Страница:
Офицер ничем не выдал своего удивления. Он не спеша проглотил ягоду и откинулся в кресле, не отвечая на вопрос.
— Все из-за башни, — убедительно говорил Литвинов. — Ее излучение подавляет все радиоволны в окрестности. Так что ваша рация в порядке, господин офицер… Кстати, чрез двадцать минут у меня сеанс связи с моим начальством, майором Фоминым. Желаете присутствовать? — И он выразительно кивнул наверх башни.
Офицер долго думал с отрешенным лицом, время от времени срывая с земли мелкие звездочки мать-и-мачехи и поглаживая их пушистыми лепестками обветренные губы. Наконец он сказал:
— Вы сообщите вашему майору, что здесь все в порядке. Мои солдаты вам помогут в этом. — Он легким кивком подозвал двух солдат, охранявших Литвинова, и что-то коротко им приказал.
Литвинов сдержанно пожал плечами и не спеша пошел ко входу в башню, радуясь, что те двое в генераторной не разглядели обесточенного Игорем робота. Это могло бы привести к нежелательным осложнениям… Он чувствовал спиной недоверчивый взгляд главаря этой фашистской банды и старался ничем не обнаружить своего торжества. Это был шанс. Единственный.
Медленно, словно нехотя, он стал подниматься по крутой винтовой лестнице, чувствуя за своей спиной напряженное сопение двух конвойных. Было ясно, что им совсем не хотелось провести некоторое время с этим русским, хоть и связанным, в незнакомом помещении, да и взрывчатка внизу не вдохновляла. Проще всего было застрелить Литвинова при попытке к бегству, но, видимо, они хорошо знали своего офицера и только покрепче сжимали в руках автоматы.
Так втроем они мирно вошли в жилой отсек, протопали по узкому коридорчику и, стараясь не терять друг друга из виду, осторожно поднялись по крутой лесенке в аппаратную. Там было все, как и прежде: терпкий запах нагретого металла, ровное гудение приводов излучателей, мелькание разноцветных огоньков на контрольном пульте, из которых можно было легко заключить, что все в порядке, но только где-то сзади злыми змеиными глазками на Литвинова смотрели дула автоматов.
Пока двое массивных немцев осмотрительно устраивались на кожухах фазовых преобразователей, Литвинов уже принял решение. Нужно было как-то включить кнопку вызова и незаметно подвести фашистов под экран видеосвязи, этого будет вполне достаточно, чтобы свои разобрались, что к чему.
— Между прочим, — сказал Литвинов по-немецки, — вы напрасно сели на адские машины. Здесь есть более удобные места. — И он кивнул на два мягких кресла перед пультом.
Лица у солдат перекосились, и Литвинову показалось, что сейчас они все-таки будут стрелять. Но тихо посовещавшись, они осторожно перебрались на кресла — так, на всякий случай. Литвинов узнал рыжего громилу, избивавшего Игоря, и худого безбрового парня, так ловко подставившего ему во время драки подножку. «Так, — подумал Литвинов почти весело, — отличное сочетание силы и ловкости, и все это против безоружного связанного пленного». Он мельком взглянул наверх, под потолок, где матово светился небольшой экран видеосвязи и который немцы, конечно, еще не успели разглядеть в калейдоскопической путанице приборов. Кстати, было во время войны телевидение или нет?
Он не спеша подошел к регулировочному автомату, утыканному массой кнопок и тумблеров, который вполне мог сойти за мощную рацию, и, уткнувшись лицом в смотровой раструб осциллографа, как в микрофон, сказал: «Внимание, внимание, говорит Кондор, вызываю Беркута…» Он еще несколько раз повторил эту фразу, чтобы немцы, безусловно знавшие русский язык, привыкли к ней, а потом потянулся локтем вправо, к красной кнопке видеофона. Напряжение за его спиной достигло предела. Все. Он негромко сказал:
— Господа, сейчас я должен по приказанию вашего офицера связаться с базой и сообщить, что здесь все в порядке и никакого подкрепления не требуется. Я готов это сделать, но мои руки связаны.
Было два варианта. Один из немцев мог вызваться заменить его связанные руки, но они могли и развязать его на свой страх и риск. Солдаты посовещались и нашли третий вариант. Безбровый сначала осторожно, но очень сильно связал Литвинову ноги, а потом уже резанул острым как бритва ножом по рукам.
Литвинов слизнул брызнувшую из запястий кровь, взял смотровой раструб, щелкнул для вида несколькими тумблерами и только тогда приподнял глаза вверх. Он увидел то, чего не заметили напряженно следившие за каждым его движением фашисты. Экран видеофона мгновенно вспыхнул, на голубоватом фоне появилось скучное заспанное лицо дежурного, вот он приподнимает глаза и начинает шевелить губами в приветливой фразе… Нет, молодец парень! Фраза застревает в горле, в серых глазах мелькает удивление, и тут же экран гаснет. Теперь Литвинов уже спокойно сказал в «микрофон», что, мол, все нормально, подкрепления не надо, а затем повернулся к немцам и спросил:
— Ну что, теперь все в порядке?
Рыжий фашист одобрительно загоготал: «Зер гут, все в порядке, все в порядке!»
«Освоились», — констатировал Литвинов. Он прислонился к стене и закрыл глаза. Через два часа здесь будет очень жарко. Трудно сказать, что придумает Рюмин — скорее всего вышлет группу самых опытных спасателей на вертолетах и попытается усыпить десантников снотворным газом — так они действовали, когда во время гималайского эксперимента неожиданно из небытия «вызвали» саблезубого тигра. Но сейчас это опасно, нужно бы связаться с Москвой и подготовить автоматы, типа тех, которые используются на Меркурии. Хотя это потеря времени, и Рюмин, спасая его с Кориным, наверняка будет действовать сам. Литвинов даже заскрежетал зубами от бессилия. Игоря, конечно, сейчас пытают, стараются выколотить самые достоверные сведения, а его, ясно, оставили в резерве. Но хуже всего то, что в любую минуту сюда может прийти группа ошеломленных, ничего не понимающих туристов. Да, вероятность этого невелика, если не принимать в расчет интуицию старого спасателя. Так невелика, что при других обстоятельствах можно было бы и не беспокоиться, но… Но перед глазами Литвинова, как при замедленной съемке, падали под автоматными очередями молодые парни и девушки с удивленными, ничего не понимающими лицами, и это было страшно. Ну-ка, Григорий…
Был шанс, небольшой, почти невероятный шанс выключить излучатель «черные очи». Литвинов незаметно нажал кнопку «сигнал» на пульте управления и где-то слева, под самым потолком, вдруг задребезжал резкий звонок. Инстинктивно оба немца повернули головы, Литвинов выбросил вперед плотно сжатые ладони и изо всех сил прыгнул к пульту. Белобрысого он уложил одним точным ударом в шею, но рыжий здоровяк оказался опытным и умелым бойцом и успел уклониться. Завязалась тяжелая драка, связанные ноги делали Литвинова почти беспомощным и вскоре, получив страшный удар автоматом, он упал в узкий проход, ведущий в маленький аппаратурный отсек. Превозмогая боль, он пополз по коридорчику, а рыжий уже подымался, покачиваясь, на ноги и вынимал из-за пояса нож.
Ну-как, спасатель…
Литвинов одним рывком перевернулся на спину и изо всех сил ударил связанными ногами в блок предохранителей. Треск, вспышки искр… еще один, последний удар… немец уже заносит сверкающий клинок… кожух излучателя трескается… Все.
Волны оглушительной боли обрушились на Литвинова. В глазах начало темнеть, отвратительная тошнота расползлась по телу. Последним ясным впечатлением Литвинова была нелепо изогнувшаяся фигура рыжего немца, плавно, как бы нехотя, сползавшая на пол. Его толстое рябое лицо выражало удивление, но уже через секунду оно сменилось идиотской ухмылкой, и он стал, перевернувшись поудобнее на спину, пробовать на зуб черное дуло автомата. Больше Литвинов ничего не помнил. Кажется, он встал на четвереньки и затеял возню из-за автомата, причем ему тоже казалось, что это должно быть очень вкусно, но немец оказался сильнее и оттолкнул его тяжелым кованым сапогом, Литвинов пополз в угол, заливаясь горючими слезами, но быстро утешился, засунув себе в рот пятерню. Потом он, казалось, что-то вспомнил и, неуклюже извиваясь, пополз сам не зная куда. Трижды он сильно ударялся головой об один и тот же острый угол энергокуба и каждый раз терял сознание, но, придя в себя, снова куда-то полз и, сам себя не слыша, твердил одно и то же слово — пульт, пульт, пульт…
Когда боль спала, Литвинов еще долго лежал на спине, жадно ловя пересохшим ртом горячий воздух. В глазах стояла какая-то фиолетовая пелена, пульсирующая с острой болью. Он не сразу вспомнил, что произошло, и даже не сразу понял, где он, но знал одно — надо идти. Надо во что бы то ни стало встать и идти. Как тогда, в Горячей пустыне на Марсе. Как тогда, в Сахаре, когда отказал двигатель флайера и Наташу с разбитыми ногами, не приходящую в сознание, нужно было нести десятки километров под раскаленным солнцем. Надо идти…
Встать оказалось невероятно трудно, кровь бешено билась в виски, но он все-таки поднялся с первой попытки, зная, что на вторую может не хватить сил. Долго и тягостно он возился с веревкой на ногах, пока не сообразил вытащить у безбрового немца, лежавшего на полу без сознания, нож. Шатаясь, Литвинов перешагнул через второго фашиста и, держась за спасательную стену, пошел к выходу, но скоро вернулся за автоматом.
В коридоре было прохладно и тихо. Свежий ветер врывался сюда через узкие решетчатые окна и бросал в лицо мелкие дождевые капли. «Идет гроза», — подумал Литвинов и, стараясь восстановить дыхание, медленно пошел к окну. Да, небо над неровной кромкой леса потемнело, налилось грязно-синими тучами, которые не спеша, погрохатывая далекими раскатами грома, ползли на поляну. Десантников отсюда, сверху, было не видно. Они окопались у самого подножия башни, а может, и попрятались в лесу от начинающегося дождя. Но скорее всего они лежали, закрывшись плащами, на колючих еловых ветках и, прижав «шмайссеры» к плечам, напряженно вглядывались в сгущавшиеся предгрозовые сумерки.
В это мгновенье где-то там, внизу, гулко простучала автоматная очередь и кто-то коротко вскрикнул. Потом раздалась грубая немецкая ругань. Литвинов прислонился лбом к холодной металлической стези, пытаясь унять пронизывающую дрожь.
Да, поздно. Прости, Игорь. Прости… Теперь надо вернуться наверх, связать немцев, а потом, задраив люки, ждать, когда прилетят вертолеты Сухомлина. Они сбросят к башне гранаты со снотворным газом, много гранат, и те, внизу, быстро уснут. Да, Сухомлин так и сделает, выручая попавших в беду спасателей.
На Земле уже давно так принято поступать, когда люди встречаются с дикими опасными зверями. И конечно, он пошлет самых надежных ребят, кое-кто из которых больше не вернется на Базу. А вот он, Литвинов, обязательно вернется. Ведь его так ждет Стельмах. Его очень ждет Наташа. И еще многие, многие люди, которым Литвинов всегда бывал чрезвычайно нужен, и он никогда еще не подводил и всегда возвращался… Как трудно убедить себя, что эти, внизу, — люди, что они ни в чем не виноваты, а виноваты только те, кто их послал, что к ним можно будет применить методы гипнопедии… Нет, надо возвращаться, пока не начали стрелять снизу…
Литвинов передернул затвор автомата и медленно стал спускаться по лестнице вниз, где было почему-то очень темно и откуда шел разбуженный дождем животворящий запах хвои, и доносилась немецкая лающая речь и лязг автоматов.
— Посмотрим, может, второй русский окажется более сговорчивым, — сказал офицер, морщась от боли в плече и с неприязнью толкнув сапогом обмякшее тело Корина. — Черт побери, кажется действительно будет гроза… Ну ничего, тот, второй, мне сразу показался разумным человеком. А ну-ка, Ганс, открой дверь.
Грабители Марса,
Глава 1
— Все из-за башни, — убедительно говорил Литвинов. — Ее излучение подавляет все радиоволны в окрестности. Так что ваша рация в порядке, господин офицер… Кстати, чрез двадцать минут у меня сеанс связи с моим начальством, майором Фоминым. Желаете присутствовать? — И он выразительно кивнул наверх башни.
Офицер долго думал с отрешенным лицом, время от времени срывая с земли мелкие звездочки мать-и-мачехи и поглаживая их пушистыми лепестками обветренные губы. Наконец он сказал:
— Вы сообщите вашему майору, что здесь все в порядке. Мои солдаты вам помогут в этом. — Он легким кивком подозвал двух солдат, охранявших Литвинова, и что-то коротко им приказал.
Литвинов сдержанно пожал плечами и не спеша пошел ко входу в башню, радуясь, что те двое в генераторной не разглядели обесточенного Игорем робота. Это могло бы привести к нежелательным осложнениям… Он чувствовал спиной недоверчивый взгляд главаря этой фашистской банды и старался ничем не обнаружить своего торжества. Это был шанс. Единственный.
Медленно, словно нехотя, он стал подниматься по крутой винтовой лестнице, чувствуя за своей спиной напряженное сопение двух конвойных. Было ясно, что им совсем не хотелось провести некоторое время с этим русским, хоть и связанным, в незнакомом помещении, да и взрывчатка внизу не вдохновляла. Проще всего было застрелить Литвинова при попытке к бегству, но, видимо, они хорошо знали своего офицера и только покрепче сжимали в руках автоматы.
Так втроем они мирно вошли в жилой отсек, протопали по узкому коридорчику и, стараясь не терять друг друга из виду, осторожно поднялись по крутой лесенке в аппаратную. Там было все, как и прежде: терпкий запах нагретого металла, ровное гудение приводов излучателей, мелькание разноцветных огоньков на контрольном пульте, из которых можно было легко заключить, что все в порядке, но только где-то сзади злыми змеиными глазками на Литвинова смотрели дула автоматов.
Пока двое массивных немцев осмотрительно устраивались на кожухах фазовых преобразователей, Литвинов уже принял решение. Нужно было как-то включить кнопку вызова и незаметно подвести фашистов под экран видеосвязи, этого будет вполне достаточно, чтобы свои разобрались, что к чему.
— Между прочим, — сказал Литвинов по-немецки, — вы напрасно сели на адские машины. Здесь есть более удобные места. — И он кивнул на два мягких кресла перед пультом.
Лица у солдат перекосились, и Литвинову показалось, что сейчас они все-таки будут стрелять. Но тихо посовещавшись, они осторожно перебрались на кресла — так, на всякий случай. Литвинов узнал рыжего громилу, избивавшего Игоря, и худого безбрового парня, так ловко подставившего ему во время драки подножку. «Так, — подумал Литвинов почти весело, — отличное сочетание силы и ловкости, и все это против безоружного связанного пленного». Он мельком взглянул наверх, под потолок, где матово светился небольшой экран видеосвязи и который немцы, конечно, еще не успели разглядеть в калейдоскопической путанице приборов. Кстати, было во время войны телевидение или нет?
Он не спеша подошел к регулировочному автомату, утыканному массой кнопок и тумблеров, который вполне мог сойти за мощную рацию, и, уткнувшись лицом в смотровой раструб осциллографа, как в микрофон, сказал: «Внимание, внимание, говорит Кондор, вызываю Беркута…» Он еще несколько раз повторил эту фразу, чтобы немцы, безусловно знавшие русский язык, привыкли к ней, а потом потянулся локтем вправо, к красной кнопке видеофона. Напряжение за его спиной достигло предела. Все. Он негромко сказал:
— Господа, сейчас я должен по приказанию вашего офицера связаться с базой и сообщить, что здесь все в порядке и никакого подкрепления не требуется. Я готов это сделать, но мои руки связаны.
Было два варианта. Один из немцев мог вызваться заменить его связанные руки, но они могли и развязать его на свой страх и риск. Солдаты посовещались и нашли третий вариант. Безбровый сначала осторожно, но очень сильно связал Литвинову ноги, а потом уже резанул острым как бритва ножом по рукам.
Литвинов слизнул брызнувшую из запястий кровь, взял смотровой раструб, щелкнул для вида несколькими тумблерами и только тогда приподнял глаза вверх. Он увидел то, чего не заметили напряженно следившие за каждым его движением фашисты. Экран видеофона мгновенно вспыхнул, на голубоватом фоне появилось скучное заспанное лицо дежурного, вот он приподнимает глаза и начинает шевелить губами в приветливой фразе… Нет, молодец парень! Фраза застревает в горле, в серых глазах мелькает удивление, и тут же экран гаснет. Теперь Литвинов уже спокойно сказал в «микрофон», что, мол, все нормально, подкрепления не надо, а затем повернулся к немцам и спросил:
— Ну что, теперь все в порядке?
Рыжий фашист одобрительно загоготал: «Зер гут, все в порядке, все в порядке!»
«Освоились», — констатировал Литвинов. Он прислонился к стене и закрыл глаза. Через два часа здесь будет очень жарко. Трудно сказать, что придумает Рюмин — скорее всего вышлет группу самых опытных спасателей на вертолетах и попытается усыпить десантников снотворным газом — так они действовали, когда во время гималайского эксперимента неожиданно из небытия «вызвали» саблезубого тигра. Но сейчас это опасно, нужно бы связаться с Москвой и подготовить автоматы, типа тех, которые используются на Меркурии. Хотя это потеря времени, и Рюмин, спасая его с Кориным, наверняка будет действовать сам. Литвинов даже заскрежетал зубами от бессилия. Игоря, конечно, сейчас пытают, стараются выколотить самые достоверные сведения, а его, ясно, оставили в резерве. Но хуже всего то, что в любую минуту сюда может прийти группа ошеломленных, ничего не понимающих туристов. Да, вероятность этого невелика, если не принимать в расчет интуицию старого спасателя. Так невелика, что при других обстоятельствах можно было бы и не беспокоиться, но… Но перед глазами Литвинова, как при замедленной съемке, падали под автоматными очередями молодые парни и девушки с удивленными, ничего не понимающими лицами, и это было страшно. Ну-ка, Григорий…
Был шанс, небольшой, почти невероятный шанс выключить излучатель «черные очи». Литвинов незаметно нажал кнопку «сигнал» на пульте управления и где-то слева, под самым потолком, вдруг задребезжал резкий звонок. Инстинктивно оба немца повернули головы, Литвинов выбросил вперед плотно сжатые ладони и изо всех сил прыгнул к пульту. Белобрысого он уложил одним точным ударом в шею, но рыжий здоровяк оказался опытным и умелым бойцом и успел уклониться. Завязалась тяжелая драка, связанные ноги делали Литвинова почти беспомощным и вскоре, получив страшный удар автоматом, он упал в узкий проход, ведущий в маленький аппаратурный отсек. Превозмогая боль, он пополз по коридорчику, а рыжий уже подымался, покачиваясь, на ноги и вынимал из-за пояса нож.
Ну-как, спасатель…
Литвинов одним рывком перевернулся на спину и изо всех сил ударил связанными ногами в блок предохранителей. Треск, вспышки искр… еще один, последний удар… немец уже заносит сверкающий клинок… кожух излучателя трескается… Все.
Волны оглушительной боли обрушились на Литвинова. В глазах начало темнеть, отвратительная тошнота расползлась по телу. Последним ясным впечатлением Литвинова была нелепо изогнувшаяся фигура рыжего немца, плавно, как бы нехотя, сползавшая на пол. Его толстое рябое лицо выражало удивление, но уже через секунду оно сменилось идиотской ухмылкой, и он стал, перевернувшись поудобнее на спину, пробовать на зуб черное дуло автомата. Больше Литвинов ничего не помнил. Кажется, он встал на четвереньки и затеял возню из-за автомата, причем ему тоже казалось, что это должно быть очень вкусно, но немец оказался сильнее и оттолкнул его тяжелым кованым сапогом, Литвинов пополз в угол, заливаясь горючими слезами, но быстро утешился, засунув себе в рот пятерню. Потом он, казалось, что-то вспомнил и, неуклюже извиваясь, пополз сам не зная куда. Трижды он сильно ударялся головой об один и тот же острый угол энергокуба и каждый раз терял сознание, но, придя в себя, снова куда-то полз и, сам себя не слыша, твердил одно и то же слово — пульт, пульт, пульт…
Когда боль спала, Литвинов еще долго лежал на спине, жадно ловя пересохшим ртом горячий воздух. В глазах стояла какая-то фиолетовая пелена, пульсирующая с острой болью. Он не сразу вспомнил, что произошло, и даже не сразу понял, где он, но знал одно — надо идти. Надо во что бы то ни стало встать и идти. Как тогда, в Горячей пустыне на Марсе. Как тогда, в Сахаре, когда отказал двигатель флайера и Наташу с разбитыми ногами, не приходящую в сознание, нужно было нести десятки километров под раскаленным солнцем. Надо идти…
Встать оказалось невероятно трудно, кровь бешено билась в виски, но он все-таки поднялся с первой попытки, зная, что на вторую может не хватить сил. Долго и тягостно он возился с веревкой на ногах, пока не сообразил вытащить у безбрового немца, лежавшего на полу без сознания, нож. Шатаясь, Литвинов перешагнул через второго фашиста и, держась за спасательную стену, пошел к выходу, но скоро вернулся за автоматом.
В коридоре было прохладно и тихо. Свежий ветер врывался сюда через узкие решетчатые окна и бросал в лицо мелкие дождевые капли. «Идет гроза», — подумал Литвинов и, стараясь восстановить дыхание, медленно пошел к окну. Да, небо над неровной кромкой леса потемнело, налилось грязно-синими тучами, которые не спеша, погрохатывая далекими раскатами грома, ползли на поляну. Десантников отсюда, сверху, было не видно. Они окопались у самого подножия башни, а может, и попрятались в лесу от начинающегося дождя. Но скорее всего они лежали, закрывшись плащами, на колючих еловых ветках и, прижав «шмайссеры» к плечам, напряженно вглядывались в сгущавшиеся предгрозовые сумерки.
В это мгновенье где-то там, внизу, гулко простучала автоматная очередь и кто-то коротко вскрикнул. Потом раздалась грубая немецкая ругань. Литвинов прислонился лбом к холодной металлической стези, пытаясь унять пронизывающую дрожь.
Да, поздно. Прости, Игорь. Прости… Теперь надо вернуться наверх, связать немцев, а потом, задраив люки, ждать, когда прилетят вертолеты Сухомлина. Они сбросят к башне гранаты со снотворным газом, много гранат, и те, внизу, быстро уснут. Да, Сухомлин так и сделает, выручая попавших в беду спасателей.
На Земле уже давно так принято поступать, когда люди встречаются с дикими опасными зверями. И конечно, он пошлет самых надежных ребят, кое-кто из которых больше не вернется на Базу. А вот он, Литвинов, обязательно вернется. Ведь его так ждет Стельмах. Его очень ждет Наташа. И еще многие, многие люди, которым Литвинов всегда бывал чрезвычайно нужен, и он никогда еще не подводил и всегда возвращался… Как трудно убедить себя, что эти, внизу, — люди, что они ни в чем не виноваты, а виноваты только те, кто их послал, что к ним можно будет применить методы гипнопедии… Нет, надо возвращаться, пока не начали стрелять снизу…
Литвинов передернул затвор автомата и медленно стал спускаться по лестнице вниз, где было почему-то очень темно и откуда шел разбуженный дождем животворящий запах хвои, и доносилась немецкая лающая речь и лязг автоматов.
— Посмотрим, может, второй русский окажется более сговорчивым, — сказал офицер, морщась от боли в плече и с неприязнью толкнув сапогом обмякшее тело Корина. — Черт побери, кажется действительно будет гроза… Ну ничего, тот, второй, мне сразу показался разумным человеком. А ну-ка, Ганс, открой дверь.
Грабители Марса,
Марс, 2025 год
Повесть
Глава 1
Незнакомец появился в Институте Времени в полдень, сразу после того, как над северо-западом столицы прогремела первая майская гроза. По длинным, чуть мрачным коридорам старого здания бывшего Пищевого института пронесся свежий ветер, напоенный запахом первой зелени. Сотрудники и сотрудницы в белых халатах и традиционных зеленых беретах на головах поспешили раскрыть все окна, чтобы дать весеннему воздуху смыть затхлые зимние запахи, накопившиеся в лабораториях и кабинетах за длинную и нудную зиму. Может, из-за этой суматохи никто толком не обратил внимания на мужчину средних лет, уверенно шагавшего по лабиринтам коридоров, словно он не раз бывал в этом огромном здании, построенном в конце сталинской эпохи. Лишь две молоденькие м.н.с., решившие под шумок покурить в тупичке возле лестницы, успели разглядеть его — и застыли на месте, будто пораженные громом.
— Это же… это же сам Поплавский… — пробормотала пышнотелая блондинка, роняя сигарету на паркетный пол и даже не заметив этого. — Соня, я сплю или брежу?
Ее подруга энергично потрясла рыжими кудряшками.
— Нет. Наверное, в коридор просто залетела шаровая молния, и мы обе отдали Богу душу. Где еще, кроме как в раю, мы могли бы встретить Викинга?
— Никогда не думала, что святые на небесах одеваются в Доме Версачи, — фыркнула блондинка. — Ты видела, какое у него пальто — длинное, широкое в плечах и резко сужавшееся к талии? Это же последний писк, я видела точно такое же вчера на празднике французской моды. По «ящику», разумеется.
Девушки оказались правы. Незнакомец действительно был прославленным хроноспасателем Владимиром Поплавским, о подвигах которого в марсианских пустынях ходили легенды. Не меньше слухов бродило и о его любовных похождениях во Внеземелье. Говорили, что у Поплавского были возлюбленные на всех планетах системы, даже на необитаемом пока Нептуне. Раз в год этот высокий, атлетически сложенный блондин с темно-синими глазами, лбом Помпея и короткими вьющимися волосами, появлялся на земных курортах — на Таити, в Монте-Карло или Ницце, — и увеличивал свой обширный список побед именами двух-трех кинозвезд или манекенщиц. Обычно они бывали замужними женщинами, так что без громких скандалов не обходилось, но шум в газетах и на телевидении Поплавского вовсе не раздражал. «Знаете, ребята, на Марсе мне не хватает именно шума, — обращаясь к журналистам, говорил он во время традиционных пресс-конференций. — На этой планете атмосфера, слишком разреженная и потому плохо переносит звуки на далекие расстояния. А для меня это большое неудобство — я человек тщеславный!»
Повернув направо, Поплавский секунду помедлил перед двумя лестницами, а затем стал подниматься по той, что шла к узкой площадке с одинокой обшарпанной дверью. Сняв черную широкополую шляпу, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату.
Тесная лаборатория была уставлена добрым десятком компьютеров. На длинном стеллаже лежало множество блоков, микросхем и груды информкристаллов. За столом сидел молодой человек среднего роста и отнюдь не богатырского сложения с сильной проседью в черных волосах. Склонившись над распотрошенным блоком памяти, он паял, что-то напевая себе под нос.
Услышав шаги за спиной, хозяин лаборатории повернулся с недовольным видом. Скользнув по гостю безразличным взглядом, он сухо спросил:
— Чему обязан? Если вы к директору института, то он сидит в другом крыле здания.
Гость удивленно заломил левую бровь.
— Директор? А почему вы решили, что мне нужен именно он?
Хозяин лаборатории пожал узкими плечами.
— А к кому же еще может пожаловать сам Владимир Поплавский? Не к нам же, грешным м.н.с., без кола, двора и даже без степени.
— Ну, если этого м.н.с. зовут Игорь Корин и он является самым молодым светилом хронофизики…
— Что, что? — оживился хозяин лаборатории. — Повторите, прошу вас, погромче.
— Пожалуйста…
— Нет, нет, не мне, а нашему директору! Надо же ему знать, кто у него сидит в этаких мышиных норах и с утра до вечера ремонтирует допотопное оборудование.
— Именно так он о вас и рассказывал! — улыбнулся Поплавский. — Вчера мы встретились во время пленума президиума Академии наук — там-то Вадим Степанович и стал расхваливать своих замечательных сотрудников.
— Хм-м… тогда вы, наверное, действительно ко мне, — несколько растерянно произнес Корин. — Он встал из-за стола и протянул гостю руку:
— Очень рад видеть прославленного спасателя.
— Взаимно.
Поплавский бросил шляпу на компьютер, повесил свое роскошное пальто на приборную стойку и уселся в единственном в лаборатории кресле, небрежно положив ногу на ногу. Корин оглядел его роскошный синий костюм и только покачал головой. Сам он не гладил брюки вторую неделю, а пиджаку предпочитал связанный мамой свитер.
— Чем же может неостепененный м.н.с., которого, как оказалось, очень любит начальство, вам помочь? — после затянувшейся паузы спросил Корин.
Поплавский вместо ответа снял с левой руки часы, нажал ногтем на две крошечные кнопки — и задняя крышка с щелчком открылась. Гость взял со стола маленький пинцет и осторожно извлек из гнезда информкристалл.
— Я слышал, что вы, Игорь, автор уникальной методики хроноанализа, — сказал Поплавский. — Говорят также, что вы способны выжать из данных измерений обычного хронощупа массу любопытных вещей. Это так?
Корин насторожился.
— Смотря каких.
— Скажем, меня интересует, находилась ли одна вещица в хронотрещине и сколько времени.
— Что за вещица?
— Хм-м… так, безделушка. Браслет из камня, весьма напоминающий марсианский янтарь — марсенит. Брови Корина удивленно поднялись.
— Понимаю, к чему вы клоните, Владимир. Я слышал о контрабанде драгоценных камней с Марса — хотя, насколько я знаю, никого за руку не схватили. Но при чем здесь хронотрещины?
Поплавский пожевал нижнюю губу, пытливо глядя на молодого физика. Казалось, его мучили какие-то сомнения. Наконец он ответил:
— А-а, черт с ним, риск благородное дело! То, что я расскажу, Игорь, на пользу вашему здоровью не пойдет. Так что лучше все впустить в одно ухо и сразу же выпустить в другое, понятно?
Корин усмехнулся, достал из кармана платок и тщательно прочистил уши.
— Вы меня заинтриговали. Здоровье, правда, у меня не очень хорошее, но секреты я обожаю.
— Напрасно иронизируете, — серьезно сказал Поплавский и, чуть наклонившись вперед, стал тихо рассказывать о совершенно невероятных вещах.
Хронотрещины были открыты на Марсе еще двадцать лет назад, в первые годы освоения планеты. Люди стали исчезать в пустыне без следа, и долгое время это списывалось на различные трагические случайности.
Однако дважды подряд пескоходы пропали из виду, как говорится, на ровном месте, и тогда на Марс прибыли первые хроноспасатели во главе со знаменитым Литвиновым. Им удалось спасти из небытия отряд геологов, затем двух богатых туристов — и с тех пор хроноспасатели прочно вошли в состав вспомогательных служб Красной планеты.
Поплавский — один из первых выпускников Института Времени — несколько лет работал вместе с Литвиновым, затем создал свою группу. Он отказался от мощных, но крайне неудобных в эксплуатации башен-излучателей и стал работать на лунотанке с передвижной хроноустановкой. Вопреки мнению скептиков, он сумел за первый же год спасти более трех десятков попавших в беду людей и этим завоевал известность и авторитет во Внеземелье.
Однако два года назад на Марсе начали происходить непонятные вещи. Группа Поплавского стала встречать в глубине пустыни следы легких пескоходов и мощных краулеров — следы, идущие словно ниоткуда в никуда. Ни одна из шести колоний — русская, американская, французская, китайская, английская и международная — не имела к этому отношения (по крайней мере так официально было заявлено Поплавскому). А на черных рынках Земли вдруг стали появляться драгоценные камни и металлы явно марсианского происхождения. Интерпол активно взялся за это скандальное дело — но с нулевым результатом.
Поплавского и его группу все эти криминальные события мало заинтересовали. Но спустя еще некоторое время знаменитый археолог Лундберг выступил с сенсационным заявлением: по его мнению, ряд каналов Марса имеет искусственное происхождение! Шум был грандиозный. Собратья по науке разнесли доводы старого ученого в пух и прах. А затем в светских хрониках Земли стали проскальзывать сообщения: мол, такой-то миллиардер приобрел ожерелье из древнего марсианского города за астрономическую сумму, а другой потратил целое состояние на статуэтку, сделанную обитателями Красной планеты чуть ли не сто тысяч лет назад…
Внимательно выслушав рассказ Поплавского, Корин пожал плечами.
— Марсианские города? Древние сокровища? Чушь! Кто-то из мошенников специально распускает слухи, чтобы нагреть руки на фальшивых украшениях, вот и все.
Поплавский усмехнулся и протянул собеседнику информкристалл.
— Это вам и предстоит выяснить, Игорь. В этом кристалле — запись данных, полученных при облучении одной из таких фальшивых драгоценностей.
— Хм-м… — озадаченно пробормотал Корин. — И где вы ее раздобыли? Неужто в затерянном марсианском городе?
— О, нет, конечно! — улыбнулся гость, и молодой физик невольно подумал с завистью: да, в такого парня женщины должны влюбляться до безумия. Поплавскому бы в кинозвезды податься, а не в спасатели…
— Вы слышали, Игорь, об Эрике Лабрадене? Это алмазный король ЮАР, один из богатейших людей на Земле. Не далее как позавчера я был у него на приеме на вилле под Кейптауном. Признаюсь, получить приглашение на эту вечеринку суперэлиты было нелегко даже для меня… Впрочем, не в этом дело. Главное в другом — богатенький Эрик недавно купил своей дражайшей супруге ожерелье и браслет из марсенита. Я рассчитывал, что тщеславная мадам не удержится и появится на вечеринке в новых драгоценностях — и не ошибся. Остальное — дело техники. Я был в ударе как никогда, и стареющая красотка удостоила меня двумя танцами. Во время танго я незаметно сжал правую руку мадам Лабраден, она на минуту потеряла бдительность — и тогда-то я включил хронощуп, встроенный в мои часы. В течение как минимум трех минут он почти касался браслета…
— Моя методика требует обязательно двух измерений, и желательно с различных расстояний, — прервал гостя взволнованный Корин.
— А вальс был на что? — с невинным видом ответил Поплавский. — Но после танцев я вытянул из колоды козырного туза. Дамочка заметила, что я бросаю на ее браслет восхищенные взгляды — и, неожиданно сняв его с руки, дала мне как следует им полюбоваться. Так я сделал третье измерение.
Корин недоверчиво хмыкнул.
— Никогда не видел, чтобы женщины делали такие вещи во время танцев, — заметил он.
Поплавский самодовольно усмехнулся.
— Вы недооцениваете силу моего обаяния, Игорь. Обычно я действую на стареющих дамочек, как удав на кролика — но, признаюсь, впервые мой природный магнетизм послужит интересам науки. Надеюсь, трех измерений хватит?
Корин кивнул. Он осторожно взял кристалл и сам удивился, что пальцы его слегка дрожат. До сих пор он считал свою методику чем-то малосерьезным и малополезным. Но сейчас… Поплавский дружески похлопал молодого физика по плечу.
— Отлично, юноша. Я вижу, вы уже загорелись моей идеей, так что дальнейшее мое присутствие будет вас только отвлекать. К завтрашнему утру вы управитесь?
— Что?.. — пробормотал Корин, подсаживаясь к пульту одного из компьютеров. — Что вы сказали?
Поплавский осторожно поднялся с кресла, взял пальто и шляпу, а затем на цыпочках вышел из комнаты.
На следующий день ровно в девять ноль-ноль Поплавский вновь постучал в обшарпанную дверь. Корин уже ждал его. Судя по небритому лицу и покрасневшим глазам, молодой физик провел в лаборатории всю ночь. Вид у него тем не менее был торжествующий, и Поплавский с облегчением вздохнул.
— Сколько? — спросил он с порога.
— Минимум двести тысяч лет, максимум — двести пятьдесят, — хрипло ответил Корин. — Погрешность моей методики…
— К черту подробности! Повторите, Игорь, вы ручаетесь, что этот браслет пролежал в хронотрещине двести тысяч лет?
— Ручаюсь.
— Именно браслет, а не камень, из которого он был вырезан неведомым ювелиром?
— Обижаете, Викинг. Конечно, моя методика еще не умеет отличать марсианские хронотрещины от земных… но я сомневаюсь, что две тысячи веков назад на нашем шарике жил мастер, способный искусно делать браслеты, да еще из марсианских драгоценных камней.
Улыбка на лице Поплавского погасла. Он вновь приоткрыл дверь и выглянул наружу. Убедившись, что на лестнице никого нет, он тщательно закрыл дверь и, не снимая пальто, вплотную подошел к Корину.
— Все это замечательно, Игорь, но отныне нам обоим следует особенно внимательно оглядываться по сторонам, переходя улицу. Раз марсианские драгоценности — не миф, значит, на Марс хлынут контрабандисты и преступники всех мастей… если уже не хлынули. Официально население Марса выросло за год в два раза — но кто знает, сколько кораблей опустилось где-нибудь в пустынях, вдали от обжитых мест?.. Простите, Игорь, что я втянул вас в эти игры. Кожей спины чувствую — за мной всюду следят чьи-то глаза… даже здесь, в институте.
Корин нахмурился. Такой крутой поворот дел его вовсе не обрадовал.
— По-моему, надо опубликовать данные наших исследований, вот и все. Пускай полицейские из Интерпола чешут себе макушки. Я вовсе не желаю превращаться в живую мишень!
— Опубликовать… — Поплавский в сомнении покачал головой. — Разве ваша методика общепризнана? Да о ней даже в этом институте мало кто слышал. А как я докажу подлинность данных хронощупа? Мадам Лабраден не давала мне свой браслет для этой цели, и никто не заставит ее сделать это. К тому же у нее наверняка есть точно такой же браслет, только фальшивый, сделанный уже здесь, на Земле. Нет, нам надо поймать воров за руку там, на Марсе, — тогда у нас еще будут какие-то шансы на победу. Что ж, это хорошая работа для Владимира Поплавского. Ну прощайте, Игорь, спасибо вам за помощь.
— Это же… это же сам Поплавский… — пробормотала пышнотелая блондинка, роняя сигарету на паркетный пол и даже не заметив этого. — Соня, я сплю или брежу?
Ее подруга энергично потрясла рыжими кудряшками.
— Нет. Наверное, в коридор просто залетела шаровая молния, и мы обе отдали Богу душу. Где еще, кроме как в раю, мы могли бы встретить Викинга?
— Никогда не думала, что святые на небесах одеваются в Доме Версачи, — фыркнула блондинка. — Ты видела, какое у него пальто — длинное, широкое в плечах и резко сужавшееся к талии? Это же последний писк, я видела точно такое же вчера на празднике французской моды. По «ящику», разумеется.
Девушки оказались правы. Незнакомец действительно был прославленным хроноспасателем Владимиром Поплавским, о подвигах которого в марсианских пустынях ходили легенды. Не меньше слухов бродило и о его любовных похождениях во Внеземелье. Говорили, что у Поплавского были возлюбленные на всех планетах системы, даже на необитаемом пока Нептуне. Раз в год этот высокий, атлетически сложенный блондин с темно-синими глазами, лбом Помпея и короткими вьющимися волосами, появлялся на земных курортах — на Таити, в Монте-Карло или Ницце, — и увеличивал свой обширный список побед именами двух-трех кинозвезд или манекенщиц. Обычно они бывали замужними женщинами, так что без громких скандалов не обходилось, но шум в газетах и на телевидении Поплавского вовсе не раздражал. «Знаете, ребята, на Марсе мне не хватает именно шума, — обращаясь к журналистам, говорил он во время традиционных пресс-конференций. — На этой планете атмосфера, слишком разреженная и потому плохо переносит звуки на далекие расстояния. А для меня это большое неудобство — я человек тщеславный!»
Повернув направо, Поплавский секунду помедлил перед двумя лестницами, а затем стал подниматься по той, что шла к узкой площадке с одинокой обшарпанной дверью. Сняв черную широкополую шляпу, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату.
Тесная лаборатория была уставлена добрым десятком компьютеров. На длинном стеллаже лежало множество блоков, микросхем и груды информкристаллов. За столом сидел молодой человек среднего роста и отнюдь не богатырского сложения с сильной проседью в черных волосах. Склонившись над распотрошенным блоком памяти, он паял, что-то напевая себе под нос.
Услышав шаги за спиной, хозяин лаборатории повернулся с недовольным видом. Скользнув по гостю безразличным взглядом, он сухо спросил:
— Чему обязан? Если вы к директору института, то он сидит в другом крыле здания.
Гость удивленно заломил левую бровь.
— Директор? А почему вы решили, что мне нужен именно он?
Хозяин лаборатории пожал узкими плечами.
— А к кому же еще может пожаловать сам Владимир Поплавский? Не к нам же, грешным м.н.с., без кола, двора и даже без степени.
— Ну, если этого м.н.с. зовут Игорь Корин и он является самым молодым светилом хронофизики…
— Что, что? — оживился хозяин лаборатории. — Повторите, прошу вас, погромче.
— Пожалуйста…
— Нет, нет, не мне, а нашему директору! Надо же ему знать, кто у него сидит в этаких мышиных норах и с утра до вечера ремонтирует допотопное оборудование.
— Именно так он о вас и рассказывал! — улыбнулся Поплавский. — Вчера мы встретились во время пленума президиума Академии наук — там-то Вадим Степанович и стал расхваливать своих замечательных сотрудников.
— Хм-м… тогда вы, наверное, действительно ко мне, — несколько растерянно произнес Корин. — Он встал из-за стола и протянул гостю руку:
— Очень рад видеть прославленного спасателя.
— Взаимно.
Поплавский бросил шляпу на компьютер, повесил свое роскошное пальто на приборную стойку и уселся в единственном в лаборатории кресле, небрежно положив ногу на ногу. Корин оглядел его роскошный синий костюм и только покачал головой. Сам он не гладил брюки вторую неделю, а пиджаку предпочитал связанный мамой свитер.
— Чем же может неостепененный м.н.с., которого, как оказалось, очень любит начальство, вам помочь? — после затянувшейся паузы спросил Корин.
Поплавский вместо ответа снял с левой руки часы, нажал ногтем на две крошечные кнопки — и задняя крышка с щелчком открылась. Гость взял со стола маленький пинцет и осторожно извлек из гнезда информкристалл.
— Я слышал, что вы, Игорь, автор уникальной методики хроноанализа, — сказал Поплавский. — Говорят также, что вы способны выжать из данных измерений обычного хронощупа массу любопытных вещей. Это так?
Корин насторожился.
— Смотря каких.
— Скажем, меня интересует, находилась ли одна вещица в хронотрещине и сколько времени.
— Что за вещица?
— Хм-м… так, безделушка. Браслет из камня, весьма напоминающий марсианский янтарь — марсенит. Брови Корина удивленно поднялись.
— Понимаю, к чему вы клоните, Владимир. Я слышал о контрабанде драгоценных камней с Марса — хотя, насколько я знаю, никого за руку не схватили. Но при чем здесь хронотрещины?
Поплавский пожевал нижнюю губу, пытливо глядя на молодого физика. Казалось, его мучили какие-то сомнения. Наконец он ответил:
— А-а, черт с ним, риск благородное дело! То, что я расскажу, Игорь, на пользу вашему здоровью не пойдет. Так что лучше все впустить в одно ухо и сразу же выпустить в другое, понятно?
Корин усмехнулся, достал из кармана платок и тщательно прочистил уши.
— Вы меня заинтриговали. Здоровье, правда, у меня не очень хорошее, но секреты я обожаю.
— Напрасно иронизируете, — серьезно сказал Поплавский и, чуть наклонившись вперед, стал тихо рассказывать о совершенно невероятных вещах.
Хронотрещины были открыты на Марсе еще двадцать лет назад, в первые годы освоения планеты. Люди стали исчезать в пустыне без следа, и долгое время это списывалось на различные трагические случайности.
Однако дважды подряд пескоходы пропали из виду, как говорится, на ровном месте, и тогда на Марс прибыли первые хроноспасатели во главе со знаменитым Литвиновым. Им удалось спасти из небытия отряд геологов, затем двух богатых туристов — и с тех пор хроноспасатели прочно вошли в состав вспомогательных служб Красной планеты.
Поплавский — один из первых выпускников Института Времени — несколько лет работал вместе с Литвиновым, затем создал свою группу. Он отказался от мощных, но крайне неудобных в эксплуатации башен-излучателей и стал работать на лунотанке с передвижной хроноустановкой. Вопреки мнению скептиков, он сумел за первый же год спасти более трех десятков попавших в беду людей и этим завоевал известность и авторитет во Внеземелье.
Однако два года назад на Марсе начали происходить непонятные вещи. Группа Поплавского стала встречать в глубине пустыни следы легких пескоходов и мощных краулеров — следы, идущие словно ниоткуда в никуда. Ни одна из шести колоний — русская, американская, французская, китайская, английская и международная — не имела к этому отношения (по крайней мере так официально было заявлено Поплавскому). А на черных рынках Земли вдруг стали появляться драгоценные камни и металлы явно марсианского происхождения. Интерпол активно взялся за это скандальное дело — но с нулевым результатом.
Поплавского и его группу все эти криминальные события мало заинтересовали. Но спустя еще некоторое время знаменитый археолог Лундберг выступил с сенсационным заявлением: по его мнению, ряд каналов Марса имеет искусственное происхождение! Шум был грандиозный. Собратья по науке разнесли доводы старого ученого в пух и прах. А затем в светских хрониках Земли стали проскальзывать сообщения: мол, такой-то миллиардер приобрел ожерелье из древнего марсианского города за астрономическую сумму, а другой потратил целое состояние на статуэтку, сделанную обитателями Красной планеты чуть ли не сто тысяч лет назад…
Внимательно выслушав рассказ Поплавского, Корин пожал плечами.
— Марсианские города? Древние сокровища? Чушь! Кто-то из мошенников специально распускает слухи, чтобы нагреть руки на фальшивых украшениях, вот и все.
Поплавский усмехнулся и протянул собеседнику информкристалл.
— Это вам и предстоит выяснить, Игорь. В этом кристалле — запись данных, полученных при облучении одной из таких фальшивых драгоценностей.
— Хм-м… — озадаченно пробормотал Корин. — И где вы ее раздобыли? Неужто в затерянном марсианском городе?
— О, нет, конечно! — улыбнулся гость, и молодой физик невольно подумал с завистью: да, в такого парня женщины должны влюбляться до безумия. Поплавскому бы в кинозвезды податься, а не в спасатели…
— Вы слышали, Игорь, об Эрике Лабрадене? Это алмазный король ЮАР, один из богатейших людей на Земле. Не далее как позавчера я был у него на приеме на вилле под Кейптауном. Признаюсь, получить приглашение на эту вечеринку суперэлиты было нелегко даже для меня… Впрочем, не в этом дело. Главное в другом — богатенький Эрик недавно купил своей дражайшей супруге ожерелье и браслет из марсенита. Я рассчитывал, что тщеславная мадам не удержится и появится на вечеринке в новых драгоценностях — и не ошибся. Остальное — дело техники. Я был в ударе как никогда, и стареющая красотка удостоила меня двумя танцами. Во время танго я незаметно сжал правую руку мадам Лабраден, она на минуту потеряла бдительность — и тогда-то я включил хронощуп, встроенный в мои часы. В течение как минимум трех минут он почти касался браслета…
— Моя методика требует обязательно двух измерений, и желательно с различных расстояний, — прервал гостя взволнованный Корин.
— А вальс был на что? — с невинным видом ответил Поплавский. — Но после танцев я вытянул из колоды козырного туза. Дамочка заметила, что я бросаю на ее браслет восхищенные взгляды — и, неожиданно сняв его с руки, дала мне как следует им полюбоваться. Так я сделал третье измерение.
Корин недоверчиво хмыкнул.
— Никогда не видел, чтобы женщины делали такие вещи во время танцев, — заметил он.
Поплавский самодовольно усмехнулся.
— Вы недооцениваете силу моего обаяния, Игорь. Обычно я действую на стареющих дамочек, как удав на кролика — но, признаюсь, впервые мой природный магнетизм послужит интересам науки. Надеюсь, трех измерений хватит?
Корин кивнул. Он осторожно взял кристалл и сам удивился, что пальцы его слегка дрожат. До сих пор он считал свою методику чем-то малосерьезным и малополезным. Но сейчас… Поплавский дружески похлопал молодого физика по плечу.
— Отлично, юноша. Я вижу, вы уже загорелись моей идеей, так что дальнейшее мое присутствие будет вас только отвлекать. К завтрашнему утру вы управитесь?
— Что?.. — пробормотал Корин, подсаживаясь к пульту одного из компьютеров. — Что вы сказали?
Поплавский осторожно поднялся с кресла, взял пальто и шляпу, а затем на цыпочках вышел из комнаты.
На следующий день ровно в девять ноль-ноль Поплавский вновь постучал в обшарпанную дверь. Корин уже ждал его. Судя по небритому лицу и покрасневшим глазам, молодой физик провел в лаборатории всю ночь. Вид у него тем не менее был торжествующий, и Поплавский с облегчением вздохнул.
— Сколько? — спросил он с порога.
— Минимум двести тысяч лет, максимум — двести пятьдесят, — хрипло ответил Корин. — Погрешность моей методики…
— К черту подробности! Повторите, Игорь, вы ручаетесь, что этот браслет пролежал в хронотрещине двести тысяч лет?
— Ручаюсь.
— Именно браслет, а не камень, из которого он был вырезан неведомым ювелиром?
— Обижаете, Викинг. Конечно, моя методика еще не умеет отличать марсианские хронотрещины от земных… но я сомневаюсь, что две тысячи веков назад на нашем шарике жил мастер, способный искусно делать браслеты, да еще из марсианских драгоценных камней.
Улыбка на лице Поплавского погасла. Он вновь приоткрыл дверь и выглянул наружу. Убедившись, что на лестнице никого нет, он тщательно закрыл дверь и, не снимая пальто, вплотную подошел к Корину.
— Все это замечательно, Игорь, но отныне нам обоим следует особенно внимательно оглядываться по сторонам, переходя улицу. Раз марсианские драгоценности — не миф, значит, на Марс хлынут контрабандисты и преступники всех мастей… если уже не хлынули. Официально население Марса выросло за год в два раза — но кто знает, сколько кораблей опустилось где-нибудь в пустынях, вдали от обжитых мест?.. Простите, Игорь, что я втянул вас в эти игры. Кожей спины чувствую — за мной всюду следят чьи-то глаза… даже здесь, в институте.
Корин нахмурился. Такой крутой поворот дел его вовсе не обрадовал.
— По-моему, надо опубликовать данные наших исследований, вот и все. Пускай полицейские из Интерпола чешут себе макушки. Я вовсе не желаю превращаться в живую мишень!
— Опубликовать… — Поплавский в сомнении покачал головой. — Разве ваша методика общепризнана? Да о ней даже в этом институте мало кто слышал. А как я докажу подлинность данных хронощупа? Мадам Лабраден не давала мне свой браслет для этой цели, и никто не заставит ее сделать это. К тому же у нее наверняка есть точно такой же браслет, только фальшивый, сделанный уже здесь, на Земле. Нет, нам надо поймать воров за руку там, на Марсе, — тогда у нас еще будут какие-то шансы на победу. Что ж, это хорошая работа для Владимира Поплавского. Ну прощайте, Игорь, спасибо вам за помощь.