Страница:
Но, по-видимому, со временем из-за болезни Хидэюки начал сдавать. Сейчас, в больнице, когда Каору, взяв распечатки с расшифровкой генов вируса, уже собирался выйти из палаты отца, тот окликнул его:
— Послушай, Бонза... — И уже по инициативе отца Каору наконец узнал, чем тот занимался во время исследований.
«Я работал над компьютерной моделью зарождения жизни», — вкратце пояснил Хидэюки.
Это была его давняя мечта — объяснить, как на Земле зародилась жизнь.
Но, как Каору и предполагал, данная попытка успехом не увенчалась, и проект был заморожен. Отец не произнес слова «провал». Даже более того, он говорил, что исследования шли вполне успешно. Только до сих пор не понятно, почему это привело к такому результату.
— «Петля», как бы это сказать... Заболела раком.
«Заболевание раком» свело все формы к одной и уничтожило разнообразие.
Каору слушал похожие на стон слова отца, но никак не мог понять, что он имел в виду. А поскольку он не понимал, в чем состоял главный замысел, то уж тем более ему было не понять деталей.
Во-первых, Каору хотелось узнать, за какие исследования взялся в прошлом его отец, а во-вторых, ему важно было выяснить, случайно или нет почти все сослуживцы отца пали жертвой вируса.
Поэтому он заявил, что хочет поехать в институт. Отец назвал ему имена еще живых сотрудников и напряг всю свою память, чтобы объяснить сыну, как туда попасть.
От Каору требовалось сразу же передать людям из института весть от отца. Хоть отец там больше не работал, Каору должен был ожидать радушный прием.
Юноша безо всякой цели еще раз взглянул на распечатки.
Количество основ, которые составляли код всех девяти генов вируса, никак не выходило у него из головы. На бумаге было девять строк, в каждой из них — от четырех до шести цифр.
3072
393 216
12 288
786 432
24 576
49 152
196 608
6144
98 304
Тут бы Каору и пригодились его выдающиеся вычислительные способности. Благодаря своему таланту он уже начал предчувствовать послание, но пока из этих цифр ничего не выходило.
Как будто что-то общее есть в этих девяти строчках.
Это можно проверить. Каору надеялся на интуицию.
Чтобы развеяться, он выглянул в окно. По обеим сторонам, как деревья в лесу, выстроились высотные здания. И, пронизывая пространство, между этими чащами бесшумно несся состав обтекаемой формы.
Приближаясь к станции, поезд сбросил скорость. Рядом со стройплощадкой виднелось веселое разноцветное здание.
Четыре высотных здания, каждое высотой метров триста, органично соединенные между собой, образовывали небольшой городок.
Square building.
Square означает «квадратный». Кроме него...
Тут взгляд Каору снова упал на распечатки, все внимание его было сконцентрировано на девяти рядах цифр.
— Какой же я дурак! — чуть слышно произнес Каору.
У слова square было еще значение «вторая степень». Благодаря этой ассоциации он внезапно догадался.
3072 — это 2 в 10-й степени, умноженное на 3;
393 216 — 2 в 17-й степени, умноженное на 3;
12 288 — 2 в 12-й степени, умноженное на 3;
786 432 — 2 в 18-й степени, умноженное на 3;
24 576 — 2 в 13-й степени, умноженное на 3;
49 152 — 2 в 14-й степени, умноженное на 3;
196 608 — 2 в 16-й степени, умноженное на 3;
6144 — 2 в 11-й степени, умноженное на 3;
98 304 — 2 в 15-й степени, умноженное на 3.
Удивительно, но все девять чисел были равны двум в энной степени, помноженным на три.
Каору быстро посчитал в уме, какова вероятность того, что девять многозначных чисел, расположенных безо всякого порядка, все окажутся двойками, возведенными в некоторую степень и помноженными на три. Из всех чисел до шести знаков таких только восемнадцать.
Даже не вычислив все правильные числа, Каору понял — вероятность практически нулевая.
Почему в генах вируса все базовые основы — это двойки в некой степени, помноженные на три?
Все-таки не может оказаться случайностью, что эти несколько чисел выстроились столбиком, преодолев преграду почти нулевой вероятности. Видимо, в этом должен быть какой-то смысл.
Каору подумал, что десять лет назад, размышляя вместе с отцом, они пришли к такому же выводу. Разве что темой тогда была загадка возникновения жизни.
Там, в супе... посреди этой массы, существует нечто, что дергает за нитки...
Репродуктор оповестил, что поезд прибыл на нужную Каору станцию, голос доносился словно из другого мира.
Каору выскочил из дверей и встал на платформе. Если верить отцу, то от станции до института пешком минут десять.
Каору с изможденным, как у призрака, лицом двинулся по платформе. После вагонной прохлады на перроне можно было свариться, перемена температуры ощущалась болезненно.
Положив в портфель бумаги, которые до этого держал в руке, Каору двинулся в сторону института, следуя указаниям отца.
10
11
12
— Послушай, Бонза... — И уже по инициативе отца Каору наконец узнал, чем тот занимался во время исследований.
«Я работал над компьютерной моделью зарождения жизни», — вкратце пояснил Хидэюки.
Это была его давняя мечта — объяснить, как на Земле зародилась жизнь.
Но, как Каору и предполагал, данная попытка успехом не увенчалась, и проект был заморожен. Отец не произнес слова «провал». Даже более того, он говорил, что исследования шли вполне успешно. Только до сих пор не понятно, почему это привело к такому результату.
— «Петля», как бы это сказать... Заболела раком.
«Заболевание раком» свело все формы к одной и уничтожило разнообразие.
Каору слушал похожие на стон слова отца, но никак не мог понять, что он имел в виду. А поскольку он не понимал, в чем состоял главный замысел, то уж тем более ему было не понять деталей.
Во-первых, Каору хотелось узнать, за какие исследования взялся в прошлом его отец, а во-вторых, ему важно было выяснить, случайно или нет почти все сослуживцы отца пали жертвой вируса.
Поэтому он заявил, что хочет поехать в институт. Отец назвал ему имена еще живых сотрудников и напряг всю свою память, чтобы объяснить сыну, как туда попасть.
От Каору требовалось сразу же передать людям из института весть от отца. Хоть отец там больше не работал, Каору должен был ожидать радушный прием.
Юноша безо всякой цели еще раз взглянул на распечатки.
Количество основ, которые составляли код всех девяти генов вируса, никак не выходило у него из головы. На бумаге было девять строк, в каждой из них — от четырех до шести цифр.
3072
393 216
12 288
786 432
24 576
49 152
196 608
6144
98 304
Тут бы Каору и пригодились его выдающиеся вычислительные способности. Благодаря своему таланту он уже начал предчувствовать послание, но пока из этих цифр ничего не выходило.
Как будто что-то общее есть в этих девяти строчках.
Это можно проверить. Каору надеялся на интуицию.
Чтобы развеяться, он выглянул в окно. По обеим сторонам, как деревья в лесу, выстроились высотные здания. И, пронизывая пространство, между этими чащами бесшумно несся состав обтекаемой формы.
Приближаясь к станции, поезд сбросил скорость. Рядом со стройплощадкой виднелось веселое разноцветное здание.
Четыре высотных здания, каждое высотой метров триста, органично соединенные между собой, образовывали небольшой городок.
Square building.
Square означает «квадратный». Кроме него...
Тут взгляд Каору снова упал на распечатки, все внимание его было сконцентрировано на девяти рядах цифр.
— Какой же я дурак! — чуть слышно произнес Каору.
У слова square было еще значение «вторая степень». Благодаря этой ассоциации он внезапно догадался.
3072 — это 2 в 10-й степени, умноженное на 3;
393 216 — 2 в 17-й степени, умноженное на 3;
12 288 — 2 в 12-й степени, умноженное на 3;
786 432 — 2 в 18-й степени, умноженное на 3;
24 576 — 2 в 13-й степени, умноженное на 3;
49 152 — 2 в 14-й степени, умноженное на 3;
196 608 — 2 в 16-й степени, умноженное на 3;
6144 — 2 в 11-й степени, умноженное на 3;
98 304 — 2 в 15-й степени, умноженное на 3.
Удивительно, но все девять чисел были равны двум в энной степени, помноженным на три.
Каору быстро посчитал в уме, какова вероятность того, что девять многозначных чисел, расположенных безо всякого порядка, все окажутся двойками, возведенными в некоторую степень и помноженными на три. Из всех чисел до шести знаков таких только восемнадцать.
Даже не вычислив все правильные числа, Каору понял — вероятность практически нулевая.
Почему в генах вируса все базовые основы — это двойки в некой степени, помноженные на три?
Все-таки не может оказаться случайностью, что эти несколько чисел выстроились столбиком, преодолев преграду почти нулевой вероятности. Видимо, в этом должен быть какой-то смысл.
Каору подумал, что десять лет назад, размышляя вместе с отцом, они пришли к такому же выводу. Разве что темой тогда была загадка возникновения жизни.
Там, в супе... посреди этой массы, существует нечто, что дергает за нитки...
Репродуктор оповестил, что поезд прибыл на нужную Каору станцию, голос доносился словно из другого мира.
Каору выскочил из дверей и встал на платформе. Если верить отцу, то от станции до института пешком минут десять.
Каору с изможденным, как у призрака, лицом двинулся по платформе. После вагонной прохлады на перроне можно было свариться, перемена температуры ощущалась болезненно.
Положив в портфель бумаги, которые до этого держал в руке, Каору двинулся в сторону института, следуя указаниям отца.
10
Идти пришлось недалеко, но дорога была неровной, и ко времени, когда он подошел к институту, Каору насквозь пропотел. Стоя перед старым зданием посольского типа, Каору сравнивал его с описанием, которое он записал на бумагу. Несомненно, это было оно, то самое здание, в котором на четвертом и пятом этажах хранится информация о «Петле».
Каору на лифте поднялся на четвертый этаж и попросил позвать человека по фамилии Амано. Эту фамилию ему назвал Хидэюки.
«Когда придешь в институт, сразу попроси позвать Амано и передай ему, что я тебе сказал». — Хидэюки несколько раз напоминал ему об этом.
Женщина у стойки сняла трубку внутренней связи и передала просьбу.
— Вас желает видеть господин Каору Футами, — кратко проговорила секретарша и, улыбнувшись Каору, показала на диван в холле. — Подождите, пожалуйста, немножко.
Каору сел на диван и стал ждать, когда придет человек по имени Амано. Оглядываясь по сторонам, он испытывал поразительное ощущение, ведь отец уже более двадцати лет назад поступил сюда на работу. До того как сам Каору родился, отец каждое утро подходил к стоике, на которую он сейчас смотрит, и шел в лабораторию.
— Простите, что заставил вас ждать. — Голос раздался совершенно неожиданно. Каору казалось, что Амано сможет появиться только из-за стойки, откуда-то из глубины этажа, но он подошел со стороны лифта. Каору встал и учтиво кивнул головой.
— Рад познакомиться, Каору Футами. Мой отец очень признателен вам.
— Ну что вы, что вы. Это я ему признателен. — Сказав это, Амано достал из визитницы карточку и протянул ее молодому человеку. Каору, будучи всего лишь студентом, не имел визитных карточек и не мог дать в ответ свою.
Под названием института стояла степень доктора медицины и имя Амано Тоору.
Поначалу могло показаться странным, что делает доктор медицинских наук в институте, специализирующемся на компьютерном программировании. Но если подумать, то и отец закончил медицинский факультет. Не так уж это и странно.
— Простите, какова ваша специальность?
Амано улыбнулся, на его щеках появились ямочки.
— Микробиолог.
Амано, небольшого роста, но прекрасно сложенный, был только на два года младше отца Каору, но выглядел значительно моложе. Казалось, ему около тридцати пяти.
— Извините, я вас отвлекаю.
— Нет, ничего подобного. Давайте я вам здесь все покажу.
Амано провел Каору в лифт и нажал кнопку последнего этажа. Наверху была такая же стойка, но Амано, ведя за собой Каору, прошел мимо нее.
Он показал юноше комнату площадью в двадцать тё. По стенам комнаты висели какемоно, а на столе стояло несколько компьютеров.
Амано опустился в свое кресло и указал Каору на кресло для посетителей.
— Вы хотите узнать поподробнее, чем занимался Футами-сэнсэй?
— Да.
— Кстати, как здоровье сэнсэя? — Было видно, что Амано спросил не из простой вежливости, а с искренним беспокойством. Каору не стал рассказывать о том, что если подтвердится наличие метастазов в легких, то ситуация станет почти безнадежной.
— Ну, так себе.
— Сэнсэй меня многому научил. — Лицо Амано приняло такое выражение, будто он загрустил о прошлом. — Но за несколько лет тут все изменилось. Стало свободнее.
Возможно, под «стало свободнее» подразумевалось здание института. По правде говоря, Каору не увидел никого, кроме Амано и секретарши за стойкой. У него появилось подозрение, что причиной этому вирус.
— Отец сказал мне, что многие из тех, кто принимал участие в исследованиях «Петли», умерли от рака.
— Да, верно.
— Была для этого какая-нибудь причина?
— Эх, пока я, к сожалению, ничего сказать не могу.
Каору не казалось, что это простая случайность. Если удастся отыскать какую-нибудь причинно-следственную связь, то, кто знает, может, найдется эпохальное решение в борьбе с раком.
— Вы знаете, где были зарегистрированы первые случаи заболевания?
Уж если Амано микробиолог, то должен хорошо это знать.
— Разновидности рака легко перепутать и поэтому создавать статистику трудно, но если говорить о вирусе метастазного рака, то первый пациент был американцем.
До Каору также доходили слухи, что местом появления вируса была Америка.
— Это произошло в Америке?
— Да, заболевший был инженером-компьютерщиком, он жил в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, — сказал Амано и горько усмехнулся. Бросалось в глаза странное совпадение. Факт, что впервые вирус метастазного рака был обнаружен в теле компьютерщика, и факт, что процент заболеваемости среди работников этого института заметно выше, чем в других местах. Быть может, это не выходило за пределы чистой случайности, но...
Усмешка продержалась на лице Амано не более секунды. Так, будто он, вздохнув, решил, что нет смысла искать некую особую причину, и отвергнул мысль о том, что совпадение не случайно.
Словно поддавшись своему душевному состоянию, Амано резко вскочил с места.
— М-да, м-да, кстати, вы не смотрели одно очень старое видео?
— Видео?.. — Каору почему-то насторожился.
— Его для более ясного разъяснения темы и принципов исследований записали подчиненные Футами-сэнсэя. Там они что-то делают, какие-то вычисления, в общем, заняты работой. Если хотите побыстрее разобраться, в чем состоит цель «Петли», лучшего вам не найти. Пожалуйста, сюда, — позвал Амано, вставая и выходя в дверь.
Пройдя половину похожего на галерею коридора, опоясывающего множество лабораторных помещений, они вошли в комнату смежную с приемной, где стояли диван и стол.
Возможно, потому, что комната располагалась в самом центре здания, в ней не было ни одного окна. В отличие от приемной тут было больше мебели, эта мебель придавала ей вид музейного зала. Стены украшали картины в рамах и художественные фотографии. Особенно выделялись четыре картины, висевшие абсолютно симметрично по одной на каждой стене, совсем как оберег от злых духов, в рамах одинакового размера.
Эти четыре картины современного жанра с применением фотографии приковали к себе внимание Каору. Если смотреть на них как на нечто деформированное и всунутое в фотографию, то могло показаться, что ты сам находишься внутри какого-то угловатого нечто. Удивительное ощущение. На самом этом предмете современного искусства было начерчено множество разорванных окружностей. Более того, интерес вызывала не только сама композиция, но и то, как ровно, сантиметр в сантиметр, были развешаны четыре ее элемента. Эта точность еще больше усиливала впечатление.
Подойдя поближе, Каору попытался прочесть имя автора. Имя оказалось иностранное, вдобавок написано было неразборчивым почерком. С... Eriot...
— Пожалуйста, садитесь, — раздался из-за спины голос Амано. Каору тут же пришел в себя. Сев на диван, куда указал ему Амано, он увидел перед собой небольшой телевизор, похоже, только что извлеченный из шкафа. Амано, выдвинув из шкафа боковой ящик, достал кассету. На ней была наклеена бирка с крупно напечатанным названием. Каору успел прочесть: «Петля».
Да и как не заметить, когда оно было столь крупно напечатано.
Каору на лифте поднялся на четвертый этаж и попросил позвать человека по фамилии Амано. Эту фамилию ему назвал Хидэюки.
«Когда придешь в институт, сразу попроси позвать Амано и передай ему, что я тебе сказал». — Хидэюки несколько раз напоминал ему об этом.
Женщина у стойки сняла трубку внутренней связи и передала просьбу.
— Вас желает видеть господин Каору Футами, — кратко проговорила секретарша и, улыбнувшись Каору, показала на диван в холле. — Подождите, пожалуйста, немножко.
Каору сел на диван и стал ждать, когда придет человек по имени Амано. Оглядываясь по сторонам, он испытывал поразительное ощущение, ведь отец уже более двадцати лет назад поступил сюда на работу. До того как сам Каору родился, отец каждое утро подходил к стоике, на которую он сейчас смотрит, и шел в лабораторию.
— Простите, что заставил вас ждать. — Голос раздался совершенно неожиданно. Каору казалось, что Амано сможет появиться только из-за стойки, откуда-то из глубины этажа, но он подошел со стороны лифта. Каору встал и учтиво кивнул головой.
— Рад познакомиться, Каору Футами. Мой отец очень признателен вам.
— Ну что вы, что вы. Это я ему признателен. — Сказав это, Амано достал из визитницы карточку и протянул ее молодому человеку. Каору, будучи всего лишь студентом, не имел визитных карточек и не мог дать в ответ свою.
Под названием института стояла степень доктора медицины и имя Амано Тоору.
Поначалу могло показаться странным, что делает доктор медицинских наук в институте, специализирующемся на компьютерном программировании. Но если подумать, то и отец закончил медицинский факультет. Не так уж это и странно.
— Простите, какова ваша специальность?
Амано улыбнулся, на его щеках появились ямочки.
— Микробиолог.
Амано, небольшого роста, но прекрасно сложенный, был только на два года младше отца Каору, но выглядел значительно моложе. Казалось, ему около тридцати пяти.
— Извините, я вас отвлекаю.
— Нет, ничего подобного. Давайте я вам здесь все покажу.
Амано провел Каору в лифт и нажал кнопку последнего этажа. Наверху была такая же стойка, но Амано, ведя за собой Каору, прошел мимо нее.
Он показал юноше комнату площадью в двадцать тё. По стенам комнаты висели какемоно, а на столе стояло несколько компьютеров.
Амано опустился в свое кресло и указал Каору на кресло для посетителей.
— Вы хотите узнать поподробнее, чем занимался Футами-сэнсэй?
— Да.
— Кстати, как здоровье сэнсэя? — Было видно, что Амано спросил не из простой вежливости, а с искренним беспокойством. Каору не стал рассказывать о том, что если подтвердится наличие метастазов в легких, то ситуация станет почти безнадежной.
— Ну, так себе.
— Сэнсэй меня многому научил. — Лицо Амано приняло такое выражение, будто он загрустил о прошлом. — Но за несколько лет тут все изменилось. Стало свободнее.
Возможно, под «стало свободнее» подразумевалось здание института. По правде говоря, Каору не увидел никого, кроме Амано и секретарши за стойкой. У него появилось подозрение, что причиной этому вирус.
— Отец сказал мне, что многие из тех, кто принимал участие в исследованиях «Петли», умерли от рака.
— Да, верно.
— Была для этого какая-нибудь причина?
— Эх, пока я, к сожалению, ничего сказать не могу.
Каору не казалось, что это простая случайность. Если удастся отыскать какую-нибудь причинно-следственную связь, то, кто знает, может, найдется эпохальное решение в борьбе с раком.
— Вы знаете, где были зарегистрированы первые случаи заболевания?
Уж если Амано микробиолог, то должен хорошо это знать.
— Разновидности рака легко перепутать и поэтому создавать статистику трудно, но если говорить о вирусе метастазного рака, то первый пациент был американцем.
До Каору также доходили слухи, что местом появления вируса была Америка.
— Это произошло в Америке?
— Да, заболевший был инженером-компьютерщиком, он жил в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, — сказал Амано и горько усмехнулся. Бросалось в глаза странное совпадение. Факт, что впервые вирус метастазного рака был обнаружен в теле компьютерщика, и факт, что процент заболеваемости среди работников этого института заметно выше, чем в других местах. Быть может, это не выходило за пределы чистой случайности, но...
Усмешка продержалась на лице Амано не более секунды. Так, будто он, вздохнув, решил, что нет смысла искать некую особую причину, и отвергнул мысль о том, что совпадение не случайно.
Словно поддавшись своему душевному состоянию, Амано резко вскочил с места.
— М-да, м-да, кстати, вы не смотрели одно очень старое видео?
— Видео?.. — Каору почему-то насторожился.
— Его для более ясного разъяснения темы и принципов исследований записали подчиненные Футами-сэнсэя. Там они что-то делают, какие-то вычисления, в общем, заняты работой. Если хотите побыстрее разобраться, в чем состоит цель «Петли», лучшего вам не найти. Пожалуйста, сюда, — позвал Амано, вставая и выходя в дверь.
Пройдя половину похожего на галерею коридора, опоясывающего множество лабораторных помещений, они вошли в комнату смежную с приемной, где стояли диван и стол.
Возможно, потому, что комната располагалась в самом центре здания, в ней не было ни одного окна. В отличие от приемной тут было больше мебели, эта мебель придавала ей вид музейного зала. Стены украшали картины в рамах и художественные фотографии. Особенно выделялись четыре картины, висевшие абсолютно симметрично по одной на каждой стене, совсем как оберег от злых духов, в рамах одинакового размера.
Эти четыре картины современного жанра с применением фотографии приковали к себе внимание Каору. Если смотреть на них как на нечто деформированное и всунутое в фотографию, то могло показаться, что ты сам находишься внутри какого-то угловатого нечто. Удивительное ощущение. На самом этом предмете современного искусства было начерчено множество разорванных окружностей. Более того, интерес вызывала не только сама композиция, но и то, как ровно, сантиметр в сантиметр, были развешаны четыре ее элемента. Эта точность еще больше усиливала впечатление.
Подойдя поближе, Каору попытался прочесть имя автора. Имя оказалось иностранное, вдобавок написано было неразборчивым почерком. С... Eriot...
— Пожалуйста, садитесь, — раздался из-за спины голос Амано. Каору тут же пришел в себя. Сев на диван, куда указал ему Амано, он увидел перед собой небольшой телевизор, похоже, только что извлеченный из шкафа. Амано, выдвинув из шкафа боковой ящик, достал кассету. На ней была наклеена бирка с крупно напечатанным названием. Каору успел прочесть: «Петля».
Да и как не заметить, когда оно было столь крупно напечатано.
11
Фильм начинался с объяснения общей концепции искусственной жизни. Он был рассчитан на широкую аудиторию, и его создатели весьма предусмотрительно учли необходимость подкрепить все базовой информацией.
Повернувшись к Каору, Амано со смехом спросил:
— Ну что, поехали?!
Сын Хидэюки Футами с волнением уставился в телевизор в надежде узнать наконец, чем же на самом деле является «Петля». Он нетерпеливо кивнул головой, прося побыстрее начинать. На экране появились какие-то научные схемы. Они менялись, одни пропадали, другие появлялись. Этот поток схем исходил из проектора.
Несмотря на термин «искусственная жизнь», цель проекта заключалась вовсе не в том, чтобы, произвольно переставляя цепочки ДНК, создавать искусственного монстра.
Не лишним будет сказать, что импульсом к созданию концепции искусственной жизни послужили распространенные в конце прошлого столетия компьютерные игры.
Поначалу все это очень напоминало игру в го.
На экране компьютера создавалось подобие двухмерной доски для игры в го. То множество клеточек, из которых она состояла, называли «клетками». Клетка могла находиться в двух состояниях: «живая» или «мертвая», что обозначалось черным цветом и отсутствием цвета соответственно. На доске изображались только живые клетки в виде черных точек. Каждая клетка была окружена восемью другими. Одна сверху, другая снизу, две по бокам и четыре по углам. Для всех клеток существовали правила. Например, если рядом с какой-нибудь «живой» клеткой соседствовали еще две-три «живые», то эти клетки могли «выжить» в следующем поколении. Если же «живых» клеток в этой окружности не было ни одной, или была одна, или четыре или более, то в следующем поколении такие клетки оказывались «мертвыми».
Итак, с самого начала определялось, какие клетки будут «живыми», а какие «мертвыми». Затем путем смены поколений: первое поколение, следующее, следующее после следующего — запускалось цифровое время, в течение которого в зависимости от поколения клетки могли как «умереть», так и снова «ожить». Если в окружности оказывались две или три «живые» клетки, то другие с их поддержкой выживали. При недостаче или переизбытке «живых» клеток клетки просто «умирали».
«Живые» клетки выделялись на «доске» своим цветом, и поэтому со сменой поколений на монохромной поверхности монитора изменялся узор.
Принцип на самом деле был простым, но при осуществлении могли возникнуть самые разные узоры, о том, каким окажется результат, можно было только гадать.
Со сменой какого-нибудь определенного поколения мог получиться узор в виде пересекающих доску диагоналей. Могло получиться лишь повторение предыдущих изгибов. Мог появиться устойчивый, неизменный узор. Узоры сплетались друг с другом, изображение на доске менялось, совсем как живое существо. Изменения происходили до тех пор, пока либо не «погибали» все клетки, либо не устанавливался узор, который продолжал существовать без изменений.
Развивая концепцию таких «игр в жизнь», исследователи стали замечать в компьютерной модели признаки, присущие живым существам. Главное отличительное свойство жизни — это самовоспроизводство. В процессе игры обнаружились узоры, порождающие подобные себе. Не спрятан ли здесь ключ к разгадке тайны возникновения жизни? Представители различных областей науки направили все свои интеллектуальные усилия на выяснение этого.
И то, что закончивший медицинский факультет Хидэюки Футами, как один из исследователей в проекте по созданию искусственной жизни, взялся за компьютеры, не было случайностью. В душе он чувствовал стремление к этому. Возможно, что и микробиолог Амано стал участвовать в этом проекте по тем же самым причинам. И если бы не пришлось им иметь дела со всевозможными преградами, не пришлось идти против стремительного течения, то у них получилось бы то, что было недостижимо для тогдашней науки.
Амано остановил стремительно развивавшееся на экране действие на определенном моменте, отмотал пленку назад и сказал:
— Итак, отсюда начинается, наконец, тема исследований «Петля».
На экране появилось изображение Хидэюки. Увидев молодое лицо отца, такое, каким оно было, когда он только женился, Каору ощутил распирающую грудь тоску. Волосы у отца были на месте, все тело излучало пыл и уверенность. А сквозь одежду угадывалась крепкая мускулатура.
По всей видимости, юноша впервые видел изображение отца, отснятое еще до его, Каору, рождения. Внезапно появлявшиеся картинки были явно лишними. Каору, уставший от неожиданностей, заерзал в нетерпении.
Картинка в очередной раз сменилась, и на экране появилось изображение широкой американской пустыни. Съемка велась со сверхскоростного самолета на протяжении примерно пятидесяти километров. Камера глядела на заброшенный пейзаж внизу. В нежилые длинные или круглые сооружения было помещено множество параллельных суперкомпьютеров. Точное количество «спящих» в пустыне компьютеров было шестьсот сорок тысяч. Вот уж действительно внушительное зрелище.
Внезапно на экране возник Токио, заросший высотными зданиями. Камера спустилась ниже, под землю. Теперь Каору видел заброшенный тоннель метрополитена, лабиринт, раскинувшийся во все стороны, словно паутина. В нем также размещены шестьсот сорок тысяч суперкомпьютеров. Незначительные колебания температуры в течение года и невысокий уровень влажности сделали это место наиболее подходящим для размещения аппаратуры.
Этот выходящий за рамки воображения компьютерный массив в сто двадцать восемь тысяч машин, созданный совместными японо-американскими усилиями, и являлся базой для проекта «Петля».
Снова на экране возникло лицо Хидэюки. Рассказав об аппаратуре для «Петли», он собрался перейти к программному обеспечению.
Указав на монитор, где происходило выраженное символами деление клеток, Хидэюки принялся вежливо, чеканя каждое слово, объяснять, что там происходит. Отец был из тех людей, кто обычно болтает без умолку, но человек, который был на экране, даже не изменяя собственной самоуверенности, все же отводил глаза от камеры, будто стыдился чего-то. Эта невинная деталь придавала ему определенный шарм.
То, что сейчас объяснял отец, Каору было уже известно. Не так уж и трудно оказалось понять, что за исследования проводились тогда, более двадцати лет тому назад.
С какими же методами подошли исследователи к интересовавшей их теме?
Это первое, что заинтересовало Каору при просмотре столь подробного фильма. Объяснение следовало дальше.
На мониторе, куда указывал отец, последовательно вырисовывался процесс появления живой клетки, рядом была изображена искусственно воссозданная при помощи символов схема того же процесса. Параллельно изображались и живая клетка, и искусственная. С течением времени обе они проходили практически одинаковые ступени формирования. Процесс формирования настоящей клетки переводился в символы и симулировался компьютером. Через многочисленные комбинации алгоритмов на экране появлялся образ живой клетки.
Итак, участники совместного японо-американского проекта «Петля» должны были смоделировать условия для зарождения жизни в виртуальном компьютерном пространстве и посредством передачи генетической информации через поколения создать самостоятельный мир, в котором повторялись бы земные эволюционные процессы с учетом даже таких механизмов, как мутация, паразитизм и иммунитет. Говоря проще, задачей «Петли» было создание мира, в точности копировавшего наш.
На этом месте Амано ненадолго остановил кассету и повернулся к Каору:
— До этого момента есть вопросы?
Каору кивнул.
— Так все-таки... — начал он. — В какой области эти исследования окажутся полезными?
Каору с самого начала мучил вопрос, откуда были взяты деньги на исследования и как потом можно было бы использовать их результаты. Здесь требовалось финансирование явно государственного масштаба, тогда как результаты исследования, позволявшего прояснить механизм эволюции и разрешить загадку появления жизни на Земле, удовлетворили бы разве только чей-то научный интерес. Трудно было представить, что такой проект мог принести какую-нибудь материальную выгоду.
— Я так и знал, что у вас возникнет подобный вопрос. Сфер, в которых можно было бы применить результаты, было без счету. Начиная с медицины и физиологии... Биология, физика, метеорология... Не применимо разве что в химии. А так во всем — от регулирования рыночных цен до социологии с ее проблемами увеличения населения, — сказал Амано и улыбнулся.
В реальности результаты исследований уже принесли огромную выгоду во многих областях. Был найден тот момент, когда может нарушиться баланс экосистемы и окружающей среды, и выработан ряд мер по его предотвращению, также исследования привели к эпохальному сдвигу в области понимания того, как в процессе развития тела и мозга возникает сознание. Были найдены методы лечения некоторых сложных болезней и, таким образом, сделан большой вклад в развитие медицины и физиологии.
Во второй части фильма в основном объяснялась методика работы. Реализуя теорию хаоса, теорию нелинейности, теорию L-систем, теорию наследственного алкоголизма, программа сама упражнялась и разъясняла различные схемы и запутанные механизмы.
К примеру, она в мельчайших подробностях показала процесс деления клетки. Вот делится клетка, потом снова, образуется живое существо, затем, замерцав, картинка меняется, словно пленку прокручивают очень быстро. Процесс динамического развития компьютерной сети выглядит совершенно как вырастание капилляров из раковой клетки. Симуляция, произведенная машиной, выглядит так, словно это живая клетка.
После объяснения методики на вводной части кассета закончилась. Казалось, остальное не стали показывать, чтобы сохранить в секрете процесс исследований.
Но и того, что он увидел, Каору было достаточно.
Само по себе воспроизведение зарождения жизни и эволюционных процессов на компьютере не было чем-то из ряда вон выходящим. Подобные эксперименты проводили по всему свету. Но настолько запутанная и в то же время продуманная, включающая в себя бесчисленное количество параметров система, по-видимому, испытывалась впервые. Каору был поражен.
Речь шла о попытке цифрового сжатия огромного отрезка времени, необъятной истории эволюции, которая берет свое начало от момента возникновения жизни около четырех миллиардов лет тому назад. Несколько миллиардов лет сжались в компьютере приблизительно до десяти лет, но все аспекты нашего мира были воспроизведены в точности.
Каору захотелось узнать о дальнейшей судьбе проекта.
— И до чего же дошла «Петля»? — спросил он у перематывавшего кассету Амано.
— Футами-сэнсэй вам разве не рассказывал?
— Я спрашивал. Схема привела лишь к появлению рака.
На лице Амано появилось выражение растерянности, смешанной с удивлением.
— Так вы насчет этого...
— Мне хотелось бы подробнее узнать о том, как проходил процесс.
— Понятно, давайте походим по комнатам, попьем кофе, поговорим. Я со своей стороны хочу узнать, что сейчас с Футами-сэнсэем.
Амано проводил Каору в другую комнату. Она отличалась от предыдущей. Видимо, это угрюмое помещение с железными столами и рядами стульев из металлических трубок использовали для встреч и для проведения экспериментов. Вместо авангардистской живописи стену украшала карта мира. Ничем не примечательная мрачная комната, похожая на маленькую школьную аудиторию.
Когда они сели друг против друга за стол, появилась девушка из комнаты со стойкой и поставила перед ними два кофе.
От одноразовых стаканчиков поднимался пар. Амано, взявшись обеими руками, поднес ко рту стакан с горячим кофе. В комнате без окон вовсю работал кондиционер, и, хотя расслышать речь собеседника было можно, звучала она словно во сне. Каору, по-видимому, был безразличен к институтскому холоду, но, взглянув на Амано, который подносил кофе ко рту так, словно замерз, он почувствовал, что и у него руки покрываются гусиной кожей.
Амано, попивая кофе, начал вспоминать историю виртуального мира.
Он говорил словно старик, рассказывающий сказки. Каору это не показалось странным. Какая бы это ни была компьютерная симуляция, речь шла об истории живого мира, и художественный элемент здесь вполне естествен.
Возможно, именно по этой причине у Каору улучшилось настроение, и он с восторгом слушал Амано, думая о том, как это захватывающе — вновь пережить всю историю Земли.
Повернувшись к Каору, Амано со смехом спросил:
— Ну что, поехали?!
Сын Хидэюки Футами с волнением уставился в телевизор в надежде узнать наконец, чем же на самом деле является «Петля». Он нетерпеливо кивнул головой, прося побыстрее начинать. На экране появились какие-то научные схемы. Они менялись, одни пропадали, другие появлялись. Этот поток схем исходил из проектора.
Несмотря на термин «искусственная жизнь», цель проекта заключалась вовсе не в том, чтобы, произвольно переставляя цепочки ДНК, создавать искусственного монстра.
Не лишним будет сказать, что импульсом к созданию концепции искусственной жизни послужили распространенные в конце прошлого столетия компьютерные игры.
Поначалу все это очень напоминало игру в го.
На экране компьютера создавалось подобие двухмерной доски для игры в го. То множество клеточек, из которых она состояла, называли «клетками». Клетка могла находиться в двух состояниях: «живая» или «мертвая», что обозначалось черным цветом и отсутствием цвета соответственно. На доске изображались только живые клетки в виде черных точек. Каждая клетка была окружена восемью другими. Одна сверху, другая снизу, две по бокам и четыре по углам. Для всех клеток существовали правила. Например, если рядом с какой-нибудь «живой» клеткой соседствовали еще две-три «живые», то эти клетки могли «выжить» в следующем поколении. Если же «живых» клеток в этой окружности не было ни одной, или была одна, или четыре или более, то в следующем поколении такие клетки оказывались «мертвыми».
Итак, с самого начала определялось, какие клетки будут «живыми», а какие «мертвыми». Затем путем смены поколений: первое поколение, следующее, следующее после следующего — запускалось цифровое время, в течение которого в зависимости от поколения клетки могли как «умереть», так и снова «ожить». Если в окружности оказывались две или три «живые» клетки, то другие с их поддержкой выживали. При недостаче или переизбытке «живых» клеток клетки просто «умирали».
«Живые» клетки выделялись на «доске» своим цветом, и поэтому со сменой поколений на монохромной поверхности монитора изменялся узор.
Принцип на самом деле был простым, но при осуществлении могли возникнуть самые разные узоры, о том, каким окажется результат, можно было только гадать.
Со сменой какого-нибудь определенного поколения мог получиться узор в виде пересекающих доску диагоналей. Могло получиться лишь повторение предыдущих изгибов. Мог появиться устойчивый, неизменный узор. Узоры сплетались друг с другом, изображение на доске менялось, совсем как живое существо. Изменения происходили до тех пор, пока либо не «погибали» все клетки, либо не устанавливался узор, который продолжал существовать без изменений.
Развивая концепцию таких «игр в жизнь», исследователи стали замечать в компьютерной модели признаки, присущие живым существам. Главное отличительное свойство жизни — это самовоспроизводство. В процессе игры обнаружились узоры, порождающие подобные себе. Не спрятан ли здесь ключ к разгадке тайны возникновения жизни? Представители различных областей науки направили все свои интеллектуальные усилия на выяснение этого.
И то, что закончивший медицинский факультет Хидэюки Футами, как один из исследователей в проекте по созданию искусственной жизни, взялся за компьютеры, не было случайностью. В душе он чувствовал стремление к этому. Возможно, что и микробиолог Амано стал участвовать в этом проекте по тем же самым причинам. И если бы не пришлось им иметь дела со всевозможными преградами, не пришлось идти против стремительного течения, то у них получилось бы то, что было недостижимо для тогдашней науки.
Амано остановил стремительно развивавшееся на экране действие на определенном моменте, отмотал пленку назад и сказал:
— Итак, отсюда начинается, наконец, тема исследований «Петля».
На экране появилось изображение Хидэюки. Увидев молодое лицо отца, такое, каким оно было, когда он только женился, Каору ощутил распирающую грудь тоску. Волосы у отца были на месте, все тело излучало пыл и уверенность. А сквозь одежду угадывалась крепкая мускулатура.
По всей видимости, юноша впервые видел изображение отца, отснятое еще до его, Каору, рождения. Внезапно появлявшиеся картинки были явно лишними. Каору, уставший от неожиданностей, заерзал в нетерпении.
Картинка в очередной раз сменилась, и на экране появилось изображение широкой американской пустыни. Съемка велась со сверхскоростного самолета на протяжении примерно пятидесяти километров. Камера глядела на заброшенный пейзаж внизу. В нежилые длинные или круглые сооружения было помещено множество параллельных суперкомпьютеров. Точное количество «спящих» в пустыне компьютеров было шестьсот сорок тысяч. Вот уж действительно внушительное зрелище.
Внезапно на экране возник Токио, заросший высотными зданиями. Камера спустилась ниже, под землю. Теперь Каору видел заброшенный тоннель метрополитена, лабиринт, раскинувшийся во все стороны, словно паутина. В нем также размещены шестьсот сорок тысяч суперкомпьютеров. Незначительные колебания температуры в течение года и невысокий уровень влажности сделали это место наиболее подходящим для размещения аппаратуры.
Этот выходящий за рамки воображения компьютерный массив в сто двадцать восемь тысяч машин, созданный совместными японо-американскими усилиями, и являлся базой для проекта «Петля».
Снова на экране возникло лицо Хидэюки. Рассказав об аппаратуре для «Петли», он собрался перейти к программному обеспечению.
Указав на монитор, где происходило выраженное символами деление клеток, Хидэюки принялся вежливо, чеканя каждое слово, объяснять, что там происходит. Отец был из тех людей, кто обычно болтает без умолку, но человек, который был на экране, даже не изменяя собственной самоуверенности, все же отводил глаза от камеры, будто стыдился чего-то. Эта невинная деталь придавала ему определенный шарм.
То, что сейчас объяснял отец, Каору было уже известно. Не так уж и трудно оказалось понять, что за исследования проводились тогда, более двадцати лет тому назад.
С какими же методами подошли исследователи к интересовавшей их теме?
Это первое, что заинтересовало Каору при просмотре столь подробного фильма. Объяснение следовало дальше.
На мониторе, куда указывал отец, последовательно вырисовывался процесс появления живой клетки, рядом была изображена искусственно воссозданная при помощи символов схема того же процесса. Параллельно изображались и живая клетка, и искусственная. С течением времени обе они проходили практически одинаковые ступени формирования. Процесс формирования настоящей клетки переводился в символы и симулировался компьютером. Через многочисленные комбинации алгоритмов на экране появлялся образ живой клетки.
Итак, участники совместного японо-американского проекта «Петля» должны были смоделировать условия для зарождения жизни в виртуальном компьютерном пространстве и посредством передачи генетической информации через поколения создать самостоятельный мир, в котором повторялись бы земные эволюционные процессы с учетом даже таких механизмов, как мутация, паразитизм и иммунитет. Говоря проще, задачей «Петли» было создание мира, в точности копировавшего наш.
На этом месте Амано ненадолго остановил кассету и повернулся к Каору:
— До этого момента есть вопросы?
Каору кивнул.
— Так все-таки... — начал он. — В какой области эти исследования окажутся полезными?
Каору с самого начала мучил вопрос, откуда были взяты деньги на исследования и как потом можно было бы использовать их результаты. Здесь требовалось финансирование явно государственного масштаба, тогда как результаты исследования, позволявшего прояснить механизм эволюции и разрешить загадку появления жизни на Земле, удовлетворили бы разве только чей-то научный интерес. Трудно было представить, что такой проект мог принести какую-нибудь материальную выгоду.
— Я так и знал, что у вас возникнет подобный вопрос. Сфер, в которых можно было бы применить результаты, было без счету. Начиная с медицины и физиологии... Биология, физика, метеорология... Не применимо разве что в химии. А так во всем — от регулирования рыночных цен до социологии с ее проблемами увеличения населения, — сказал Амано и улыбнулся.
В реальности результаты исследований уже принесли огромную выгоду во многих областях. Был найден тот момент, когда может нарушиться баланс экосистемы и окружающей среды, и выработан ряд мер по его предотвращению, также исследования привели к эпохальному сдвигу в области понимания того, как в процессе развития тела и мозга возникает сознание. Были найдены методы лечения некоторых сложных болезней и, таким образом, сделан большой вклад в развитие медицины и физиологии.
Во второй части фильма в основном объяснялась методика работы. Реализуя теорию хаоса, теорию нелинейности, теорию L-систем, теорию наследственного алкоголизма, программа сама упражнялась и разъясняла различные схемы и запутанные механизмы.
К примеру, она в мельчайших подробностях показала процесс деления клетки. Вот делится клетка, потом снова, образуется живое существо, затем, замерцав, картинка меняется, словно пленку прокручивают очень быстро. Процесс динамического развития компьютерной сети выглядит совершенно как вырастание капилляров из раковой клетки. Симуляция, произведенная машиной, выглядит так, словно это живая клетка.
После объяснения методики на вводной части кассета закончилась. Казалось, остальное не стали показывать, чтобы сохранить в секрете процесс исследований.
Но и того, что он увидел, Каору было достаточно.
Само по себе воспроизведение зарождения жизни и эволюционных процессов на компьютере не было чем-то из ряда вон выходящим. Подобные эксперименты проводили по всему свету. Но настолько запутанная и в то же время продуманная, включающая в себя бесчисленное количество параметров система, по-видимому, испытывалась впервые. Каору был поражен.
Речь шла о попытке цифрового сжатия огромного отрезка времени, необъятной истории эволюции, которая берет свое начало от момента возникновения жизни около четырех миллиардов лет тому назад. Несколько миллиардов лет сжались в компьютере приблизительно до десяти лет, но все аспекты нашего мира были воспроизведены в точности.
Каору захотелось узнать о дальнейшей судьбе проекта.
— И до чего же дошла «Петля»? — спросил он у перематывавшего кассету Амано.
— Футами-сэнсэй вам разве не рассказывал?
— Я спрашивал. Схема привела лишь к появлению рака.
На лице Амано появилось выражение растерянности, смешанной с удивлением.
— Так вы насчет этого...
— Мне хотелось бы подробнее узнать о том, как проходил процесс.
— Понятно, давайте походим по комнатам, попьем кофе, поговорим. Я со своей стороны хочу узнать, что сейчас с Футами-сэнсэем.
Амано проводил Каору в другую комнату. Она отличалась от предыдущей. Видимо, это угрюмое помещение с железными столами и рядами стульев из металлических трубок использовали для встреч и для проведения экспериментов. Вместо авангардистской живописи стену украшала карта мира. Ничем не примечательная мрачная комната, похожая на маленькую школьную аудиторию.
Когда они сели друг против друга за стол, появилась девушка из комнаты со стойкой и поставила перед ними два кофе.
От одноразовых стаканчиков поднимался пар. Амано, взявшись обеими руками, поднес ко рту стакан с горячим кофе. В комнате без окон вовсю работал кондиционер, и, хотя расслышать речь собеседника было можно, звучала она словно во сне. Каору, по-видимому, был безразличен к институтскому холоду, но, взглянув на Амано, который подносил кофе ко рту так, словно замерз, он почувствовал, что и у него руки покрываются гусиной кожей.
Амано, попивая кофе, начал вспоминать историю виртуального мира.
Он говорил словно старик, рассказывающий сказки. Каору это не показалось странным. Какая бы это ни была компьютерная симуляция, речь шла об истории живого мира, и художественный элемент здесь вполне естествен.
Возможно, именно по этой причине у Каору улучшилось настроение, и он с восторгом слушал Амано, думая о том, как это захватывающе — вновь пережить всю историю Земли.
12
— ...И вот, как появились РНК, которые могли самовоспроизводиться, через некоторое время начал зарождаться и хаотично-разнообразный мир. Некоторые из сотрудников были настроены пессимистично: мол, все как было, так и останется.
Однако другие считали иначе. Все-таки и настоящая жизнь проходила те же этапы развития. Возникнув примерно четыре миллиарда лет тому назад, жизнь сперва не проявляла никаких признаков развития и почти все время оставалась на одноклеточном уровне.
Однако другие считали иначе. Все-таки и настоящая жизнь проходила те же этапы развития. Возникнув примерно четыре миллиарда лет тому назад, жизнь сперва не проявляла никаких признаков развития и почти все время оставалась на одноклеточном уровне.