Сташеф Кристофер. Маг-целитель (Маг - 3)

   - Клянись! - потребовал король. - Или ты лжешь?
   Я покраснел и постарался не думать о нагретом медальоне.
   - ...для того, чтобы править народом этой страны со всем моим старанием, но только на время поисков законного наследника...
   А воздух становился все плотнее, а медальон разогрелся так, что буквально жег ладонь. Превозмогая боль, я стиснул зубы и продолжал:
   - Клянусь в том, что ни за что не прекращу поисков наследника и сложу с себя полномочия правителя, как только он - или она - будет найден! Еще клянусь в том, - продолжал я, хотя медальон, казалось, сейчас прожжет мне руку до костей, - что ни при каких обстоятельствах я не захвачу престол для себя и своих потомков. Именем святого Людовика!
   Я попробовал отдернуть руку, но король не отпускал - он испытующе смотрел мне в глаза. Медальон постепенно остыл. Только тогда Король-Паук наконец отпустил мою руку. Радостно простонав, я глянул на ладонь и убедился, что не обжегся.
   Не обжегся, но... на светлой коже темнел образ святого Людовика.
   Я вскричал:
   - Нет! Я ничей! Я никому не принадлежу! Я не собственность!
   Друзья взволнованно смотрели на меня. Анжелика - испуганно. Жильбер возмущенно. Фриссон - с большим интересом.
   - Образ померкнет, - успокоил меня Король-Паук, - как только ты сдержишь клятву. Пока же ты связан ею. Никогда не забывай об этом.
   - Как же я забуду, когда на мне теперь клеймо! - прокричал я возмущенно. Король медленно кивнул:
   - В этом и состоит его цель.
   - В этом и еще в том, чтобы всякий мог понять, на чьей я стороне! - кричал я. - Включая и моих врагов! И каков же у меня теперь шанс выжить, если я попаду в плен?
   - А раньше каков был шанс? - равнодушно спросил король.
   Я уставился на короля и смотрел, смотрел на него, покуда кровь не отхлынула от лица. Он был прав. Сюэтэ отлично знала, кто я такой, и все ее прислужники знали. Можно было бы замаскироваться, да толку-то!
   Я был меченый - и не раз.
   Король выдержал мой взгляд и еще раз медленно кивнул.
   - Такого тебе ни за что не забыть. Но если искушение все же появится взгляни на свою ладонь. И я взглянул.
   - Что на теле, то будет и в душе, - негромко проговорил Король-Паук. Пусть твое служение святому Людовику и народу Аллюстрии ляжет клеймом на твой дух.
   Я устремил на короля взгляд, полный неподдельного изумления. Но потом вспомнил, как угодил во всю эту неразбериху, и сказал:
   - Легло. И всегда лежало.
   Вот только раньше я этого не понимал.
   Так разве имело значение то, что теперь меня клеймили физически.
   Не слишком большое. Вообще никакого. Но я злился. Мне ненавистна была сама мысль о том, что я чем-то и как-то связан.
   Я взглянул на Анжелику. Она с тревогой смотрела на меня. Поняла, наверное, мое настроение.
   Жар...
   Я почувствовал, что силы волшебства окутывают меня, связывают через посредство резного образка святого. О да, воистину я был клеймен и гадал, какую форму примут результаты клеймения.
   - А теперь, - сказал король, - продолжайте. Что же происходит с этой вашей Аллюстрии, от чего так страдает ее народ?
   - Колдовство! - вскричал Жильбер.
   - Порабощение и насилие! - взволнованно воскликнула Анжелика.
   А я, злобно уставившись на Короля-Паука, процедил:
   - Да вы все эго и так знаете, верно? У вас везде шпионы.
   - Везде, - согласился король. - И их слишком много. Мне нелегко понять, о какой стране идет речь. Ваша Аллюстрия где находится?
   Жильбер нахмурился, всем своим видом выражая оскорбленное удивление.
   - Рядом с Меровенсом, - сказал он. - К северу от Срединного моря.
   - В какой вселенной?
   Все обменивались непонимающими взглядами. Я хоть и ждал подобного вопроса, но все равно ощутил что-то вроде легкого озноба.
   - В той вселенной, - сказал я, - ваше величество, где колдуют стихами, в которой Гардишанская Империя изгнала служителей Зла с помощью святого Монкера.
   - Ах, святого Монкера! - кивнул Король-Паук. - Я их знаю сотню. Расскажите еще что-нибудь.
   - Ну... - протянул Жильбер. - Пять лет назад королевой Меровенса стала Алисанда.
   - Единственная страна в Европе, где не воцарилось Зло! Знаю, знаю! Однако мое внимание было уделено другим вселенным неподалеку от этой, там больше нужна моя помощь.
   - Аллюстрия тоже очень нуждается в вашей помощи, ваше величество, отчаянно нуждается! - вступилась за свою страну Анжелика. - Мы там живем в постоянном страхе, мы стали заложниками злодеев. Король пожал плечами:
   - Мне жаль вас, дама. Но что я могу поделать? Должен найтись кто-то, кто хочет справедливого правления, и кто-то, кто возглавил бы таких. В противном случае я ни на что не способен.
   - Но мы хотим такого правления! - воскликнул Жильбер. - И вот наш предводитель! - С этими словами он хлопнул меня по спине.
   Я пошатнулся, удержал равновесие и вымученно улыбнулся.
   Король опять повернулся ко мне.
   - Вот как? В таком случае коротко расскажите мне о своей Аллюстрии и о себе.
   Но я покачал головой и отчетливо проговорил:
   - Это вы меня забросили в Аллюстрию, потому что хотели, чтобы я там все исправил.
   Король едва заметно усмехнулся, но промолчал.
   - Ваша паутина опутывает все вселенные, не правда ли? - спросил я с оттенком мстительности.
   - Не все, - признался король. - Только те, в которых родился я, мои двойники. Или могут родиться. Я нахожусь вне времени, как и святые. В той вселенной, где живешь ты, Савл, меня нет в живых уже пять столетий. При жизни я там был известен под именем Людовика Одиннадцатого, короля Франции. В той вселенной, о которой говорите вы сейчас, я был крон-принцем Карлом Аллюстрийским. Но когда бабка Сюэтэ убила законную королеву, она также прикончила и всех ее наследников - имеющихся и будущих. Вот так погиб и я.
   Я изумленно смотрел на короля. Наконец мне удалось собрать остатки сообразительности и выдавить:
   - Но... ведь это же было сто лет назад!
   - Двести, - уточнил король. - Эти монархи-колдуны живут подолгу.
   - Но почему же вы меня раньше не призвали? - взмолился я.
   - Всего лишь потому, что ты тогда еще не родился, - просто ответил король. - И потому что еще не народились те силы, что в состоянии дать отпор королеве. Теперь же в Меровенсе правит Алисанда, и ее правой рукой стал могущественный лорд и чародей. Он одолел злого колдуна, пытавшегося захватить королевство Алисанды. Когда я увидел, как пала Аллюстрия, как извратилась там чиновничья система, я решил стереть ее с лица земли. И такая возможность появилась, когда появился чародей, возглавивший кампанию по низвержению колдуна - короля Ибирии. Этот чародей - Мэтью Мэнтрел, лорд Маг Меровенса.
   Я просто окаменел. Как идиот, лупал глазами. И Король-Паук, зараза такая, поняв, отчего это я так обалдел, тихонько мне улыбнулся. А глаза довольные-довольные.
   Тут меня прорвало:
   - Кто? Мэт? Лорд?
   - Да, - подтвердил король. - Всего три года прошло, а он вдобавок еще и принц-консорт <Супруг царствующей королевы.>.
   - Он женат? - прошептал я и отвернулся. Разум мой метался, от таких новостей голова шла кругом. В принципе можно было представить, что Мэт когда-нибудь женится, но чтобы на королеве!
   Ну ладно. Ему повезло. Я взял себя в руки и повернулся к Королю-Пауку.
   - Отрадно слышать. Он ведь мой лучший друг. Но вам и это известно, верно?
   - На этот раз хотя бы время употреблено верно, - ответил король. - Ваши таланты схожи.
   - Значит, вы просто изучили его прошлое и стали искать человека, который мог бы совершить то, что удалось ему. - Я пристально посмотрел на короля. - Но я не ослышался - вы сказали: "три года"?
   Король кивнул:
   - Время течет по-разному в наших мирах. Я искал человека, который был бы достаточно себялюбив, с ярко выраженной индивидуальностью, которая не дала бы ему пойти на компромисс ни с какой группой людей, но позволила бы устоять перед любыми искушениями.
   Я отступил и принялся трясти головой.
   - Нет. Ни за что. Это не я. Нет!
   - Да, - стальным голосом прервал мои вопли Король-Паук. - Однако в плане была одна загвоздка. Человек, который настолько поглощен, буквально одержим желанием сберечь себя как личность, не станет служить ни Злу, ни Добру. Его зацикленность на себе самом может увести его на путь самокопания.
   Ага. Вот это куда больше на меня смахивает.
   - Это не такая уж большая беда, - негромко сказал я. - Вот самовозвеличивание сохранению моей личности здорово бы повредило. И мне бы хотелось, чтобы где-то было четко записано, что меня никто не вербовал.
   - Возьму на заметку, - кивнул король. Глаза его сверкнули, и мне показалось, что эти мои слова действительно кто-то где-то записал, причем кто-то, о ком я и знать не желал. - На заметку возьму, - подчеркнул он, однако ты таки "завербован".
   - Конечно! - вырвалось у меня. - Вы же все распрекрасненько знаете, а? Поставили у меня на пути всех этих замечательных людей! Связав меня по рукам и ногам!
   - Вот в этом я действительно повинен, - признался король.
   Вот ведь ублюдок. "Повинен". Да он гордился собой!
   - А сами-то вы что делаете? - взорвался я. - Сидите себе туг и поглядываете! Как же вы можете называть себя силой Добра!
   - В твоей вселенной и во многих других я был-таки силой Добра, - возразил король. - Хотя целей своих добивался хитростью и обманом, и это легло тяжким грузом на мою душу. Я смог заглянуть в твой мир, смог найти тебя и призвать. Для этого дела не подошел твой друг-чародей. Он слишком прочно связан с Добром и чересчур разборчив - нам бы с ним никогда не одолеть Сюэтэ. Но ты, с твоей решимостью ни с кем не объединяться, оставаться самим собой, готовностью, если надо, остаться в одиночестве - ты способен сразиться с системой, насаждаемой Сюэтэ. Системой, стремящейся подстричь все души, если можно так выразиться, под одну гребенку.
   - Борьба с обезличиванием - это, конечно, замечательно. Но что-то мне с трудом верится, что вы не в состоянии мановением руки сбросить с престола любого порочного монарха - какого только пожелаете.
   - Власть у меня есть, - согласился Король-Паук. - Власть, но не право. Если эти люди не желают другой королевы, какое я имею право вмешиваться?
   Я изумленно уставился на короля. Мои спутники затаили дыхание.
   Глава 20
   Но тут до меня дошло:
   - Дело ведь не только в королеве, верно? Ведь может получиться так, что ее преемник не станет лучшим правителем? Значит, от нового короля - никакого толка, если только он не изменит саму систему правления. Страна точно так же хорошо или так же плохо может управляться сама, безо всякого короля!
   - Тамошняя властительница повсюду разместила чиновников и шерифов, подтвердил Король-Паук.
   Я нахмурился. Как же сорвать с лица этого человека маску бесстрастности? Попробовать повлиять на него силой собственных чувств?
   - Ага - и вы довольны! Какой дивный способ правления, подумать только!
   - Неплохой, если чиновниками руководить. Если ими будет руководить неглупый монарх с добрыми намерениями, они могли бы в значительной мере укрепить страну, сохранить мир и повысить благосостояние граждан.
   - Ну совсем как Иосиф в Египте, - пробурчал я, - который сберегал зерно на случай стихийных бедствий. Ваша цель такова, не правда ли? Чтобы никто не голодал, не ходил в лохмотьях, не спал на улице?
   На этот раз король, кивая мне, улыбнулся.
   - Но ведь этого недостаточно. - Я нахмурился. - Никто никому не обязан кланяться только из-за того, что его настигнет бич надсмотрщика. Никто не обязан выполнять работу, если он этого не желает. Если он может найти дело, которое ему нравится больше!
   - Никто не обязан вступать в брак с тем, с кем не хотел бы связывать свою жизнь, - негромко подхватила Анжелика.
   - И все должны быть свободны в поиске собственного пути к Царствию Небесному, - добавил Жильбер. Король-Паук обратил свое внимание на этот тезис.
   - Свобода стремления к Царствию Небесному - в душе у каждого, сквайр. Бремя земной жизни этому не помеха. Мирская свобода здесь не поможет.
   - Отчасти это верно, - согласился Фриссон. - Но как быть, когда люди живут в духовной агонии, ваше величество, - так, как они живут в Аллюстрии? Если они пытаются жить по законам морали, на них тут же изливаются миазмы Зла, их пытают приспешники Ада. Жизнь простых людей не должна превращаться в Ад на земле.
   Гремлин явно с интересом прислушивался.
   Король опустил голову, сверкнул глазами.
   - Верно говоришь, - сказал он. - И власти колдовства должен наступить конец. Однако виновата в этом сама Сюэтэ, а не форма ее правления. Правоверный монарх, преданный добру, может преобразить эту кучу чиновников в силу, служащую добродетели.
   - Но законного короля не вернуть! - возразил Фриссон. - Наследника не отыскать! А если бы он и нашелся - Сюэтэ его бы сразу же угробила!
   - Так разыщите его и возьмите под защиту, - сказал Король-Паук, и в голосе его прозвучала обреченность. - Возведите его на престол. Чиновники, между прочим, - блюстители закона, а закон защищает слабых от посягательств сильных.
   - Если только законы не писаны сильными для защиты собственных интересов, - уточнил я.
   Король хмуро глянул на меня и перевел взгляд на Фриссона.
   - Тот, кто обретает свободу и устремляется на поиски своей судьбы, порой может заблудиться и приходит в конце концов к собственному разрушению.
   - Свободные или пленные - люди в любом случае сами отвечают перед Богом за чистоту или загрязненность своей души, - просто ответил Фриссон. - И когда настанет Судный День, ни за кого не ответит перед Господом его хозяин.
   - И что же, господин будет препятствовать своим подданным, если он несправедлив и порочен?
   - Будет, - уверенно заявил Фриссон, - если мучает несчастных незаслуженно.
   - Всякая жизнь - это испытание для души, если церковники говорят правду, возразил Король-Паук. - И испытания эти ниспосылает Господь - каждому по силам. Выстоять в этих испытаниях - значит обрести Царствие Небесное.
   - Но разве цель короля состоит не в том, чтобы по возможности скрасить жизнь своего народа? - встрял я. - Пусть он оставит Господу раздачу испытаний.
   Губы короля нетерпеливо дрогнули.
   - Что же, королю дать дворянство всем крестьянам, к примеру?
   - Недурная мысль, - отметил я. - А если у него нет такой возможности, пусть хотя бы не мешает им самим облагораживаться.
   - Но те, кто недоволен своим низким происхождением, могут стать чиновниками, - не соглашался король. - И сделать карьеру на службе.
   - Все это до тех пор, покуда они не станут служить слишком хорошо, вставил Крысолов. - До тех пор, покуда король не скажет: "От сих и до сих, и не больше".
   Но я вернулся к более глобальной проблеме.
   - Правительство, состоящее из чиновников, может управляться сильным королем, ваше величество, это верно - но только тогда, когда он исключительно силен. Если же это не так, чиновники найдут способ выскользнуть из его рук и станут править вместо него.
   Король хмуро посмотрел на меня.
   - Не пойму, как это?
   - Чиновники начнут с того, что будут служить правительству, а закончат тем, что станут правительством, - пояснил я. - Таким правительством, которое похоже на единое живое существо со своими интересами, требующими удовлетворения, существо, которому совершенно безразличны нужды людей.
   - Это пересуды, - требовательно спросил король, - или ты своими глазами наблюдал столь чудовищное развитие?
   - О да, своими глазами, - негромко ответил я. - Это настолько обычное явление в тех краях, откуда я родом, что введено в рамки закона. Тысячи ученых изучают принципы поведения чиновников и их аппарата.
   - Что же это за принципы? - нетерпеливо поинтересовался король.
   - Они выведены человеком по фамилии Паркинсон, - объяснил я, - и описывают форму правления, называемую "бюрократией".
   - Что означает это слово? - нахмурился король.
   - "Правление письменных столов". Но беда в том, что любая бумага, любое прошение при такой системе должны проделать путь с одного письменного стола на другой, все выше и выше вверх по иерархической лестнице, пока не доберутся до такого чиновника, который действительно может что-то предпринять.
   - Но какой монарх может дать такую волю своим чиновникам?
   - Такой, кому работа в тягость, - ответил я и поднял руку, предупреждая протесты короля. - Я знаю, это звучит оскорбительно, ваше величество, но таких правителей было большинство.
   - Значит, то были незаконные короли. Я пожал плечами.
   - Наверное. Пусть и незаконные. Но между прочим, у власти держались лет по пятьдесят, а после них правили их сыновья и внуки. Можно сколько угодно разглагольствовать, что они не годились на роль королей, но, кроме них, никого на эту роль не было.
   Король-Паук одарил меня гневным взором, но сдержался.
   - Да это и не важно, - резюмировал я. - Ведь, как только за дело берутся бюрократы, они выстраивают из своих письменных столов такую пирамиду, что король и переговорить-то не со всяким чиновником может. Вот один из законов Паркинсона - любой чиновник старается нанять людей, которые будут работать на него.
   - Но кто же это ему позволит, если эти люди на самом деле ему не нужны?
   - Всякий, кто знакомится с положением дел по бумагам, а "бумага" тут ключевое слово, самое главное. Амбициозный клерк производит на свет все больше и больше бумаг, отражающих каждое его решение. В конце концов он уже не в состоянии писать все эти бумаги самолично - только не надо думать, будто на самом деле в бумагах есть истинная потребность. А когда подобную деятельность развивает каждый бюрократ, очень скоро разводится огромное число чиновников. И королю ничего больше не остается, как только выяснять, кто из чиновников необходим, а кто нет.
   - Но это невозможно, - фыркнул Король-Паук, - потому что неосуществимо. Страна попросту ослабнет.
   Я осторожно скосил глаза. Жильбер прокашлялся, бросил потаенный взгляд на Анжелику.
   Взгляд короля стал суровым.
   - Ну, говорите же! Я знаю, что Аллюстрия ослабела - но по этой ли самой причине?
   - По этой, - протянул Крысолов. - И в некотором смысле это моя вина. Я выстроил лестницу отчетности: на нижних ступеньках маленькие городки, на самой верхней - королевская канцелярия. При такой системе любое приказание могло быть выполнено на следующий же день. Именно за это Сюэтэ и бросила меня в темницу. А лестницу мою сохранила, чтобы всякий чувствовал ее волю - всегда, в любое мгновение. И все в точности, как сказал чародей, - всякий шериф нанимает бейлифов, каждый бейлиф нанимает надзирателей, а каждый надзиратель...
   - Хватит, - процедил Паук. - Я вас понял. Однако по первому слову короля все явятся, не так ли?
   - Ага, - сказал Фриссон. - Когда услышат. Когда - это вопрос. Да и то явятся, если пожелают. А вот крестьянина, криком взывающего к монарху, тот не услышит.
   - Но как же это? Неужели чиновники посмеют что-то скрыть от своего короля?
   - Ну, не то чтобы в открытую, - пояснил я. - Но чем ниже каждый из чиновников стоит на иерархической лестнице, тем меньше у него власти для принятия решений. И каждый размышляет над прошением день-другой, а потом берет, да и передает чиновнику рангом повыше - это в том случае, если проситель ничем не вызвал у него немилости. А если вызвал, то чиновник просто-напросто теряет бумажку с прошением. Этот закон Паркинсон назвал: "Отсрочка - худшая форма отказа".
   - А если бы все бумаги доходили до канцлера, - добавил Крысолов, - его стол был бы завален кипами бумаг. Тогда ему пришлось бы решать, какие из бумаг показать королеве, а просмотр каких ее величество сочтет пустой тратой времени...
   - Вот-вот, а еще канцлеру пришлось бы решать, при показе каких бумаг правителю он будет иметь бледный вид.
   - Если король обнаружит, что канцлер от него скрыл...
   - О нет, у него найдется прекрасное оправдание! Он "потерял" бумагу, или она была слишком ничтожной для того, чтобы беспокоить ее величество, или...
   - Достаточно! - Паук закрыл глаза, прижал ладонь ко лбу. - Неужели монарх способен так пренебрегать своей властью?
   - Нет, ваше величество, но монарх способен мало заботиться о своем народе. Сюэтэ тревожит лишь одно: регулярно ли поступает дань в ее казну и исполняются ли ее королевские указы.
   - А канцлер заверяет ее в том, что они выполняются беспрекословно.
   Король опустил руку. Глаза его сверкали.
   - Но если то, о чем вы говорите, правда, то страна должна быть на грани хаоса. Там должны бесчинствовать разбойники...
   - На меня трижды нападали вооруженные шайки, пока я не встретил чародея, подтвердил Фриссон.
   - ...бароны перестанут бояться призывов короля сохранять мир и ополчатся друг против друга...
   - И это мы видели, - сказал я. - И делают они это с благословения королевы.
   Король в ужасе уставился на меня.
   - А крестьяне? Неужели ей дела нет до того, что они умирают с голода?
   - Ей дело есть только до того, как крестьяне выполняют свои повинности, ответил Фриссон. - До того, что они выращивают овец, а овцы дают шерсть, а из шерсти шьется одежда для королевы. Что же еще? Какое ей дело до того, что крестьяне прозябают в нищете? Что они ходят в лохмотьях, что у них щеки ввалились от голода? Вот когда они ослабнут настолько, что не смогут идти за плугом, вот тогда, возможно, они у достоятся, внимания королевы...
   - Но пока этого не произошло, - вставил Жильбер, - они могут отказаться от истинной веры и пойти в услужение к шерифу. А то еще и в разбойники податься!
   - Приспешники Сюэтэ, - продолжал Фриссон, - настраивают соседей друг против друга. Захочет деревенский надсмотрщик кого-то выделить - пожалуйста. Скажет такому-то: ты самый хороший пахарь в деревне, вот тебе мясо раз в неделю, вот тебе каждый месяц мешок провизии, вот новое платье для твоих домашних...
   - Между прочим, дары нешуточные, - заметил Крысолов. Анжелика была потрясена.
   - Но разве тогда все не станут стремиться лучше трудиться?
   - Станут, и все будут трудиться изо всех сил. Но надсмотрщик обязан поделить их на первых, вторых и третьих, потому-то каждый крестьянин и стремится полюбовно сговориться с надсмотрщиком, и оболгать своих соседей. А они, в свою очередь, стараются обругать его, утверждая, что он воспользовался плодами их трудов. Словом, каждый старается наговорить гадостей про ближнего.
   - А между тем каждый бейлиф принимает взятки от надсмотрщиков, - добавил Крысолов. - И порой простой пахарь вынужден привести бейлифу на ночь свою любимую жену или цветущую дочь.
   - Да, - подтвердил Фриссон, - если эти несчастные женщины сами по доброй воле не пошли к бейлифу, дабы купить его благосклонное отношение к своим мужьям...
   - Или к себе самим, из презрения к своим мужьям...
   - Ну а мужья, узнав о том, что жены им изменили, колотят их смертным боем...
   - А пахари задабривают надсмотрщиков подарками, какие только способны придумать...
   - Так, братцы, по-моему, достаточно, - резюмировал я.
   Вид у короля был такой, словно он вот-вот взорвется.
   - Все! Больше, чем достаточно! - выкрикнул король, отвернулся, зашагал в сторону арки, встал там, обернулся и провозгласил: - Увы тебе, Аллюстрия! Если дела там таковы, мы обязаны придумать, как свергнуть эту фальшивую королеву!
   Я облегченно вздохнул и заметил, как спало напряжение у моих друзей. Я ощущал себя выжатым лимоном.
   - Но вырвать с корнем все ее правительство мы не сумеем, - продолжал король. - В противном случае страна погрузилась бы в абсолютный хаос, а в этом хаосе смогли бы снова утвердиться приспешники Сатаны.
   - Но нельзя же позволить этим бумагомарателям-чиновникам продолжать издеваться над народом! aоскликнул Жильбер.
   - Нельзя, и я им этого не позволю. Ну а уж как - ваша задача. Я смогу помочь вам знаниями, могу подсказать, где найти рычаг, с помощью которого можно опрокинуть тирана, могу даже помочь вам силой, передав ее по нитям моей паутины. Но я не могу выступить на битву вместе с вами. Я должен оставаться здесь, в точке сплетения миров. Все смотрели на короля, не понимая смысла его слов. Гремлин кивнул. Я поджал губы.
   - Большего мы и не стали бы просить, ваше величество. Это верно, бюрократы легко перестроятся, как только увидят, что колдунья свергнута и на престол взошел законный король, Божий помазанник. Но как быть с системой, ваше величество? Любая бюрократия обладает врожденной склонностью к коррупции.
   - Как и любой человек, - воскликнул король, - и только некий моральный стержень, образуемый из чувства самости, заставляет человека сохранять свою целостность, противостоять искушениям. Но откуда же, позвольте вас спросить, проистекают эта моральность, эта мудрость самосохранения?
   - Они проистекают, конечно же, - ответил я, - от священников и философов. И еще от поэтов и от всех мудрых людей, что пытаются увести человечество от разрушения к свершениям.
   - Странные ты подобрал слова, - нахмурился Король-Паук, - но сказанное тобой почти столь же справедливо, как и то, что Божьи избранники уводят нас с дороги, ведущей в Ад, и пытаются вывести на дорогу, ведущую в Рай. И точно так же, как эти избранники способны вывести на путь истинный мужчин и женщин, они способны вывести на него всех чиновников. - Духовник для бюрократов? - Теперь уже нахмурился я. - Мне нужно это обдумать, ваше величество. Не уверен, что у бюрократии имеется совесть.
   - Ну, стало быть, тогда бюрократия - животное, и ее можно подвергать очищению и нещадно погонять. Нужно только изыскать рвотное средство и кнут.
   - Погодите! - Я поднял руку, прося внимания. - В конце концов, бюрократия - собирательное понятие, но под ним разумеются люди.
   - С которыми следует обращаться, как с людьми, - подтвердил король, - и проявлять к ним справедливость - даже к тем, кто сам только и делал, что эту справедливость попирал.