Страница:
— Поминки справляю по русскому Артуру, — хохотал генерал. — Заодно можно будет выпить и за все наши потопленные калоши. Начинайте, ротмистр Водяга. За» Ретвизана «,» Полтаву «,» Победу «,» Пересвет «, — начал он перечислять затонувшие корабли.
— Вместо того чтобы попусту разъезжать по городу, вашим превосходительствам следовало бы озаботиться о возможно быстрейшем выполнении моих приказаний, — накинулся Стессель на прибывших. — У вас, адмирал, времени в обрез, чтобы подорвать свои корабли. А тебя, Василий Федорович, попрошу позаботиться о батареях, особенно береговых. Я больше вас не задерживаю, господа.
Превосходительным гостям оставалось только откланяться.
Как только Белый уехал, Варя заторопилась на Электрический Утес. Известие о гибели Борейко страшно взволновало Звонарева.
— Пока я не увижу его труп своими глазами, я не поверю в его смерть, — твердил прапорщик.
— К тебе пришел Блохин, — сообщила Варя.
— Где Борейко? — кинулся к солдату прапорщик.
— Погибли на Орлином Гнезде. — И Блохин подробно рассказал об обстоятельствах смерти Борейко.
— Но, может быть, поручик уцелел, так же, как и ты?
— Никак нет. Перед взрывом они стояли впереди всех. Рядом был Гайдай, я находился чуток подале. Не иначе как разорвало поручика на части и Гайдая с ним…
— По-моему, следует немедленно послать наших утесовцев на розыски Борейко.
— Туда, вашбродь, сейчас не доберешься. Наши части отошли к самой городской стене.
Звонарев все же пошел на батарею потолковать с Родионовым и другими солдатами первого взвода. Решили с рассветом поискать Борейко в районе Орлиного Гнезда. На это надо было получить разрешение от Белого. Прапорщик намеревался лично отправиться в Артиллерийский городок, чтобы там переговорить с генералом.
— Как ты, хромой, на ночь глядя поедешь туда? Хочешь, схожу я и все устрою, — отговаривала Варя своего жениха.
Но Звонарев стал молча одеваться.
— Я и не знала, что ты можешь быть таким упрямым!
— Дело идет о жизни самого близкого мне друга. Неужели тебе это непонятно? — возразил прапорщик.
— Я попрошу у Андреева пролетку, чтобы тебе не идти пешком, — уступила наконец Варя.
Через четверть часа они уже ехали по береговой дороге вокруг Золотой горы. Низкие тучи нависли над океаном, который глухо шумел. На сухопутном фронте слышались редкие ружейные выстрелы. Лучи прожекторов медленно ползали по земле.
Когда Звонарев приехал к Белому, генерал уже вернулся домой. Выслушав предложение прапорщика, он мрачно насупил брови и коротко сообщил, что к японцам направлен парламентер с предложением начать переговоры о сдаче.
— Надо думать, завтра наступит перемирие, и вы легко сможете навести все справки о Борейко у самих японцев, — закончил генерал.
Звонарев остолбенел. Варя растерянно посмотрела на отца и жениха, затем вдруг запрыгала и начала хлопать в ладоши.
— Значит, конец войне! Конец всем ужасам и мучениям! Какой ты хороший, папка. — И девушка крепко поцеловала отца и шаловливо дернула за ухо жениха. — Значит, ты больше не будешь сидеть на позициях, а я бояться за тебя.
— Да перестань ты шуметь, глупая девчонка! — рассердился Белый. — Нашла чему радоваться. Что хорошего в том, что мы сдали русскую крепость? Ведь это кладет позорное пятно на всех защитников.
Варя сразу потускнела.
— Но ты же, папочка, и Сережа в этом не виноваты?
— Кто станет разбирать — виноват или нет! Раз был в Артуре, значит, повинен в его преждевременном падении, — с горечью проговорил Звонарев.
— Но раз война окончена, то можно будет уехать домой в Россию. Не правда ли? — спросила девушка.
— Едва ли будет так. Вернее, весь гарнизон пойдет в плен, а тяжелораненые, женщины и дети отправятся на родину. Но еще пока ничего не известно. Необходимо подготовить батарею Электрического Утеса к уничтожению, — перешел на деловой тон генерал. — Взорвите пушки, снаряды, порох. Не сможете сделать этого — побросайте в море все, что только можно. Японцам ничего не должно достаться.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — вытянулся Звонарев.
Со стороны гавани раздался сильный грохот.
— Что это за стрельба? — удивилась Варя.
— Должно быть, моряки начали взрывать свои суда, — ответил Белый.
Варя бросилась на балкон, за ней вышли генерал и
Звонарев. На дворе было очень темно. Справа, над Большим Орлиным Гнездом, пылали два огромных костра, освещая своим кроваво-красным заревом весь Севере Восточный фронт. Пламя костров яркими огненными столбами тянулось к низко нависшим тучам. На фронте стояла полная тишина, не было слышно даже обычной ружейной перестрелки. С горы Высокой тянулись белые ленты прожекторных лучей, медленно скользя по внутренней гавани Артура. На Перепелиной горе ярко горело какое-то здание. Под ней, в районе затопленных кораблей артурской эскадры, вспыхивали яркие зарницы и раздавались глухие, продолжительные взрывы. Ближе к Артиллерийскому городку, в Восточном бассейне, неожиданно возникло яркое пламя, на фоне которого вырисовывались силуэты какого-то большого военного корабля.
— Папочка, да ведь это горит» Баян «! — испуганно проговорила Варя.
— Очевидно, решили его уничтожить, — ответил генерал.
Слева, в конце Западного бассейна, над Минным городком полыхало зарево. Оттуда доносились громоподобные раскаты, взрывов. Темные воды залива рдели багрянцем пожаров.
— Не правда ли, Сережа, жутко? Кажется, что вся гавань наполнена человеческой кровью, — содрогаясь, проговорила; Варя.
Белый сердито фыркнул и вернулся в кабинет.
Вскоре Звонарев заторопился на Утес. Варя осталась помогать матери. Мария Фоминична решила, что раз Артур сдается — следовательно, предстоит длительная дорога в Россию и принялась заблаговременно за сборы.
Около Утеса пролетку Звонарева остановила группа офицеров.
— Будьте добры, скажите, пожалуйста, где тут находится миноносец» Статный «?
— Понятия не имею.
— Нам сказали, что он будет ждать у Электрического Утеса. Мы везем с собой полковые знамена, георгиевкие трубы и секретные документы штаба.
— Значит, сдача решена окончательно?
— На занимаемых нашими частями позициях защищаться невозможно.
Около батареи чуть проступал силуэт небольшого миноносца, приткнувшегося к берегу. По сходням, проложенным прямо на прибрежные скалы, сновали темные фигуры матросов. С мостика доносились приказания.
— Возможно, что это и есть» Статный «, — указал на него Звонарев.
— Эй, на» Статном «! — крикнул один из спрашивающих.
— Есть на» Статном «? — тотчас отозвались с миноносца.
Офицеры двинулись по направлению к берегу, а за ними последовали две тяжело нагруженные телеги.
На Утесе уже знали о капитуляции, и прапорщика забросали вопросами. Артиллеристы хотели сразу же взорвать орудия, снаряды и порох, но Звонарев запретил делать это.
— Неизвестно, примет ли японец наше предложение о сдаче. Быть может, он отклонит его и бросится на штурм. Тогда пушки и снаряды нам еще очень пригодятся, — пояснил он солдатам.
— Мы, Сергей Владимирович, только подготовим все для взрыва и, когда узнаем, что японец согласился на мир, взорвем, — предложил Родионов.
На атом и порешили. Блохин, как признанный всеми знаток подрывного дела, руководил подготовкой.
Звонарев с Родионовым и Блохиным обошли напоследок весь Утес. В дуле каждого орудия помещались заложенные пироксилиновые, шашки. Около сотни десятидюймовых снарядов, сложенных вместе, также должны были взлететь на воздух от электрического запала. Стены бетонных казематов батареи также были минированы.
— Где же мы будем помещаться, если батарея будет взорвана? — спрашивали матросы и артиллеристы, жившие в этих казематах.
— Моряки отправятся к себе в экипаж, а мы разместимся с дохляками в нашей казарме, — ответил Блохин, кивнув головой на команду слабосильных.
На электрической станции Лебедкин рассовал около десятка пироксилиновых шашек.
— Кажется, ничего не забыли, — проговорил Звонарев, когда обход был закончен. — Можно и отдохнуть до утра.
Но спать в эту ночь не пришлось. Еще было совсем темно, когда из Управления артиллерии передали, что японцы согласились начать переговоры о капитуляции.
» Категорически запрещается, под страхов личной ответственности командиров батарей, что-либо портить или жечь «, — заканчивалась телефонограмма за подписью Белого.
» Статный»и еще пять других миноносцев в эту ночь благополучно добрались до Чифу, где и разоружились.
Звонарева разбудил грохот на батарее. Наскоро одевшись, он вышел на двор. В предутренних сумерках беспрерывно вспыхивали зарницы взрывов. Искалеченные пушки падали на землю, в воздухе летали осколки снарядов, к небу взметалось огромное пламя. Гремел Утес, гремела Золотая гора, батареи на Тигровке, на Крестовой горе. С сухопутного фронта доносился несмолкаемый грохот. Казалось, что Артур вновь переживает штурмовые дни.
— Самоубийство русского Артура, — вздохнув, проговорил Звонарев, прислушиваясь к перекатному грохоту взрывов.
Около девяти часов утра со стороны Белого Волка вышли на буксире «Севастополь»и «Отважный». Затем на них раздалось несколько взрывов. Появились облачка дыма, и два последних корабля артурской эскадры медленно погрузились в морскую пучину.
Покончив с Электрическим Утесом, солдаты разошлись по соседним батареям и в город. Звонарев направился в Управление артиллерии. Еще издали, подходя к городу, он увидел, что там идет погром. Солдаты разбивали магазины, лавки, частные квартиры, поджигали еще уцелевшие дома, — «чтобы япошке не досталось», как объясняли они. Стрелки и матросы бросались на проходивших мимо офицеров.
— Теперь все равны — генералы, офицеры и солдаты. Все пленные! — кричали солдаты.
— Продали нас генералы вместе с Артуром! Проходите, ваше благородие, а то и по шеям получить можете, — подлетели к остановившемуся Звонареву два пьяных стрелка.
— За что же? — спокойно спросил прапорщик.
— На нашей теперь улице праздник! Раньше нас били, а теперь мы, — объяснил один из них.
— Брось, не видишь, их благородие раненые, да и видали мы их не раз на втором форту, — остановил другой стрелок. — Идите, ваше благородие, к себе домой, да лучше там и сидите, — посоветовал он.
Добравшись до квартиры Белых, Звонарев рассказал об этом приключении Варе.
— Никуда я тебя больше не пущу, пока в городе не наведут порядок, — решительно проговорила девушка.
Второй день в доме Стесселя шла кутерьма. Беспрестанно приходили и уходили офицеры, штатские, полиция и даже китайцы, чтобы получить подтверждение о предстоящей капитуляции. Вера Алексеевна поспешно укладывалась. Человек десять солдат сколачивали ящики, наполняли их доверху различным скарбом и забивали. Гора их росла с каждым часом. Генеральша не собиралась что-либо бросать в Артуре.
В закрытом кабинете у Стесселя собрались его ближайшие друзья и помощники: Никитин, Фок, полковники Савицкий, Гайдурин и другие приверженцы генерала.
Начавшиеся в городе беспорядки сильно напугали Стесселя и его компанию. Полковник Савицкий, который вздумал увещевать солдат, едва не был избит и спасся тем, что спрятался в частной квартире. Фок также пытался восстановить порядок, и только седина спасла его от побоев. В доме генерал-адъютанта нашли убежище еще несколько офицеров, особенно ненавистных солдатам.
Проведав об этом, стрелки и артиллеристы двинулись к дому генерал-адъютанта. По телефону была поспешно вызвана единственная в Артуре кавалерийская часть — сотня забайкальских казаков под командованием есаула Концевича. Она поспела как раз вовремя, чтобы преградить путь толпе. Началась перебранка между солдатами и казаками, грозившая перейти в потасовку. Концевич осторожно доложил генералу, что и его люди не вполне надежны.
— Пошли Ноги просьбу немедленно ввести в город японские войска для прекращения беспорядков, — предложила Вера Алексеевна, с ужасом глядя на огромное пожарище в городе.
С наступлением темноты ротмистр Водяга под охраной взвода казаков поскакал с личным письмом Стесселя в ставку японского командующего армией. Ноги не замедлил прийти на помощь «храброму оборонителю», как он величал в своем ответе Стесселя.
Вскоре рота японцев с примкнутыми штыками, в фуражках с желтыми околышами, в суконных шинелях с меховыми воротниками, плотным кольцом окружила дом генерал-адъютанта, сменив казаков и артиллеристов.
Японские патрули направились в город и тут при свете пожара хватали и десятками расстреливали героических защитников Артура. В то же время Стессель с женой и своими приспешниками поднимали бокалы в честь японского императора и генерала Ноги.
Как только стало известно, что порядок в городе восстановлен, Варя отправилась на поиски Борейко в район Большого Орлиного Гнезда. По телефону с Утеса были вызваны Блохин и Родионов, и они втроем двинулись пешком на гору. Утесовцы успели еще засветло осмотреть как самое Орлиное Гнездо, так и все вокруг него. Поиски не увенчались успехом. Среди японцев нашлись говорящие по-русски. От них Варя узнала, что еще накануне около Гнезда был подобран в бессознательном состоянии тяжелораненый русский офицер. «Шипка большой, мы таких еще не видали, на нем не было целого места, а он все еще дышал», — пояснили японцы.
— Не иначе, Ведмедь! — обрадовались артиллеристы.
— Завтра же постараюсь навести справки у японцев через Балашова, — решила Варя.
Окрыленные надеждой, утесовцы направились домой.
— Пойду Вамензона убивать, — сообщил Блохин фейерверкеру, тряхнув своей трофейной винтовкой.
— Охота тебе марать об него руки, — спокойно проговорил Родионов.
— Если его не убить, то он и дальше будет тиранить солдат. — И Блохин ушел.
На батарее номер двадцать два, которой командовал капитан Вамензон, горели подожженные солдатами деревянные казармы. Капитан торопливо укладывал в чемодан наиболее ценные вещи, когда его внимание привлек шум на дворе. Взглянув в окно, Вамензон увидел толпу вооруженных солдат, впереди которой шел Блохин. Капитан понял, что настал час расплаты за все его издевательства над солдатами. Бросив все, он поспешно выбежал на задний двор и спрятался в отхожем месте.
Солдаты ворвались в квартиру. Они заглядывали под кровати, открывали шкафы, осмотрели чердак, но нигде не могли обнаружить капитана.
— Зон, где ты, растакой сын?! — взывал Блохин, тыча штыком во все укромные места, но нигде никого не было. — Куда же он мог деваться? Не вылетел же в трубу на помеле, — недоумевал солдат.
Выйдя во двор, Блохин решил заглянуть в уборную. Как только капитан увидел его в щель, он быстро поднял доски стульчака и спрыгнул в нечистоты, погрузившись в них по самое горло. Шаги приближались. Вамензон судорожно прижимался в самый угол, стараясь спрятаться возможно лучше. Открылась дверь, и в то же мгновенье, набрав побольше воздуху, капитан нырнул. Блохин заглянул в дырку.
— Нет его, проклятого, и тут. Аида дальше! — скомандовал он солдатам.
Капитан тотчас вынырнул на поверхность.
— Погодите же у меня, мерзавцы? Заставлю я вас сторицей заплатить за это купанье… — Когда солдаты ушли, он начал выбираться из выгребной ямы.
Все перебив и переломав на квартире Вамензона, солдаты подожгли дом и долго любовались, как огонь уничтожал жилище ненавистного им командира.
— «По моему ходатайству государь император разрешил желающим господам офицерам дать японским властям подписку о неучастии в этой войне и вернуться в Россию», — громко прочитал Белый Звонареву только что полученную телефонограмму. — Как вы на это смотрите, молодой человек?
— Ни один порядочный офицер не оставит своих солдат и не вернется в Россию, — твердо ответил прапорщик.
— Сереженька, дай я тебя поцелую за это! — порывисто кинулась к жениху Варя. — Мне очень хочется, чтобы ты остался со мной, но это будет нехорошо по отношению к солдатам.
Белый ласково посмотрел на дочь.
— Из тебя выйдет со временем, когда ты подрастешь и войдешь в разум, неплохая жена, — проговорил он. — Вопрос идти или не идти в плен будет обсуждаться сегодня вечером на общегарнизонном собрании офицеров. Мы с вами сейчас и отправимся туда.
В темном, загрязненном помещении собрания они застали уже более сотни офицеров всех частей артурского гарнизона стрелков, артиллеристов, саперов, казачьей сотни и различных штабов. В зале и столовой красовались длинные столы под белоснежными скатертями.
Вскоре прибыл Стессель в сопровождении Фока и Никитина.
— Господа офицеры! — скомандовал Белый.
Все вытянулись. Отдав общий поклон и пожав руки генералам и полковникам, Стессель прошел к концу стола.
— Прошу занять места, — зычным командирским голосом проговорил он.
Офицеры задвигали стульями, рассаживаясь по чинам — генералы около Стесселя, за ними полковники и так далее. Звонарев поместился в конце последнего стола, вместе с врачами и чиновниками.
— В последний раз мы собрались дружной артурской семьей, — поднялся с места Стессель. — Многих мы недосчитываемся в своих поредевших рядах. Одни лежат в госпиталях, другие пали геройской смертью на поле брани. Прошу почтить их память вставанием.
Все поднялись и несколько мгновений молчаливо стояли.
— Истощение всех средств обороны, массовые болезни среди гарнизона сделали невозможным дальнейшее сопротивление, и я вошел в переговоры о капитуляции. Полковник Рейс сообщил мне из Шуйшиина, где велись переговоры, что условия ее вполне почетны. Нижние чины идут в плен, господам же офицерам предоставляется возможность вернуться в Россию. Им также сохранено право на ношение оружия, на денщиков и определенное количество вещей. Государь император разрешил господам офицерам по своему усмотрению идти либо в плен, либо возвращаться на родину. Нам следует теперь побеседовать на эту тему. Я лично, конечно, возвращаюсь в Россию вместе со своим начальником штаба полковником Рейсом для непосредственного доклада его величеству о всех обстоятельствах артурской обороны. Кто желает высказаться, прошу не стесняться, — закончил Стессель.
— Позвольте мне, — с кавказским акцентом проговорил полковник Тахателов, приглаживая рукой свою пышную полуседую шевелюру. — Мы все, как один человек, должны разделить участь наших солдат и вместе с ними идти в плен. Как мы будем потом смотреть им в глаза, если в настоящую трудную минуту бросим их на произвол судьбы? Я иду в плен и считаю, что все здоровые и легкораненые офицеры должны сделать то же самое.
Затем шумно поднялся со своего места Вамензон. Он успел привести себя в порядок после вынужденного купанья.
— В течение всей осады мы делили с нижними чинами все невзгоды и лишения. А как они нам отплатили за это? Оскорблениями, угрозами и даже нападениями, чему мы были свидетелями вчера и сегодня в городе. Что может быть общего между мною и этими, извините за выражение, скотами, которые понимают лишь матерную брань и зуботычины? Нет, господа, я считаю: ничто нас не связывает с этой бандой неблагодарных животных, и, конечно, отправляюсь в Россию.
— Правильно! Нечего связывать свою судьбу с этим хамьем, — раздались голоса.
— Таким офицерам, как вы, капитан, не место в армии, — вскочил полковник Мехмандаров. — Вы позорите нашу среду!
— Прошу, ваше превосходительство, оградить меня от оскорблений, — весь красный от злобы, обратился Вамензон к Стесселю.
— Побольше спокойствия, господа! Полковник Мехмандаров, призываю вас к порядку.
Начались горячие споры, мнения офицеров разделились. Часть поддерживала Вамензона, остальные — Мехмандарова.
— Каково твое мнение, Василий Федорович? — спросил Стессель, обернувшись к Белому.
— Я перестал бы уважать себя, если бы вернулся до окончания войны в Россию, — коротко бросил генерал.
Сидящие поблизости офицеры зааплодировали. Стессель сердито фыркнул и отвернулся.
Было довольно поздно, когда собрание закрылось, не придя ни к какому определенному решению. Раздраженный Белый вместе с Звонаревым уехали домой.
— Анатоль, я велела перевезти к нам все ценные вещи из артурского казначейства, — сообщила мужу Вера Алексеевна. — У нас они будут целее.
— И прекрасно сделала, — одобрил Стессель. — Там ведь их что-то на восемьсот тысяч рублей.
— Я думаю, что мы можем их вывезти из Артура вместе со своими вещами. Японцы не посмеют осматривать твой багаж. Только смотри, Ачатоль, не проболтайся кому-нибудь об этом, — предупредила генеральша.
— Буду нем, как могила, — понимающе кивнул головой генерал-адъютант.
— Папочка, мы с Сережей хотим пожениться, — вошла в кабинет отца Варя.
— Нашла время глупостями заниматься, — сердито буркнул генерал. — Ты еще слишком молода, подождешь, пока выйдет замуж Катя, а Звонарев вернется из плена.
— Но, папочка… — начала было Варя.
— Никаких но. Сказано нельзя, значит, нельзя! — повысил голос Белый.
Разобиженная девушка поспешила выйти и направилась к жениху поделиться своим горем.
— Василий Федорович, конечно, прав, придется подождать, когда кончится война, — вздохнул прапорщик.
— Значит, ты меня совсем не любишь? — вспыхнула
Варя и хотела уйти.
Звонареву пришлось долго успокаивать ее.
В этот вечер Варя рано отправилась в свою комнату и тотчас улеглась в постель, но заснуть не могла. Она была сильно озабочена. Предстояла продолжительная разлука с любимым человеком. Она долго обдумывала, как добиться согласия родителей на немедленную свадьбу, пока наконец, приняв решение, не соскочила на пол и вышла в коридор. С минуту она постояла у двери родительской спальни. Убедившись, что отец с матерью спят, девушка, с минуту поколебавшись, с сильно бьющимся сердцем на цыпочках подошла к комнате Звонарева и бесшумно проскользнула в нее…
Утром она тормошила заспавшегося Звонарева:
— Вставай, вставай. Папа тебя уже ждет в кабинете.
— А? Что? — протирал глаза Звонарев. — Зачем я понадобился Василию Федоровичу?
— Как зачем? Я рассказала маме, что, ты теперь совсем мой… — И девушка несколько раз поцеловала его…
Через несколько минут прапорщик уже сидел перед Белым.
— Я хотел поговорить с вами… Мы с Варей хотели… Разрешите нам с Варей пожениться, — наконец выдавил он из себя.
Генерал с напускной суровостью посмотрел на него и проговорил:
— Рано ей еще замуж; но коль скоро у вас зашло так далеко, то делать нечего. Фоминична! — окликнул он жену, поднимаясь с места.
Варя, которая подслушала у дверей, прошмыгнула в комнату и встала рядом с Звонаревым. Белый с женой по очереди благословили иконой молодую чету.
— Ну, теперь надо двигаться в Управление, — промолвил генерал.
— Он, папа, еще чай не пил, — потащила Варя за рукав в столовую Звонарева. — Я уже все обдумала, — затараторила она, наливая жениху чай. — Тахателов будет посаженым отцом, Мария Петровна — посаженой матерью. Оля и Леля — подружки, а Стах и Сойманов — шафера, Вася же понесет впереди икону.
— А почему ты не упоминаешь об Андрюше? — удивился Звонарев.
— Он, бедняжка, убит еще позавчера, — вздохнула Варя. — Я позабыла тебе об этом сказать.
— Значит, Надя опять овдовела, — грустно проговорил прапорщик.
— Ты уже кончил пить чай? — по-родственному обратился Белый к Звонареву.
— Сию минуту. — И прапорщик спешно допил свой стакан.
— Дай безымянный палец, надо снять мерку для обручального кольца, — подбежала уже в переднем Варя к Звонареву. — Я сейчас закажу их и договорюсь с батюшкой о свадьбе.
В Управлении артиллерии собрались все офицерыартиллеристы и прикомандированные моряки. Белый, поблагодарив их за службу, разрешил морякам вернуться в распоряжение флотского начальства и дал указание своим офицерам о порядке передачи орудий японцам. После этого Звонарев с Гудимой и Андреевым отправились на Утес.
Едва они появились на батарее, как их окружила возбужденная толпа солдат. Звонарев еще никогда не видел на лицах своих артиллеристов столько недоверия и злобы, как сейчас.
— В чем дело? — удивился он.
— Дозвольте, вашбродь, без утайки спросить вас, неужто мы пойдем в плен, а господа офицеры поедут прохлаждаться домой в Россию? — обратился к прапорщику Родионов.
— Желающим офицерам разрешено вернуться на родину.
Солдаты возмущенно зашумели. Звонареву показалось, что они сейчас кинутся на своих офицеров.
— Не шуми, ребята, — остановил солдат Родионов. — Вы-то, вашбродь, с нами останетесь? — обернулся он к прапорщику.
— Конечно, с вами. Вместе воевали, вместе и в плен пойдем.
— Я же вам говорил, что Сергей Владимирович завсегда с нами, как и наш Ведмедь, — торжествующе сказал Блохин.
— А штабс-капитан Гудима и капитан Андреев? — спросил Родионов.
— Они тоже идут в плен.
— Ура! Качай, братцы, наших офицерей! — подхватили солдаты на руки своих командиров.
Добрых четверть часа подлетал Звонарев в воздух, пока наконец его отпустили.
Вскоре на Утесе появился японский офицер с двумя солдатами. Приседая и вежливо шипя, он просил передать ему все личное оружие.
— Мы артиллеристы, у нас давно все отобрали стрелки, — невозмутимо ответил Андреев. — Остались две учебные винтовки да поломанные наганы.
— Вместо того чтобы попусту разъезжать по городу, вашим превосходительствам следовало бы озаботиться о возможно быстрейшем выполнении моих приказаний, — накинулся Стессель на прибывших. — У вас, адмирал, времени в обрез, чтобы подорвать свои корабли. А тебя, Василий Федорович, попрошу позаботиться о батареях, особенно береговых. Я больше вас не задерживаю, господа.
Превосходительным гостям оставалось только откланяться.
Как только Белый уехал, Варя заторопилась на Электрический Утес. Известие о гибели Борейко страшно взволновало Звонарева.
— Пока я не увижу его труп своими глазами, я не поверю в его смерть, — твердил прапорщик.
— К тебе пришел Блохин, — сообщила Варя.
— Где Борейко? — кинулся к солдату прапорщик.
— Погибли на Орлином Гнезде. — И Блохин подробно рассказал об обстоятельствах смерти Борейко.
— Но, может быть, поручик уцелел, так же, как и ты?
— Никак нет. Перед взрывом они стояли впереди всех. Рядом был Гайдай, я находился чуток подале. Не иначе как разорвало поручика на части и Гайдая с ним…
— По-моему, следует немедленно послать наших утесовцев на розыски Борейко.
— Туда, вашбродь, сейчас не доберешься. Наши части отошли к самой городской стене.
Звонарев все же пошел на батарею потолковать с Родионовым и другими солдатами первого взвода. Решили с рассветом поискать Борейко в районе Орлиного Гнезда. На это надо было получить разрешение от Белого. Прапорщик намеревался лично отправиться в Артиллерийский городок, чтобы там переговорить с генералом.
— Как ты, хромой, на ночь глядя поедешь туда? Хочешь, схожу я и все устрою, — отговаривала Варя своего жениха.
Но Звонарев стал молча одеваться.
— Я и не знала, что ты можешь быть таким упрямым!
— Дело идет о жизни самого близкого мне друга. Неужели тебе это непонятно? — возразил прапорщик.
— Я попрошу у Андреева пролетку, чтобы тебе не идти пешком, — уступила наконец Варя.
Через четверть часа они уже ехали по береговой дороге вокруг Золотой горы. Низкие тучи нависли над океаном, который глухо шумел. На сухопутном фронте слышались редкие ружейные выстрелы. Лучи прожекторов медленно ползали по земле.
Когда Звонарев приехал к Белому, генерал уже вернулся домой. Выслушав предложение прапорщика, он мрачно насупил брови и коротко сообщил, что к японцам направлен парламентер с предложением начать переговоры о сдаче.
— Надо думать, завтра наступит перемирие, и вы легко сможете навести все справки о Борейко у самих японцев, — закончил генерал.
Звонарев остолбенел. Варя растерянно посмотрела на отца и жениха, затем вдруг запрыгала и начала хлопать в ладоши.
— Значит, конец войне! Конец всем ужасам и мучениям! Какой ты хороший, папка. — И девушка крепко поцеловала отца и шаловливо дернула за ухо жениха. — Значит, ты больше не будешь сидеть на позициях, а я бояться за тебя.
— Да перестань ты шуметь, глупая девчонка! — рассердился Белый. — Нашла чему радоваться. Что хорошего в том, что мы сдали русскую крепость? Ведь это кладет позорное пятно на всех защитников.
Варя сразу потускнела.
— Но ты же, папочка, и Сережа в этом не виноваты?
— Кто станет разбирать — виноват или нет! Раз был в Артуре, значит, повинен в его преждевременном падении, — с горечью проговорил Звонарев.
— Но раз война окончена, то можно будет уехать домой в Россию. Не правда ли? — спросила девушка.
— Едва ли будет так. Вернее, весь гарнизон пойдет в плен, а тяжелораненые, женщины и дети отправятся на родину. Но еще пока ничего не известно. Необходимо подготовить батарею Электрического Утеса к уничтожению, — перешел на деловой тон генерал. — Взорвите пушки, снаряды, порох. Не сможете сделать этого — побросайте в море все, что только можно. Японцам ничего не должно достаться.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — вытянулся Звонарев.
Со стороны гавани раздался сильный грохот.
— Что это за стрельба? — удивилась Варя.
— Должно быть, моряки начали взрывать свои суда, — ответил Белый.
Варя бросилась на балкон, за ней вышли генерал и
Звонарев. На дворе было очень темно. Справа, над Большим Орлиным Гнездом, пылали два огромных костра, освещая своим кроваво-красным заревом весь Севере Восточный фронт. Пламя костров яркими огненными столбами тянулось к низко нависшим тучам. На фронте стояла полная тишина, не было слышно даже обычной ружейной перестрелки. С горы Высокой тянулись белые ленты прожекторных лучей, медленно скользя по внутренней гавани Артура. На Перепелиной горе ярко горело какое-то здание. Под ней, в районе затопленных кораблей артурской эскадры, вспыхивали яркие зарницы и раздавались глухие, продолжительные взрывы. Ближе к Артиллерийскому городку, в Восточном бассейне, неожиданно возникло яркое пламя, на фоне которого вырисовывались силуэты какого-то большого военного корабля.
— Папочка, да ведь это горит» Баян «! — испуганно проговорила Варя.
— Очевидно, решили его уничтожить, — ответил генерал.
Слева, в конце Западного бассейна, над Минным городком полыхало зарево. Оттуда доносились громоподобные раскаты, взрывов. Темные воды залива рдели багрянцем пожаров.
— Не правда ли, Сережа, жутко? Кажется, что вся гавань наполнена человеческой кровью, — содрогаясь, проговорила; Варя.
Белый сердито фыркнул и вернулся в кабинет.
Вскоре Звонарев заторопился на Утес. Варя осталась помогать матери. Мария Фоминична решила, что раз Артур сдается — следовательно, предстоит длительная дорога в Россию и принялась заблаговременно за сборы.
Около Утеса пролетку Звонарева остановила группа офицеров.
— Будьте добры, скажите, пожалуйста, где тут находится миноносец» Статный «?
— Понятия не имею.
— Нам сказали, что он будет ждать у Электрического Утеса. Мы везем с собой полковые знамена, георгиевкие трубы и секретные документы штаба.
— Значит, сдача решена окончательно?
— На занимаемых нашими частями позициях защищаться невозможно.
Около батареи чуть проступал силуэт небольшого миноносца, приткнувшегося к берегу. По сходням, проложенным прямо на прибрежные скалы, сновали темные фигуры матросов. С мостика доносились приказания.
— Возможно, что это и есть» Статный «, — указал на него Звонарев.
— Эй, на» Статном «! — крикнул один из спрашивающих.
— Есть на» Статном «? — тотчас отозвались с миноносца.
Офицеры двинулись по направлению к берегу, а за ними последовали две тяжело нагруженные телеги.
На Утесе уже знали о капитуляции, и прапорщика забросали вопросами. Артиллеристы хотели сразу же взорвать орудия, снаряды и порох, но Звонарев запретил делать это.
— Неизвестно, примет ли японец наше предложение о сдаче. Быть может, он отклонит его и бросится на штурм. Тогда пушки и снаряды нам еще очень пригодятся, — пояснил он солдатам.
— Мы, Сергей Владимирович, только подготовим все для взрыва и, когда узнаем, что японец согласился на мир, взорвем, — предложил Родионов.
На атом и порешили. Блохин, как признанный всеми знаток подрывного дела, руководил подготовкой.
Звонарев с Родионовым и Блохиным обошли напоследок весь Утес. В дуле каждого орудия помещались заложенные пироксилиновые, шашки. Около сотни десятидюймовых снарядов, сложенных вместе, также должны были взлететь на воздух от электрического запала. Стены бетонных казематов батареи также были минированы.
— Где же мы будем помещаться, если батарея будет взорвана? — спрашивали матросы и артиллеристы, жившие в этих казематах.
— Моряки отправятся к себе в экипаж, а мы разместимся с дохляками в нашей казарме, — ответил Блохин, кивнув головой на команду слабосильных.
На электрической станции Лебедкин рассовал около десятка пироксилиновых шашек.
— Кажется, ничего не забыли, — проговорил Звонарев, когда обход был закончен. — Можно и отдохнуть до утра.
Но спать в эту ночь не пришлось. Еще было совсем темно, когда из Управления артиллерии передали, что японцы согласились начать переговоры о капитуляции.
» Категорически запрещается, под страхов личной ответственности командиров батарей, что-либо портить или жечь «, — заканчивалась телефонограмма за подписью Белого.
» Статный»и еще пять других миноносцев в эту ночь благополучно добрались до Чифу, где и разоружились.
Звонарева разбудил грохот на батарее. Наскоро одевшись, он вышел на двор. В предутренних сумерках беспрерывно вспыхивали зарницы взрывов. Искалеченные пушки падали на землю, в воздухе летали осколки снарядов, к небу взметалось огромное пламя. Гремел Утес, гремела Золотая гора, батареи на Тигровке, на Крестовой горе. С сухопутного фронта доносился несмолкаемый грохот. Казалось, что Артур вновь переживает штурмовые дни.
— Самоубийство русского Артура, — вздохнув, проговорил Звонарев, прислушиваясь к перекатному грохоту взрывов.
Около девяти часов утра со стороны Белого Волка вышли на буксире «Севастополь»и «Отважный». Затем на них раздалось несколько взрывов. Появились облачка дыма, и два последних корабля артурской эскадры медленно погрузились в морскую пучину.
Покончив с Электрическим Утесом, солдаты разошлись по соседним батареям и в город. Звонарев направился в Управление артиллерии. Еще издали, подходя к городу, он увидел, что там идет погром. Солдаты разбивали магазины, лавки, частные квартиры, поджигали еще уцелевшие дома, — «чтобы япошке не досталось», как объясняли они. Стрелки и матросы бросались на проходивших мимо офицеров.
— Теперь все равны — генералы, офицеры и солдаты. Все пленные! — кричали солдаты.
— Продали нас генералы вместе с Артуром! Проходите, ваше благородие, а то и по шеям получить можете, — подлетели к остановившемуся Звонареву два пьяных стрелка.
— За что же? — спокойно спросил прапорщик.
— На нашей теперь улице праздник! Раньше нас били, а теперь мы, — объяснил один из них.
— Брось, не видишь, их благородие раненые, да и видали мы их не раз на втором форту, — остановил другой стрелок. — Идите, ваше благородие, к себе домой, да лучше там и сидите, — посоветовал он.
Добравшись до квартиры Белых, Звонарев рассказал об этом приключении Варе.
— Никуда я тебя больше не пущу, пока в городе не наведут порядок, — решительно проговорила девушка.
Второй день в доме Стесселя шла кутерьма. Беспрестанно приходили и уходили офицеры, штатские, полиция и даже китайцы, чтобы получить подтверждение о предстоящей капитуляции. Вера Алексеевна поспешно укладывалась. Человек десять солдат сколачивали ящики, наполняли их доверху различным скарбом и забивали. Гора их росла с каждым часом. Генеральша не собиралась что-либо бросать в Артуре.
В закрытом кабинете у Стесселя собрались его ближайшие друзья и помощники: Никитин, Фок, полковники Савицкий, Гайдурин и другие приверженцы генерала.
Начавшиеся в городе беспорядки сильно напугали Стесселя и его компанию. Полковник Савицкий, который вздумал увещевать солдат, едва не был избит и спасся тем, что спрятался в частной квартире. Фок также пытался восстановить порядок, и только седина спасла его от побоев. В доме генерал-адъютанта нашли убежище еще несколько офицеров, особенно ненавистных солдатам.
Проведав об этом, стрелки и артиллеристы двинулись к дому генерал-адъютанта. По телефону была поспешно вызвана единственная в Артуре кавалерийская часть — сотня забайкальских казаков под командованием есаула Концевича. Она поспела как раз вовремя, чтобы преградить путь толпе. Началась перебранка между солдатами и казаками, грозившая перейти в потасовку. Концевич осторожно доложил генералу, что и его люди не вполне надежны.
— Пошли Ноги просьбу немедленно ввести в город японские войска для прекращения беспорядков, — предложила Вера Алексеевна, с ужасом глядя на огромное пожарище в городе.
С наступлением темноты ротмистр Водяга под охраной взвода казаков поскакал с личным письмом Стесселя в ставку японского командующего армией. Ноги не замедлил прийти на помощь «храброму оборонителю», как он величал в своем ответе Стесселя.
Вскоре рота японцев с примкнутыми штыками, в фуражках с желтыми околышами, в суконных шинелях с меховыми воротниками, плотным кольцом окружила дом генерал-адъютанта, сменив казаков и артиллеристов.
Японские патрули направились в город и тут при свете пожара хватали и десятками расстреливали героических защитников Артура. В то же время Стессель с женой и своими приспешниками поднимали бокалы в честь японского императора и генерала Ноги.
Как только стало известно, что порядок в городе восстановлен, Варя отправилась на поиски Борейко в район Большого Орлиного Гнезда. По телефону с Утеса были вызваны Блохин и Родионов, и они втроем двинулись пешком на гору. Утесовцы успели еще засветло осмотреть как самое Орлиное Гнездо, так и все вокруг него. Поиски не увенчались успехом. Среди японцев нашлись говорящие по-русски. От них Варя узнала, что еще накануне около Гнезда был подобран в бессознательном состоянии тяжелораненый русский офицер. «Шипка большой, мы таких еще не видали, на нем не было целого места, а он все еще дышал», — пояснили японцы.
— Не иначе, Ведмедь! — обрадовались артиллеристы.
— Завтра же постараюсь навести справки у японцев через Балашова, — решила Варя.
Окрыленные надеждой, утесовцы направились домой.
— Пойду Вамензона убивать, — сообщил Блохин фейерверкеру, тряхнув своей трофейной винтовкой.
— Охота тебе марать об него руки, — спокойно проговорил Родионов.
— Если его не убить, то он и дальше будет тиранить солдат. — И Блохин ушел.
На батарее номер двадцать два, которой командовал капитан Вамензон, горели подожженные солдатами деревянные казармы. Капитан торопливо укладывал в чемодан наиболее ценные вещи, когда его внимание привлек шум на дворе. Взглянув в окно, Вамензон увидел толпу вооруженных солдат, впереди которой шел Блохин. Капитан понял, что настал час расплаты за все его издевательства над солдатами. Бросив все, он поспешно выбежал на задний двор и спрятался в отхожем месте.
Солдаты ворвались в квартиру. Они заглядывали под кровати, открывали шкафы, осмотрели чердак, но нигде не могли обнаружить капитана.
— Зон, где ты, растакой сын?! — взывал Блохин, тыча штыком во все укромные места, но нигде никого не было. — Куда же он мог деваться? Не вылетел же в трубу на помеле, — недоумевал солдат.
Выйдя во двор, Блохин решил заглянуть в уборную. Как только капитан увидел его в щель, он быстро поднял доски стульчака и спрыгнул в нечистоты, погрузившись в них по самое горло. Шаги приближались. Вамензон судорожно прижимался в самый угол, стараясь спрятаться возможно лучше. Открылась дверь, и в то же мгновенье, набрав побольше воздуху, капитан нырнул. Блохин заглянул в дырку.
— Нет его, проклятого, и тут. Аида дальше! — скомандовал он солдатам.
Капитан тотчас вынырнул на поверхность.
— Погодите же у меня, мерзавцы? Заставлю я вас сторицей заплатить за это купанье… — Когда солдаты ушли, он начал выбираться из выгребной ямы.
Все перебив и переломав на квартире Вамензона, солдаты подожгли дом и долго любовались, как огонь уничтожал жилище ненавистного им командира.
— «По моему ходатайству государь император разрешил желающим господам офицерам дать японским властям подписку о неучастии в этой войне и вернуться в Россию», — громко прочитал Белый Звонареву только что полученную телефонограмму. — Как вы на это смотрите, молодой человек?
— Ни один порядочный офицер не оставит своих солдат и не вернется в Россию, — твердо ответил прапорщик.
— Сереженька, дай я тебя поцелую за это! — порывисто кинулась к жениху Варя. — Мне очень хочется, чтобы ты остался со мной, но это будет нехорошо по отношению к солдатам.
Белый ласково посмотрел на дочь.
— Из тебя выйдет со временем, когда ты подрастешь и войдешь в разум, неплохая жена, — проговорил он. — Вопрос идти или не идти в плен будет обсуждаться сегодня вечером на общегарнизонном собрании офицеров. Мы с вами сейчас и отправимся туда.
В темном, загрязненном помещении собрания они застали уже более сотни офицеров всех частей артурского гарнизона стрелков, артиллеристов, саперов, казачьей сотни и различных штабов. В зале и столовой красовались длинные столы под белоснежными скатертями.
Вскоре прибыл Стессель в сопровождении Фока и Никитина.
— Господа офицеры! — скомандовал Белый.
Все вытянулись. Отдав общий поклон и пожав руки генералам и полковникам, Стессель прошел к концу стола.
— Прошу занять места, — зычным командирским голосом проговорил он.
Офицеры задвигали стульями, рассаживаясь по чинам — генералы около Стесселя, за ними полковники и так далее. Звонарев поместился в конце последнего стола, вместе с врачами и чиновниками.
— В последний раз мы собрались дружной артурской семьей, — поднялся с места Стессель. — Многих мы недосчитываемся в своих поредевших рядах. Одни лежат в госпиталях, другие пали геройской смертью на поле брани. Прошу почтить их память вставанием.
Все поднялись и несколько мгновений молчаливо стояли.
— Истощение всех средств обороны, массовые болезни среди гарнизона сделали невозможным дальнейшее сопротивление, и я вошел в переговоры о капитуляции. Полковник Рейс сообщил мне из Шуйшиина, где велись переговоры, что условия ее вполне почетны. Нижние чины идут в плен, господам же офицерам предоставляется возможность вернуться в Россию. Им также сохранено право на ношение оружия, на денщиков и определенное количество вещей. Государь император разрешил господам офицерам по своему усмотрению идти либо в плен, либо возвращаться на родину. Нам следует теперь побеседовать на эту тему. Я лично, конечно, возвращаюсь в Россию вместе со своим начальником штаба полковником Рейсом для непосредственного доклада его величеству о всех обстоятельствах артурской обороны. Кто желает высказаться, прошу не стесняться, — закончил Стессель.
— Позвольте мне, — с кавказским акцентом проговорил полковник Тахателов, приглаживая рукой свою пышную полуседую шевелюру. — Мы все, как один человек, должны разделить участь наших солдат и вместе с ними идти в плен. Как мы будем потом смотреть им в глаза, если в настоящую трудную минуту бросим их на произвол судьбы? Я иду в плен и считаю, что все здоровые и легкораненые офицеры должны сделать то же самое.
Затем шумно поднялся со своего места Вамензон. Он успел привести себя в порядок после вынужденного купанья.
— В течение всей осады мы делили с нижними чинами все невзгоды и лишения. А как они нам отплатили за это? Оскорблениями, угрозами и даже нападениями, чему мы были свидетелями вчера и сегодня в городе. Что может быть общего между мною и этими, извините за выражение, скотами, которые понимают лишь матерную брань и зуботычины? Нет, господа, я считаю: ничто нас не связывает с этой бандой неблагодарных животных, и, конечно, отправляюсь в Россию.
— Правильно! Нечего связывать свою судьбу с этим хамьем, — раздались голоса.
— Таким офицерам, как вы, капитан, не место в армии, — вскочил полковник Мехмандаров. — Вы позорите нашу среду!
— Прошу, ваше превосходительство, оградить меня от оскорблений, — весь красный от злобы, обратился Вамензон к Стесселю.
— Побольше спокойствия, господа! Полковник Мехмандаров, призываю вас к порядку.
Начались горячие споры, мнения офицеров разделились. Часть поддерживала Вамензона, остальные — Мехмандарова.
— Каково твое мнение, Василий Федорович? — спросил Стессель, обернувшись к Белому.
— Я перестал бы уважать себя, если бы вернулся до окончания войны в Россию, — коротко бросил генерал.
Сидящие поблизости офицеры зааплодировали. Стессель сердито фыркнул и отвернулся.
Было довольно поздно, когда собрание закрылось, не придя ни к какому определенному решению. Раздраженный Белый вместе с Звонаревым уехали домой.
— Анатоль, я велела перевезти к нам все ценные вещи из артурского казначейства, — сообщила мужу Вера Алексеевна. — У нас они будут целее.
— И прекрасно сделала, — одобрил Стессель. — Там ведь их что-то на восемьсот тысяч рублей.
— Я думаю, что мы можем их вывезти из Артура вместе со своими вещами. Японцы не посмеют осматривать твой багаж. Только смотри, Ачатоль, не проболтайся кому-нибудь об этом, — предупредила генеральша.
— Буду нем, как могила, — понимающе кивнул головой генерал-адъютант.
— Папочка, мы с Сережей хотим пожениться, — вошла в кабинет отца Варя.
— Нашла время глупостями заниматься, — сердито буркнул генерал. — Ты еще слишком молода, подождешь, пока выйдет замуж Катя, а Звонарев вернется из плена.
— Но, папочка… — начала было Варя.
— Никаких но. Сказано нельзя, значит, нельзя! — повысил голос Белый.
Разобиженная девушка поспешила выйти и направилась к жениху поделиться своим горем.
— Василий Федорович, конечно, прав, придется подождать, когда кончится война, — вздохнул прапорщик.
— Значит, ты меня совсем не любишь? — вспыхнула
Варя и хотела уйти.
Звонареву пришлось долго успокаивать ее.
В этот вечер Варя рано отправилась в свою комнату и тотчас улеглась в постель, но заснуть не могла. Она была сильно озабочена. Предстояла продолжительная разлука с любимым человеком. Она долго обдумывала, как добиться согласия родителей на немедленную свадьбу, пока наконец, приняв решение, не соскочила на пол и вышла в коридор. С минуту она постояла у двери родительской спальни. Убедившись, что отец с матерью спят, девушка, с минуту поколебавшись, с сильно бьющимся сердцем на цыпочках подошла к комнате Звонарева и бесшумно проскользнула в нее…
Утром она тормошила заспавшегося Звонарева:
— Вставай, вставай. Папа тебя уже ждет в кабинете.
— А? Что? — протирал глаза Звонарев. — Зачем я понадобился Василию Федоровичу?
— Как зачем? Я рассказала маме, что, ты теперь совсем мой… — И девушка несколько раз поцеловала его…
Через несколько минут прапорщик уже сидел перед Белым.
— Я хотел поговорить с вами… Мы с Варей хотели… Разрешите нам с Варей пожениться, — наконец выдавил он из себя.
Генерал с напускной суровостью посмотрел на него и проговорил:
— Рано ей еще замуж; но коль скоро у вас зашло так далеко, то делать нечего. Фоминична! — окликнул он жену, поднимаясь с места.
Варя, которая подслушала у дверей, прошмыгнула в комнату и встала рядом с Звонаревым. Белый с женой по очереди благословили иконой молодую чету.
— Ну, теперь надо двигаться в Управление, — промолвил генерал.
— Он, папа, еще чай не пил, — потащила Варя за рукав в столовую Звонарева. — Я уже все обдумала, — затараторила она, наливая жениху чай. — Тахателов будет посаженым отцом, Мария Петровна — посаженой матерью. Оля и Леля — подружки, а Стах и Сойманов — шафера, Вася же понесет впереди икону.
— А почему ты не упоминаешь об Андрюше? — удивился Звонарев.
— Он, бедняжка, убит еще позавчера, — вздохнула Варя. — Я позабыла тебе об этом сказать.
— Значит, Надя опять овдовела, — грустно проговорил прапорщик.
— Ты уже кончил пить чай? — по-родственному обратился Белый к Звонареву.
— Сию минуту. — И прапорщик спешно допил свой стакан.
— Дай безымянный палец, надо снять мерку для обручального кольца, — подбежала уже в переднем Варя к Звонареву. — Я сейчас закажу их и договорюсь с батюшкой о свадьбе.
В Управлении артиллерии собрались все офицерыартиллеристы и прикомандированные моряки. Белый, поблагодарив их за службу, разрешил морякам вернуться в распоряжение флотского начальства и дал указание своим офицерам о порядке передачи орудий японцам. После этого Звонарев с Гудимой и Андреевым отправились на Утес.
Едва они появились на батарее, как их окружила возбужденная толпа солдат. Звонарев еще никогда не видел на лицах своих артиллеристов столько недоверия и злобы, как сейчас.
— В чем дело? — удивился он.
— Дозвольте, вашбродь, без утайки спросить вас, неужто мы пойдем в плен, а господа офицеры поедут прохлаждаться домой в Россию? — обратился к прапорщику Родионов.
— Желающим офицерам разрешено вернуться на родину.
Солдаты возмущенно зашумели. Звонареву показалось, что они сейчас кинутся на своих офицеров.
— Не шуми, ребята, — остановил солдат Родионов. — Вы-то, вашбродь, с нами останетесь? — обернулся он к прапорщику.
— Конечно, с вами. Вместе воевали, вместе и в плен пойдем.
— Я же вам говорил, что Сергей Владимирович завсегда с нами, как и наш Ведмедь, — торжествующе сказал Блохин.
— А штабс-капитан Гудима и капитан Андреев? — спросил Родионов.
— Они тоже идут в плен.
— Ура! Качай, братцы, наших офицерей! — подхватили солдаты на руки своих командиров.
Добрых четверть часа подлетал Звонарев в воздух, пока наконец его отпустили.
Вскоре на Утесе появился японский офицер с двумя солдатами. Приседая и вежливо шипя, он просил передать ему все личное оружие.
— Мы артиллеристы, у нас давно все отобрали стрелки, — невозмутимо ответил Андреев. — Остались две учебные винтовки да поломанные наганы.