых темных сторон нашей жизни и наших особенностей, однако далеко не всем обитателям Холмов придется по душе намерение сблизиться с миром людей.
Ага, подумал Коннахар и решил рискнуть:
– Имеются в виду те из народа гулей, что называют себя дуэргар?
В ястребиных глазах Драго мелькнуло и пропало снисходительное презрение.
– Ах, эти… – протянул он. – Не в обиду вам, принц, но дуэргар – не более, чем шкодливые подростки. Скучающая молодежь. Их можно понять: на протяжении столетий в лесах ничего не меняется, только героическое прошлое с каждым минувшим днем становится все дальше и дальше. Неудивительно, что новое поколение забывает о нашем великом и скорбном наследии, живя исключительно сегодняшним днем. Дуэргар – это Блейри и те, кто охотно внимает его пустозвонству. Когда же люди прижмут их к стене, они немедля бегут прятаться в Рабирах.
– Кто такой Блейри? – вполне искренне поинтересовался наследник Аквилонии.
– Вы имели сомнительное удовольствие лицезреть его четверть колокола назад за общим столом, – ядовито сообщил Князь Забытых Лесов. – Блейри да Греттайро, наша непреходящая головная боль. Красавчик в черном и золотом, благодаря стараниям которого в Мессантии опять начались гонения на наш народ, а заодно на ни в чем не повинных людей. Он прекрасно знает, что виноват, и потому мне не составит труда приструнить его вкупе со сподвижниками. Опасность не в дуэргар. Она кроется в человеческих умах, с величайшим трудом принимающих мысль о мирном сосуществовании с иными расами.
– Однако люди неплохо ужились с оборотнями Пограничья, – Коннахар украдкой с сожалением убедился, что кубок пуст. – Да, Племя Карающей Длани внешне ничем не отличается от людей, но в душе они все-таки волки! А еще есть дверги Граскааля и Эйглофиата, паки Темры и… и… и другие народы.
– Не забудем также устоявшееся за века мнение, рожденное детскими страхами и поддерживаемое чтимыми людьми священнослужителями – гули есть порождение тьмы ночной, стремящееся только и исключительно к поглощению чужой крови и жестокому смертоубийству, – присовокупил Драго, рассеянно пиная подвернувшуюся под ноги шишку. Та с плеском улетела в озеро. – Таким образом, мы лишний раз убеждаемся в невыполнимости второй статьи предлагаемого договора. Мир людей и мир лесов пока не готовы к подобному шагу.
«Интересно, к какому?.. Он ведь до сих пор ни словом не обмолвился, чего именно касалась эта треклятая вторая статья! Что, так и выглядят пресловутые дипломатические уловки? Тогда месьор Драго владеет ими в совершенстве, в отличие от меня!» – с грустью решил Конни и брякнул наобум:
– Согласен. Подобные решительные меры – дело грядущего. Однако могу я узнать, чем вашей светлости не приглянулась шестая статья предполагаемого договора? Мы ведь не замахиваемся на невозможное.
– Учитывая события недавних лет в Аргосе… и то обстоятельство, что двор Мессантии слишком многим обязан Двору Тарантийскому… я, пожалуй, рискнул бы частично принять это предложение, – задумчиво протянул Князь Забытых Лесов. – Оно выглядит чрезвычайно заманчивым, хотя требует от нас определенных жертв… О, да, формально земли на закатном берегу Хорота считаются владением Аргоса, однако уже не меньше тысячи мы лет удерживаем их за собой, с чем аргосцам остается только смириться.
«Закатное побережье, – лихорадочно соображал Конни. – Сиречь Рабирийские холмы, на которые все облизываются, но никто не решается протянуть к ним руку, опасаясь сдачи. Аргос лет сто двадцать тому выстроил маленькую крепость у слияния Алиманы с Хоротом, и проложил тракт к зингарской границе, но им почти не пользуются – побаиваются нападений гулей. Что же такое мог задумать Просперо, если это щелкнет по носу Мессантию?»
– Мы предлагаем достойную оплату ваших уступок, – сделал свой ход наследник Аквилонии. – Разве не так? Вы получите возможность вести дела наравне с людьми, что послужит к взаимному уважению и процветанию.
– Чтобы в один прекрасный день обнаружить наши леса вырубленными ради постройки людских кораблей, а холмы – изрезанными дорогами, по которым денно и нощно громыхают обозы? – едко осведомился Драго.
«Лес? Корабли? Тракты? – соединив три этих слова, Коннахар без труда получил ответ и беззвучно присвистнул: – Гавань, ну конечно же! Замысел с размахом: создание гавани на землях Рабиров – причала для пуантенских и аквилонских торговых судов, идущих вверх и вниз по Хороту. Чем мы распоряжаемся на реке? Плоэрмелем, давно не справляющимся с количеством проходящих через него кораблей, да еще парой-тройкой маленьких городков вроде Дормье, чья пристань в силах вместить не больше пяти нефов! Наверняка предложение звучало так: отыскать подходящее место где-нибудь на Алимане, проложить туда дорогу от уже имеющегося торгового поселка и начать строительство. Что же мы посулили рабирийцам взамен? Долю в общих доходах? Нечто такое, перед чем они не смогут устоять? Драго говорил о памяти и наследии… Им нужны какие-то древние летописи?»
– Не думаю, чтобы дела обернулись столь плачевным образом, – возразил молодой человек. – Во-первых, мы будем действовать только с вашего согласия и одобрения. Во-вторых, какие-либо перемены в Рабирах начнутся не с завтрашнего дня. Сперва я должен обсудить услышанное с моим отцом, узнать его мнение и тогда…
Князь Забытых Лесов остановился, словно сообразив, как далеко завела его и аквилонского гостя неспешная прогулка вдоль озерного берега. Поляна с навесом исчезла за склоном холма, справа тянулся невысокий обрыв, поросший мелко трепетавшим и перешептывающимся на ветру ольшаником. Конни подумал, сопровождает ли их кто-нибудь или повелитель гулей ничуть не опасается за свою жизнь. Кого, впрочем, ему бояться? Пятнадцатилетнего мальчишки из рода людей?
– Нам бы хотелось получить зримое подтверждение ваших намерений, – внезапно заявил рабириец, чуть наклонив голову. Драгоценный камень в его обруче сверкнул холодной бирюзовой искрой. – Для начала, как предлагается в вашем письме – частичное возвращение некогда таинственно исчезнувших из Кордавы архивов Морской Башни и дозволение проводить изыскания в собрании тарантийской Обители Мудрости. Дабы не перепугать до смерти ваших ученых мужей, нашими посредниками выступят люди.
– А разве… – начал Коннахар и прикусил язык, опасаясь выдать свою полнейшую неосведомленность. Леопард из Пуантена не стал бы предлагать того, чем не владеет. Значит, ему точно известно о местонахождении свитков, представляющих жгучий интерес для обитателей Рабиров. Замечательный выйдет обмен: книги – на пристань! – Согласен, но для успешного разрешения этого вопроса я бы хотел взглянуть на перечень с наименованиями…
– Завтра его доставят, – яростный золотой блеск зрачков хозяина Рабиров немного смягчился, словно он наконец услышал долгожданную радостную новость, – и тогда я искренне надеюсь продолжить нашу познавательную беседу. Однако не будем также забывать о кратких мгновениях радости, иначе поездка запомнится вам исключительно чередой многоумных разговоров.
«Это точно! – мысленно закивал Конни, у которого появилось странное ощущение – будто он превратился в отжатую досуха тряпку, болтающуюся на веревке. – Еще немного – и я бы полностью запутался в этих словесных ловушках. Кто бы знал, как мне хочется выпить… чего угодно, кроме местной травяной отравы!»
17 день Первой летней луны. Поздний вечер.
– Ничего он не знал. Ровным счетом ничего. Излюбленная манера Пуантенца – столкнуть человека в глубокую воду и посмотреть, выплывет или нет. Более того, мальчик настолько честен, что ему в голову не пришло заранее ознакомиться с содержанием писем!
Госпожа Солльхин по-кошачьи фыркнула. Она взобралась на плоскую спину черного валуна, приткнувшегося в одной из многочисленных укромных заводей озера Рунель, и удобно расположилась там, накрыв камень слоями шелестящей темно-лиловой ткани. Края платья рабирийки свешивались вниз и тяжеловесно колыхались на невысоких волнах.
– «Честен» означает – излишне простоват или непредусмотрителен по молодости лет, – сухо заметил Лайвел, безостановочно вращавший в пальцах тонкий, похожий на иглу стилет. Гули одновременно взглянули на дальний берег озера, где в густеющих сумерках виднелась россыпь желтоватых огоньков. Порой оттуда долетали неясные отзвуки голосов, мешавшиеся с вскриками ночных птиц и таинственным поскрипыванием деревьев. Над горбатым лесистым холмом показался краешек лунного диска, которому оставалось день или два до срока, когда он станет идеально ровной окружностью.
– В юности мы все совершали ошибки, – Солльхин поправила длинный широкий шарф, закрывавший ее волосы. – Ты же не будешь спорить, что он неплохо справился?
– Мальчик умен, этого я не отрицаю, – низкий, переливающийся голос исходил от неподвижного силуэта, таившегося в развилке между изогнутых сосновых корней. Если бы Драго не пошевелился и не заговорил, вряд ли бы кто заподозрил его присутствие. – Сейчас он вынужден оглядываться на старших, в том числе на своего грозного отца, но в будущем…
– Причем не в таком уж далеком будущем, – заметила Солльхин. – Года через три, самое большее – через пять Конан сам уступит ему трон и корону, помяните мое слово.
– И тогда, как ты утверждаешь, придет наше время, – протянул Лайвел.
– Почему бы и нет? – немедля оживилась рабирийка. – Надежды, возлагаемые нами на союз с Зингарой, не оправдались. Королева Чабела стареет. Недалек день, когда подросшие отпрыски вежливо предложат любимой матушке переехать в тихую Сальмонию, дабы насладиться заслуженным покоем. Вместе с ней из Кордавы вышвырнут и Рейе да Кадену вкупе с приятелями, чтобы не мозолили глаза. Пусть скажут спасибо, ежели им удастся вернуться домой целыми и невредимыми!
– Зато у твоего любимчика Коннахара впереди лет двадцать или больше безоблачного правления, – поддел увлекшуюся собеседницу Лайвел. – И вдобавок рядом с ним постоянно находится очаровательная Айлэ Монброн… Солльхин, неужели ты всерьез рассчитываешь сделать ее законной правительницей Аквилонии? Пожалей бедных влюбленных – их просто-напросто растерзают.
– Да, королевой ей не быть, – с сожалением признала женщина. – Зато у принца хватит сил и возможностей оставить ее при дворе, где она со временем станет нашим голосом.
– Мечты, мечты, – нарочито громко вздохнул Лайвел. – Причем несбыточные.
– Отчего же несбыточные? – вновь обозначил свое присутствие Князь Забытых Лесов. – Девушка Айлэ – блистающая нить, накрепко привязавшая наследника трона Льва к нашему краю. Чуть позже мы создадим другую – из золота, которое так нравится людям, и укрепим ее взаимными обязательствами. Потом добавим еще одну и еще…
– Сковав в итоге надежный и прочный ошейник, – лезвие стилета прочертило воздух, глубоко воткнувшись в ствол дерева, а в голосе Лайвела зазвучало неподдельное раздражение. – Сколь радующая людские души картина – единорог на привязи!
– Ты предпочитаешь быть насильно затащенным в клетку и выставленным в зверинце? – с обманчивым добродушием поинтересовался Драго. – Или же оказаться беспомощной добычей? Доселе единорог всегда держался своих путей, это верно. Настали иные времена. Если мы не хотим сгинуть, окончательно превратившись в легенду, нам придется выбирать, чье покровительство более выгодно. Золотой Башни Побережья? Льва Аквилонии? Аргосского паруса? Рабиры теперь со всех сторон окружены человеческими королевствами. Рано или поздно людям надоест такое положение вещей. Нам есть что предложить миру за пределами лесов… но и цена, которую мы запросим, будет высока.
– Так высока, что люди не согласятся платить, и возьмут понравившееся им силой, – из переплетения черных и серебристых теней выскользнул гибкий силуэт, и остановился шагах в трех от собеседников. – Глупо же отрицать очевидное!
– Нынче вершиной разумности полагается раздражать мирных обывателей Мессантии, пока те не схватятся за топоры, – вполголоса проворчал Лайвел. – А также учинять пакости гостям, прибывшим к нам с лучшими намерениями.
– Я тут ни при чем, – с достоинством возразила тень, носившая имя Блейри да Греттайро.
– Разумеется. Пачкать руки самому – ниже твоего достоинства, – Солльхин оскалилась и негромко зашипела. – Всегда отыщется парочка легковерных юнцов, готовых на все ради твоих дурацких идей!
– Если б не мои, с позволения сказать, дурацкие идеи, – Блейри, как знали все его сородичи, с необычайной легкостью впадал в ярость, – от этого тихого уголка давно бы не осталось камня на камне! Мы заставляем людей бояться и тем удерживаем от намерения сравнять Рабиры с землей! Страх – единственное, что у нас осталось, ибо Границы, на которую вы все уповаете, более не существует! Она пропала еще до нашего рождения! Там ничего нет! Или вы ждете, что в один прекрасный день людям вздумается самим проверить – а защищает Рабиры хоть что-нибудь, кроме грозной былой славы? Вот они удивятся!..
– Блейри, – очень ровно произнес Князь Лесов. – Растолкуй мне одну вещь – откуда в тебе берется столько злости? Вроде в детстве розгами не вразумляли, баловали до неприличия, да и потом жизнь к тебе темной стороной не оборачивалась…
Над заводью повисло тяжелое, напряженное молчание. Солльхин ежилась на своем валуне, словно в теплый вечер ей стало холодно.
– Они – люди, – спокойнее, но с прежней холодной убежденностью проговорил Блейри. – Даже лучшие из них, вроде этого мальчика-принца – всего лишь наша законная добыча. У нас нет и не может быть ничего общего. Если мы позволим людям хоть одной ногой ступить в наши края, они превратят нас в кучку пожирателей крыс.
– Пророчества мрачнее я еще не слышал, – едко высказал свое мнение Лайвел. – Что из этого следует?
– Вашим ненаглядным гостям не стоит прогуливаться ночью в одиночестве по окрестностям, – охотно пояснил Блейри. – Мало ли что может случиться…
– Даже не думай! – женщина попыталась вскочить, поскользнулась и едва не свалилась в заводь. – Только посмей затеять что-нибудь подобное!
– Как ты недавно сама заметила, всегда найдутся те, кому очень не по душе нахальные чужаки, – развел руками гуль. – Присматривай за своими ягнятами, Солльхин. Присматривай внимательно, иначе твои давние знакомые в Аквилонии весьма огорчатся, узнав о несчастье, постигшем их предприимчивых отпрысков.
Он исчез, как появился – просто шагнув в сторону и растворившись среди теней и шорохов. Рабирийка с досадой ругнулась ему вслед, а Лайвел деловито осведомился:
– Может, выставить Блейри и его дружков из поселка, пока люди не уедут?
– Зачем? – отмахнулся повелитель Рабиров. – Они не способны на большее, чем угрожающая болтовня… – он помолчал и неожиданно спросил, думая о чем-то своем: – Кто-нибудь точно знает, сколько лет принцу Коннахару?
– Пятнадцать, – Солльхин быстро загибала пальцы, подсчитывая, и уверенно кивнула: – Его родители вступили в брак летом 1294 года, после Битвы Драконов. Конни появился на свет спустя четыре года. В удивительный день, как уже не раз замечалось.
– В какой? – дотошно уточнил Драго.
– На Самхайнн, колдовскую ночь последнего дня Второй осенней луны, – с легким смешком отозвалась желтоглазая рабирийка. – По поверьям жителей Полуночных земель, этой ночью открываются двери между Сферами, в мир наведываются тени давно забытых богов, рождаются великие маги, герои… или просто люди со диковинными судьбами.
– На твоем месте я бы не рисковал смеяться над подобными вещами, – на удивление серьезно заметил Лайвел. – Суеверия порой могут оказаться истиной.
– О нет, – скривилась Солльхин. – Кажется, я догадываюсь, какие мысли посетили нашего высокомудрого предводителя… «Скрижаль изгнанников»? – Князь Лесов с отсутствующим видом кивнул. – «Слово о пришествии Вестника»? Драго, я всегда была о тебе лучшего мнения! Неужели ты всерьез веришь этой замшелой чуши, до краев наполненной двусмысленностями? Дитя Первых Снегов, что явится, принеся свет, боль и избавление! Не смешите меня! – она спрыгнула с камня, подняв маленькую волну. – Лучше пойду и всласть подерусь с Блейри, пока вы будете сидеть, мечтательно глазея на луну!