— Еще, пожалуйста, Фесс. Расскажи нам что-нибудь о Тоде Тамбурине! — попросила Корделия. Но большая черная лошадь покачала головой и повела детей к Роду и Гвен, которые ждали в тени дерева.


Глава четвертая


   Они выехали на извилистую дорогу, ведущую к замку, в тот момент, когда солнце уходило за горизонт, и хотя путники направлялись на восток от своего дома, дорога много раз поворачивала вокруг горы, так что на этот раз солнце оказалось за замком. Кроваво-красный закат придал черному грозно нависающему над ними величественному строению какой-то зловещий вид.
   Корделия вздрогнула.
   — Как будто он следит за нами, папа.
   — Это всего лишь иллюзия, моя дорогая, — Род прижал дочь к себе, чтобы скрыть собственную дрожь. — Просто такой угол зрения. Каменная кладка не может смотреть, у нее для этого нет глаз.
   — Но он смотрит, папа, — голос Магнуса дрогнул, тем самым смазав впечатление от тона, но мальчик не обратил на это внимание. Он встревоженно смотрел на замок. — Что-то скрывается за этими камнями, и оно заметило наше появление.
   На этот раз, чтобы скрыть дрожь, Род выпустил Корделию из объятий. Что-то действительно может прятаться в замке — на планете, где буквально каждый житель является потенциальным эспером, можно ожидать всего. Он взглянул на Джефри: даже ребенок-воин мрачно хмурился, глядя на замок как на еще не нападающего, но готового в любой момент к атаке врага. А Грегори побледнел, глаза его широко распахнулись. Род повернулся к Гвен.
   — Ты тоже это чувствуешь?
   Гвен кивнула, не отрывая взгляда от замка.
   — Знаешь, милорд, в нем ощущается какая-то древняя беда, старинное проклятие, которое должно быть снято.
   — Ну что ж, такой семье, как наша, это вполне под силу! — Род расправил плечи и двинулся к замку. — Вперед, армия. Когда это хоть самый страшный злодей мог нас остановить?
   Ему хотелось бы услышать за спиной одобрительные возгласы, но таковых не последовало. Род рискнул оглянуться и увидел, что домочадцы следуют за ним с решительным видом. Хотя чародей предпочел бы на их лицах выражение разумной осторожности.
   «Ты уверен, что это самое правильное, Род?» — послышался у него в ухе голос Фесса.
   Род заметил, что робот не воспользовался частотой человеческой мысли. Следовательно, остальная часть семьи его не слышит. И ответил:
   «Конечно, нет, Старая Железяка. Но разве это когда-нибудь меня останавливало?»
   К тому времени, как они добрались до рва и увидели, до какой степени разрушен замок, небо потемнело. Крыша замка обвалилась, в башнях не хватало бойниц. Мороз и вода вырвали из северной стены несколько каменных блоков, оставив зияющую пробоину размером в четыре квадратных фута. На их глазах из северной башни вылетела стая летучих мышей и устремилась в ночное небо. Род подумал, что при дневном свете замок вообще показался бы грудой развалин. Он медленно произнес:
   — Не думаю, чтобы мне хотелось провести в нем ночь.
   Но Гвен ответила:
   — Нет, мы должны.
   Род повернулся и посмотрел на жену:
   — Провести здесь ночь? Когда самое время ожить духам? Тем более, что мы все ощутили здесь какую-то угрозу?
   — Да, и потому должны выступить против нее, — решительно заявила Гвен. — Иначе зло, таящееся в этой угрозе, уцелеет и будет продолжать осквернять владение, которое отдано нам и о котором мы должны заботиться.
   Роду пришлось признать, что этого не обойти: они приняли этот надел, отделенный от земель Медичи, и, следовательно, приняли на себя ответственность за благополучие местных жителей. Конечно, они этого не хотели и не просили, но и не отказывались. Если Туану и Катарине понадобилось, чтобы Гэллоутласы позаботились об этой земле и ее обитателях, то их долг исполнить это пожелание. Для отказа должна существовать очень веская причина.
   Такой причины у них не нашлось.
   — Я вижу, Медичи не позаботились очистить это место от призраков, хотя владели им достаточно долго...
   — Ты сам сказал — призраки, — глаза Грегори стали огромными, как у филина.
   Джефри презрительно взглянул на брата.
   — Какая новость, особенно после того, что мы сами здесь ощутили.
   — Конечно, — согласился младший из Гэллоугласов, — но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
   Джефри раздраженно поморщился и собирался что-то сказать, но Род остановил среднего, положив руку ему на плечо.
   — Я просто называю явление, сын. Это способ справиться со страхом...
   — Я не боюсь!
   — Тогда ты храбрее меня. Если мы назвали причину страха, то теперь не можем сделать вид, будто его не существует.
   Джефри продолжал хмуриться, но замолчал.
   — И что с того, что Медичи не выполнили свой долг? — спросила Гвен. — Мы-то все равно обязаны его выполнить.
   — Верно, — согласился Род.
   — Тогда чем быстрее мы за это примемся, тем лучше.
   — О, так далеко я бы не заходил. Предпочитаю первую встречу организовать при дневном свете.
   Гвен повернулась к мужу.
   — Откладывание не поможет, милорд.
   — Конечно, нет, но я буду себя лучше чувствовать.
   Гвен нетерпеливо мотнула головой.
   — Неужели ты так устал в пути, что не выдержишь схватки?
   — Ну, раз уж ты об этом заговорила — да. Вернее, я бы выдержал, если бы пришлось, но никакой полководец не поведет усталую армию в бой, если у него имеется другой вариант. И к тому же у меня есть еще одна причина.
   — Какая?
   — Я боюсь.
   — Ты трусишь, отец? — завопил Джефри. — Не может быть!
   — Трушу, — Род отвернулся, подобрал упавшую ветку и принялся выметать участок для разбивки лагеря. — И войду в эти руины только при свете солнца.
   Джефри ошеломленно смотрел на него, потом повернулся к Гвендайлон:
   — Мама! Наш папа не мог стать трусом!
   Гвен покачала головой, не отрывая взгляда от мужа.
   Какое-то время Джефри недоверчиво смотрел на отца, потом обратился к Фессу и повторил:
   — Не может быть! Ты, который знаешь его дольше нас всех, который вырастил его с колыбели, скажи мне! Признавался ли хоть раз мой отец в том, что боится?
   — Часто и регулярно, Джефри, и правильно делал. Только глупец не сознается в том, что боится. Мудрый человек признается в том, что боится, пусть только перед самим собой, но потом побеждает страх.
   Будущий герой, нахмурившись, задумался.
   — В твоих словах есть смысл...
   — Тот, кто отрицает страх, даже перед самим собой, лжет, — заверил его Фесс, — а страх, в котором не признались, может проявиться в решающий момент и обезоружить в битве.
   Магнус внимательно слушал.
   — Никогда не бойся признаться, что боишься, Джефри, — продолжал Фесс, — но не позволяй страху удерживать тебя от активных действий.
   — Но отца он удерживает! Прямо сейчас!
   — Правда, и это для него нетипично, — согласился робот. — Может быть, ты спросишь родителя, почему он так поступает? Тем более, что он делает это так открыто.
   Джефри посмотрел на него, потом повернулся к отцу.
   — Ты лжешь!
   Магнус тоже повернулся, хотя и не так стремительно.
   — Нет, — спокойно ответил Род, — я определенно боюсь этого замка.
   Джефри задрал подбородок.
   — Но не настолько боишься, чтобы не разбивать лагерь в тени его стен.
   — Ты заметил это...
   Джефри поморщился.
   — Прошу тебя, не будь со мной таким жестоким! Объясни, почему ты колеблешься.
   Род взглянул на мальчика. Джефри заерзал под взглядом отца, но продолжал держаться гоголем.
   Магнус негромко сказал:
   — Имеешь ли ты право услышать, брат, если утратил веру в него?
   Джефри, казалось, слегка расслабился.
   — Не утратил. Правда. Я только хочу узнать причину, чтобы сохранить веру.
   Род продолжал смотреть на усомнившегося в нем сына.
   Наконец Джефри опустил голову.
   — Прошу прощения, сэр, в том, что усомнился в тебе.
   — Ну, конечно, — отозвался Род. — Спрашивай, что хочешь, сын, хотя ответ может тебе не понравиться. Но, пожалуйста, не сомневайся в отце. Я этого не заслужил.
   — Да, не заслужил, — задумчиво проговорила Гвен. — Но ты мог бы быть более открытым с нами, супруг.
   — Я сказал бы больше, если бы мог подобрать слова. Но нужно несколько минут, чтобы сформулировать, что меня тревожит. Скажу пока просто: я не люблю сюрпризы.
   — Ага! — облегченно воскликнул Джефри. — Ты сам нам не раз говорил: не зная броду — не суйся в воду!
   Род кивнул.
   — Но мне потребовалось на это несколько минут, потому что перед нами не армия. Поэтому я и сказал, что боюсь. Эмоции — хорошая причина, и если я не могу понять, чего именно опасаюсь, разумно задержаться. Особенно, если есть возможность.
   — Твои слова мудры, супруг мой, — кивнула Гвен. — Проведем ночь здесь, а утром узнаем, что сможем, — она повернулась к Корделии, которая внимательно слушала и делала в памяти зарубки на будущее. — Пойдем, дочь. Приготовим еду и позаботимся о ночлеге.
   — Вы слышали, что сказала мама, мальчики, — подхватил Род. — Разбивайте лагерь.
   Огонь костра под треножником с котлом и запах горячей пищи значительно улучшили настроение семьи. Отблески костра плясали на голове Фесса и на семейной палатке, которая с годами увеличивалась, пока не превратилась в небольшой павильон.
   — С чего мы начнем разведку этого замка, папа? — спросил Магнус.
   — Ну, твоя мама и я немного уже знаем о нем, сын.
   Гвен кивнула.
   — Он достаточно близко от Раннимеда, и до нас все эти годы доходили слухи.
   — Но ведь это были сплетни, — возразил Грегори.
   Гвен снова кивнула.
   — И потому наверняка ошибочны. Но в любом слухе кроется зерно правды.
   — И что говорит этот Слух? — спросила Корделия.
   — Во-первых, — ответил Род, — мы знаем, что замок называется Фокскорт. Мы можем считать это фактом, потому что именно так называл эти руины король Туан, когда даровал мне их.
   — «Даровал» означает «обременил», папа?
   Род едва не подавился похлебкой. Вытер рот и глаза и сказал:
   — Только в данном случае, Делия. Обычно это означает, что король разрешает рыцарю здесь жить и пользоваться доходом с земли. Все равно, что получаешь титул и землю в награду за верную службу короне.
   — Но земля по-прежнему принадлежит короне? — спросил Магнус.
   — Теоретически да, но с практической точки зрения она принадлежит рыцарю, которому пожалована, и его наследникам.
   — Что значит «пожалована»? — поинтересовался Джефри.
   — Дарована.
   — Ага, — Джефри озадаченно поморгал.
   — В нашем языке много слов, которые имеют почти одинаковое значение, — объяснила Гвен. — Хотя в разных случаях употребляется то одно, то другое. Поэтому использование слова в нужном смысле становится искусством. Это искусство носит название риторики.
   — И не дается тем, кто считает его наукой, — добавил Род. — Итак, нам дарованы замок и десять квадратных миль окружающей территории, теперь это наше владение, хотим мы этого или нет. И если какой-то злобный призрак оспаривает наше право, нам лучше позаботиться о нем раз и навсегда.
   — И ты хочешь начать с его имени?
   Род пожал плечами.
   — Только для затравки. Если мы узнаем, почему замок так назван, возможно, мы кое-что узнаем и о призраке, живущем в нем.
   — Название замка как будто свидетельствует, что тут можно знатно поохотиться на лис.
   — Похоже, — согласилась Гвен, — тем более, что прежде здесь проживало знатное семейство.
   — Но семейство тоже носило фамилию Фокскорт, — возразил Род. — В таком случае им пришлось принять название замка, если его источник — действительно лисья охота.
   — Но ведь это достаточно обычно? — спросил Магнус. — Полное имя Графа Маршалла — Роберт Артос лорд Маршалл, и хотя его семейное имя Артос, все называют его Маршалл по имени замка.
   — Верно, но бывает и наоборот. Тюдор — фамилия соседнего графского семейства, и по их фамилии названо и имение.
   — Значит, семейство баронов, которые жили в этом замке, переняло свое имя у замка?
   — Они были графы, а не бароны, — поправил первенца Верховный Чародей. — Да, именно таково мое предположение. Но могло быть и наоборот.
   Корделия покосилась на мрачные стены, которые темным пятном выделялись на фоне неба.
   — И долго они здесь жили?
   — Триста лет. Это значит, что замок пустует уже два столетия. Туан сказал, что весь род вымер во время знаменитой квакающей холеры, и Медичи оставили замок гнить, а землю разделили между своими рыцарями и управляющими.
   Гвен нахмурилась:
   — Непохоже на это семейство оставлять замок, когда его можно было использовать.
   — Да и непохоже на покойного герцога Медичи — не воспользоваться крепостью, с помощью которой он усилил бы свою власть над местными крестьянами, — Род кивнул. — Ты права, что-то здесь не так.
   — Ты можешь сказать, в чем дело? — спросил Грегори.
   Род покачал головой.
   — Это все сведения, которые я получил от короля Туана.
   — А где мы получим новые сведения?
   — Там, где всегда, — Род повернулся к Гвен. — Похлебка еще осталась?
   Гвен кивнула.
   — Почти столько же, сколько сами съели.
   — Тогда пригласим к обеду гостей. Пак рекомендовал нам обратиться к местным представителям Волшебного Народца, — Род повернулся к деревьям и крикнул: — Вы, эльфы холмов, ручьев, озер и рощ! Не хотите ли отведать похлебки Гвендайлон? Вас приглашает лорд Верховный Чародей. Мы будем рады обществу! А также информации...
   Глаза Корделии загорелись, она начала что-то говорить, но Гвен прижала палец к губам, и девочка подчинилась. У Грегори глаза стали огромными, как блюдца с голубой каемкой, Джефри заерзал, но сумел остаться на месте. Магнус попытался выглядеть скучающим, но это у него плохо получалось.
   Зашелестели листья, затем из них показалась голова размером с кулак Рода.
   — Это правда он?
   — Кто?
   — Знаменитый лорд Верховный Чародей?
   — Да, я, а это моя жена и дети. Мы все почетные эльфы.
   — Такие же почетные, как все остальные? — эльф не заметил сердитого взгляда Рода, потому что повернулся к Гвен, встал и поклонился. На нем были штаны в обтяжку и коричневая куртка — из коры, как предположил Род, — и кожа на лице почти такая же темная, как одежда. — Ты оказываешь нам честь, леди Гвендайлон. Меня зовут Крушина.
   Род облегченно передохнул: на мгновение ему показалось, что карлик собирается поговорить о родословной Гвен.
   Мальчики смотрели на отца, пораженные таким явным отсутствием почтения по отношению к нему, но Род только поднял руку и продолжал смотреть.
   Гвен улыбнулась и изящно склонила голову.
   — Нет, это ты оказываешь мне честь, Древний.
   — Неправда, потому что ты мудра и добра. Ты пришла залечить эту гниющую язву в наших горах?
   Гвен бросила быстрый взгляд в сторону мужа, потом снова повернулась к эльфу.
   — Мы обязаны, потому что эта земля отдана под наше управление. Ты можешь рассказать нам о ее прошлом?
   — Конечно!
   — Тогда, прошу тебя, сделай это. Но вначале пригласи своих товарищей, чтобы они разделили наш ужин.
   — С удовольствием, — Крушина повернулся к лесу и испустил призывный свист, похожий на крик ночной птицы. Ему ответило с полдесятка таких же криков, и из кустов нерешительно вышли шестеро карликов, четверо в штанах в обтяжку и двое в юбках. Они полукругом встали за спиной Крушины. — Это мои товарищи, — представил их эльф. — Сначала Лещина и Роза.
   Жены эльфов присели. Лещина оказалась стройной и коричневой, как древесина ореха, на ней изящно сидело ярко-зеленое лиственное платье.
   Роза же была пышная и краснощекая, одетая в розовое платье с корсетом.
   — А это их мужья Излучина и Ручей, — Крушина указал на двоих эльфов. Они выступили вперед и поклонились. Ручей оказался низеньким, не более фута ростом, но шириной не менее шести дюймов, с выпирающими мышцами. А Излучина — высокий и жилистый.
   — А это холостяки наших холмов — Деревенщина и Горн.
   Деревенщина — стройный, с мечтательными глазами, а Горн очень толстый, и Род подумал, что по ночам он явно опустошает посевы.
   — Добро пожаловать к нашему костру. Надеюсь, мы встретим такой же прием в ваших холмах, — Гвен серьезно склонила голову, сознательно не упоминая, кто официально владеет землей, на которой возвышаются эти холмы. — Присоединитесь ли к нашей трапезе?
   — Да, с радостью, — поблагодарил за всех Горн. Дружная семерка подошла и села, скрестив ноги недалеко от котла.
   Младшие Гэллоугласы разглядывали их восторженными глазами. Род почувствовал прилив гордости. Дети его и раньше видели эльфов, но никогда не уставали от них.
   Гвен налила полную миску похлебки, положила рядом большой ломоть хлеба и поставила чашку молока. Эльфы с аппетитом принялись за еду.
   — Нам говорили, что этой крепостью владел род графов Фокскорт, — начала Гвен. — Они получили свое имя от поместья?
   — Нет, это они дали свое имя поместью, — ответил Ручей.
   Гвен обменялась с Родом удивленным взглядом, потом снова повернулась к эльфам.
   — А что они были за люди?
   — О, очень плохие люди, леди! — ответила Лещина. — Просто ужасные, начиная со второго графа и до самого последнего. До сих пор рассказывают о том, как они жестоко обращались с крестьянами, какими тяжелыми налогами их облагали, как наслаждались, жестоко наказывая тех, кто не мог заплатить.
   — Рассказывали и кое-что похуже, — мрачно добавил Излучина. — Я бы не хотел повторять эти рассказы в присутствии детей.
   — О, мы не хотим тебе помешать, — возразил Магнус.
   — Не нужно, — Род бросил предупреждающий взгляд на сына. — Я думаю, мы и так догадываемся.
   — Догадки хуже того, что они делали, — недовольно пробурчал Джефри.
   — Ты нас не понял, — ответил Крушина. — Подумай самое плохое о Фокскортах, и это окажется правдой.
   — Неужели они были такие плохие? — глаза Корнелии стали еще больше.
   — Да, плохие, — подтвердил эльф. — Но наконец главой рода стал граф настолько порочный, что отказался даже от своего долга перед собственной фамилией. Он не вступал в брак, хотя пытался навязать свое внимание любой женщине, которая оказывалась в поле его зрения.
   — Навязать внимание? — Грегори вопросительно взглянул на отца.
   — Я объясню тебе это попозже, сын. Лет через десять. Значит, у последнего графа не оказалось законных наследников титула?
   — Не оказалось.
   — И не было никаких двоюродных братьев, которые могли бы принять наследство? — спросила Гвен.
   — Да, вы правы, существовали две боковые линии рода, — согласился Горн, — но все они переселились в другие герцогства, поступили на службу к местным лордам и сохранили права рыцарства. Они преодолели пороки предков и своих родичей из Фокскорта.
   — Конечно, не сразу, уверяю вас, — добавил Излучина. — Первый рыцарь, как нам рассказывали соседние эльфы, хранил верность своему лорду, храбро сражался в битвах и справедливо, хотя и строго обращался со своими крестьянами. Его сыновья перестали напиваться элем и охотиться за юбками, а внуки были уже не хуже всех других рыцарей. А может, и лучше.
   Крушина кивнул, продолжая жевать.
   — Крестьяне их даже полюбили.
   — Весьма впечатляюще, — кивнул Род. — Так что же случилось, когда они приняли имение под свое крыло?
   — Ничего не случилось, потому что они его не приняли, — сказал Крушина.
   Род присвистнул.
   — Настолько все плохо? Оба семейства отказались от возможности получить знатный титул и имение только из-за скверной репутации замка?
   Излучина серьезно кивнул.
   — Какой же скелет в шкафу может заставить отказаться от семейного титула?
   — Любой, — Магнус презрительно сморщился. — Разве достаточно призраков, чтобы отказаться от наследства?
   — Обычно нет. Я знаю немало семейств, которые превосходно уживаются с призраками или, по крайней мере, не обращают на них внимание. Фамильный замок для них так ценен, что они согласны разделять его с предками, которые не желают его покидать и после смерти. Бывали даже времена, когда нувориши пытались купить семейных призраков, чтобы такими авторитетами подкрепить свои новоприобретенные гербы. У меня дома такое бывало лет четыреста назад. Один из моих предков даже создал себе голограмму призрака.
   Магнус посмотрел на Фесса, но робот старательно отводил взгляд.
   — Поэтому сами по себе семейные призраки — не причина, чтобы отвергать права на имение, — закончил Род.
   — Конечно, если эти призраки не воплощение конкретного зла, — отметила Гвен.
   Род кивнул.
   — Должно быть, последний граф Фокскорт отличился чем-то действительно ужасным.
   — Уверяю тебя, так и было, — заверила Лещина. — Назови любой порок или злодейство, и он обязательно будет в нем повинен.
   — Но все равно это... — Род замолчал, вспомнив, что ему приходилось слышать о садистах. — Нет, забудьте. Я могу представить себе грехи, которые придадут замку такую плохую репутацию, что его не захочет принять никто, даже вместе с титулом.
   — Совершенно верно, — согласилась Роза.
   — И никто не захотел принять это имя, — Род нахмурился. — Нас это удивило. Я хочу сказать, что фамилия «Фокскорт» не очень обычна. Это место было прославлено хорошей охотой на лис?
   — Нет, — ответил Крушина. — Конечно, здесь можно было поохотиться, но не лучше, чем в других местах. И к тому же рыцари обычно охотились на кабанов, а не на лис.
   — Или крестьян, — мрачно добавил Ручей. Корделия задрожала, Грегори отвернулся, а Магнус и Джефри посерьезнели.
   Род постарался замять это упоминание.
   — Значит, не в этом источник названия замка.
   — Это так, — подтвердил Крушина. — От первых эльфов, которые жили в этой местности, до нас дошло, что вначале это название произносилось по-другому, более сложно.
   — Да, и с высокомерным акцентом, — подхватил Излучина, — и поэтому и мы, и крестьяне приземлили его и стали произносить, как сейчас, Фокскорт.
   Все эльфы закивали, а Роза добавила:
   — Третье поколение семейства само стало так произносить свою фамилию, а пятое вообще забыло о первоисточнике.
   — Гм, — Род нахмурился. — Наверное, трудно будет восстановить оригинальное произношение.
   — Ты не сможешь это сделать, — заверил его Крушина. — Оно утрачено навсегда.
   В ухе Рода послышался голос Фесса: «Это вызов». Род согласился. Первоначальное произношение фамилии должно быть зафиксировано где-нибудь в книгах лорда канцлера, в древних налоговых документах или перечнях имений. Вероятно, никакого отношения к призраку оно не имеет, но Род решил все равно его установить.
   Гости удалились, довольные похлебкой и истратившие запас сплетен. В конце концов, они ждали целых двести лет, чтобы поделиться ими.
   Гвен объявила, что пора ложиться спать. Род мысленно намекнул Фессу, что неплохо бы покараулить, и Стальной Часовой встал на свой пост поблизости от детей.
   Это сделало его пригодным для традиционных рассказов перед сном, особенно потому, что дети были перевозбуждены и не хотели засыпать. Они готовы были поссориться и даже подраться, и потому Фесс ожидал не только призраков.
   Дети легли, но не успокаивались.
   — Какое мрачное и злое место, — говорил Джефри. — Кто знает, какие славные дела может совершить в нем доблестный человек?
   — Никто, особенно если этот храбрец сбежит при виде призрака, — ответил Магнус.
   — Ты хочешь сказать, что я сбегу!
   — Нет. Но о себе знаю, что устою.
   — Да, окаменеешь от ужаса!
   — Мальчики, мальчики, — укорил Фесс. — Вы оба храбры и отважны, что и доказали много раз.
   — Но я-то своей отваги и храбрости еще не доказал, — Грегори широко раскрыл глаза и натянул одеяло до самого подбородка. — Ты ведь не позволишь призраку подобраться к нам, Фесс?
   — Фу! — быстро сказал Магнус. — У тебя не меньше храбрости, чем у любого другого, когда нам предстоит схватка.
   — Ну... может быть, — Грегори слегка расслабился и покраснел от удовольствия. — Но до того я просто задохнусь от ужаса.
   — Ну, а я считаю, что все сложится хорошо, — Корделия плотнее завернулась в одеяло. — Обретает там призрак или нет, но я думаю, в замке жить будет замечательно. Верно, Фесс?
   — Не могу согласиться, — медленно ответил Фесс.
   — Почему? — Корделия нахмурилась. — Почему ты считаешь, что он нам не понравится?
   — Я смотрю не в будущее, Корделия, а в прошлое.
   — Ты жил в замке? — Корделия удивленно села.
   — А ну-ка ложись! — негромко велела Гвен, и девочка снова легла.
   — Я помогал строить один замок, Корделия, — ответил Фесс, — и жил в нем, пока его строили и довольно долго после окончания строительства.
   — Кто строил? — Джефри повернулся на живот и подпер голову руками.
   — Первые д'Арманды, Джефри, твой предок Дар и его жена Лона.
   — Дар? — Корделия задумалась. — Тот, кого мы знаем как Дара Мандру? Предок папы, которого преследовали враги?
   — Он самый, хотя после того, как они с Лоной ушли в подполье, он слил свои два имени, вставил апостроф и отрезал конец, так что получилось д'Арманд. Но он сохранил свое подлинное имя, хотя переставил звуки, давая имя своему сыну.
   — Дар д'Арманд? — Магнус нахмурился. — Не очень благозвучно.
   — Да, не благозвучно, зато практично.
   — Он был твоим четвертым владельцем, верно? — вмешался Грегори.
   — Официально моим владельцем была Лона, Грегори, хотя на практике мной владели оба, и Дар гораздо чаще Лоны, потому что я был его единственным спутником долгие периоды.
   — Единственным спутником? — Корделия нахмурилась. — Разве они не были женаты?