Магнус удивился.
   — Значит, все жители Максимы стали дворянами?
   — Да, в собственных глазах. И большинство действительно было достойно этого звания,
   — Но даже в те далекие времена, они должны были понимать, что перед ними архитектурное уродство, когда встречались с творением Рутвена?
   — Боюсь, что да, — Фесс снова вздохнул, — и, конечно, они презрительно относились к «шедевру» Рутвена. Но призрак Уайти оправдал честолюбивого потомка в их глазах.
   — Потому что напомнил о славных делах нашего рода?
   — Нет, потому что это было забавно. Конечно, слухи о призраке распространились, и вскоре все захотели получить приглашение переночевать в замке д'Армандов.
   — И потому им нужно было быть любезными с Рутвеном и его женой?
   — Совершенно верно, Корделия, по крайней мере, внешне.
   — И каждый гость хотел остановиться непосредственно в комнате с призраком, я полагаю, — сказал Магнус, снова улыбнувшись.
   — Да, и часто возникали стычки, когда обнаруживалось, что комната занята, и гнев обрушивался на голову мажордома.
   — Конечно, на твою голову.
   — Правильно, Грегори. Но так как это приводило к тому, что гости должны были явиться в следующий уикэнд, Рутвену и его жене это приносило пользу.
   — А тебе приходилось стоять на карауле у дверей этой комнаты по ночам?
   — Боюсь, что так. Все ночевавшие там хотели быть напуганными, и, конечно, все страшно пугались, и мне выпадала честь их успокаивать.
   — И мирить гостей по утрам с Рутвеном?
   — Обычно да.
   — Но так не могло долго продолжаться, — возразила Корделия. — Рано или поздно все должны были перебывать в этой комнате.
   — Действительно, — согласился Джефри. — В конце концов, на астероиде не так уж много народу.
   — Верно, совершенно верно, и никогда я не испытывал такого облегчения, как в тот день, когда виконту надоела голограмма и он приказал дезактивировать ее.
   — А его дети не хотели, чтобы она осталась?
   — Нет. Они ее ненавидели, потому что одноклассники из-за нее нещадно над ними насмехались...
   — Несомненно, налицо ревность, — заметил Джефри.
   — Кому знать, как не тебе, брат?
   — ...и из-за поместья, — продолжил Фесс, чтобы не дать возможности Джефри ответить. — Но, вырастая, дети получали хорошее представление об искусстве и эстетике и уже меньше беспокоились об общественном мнении.
   — Ты хочешь сказать, что с возрастом они становились благороднее?
   — Ну, конечно, история с голограммным призраком ускорила этот процесс. У детей Рутвена оказалось достаточно вкуса, чтобы увидеть и забавную сторону голографического представления, и они время от времени просили включить «призрака», но потом снова его выключали.
   — Хорошо бы сделать то же самое с призраком этого замка, — вздохнул Грегори.
   — Да, это было бы приятно, но я подозреваю, что местных призраков отключить гораздо труднее. И вы должны помнить, что тут, возможно, присутствует элемент подлинной опасности.
   — Ты на самом деле так считаешь? — Джефри заметно приободрился.
   — Да. Когда ваш отец впервые явился на Грамарий, его едва не до смерти напугали призраки в замке Логайра, но я указал ему, что причина в ультразвуковом воздействии их стонов, а не в присутствии самих призраков.
   Магнус посерьезнел.
   — Не думаю, чтобы этих призраков можно было сравнивать с теми.
   — Да, потому что те призраки были добрые, — сказал Грегори. — Папа нам рассказывал.
   — Хорошие они или плохие, мы их одолеем, — гордо заявил Джефри. — Никакой злодей не устоит против нас, если мы будем вместе.
   — Запомни это, Джефри: этот принцип может стать очень важным в вашей жизни.
   — И сейчас тоже? — спросил Грегори.
   — Особенно сейчас. Пожалуйста, дети, будьте осторожны и никогда не ходите в одиночку по замку Фокскорт. А теперь вернемся к работе! Я вижу, что мой рассказ мешает вам очищать комнаты.


Глава седьмая


   Род все время поглядывал на детей, но видел только, что все четверо старательно работают.
   — Гвен, что-то здесь не так.
   — Что именно, супруг мой?
   — Они работают все вместе в одном помещении и не ссорятся. Больше того, работают так, что их не нужно подгонять.
   — О! — Гвен заулыбалась. — Это вовсе неудивительно. Ты слышал, что рассказывал им Фесс?
   — Да, но ведь это еще хуже. Когда я был ребенком, то ужасно злился, когда он заводил свои нравоучительные истории, чтобы заставить меня работать.
   — Но твои дети — это не ты, — сочувственно и мягко возразила Гвен. — И рассказы о твоей родине для них словно волшебные сказки.
   Род нахмурился.
   — В этом есть смысл. Если дети высокотехнической цивилизации любят волшебные сказки, то...
   — Именно так, — согласилась Гвен. — Во всяком случае, супруг мой, прошу тебя, не спугни нашу удачу.
   — Или нашу добрую лошадь. Ну, пока тревожиться не из-за чего.
   Очевидно, Роду предстояло найти другой повод для тревоги. Он отвернулся и принялся разгребать завалы в углах, постепенно углубляясь в тень и приближаясь к арке, ведущей к лестнице. Род сознательно не упомянул про арсенал внизу. Обычно его размещали не на первом этаже, а в подвале, и Род совсем не хотел, чтобы дети оказались в настоящей, подлинной темнице. Особенно Магнус.
   Поэтому он подождал, пока Гвен не собрала детей во дворе и не усадила доедать остатки завтрака. И только тогда незаметно отправился на разведку.
   Род был на полпути к дверям подвала, когда услышал за собой топот копыт по полу. Сердце у него подпрыгнуло до самого горла, он резко развернулся и тут же с шумным вздохом расслабился.
   — У меня из-за тебя едва не случился сердечный приступ.
   — Я бы не хотел, чтобы ты исследовал подвал в одиночку, Род, — пояснил Фесс.
   — А я-то пытался уйти незаметно.
   — Мой долг всегда замечать тебя, Род. Я пообещал это твоему отцу.
   — Да, но он велел тебе также подчиняться моим приказам.
   Род отвернулся и снова направился к большой дубовой двери, которая перегораживала спиральную лестницу, ведущую из большого зала.
   — Я исполнял все твои приказы, Род.
   — Да, но не всегда так, как я имел в виду. Но должен признаться, что рад твоему обществу — до тех пор, пока за нами не увязались дети.
   — Гвен заняла их. Да, таковы преимущества молодого аппетита.
   Род слегка надавил на дверь, и та начала крошиться. В нескольких местах. Он посмотрел на остатки досок и попросил:
   — Напомни мне заменить дверь.
   — Да, Род.
   — Прямо сразу.
   — Конечно.
   Они посмотрели вниз, на спиральную лестницу. Там было темно.
   — Дальше идти небезопасно, Род.
   — Да, я заметил, — Род поднял сухую ветку. — Я припас кое-что из мусора, который принес ветер.
   — Весьма предусмотрительно. Хочешь, я зажгу ее?
   — Нет. Она не протянет в качестве факела слишком долго, — Род посмотрел на конец ветки. Через минуту та вспыхнула от сфокусированного теплового излучения мысли.
   — Ты хорошо научился использовать свои пси-способности.
   — Всего лишь дело практики, — Род поднял факел. — Посмотрим, что там внизу.
   Внизу они оказались в узком коридоре — и Род застыл.
   — Фесс, здесь зло!
   — Да, я уверен, что тут совершались злые дела.
   — Я имею в виду сейчас! Никогда не ощущал такой направленной злобы!
   — Я ничего не чувствую, Род.
   Род посмотрел на робота.
   — Совсем ничего? Прислушайся к частоте человеческой мысли.
   Фесс некоторое время стоял неподвижно.
   — Ничего, Род.
   Род медленно кивнул.
   — Значит, это полностью псионика.
   — По-видимому, тут нечто большее, чем просто влияние ограниченного освещения и пространства. Уйдем?
   — Нет, пока я не узнаю, что это, — Род осторожно двинулся вперед по коридору. — Но, пожалуй, детей сюда не стоит пускать. Я напомню им, для чего использовались темницы.
   — Здесь хранились запасы пищи и других нужных замку, припасов, особенно военного назначения, Род.
   — Здесь, внизу, хранили не только картошку, Фесс, — Род взял себя в руки, посветил факелом в одну из открытых дверей и вошел в проем.
   — Что ты видишь?
   — Влажные каменные стены, — Род поморщился. — Грязный пол и несколько округлых куч, примерно двух футов в поперечнике. Еще одна открытая яма, такого же размера, и рядом с ней груда мусора пополам с грязью.
   — А в яме что?
   — Яблоки. Вернее то, что от них осталось после двух сотен лет мумификации, — Род вернулся в коридор. — Сдаюсь. Здесь действительно держали продукты,
   — Значит, дальше не пойдем?
   — Нужно осмотреть все. Пошли.
   Всего в подвале обнаружилось шесть открытых дверей. В одном каземате он нашел остатки сгнивших стрел, в другом — истлевшие бочки, и так далее.
   Но вот факел осветил очередную дверь.
   Род остановился, потом решительно шагнул вперед, и сердце у него в груди забилось вновь, словно желая выпрыгнуть из горла.
   Дверь была декорирована железной решеткой, примерно в квадратный фут площадью. Род просунул сквозь нее факел, но увидел только пустые кандалы. Со вздохом облегчения он выдернул факел.
   — Пусто, Род?
   — Да, хвала небу. Пошли.
   Наконец в тусклом свете показались две последние двери.
   — Должно быть, где-то здесь проходит крепостная стена.
   Несмотря на освещение, ощущение зла усилилось. Род всмотрелся в решетку на левой двери. Стиснул зубы.
   — Что ты видишь? — спросил Фесс.
   — Узнаю несколько предметов, — ответил Род. — Какая-то стойка. И еще я уверен, что похожая на стоячий гроб штука — железная дева.
   — Комната пыток.
   — Запрещаю сюда водить детей, особенно Магнуса, — Род отвернулся. — Пошли назад.
   — Но ты не осмотрел последнее помещение, Род.
   — И не собираюсь. Во всяком случае до обеда. Я совершенно уверен в том, что в нем найду.
   — И что же, Род?
   — Скажем так. Если у тебя есть комната пыток, то материал нужно держать под рукой. И яблоки не единственное, из чего получаются мумии.
   После обеда семья дружно продолжила уборку. Гвен и дети работали в большом зале, а Род занялся подвалом. Он оказался прав насчет последнего помещения. И хоть останкам исполнилось двести лет, он осторожно закутал их в древнее одеяло и уложил на седло Фесса для последнего пути. На склоне холма под замком выкопал могилу и опустил в нее одеяло. И когда начал забрасывать землей, Фесс сказал:
   — Наверное, покойник был христианином.
   — Покойница, как мне кажется.
   — Какие у тебя доказательства? — Удивился робот. — После стольких лет не осталось ни клочка одежды.
   — Да, ни клочка, но если скелет принадлежал мужчине, то у него был необычайно широкий таз. А что касается религии, ты, вероятно, прав, и я попрошу отца Бокилву в следующий раз приехать сюда с нами и совершить похоронный обряд.
   — Я бы хотел, чтобы ты сейчас сказал несколько слов, Род.
   Род удивленно посмотрел на лошадиную голову.
   — Странно. Ты так сентиментально относишься к человеку, которого никогда не знал.
   — Мне это нравится, сентиментально относиться к людям, которых я не знал, — задумчиво произнес конь.
   Что ж, единственное, чего робот никогда не совершал, так это поступки без причины. Род не стал расспрашивать дальше, просто последовал совету и прочел то, что помнил из двадцать третьего псалма, добавил несколько фраз из Экклезиаста и закончил строчкой из Dies Irae* [8]. Наконец попросил вечного успокоения и света для души, обитавшей в жалких останках, и начал закапывать могилу.
   На обратном пути он спросил:
   — Существует какие-то особые причины, почему ты этого захотел?
   — Да, Род. Я хотел, чтобы дух несчастного или несчастной наконец обрел покой.
   Род нахмурился.
   — Но ты ведь не считаешь, что дух может явиться к нам ночью?
   — Я не стал бы объявлять невозможным что либо на Грамарии, — медленно ответил Фесс.
   Род прошел по мосту, осторожно перешагивая через провалившиеся доски, пересек двор и вошел в крепость.
   Его ожидал приятный сюрприз. Он не мог поверить, что перед ним тот же самый зал. Нигде ни следа грязи, и Грегори как раз заканчивал сметать последнюю паутину в левом верхнем углу. Он висел в воздухе у самого потолка. Аккуратно свернутые спальные мешки лежали на грудах свежих сосновых веток, а Корделия расставляла чашки и тарелки на скатерти для пикников. Магнус, Джефри и Грегори наносили к очагу кучу дров. А их мать стояла у большого очага и пробовала что-то из котелка. Лицо ее разрумянилось от пламени. Она недовольно наморщила нос, закрыла котелок крышкой и снова сунула его в огонь.
   — Поразительно! И все это всего за два часа? — но Род тут же сам ответил на свой вопрос. — Нет, конечно, что это со мной? В такой ситуации как раз хорошо пользоваться волшебством, верно?
   — О, нет, папа. — возразил Грегори, широко раскрыв глаза. — Мы не хотели будить обитающего здесь духа.
   — Но как же тогда вы это сделали?
   — Хорошей тяжелой работой, — чуть резковато ответила Гвен, — хотя готова признаться, что быстрей было просто подумать об этом мусоре и заставить его вылететь в окна. Но оставалось еще подмести и вымыть полы, и твои дети хорошо поработали.
   — Как и их мама, я уверен, — Род подошел и сел у огня. — Ты заставляешь меня чувствовать, что я не выполнил свою долю.
   Гвен содрогнулась.
   — Нет. Я думаю, то, что ты сделал, никто из нас не захотел бы делать. Но если понадобилось бы, я пошла бы с тобой.
   — Тебе не стоило на это смотреть, — ответил Род, — и мне было достаточно общества Фесса.
   — Само собой, — Корделия подняла голову. — У него большой опыт в разгадывании сюрпризов подобных замков.
   — Не в том смысле, в каком ты думаешь, Корделия, — отозвался Фесс. — Однако, как управляющий строительными роботами, которые создавали последовательно все части замка д'Армандов, я приобрел опыт в сооружении и починке замков.
   — Еще бы! Только подумать, что заставлял тебя делать виконт Рутвен! Но почему у него были такие странные манеры?
   Фесс промолчал. Пришлось объяснять Роду.
   — Это называется инбридинг, Корделия, или кровосмешение. И так как подобное обвинение можно рассматривать как оскорбление рода, Фесс вынужден промолчать.
   — Даже если я задам ему прямой вопрос?
   — Да. Он просто отошлет тебя ко мне. Считай, что ты уже спросила, — он повернулся к Фессу. — Объясни им, что такое инбридинг.
   Фесс испустил белый шум — свой аналог вздоха.
   — Он происходит, когда близкие родственники порождают общего ребенка, Корделия.
   — Ты говоришь о законе, по которому двоюродные братья и сестры не могут вступать в брак?
   — Да. Не стоит это делать и троюродным. О, не пойми меня превратно. Такие браки иногда случаются и не обязательно приводят к плохим результатам. Но если двоюродные братья и сестры вступают в брак в течение трех-четырех поколений, скорее всего возникнут проблемы.
   Корделия спросила:
   — О каких проблемах ты говоришь?
   — Все, о чем ты можешь подумать, Корделия.
   Краем глаза Род видел, что Грегори слушает, широко раскрыв глаза.
   — Всевозможные врожденные недостатки и пороки развития. Некоторые обнаруживаются только гораздо позже, но возможно все: от отсутствия конечностей или больного сердца до слабой способности к выздоровлению, так называемое увеличение иммунного дефицита. Такой ребенок может быть абсолютно нормальным во всех отношениях, но если он сломает ногу, она никогда не срастется и не будет расти вместе с ним.
   — Как ужасно!
   — Но проблемы, о которых мы говорим в связи с вашим предком, это проблемы мышления.
   Корделия подняла голову, она начала понимать. С ослепительной улыбкой повернулась к Фессу.
   — Такие, как поведение грубияна?
   — Ну, и это тоже, — согласился Фесс, — хотя в случае с Рутвеном, боюсь, скорее всего очевидны другие последствия инбридинга.
   — Он говорит об ослаблении интеллекта, — объяснил Род. — Не всегда это бывает, но когда проявляется, это очень плохо.
   Заговорил Магнус:
   — Значит ли это, что потомки наследуют все эти пороки?
   — О, вы-то, наши дети, в безопасности — благодаря маме.
   — Да, ради этого я и вышла за тебя замуж.
   — Ну, конечно, с твоей стороны тоже бывали случаи кровосмешения, — добавил Род, взглянув на свое семейство — собрание эсперов, — но у тебя хватило здравого смысла выйти замуж за меня. Я хочу сказать, что ты выпечена из другого генетического теста, нежели я.
   — Ты хорошо сформулировал.
   — Спасибо. Конечно, твой замес гораздо богаче: вас несколько тысяч. А добрые граждане Максимы все происходят от немногих общих предков и старательно заключали взаимные браки в течение пятисот лет.
   — В таком случае у них у всех должны были проявляться последствия инбридинга, — заявила Корделия.
   — Действительно, даже если это проявлялось в отдельных случаях уродства. Или не отдельных, когда речь идет о моих соотечественницах, — Род кашлянул в кулак.
   — Но ведь это не относится ко всем д'Армандам?
   — К счастью, полностью проявилось только в случае с Рутвеном, — согласился Фесс. — Но его сыновья, как я уже говорил, были в целом нормальны и развивали свои художественные наклонности. Хотя должен признать, что у них был не очень высокий уровень интеллекта,
   — Это не так уж важно, — Род покачал головой. — Главное — моральные качества. Не всем дано быть гениями, — он увидел, каким задумчивым стал взгляд Грегори, и понял, что слова его попали в цель.
   — А их дети? — подталкивала Корделия.
   — Они были благородными во всех смыслах этого слова, Корделия, — безапелляционно сказал Фесс, — и больше всех других ваших предков заслужили этот почетный титул. Среди ваших предков есть очень умные, есть и простоватые, но большинство просто нормальные. Ваш дед, например, был настоящим джентльменом и просто очень хорошим человеком, умным и чувствительным, к тому же был очень ответственным и глубоко любил жену и детей. Служить ему было для меня честью.
   — Он и правда был таким совершенством? — Джефри казался удивленным.
   — Да.
   — Тогда неудивительно, что наш отец настоящий мужчина, — Магнус с блестящими глазами повернулся к Роду. — Или дело просто в том, что ты вырос в замке?
   — Я не вырос в замке.
   Дети удивленно смотрели на него.
   Потом Грегори откашлялся и сказал:
   — Мы считали, что ты вырос в замке д'Арманд, о котором нам столько рассказывал.
   Род с улыбкой покачал головой.
   — Нет, дети. Ваш дед был вторым сыном тогдашнего графа, а я его второй сын.
   — Старший сын графа наследует титул, — объяснил Фесс, — а вместе с ним и замок.
   — Но они были виконты, — поправил Грегори. — Ты сам так говорил, Фесс.
   — Да, Грегори, но третий лорд д'Арманд настолько превзошел своего деда и оказал такие услуги Максиме во взаимоотношениях с Землей, что был произведен в графы. Поэтому ваш дед смог получить титул виконта и треть семейного поместья.
   — Так где же ты вырос, папа? — спросила Корделия.
   — Мы выросли в Гранже, дорогая. Это всего лишь большой дом, но достаточно просторный для моих родителей, моего брата и сестры. И, конечно, для меня.
   — Ваш отец немного приуменьшает, — утешил Фесс детей. — В доме было двадцать две комнаты, в основном очень просторные.
   — И все же это не замок, — Корделия была явно разочарована.
   — О, его вполне хватало для нашего семейства, — Род потянулся. — Более чем хватало — но только потому, что дедушка жил с нами.
   — Твой отец? — спросил Магнус. — Он не был виконтом?
   — Нет, мой дед, — подчеркнул Род.
   — То есть сам граф, — Джефри явно запутался. — А почему он жил в меньшем доме?
   — Он казался ему более подходящим, — объяснил Род.
   — Ваш отец опять приуменьшает, — заверил детей Фесс. — Инбридинг и рецессивные гены посчитались сполна с моим хозяином, как только ему исполнилось семьдесят три года...
   — А также осознание того факта, что ему никогда не уйти с Максимы, — напомнил Род. — Он наконец признался в этом самому себе.
   — Это всего лишь предположение, Род, граничащее с клеветой, — заявил Фесс.
   — Это предположение основано на его постоянных советах сбежать из дома, как только я достигну совершеннолетия.
   — Да, он сожалел о своем решении в юности остаться дома и заняться семейным бизнесом, — признал Фесс, — хотя это только входило в его понятие ответственности перед родом. В конце концов он ведь был наследником.
   — И как это сожаление отразилось на нем? — спросил Магнус.
   — Он стал... немного глуповат, — ответил Фесс. Грегори склонил голову набок.
   — Ты хочешь сказать, что он спятил?
   — Большинство сказали бы так, — подтвердил Фесс. — Судя по его словам, он не воспринимал окружающее как реальность и ушел в фантастический мир собственного воображения. Часами говорил о благородных королях и прекрасных девах, о колдунах и драконах. Сам он считал себя летописцем при королевском дворе в некоей фантастической стране.
   — Но с ним было очень забавно, — быстро добавил Род.
   — Конечно, если только он не принимал тебя за чудовище, — заметил Фесс. Род пожал плечами.
   — Даже в таком случае он сохранял здравый смысл. В конце концов, герцогиня Мальказская и в самом деле была старой драконшей.
   — А что он с ней сделал? — спросил Джефри, широко раскрывая глаза.
   — Да ничего. Он никому не причинял вреда, главным образом потому, что Фесс постоянно находился с ним рядом. Поэтому его наследник и отдал нам Фесса вместе с Гранжем.
   — Говорилось также о «старомодности» графа в мелочах повседневного быта и учитывалось мнение его жены, что в доме только мебель должна быть старинной, — мрачно добавил Фесс.
   — Что относилось в такой же степени к тебе, как к дедушке, — быстро сказал Род. — И мне кажется, ты с тех пор сотни раз опроверг слова насчет «старомодности». Как только вы переселились к нам, ты очень успешно начал успокаивать дедушку.
   — Я всего лишь относился к нему с должным уважением, Род.
   — Ага, и излагал все на том же архаическом жаргоне, которым пользовался и он, — Род снова повернулся к детям. — Что касается меня, то я считал это интересной игрой. Сколько мне тогда было? Шесть? Поэтому если он говорил, что куст — это людоед, я рад был с ним согласиться.
   — Значит, тебе нравилось его общество?
   — О, да, — мягко промурлыкал Род. — Всегда.
   — А что за фантастическая страна, в которую он играл?
   — Королевство Гранкларт, — Род вздохнул, вспоминая годы детства, которые стали волшебными благодаря старику. — Я часами сидел рядом с ним и слушал.
   — Ну, каждый раз не больше получаса, — поправил Фесс, — но в детском восприятии это, конечно, бесконечно долго.
   — Долго? Да его рассказы никогда не кончались, — Род снова повернулся к детям. — Он сочинял замечательные сказки. После его смерти они стали бестселлерами.
   — После? — спросила Корделия. — А почему не при жизни?
   — Он их не печатал, — объяснил Фесс. — В этом отношении он был очень настойчив. Уверяю вас, это вполне совместимо с его манией. Он писал ради величия двора Гранкларта, а не для собственной славы.
   — Сумасшедший, как Болванщик, — вздохнул Род, — но замечательный старик, — казалось, Верховный Чародей заглядывает в иное пространство, в годы своего детства. — Я часто сидел на полу кабинета, с упоением слушая его рассказы об удивительных приключениях рыцаря Бабраса и его поисках Радужного Кристалла. Потом, став взрослым, я узнал, что когда робот-нянька уводил меня, дед возвращался к своим рассказам и редактировал их. Слушать его было удивительно интересно.
   — А что это за Радужный Кристалл? — спросил Грегори.
   — В его сказках это была своего рода универсальная отмычка. Кристалл соединял в себе все типы волшебства, чтобы противостоять злому колдуну Маумейну.
   Он улыбнулся детям.
   — Конечно, в реальном мире это была просто большая прозрачная призма в центре люстры моей матери, но мне больше нравилось, как говорил о ней дедушка.
   — Ух ты, — выдохнула Корделия. — А когда мы сможем прочесть его книги?
   — Как только отыщу экземпляр, дорогая. К несчастью, я оставил их все в тридцати световых годах отсюда.
   Фесс молчал, но Грегори задумчиво посмотрел на него.
   — Ну почему он не дожил до нас? — воскликнула Корделия.
   — Я уверен, он хотел бы, — вздохнул Род, — но его ждали в другом месте. Надеюсь, после вознесения старик переместился в столь любезный его сердцу Гранкларт. После его смерти граф разрешил нам оставаться в Гранже, но дом без дедушки неожиданно опустел. И к тому же вскоре мне стало ясно, что мой старший брат Ричард унаследует дом после смерти отца.
   Магнус нахмурился.
   — А что унаследовал ты?
   — Ничего, — Род печально улыбнулся. — На мою долю ничего не осталось. Все дома разобрали мои двоюродные братья. Семейные земли тоже — если можно голые скалы назвать землями. Конечно, отец оставил мне денег, много денег: он немало вложил в семейное дело и мудро и предусмотрительно распорядился доходами, так что под конец он нажил значительное собственное состояние. Но это все.
   — У тебя был выбор, Род, — напомнил Фесс. — Ты мог занять видную должность в «Автоматы д'Арманд, Лимитед» и, несомненно, справился бы с нею.
   — Да, но все равно оставался бы бедным родственником, как бы искусно это ни маскировалось. — Род скорчил гримасу. — К тому же Максима... стала столь скучна!