Актеры останавливаются.
   – Аль-фред!
   Альфред возобновляет свою возню с одеждой. Актер выходит вперед.
   Розенкранц.
   – Вы ведь – э-э-э – не исключительно актеры, не так ли?
   Актер.
   – Мы актеры включительно, сэр.
   Розенкранц.
   – То есть устраиваете развлечения…
   Актер.
   – Представления, сэр.
   Розенкранц.
   – Ну да, ясно. А что, так больше денег?
   Актер.
   – Больше усилий, сэр.
   Розенкранц.
   – Поскольку времена таковы, каковы они есть.
   Актер.
   – Да.
   Розенкранц.
   – Никакие.
   Актер.
   – Именно.
   Розенкранц.
   – Знаете, я никогда себе не представлял…
   Актер.
   – Понимаю…
   Розенкранц.
   – То есть я слыхал – но в действительности никогда…
   Актер.
   – Понимаю.
   Розенкранц.
   – То есть я имею в виду – что именно вы делаете?
   Актер.
   – Обычные вещи, сэр, только наизнанку. Представляем на сцене то, что происходит вне ее. В чем есть некий род единства – если смотреть на всякий выход как на вход куда-то.
   Розенкранц (нервно, громко).
   – Ну, я не тот человек, который – нет, постойте, не спешите так – присядьте и расскажите, чего обычно люди от вас требуют…
   Актер (отворачиваясь).
   – Шагом а-арш!
   Розенкранц.
   – Минуточку!
   Актеры останавливаются и смотрят на него без всякого выражения.
   – Ладно, хорошо – я согласен посмотреть. (Смелея.) Что бы вы сделали за это? (Он бросает им под ноги одну монету.)
   Актер со своего места плюет на нее. Актеры колеблются, пытаются поднять монету; он отпихивает их назад.
   Актер.
   – Прочь!
   (Дает подзатыльник Альфреду, который снова завозился с одеждой.)
   – А ты куда?
   Розенкранц (от стыда приходит в ярость). Какая мерзость – я сообщу властям – извращенцы! Я вас раскусил, сплошная грязь!
   Актеры собираются уходить.
   Гильденстерн (оставаясь бесстрастным, небрежно).
   – Хотите сыграть?
   Актеры оборачиваются, заинтересованно. Актер выступает вперед.
   Актер.
   – Что именно вы предлагаете?
   Гильденстерн идет к нему и, пройдя половину разделяющего их расстояния, наступает ногой на монету.
   Гильденстерн.
   – Дубль или при своих.
   Актер.
   – Идет… орел.
   Гильденстерн поднимает ногу. Актер нагибается. Актеры толпятся вокруг. Облегченные вздохи и поздравления. Актер поднимает монету. Гильденстерн бросает ему вторую.
   Гильденстерн.
   – Еще?
   Одни актеры – «за», другие – «против». Условия те же. Актер кивает и бросает монету.
   – Орел.
   Выигрывает и подбирает монету.
   – Еще.
   Гильденстерн бросает.
   Актер.
   – Орел.
   Выигрывает, у него опять две монеты. Бросает одну.
   Гильденстерн.
   – Орел.
   Выигрывает, подбирает и тут же бросает.
   Актер (с некоторым колебанием).
   – Решка.
   Но выпадает орел. Гильденстерн поднимает монету. Актер бросает свою последнюю, согласно условиям, и отворачивается. Гильденстерн не поднимает ее, но наступает ногою на.
   Гильденстерн.
   – Орел.
   Актер.
   – Нет!
   Пауза. Актеры возражают, они недовольны.
   (Поясняющим тоном.)
   – Им не нравятся условия.
   Гильденстерн (убирает ногу, садится на корточки; поднимает монету, смотрит снизу вверх).
   – Точно – орел.
   (Подбрасывает монету и, когда она падает, прижимает ладонью к полу.)
   – Если орел – я выиграл.
   Актер.
   – Нет!
   Гильденстерн (убирает ладонь).
   – Я прав. (Процесс повторяется.) Если орел – я выиграл.
   Актер.
   – Нет!
   Гильденстерн (открывает монету).
   – И опять я прав. (Повторяет процесс.) Орел – я выиграл.
   Актер.
   – Не-е-е-ет!
   Он отворачивается. Актеры тоже. Гильденстерн встает и подходит к ним поближе.
   Гильденстерн.
   – Невероятно, а? (Останавливается, расслабляется и облегченно смеется.) – Пари, что год моего рождения, умноженный на два, дает четное число.
   Актер.
   – Вашего рождения?
   Гильденстерн.
   – Не веришь, не надо.
   Актер.
   – А вы мне верите?
   Гильденстерн.
   – Тогда – пари?
   Актер.
   – На мой год рождения.
   Гильденстерн.
   – Идет. Нечетное – ты выигрываешь.
   Актер.
   – Ладно.
   Актеры выходят вперед, они начеку.
   Гильденстерн.
   – Отлично. Год твоего рождения. Умножаем на два. Четное число – я выиграл, нечетное – проиграл.
   Молчание. Потом – ужасный шум, когда актеры соображают, что всякое число, умноженное на два, дает четное. Ужасный шум – они протестуют. Потом – ужасная тишина.
   Актер.
   – У нас нет денег.
   Гильденстерн оборачивается к ним.
   Гильденстерн.
   – Ах так, а что у вас есть?
   Актер молча вытаскивает вперед за руку Альфреда, Гильденстерн с грустью смотрит на него.
   – И это все?
   Актер.
   – Это лучшее, что у нас есть.
   Гильденстерн (смотрит вверх и вокруг).
   – Тогда времена и впрямь дрянные.
   Актер пытается что-то сказать, возразить, но Гильденстерн в ярости оборачивается к нему.
   – Самый воздух воняет!
   Актер отступает. Гильденстерн подходит к рампе и оборачивается.
   – Альфред, поди-ка сюда.
   Альфред подходит к нему и останавливается, испуганный и маленький.
   (Мягко.)
   – Ты часто проигрываешь, Альфред?
   Альфред.
   – Да, сэр.
   Гильденстерн.
   – Что же у тебя могло остаться для проигрыша?
   Альфред.
   – Ничего, сэр.
   Пауза. Гильденстерн смотрит на него.
   Гильденстерн.
   – Тебе нравится быть… актером?
   Альфред.
   – Нет, сэр.
   Гильденстерн смотрит вокруг, потом – в публику.
   Гильденстерн.
   – Ты и я, Альфред, – мы могли бы сейчас устроить тут и впрямь трагическое представление.
   И Альфред, у которого глаза уже давно на мокром месте, начинает хныкать.
   – Ну-ну, Альфред, таким образом не заполнишь театры Европы.
   Актер пытается увещевать Альфреда. Гильденстерн снова его обрывает.
   (Яростно.)
   – Знаете вы хоть одну пристойную пьесу?
   Актер.
   – Пьесу?
   Розенкранц (выходя вперед, робко, сбивчиво).
   – Представление…
   Гильденстерн.
   – Мне показалось, вы называли себя актерами.
   Актер (до него доходит).
   – О да, да, конечно; мы актеры, именно, да. Но, знаете, когда спрос так невелик…
   Гильденстерн.
   – Но ты проиграл, нет? Как насчет какого-нибудь грека, а? Вы ведь знакомы с античными трагедиями? С этими великими классиками убийств? Все эти типы, эдипы, оресты, инцесты, братья и сестры, лезущие друг на друга, а также само…
   Розенкранц.
   – Срамо…
   Гильденстерн.
   – Самоубийства… девы, возжаждавшие богов…
   Розенкранц.
   – И наоборот.
   Гильденстерн.
   – В общем, в этом роде – подходит?
   Актер.
   – Да, хотя… знаете, мы скорей принадлежим к школе, для которой главное кровь, любовь и риторика…
   Гильденстерн.
   – Ладно, выбирайте сами… если тут есть из чего.
   Актер.
   – Это трудноразделимо, сэр. Ну, мы можем вам выдать кровь и любовь без риторики или кровь и риторику без любви; но я не могу дать вам любовь и риторику без крови. Кровь обязательна, сэр, – все это, в общем, кровь, знаете ли.
   Гильденстерн.
   – И это то, что как раз нужно публике?
   Актер.
   – Это то, на что мы способны, сэр.
   Небольшая пауза. Он отворачивается.
   Гильденстерн (кладя руку на плечо Альфреду, с иронией, но мягко).
   – Ну, ступай, мы дадим тебе знать.
   Актер отходит в глубь сцены, Альфред – за ним.
   Актер (командует).
   – Тридцать восьмой!
   Розенкранц (приближаясь, заинтересованно).
   – Номер сцены?
   Актер.
   – Сэр?
   Розенкранц.
   – Одна из ваших – э-э-э – позиций? Фигур?
   Актер.
   – Нет, сэр.
   Розенкранц.
   – Ах нет…
   Актер (отворачиваясь, к актерам, уже разбирающим повозку с реквизитом).
   – Выходы там и там. (Указывает на обе кулисы.)
   В течение последних четырех реплик сам он не двигается с места. Гильденстерн ждет.
   Гильденстерн.
   – Ну… разве ты не пойдешь переодеться?
   Актер.
   – Я никогда не переодеваюсь, сэр.
   Гильденстерн.
   – То есть всегда в форме?
   Актер.
   – Так точно.
   Пауза.
   Гильденстерн.
   – Гм, и когда же твой выход – на сцену?
   Актер.
   – Я уже здесь.
   Гильденстерн.
   – Но если уже, почему не начинается?
   Актер.
   – Я уже начал.
   Гильденстерн.
   – По-моему, еще ничего не началось. Ну, ладно, мы пошли. Приступайте.
   Актер.
   – Я дам вам знак.
   Он все еще не двигается, и неподвижность эта наконец становится заметной и несколько странной. Пауза. Розенкранц подходит к нему и останавливается, нос к носу.
   Розенкранц.
   – Виноват.
   Пауза. Актер поднимает ногу, под ней – монета Гильденстерна. Розенкранц наступает на нее. Смеется.
   – Благодарю.
   Актер поворачивается и уходит. Розенкранц наклоняется над монетой.
   Гильденстерн (удаляясь).
   – Пошли.
   Розенкранц.
   – Слушай, вот везенье.
   Гильденстерн (оборачиваясь).
   – В чем дело?
   Розенкранц.
   – Это была решка.
   Бросает монету Гильденстерну, который ее ловит. В это время происходит перемена освещения, в результате которой в действие как бы включается внешний мир, но не особенно сильно. И на сцену вбегает в некоторой тревоге Офелия, поддерживающая руками юбки; её преследует Гамлет. Офелия, очевидно, шила; в руках у нее какое-то рукоделие. В этой сцене они оба молчат. Гамлет – без шляпы, камзол его распахнут, чулки без подвязок спадают на щиколотки, он бледен как полотно, колени его дрожат. С печальным выражением лица он берет Офелию за плечо и крепко его сжимает, потом отстраняет ее от себя на расстояние вытянутой руки и, прижимая другую руку к своему лбу, вперяется взглядом в ее лицо, как бы желая запомнить его навсегда. Затем, махнув рукой и трижды кивнув головой – самому себе, – он поднимает взор, исполненный такой печали и глубины, как будто все его существо потрясено и сейчас он умрет. После чего он наконец выпускает ее и движется к выходу, не спуская с нее глаз… Офелия убегает в противоположную сторону.
   Розенкранц и Гильденстерн стоят, окаменев. Первым приходит в себя Гильденстерн – он бросается к Розенкранцу.
   Гильденстерн.
   – Пошли отсюда!
   Но – фанфары: входят Клавдий и Гертруда в сопровождении придворных.
   Клавдий.
   – Привет вам, Розенкранц (поднятой ладонью он приветствует Гильденстерна, пока Розенкранц кланяется; Гильденстерн кланяется поспешно и с опозданием)… и Гильденстерн!
   Поднятой ладонью он приветствует Розенкранца, пока Гильденстерн кланяется ему; Розенкранц, не успев еще выпрямиться, сгибается снова. Опустив голову, он бросает быстрый взгляд на Гильденстерна, который готов выпрямиться.

 
Не только тем, что мы вас рады видеть,
Но и нуждою в вас был причинен
Столь спешный вызов[1].

 
   Розенкранц и Гильденстерн поспешно поправляют на себе одежду.

 
Вам уже известно
Преображенье Гамлета; в нем точно
И внутренний и внешний человек
Не сходны с прежним. Что еще могло бы,
Коли не смерть отца, его отторгнуть
От разуменья самого себя,
Не ведаю. Я вас прошу обоих,
Затем, что с юных лет вы с ним росли
И близки с ним по юности и нраву,
Остаться здесь, средь нашего двора
На некоторый срок; своим общеньем
Вовлечь его в забавы и разведать,
Насколько вам позволит случай, нет ли
Чего сокрытого, чем он подавлен
И что, узнав, мы властны исцелить.

 
   Гертруда.

 
Он часто вспоминал вас (легкое замешательство), господа…

 
   Розенкранц и Гильденстерн кланяются.

 
И, верно, нет на свете двух людей
Ему любезней. Если вы готовы
Быть столь добры и благосклонны к нам,
Чтоб поступиться временем своим,
Придя на помощь нашим упованьям,
Услуга ваша будет не забыта
Монаршею признательностью.

 
   Розенкранц.

 
Ваши
Величества своей державной властью
Могли б облечь не в просьбу вашу волю,
А в приказанье.

 
   Гильденстерн.

 
Повинуясь оба.
Мы здесь готовы в самой полной мере
Сложить наш верный долг у ваших ног
И ждать распоряжений.

 
   Клавдий.
   – Спасибо, Розенкранц (обращаясь на этот раз к Розенкранцу, который не был готов к этому, потому что Гильденстерн уже склонил голову) и Гильденстерн (обращаясь к Гильденстерну, который согнулся пополам).
   Гертруда (поправляя Клавдия).
   – Спасибо, Гильденстерн (обращаясь к Розенкранцу; тот кланяется, подмигивая Гильденстерну, который остается все время согнувшимся; оба кланяются, исподтишка поглядывая друг на друга)… и Розенкранц (обращается к Гильденстерну в тот момент, когда они оба выпрямляются; Гильденстерн снова кланяется).

 
Пройдите же скорее к моему
Не в меру изменившемуся сыну.
Пусть кто-нибудь проводит вас к нему.

 
   Двое придворных выходят вперед, давая знак Розенкранцу и Гильденстерну следовать за ними.
   Гильденстерн.

 
Да обратит Всевышний нашу близость
Ему в добро и в помощь.

 
   Гертруда.

 
Так, аминь!

 
   Розенкранц и Гильденстерн направляются к выходу, но навстречу появляется Полоний. Они оба останавливаются и кланяются ему. Он кивает им и спешит на просцениум, к Клавдию. Они оборачиваются и смотрят на него.
   Полоний.

 
Мой государь, посольство из Норвегии
Вернулось счастливо.

 
   Клавдий.

 
Ты был всегда отцом известий добрых.

 
   Полоний.

 
Да, государь мой? Смею вас уверить,
Свой долг и душу я блюду пред Богом
И пред моим высоким королем;
И вот мне кажется – иль это мозг мой
Утратил свой когда-то верный нюх
В делах правленья, – будто я нашел
Источник умоисступленья принца…

 
   Уходит; на сцене остаются Розенкранц и Гильденстерн.
   Розенкранц.
   – Я хочу домой.
   Гильденстерн.
   – Не давай им сбить себя с толку.
   Розенкранц.
   – Да не для меня это…
   Гильденстерн.
   – Ничего, скоро все будем дома – будем дома ждать погрома.
   Розенкранц.
   – Не по нутру мне все это…
   Гильденстерн.
   – В нашем доме домовой…
   Розенкранц.
   – Голова раскалывается…
   Гильденстерн.
   – Ходит книзу головой…
   Розенкранц (истерически).
   – Хва-атит!.. У меня ум за разум заходит, слышишь! В башке что-то застопорилось – точно намертво – какая-то мертвая точка – понял? И все это пахнет мертвечиной…
   Гильденстерн (тоном няньки).
   – Ну, ну… скоро будем не все дома… гм… ждать погрома… ну же… (Быстро.) Слушай, бывало с тобой когда-нибудь – внезапно – без всякого повода – идиотское ощущение, что не знаешь, как пишется «жена» – или «дом», – хотя сто раз писал эти слова – но ощущение такое, будто никогда не видел букв, стоящих в таком порядке?
   Розенкранц.
   – Я помню, что…
   Гильденстерн.
   – Ну?
   Розенкранц.
   – Что было время, когда вопросов не возникало.
   Гильденстерн.
   – Но они были. Эти или другие – не в том суть.
   Розенкранц.
   – Скорей ответы. Ответы были на все.
   Гильденстерн.
   – Просто забыл.
   Розенкранц (взрываясь).
   – Ничего не забыл – я всегда прекрасно помнил свое имя и твое тоже. О чем бы ни спрашивали – ответы были. Проблем не было – каждый знал, кто я такой. А не знал, так спрашивал, и я отвечал.
   Гильденстерн.
   – Отвечал, да. Но вся штука в том, что твои ответы были… правдоподобны – но не инстинктивны. Вся наша жизнь – она так правдоподобна, что вроде какая-то пленка на глазах, – но случайный толчок, и перед тобой черт знает что. Полуреальная заря, полуреальный человек стоит в седле и колотит в ставни. Ничего, кроме плаща и шляпы, воспаряющих над землей в морозном облаке пара – из его же собственного рта, – но когда он. позвал – мы пошли. Мы пошли, это уж точно.
   Розенкранц.
   – Ну, я, понятное дело, в этом уже по уши. Мне-то ведь все равно. Но ты почему ничего не придумаешь?
   Гильденстерн.
   – Потому что не имеем права капризничать. Мы отмахали такой путь не для того, чтоб попасть на крестины. Все это устроилось до нас. И нам еще повезло, а то пришлось бы перерывать все святцы, как двум слепцам, громящим базар в поисках своих портретов… По крайней мере, у нас есть варианты.
   Розенкранц.
   – Таким образом…
   Гильденстерн.
   – Хотя нет выбора.
   Розенкранц.
   – Ты поставил меня в дурацкое положение, с этими…
   Гильденстерн.
   – Я и сам выглядел таким же дураком.
   Розенкранц (с тоской).
   – Что хочется понять, так ту причину.
   Гильденстерн (с издевкой).
   – О, даждь нам днесь приличную личину.
   Розенкранц (обессиленно).
   – Домой, я хочу домой. (Делает несколько шагов.) С какой стороны мы пришли? Я потерял ориентацию.
   Гильденстерн.
   – Единственный вход: рождение, единственный выход – смерть. Какие тебе еще ориентиры?
   Они подходят друг к другу.
   Розенкранц.
   – Мы никому ничего не должны. Гильденстерн. Мы влипли. Каждый твой поступок, пусть ничтожный, порождает другой, неизвестно где, неизвестно чей, а тот – третий и так далее, замкнутый круг. Так что смотри в оба и навостри уши. Будь осторожен и следуй инструкциям. И все будет в порядке.
   Розенкранц.
   – До каких пор?
   Гильденстерн.
   – Пока все не кончится само собой. Тут есть своя логика – все происходит само собой, не волнуйся. Расслабься и плыви по течению. Когда кто-то берет тебя за руку и ведет как ребенка – хоть ты давно уже потерял невинность, – это словно тебя вознаграждают, словно получаешь добавочную порцию детства, – и как раз тогда, когда меньше всего ожидаешь, – словно приз за хорошее поведение – или за то, что вообще не имел детства… Я – э-э-э – не слишком противоречу себе?
   Розенкранц.
   – Не помню… Что мы тут вообще делаем?
   Гильденстерн.
   – Нас же вводили в курс. Метаморфоза с Гамлетом. Ну, вспомнил?
   Розенкранц.
   – А-а – что, он изменился? Внутренне и внешне и больше не напоминает…
   Гильденстерн.
   – Ага, и мы должны его развлечь и под шумок разнюхать, в чем дело.
   Розенкранц.
   – То есть что там еще помимо смерти отца.
   Гильденстерн.
   – И он, мол, всю дорогу говорит о нас – нет двух людей на свете, которых – и так далее.
   Розенкранц.
   – Значит, веселим его – выискиваем причину….
   Гильденстерн.
   – Именно. Главное – задавать наводящие вопросы, но чтоб в то же время не проговориться. В этом вся штука.
   Розенкранц.
   – А после этого мы свободны, да?
   Гильденстерн.
   – Точно – и щедро вознаграждены. Ибо король нас не забудет.
   Розенкранц.
   – Замечательно. А что это, по-твоему, значит, что не забудет?
   Гильденстерн.
   – Что он не забывает своих друзей.
   Розенкранц.
   – Примерно сколько?
   Гильденстерн.
   – Трудно сказать. Одни монархи страдают потерей памяти, другие, думаю, наоборот, и память у них…
   Розенкранц.
   – Да, но…
   Гильденстерн.
   –…слоновья.
   Розенкранц.
   – Меня не размер интересует, меня интересует – сколько?
   Гильденстерн.
   – Памятливый – он очень памятливый король. Можно сказать, царственный должник…
   Розенкранц.
   – Ты, собственно, о чем?
   Гильденстерн.
   – Слова, слова. Это все, на что мы можем рассчитывать.
   Пауза.
   Розенкранц.
   – Может, надо что-нибудь сделать? Что-нибудь конструктивное? А?
   Гильденстерн. Что? Маленькую плоскую пирамиду из человеческих тел?
   Розенкранц.
   – Может, сходить?
   Гильденстерн.
   – Куда?
   Розенкранц.
   – За ним.
   Гильденстерн.
   – Зачем? Сами нас найдут. Не то будем тут кружить всю ночь, наступая друг другу на пятки.
   Расходятся в разные стороны.
   Розенкранц (у рампы).
   – Смешно. (Оборачивается.) Чувствую себя точно зритель – скверное дело. Это выносимо, только ежели свято веришь, что сию минуту явится кто-нибудь, кто тебя заинтересует…
   Гильденстерн.
   – Видишь кого-нибудь?
   Розенкранц.
   – Нет, а ты?
   Гильденстерн.
   – Тоже. (Двигаясь к рампе.) Это довольно изощренная пытка, когда тебя заводят, а куда пустят, не говорят… (Пауза.) У нас нет практики.
   Розенкранц.
   – Может, поиграем в вопросы?
   Гильденстерн.
   – А что это даст?
   Розенкранц.
   – Практику!
   Гильденстерн.
   – Не вопрос! Один – ноль.
   Розенкранц.
   – Свинство.
   Гильденстерн.
   – Почему?
   Розенкранц.
   – Я же еще не начал.
   Гильденстерн.
   – Не вопрос. Два – ноль.
   Розенкранц.
   – А это считается?
   Гильденстерн.
   – Что?
   Розенкранц.
   – Это считается?
   Гильденстерн.
   – Очко. За повторение. Три – ноль. Кон.
   Розенкранц.
   – Раз так, я не играю.
   Гильденстерн.
   – Чья очередь?
   Розенкранц.
   – А?
   Гильденстерн.
   – Очко. Не акай. Ноль – один.
   Розенкранц.
   – Кто теперь?
   Гильденстерн.
   – Почему?
   Розенкранц.
   – Почему нет?
   Гильденстерн.
   – Зачем?
   Розенкранц.
   – Очко. Без синонимов! Один – один.
   Гильденстерн.
   – Что, во имя неба, происходит?
   Розенкранц.
   – Очко. Без риторики! Два – один.
   Гильденстерн.
   – И чем все это кончится?
   Розенкранц.
   – Не догадываешься?
   Гильденстерн.
   – Это ты меня спрашиваешь?
   Розенкранц.
   – А тут есть другие?
   Гильденстерн.
   – Кто?
   Розенкранц.
   – Откуда мне знать?
   Гильденстерн.
   – Зачем же спрашиваешь?
   Розенкранц.
   – Ты это серьезно?
   Гильденстерн.
   – А это не риторический вопрос?
   Розенкранц.
   – Нет.
   Гильденстерн.
   – Не вопрос. Два – два. Поровну.
   Розенкранц.
   – Что это с тобой нынче?
   Гильденстерн.
   – Когда?
   Розенкранц.
   – Что?
   Гильденстерн.
   – Да ты не оглох ли?
   Розенкранц.
   – Не сдох ли?
   Гильденстерн.
   – Да или нет?
   Розенкранц.
   – А разве есть выбор?
   Гильденстерн.
   – А Бог есть?
   Розенкранц.
   – Очко. Не трепли всуе. Три – два. Кон.
   Гильденстерн (серьезно).
   – Как твое имя?
   Розенкранц.
   – А твое?
   Гильденстерн.
   – Я первый спросил.
   Розенкранц.
   – Не вопрос. Один – ноль.
   Гильденстерн.
   – Как тебя называют дома?
   Розенкранц.
   – А тебя?
   Гильденстерн.
   – Когда я дома?
   Розенкранц.
   – Дома тебя зовут по-другому?
   Гильденстерн.
   – Где – дома?
   Розенкранц.
   – У тебя нет дома?
   Гильденстерн.
   – Почему ты спрашиваешь?
   Розенкранц.
   – К чему ты клонишь?
   Гильденстерн (с нажимом).
   – Как тебя зовут?
   Розенкранц.
   – Уже было. Два – ноль. В мою пользу.
   Гильденстерн (глядя на него с яростью).
   – КЕМ ТЫ СЕБЯ ВООБРАЖАЕШЬ?!
   Розенкранц.
   – Риторика. Я выиграл. (Пауза.) Чем все это кончится?
   Гильденстерн.
   – Вот вопрос.
   Розенкранц.
   – Вопрос вопросов.
   Гильденстерн.
   – По-твоему, это имеет значение?
   Розенкранц.
   – А для тебя это ничего не значит?
   Гильденстерн.
   – А почему это должно значить?
   Розенкранц.
   – Какое имеет значение, что это значит?
   Гильденстерн (поддразнивая).
   – Значит, для тебя ничего не значит, какое это имеет значение?
   Розенкранц (резко оборачиваясь).
   – Что все это означает?!
   Пауза.
   Гильденстерн.
   – Не имеет значения.
   Розенкранц (голосом вопиющего в пустыне).
   – …Что это за игра?
   Гильденстерн.
   – И какие у нее правила?
   Из кулисы в глубине сцены появляется Гамлет, он бредет через сцену, читая книгу; Гильденстерн замечает его в последнюю минуту, когда он уже исчезает.
   (Быстро.)
   – Розенкранц!
   Розенкранц (подпрыгивает).
   – Что?
   Гамлет выходит. Гильденстерн и Розенкранц обмениваются довольными улыбками.
   Гильденстерн.
   – Ну, как получается?
   Розенкранц.
   – Сам видишь.
   Гильденстерн.
   – Естественно?
   Розенкранц.
   – Инстинктивно.
   Гильденстерн.
   – Дошло?
   Розенкранц.
   – Снимаю шляпу.
   Гильденстерн.
   – Пожмем руки.
   Они пожимают друг другу руки.
   Розенкранц.
   – Теперь дай я попробую – Гильденстерн!
   Гильденстерн.
   – Постой, не так – захвати меня врасплох…
   Розенкранц.
   – А, понял.
   Они расходятся. Пауза.
   (Обращаясь к Гильденстерну.)
   – Готов?
   Гильденстерн (взрываясь).
   – Идиот!
   Розенкранц.
   – Прости.
   Пауза.
   Гильденстерн (внезапно).