Судзуки Кодзи. Петля

   Изначально опухоли бывают доброкачественными и злокачественными, но это различие заключается в двух предельно неприятных признаках — инфильтрации и метастазе. Например, если появившаяся опухоль не расширяется и не проникает в кровеносные и лимфатические сосуды, то не стоит особо волноваться.
   В случае же с метастазным раком его распространение сопровождается быстрым ростом и сильной инфильтрацией, и он имеет сильную устойчивость против иммунитета, полученного при циркуляции в кровеносных и лимфатических сосудах. У метастазного рака вероятность развития больше, чем у обычного, даже с учетом преград, создаваемых циркуляцией крови.
   Так что в случаях с этим раком практически с абсолютной уверенностью можно прогнозировать метастазы. Фразу: «Вылечат рак или нет» — теперь можно было заменить фразой: «Предотвратят метастазы или нет». Кстати, почти стопроцентная вероятность возникновения метастазов заставляет признать невозможность излечения от метастазного рака в ближайшее время.
   Четвертая особенность заключалась в том, что возникшая из-за нового вируса раковая клетка была, по сути, бессмертной, она продолжала жить до самой смерти хозяина.
   Обычные клетки в человеческом теле могут делиться только определенное количество раз — точно так же и человеку изначально дано прожить только один жизненный срок. Например, нервные клетки с взрослением человека теряют способность к воспроизведению и больше не обновляются. Можно сказать, что продолжительность жизни нервных клеток совпадает с продолжительностью человеческой жизни.
   Таким образом, продолжительность жизни клеток связана с продолжительностью жизни человеческого тела как такового, однако клетки, пораженные метастазным раком, даже если их удалить из тела и подпитывать, поместив в питательный раствор, будут делиться до бесконечности и никогда не умрут.
   Появились религиозные деятели, затрагивавшие этот момент в своих «пророческих» речах.
   Если удастся удачно привить способности раковых клеток клеткам обычным, то люди смогут обрести не стареющие и не умирающие тела.
   Разумеется, все это было не более чем болтовней всяких проходимцев. А клетки, обретшие вечную жизнь, убивали своих носителей, правда, то, что они сами при этом умирали, воспринималось как противоречие.

2

   Сезон дождей (на который в следующем году были запланированы государственные экзамены) Каору провел по горло в делах. Уход за больным отцом и приработки занимали слишком много времени. Было не до учебы. Да и психическое состояние матери требовало внимания.
   Мать, если за ней не проследить, постоянно хваталась за все, что имело этикетку «особо эффективного средства от рака». Была опасность полностью потерять над ней контроль.
   Хидэюки не нравилось, что сын постоянно занят. Ему все казалось, что время, которое следовало бы посвятить работе, тратится впустую. Когда он понял, что виновата его болезнь, он стал еще более раздражительным, начал выдавать Каору деньги только на университет и постоянно говорил, что нужно делать сбережения. Он до сих пор мог чваниться и хвастаться, Каору же, напротив, избегал даже шуток в таком духе.
   Теперь, с точки зрения Каору, тянувшего на себе весь семейный бюджет, получалось, что средств становится все меньше и ничего другого не остается, кроме как работать, однако он не решался обвинить отца в развале семейного бюджета. Объяснить отцу всю серьезность ситуации не было никакой возможности. Поэтому он врал, говоря, что работает, чтобы получить деньги на развлечения.
   Когда Каору был рядом с отцом, он всегда хотел успокоить его. Ни в коем случае нельзя было дать ему понять, что из-за его болезни доходы в семье снизились и жене с сыном стало тяжело жить. К счастью, как студенту медицинского факультета, юноше удавалось заработать немного денег репетиторством. В больнице при университете, где учился Каору, лечилось много школьников.
   Родители хотели, чтобы их дети, вернувшись к учебе, могли нагнать упущенное, и Каору часто предлагали вакансию репетитора.
   Однажды, незадолго перед каникулами, после занятий английским языком и математикой с одним из учеников, Каору поглощал свой скромный обед, сидя в больничной столовой. Его отец лежал в той же больнице, Каору только что узнал, что есть подозрение на метастазы в печени, и настроение у него было очень мрачное. Лето началось с любимой фразы отца.
   В этом году всей семьей поедем в поселок долгожителей в Северную Америку, в пустыню.
   Пустые слова. И как всегда, в ответ на эту выдавленную из себя фразу неотвратимо возрастала опасность метастазов в печени. Размышляя о симптомах отца и о том, что ждет семью, Каору глубоко вздохнул, и тут он заметил, что в столовую вошла женщина с ребенком, Сугиура Рэйко и ее сын Рёдзи.
   Находящаяся на третьем этаже столовая имела форму буквы "П" и окружала стеклянной стеной внутренний садик. В садике бил фонтан, и струи воды поднимались высоко вверх. Невозможно убогий интерьер столовой и отвратительная еда наводили тоску, и, лишь глядя на вздымающиеся струи фонтана, Каору мог ненадолго отдохнуть душой.
   Его взгляд естественно переключился на красивую женщину, которую препроводил до свободного места работник столовой. Почему-то она притягивала к себе Каору. Ее хорошо загоревшее тело в бежевом летнем платьице и лицо без косметики были словно созданы для того, чтобы привлекать взгляды. Не будь рядом с ней сына, она могла бы показаться десятилетней девочкой.
   Проследовав за официантом, женщина и мальчик собрались сесть за стол перед Каору. Даже когда они сели, юноша не мог отвести от них глаз, его взгляд приковали к себе ноги, видневшиеся из-под маленького летнего платья.
   Он вспомнил, что видел эту парочку две недели назад в больничном бассейне. Этим летом, еще до того как стать репетитором, он за успехи в учебе получил бесплатный абонемент в бассейн. В первый же день, когда он отправился туда, Каору увидел мать с сыном, сидевших в креслах у края бассейна.
   Единственный взгляд, брошенный на эту женщину в зеленом купальнике, пробудил в нем уверенность, что он когда-то очень давно ее видел, но когда и где, он не помнил. Каору, всецело полагавшийся на свою память, не мог поднять с ее дна этот образ, поэтому видение оставило у него какой-то неясный горький привкус. Странно, что он не мог вспомнить столь красивую женщину. Возможно, он обознался и ему оставалось просто забыть о ней, но тут Каору вдруг подумал, а не актриса ли это из одного телевизионного сериала, который он часто смотрел в детстве.
   У мальчика особенно сильно обращала на себя внимание фигура Нескладный, в ровно облегающей голову шапочке, очках, трусы в клеточку, первого взгляда на которые было достаточно, чтобы понять, что они не предназначены для плаванья; с маленькими пухленькими ножками и необычайно белой кожей, — он напоминал труп инопланетянина, который когда-то давно показывали по телевизору.
   Женщина, которую он где-то видел, странно одетый мальчик — оба они произвели на Каору очень сильное впечатление.
   Теперь они сидели за столом перед Каору — у окна, за которым рассыпались водяными брызгами струи фонтана, отчего их отражения на стекле казались размытыми, это не были их настоящие образы. Каору тайком наблюдал за этими отражениями.
   Через некоторое время он понял, откуда появилось возникшее в самом начале ощущение нескладности мальчика. Это из-за волос. Когда Каору видел его у бассейна, то заметил, что на шапочке явно нет вздутия от волос.
   Сев за стол, мальчик через некоторое время снял надетую на него шапку, и Каору увидел абсолютно лысую, без единого волоска голову.
   Оправившись от удивления, он понял, что мальчик — один из пациентов, больных раком. Это не жена и ребенок пришли навещать больного, по-видимому, мать пришла проследить, как лечат ее сына. Хидэюки лечили таким же образом, от обширной терапии у него выпали почти все волосы, но у мальчика они выпали полностью. Теперь стало понятно, почему плотно облегающая голову шапочка выглядела так неестественно.
   Каору, с отсутствующим видом подперев подбородок руками, наблюдал за тем, как красавица мать, которой, как ему казалось, было чуть больше тридцати, и ее сын школьник молча ели свой ленч. Он подсознательно провел параллели между мальчиком и лежащим в больнице отцом. Отцу сорок девять лет, мальчику одиннадцать. Оба они проходят противораковую терапию.
   Женщина в бежевом летнем платьице, распространявшая вокруг себя сверкающий ореол, никак не сочетающийся с больничной обстановкой, иногда поднимала взгляд и лишь поворачивала глаза, чтобы выглянуть в окно. Склонившись над тарелкой, Сугиура Рэйко апатично ковыряла в ней с таким видом, словно ела только потому, что иначе было нельзя. Она взглянула на Каору с грустной улыбкой, выражение ее лица было ни с чем не сравнимо.
   Ее рука с ложкой замерла в воздухе, женщина, словно передумав, опустила ложку назад на тарелку и уставилась перед собой. На ее лице Каору прочитал резкий вопрос: «Что ты все смотришь?» Но, встретившись взглядом с Каору, Рэйко тут же стала спокойней. А он все не мог отвести глаз.
   Похоже, она тоже вспомнила, что видела Каору в бассейне. Ее взгляд как будто спрашивал о чем-то. Когда Каору немного наклонил голову, женщина ответила тем же.
   Правда, в тот же момент она отложила ложку и палочки и начала укорять сына, бесцельно месившего пальцами еду. Она потеряла всякий интерес к незнакомцу.
   Но Каору теперь смотрел только на них. И как он ни сопротивлялся, его давило что-то исходившее от них, похожее на затаенную злобу.

* * *

   Несколько дней спустя, теперь уже в больничном саду, Каору представился случай поговорить с ними. Они уселись рядом на одной скамейке, и совершенно естественно сам собой завязался разговор.
   Мать, как уже было сказано, звали Сугиура Рэйко, а мальчика Рёдзи. Рёдзи сказал, что у него подозрение на раковые клетки в печени, которые дают метастазы в мозг, и что, прежде чем начать лучевую и химическую терапию, он каждый день проходит через сплошные проверки.
   Более того, причиной раковой опухоли был, по всей вероятности, недавно возникший вирус метастазного рака, и в этом отношении диагноз Рёдзи во всем, от начала болезни до возникновения метастазов, походил на диагноз Хидэюки.
   Каору проникся симпатией к этим людям. Ему так хотелось объяснить им, что они похожи на друзей, борющихся плечом к плечу с одним врагом.
   — Боевые товарищи!
   Рэйко также употребляла эти слова. Но Каору, вспомнив, с каким видом эти двое сидели несколько дней назад в кафетерии, не смог ей поверить. Не исключено, конечно, что тогда на лицах матери с сыном отразилось отчаянье. Однако Каору не показалось, что это были лица людей, готовых серьезно, плечо к плечу, бороться с болезнью. Невозможно было забыть, с какой апатией они отправляли пищу в рот.
   Раз возникла такая возможность, Каору решил разъяснить возникшее при первых встречах подозрение и спросил:
   — А мы с вами нигде раньше не встречались?
   Собственные слова напомнили ему о застенчивости, с которой произносящий подобные банальности мужчина стремится привлечь к себе женщину, но он не знал, как спросить иначе.
   В ответ Рэйко слегка улыбнулась.
   — Мне так часто говорят. Наверное, потому, что я похожа на актрису, игравшую в старом сериале, — застенчиво ответила она.
   Каору опять усомнился в правдивости этих слов. Не может быть, что она не та актриса, а только похожа на нее. Но если она врет, чтобы избавиться от своего прошлого, стоит ли это проверять?
   Стоя в дальнем углу сада, Рэйко сказала Каору номер палаты и добавила:
   — Как-нибудь обязательно приходите. Я вас прошу.
   Она легонько помахала рукой. Ее руки светились здоровьем, а от всего тела исходил тонкий аромат. После их третьей встречи Каору уже не мог отвести глаз от женщины по имени Сугиура Рэйко.

3

   Приняв приглашение Рэйко, Каору на следующий день уже стучался в дверь палаты Рёдзи. Когда он вошел внутрь, встреченный улыбкой Рэйко, которая выглядела не очень искренней, Рёдзи, сидя на кровати и болтая ногами, читал книжку. Учившийся на медицинском факультете Каору уже на входе смог оценить стоимость палаты — она раз в пять превышала обычную. Здесь были даже отдельная ванная и туалет.
   — Спасибо, что пришли.
   Несмотря на слова благодарности, Каору понял, что накануне Рэйко пригласила его к ним в палату только из вежливости, но, похоже, его прихода она не ожидала. Рэйко явно была не в духе. Повернувшись к Рёдзи, она поторопила его:
   — Давай, давай.
   Каору наблюдал за происходящим. Рэйко, разумеется, позвала его, чтобы он составил компанию Рёдзи. Немного не то, чего ожидал юноша.
   Каору больше тянуло не к Рёдзи, а к его матери. Он был неопытен в любви, но умоляющий не отвергать ее предложение взгляд Рэйко и ее аромат слились для Каору в одно целое. Дело было даже не в больших глазах, полных легкого кокетства, пухленьких губах и упругих грудях, а в том, что от Рэйко исходил аромат женственности.
   В отличие от Рэйко, Рёдзи глядел более мрачно. Когда Каору, которому Рэйко предложила сесть на стул у кровати, оказался напротив, его поразило, как слабо светятся глаза мальчика. Он глядел и как будто ничего не замечал. Его взгляд проходил сквозь Каору и блуждал по стене у него за спиной. Словно никак не мог определить, где ему сконцентрироваться.
   Сунув палец между страниц, Рёдзи положил книгу на колено. Каору нагнулся, чтобы посмотреть название, и, увидев заднюю сторону обложки, понял, что эту книгу он уже читал.
   Книга называлась «Страх перед вирусами».
   Считается, что больные хотят подробнее узнать о своей болезни. И Рёдзи не был исключением. Это естественно, когда человек обеспокоен тем, что внутри у него находится что-то постороннее.
   Каору сказал, что он студент медицинского факультета, и задал Рёдзи несколько вопросов о вирусах. И получил от него на удивление четкие ответы: мальчику было только шесть лет, и он учился в младшей школе. Было ясно, что Рёдзи хорошо разбирается в вирусах. У него был не только такой же, как у Каору, взгляд на устройство ДНК, но и самый современный подход к феномену жизни вообще.
   Во время беседы Каору начало казаться, что он видит себя самого, каким он был в детстве. Каору глядел на этого мальчика, вооруженного даже знаниями по химии, как когда-то на него самого глядел его отец.
   Однако беседа длилась недолго. Когда они наконец-то разговорились, пришла медсестра и увела Рёдзи на обследование.
   Оставшись вдвоем с Рэйко в маленькой комнате, Каору занервничал, но Рэйко оторвалась от окна, у которого сидела, и с невинным взором опустилась на край кровати.
   — Я и не думала, что вам двадцать.
   Похоже, из их беседы она уловила что-то, косвенно касавшееся возраста Каору.
   — А на сколько я выгляжу? — Поскольку Каору всегда выглядел старше своих лет, то он часто задавал этот вопрос.
   — Ну, старше лет на пять, не более... — Рэйко оборвала фразу, почувствовав, что, возможно, обижает Каору.
   — Так я выгляжу старше?
   — У вас очень сильный характер.
   То, что он выглядел старше, могло бы его обидеть, но слова о том, что он сильный, были уже похвалой.
   — Это потому, что у моих родителей были хорошие отношения.
   — Хм, значит, если у супругов хорошие отношения, дети выглядят старше?
   — Если родители счастливы уже оттого, что вместе живут, — это всегда заметно.
   — Не-а! — Рэйко пустым взглядом уставилась на осиротевшую без сына кровать.
   Каору подумал о муже Рэйко. Почему-то невозможно было представить, что у Рёдзи есть отец. Развод, смерть... а может быть, отца у Рёдзи никогда и не было, во всяком случае, казалось, что связь с ним у мальчика очень слабая.
   — Наверное, он никогда не сможет жить самостоятельно, — сказала Рэйко, не отводя глаз от кровати.
   Каору придал лицу подобающее выражение. Он и не ожидал, что она произнесет что-нибудь другое.
   — Рак...
   — Да? — сказал он, хотя сам именно так и думал.
   — Три года назад умер его отец, но Рёдзи — он такой, он особо и не огорчился.
   Каору догадывался об этом. Такой, как Рёдзи, и слезинки не уронит.
   — Надо же... — Каору скрыл свои истинные чувства. Стоило ему только подумать о смерти отца, и в груди его рождалась необъятная грусть. У него не было уверенности, сможет ли он на самом деле смириться со смертью отца, стать до конца самостоятельным.
   — Каору-сан, если вы не против... — Тут Рэйко на мгновение замолчала и доверительно посмотрела на юношу. — ...Не проследите ли вы за его занятиями?
   — Вы насчет репетиторства?
   — Да.
   Обучение детей имело для Каору особый смысл. К тому же времени на это у него вполне хватало. Однако он сомневался в том, что Рёдзи нужен репетитор. Из короткой беседы с ним Каору понял, что по уровню развития он значительно превосходил сверстников.
   Кроме того, Каору ясно понимал, что если рак даст метастазы в легкие и мозг, то, сколько ни нанимай репетиторов, вся учеба окажется впустую. Шансов на то, что Рёдзи вернется в школу, практически не было. Хотя, наверное, поэтому и стоит нанять репетитора. Чтобы заставить его готовиться к возвращению в школу, вселить в него надежду. Близкие своими действиями должны дать ему понять, что ни в коем случае не оставляют надежды на будущее.
   — Хорошо, если заниматься часа по два в неделю, время найдется.
   Рэйко приблизилась к Каору на два-три шага и поклонилась, сложив руки в ладонях.
   — Спасибо. Какая уж там учеба. Думаю, ему будет радостно оттого, что он получит хорошего собеседника.
   — Понятно.
   Наверняка у Рёдзи совсем не было друзей. Каору хорошо его понимал. Он так и не смог ужиться со школьным сообществом. Однако, несмотря на это, не ощущал себя одиноким. У него были отличные отношения с родителями. Отец был странноват, но лучшего собеседника Каору и представить не мог. Благодаря тому что мать и отец были все время вместе, Каору не пришлось переживать кризис самоопределения и он не задавался вопросом, почему родился в этом мире.
   Рэйко хотела, чтобы Каору заменил ее сыну отца. Разумеется, никаких помех для этого не было, он всегда достигал поставленных целей.
   «А не хочет ли Рэйко, чтобы я заменил ей мужа?» — тешил он себя нелепыми надеждами. Каору не верил в это, но рядом с ней старался по возможности выглядеть как одинокий мужчина.
   Договорившись о том, в какое время он будет приходить, Каору поставил номер палаты Рёдзи последним в своем расписании.

4

   Но Каору общался с мальчиком и сверх отведенного времени. Тогда они в основном болтали на научные темы, Каору вспоминал детство, когда он с головой погружался в науку, всем сердцем стремясь познать устройство мира.
   Когда-то Каору мечтал создать систему, которая смогла бы объяснить и охватить то, что считалось сверхъестественным, то есть ненаучным. Но чем глубже становились его познания, тем больше он убеждался в том, что в любой самой стройной теории обязательно возникало абсолютно не поддающееся объяснению явление. Когда же он приблизился к заветной системе, то из-за болезни отца все его глубокие устремления пришлось переключить на практические вопросы медицины.
   Внезапно очнувшись от воспоминаний, Каору посмотрел на Рёдзи, который, как и он когда-то, мечтает познать устройство мира. Так старший товарищ смотрит на младшего.
   Рёдзи, как всегда, сидел на кровати скрестив ноги и раскачивался. Рэйко, расположившаяся в кресле у окна и вроде следившая за их разговором, почти уснула и качала головой в такт движениям сына.
   — Теперь тебя это интересует?
   Рёдзи засыпал Каору вопросами о генетике.
   — Ну, признаться...
   Рёдзи уставился вечно пустыми глазами прямо перед собой и приосанился, сидя на кровати. Хоть в этом и не было ничего необычного, на его лице всегда блуждала улыбка. Нездоровая улыбка. Улыбка человека, знающего, что скоро ему придет конец, улыбка, исполненная насмешки над этим миром. Каору уже привык к этому, но все же сердился, когда видел ее. Появись у его отца на лице такое выражение, он бы его отбранил, хоть это и был его отец.
   В случае с Рёдзи единственным способом убрать с его лица скорбное выражение было втянуть его в пламенный спор.
   — А что ты думаешь о теории эволюции? — Раз уж они заговорили о генетике, то вполне естественно было перейти к вопросу эволюции.
   — В каком смысле? — Рёдзи беспокойно завозился и, не поднимая головы, устремил взгляд на Каору.
   — Ну, в общем, давай спросим так. Ход эволюции бесцелен, или все же есть какая то заданная цель?
   — А ты, Каору-сан, что думаешь?
   Это была дурная привычка Рёдзи: прежде чем напрямую выдать свое мнение, тщательно разузнать мнение собеседника.
   — С определенной уверенностью полагаю, что у эволюции есть цель.
   Каору не был склонен во всем соглашаться с мнением ортодоксальных дарвинистов. Хотя он и решил посвятить себя естественным наукам, он полностью не избавился от философского поиска смыслов.
   — Я тоже согласен с теорией о преднамеренности эволюции. — Высказавшись, Рёдзи почти вплотную приблизился к Каору.
   — То есть жизнь, по-твоему, с самого зарождения стремится к порядку?
   — Зарождения? — с ужасом в голосе спросил Рёдзи.
   — Вообще-то, существует большая проблема, что считать зарождением.
   — Вот как! — Рёдзи, насупив брови, стремился показать, что хочет как можно скорее уйти от этой темы.
   Каору не понимал, что случилось с мальчиком. Размышления о причинах возникновения жизни должны были стать для него веселой игрой. По крайней мере, Каору с отцом часто развлекались, связывая воедино вопросы, каким образом возникла на Земле жизнь и почему она получила возможность развиваться.
   — Ну, продолжим. Как устроена жизнь, мы не знаем, но сначала она возникла, а потом... — Каору остановился, понуждая Рёдзи продолжить дальше.
   — Я думаю, что сначала жизнь была как семечко. Из этого семечка появился росток. В него была заложена нужная информация, чтобы он в процессе роста стал как нынешнее древо жизни, включая человека.
   — Но были же и отклонения?..
   — Да. Совсем маленькое семечко, а превращается в большое дерево. Толщина ствола, цвет листьев, вся информация о самом виде заложена в изначальное семечко. Но разумеется, большое дерево подвергается природным воздействиям. Не будет солнца — оно завянет, станет меньше питательных элементов — истощится ствол. Ударит молния — ствол может развалиться. Сильный ветер может обломать ветви. Но сколько бы ни возникло непредвиденных воздействий, заложенные в семечке основные свойства не изменятся. Сколько бы ни лил дождь и ни сыпал снег, они не сделают из гинкго яблони.
   Каору облизал пересохшие губы. У него не было желания возражать Рёдзи. Более того, мысли Рёдзи походили на его собственные.
   — Иначе говоря, то, что животные вышли на сушу, а у жирафа вытянулась шея, было изначально запрограммировано.
   — Да, так.
   — Если так, то надо полагать, что перед возникновением жизни поработала чья-то воля?
   — Воля? Чья? Бога? — простодушно отреагировал Рёдзи.
   Но Каору подразумевал не божественную волю, а некую иную, функционировавшую как эволюционная лестница еще даже до появления жизни.
   Внезапно ему представился косяк рыб, устремившийся на берег. В этих рыбах, окрасивших море в черный цвет, стремящихся на землю, выпрыгивающих из воды, чувствовалась всесокрушающая сила.
   На самом деле морские животные самостоятельно не стремились на землю. Вероятно, в высохших в результате горнообразовательных процессов водоемах им неизбежно приходилось адаптироваться. Последователь Дарвина дал бы такое объяснение.
   Но Каору представлялись пустые глаза рыб, каждый день стремящихся на сушу и умирающих на берегу, он видел растущие там горы трупов. Невозможно было поверить, что большая часть этих рыб адаптировалась к жизни на земле. Смена среды обитания сопровождалась изменением внутренних органов. Стал необходимым переход с жаберного дыхания на легочное. Каким же образом осуществлялись эти пробы и ошибки на пути к изменению внутреннего устройства? Один орган перерождался в другой, — если представить себе это, становится жутко.
   Каору видел перед собой абсолютно лысую голову Рёдзи. Когда мальчик нагнулся, его затылок оказался там, где только что был нос. В этом исхудалом маленьком теле происходило грандиозное клеточное сражение. Такое же происходит в теле Хидэюки, отца Каору. Потеряны часть желудка, часть ободочной кишки, печень. А появившиеся взамен побежденных новые раковые клетки находят себе новое убежище и непрерывно копошатся в теле Рёдзи.
   Каору вдруг осенило.
   Раковые клетки, изменяя цвет и форму здоровых органов, создавая опухоль, приводят к дисфункциям органов и смерти человека. Эту свою противоречивость они используют для прикрытия, но, подумав, вполне можно догадаться, чем они на самом деле занимаются. Попав в кровь и лимфу, они провоцируют клетки и, частично отдавая им свойства нестарения и бессмертия, таким образом осуществляют эксперимент.
   Но зачем?..
   Чтобы создать в теле человека необходимые в будущем органы. Деятельность вируса метастазного рака — это пробы и ошибки на пути к созданию новых органов в теле человека.