— Опять фокусничаете?
На что я ответил:
— Нет, даже не собираемся. Если кто-нибудь и знает про ваши окровавленные руки, то не от нас.
Поскольку все они собрались, вам следует с ними познакомиться. Кэсс Р. Эбботт, президент, выглядел так, как и подобает президенту. Ухоженная седая шевелюра, которой он мог бы гордиться, и, по всей видимости, гордился, украшала его холеное бледное лицо с удлиненным подбородком. А вот Эймори Браунинг, следующий по очереди президент, таковым никак не выглядел. Если на вид ему можно было дать года пятьдесят два, то брюшко у него появилось, по моим расчетам, лет пять назад, а еще через пять он должен был, по моим представлениям, облысеть. Теодор Фолк, уолл-стритовский Фолк, на вид был такого же возраста, но выглядел подтянутым и, судя по загару, больше следил за собой. Возможно, играл в теннис. Кеннета Мира с длинным подергивающимся носом и квадратным бульдожьим подбородком я вам уже представлял.
Что касается женщин, то Сильвию Веннер я бы узнал сразу — не меньше дюжины раз я видел ее в программе «Большой город», из которой ее вышиб Браунинг. Смотреть на нее было одно удовольствие, особенно когда на ее щечках появлялись ямочки, но девушки с телевидения, как и из Голливуда, великие мастерицы в такого рода трюках, так что с ними надо держать ухо востро. Я не хотел бы показаться несправедливым по отношению к миссис Браунинг на том лишь основании, что ее мужа подозревали в убийстве, но она показалась мне совершенно невзрачной — так, плюгавенькая серая мышка. Я мог бы расписать все подробно, но к чему забивать вам голову подобными мелочами? Она была примерно одних лет с мужем и явно нервничала. А вот Хелен Лугос, секретарша Браунинга, относилась к тем женщинам, которых нужно видеть воочию, потому что просто описать цвет ее глаз и волос, форму лица и рта — значит, ничего не сказать. Я бы дал ей лет двадцать шесть — двадцать семь, хотя это никакого значения не имеет. А усадил я ее в заднем ряду, справа от Кеннета Мира, по той лишь причине, что мог без труда любоваться ею, не поворачивая головы. Конечно, еще лучше было бы усадить ее в красное кожаное кресло, чтобы разглядывать анфас, но тут уж ничего не попишешь — то было место для президента.
Я предложил гостям напитки, но все ответили отказом, поэтому, дождавшись прихода последнего из приглашенных, Кеннета Мира, я прошагал к столу Вулфа и трижды нажал на кнопку звонка, проведенного в кухню. Минутой спустя Вулф вошел в кабинет, протопал между стеной и красным креслом к своему столу, уселся и обвел глазами посетителей. Я последовательно назвал семь имен и фамилий, а он удостоил каждого кивком — своим кивком, примерно в одну восьмую дюйма.
— От имени миссис Оделл, — произнес он, — я благодарю вас за то, что вы пришли. Она тоже намеревалась быть здесь, но я убедил ее, что ее присутствие осложнило бы нашу беседу, сделав ее более затруднительной как для вас, так и для меня. Я знаю, разумеется, что всех вас долго расспрашивали полицейские следователи, и я даже не попытаюсь превзойти их ни в упорстве, ни в рвении. Откровенно говоря, я вообще сомневаюсь, что мне удастся добиться того, что ждет от меня миссис Оделл. Она прибегла к моим услугам, чтобы выяснить, кто убил ее мужа, но надежды на такой исход призрачны. Похоже, никто точно не знает, умышленной или случайной была его смерть — кроме того, кто подложил бомбу, конечно.
Он посмотрел направо, потом переместил взгляд влево.
— Я располагаю сведениями, полученными из трех источников: из газет, от миссис Оделл, а также от четверых или пятерых журналистов, которые занимались этим делом и с которыми мистер Гудвин состоит в дружеских отношениях. Их мнения крайне противоречивы. Один из них полагает, что мистер Оделл отправился в эту комнату, выдвинул ящик и сам подложил в него бомбу, чтобы…
— О Господи! — простонал Теодор Фолк. — Неужто нас будут пичкать такой ерундой?
Вулф кивнул.
— Разумеется. Когда речь идет о том, чтобы решить сложную задачу, порой кажется, что нелепостям несть числа; я же должен найти правильное решение и доказать, что уж его никак нельзя назвать нелепым. Так вот, другой журналист считает, что бомбу подложил мистер Эбботт, не желая, чтобы мистер Браунинг сменил его на посту президента КВС. По мнению другого их коллеги, виновницей является миссис Браунинг, которая хотела таким образом положить конец роману своего супруга с мисс Лугос. Правда, этот репортер пока не уверен, кому именно предназначалась бомба — мистеру Браунингу или мисс Лугос. Четвертый журналист думает, что преступница — мисс Лугос, которая также хотела положить конец роману с мистером Браунингом, однако он…
— Чушь собачья! — вспылил Кэсс Р. Эбботт из почетного красного кресла. — Я пришел по просьбе миссис Оделл, но я вовсе не намерен выслушивать столь идиотские обвинения. Она сказала, что вы хотите узнать у нас какие-то факты. Какие именно факты?
Вулф повернул руку ладонью вверх.
— Откуда я знаю? Всех вас допрашивала полиция, вы выложили им тысячи фактов, а уж в умении собирать, проверять и сравнивать набор фактов с полицейскими не сравниться. Вполне возможно, что, получив стенограммы допросов, я бы наткнулся на нечто такое, что позволило бы мне прийти к определенному умозаключению, однако я в этом сомневаюсь. Должен вам признаться, хотя от миссис Оделл я это скрыл, что я не питаю иллюзий насчет того, что мне удастся выудить из вас полезную для меня информацию. Для начала я намеревался ограничиться тем, что увижу и выслушаю вас. Похоже, что один из вас и в самом деле подложил бомбу в этот ящик. Есть и другие предположения, но они менее вероятны. Вопрос к вам, мистер Эбботт: как по-вашему, возможно ли, что человек, подложивший бомбу, находится сейчас здесь, в этой комнате?
— Это уже верх идиотизма! — взорвался Эбботт. — Я бы ни за что не стал отвечать на такой вопрос, и вам это прекрасно известно.
— Но вы уже на него ответили. Вы не сказали твердое «нет», а ведь вы не из тех, кто любит ходить вокруг да около. — Глаза Вулфа переместились направо. — Мистер Фолк, как по-вашему, это возможно?
— Да, вполне, — твердо ответил Фолк. — Я мог бы даже назвать два имени, но не стану. Доказательств у меня нет, но мнение вполне сложилось, а вас интересует именно это.
— Имен я не спрашиваю. Миссис Браунинг, тот же вопрос.
— Не отвечай, Филлис, — велел Браунинг. Это прозвучало жестко, как приказ.
— Естественно. Я и не собиралась. — Голос не соответствовал ее внешности — глубокое сочное контральто да еще с модуляциями.
— А вы, мистер Браунинг? — поинтересовался Вулф. — Вы собираетесь ответить?
— Да. Я скажу вам то же самое, что сказал в полиции и окружному прокурору. Я не только не располагаю ни малейшими сведениями, которые могли бы вас заинтересовать, но даже не могу составить какое бы то ни было мнение на этот счет. Я даже не могу себе представить, кому предназначалась бомба — Оделлу или мне. Да, комната моя и ящик мой, но взорвался-то Оделл. И еще я скажу вам, что меня вовсе не удивляет, что миссис Оделл решила прибегнуть к вашим услугам, и я тем более не расположен винить ее за это. Прошло почти три недели, а официальное расследование, похоже, окончательно зашло в тупик.
Вулф кивнул.
— Возможно, мне повезет больше. Мисс Лугос? Тот же вопрос.
— Я могу сказать то же самое, что и мистер Браунинг, — ответила она. Голос ее не шел ни в какое сравнение с голосом миссис Браунинг — он был выше, да и звучал резковато. — Я ровным счетом ничего не знаю. Абсолютно ничего.
Лгунья из нее тоже была никудышная. Если вам довелось на своем веку задать добрый миллион вопросов доброму десятку тысяч людей, то, хотя вы и ловите собеседников на лжи не столь часто, как хотелось бы, все же вы оказываетесь правы куда чаще, чем ошибаетесь.
— Мистер Мир?
Разумеется, я не сбрасывал со счетов и Кеннета Мира. Как и все прочие, кто читает в газетах про убийства, я знал, что он был четвертым или пятым, кто оказался в кабинете Браунинга после взрыва, следовательно, на кровь он насмотрелся, однако одно лишь это не могло послужить причиной навязчивой идеи об окровавленных руках, которая привела его в клинику к психотерапевту. Вполне очевидно, что он мог подложить бомбу, но, конечно, не для Браунинга; если же она предназначалась Оделлу, то откуда он мог знать, что именно Оделл полезет в этот ящик? Впрочем, миссис Оделл с легкостью подсказала ответ: Браунинг сказал ему сам. И все-таки, как он ответит на вопрос Вулфа?
Мир разразился речью, заготовить которую очевидно успел, пока шло обсуждение.
— Я полагаю, что вероятность того, что человек, заложивший бомбу в ящик стола Браунинга, присутствует здесь, чрезвычайно велика. И это все, что я вам могу сказать. Ни причины, ни имени назвать я не могу.
— Не можете или не хотите?
— Какая разница? Считайте, что не назову, — и все.
— Но если я спрошу вас… Впрочем, не буду. Это может подождать. Мисс Веннер?
Увы, ямочки куда-то исчезли. Вид у нее был довольно хмурый. Вот и сейчас она прищурилась и сказала:
— Я что-то не понимаю. Вы, как мне кажется, отнюдь не глупец, но то, что здесь происходит, кажется мне каким-то балаганом. Я не понимаю, зачем вы его устроили. Даже если бы я и считала, что могу назвать вам имя человека, подложившего бомбу, стала бы я это делать здесь, в присутствии всех этих людей? Мистер Эбботт возглавляет компанию, в которой я работаю, а мистер Браунинг скоро станет ее главой. Я не могу, но если бы и могла… Нет, решительно не понимаю.
— Вы плохо слушали, — заявил ей Вулф. — Я сказал, что отнюдь не питаю иллюзий по поводу того, что мне удастся выудить из вас интересующие меня сведения, но могу еще добавить следующее — вряд ли вы таковыми сведениями располагаете. Например, задам вам такой вопрос. Месяца три назад КВС организовала программу под названием «Откуда берутся бомбочки». Вы ее видели?
— Да. Еще бы.
— Значит, вам известно, что для подготовки этой программы требовалась большая поисковая работа. Наверняка сотрудникам КВС приходилось не раз и не два общаться с людьми, которые разбираются в бомбах и умеют обращаться с ними. Назовем их специалистами. Теперь я задам вам вопрос, который уходит на три недели в прошлое. Где и как вы провели уик-энд с пятницы, шестнадцатого мая, по воскресенье, восемнадцатого мая? Напомню, что во вторник, два дня спустя, погиб мистер Оделл.
— Но почему вы… — Она уже больше не щурилась; глаза были широко раскрыты. — А! Вы думаете, что я обратилась к одному из «специалистов» и приобрела бомбу. Что ж, это не так.
— Я вовсе ничего не «думаю». Я пытаюсь получить хоть какие-то основания, чтобы начать думать. Я спросил, где и как вы провели тот уик-энд. У вас есть причины скрывать это от меня?
— Нет. У меня нет и причин, чтобы отвечать вам, но я все же отвечу. Полиции я уже говорила это раз пять или шесть. В пятницу, ближе к вечеру, я села на поезд на Катону и поехала в гости к моим друзьям — Артуру и Луизе Дикинсонам. Они в бомбах не разбираются. В воскресенье вечером я вернулась, тоже поездом.
Я взял ручку и занес услышанное в блокнот. Вулф спросил:
— Мистер Мир, есть ли у вас какие-то возражения против того, чтобы рассказать мне, как вы провели тот уик-энд?
— Нет, конечно. В пятницу вечером я отправился на машине в Вермонт, всю субботу и воскресенье лазал по горам, преодолев миль сорок, а в воскресенье вечером вернулся.
— Вы были одни или с кем-то?
— Я был один. Я не люблю компанию в походе. С ними вечно что-нибудь случается. Я тоже помогал подготавливать ту программу, но в Вермонте никто из «специалистов» не проживает.
— Я надеюсь услышать о специалистах от мистера Браунинга. Попозже… Мисс Лугос?
На ее лицо стоило полюбоваться. Когда Вулф произнес ее фамилию, она повернула голову и посмотрела на Браунинга, своего босса. Не то чтобы она хотела о чем-то спросить, а просто так, по привычке. Потом перевела взгляд на Вулфа и спокойно ответила:
— В тот уик-энд я оставалась в Нью-Йорке. Вечером в пятницу я сходила с подругой в кино. Днем в субботу я походила по магазинам, а вечером с тремя друзьями пошла в театр. В воскресенье я встала поздно и занималась уборкой квартиры и всякими пустяками. В нашей картотеке хранятся все сведения, касающиеся той программы, а также данные о всех людях, с которыми мы контактировали. Ни с одним из них в тот уик-энд я не встречалась.
Вулф стиснул зубы. В его доме не было места глаголам вроде «контактировать», а он относится к употреблению слов очень серьезно. Он с радостью закончил разговаривать с секретаршей Браунинга.
— Мистер Фолк?
Фолку было явно не по себе — он ерзал в кресле и, похоже, не знал, куда деть ноги.
— Вы сказали, — произнес он, — что не попытаетесь превзойти полицейских ни в упорстве, ни в рвении, однако именно этим вы сейчас и занимаетесь. Впрочем, Питер Оделл был моим лучшим другом, а вы можете оказаться хотя бы вполовину достойным того, о чем гласит молва. Так вот, в тот уик-энд я остался дома, на Лонг-Айленде. У нас было четверо гостей… нет, пятеро, но ни один из них специалистом по бомбам не является. Назвать вам их фамилии и адреса?
— Возможно, но позже.
Когда глаза Вулфа переместились к миссис Браунинг, ее супруг заговорил:
— Тот уик-энд мы с женой провели вместе. В заливе Саунд. Мы были на борту яхты, которая принадлежит моему другу Джеймсу Фаркхару, банкиру. Кроме нас там было еще двое гостей.
— Весь уик-энд, мистер Браунинг?
— Да. С пятничного вечера по воскресный.
Я уткнулся взглядом в блокнот и старался не поднимать глаз. После бесчисленных тренировок я мог, конечно, не опасаться, что могу выдать себя по выражению лица, но меня мучили два вопроса. Во-первых, мне было непонятно, почему Вулф затеял всю эту галиматью насчет уик-энда, когда ему нужно было проверить только алиби Браунинга, а во-вторых, успел ли Браунинг сообразить, куда ветер дует, или дал правдивый ответ на вопрос в лоб? Не знаю, как справился Вулф со своим лицом, ведь я сидел уткнувшись в блокнот, но, судя по всему, он справился вполне успешно. Во всяком случае, он явно хотел задать Браунингу еще пару-другую вопросов, но сдержался. Только заметил, что сомневается, чтобы мистер Фаркхар или другие гости занимались бомбами, а потом спросил:
— А как насчет вас, мистер Эбботт?
Вот тогда только я позволил себе оторваться от блокнота.
— Мне вся ваша затея страшно не нравится, — ответил тот. — Я знал Пита Оделла двадцать лет и десять из них мы работали бок о бок. Я глубоко и искренне сочувствую его жене, теперь вдове, но все это просто нелепо. Я-то надеялся, что вы придумали что-то новенькое, напали на след, а вы затеяли все ту же тягомотину. Каждый из нас провел на допросах уйму времени, отвечал на бесчисленные вопросы, подписывал бесконечные протоколы, и, хотя мы все рады уважить просьбу миссис Оделл, согласитесь, что нельзя снова заставить людей проходить эту нудную и бессмысленную процедуру. Почему она не может попросить, чтобы полицейские разрешили вам ознакомиться с нашими показаниями? Там вы найдете все подробности о том, как я провел тот уик-энд. Я находился дома, недалеко от Тэрритауна. У нас были гости. Весь день я играл в гольф, а ночью в бридж. Но, повторяю, это абсолютно нелепо.
Уголок рта Вулфа вздернулся вверх.
— Значит, продолжать бесполезно, — заявил он. Не пожаловался, а просто констатировал факт. Затем уперся ладонями в край стола, отодвинул кресло и приподнял свою колоссальную тушу. — Придется пока придумать что-нибудь новенькое. От имени миссис Оделл еще раз благодарю вас за то, что вы пришли. Всего доброго.
Он снова решительно протопал между стеной и красным кожаным креслом, вышел в прихожую и повернул налево.
— Ну и дела, черт побери! — невольно вырвалось у Теодора Фолка.
Мне кажется, каждый из них что-то высказал, но, даже если там прозвучало что-то важное, в моих записях об этом не будет ни слова. Я никого не слушал, а старался только побыстрее от них избавиться. Я даже не заметил, кто с кем уходил. Заперев за последним из них дверь и задвинув засов, я поспешил на кухню. Фриц, державшийся наготове, чтобы по первому зову подать напитки, сидел у большого стола на высоком табурете и держал в руке журнал, однако смотрел не в него, а на Вулфа. Вулф же стоял с пивным стаканом и грозно пялился на пену, дожидаясь, пока она осядет до нужного уровня.
— Скоро уже одиннадцать, — заметил я. — Я бы с удовольствием начал сейчас, но вы, должно быть, считаете, что не стоит.
— Разумеется, — прорычал он. Потом отпил пива. — Нам нужно это обсуждать?
— Не думаю. — Я встал и вынул из буфета бутылку виски. Порой я сам чувствую, что молоком уже не обойдусь. — У меня есть предложение. Хотите послушать?
Вулф сказал, что хочет, и я поделился с ним своим замыслом.
Глава 7
На что я ответил:
— Нет, даже не собираемся. Если кто-нибудь и знает про ваши окровавленные руки, то не от нас.
Поскольку все они собрались, вам следует с ними познакомиться. Кэсс Р. Эбботт, президент, выглядел так, как и подобает президенту. Ухоженная седая шевелюра, которой он мог бы гордиться, и, по всей видимости, гордился, украшала его холеное бледное лицо с удлиненным подбородком. А вот Эймори Браунинг, следующий по очереди президент, таковым никак не выглядел. Если на вид ему можно было дать года пятьдесят два, то брюшко у него появилось, по моим расчетам, лет пять назад, а еще через пять он должен был, по моим представлениям, облысеть. Теодор Фолк, уолл-стритовский Фолк, на вид был такого же возраста, но выглядел подтянутым и, судя по загару, больше следил за собой. Возможно, играл в теннис. Кеннета Мира с длинным подергивающимся носом и квадратным бульдожьим подбородком я вам уже представлял.
Что касается женщин, то Сильвию Веннер я бы узнал сразу — не меньше дюжины раз я видел ее в программе «Большой город», из которой ее вышиб Браунинг. Смотреть на нее было одно удовольствие, особенно когда на ее щечках появлялись ямочки, но девушки с телевидения, как и из Голливуда, великие мастерицы в такого рода трюках, так что с ними надо держать ухо востро. Я не хотел бы показаться несправедливым по отношению к миссис Браунинг на том лишь основании, что ее мужа подозревали в убийстве, но она показалась мне совершенно невзрачной — так, плюгавенькая серая мышка. Я мог бы расписать все подробно, но к чему забивать вам голову подобными мелочами? Она была примерно одних лет с мужем и явно нервничала. А вот Хелен Лугос, секретарша Браунинга, относилась к тем женщинам, которых нужно видеть воочию, потому что просто описать цвет ее глаз и волос, форму лица и рта — значит, ничего не сказать. Я бы дал ей лет двадцать шесть — двадцать семь, хотя это никакого значения не имеет. А усадил я ее в заднем ряду, справа от Кеннета Мира, по той лишь причине, что мог без труда любоваться ею, не поворачивая головы. Конечно, еще лучше было бы усадить ее в красное кожаное кресло, чтобы разглядывать анфас, но тут уж ничего не попишешь — то было место для президента.
Я предложил гостям напитки, но все ответили отказом, поэтому, дождавшись прихода последнего из приглашенных, Кеннета Мира, я прошагал к столу Вулфа и трижды нажал на кнопку звонка, проведенного в кухню. Минутой спустя Вулф вошел в кабинет, протопал между стеной и красным креслом к своему столу, уселся и обвел глазами посетителей. Я последовательно назвал семь имен и фамилий, а он удостоил каждого кивком — своим кивком, примерно в одну восьмую дюйма.
— От имени миссис Оделл, — произнес он, — я благодарю вас за то, что вы пришли. Она тоже намеревалась быть здесь, но я убедил ее, что ее присутствие осложнило бы нашу беседу, сделав ее более затруднительной как для вас, так и для меня. Я знаю, разумеется, что всех вас долго расспрашивали полицейские следователи, и я даже не попытаюсь превзойти их ни в упорстве, ни в рвении. Откровенно говоря, я вообще сомневаюсь, что мне удастся добиться того, что ждет от меня миссис Оделл. Она прибегла к моим услугам, чтобы выяснить, кто убил ее мужа, но надежды на такой исход призрачны. Похоже, никто точно не знает, умышленной или случайной была его смерть — кроме того, кто подложил бомбу, конечно.
Он посмотрел направо, потом переместил взгляд влево.
— Я располагаю сведениями, полученными из трех источников: из газет, от миссис Оделл, а также от четверых или пятерых журналистов, которые занимались этим делом и с которыми мистер Гудвин состоит в дружеских отношениях. Их мнения крайне противоречивы. Один из них полагает, что мистер Оделл отправился в эту комнату, выдвинул ящик и сам подложил в него бомбу, чтобы…
— О Господи! — простонал Теодор Фолк. — Неужто нас будут пичкать такой ерундой?
Вулф кивнул.
— Разумеется. Когда речь идет о том, чтобы решить сложную задачу, порой кажется, что нелепостям несть числа; я же должен найти правильное решение и доказать, что уж его никак нельзя назвать нелепым. Так вот, другой журналист считает, что бомбу подложил мистер Эбботт, не желая, чтобы мистер Браунинг сменил его на посту президента КВС. По мнению другого их коллеги, виновницей является миссис Браунинг, которая хотела таким образом положить конец роману своего супруга с мисс Лугос. Правда, этот репортер пока не уверен, кому именно предназначалась бомба — мистеру Браунингу или мисс Лугос. Четвертый журналист думает, что преступница — мисс Лугос, которая также хотела положить конец роману с мистером Браунингом, однако он…
— Чушь собачья! — вспылил Кэсс Р. Эбботт из почетного красного кресла. — Я пришел по просьбе миссис Оделл, но я вовсе не намерен выслушивать столь идиотские обвинения. Она сказала, что вы хотите узнать у нас какие-то факты. Какие именно факты?
Вулф повернул руку ладонью вверх.
— Откуда я знаю? Всех вас допрашивала полиция, вы выложили им тысячи фактов, а уж в умении собирать, проверять и сравнивать набор фактов с полицейскими не сравниться. Вполне возможно, что, получив стенограммы допросов, я бы наткнулся на нечто такое, что позволило бы мне прийти к определенному умозаключению, однако я в этом сомневаюсь. Должен вам признаться, хотя от миссис Оделл я это скрыл, что я не питаю иллюзий насчет того, что мне удастся выудить из вас полезную для меня информацию. Для начала я намеревался ограничиться тем, что увижу и выслушаю вас. Похоже, что один из вас и в самом деле подложил бомбу в этот ящик. Есть и другие предположения, но они менее вероятны. Вопрос к вам, мистер Эбботт: как по-вашему, возможно ли, что человек, подложивший бомбу, находится сейчас здесь, в этой комнате?
— Это уже верх идиотизма! — взорвался Эбботт. — Я бы ни за что не стал отвечать на такой вопрос, и вам это прекрасно известно.
— Но вы уже на него ответили. Вы не сказали твердое «нет», а ведь вы не из тех, кто любит ходить вокруг да около. — Глаза Вулфа переместились направо. — Мистер Фолк, как по-вашему, это возможно?
— Да, вполне, — твердо ответил Фолк. — Я мог бы даже назвать два имени, но не стану. Доказательств у меня нет, но мнение вполне сложилось, а вас интересует именно это.
— Имен я не спрашиваю. Миссис Браунинг, тот же вопрос.
— Не отвечай, Филлис, — велел Браунинг. Это прозвучало жестко, как приказ.
— Естественно. Я и не собиралась. — Голос не соответствовал ее внешности — глубокое сочное контральто да еще с модуляциями.
— А вы, мистер Браунинг? — поинтересовался Вулф. — Вы собираетесь ответить?
— Да. Я скажу вам то же самое, что сказал в полиции и окружному прокурору. Я не только не располагаю ни малейшими сведениями, которые могли бы вас заинтересовать, но даже не могу составить какое бы то ни было мнение на этот счет. Я даже не могу себе представить, кому предназначалась бомба — Оделлу или мне. Да, комната моя и ящик мой, но взорвался-то Оделл. И еще я скажу вам, что меня вовсе не удивляет, что миссис Оделл решила прибегнуть к вашим услугам, и я тем более не расположен винить ее за это. Прошло почти три недели, а официальное расследование, похоже, окончательно зашло в тупик.
Вулф кивнул.
— Возможно, мне повезет больше. Мисс Лугос? Тот же вопрос.
— Я могу сказать то же самое, что и мистер Браунинг, — ответила она. Голос ее не шел ни в какое сравнение с голосом миссис Браунинг — он был выше, да и звучал резковато. — Я ровным счетом ничего не знаю. Абсолютно ничего.
Лгунья из нее тоже была никудышная. Если вам довелось на своем веку задать добрый миллион вопросов доброму десятку тысяч людей, то, хотя вы и ловите собеседников на лжи не столь часто, как хотелось бы, все же вы оказываетесь правы куда чаще, чем ошибаетесь.
— Мистер Мир?
Разумеется, я не сбрасывал со счетов и Кеннета Мира. Как и все прочие, кто читает в газетах про убийства, я знал, что он был четвертым или пятым, кто оказался в кабинете Браунинга после взрыва, следовательно, на кровь он насмотрелся, однако одно лишь это не могло послужить причиной навязчивой идеи об окровавленных руках, которая привела его в клинику к психотерапевту. Вполне очевидно, что он мог подложить бомбу, но, конечно, не для Браунинга; если же она предназначалась Оделлу, то откуда он мог знать, что именно Оделл полезет в этот ящик? Впрочем, миссис Оделл с легкостью подсказала ответ: Браунинг сказал ему сам. И все-таки, как он ответит на вопрос Вулфа?
Мир разразился речью, заготовить которую очевидно успел, пока шло обсуждение.
— Я полагаю, что вероятность того, что человек, заложивший бомбу в ящик стола Браунинга, присутствует здесь, чрезвычайно велика. И это все, что я вам могу сказать. Ни причины, ни имени назвать я не могу.
— Не можете или не хотите?
— Какая разница? Считайте, что не назову, — и все.
— Но если я спрошу вас… Впрочем, не буду. Это может подождать. Мисс Веннер?
Увы, ямочки куда-то исчезли. Вид у нее был довольно хмурый. Вот и сейчас она прищурилась и сказала:
— Я что-то не понимаю. Вы, как мне кажется, отнюдь не глупец, но то, что здесь происходит, кажется мне каким-то балаганом. Я не понимаю, зачем вы его устроили. Даже если бы я и считала, что могу назвать вам имя человека, подложившего бомбу, стала бы я это делать здесь, в присутствии всех этих людей? Мистер Эбботт возглавляет компанию, в которой я работаю, а мистер Браунинг скоро станет ее главой. Я не могу, но если бы и могла… Нет, решительно не понимаю.
— Вы плохо слушали, — заявил ей Вулф. — Я сказал, что отнюдь не питаю иллюзий по поводу того, что мне удастся выудить из вас интересующие меня сведения, но могу еще добавить следующее — вряд ли вы таковыми сведениями располагаете. Например, задам вам такой вопрос. Месяца три назад КВС организовала программу под названием «Откуда берутся бомбочки». Вы ее видели?
— Да. Еще бы.
— Значит, вам известно, что для подготовки этой программы требовалась большая поисковая работа. Наверняка сотрудникам КВС приходилось не раз и не два общаться с людьми, которые разбираются в бомбах и умеют обращаться с ними. Назовем их специалистами. Теперь я задам вам вопрос, который уходит на три недели в прошлое. Где и как вы провели уик-энд с пятницы, шестнадцатого мая, по воскресенье, восемнадцатого мая? Напомню, что во вторник, два дня спустя, погиб мистер Оделл.
— Но почему вы… — Она уже больше не щурилась; глаза были широко раскрыты. — А! Вы думаете, что я обратилась к одному из «специалистов» и приобрела бомбу. Что ж, это не так.
— Я вовсе ничего не «думаю». Я пытаюсь получить хоть какие-то основания, чтобы начать думать. Я спросил, где и как вы провели тот уик-энд. У вас есть причины скрывать это от меня?
— Нет. У меня нет и причин, чтобы отвечать вам, но я все же отвечу. Полиции я уже говорила это раз пять или шесть. В пятницу, ближе к вечеру, я села на поезд на Катону и поехала в гости к моим друзьям — Артуру и Луизе Дикинсонам. Они в бомбах не разбираются. В воскресенье вечером я вернулась, тоже поездом.
Я взял ручку и занес услышанное в блокнот. Вулф спросил:
— Мистер Мир, есть ли у вас какие-то возражения против того, чтобы рассказать мне, как вы провели тот уик-энд?
— Нет, конечно. В пятницу вечером я отправился на машине в Вермонт, всю субботу и воскресенье лазал по горам, преодолев миль сорок, а в воскресенье вечером вернулся.
— Вы были одни или с кем-то?
— Я был один. Я не люблю компанию в походе. С ними вечно что-нибудь случается. Я тоже помогал подготавливать ту программу, но в Вермонте никто из «специалистов» не проживает.
— Я надеюсь услышать о специалистах от мистера Браунинга. Попозже… Мисс Лугос?
На ее лицо стоило полюбоваться. Когда Вулф произнес ее фамилию, она повернула голову и посмотрела на Браунинга, своего босса. Не то чтобы она хотела о чем-то спросить, а просто так, по привычке. Потом перевела взгляд на Вулфа и спокойно ответила:
— В тот уик-энд я оставалась в Нью-Йорке. Вечером в пятницу я сходила с подругой в кино. Днем в субботу я походила по магазинам, а вечером с тремя друзьями пошла в театр. В воскресенье я встала поздно и занималась уборкой квартиры и всякими пустяками. В нашей картотеке хранятся все сведения, касающиеся той программы, а также данные о всех людях, с которыми мы контактировали. Ни с одним из них в тот уик-энд я не встречалась.
Вулф стиснул зубы. В его доме не было места глаголам вроде «контактировать», а он относится к употреблению слов очень серьезно. Он с радостью закончил разговаривать с секретаршей Браунинга.
— Мистер Фолк?
Фолку было явно не по себе — он ерзал в кресле и, похоже, не знал, куда деть ноги.
— Вы сказали, — произнес он, — что не попытаетесь превзойти полицейских ни в упорстве, ни в рвении, однако именно этим вы сейчас и занимаетесь. Впрочем, Питер Оделл был моим лучшим другом, а вы можете оказаться хотя бы вполовину достойным того, о чем гласит молва. Так вот, в тот уик-энд я остался дома, на Лонг-Айленде. У нас было четверо гостей… нет, пятеро, но ни один из них специалистом по бомбам не является. Назвать вам их фамилии и адреса?
— Возможно, но позже.
Когда глаза Вулфа переместились к миссис Браунинг, ее супруг заговорил:
— Тот уик-энд мы с женой провели вместе. В заливе Саунд. Мы были на борту яхты, которая принадлежит моему другу Джеймсу Фаркхару, банкиру. Кроме нас там было еще двое гостей.
— Весь уик-энд, мистер Браунинг?
— Да. С пятничного вечера по воскресный.
Я уткнулся взглядом в блокнот и старался не поднимать глаз. После бесчисленных тренировок я мог, конечно, не опасаться, что могу выдать себя по выражению лица, но меня мучили два вопроса. Во-первых, мне было непонятно, почему Вулф затеял всю эту галиматью насчет уик-энда, когда ему нужно было проверить только алиби Браунинга, а во-вторых, успел ли Браунинг сообразить, куда ветер дует, или дал правдивый ответ на вопрос в лоб? Не знаю, как справился Вулф со своим лицом, ведь я сидел уткнувшись в блокнот, но, судя по всему, он справился вполне успешно. Во всяком случае, он явно хотел задать Браунингу еще пару-другую вопросов, но сдержался. Только заметил, что сомневается, чтобы мистер Фаркхар или другие гости занимались бомбами, а потом спросил:
— А как насчет вас, мистер Эбботт?
Вот тогда только я позволил себе оторваться от блокнота.
— Мне вся ваша затея страшно не нравится, — ответил тот. — Я знал Пита Оделла двадцать лет и десять из них мы работали бок о бок. Я глубоко и искренне сочувствую его жене, теперь вдове, но все это просто нелепо. Я-то надеялся, что вы придумали что-то новенькое, напали на след, а вы затеяли все ту же тягомотину. Каждый из нас провел на допросах уйму времени, отвечал на бесчисленные вопросы, подписывал бесконечные протоколы, и, хотя мы все рады уважить просьбу миссис Оделл, согласитесь, что нельзя снова заставить людей проходить эту нудную и бессмысленную процедуру. Почему она не может попросить, чтобы полицейские разрешили вам ознакомиться с нашими показаниями? Там вы найдете все подробности о том, как я провел тот уик-энд. Я находился дома, недалеко от Тэрритауна. У нас были гости. Весь день я играл в гольф, а ночью в бридж. Но, повторяю, это абсолютно нелепо.
Уголок рта Вулфа вздернулся вверх.
— Значит, продолжать бесполезно, — заявил он. Не пожаловался, а просто констатировал факт. Затем уперся ладонями в край стола, отодвинул кресло и приподнял свою колоссальную тушу. — Придется пока придумать что-нибудь новенькое. От имени миссис Оделл еще раз благодарю вас за то, что вы пришли. Всего доброго.
Он снова решительно протопал между стеной и красным кожаным креслом, вышел в прихожую и повернул налево.
— Ну и дела, черт побери! — невольно вырвалось у Теодора Фолка.
Мне кажется, каждый из них что-то высказал, но, даже если там прозвучало что-то важное, в моих записях об этом не будет ни слова. Я никого не слушал, а старался только побыстрее от них избавиться. Я даже не заметил, кто с кем уходил. Заперев за последним из них дверь и задвинув засов, я поспешил на кухню. Фриц, державшийся наготове, чтобы по первому зову подать напитки, сидел у большого стола на высоком табурете и держал в руке журнал, однако смотрел не в него, а на Вулфа. Вулф же стоял с пивным стаканом и грозно пялился на пену, дожидаясь, пока она осядет до нужного уровня.
— Скоро уже одиннадцать, — заметил я. — Я бы с удовольствием начал сейчас, но вы, должно быть, считаете, что не стоит.
— Разумеется, — прорычал он. Потом отпил пива. — Нам нужно это обсуждать?
— Не думаю. — Я встал и вынул из буфета бутылку виски. Порой я сам чувствую, что молоком уже не обойдусь. — У меня есть предложение. Хотите послушать?
Вулф сказал, что хочет, и я поделился с ним своим замыслом.
Глава 7
Во вторник днем, в пять минут двенадцатого, я сидел в уютном кресле напротив огромного роскошного стола в огромном роскошном кабинете на тридцатом этаже огромного роскошного здания на Броуд-стрит рядом с Уолл-стрит и смотрел на человека, еще более загорелого, чем Теодор Фолк, — настолько загорелого, словно его отлили из бронзы.
Пробиться к нему особого труда для меня не составило, но сперва я должен был удостовериться, что он и в самом деле существует да еще и владеет яхтой. В одну минуту десятого утра я набрал номер редакции журнала «Нос и корма»; трубку никто не снял. Вот и верь после этого, что они горят на работе. Полчаса спустя я все-таки до них дозвонился, и мужской голос, сперва велев мне не вешать трубку, пока он все выяснит, ответил мне, что интересующий меня Джеймс Д. Фаркхар владеет пятидесятивосьмифутовой яхтой типа «директор» под названием «Просперо». Что ж, это, конечно, и впрямь приличная яхта, а не какое-нибудь корыто с мачтой или подвесным мотором. Затем я позвонил в «Федерал холдинг корпорейшн» и, преодолев цепочку из двух женщин и одного мужчины, услышал на другом конце провода голос Эвери Баллу. Похоже, он еще не забыл об услуге, которую мы с Вулфом оказали ему три года назад, и все еще ценил ее[5]. Я сказал, что нам нужно маленькое одолжение и спросил, не знаком ли он с банкиром по имени Джеймс Фаркхар.
— Еще бы! — ответил Баллу. — Он второй человек в «Тринити Фидьюшиери». А что он натворил?
— Пока ничего, насколько мне известно. Об установлении отцовства, во всяком случае, речь не идет. Мне нужно только задать ему парочку вопросов об одном деле, в котором он не замешан — и не будет замешан. Просто случилось так, что именно он располагает интересующими нас сведениями, только и всего. Чем быстрее мы сумеем их заполучить, тем лучше, и мистер Вулф подумал, что вы, возможно, не откажетесь связаться с ним и сказать, что когда я позвоню и попрошу принять меня, то будет лучше, если он предложит встретиться немедленно, не откладывая дела в долгий ящик, чтобы поскорее от меня избавиться.
Баллу согласился. Десять минут спустя перезвонила его секретарша и сказала, что Фаркхар ждет моего звонка. Она даже дала мне номер его телефона, который я тут же набрал и нарвался уже на его секретаршу.
Вот как случилось, что в одиннадцать ноль пять я оказался в кабинете Джеймса Д. Фаркхара. Начал я с извинений.
— Мистер Вулф не хотел беспокоить вас по делу, которое вы сочли бы сущим пустяком, но все же был вынужден это сделать. Речь идет об одном происшествии, которое случилось более чем три недели назад, шестнадцатого мая, в пятницу. У одного адвоката есть клиент, против которого возбудили иск на пятьдесят тысяч долларов, и он попросил мистера Вулфа кое-что проверить. Фамилия клиента О'Нил, Роджер О'Нил, а речь идет о том, что некий Уолш уверяет, будто бы в тот вечер около половины девятого он удил рыбу со своей лодчонки в заливе Саунд, неподалеку от Мэдисона, примерно в миле от берега, а яхта О'Нила, делая, по его словам, узлов двадцать, задела его лодку и пустила ее ко дну. Солнце уже клонилось к закату, но сумерки еще не сгустились. К тому же, как он уверяет, на лодке горел фонарь. Сам Уолш серьезно не пострадал, а вот его двенадцатилетний сынишка до сих пор лежит в больнице.
Фаркхар нахмурился.
— Я не понимаю, при чем тут я. Извините, но у меня очень много дел.
— Я стараюсь быть предельно кратким. Уолш сказал, что на месте происшествия были свидетели. По его словам, ярдах в двухстах от них проходила очень крупная яхта, футов в семьдесят, и на ее борту были люди, которые могли видеть, как это случилось. Он пытался разглядеть название, но за точность не ручается, потому что барахтался в воде, да и света было недостаточно. По его мнению, она называлась как-то вроде «Пропеллера». Яхту с таким названием мы отыскать не смогли, а вот ваша, «Просперо», по названию немного созвучна. Пятница, шестнадцатого мая. Три недели назад. Не были ли вы в тот день в Саунде?
— Я каждую пятницу выхожу в море. В ту пятницу… три недели назад… — Он зажмурился и запрокинул голову назад. — Это было… Нет… Ах да, вспомнил. — Он открыл глаза и выпрямился. — Да, я и впрямь пересекал Саунд. Только не в районе Мэдисона. Около девяти часов мы бросили якорь в бухточке возле Стоуни-Брука, на противоположном берегу.
— Значит, это были не вы. — Я встал. — А вам не попадалась яхта «Пропеллер»?
— Нет.
— Если вы не против… Мистер Вулф всегда требует, чтобы я проверял все досконально. Кто еще был с вами на борту?
— Моя жена и четверо гостей. Мистер и миссис Перси Янг, а также мистер и миссис Эймори Браунинг. Ну и команда из двух человек. Откровенно говоря, черт возьми…
— О'кей. Извините, что зря вас побеспокоил. Мистер Вулф тоже готов принести свои извинения. Премного благодарен.
Я отчалил.
Когда я спускался на лифте, стоявшая рядом женщина шарахнулась от меня, как от прокаженного. Я не следил за своим лицом, выражение которого, должно быть, указывало, что я готов удушить или пристрелить кого-нибудь. Так, наверно, и было. Внизу, в вестибюле, я уединился в телефонной кабинке и набрал самый привычный номер. Ответил Фриц. Я сказал:
— Я. Мне нужен он.
Ждать мне пришлось минуты две. Обычная история — Вулф ненавидит телефоны.
— Что, Арчи?
— Звоню из одного здания на Броуд-стрит. Только что имел беседу с Джеймсом Д. Фаркхаром. В девять часов вечера в ту самую пятницу он бросил якорь в бухточке у побережья Лонг-Айленда. На борту были четверо гостей — мистер и миссис Перси Янг, а также мистер и миссис Эймори Браунинг. Звоню я, потому что уже почти половина двенадцатого и, если продолжать действовать по намеченному плану, то мне потребуется не меньше часа, чтобы привезти ее, а это уже слишком близко к обеду. Я предлагаю вместо этого просто позвонить ей, и…
— Нет. Возвращайся домой. Я сам ей позвоню. Какой у нее номер?
— Он записан в моем желтом блокноте, который лежит в среднем ящике стола. Но не лучше ли…
— Нет. — Он бросил трубку.
Значит, у Вулфа тоже чесались руки выпустить кое-кому кишки. Он собирался позвонить ей сам! Несмотря на угрозу, что обед может остыть. Шагая к ближайшей станции подземки — я решил, что так доберусь быстрее, чем поймаю в такой глухомани такси, — я тщетно пытался припомнить, удостаивался ли хоть раз какой-либо из наших клиентов, мужчина или женщина, подобной чести.
Однако, вернувшись без пяти двенадцать домой, я, едва успев пересечь порог кабинета, понял: Вулф вовсе не собирается задушить или пристрелить ее. Он вознамерился ее прирезать. Сидя за столом, он затачивал свой перочинный нож! Пользуется он им довольно редко, а вот затачивает примерно раз в неделю, но никогда не занимается этим в такое время. Должно быть, его подсознание одержало верх над силой разума. Я подошел к своему столу, уселся, выдвинул ящик, извлек из него «марли» 38-го калибра и спросил:
— Как лучше — всадить в нее свинец до того, как вы ее раскурочите, или после?
Вулф уставился на меня.
— Насколько вероятно, что мистер Браунинг позвонил ему вчера вечером или увиделся лично, чтобы подбить его на ложь?
— Совершенно исключено. Ставлю сто против одного. Я не спешил и внимательно следил за его лицом. Кроме того, подговаривать пришлось бы еще семерых: его жену, четверых гостей и команду. Исключено. Вы поговорили с мисс Хабер?
— Да. — Вулф кинул взгляд на часы. — Тридцать пять минут назад. Мы условились…
В дверь позвонили. Я убрал револьвер в ящик, задвинул его и отправился в прихожую. Посмотрев в прозрачное лишь изнутри стекло, я увидел больше, чем ожидал, и вернулся в кабинет.
— Миссис Оделл вы тоже пригласили? — поинтересовался я.
— Нет.
— Значит, она пригласила себя сама. Она здесь. Что делать?
Вулф зажмурился, открыл глаза, опять зажмурился и вновь посмотрел на меня.
— Очень хорошо. Возможно, тебе придется силой выволочь ее в гостиную.
С каким нескрываемым наслаждением я бы это выполнил — тащил бы ее за волосы, вопящую и дрыгающую конечностями. Повела она себя именно так, как я и ожидал. Стоило мне открыть дверь, как она буквально ворвалась в прихожую, едва не оттерев меня плечом, и решительно зашагала по коридору, тогда как мисс Хабер семенила следом, силясь за ней поспеть. Поскольку я всерьез опасался, что она оцарапает или даже укусит Вулфа, я быстро запер дверь и влетел в кабинет буквально у нее на пятках. Я даже не уверен, какие именно шесть слов она успела произнести — «если вы надеетесь, что вам сойдет» или «если вы надеетесь, что вам удастся», — прежде чем Вулф треснул кулаком по столу и проревел:
Пробиться к нему особого труда для меня не составило, но сперва я должен был удостовериться, что он и в самом деле существует да еще и владеет яхтой. В одну минуту десятого утра я набрал номер редакции журнала «Нос и корма»; трубку никто не снял. Вот и верь после этого, что они горят на работе. Полчаса спустя я все-таки до них дозвонился, и мужской голос, сперва велев мне не вешать трубку, пока он все выяснит, ответил мне, что интересующий меня Джеймс Д. Фаркхар владеет пятидесятивосьмифутовой яхтой типа «директор» под названием «Просперо». Что ж, это, конечно, и впрямь приличная яхта, а не какое-нибудь корыто с мачтой или подвесным мотором. Затем я позвонил в «Федерал холдинг корпорейшн» и, преодолев цепочку из двух женщин и одного мужчины, услышал на другом конце провода голос Эвери Баллу. Похоже, он еще не забыл об услуге, которую мы с Вулфом оказали ему три года назад, и все еще ценил ее[5]. Я сказал, что нам нужно маленькое одолжение и спросил, не знаком ли он с банкиром по имени Джеймс Фаркхар.
— Еще бы! — ответил Баллу. — Он второй человек в «Тринити Фидьюшиери». А что он натворил?
— Пока ничего, насколько мне известно. Об установлении отцовства, во всяком случае, речь не идет. Мне нужно только задать ему парочку вопросов об одном деле, в котором он не замешан — и не будет замешан. Просто случилось так, что именно он располагает интересующими нас сведениями, только и всего. Чем быстрее мы сумеем их заполучить, тем лучше, и мистер Вулф подумал, что вы, возможно, не откажетесь связаться с ним и сказать, что когда я позвоню и попрошу принять меня, то будет лучше, если он предложит встретиться немедленно, не откладывая дела в долгий ящик, чтобы поскорее от меня избавиться.
Баллу согласился. Десять минут спустя перезвонила его секретарша и сказала, что Фаркхар ждет моего звонка. Она даже дала мне номер его телефона, который я тут же набрал и нарвался уже на его секретаршу.
Вот как случилось, что в одиннадцать ноль пять я оказался в кабинете Джеймса Д. Фаркхара. Начал я с извинений.
— Мистер Вулф не хотел беспокоить вас по делу, которое вы сочли бы сущим пустяком, но все же был вынужден это сделать. Речь идет об одном происшествии, которое случилось более чем три недели назад, шестнадцатого мая, в пятницу. У одного адвоката есть клиент, против которого возбудили иск на пятьдесят тысяч долларов, и он попросил мистера Вулфа кое-что проверить. Фамилия клиента О'Нил, Роджер О'Нил, а речь идет о том, что некий Уолш уверяет, будто бы в тот вечер около половины девятого он удил рыбу со своей лодчонки в заливе Саунд, неподалеку от Мэдисона, примерно в миле от берега, а яхта О'Нила, делая, по его словам, узлов двадцать, задела его лодку и пустила ее ко дну. Солнце уже клонилось к закату, но сумерки еще не сгустились. К тому же, как он уверяет, на лодке горел фонарь. Сам Уолш серьезно не пострадал, а вот его двенадцатилетний сынишка до сих пор лежит в больнице.
Фаркхар нахмурился.
— Я не понимаю, при чем тут я. Извините, но у меня очень много дел.
— Я стараюсь быть предельно кратким. Уолш сказал, что на месте происшествия были свидетели. По его словам, ярдах в двухстах от них проходила очень крупная яхта, футов в семьдесят, и на ее борту были люди, которые могли видеть, как это случилось. Он пытался разглядеть название, но за точность не ручается, потому что барахтался в воде, да и света было недостаточно. По его мнению, она называлась как-то вроде «Пропеллера». Яхту с таким названием мы отыскать не смогли, а вот ваша, «Просперо», по названию немного созвучна. Пятница, шестнадцатого мая. Три недели назад. Не были ли вы в тот день в Саунде?
— Я каждую пятницу выхожу в море. В ту пятницу… три недели назад… — Он зажмурился и запрокинул голову назад. — Это было… Нет… Ах да, вспомнил. — Он открыл глаза и выпрямился. — Да, я и впрямь пересекал Саунд. Только не в районе Мэдисона. Около девяти часов мы бросили якорь в бухточке возле Стоуни-Брука, на противоположном берегу.
— Значит, это были не вы. — Я встал. — А вам не попадалась яхта «Пропеллер»?
— Нет.
— Если вы не против… Мистер Вулф всегда требует, чтобы я проверял все досконально. Кто еще был с вами на борту?
— Моя жена и четверо гостей. Мистер и миссис Перси Янг, а также мистер и миссис Эймори Браунинг. Ну и команда из двух человек. Откровенно говоря, черт возьми…
— О'кей. Извините, что зря вас побеспокоил. Мистер Вулф тоже готов принести свои извинения. Премного благодарен.
Я отчалил.
Когда я спускался на лифте, стоявшая рядом женщина шарахнулась от меня, как от прокаженного. Я не следил за своим лицом, выражение которого, должно быть, указывало, что я готов удушить или пристрелить кого-нибудь. Так, наверно, и было. Внизу, в вестибюле, я уединился в телефонной кабинке и набрал самый привычный номер. Ответил Фриц. Я сказал:
— Я. Мне нужен он.
Ждать мне пришлось минуты две. Обычная история — Вулф ненавидит телефоны.
— Что, Арчи?
— Звоню из одного здания на Броуд-стрит. Только что имел беседу с Джеймсом Д. Фаркхаром. В девять часов вечера в ту самую пятницу он бросил якорь в бухточке у побережья Лонг-Айленда. На борту были четверо гостей — мистер и миссис Перси Янг, а также мистер и миссис Эймори Браунинг. Звоню я, потому что уже почти половина двенадцатого и, если продолжать действовать по намеченному плану, то мне потребуется не меньше часа, чтобы привезти ее, а это уже слишком близко к обеду. Я предлагаю вместо этого просто позвонить ей, и…
— Нет. Возвращайся домой. Я сам ей позвоню. Какой у нее номер?
— Он записан в моем желтом блокноте, который лежит в среднем ящике стола. Но не лучше ли…
— Нет. — Он бросил трубку.
Значит, у Вулфа тоже чесались руки выпустить кое-кому кишки. Он собирался позвонить ей сам! Несмотря на угрозу, что обед может остыть. Шагая к ближайшей станции подземки — я решил, что так доберусь быстрее, чем поймаю в такой глухомани такси, — я тщетно пытался припомнить, удостаивался ли хоть раз какой-либо из наших клиентов, мужчина или женщина, подобной чести.
Однако, вернувшись без пяти двенадцать домой, я, едва успев пересечь порог кабинета, понял: Вулф вовсе не собирается задушить или пристрелить ее. Он вознамерился ее прирезать. Сидя за столом, он затачивал свой перочинный нож! Пользуется он им довольно редко, а вот затачивает примерно раз в неделю, но никогда не занимается этим в такое время. Должно быть, его подсознание одержало верх над силой разума. Я подошел к своему столу, уселся, выдвинул ящик, извлек из него «марли» 38-го калибра и спросил:
— Как лучше — всадить в нее свинец до того, как вы ее раскурочите, или после?
Вулф уставился на меня.
— Насколько вероятно, что мистер Браунинг позвонил ему вчера вечером или увиделся лично, чтобы подбить его на ложь?
— Совершенно исключено. Ставлю сто против одного. Я не спешил и внимательно следил за его лицом. Кроме того, подговаривать пришлось бы еще семерых: его жену, четверых гостей и команду. Исключено. Вы поговорили с мисс Хабер?
— Да. — Вулф кинул взгляд на часы. — Тридцать пять минут назад. Мы условились…
В дверь позвонили. Я убрал револьвер в ящик, задвинул его и отправился в прихожую. Посмотрев в прозрачное лишь изнутри стекло, я увидел больше, чем ожидал, и вернулся в кабинет.
— Миссис Оделл вы тоже пригласили? — поинтересовался я.
— Нет.
— Значит, она пригласила себя сама. Она здесь. Что делать?
Вулф зажмурился, открыл глаза, опять зажмурился и вновь посмотрел на меня.
— Очень хорошо. Возможно, тебе придется силой выволочь ее в гостиную.
С каким нескрываемым наслаждением я бы это выполнил — тащил бы ее за волосы, вопящую и дрыгающую конечностями. Повела она себя именно так, как я и ожидал. Стоило мне открыть дверь, как она буквально ворвалась в прихожую, едва не оттерев меня плечом, и решительно зашагала по коридору, тогда как мисс Хабер семенила следом, силясь за ней поспеть. Поскольку я всерьез опасался, что она оцарапает или даже укусит Вулфа, я быстро запер дверь и влетел в кабинет буквально у нее на пятках. Я даже не уверен, какие именно шесть слов она успела произнести — «если вы надеетесь, что вам сойдет» или «если вы надеетесь, что вам удастся», — прежде чем Вулф треснул кулаком по столу и проревел: