Страница:
– Спасибо, навоевался, – буркнул Виктор, пряча документы в нагрудный карман рубашки.
– Ну, тогда осваивай жизнь здесь, – бесстрастно произнес Донцов. – Если совсем будет невмоготу, ты знаешь, как меня зовут.
– Знаю.
Не прощаясь, Савченко выбрался из «Форда». Машина, рыкнув мотором, оторвалась от гранитного бордюра, влилась в автомобильный поток и уже через секунду растворилась в нем.
Виктор остался стоять на месте, задумавшись над тем, что теперь делать. Свобода оказалась слишком неожиданной, и теперь это следовало осмыслить.
В салоне винтокрылой машины, кроме полковника Христофорова и двух молодых оперативников, находился еще эксперт-фотограф с фотоаппаратом, оснащенным объективом на манер установок телескопа.
Фотоаппарат с мощным объективом, похожим на телескопную трубу, был установлен на стальной штатив-треногу, и фотограф, согнувшись, снимал парня, одиноко стоящего в стороне от человеческого круговорота приезжающих и уезжающих, с сумками, узлами, чемоданами, ошалело мечущихся между тремя железнодорожными артериями. Парень походил на выброшенную прибоем на берег рыбу, которая, прежде чем биться в судорогах, пытается определиться, в какой мир она попала.
– Значит, так, – поучал молодых сыщиков полковник. – Как только фотографии будут готовы – пробьете по компьютеру его фейс.
– А потом пустим его в разработку? – спросил начинающий, но очень настырный «волкодав».
– Потом посмотрим, – неопределенно ответил Христофоров, задумчиво добавив: – Сперва я хочу узнать секрет оперативного успеха моего приятеля Донцова. Не всегда же ему меня обскакивать.
– Зачем звал? – спросил горец с автоматом. Он был повстанцем и многим рисковал, находясь здесь.
– Мы хоть и дальние, но все-таки родственники. Война пусть не скоро, но все равно закончится. И ты окажешься изгоем, обреченным на вечные скитания, – ответил собеседник. – Хочешь этого?
– Спасибо за заботу, – по лицу повстанца скользнула горькая улыбка.
– Я тебе предлагаю шанс выбраться из этой мясорубки. Конечно, придется уехать, но это лучше, чем гнить где-нибудь в общей яме. Ты сможешь начать новую жизнь.
– А что взамен? В наше время родственные чувства идут после служебных обязанностей.
– Чувства здесь ни при чем, но не хочу, чтобы пришлые ублюдки держали нас за баранов. Хотели убить Бахрама Джамбекова для того, чтобы потом в его смерти обвинить русских, у которых он теперь живет, и поднять его людей на войну против федералов по закону кровной мести. Но у них ничего не получилось, теперь мы будем мстить по закону гор за покушение на нашего командира, – ответил Пастух.
– Кто задумал эту подлость?
– Многие уже отправились к шайтану на рога. А из тех, что живы, главный – араб Бабай, в отряде которого ты служишь переводчиком.
Несколько секунд боевик молчал, потом спросил:
– Чего ты от меня хочешь конкретно?
– Хочу, чтобы ты помог мне уничтожить этого кровожадного арабского шакала.
Теперь боевик молчал значительно дольше, что-то решая для себя, наконец, определившись, швырнул окурок в ручей и произнес:
– Я согласен.
ЧАСТЬ 1
– Ну, тогда осваивай жизнь здесь, – бесстрастно произнес Донцов. – Если совсем будет невмоготу, ты знаешь, как меня зовут.
– Знаю.
Не прощаясь, Савченко выбрался из «Форда». Машина, рыкнув мотором, оторвалась от гранитного бордюра, влилась в автомобильный поток и уже через секунду растворилась в нем.
Виктор остался стоять на месте, задумавшись над тем, что теперь делать. Свобода оказалась слишком неожиданной, и теперь это следовало осмыслить.
* * *
Вертолеты в Москве не редкость. Ими пользуются военные и «Скорая помощь», пожарники и чиновники большого ранга, да и просто богатые люди, те, кому подобные игрушки по карману. Зависший недалеко от площади трех вокзалов «Ми-2» не привлек к себе никакого внимания. Впрочем, на это и делался расчет.В салоне винтокрылой машины, кроме полковника Христофорова и двух молодых оперативников, находился еще эксперт-фотограф с фотоаппаратом, оснащенным объективом на манер установок телескопа.
Фотоаппарат с мощным объективом, похожим на телескопную трубу, был установлен на стальной штатив-треногу, и фотограф, согнувшись, снимал парня, одиноко стоящего в стороне от человеческого круговорота приезжающих и уезжающих, с сумками, узлами, чемоданами, ошалело мечущихся между тремя железнодорожными артериями. Парень походил на выброшенную прибоем на берег рыбу, которая, прежде чем биться в судорогах, пытается определиться, в какой мир она попала.
– Значит, так, – поучал молодых сыщиков полковник. – Как только фотографии будут готовы – пробьете по компьютеру его фейс.
– А потом пустим его в разработку? – спросил начинающий, но очень настырный «волкодав».
– Потом посмотрим, – неопределенно ответил Христофоров, задумчиво добавив: – Сперва я хочу узнать секрет оперативного успеха моего приятеля Донцова. Не всегда же ему меня обскакивать.
* * *
Небольшой горный ручей с шумом бежал по круглой гальке, на поворотах вода сердито пенилась. У обрывистого берега на старом поваленном дереве, дымя сигаретами, сидели двое мужчин. Оба среднего возраста и примерно одинаковой комплекции, только по-разному одетые. Один был в маскировочном комбинезоне, перетянутый ремнями с подсумками, с автоматом на плече. Другой был одет просто, как одеваются в этих краях чабаны: видавший виды пиджак и приплюснутая шапка. Его можно было принять за обычного пастуха, если бы не выглядывающая из-под полы пиджака толстая рукоятка двадцатизарядного «стечкина».– Зачем звал? – спросил горец с автоматом. Он был повстанцем и многим рисковал, находясь здесь.
– Мы хоть и дальние, но все-таки родственники. Война пусть не скоро, но все равно закончится. И ты окажешься изгоем, обреченным на вечные скитания, – ответил собеседник. – Хочешь этого?
– Спасибо за заботу, – по лицу повстанца скользнула горькая улыбка.
– Я тебе предлагаю шанс выбраться из этой мясорубки. Конечно, придется уехать, но это лучше, чем гнить где-нибудь в общей яме. Ты сможешь начать новую жизнь.
– А что взамен? В наше время родственные чувства идут после служебных обязанностей.
– Чувства здесь ни при чем, но не хочу, чтобы пришлые ублюдки держали нас за баранов. Хотели убить Бахрама Джамбекова для того, чтобы потом в его смерти обвинить русских, у которых он теперь живет, и поднять его людей на войну против федералов по закону кровной мести. Но у них ничего не получилось, теперь мы будем мстить по закону гор за покушение на нашего командира, – ответил Пастух.
– Кто задумал эту подлость?
– Многие уже отправились к шайтану на рога. А из тех, что живы, главный – араб Бабай, в отряде которого ты служишь переводчиком.
Несколько секунд боевик молчал, потом спросил:
– Чего ты от меня хочешь конкретно?
– Хочу, чтобы ты помог мне уничтожить этого кровожадного арабского шакала.
Теперь боевик молчал значительно дольше, что-то решая для себя, наконец, определившись, швырнул окурок в ручей и произнес:
– Я согласен.
ЧАСТЬ 1
«БУМЕРАНГ ВОЗВРАЩАЕТСЯ»
Из окна открывался великолепный вид на парк. Сквозь зеленые шапки деревьев можно было рассмотреть разноцветные одежды гуляющих людей. В стороне на футбольном поле подростки гоняли мяч, противники по мастерству были равны, потому игра шла с переменным успехом и мяч путешествовал по всему полю, при этом избегая ворот. Опершись на подоконник, Виктор с интересом наблюдал за игрой ребятишек. Бывший морской пехотинец сам едва перешагнул двадцатилетний барьер и еще пару лет назад точно так же гонял мяч.
– Великолепный пейзаж. – К Виктору подошла молодая женщина, высокая, стройная шатенка с копной густых волос, заплетенных в тугой хвост. – А воздух? – Она открыла настежь балконную дверь и, закинув руки за голову, глубоко вздохнула. – И дорога далеко, тишина. Ну как, я тебе угодила? Квартира со всеми удобствами, с мебелью и видом на веселенький пейзаж. До центра рукой подать. Доволен?
– Доволен. – Виктор наконец оторвался от окна.
Покинув опекающего его Донцова, Виктор выполнил главное требование майора: не искал встречи ни с родственниками, ни с друзьями, но решил пока не покидать Москву. Денег, выданных Олегом на первое время, хватило, чтобы сперва поселиться в гостинице. А затем, приобретя газету с объявлениями о продаже и аренде жилья, он сел на телефон. Повезло только на третий день, но это было то, что он искал.
– Ну, если ты действительно доволен, – улыбаясь, женщина подставила губы, —то можем ехать заключать договор об аренде.
Виктор ощутил пьянящий запах дорогого французского парфюма. Обернувшись, он склонил голову и коснулся своими губами ее губ. Поцелуй получился нежный, почти дружеский, но женщину не устраивал такой оборот. Она охватила руками шею юноши и страстно впилась в его рот.
Страсть, переполнявшая женщину, электрическим током передалась Виктору. Его руки, скользнув по талии, охватили ягодицы женщины, впившись пальцами в упругое тело.
В следующую секунду он подхватил податливое тело и понес в сторону широкой кровати, застеленной велюровым покрывалом тигровой расцветки.
– Только не спеши, – шептала она, оторвавшись от губ Виктора, и дрожащими от возбуждения пальцами пыталась расстегнуть пуговицы на шелковой блузе.
Молодой мужчина ничего не говорил, он лишь приглушенно рычал, как камышовый кот, схвативший лакомую добычу. Осторожно положив женщину на кровать, расстегивая с нетерпением одежду, он страстно целовал ее тело.
Через минуту обнаженные любовники слились в единое целое, даря друг другу наивысшее удовольствие.
Над городом стали сгущаться вечерние сумерки, во дворе стих шум детворы, а в окнах соседних домов зажегся свет. Молодая женщина оторвалась от своего нового любовника и, поднявшись во весь рост, подошла к трюмо. Придирчиво оглядела себя в зеркало, потом провела руками по округлым бедрам и, облизав кончиком кораллового язычка аппетитные пухлые губки, с ленцой произнесла:
– Любовь – это, конечно, хорошо, но о работе забывать тоже не следует. Едем заключать договор.
Уходил сводный батальон морской пехоты Северного флота. Два года назад североморцы, выгрузившись из черного чрева толстобрюхих «Ил-76», стремительным маршем направлялись в бой. Террористические отряды, руководимые двумя наиболее одиозными фигурами ичкерской вольницы – арабом Бабаем и чеченцем Пастухом, желавшими создать мусульманский Халифат от Черного до Каспийского морей, – вторглись на территорию соседнего Дагестана, оттеснив местные силы самообороны и милицию.
Но сила силу ломит, собранные со всей России самые боеспособные части при поддержке авиации, артиллерии и танков не только остановили боевиков, но разгромили и обратили в бегство. Война покатилась назад в Чечню. После освобождения Грозного батальон направили в горную часть республики. Раскинувшись заставами на самых опасных участках горных дорог, североморцы сопровождали по этим дорогам автомобильные колонны, проводили разведку и участвовали с другими войсками в контрпартизанских операциях. В общем, на войне как на войне.
Вскоре было объявлено, что военная фаза операции закончена и войска Министерства обороны будут отводиться к местам постоянной дислокации, а их место займут части внутренних войск и милиция.
И действительно, уезжали домой десантники, танкисты, мотострелки и даже морские пехотинцы с других флотов. Североморцы оставались в горах, выполняя прежние задачи. За это время полностью сменился личный состав, вместо мальчишек-срочников пришли контрактники. Правда, в основной массе это были те же самые парни, что воевали здесь в первую и вторую кампании. Сменилась часть офицеров и прапорщиков. Одни уволились, другие получили повышение и отбыли к новому месту службы. Неизменным оставался только командир батальона подполковник Василий Николаевич Вавилов, переведенный в морскую пехоту из отряда боевых пловцов. За что батальонные острословы тут же окрестили его Васька-водолаз.
Знающий толк в военном ремесле и потерявший за год боевых действий всего около десятка бойцов, комбат никак не мог взять в толк, почему батальон не возвращают к берегам студеного моря. А когда в часть пришла ДСАУ[1] «спрут», гибрид боевой машины десанта и танка, новейшая артиллерийская установка, разработанная для штурмовых частей ВДВ, но так и не поступившая к ним на вооружение, подполковник Вавилов приуныл. По всем приметам выходило, что припишут батальон к еще только создаваемой сорок второй мотострелковой дивизии, расквартированной в Чечне. Менять тельняшку и парадную черную форму на хаки, морскую романтику на шагистику по плацу не особо улыбалось не только комбату. Все обошлось, вскоре батальон вернули на равнинную часть республики и объявили о возвращении в Североморск. Первой была погружена на железнодорожные платформы и отправлена бронетехника: остромордые, с тонкими стволами скорострельных пушек БМД, похожие на колесные бронетранспортеры НОНА с непропорционально большими башнями, оснащенными короткоствольными мортирами. Последними грузили «спрутов», так ни разу и не выстреливших по врагу. Погрузив технику, тщательно упаковали брезентом и под охраной экипажей без особой помпы отправили на север.
Другое дело личный состав, живые люди, бойцы и командиры, честно выполнившие свой долг на войне. Командование группировки решило устроить торжественные проводы «чудо-богатырей». С утра было украшено транспарантами и разноцветными шариками здание вокзала. Потом приехали оркестр и телевизионщики, которых специально пригласили. Последними прибыли руководители военного и гражданского департаментов, представители воинских частей, которые оставались, и местное население.
Батальон появился на привокзальной площади под торжественные звуки марша «Вставай, страна ог-рймная». Впереди, чеканя шаг, шел подполковник Вавилов в черной отутюженной флотской форме с золоченым кортиком на боку. Вместо черной повседневной пилотки голову комбата сейчас украшала офицерская фуражка с высокой тульей и золотым «крабом». Сбрив шкиперскую бородку, которую носил все два года чеченской войны, подполковник выглядел значительно моложе своих лет.
Следом за комбатом маршировали с высоко поднятым бело-голубым Андреевским флагом офицеры штаба. Все в черной форме морских пехотинцев, перетянутые ремнями портупей, в до блеска начищенных сапогах, в черных беретах с офицерскими кокардами.
А дальше строгими квадратами рот чеканил шаг батальон. Из-под зелено-коричневого камуфляжа, расстегнутого на груди, резали глаз черно-белые полосы тельняшек. Лихо заломленные береты, могучие руки, прижимающие к груди автоматы. Вот они, достойные наследники отцов-победителей!
Эффект, которого хотело добиться командование военной группировки, был достигнут. Всезнающие западные журналисты были осведомлены, что это подразделение, покидающее Чечню, намного дольше других находилось в зоне огневого соприкосновения с сепаратистами. И, по стандартам западной психологии, эти люди должны толпой измученных оборванцев радостно бежать впереди паровоза, увозящего их подальше от проклятого края. Не получилось… сверкающие вспышками фотоаппараты и бесшумно мотающие пленку видеокамеры фиксировали твердую поступь чудо-богатырей.
Музыка стихла, когда комбат остановился перед стоящим у микрофона руководством военной группировки. Вскинув руку к фуражке, Вавилов обратился к старшему по званию с докладом:
– Товарищ генерал-лейтенант…
Немолодой, слегка обрюзгший, с красным обветренным лицом, генерал выслушал доклад подполковника, потом пожал ему руку и обратился к батальону:
– Здравствуйте, товарищи североморцы!
Батальон ответил как один организм, громко и отрывисто:
– Здравия желаем, товарищ генерал…
После этого начался торжественный митинг. Комбат, стоящий возле высоких гостей, практически не слушал, что говорили выступавшие, он наблюдал за лицами. У солдат, присланных для массовки из местных подразделений, читалась неприкрытая зависть к уезжающим с войны. Дети и журналисты с одинаковым любопытством рассматривали морских пехотинцев. Основная масса местных жителей стояла с безразличными лицами, уход одного воинского подразделения или приезд еще нескольких для них ничего кардинально не менял. Они все равно оставались в зоне боевых действий, где в любую секунду мог прогреметь взрыв или просвистеть рой пуль.
Было и несколько обозленных взглядов. Двое молодых парней смотрели по-волчьи исподлобья, у одного не было руки по локоть, другой стоял, опираясь на костыль.
«Возможно, воевали против нас, – мелькнуло в голове подполковника. – А может, случайно попали под раздачу. Вот волками и смотрят».
Немного поодаль от искалеченных парней стоял пожилой чеченец, несмотря на жару, одетщй в шерстяной пиджак и высокую каракулевую шапку. Выше среднего роста, широкоплечий, он стоял неподвижно, как утес, опираясь на толстую палку. Длинная седая борода, большой крючковатый нос, похожий на клюв грифа, делали его похожим на хрестоматийный образ кавказского старейшины. Под кущами густых бровей на выстроившихся пехотинцев неподвижно уставились два черных глаза, как зрачки двух оружейных стволов. В этих глазах Вавилов прочитал ненависть и покорность одновременно.
Горцы отсталый народ, живущий по феодальным законам совета старейшин и не признающий никаких других законов. Из всех человеческих качеств уважалось только одно – сила. Именно силу признавали горцы и ей покорялись, понимая, что маленький народ, противостоящий силе, в конце концов должен исчезнуть. Выжить – значит покориться.
Глядя на морских пехотинцев, старик ненавидел их и уважал. Уважал за силу, которую они представляли, силу, способную переломать любой хребет и любого загнать в каменистую землю по самые ноздри.
Митинг не затягивали, после выступления парочки ораторов микрофон взял генерал-лейтенант и коротко, по-солдатски, произнес:
– Ну, как говорится, в добрый путь. С богом, сынки.
Команду «По вагонам» заглушил марш «Прощание славянки».
Криминал выше рангом расслаблялся в ресторанах, казино, ночных клубах, где не гнушались бывать государственные чиновники и руководители спецслужб. Здесь же бывали и бизнесмены, «кормильцы» нынешних хозяев жизни. Только настоящими хозяевами они не были.
Ими были «белые воротнички» – каста неприкасаемых, каста банкиров и промышленников, тех, кому принадлежали финансы, производственный потенциал и природные ископаемые. И, соответственно, политическая власть.
«Белые воротнички» не любят шумных презентаций и многочисленных тусовок, обычно они встречаются в тихих помещениях закрытых клубов, где можно в непринужденной беседе обсудить возникшие проблемы, решить текущие дела.
Этим вечером в богато обставленной комнате клуба олигархов «Тройка, семерка, туз» трое дородных мужчин, с удобствами расположившись в глубоких креслах, смотрели широкоэкранный телевизор.
«Высадившиеся на территории Афганистана части специального назначения США совместно с войсками Северного альянса теснят войска талибов к горной крепости Тора-Бора. Днем и ночью ВВС США наносят ракетно-бомбовые удары…»
Седой, с аккуратно подстриженной бородкой банкир пультом дистанционного управления убрал звук и разлил по рюмкам темно-коричневый выдержанный коньяк.
– Американцы медленно, но уверенно перекраивают политическую карту мира.
– Какое, к черту, медленно, —усмехнулся широкоплечий мужчина с крупными чертами лица и двумя большими залысинами на широком лбу..В начале демократических веяний в первые годы независимой России он некоторое время был членом правительства, теперь возглавлял гильдию металлургов и машиностроителей. Грубый, но волевой, он говорил только то, что думал, и это импонировало его компаньонам. – Янкесы мечутся из стороны в сторону, то была Югославия, теперь вот Афганистан, что дальше… Ирак или Иран? Бросив Европу, занялись Средним Востоком.
– Хотят контролировать нефтяные промыслы. Нефть– кровь цивилизации, – негромко проговорил третий собеседник, худосочный мужчина с узким аскетичным лицом. Его острый орлиный нос венчали очки в тонкой золотой оправе. До недавнего времени он занимал руководящий пост в МИДе, теперь возглавлял крупнейший медиахолдинг, где, кроме газетных и телевизионных компаний, особое место занимали несколько центров анализа международных и внутриполитических отношений. – Они хотят контролировать весь мир.
– Они увязли и все больше увязают. – Промышленник залпом осушил свою рюмку и, не закусывая, добавил: – Забыли уже, как драпали из Сомали, из Афганистана драпать будет сложнее.
– Нас это не касается. – Банкир жестом остановил разговорившегося промышленника. – Сейчас пора заниматься собственной страной. Для стабильного роста необходим порядок в государстве. Раз . объявлена борьба с терроризмом, надо приложить максимум усилий для его уничтожения в Чечне.
– Тем более что списывать будут государственные деньги на восстановление и одновременную бомбежку мятежной республики, – громко хохотнул промышленник.
Его собеседники переглянулись. Газетный магнат недовольно поморщил нос.
– Вот именно, – усмехнулся банкир, он был менее брезглив, чем газетчик. —Сейчас Чечня кишит террористами со всего мира. Их уничтожение будет наглядным доказательством нашей поддержки американской политики. Мы должны надавить на всевозможные рычаги для ликвидации бандитов.
– Зачем давить? Достаточно дать военным денег, – снова усмехнулся промышленник.
– Нет, платить – это лишнее, – отрезал банкир. – Придется задействовать наше лобби в парламенте. За это заплачено уже давно.
– Насколько я в курсе, ФСБ уже проводит какую-то операцию, – проявил осведомленность медиамагнат. В этом не было ничего удивительного: в отличие от присутствующих бизнесменов к нему стекалась вся информация его медиаимперии.
– Отлично. Вот и необходимо оказать поддержку по самому высокому уровню. Нам как воздух нужна ликвидация наиболее одиозной фигуры – руководителя сепаратистов, – возбужденно проговорил банкир. – Может, тогда на Западе перестанут считать наши деньги в банке.
С таким заявлением никто не спорил, у каждого из троицы лежали финансовые вклады на зарубежных счетах.
Комбату полагалось отдельное купе, но он от этой привилегии отказался, подселив к себе начальника штаба, зампотеха и замполита (куда же без него, сердечного). Все-таки компанией ехать веселее.
Не успели старшие офицеры расположиться, как в купе ввалился начальник батальонной разведки. Двухметровый детина в ладно подогнанном под его атлетическую фигуру мундире, по-мужски красивое лицо с тонкой полоской щегольских усов, этакий современный поручик Ржевский.
– Ничего не понимаю, – произнес разведчик. – На весь состав ни одной проводницы, даже самой завалящей!
– Что, неужели одни мужики? – хмыкнул замполит, или по-современному зам по воспитательной части.
– И мужиков нет, хотя меня они и не интересуют, – ответил начальник разведки, – бесхозные вагоны. Прямо-таки железнодорожный «летучий голландец».
– Какой дурак пошлет проводниц, пятьсот душ мужиков с войны едут, – произнес зампотех, невысокий широкоплечий мужчина. Выходец из деревни, он был по-крестьянски основательным, вот и сейчас, едва войдя в вагон, принялся разбирать свой тревожный чемоданчик. Наконец найдя, что искал, зампотех закончил свою мысль: – Тут и до греха недолго.
– Да пятьсот грешных душ тут ни при чем, – спокойно пояснил начальник штаба. – Просто к нашему пассажирскому составу должны прицепить еще четыре грузовых вагона с боеприпасами. В этом случае состав становится полностью военным, а потому гражданским в нем делать нечего.
Это было тоже беспрецедентным случаем. Обычно части, уходящие с боевых позиций, оставляли боеприпасы тем, кто их менял. В этот раз приказ командования был однозначен: боеприпасы доставить к месту постоянной дислокации.
Неожиданно вагон дернулся и медленно тронулся, за окном поплыли вокзальные постройки.
– Ну, вот и поехали, – обрадованно воскликнул замполит. – Как говорится, с северного берега Черного моря к южному берегу Белого моря.
Ехать долго не пришлось, через двадцать минут состав остановился на сортировочной. В окна было хорошо видно, как зеленые угловатые маневровые тепловозы растаскивали железнодорожные вагоны, платформы с грузами. Глядя на эту суету, замполит, в недавнем прошлом начальник гарнизонного Дома офицеров, не удержался от реплики с пропагандистской подоплекой:
– Несмотря на продолжающуюся войну, все-таки чувствуется приближение мира. Видите, товарищи, здесь в основном преобладают мирные грузы.
– Ага, потому что военные стоят с другой стороны, – ответил зампотех и указал кивком головы на открытую дверь: сквозь окна коридора были хорошо видны платформы с тяжелыми самоходными орудиями «мста-С», возле которых курсировали часовые.
Замполит ничего не успел ответить, состав вдруг сильно тряхнуло, раздался пронзительный визг металла. К хвосту состава цепляли вагоны с боеприпасами.
– Вот и мы получили свою порцию мирного груза, – не без издевки над воспитателем произнес начальник штаба. Тот же в свою очередь сделал вид, что не заметил сарказма.
Вскоре состав вновь тронулся, некоторое время он двигался в городской черте. Но вот последние постройки промелькнули за окном, и поплыла степь с рыжей, выгоревшей на солнце редкой травой. Лето подходило к концу, на пороге стояла осень.
Когда тепловоз набрал скорость и хождение неприкаянных офицеров по коридору прекратилось, главный батальонный механик снова взялся за свой тревожный чемодан и, открыв крышку, извлек литровую бутылку «Московской» водки.
– Божья роса, настоящая хлебная, а не какой-то суррогат, – тоном рекламного агента расхваливал сорокаградусный напиток зампотех. – Мне ее по блату знакомые летуны специально привезли из Первопрестольной.
Лукаво взглянув на офицеров, он спросил:
– Товарищ подполковник, может, по паре капель в честь нашего отъезда, а?
– Вообще-то я думал, что мы это отметим, когда наш состав покинет пределы Чечни, – произнес Вавилов.
– А какая разница? – удивленно пожал плечами начальник штаба. – Все равно мы уже едем, кто посмеет на нас вякнуть? К тому же ваш зам в голове состава строго блюдет бойцов. Так что нам не грех и немного расслабиться.
– Ладно, убедили, – проговорил комбат, после этих слов все дружно потянулись к своим чемоданам.
Небольшой любитель алкоголя, подполковник Вавилов после третьей рюмки почувствовал навалившуюся тяжелым грузом неимоверную усталость. Сказалась нервотрепка последних дней.
Широко зевнув, комбат прикрыл веки и негромко сказал:
– Я пас, мужики, гуляйте без меня.
Улегшись на верхнюю полку, он тут же провалился в черную бездну сна. Спал подполковник чутко, без сновидений, это позволяло проснуться по первой же команде и сразу вникнуть в происходящее.
– Василий Николаевич, – тронул его за плечо начальник штаба.
– Что такое? – Мгновение – и комбат спрыгнул на пол, окинув взглядом купе. Зампотех и замполит безмятежно спали. На столике были разбросаны остатки недавнего пиршества, внизу на полу стояла пустая бутылка из-под водки.
– Великолепный пейзаж. – К Виктору подошла молодая женщина, высокая, стройная шатенка с копной густых волос, заплетенных в тугой хвост. – А воздух? – Она открыла настежь балконную дверь и, закинув руки за голову, глубоко вздохнула. – И дорога далеко, тишина. Ну как, я тебе угодила? Квартира со всеми удобствами, с мебелью и видом на веселенький пейзаж. До центра рукой подать. Доволен?
– Доволен. – Виктор наконец оторвался от окна.
Покинув опекающего его Донцова, Виктор выполнил главное требование майора: не искал встречи ни с родственниками, ни с друзьями, но решил пока не покидать Москву. Денег, выданных Олегом на первое время, хватило, чтобы сперва поселиться в гостинице. А затем, приобретя газету с объявлениями о продаже и аренде жилья, он сел на телефон. Повезло только на третий день, но это было то, что он искал.
– Ну, если ты действительно доволен, – улыбаясь, женщина подставила губы, —то можем ехать заключать договор об аренде.
Виктор ощутил пьянящий запах дорогого французского парфюма. Обернувшись, он склонил голову и коснулся своими губами ее губ. Поцелуй получился нежный, почти дружеский, но женщину не устраивал такой оборот. Она охватила руками шею юноши и страстно впилась в его рот.
Страсть, переполнявшая женщину, электрическим током передалась Виктору. Его руки, скользнув по талии, охватили ягодицы женщины, впившись пальцами в упругое тело.
В следующую секунду он подхватил податливое тело и понес в сторону широкой кровати, застеленной велюровым покрывалом тигровой расцветки.
– Только не спеши, – шептала она, оторвавшись от губ Виктора, и дрожащими от возбуждения пальцами пыталась расстегнуть пуговицы на шелковой блузе.
Молодой мужчина ничего не говорил, он лишь приглушенно рычал, как камышовый кот, схвативший лакомую добычу. Осторожно положив женщину на кровать, расстегивая с нетерпением одежду, он страстно целовал ее тело.
Через минуту обнаженные любовники слились в единое целое, даря друг другу наивысшее удовольствие.
Над городом стали сгущаться вечерние сумерки, во дворе стих шум детворы, а в окнах соседних домов зажегся свет. Молодая женщина оторвалась от своего нового любовника и, поднявшись во весь рост, подошла к трюмо. Придирчиво оглядела себя в зеркало, потом провела руками по округлым бедрам и, облизав кончиком кораллового язычка аппетитные пухлые губки, с ленцой произнесла:
– Любовь – это, конечно, хорошо, но о работе забывать тоже не следует. Едем заключать договор.
* * *
День выглядел по-настоящему праздничным. Железнодорожный вокзал был украшен ярко-красными транспарантами, играл духовой оркестр. Из Чечни уходила последняя воинская часть, командированная сюда в самом начале второй чеченской кампании.Уходил сводный батальон морской пехоты Северного флота. Два года назад североморцы, выгрузившись из черного чрева толстобрюхих «Ил-76», стремительным маршем направлялись в бой. Террористические отряды, руководимые двумя наиболее одиозными фигурами ичкерской вольницы – арабом Бабаем и чеченцем Пастухом, желавшими создать мусульманский Халифат от Черного до Каспийского морей, – вторглись на территорию соседнего Дагестана, оттеснив местные силы самообороны и милицию.
Но сила силу ломит, собранные со всей России самые боеспособные части при поддержке авиации, артиллерии и танков не только остановили боевиков, но разгромили и обратили в бегство. Война покатилась назад в Чечню. После освобождения Грозного батальон направили в горную часть республики. Раскинувшись заставами на самых опасных участках горных дорог, североморцы сопровождали по этим дорогам автомобильные колонны, проводили разведку и участвовали с другими войсками в контрпартизанских операциях. В общем, на войне как на войне.
Вскоре было объявлено, что военная фаза операции закончена и войска Министерства обороны будут отводиться к местам постоянной дислокации, а их место займут части внутренних войск и милиция.
И действительно, уезжали домой десантники, танкисты, мотострелки и даже морские пехотинцы с других флотов. Североморцы оставались в горах, выполняя прежние задачи. За это время полностью сменился личный состав, вместо мальчишек-срочников пришли контрактники. Правда, в основной массе это были те же самые парни, что воевали здесь в первую и вторую кампании. Сменилась часть офицеров и прапорщиков. Одни уволились, другие получили повышение и отбыли к новому месту службы. Неизменным оставался только командир батальона подполковник Василий Николаевич Вавилов, переведенный в морскую пехоту из отряда боевых пловцов. За что батальонные острословы тут же окрестили его Васька-водолаз.
Знающий толк в военном ремесле и потерявший за год боевых действий всего около десятка бойцов, комбат никак не мог взять в толк, почему батальон не возвращают к берегам студеного моря. А когда в часть пришла ДСАУ[1] «спрут», гибрид боевой машины десанта и танка, новейшая артиллерийская установка, разработанная для штурмовых частей ВДВ, но так и не поступившая к ним на вооружение, подполковник Вавилов приуныл. По всем приметам выходило, что припишут батальон к еще только создаваемой сорок второй мотострелковой дивизии, расквартированной в Чечне. Менять тельняшку и парадную черную форму на хаки, морскую романтику на шагистику по плацу не особо улыбалось не только комбату. Все обошлось, вскоре батальон вернули на равнинную часть республики и объявили о возвращении в Североморск. Первой была погружена на железнодорожные платформы и отправлена бронетехника: остромордые, с тонкими стволами скорострельных пушек БМД, похожие на колесные бронетранспортеры НОНА с непропорционально большими башнями, оснащенными короткоствольными мортирами. Последними грузили «спрутов», так ни разу и не выстреливших по врагу. Погрузив технику, тщательно упаковали брезентом и под охраной экипажей без особой помпы отправили на север.
Другое дело личный состав, живые люди, бойцы и командиры, честно выполнившие свой долг на войне. Командование группировки решило устроить торжественные проводы «чудо-богатырей». С утра было украшено транспарантами и разноцветными шариками здание вокзала. Потом приехали оркестр и телевизионщики, которых специально пригласили. Последними прибыли руководители военного и гражданского департаментов, представители воинских частей, которые оставались, и местное население.
Батальон появился на привокзальной площади под торжественные звуки марша «Вставай, страна ог-рймная». Впереди, чеканя шаг, шел подполковник Вавилов в черной отутюженной флотской форме с золоченым кортиком на боку. Вместо черной повседневной пилотки голову комбата сейчас украшала офицерская фуражка с высокой тульей и золотым «крабом». Сбрив шкиперскую бородку, которую носил все два года чеченской войны, подполковник выглядел значительно моложе своих лет.
Следом за комбатом маршировали с высоко поднятым бело-голубым Андреевским флагом офицеры штаба. Все в черной форме морских пехотинцев, перетянутые ремнями портупей, в до блеска начищенных сапогах, в черных беретах с офицерскими кокардами.
А дальше строгими квадратами рот чеканил шаг батальон. Из-под зелено-коричневого камуфляжа, расстегнутого на груди, резали глаз черно-белые полосы тельняшек. Лихо заломленные береты, могучие руки, прижимающие к груди автоматы. Вот они, достойные наследники отцов-победителей!
Эффект, которого хотело добиться командование военной группировки, был достигнут. Всезнающие западные журналисты были осведомлены, что это подразделение, покидающее Чечню, намного дольше других находилось в зоне огневого соприкосновения с сепаратистами. И, по стандартам западной психологии, эти люди должны толпой измученных оборванцев радостно бежать впереди паровоза, увозящего их подальше от проклятого края. Не получилось… сверкающие вспышками фотоаппараты и бесшумно мотающие пленку видеокамеры фиксировали твердую поступь чудо-богатырей.
Музыка стихла, когда комбат остановился перед стоящим у микрофона руководством военной группировки. Вскинув руку к фуражке, Вавилов обратился к старшему по званию с докладом:
– Товарищ генерал-лейтенант…
Немолодой, слегка обрюзгший, с красным обветренным лицом, генерал выслушал доклад подполковника, потом пожал ему руку и обратился к батальону:
– Здравствуйте, товарищи североморцы!
Батальон ответил как один организм, громко и отрывисто:
– Здравия желаем, товарищ генерал…
После этого начался торжественный митинг. Комбат, стоящий возле высоких гостей, практически не слушал, что говорили выступавшие, он наблюдал за лицами. У солдат, присланных для массовки из местных подразделений, читалась неприкрытая зависть к уезжающим с войны. Дети и журналисты с одинаковым любопытством рассматривали морских пехотинцев. Основная масса местных жителей стояла с безразличными лицами, уход одного воинского подразделения или приезд еще нескольких для них ничего кардинально не менял. Они все равно оставались в зоне боевых действий, где в любую секунду мог прогреметь взрыв или просвистеть рой пуль.
Было и несколько обозленных взглядов. Двое молодых парней смотрели по-волчьи исподлобья, у одного не было руки по локоть, другой стоял, опираясь на костыль.
«Возможно, воевали против нас, – мелькнуло в голове подполковника. – А может, случайно попали под раздачу. Вот волками и смотрят».
Немного поодаль от искалеченных парней стоял пожилой чеченец, несмотря на жару, одетщй в шерстяной пиджак и высокую каракулевую шапку. Выше среднего роста, широкоплечий, он стоял неподвижно, как утес, опираясь на толстую палку. Длинная седая борода, большой крючковатый нос, похожий на клюв грифа, делали его похожим на хрестоматийный образ кавказского старейшины. Под кущами густых бровей на выстроившихся пехотинцев неподвижно уставились два черных глаза, как зрачки двух оружейных стволов. В этих глазах Вавилов прочитал ненависть и покорность одновременно.
Горцы отсталый народ, живущий по феодальным законам совета старейшин и не признающий никаких других законов. Из всех человеческих качеств уважалось только одно – сила. Именно силу признавали горцы и ей покорялись, понимая, что маленький народ, противостоящий силе, в конце концов должен исчезнуть. Выжить – значит покориться.
Глядя на морских пехотинцев, старик ненавидел их и уважал. Уважал за силу, которую они представляли, силу, способную переломать любой хребет и любого загнать в каменистую землю по самые ноздри.
Митинг не затягивали, после выступления парочки ораторов микрофон взял генерал-лейтенант и коротко, по-солдатски, произнес:
– Ну, как говорится, в добрый путь. С богом, сынки.
Команду «По вагонам» заглушил марш «Прощание славянки».
* * *
Москва – огромный мегаполис, ставший своеобразным государством в государстве. Многомиллионный город жил своей обычной жизнью. Где-то в подвалах и линиях теплотрасс ютились бомжи, на воровских хазах гуляли «джентльмены удачи», успевшие поживиться за чужой счет.Криминал выше рангом расслаблялся в ресторанах, казино, ночных клубах, где не гнушались бывать государственные чиновники и руководители спецслужб. Здесь же бывали и бизнесмены, «кормильцы» нынешних хозяев жизни. Только настоящими хозяевами они не были.
Ими были «белые воротнички» – каста неприкасаемых, каста банкиров и промышленников, тех, кому принадлежали финансы, производственный потенциал и природные ископаемые. И, соответственно, политическая власть.
«Белые воротнички» не любят шумных презентаций и многочисленных тусовок, обычно они встречаются в тихих помещениях закрытых клубов, где можно в непринужденной беседе обсудить возникшие проблемы, решить текущие дела.
Этим вечером в богато обставленной комнате клуба олигархов «Тройка, семерка, туз» трое дородных мужчин, с удобствами расположившись в глубоких креслах, смотрели широкоэкранный телевизор.
«Высадившиеся на территории Афганистана части специального назначения США совместно с войсками Северного альянса теснят войска талибов к горной крепости Тора-Бора. Днем и ночью ВВС США наносят ракетно-бомбовые удары…»
Седой, с аккуратно подстриженной бородкой банкир пультом дистанционного управления убрал звук и разлил по рюмкам темно-коричневый выдержанный коньяк.
– Американцы медленно, но уверенно перекраивают политическую карту мира.
– Какое, к черту, медленно, —усмехнулся широкоплечий мужчина с крупными чертами лица и двумя большими залысинами на широком лбу..В начале демократических веяний в первые годы независимой России он некоторое время был членом правительства, теперь возглавлял гильдию металлургов и машиностроителей. Грубый, но волевой, он говорил только то, что думал, и это импонировало его компаньонам. – Янкесы мечутся из стороны в сторону, то была Югославия, теперь вот Афганистан, что дальше… Ирак или Иран? Бросив Европу, занялись Средним Востоком.
– Хотят контролировать нефтяные промыслы. Нефть– кровь цивилизации, – негромко проговорил третий собеседник, худосочный мужчина с узким аскетичным лицом. Его острый орлиный нос венчали очки в тонкой золотой оправе. До недавнего времени он занимал руководящий пост в МИДе, теперь возглавлял крупнейший медиахолдинг, где, кроме газетных и телевизионных компаний, особое место занимали несколько центров анализа международных и внутриполитических отношений. – Они хотят контролировать весь мир.
– Они увязли и все больше увязают. – Промышленник залпом осушил свою рюмку и, не закусывая, добавил: – Забыли уже, как драпали из Сомали, из Афганистана драпать будет сложнее.
– Нас это не касается. – Банкир жестом остановил разговорившегося промышленника. – Сейчас пора заниматься собственной страной. Для стабильного роста необходим порядок в государстве. Раз . объявлена борьба с терроризмом, надо приложить максимум усилий для его уничтожения в Чечне.
– Тем более что списывать будут государственные деньги на восстановление и одновременную бомбежку мятежной республики, – громко хохотнул промышленник.
Его собеседники переглянулись. Газетный магнат недовольно поморщил нос.
– Вот именно, – усмехнулся банкир, он был менее брезглив, чем газетчик. —Сейчас Чечня кишит террористами со всего мира. Их уничтожение будет наглядным доказательством нашей поддержки американской политики. Мы должны надавить на всевозможные рычаги для ликвидации бандитов.
– Зачем давить? Достаточно дать военным денег, – снова усмехнулся промышленник.
– Нет, платить – это лишнее, – отрезал банкир. – Придется задействовать наше лобби в парламенте. За это заплачено уже давно.
– Насколько я в курсе, ФСБ уже проводит какую-то операцию, – проявил осведомленность медиамагнат. В этом не было ничего удивительного: в отличие от присутствующих бизнесменов к нему стекалась вся информация его медиаимперии.
– Отлично. Вот и необходимо оказать поддержку по самому высокому уровню. Нам как воздух нужна ликвидация наиболее одиозной фигуры – руководителя сепаратистов, – возбужденно проговорил банкир. – Может, тогда на Западе перестанут считать наши деньги в банке.
С таким заявлением никто не спорил, у каждого из троицы лежали финансовые вклады на зарубежных счетах.
* * *
Для вывода морских пехотинцев подали не военный состав с теплушками, а самый обычный пассажирский. Для рядового и сержантского состава были выделены плацкарты, а для офицерского – два купейных вагона.Комбату полагалось отдельное купе, но он от этой привилегии отказался, подселив к себе начальника штаба, зампотеха и замполита (куда же без него, сердечного). Все-таки компанией ехать веселее.
Не успели старшие офицеры расположиться, как в купе ввалился начальник батальонной разведки. Двухметровый детина в ладно подогнанном под его атлетическую фигуру мундире, по-мужски красивое лицо с тонкой полоской щегольских усов, этакий современный поручик Ржевский.
– Ничего не понимаю, – произнес разведчик. – На весь состав ни одной проводницы, даже самой завалящей!
– Что, неужели одни мужики? – хмыкнул замполит, или по-современному зам по воспитательной части.
– И мужиков нет, хотя меня они и не интересуют, – ответил начальник разведки, – бесхозные вагоны. Прямо-таки железнодорожный «летучий голландец».
– Какой дурак пошлет проводниц, пятьсот душ мужиков с войны едут, – произнес зампотех, невысокий широкоплечий мужчина. Выходец из деревни, он был по-крестьянски основательным, вот и сейчас, едва войдя в вагон, принялся разбирать свой тревожный чемоданчик. Наконец найдя, что искал, зампотех закончил свою мысль: – Тут и до греха недолго.
– Да пятьсот грешных душ тут ни при чем, – спокойно пояснил начальник штаба. – Просто к нашему пассажирскому составу должны прицепить еще четыре грузовых вагона с боеприпасами. В этом случае состав становится полностью военным, а потому гражданским в нем делать нечего.
Это было тоже беспрецедентным случаем. Обычно части, уходящие с боевых позиций, оставляли боеприпасы тем, кто их менял. В этот раз приказ командования был однозначен: боеприпасы доставить к месту постоянной дислокации.
Неожиданно вагон дернулся и медленно тронулся, за окном поплыли вокзальные постройки.
– Ну, вот и поехали, – обрадованно воскликнул замполит. – Как говорится, с северного берега Черного моря к южному берегу Белого моря.
Ехать долго не пришлось, через двадцать минут состав остановился на сортировочной. В окна было хорошо видно, как зеленые угловатые маневровые тепловозы растаскивали железнодорожные вагоны, платформы с грузами. Глядя на эту суету, замполит, в недавнем прошлом начальник гарнизонного Дома офицеров, не удержался от реплики с пропагандистской подоплекой:
– Несмотря на продолжающуюся войну, все-таки чувствуется приближение мира. Видите, товарищи, здесь в основном преобладают мирные грузы.
– Ага, потому что военные стоят с другой стороны, – ответил зампотех и указал кивком головы на открытую дверь: сквозь окна коридора были хорошо видны платформы с тяжелыми самоходными орудиями «мста-С», возле которых курсировали часовые.
Замполит ничего не успел ответить, состав вдруг сильно тряхнуло, раздался пронзительный визг металла. К хвосту состава цепляли вагоны с боеприпасами.
– Вот и мы получили свою порцию мирного груза, – не без издевки над воспитателем произнес начальник штаба. Тот же в свою очередь сделал вид, что не заметил сарказма.
Вскоре состав вновь тронулся, некоторое время он двигался в городской черте. Но вот последние постройки промелькнули за окном, и поплыла степь с рыжей, выгоревшей на солнце редкой травой. Лето подходило к концу, на пороге стояла осень.
Когда тепловоз набрал скорость и хождение неприкаянных офицеров по коридору прекратилось, главный батальонный механик снова взялся за свой тревожный чемодан и, открыв крышку, извлек литровую бутылку «Московской» водки.
– Божья роса, настоящая хлебная, а не какой-то суррогат, – тоном рекламного агента расхваливал сорокаградусный напиток зампотех. – Мне ее по блату знакомые летуны специально привезли из Первопрестольной.
Лукаво взглянув на офицеров, он спросил:
– Товарищ подполковник, может, по паре капель в честь нашего отъезда, а?
– Вообще-то я думал, что мы это отметим, когда наш состав покинет пределы Чечни, – произнес Вавилов.
– А какая разница? – удивленно пожал плечами начальник штаба. – Все равно мы уже едем, кто посмеет на нас вякнуть? К тому же ваш зам в голове состава строго блюдет бойцов. Так что нам не грех и немного расслабиться.
– Ладно, убедили, – проговорил комбат, после этих слов все дружно потянулись к своим чемоданам.
* * *
На войне, как правило, нет ни разносолов, ни разнообразия. Ассортимент офицеров был одинаковым: сухая колбаса, сало, рыбные консервы.Небольшой любитель алкоголя, подполковник Вавилов после третьей рюмки почувствовал навалившуюся тяжелым грузом неимоверную усталость. Сказалась нервотрепка последних дней.
Широко зевнув, комбат прикрыл веки и негромко сказал:
– Я пас, мужики, гуляйте без меня.
Улегшись на верхнюю полку, он тут же провалился в черную бездну сна. Спал подполковник чутко, без сновидений, это позволяло проснуться по первой же команде и сразу вникнуть в происходящее.
– Василий Николаевич, – тронул его за плечо начальник штаба.
– Что такое? – Мгновение – и комбат спрыгнул на пол, окинув взглядом купе. Зампотех и замполит безмятежно спали. На столике были разбросаны остатки недавнего пиршества, внизу на полу стояла пустая бутылка из-под водки.