Страница:
— Подойди к камню, — произнес колдун.
— Конечно, конечно, господин моей веры, — прошептала та, подплыв к камню, повернулась к его глади.
Прошло несколько мгновений и серый мутный покров зеркальной глади начал проясняться. На нем закружилось, затрепетало что-то далекое, неясное, которое постепенно стало складываться в очертания смертной женщины, горожанки. — А она была красива… — на миг в голосе богини вспыхнула зависть, но потом на смену ей пришло сочувствие, ведь она лучше, чем кто бы то ни было другой, понимала: когда теряешь все, труднее той, кому не просто есть что терять, но предстоит расстаться с очень многим. — У тени нет настоящего и будущего, но у нее есть прошлое…А камню безразлично, было это или будет. Он отражает то, что видит.
— Если в зеркало смотрит тот, кто помнит, каким был призрак до того, как лишился плоти… — глядя то на тень, то на ее отражение, начал Шамаш.
— Он увидит его таким, каким он был, — подхватила его мысль богиня смерти.
— Великая госпожа, — прервала нависшее было над залой молчание тишины женщина-тень, чьи неясные туманные очертания трепетали, словно на сильном ветру, — могу ли я теперь удалиться?
— Почему? — не поднимая на нее взгляда, спросила Кигаль.
— Госпожа? — тень затрепетала еще сильнее. Ей хотелось поскорее исчезнуть, забиться в одну из бесчисленных нор подземного мира и забыться там пустым, отрешенным от всего сном-существованием. Но она не могла сделать этого, когда вопрос богини, совершенно не понятный несчастной слуге, удерживал ее на месте.
— Почему ты хочешь уйти?
— Здесь… — очертания тени стали мерцать, то расплываясь, то сжимаясь вновь. — Есть что-то, что тревожит мой дух.
— И что же?
— Смилуйся, госпожа! — взмолилась та. — Я всего лишь тень! Откуда мне знать ответ на Твой вопрос!
— И все же… — Кигаль продолжала удерживать ее наполнившимся огнем взглядом желтых глаз.
— Не гневайся на меня! Отпусти мой дух! Или развей его по ветру! Прошу Тебя, госпожа! Только не продлевай это мгновение на вечность!
— Пусть идет, Кигаль.
Богиня смерти повернулась к брату, несколько мгновений молча вглядывалась в его спокойное, немного грустное лицо, а затем, по-прежнему не говоря ни слова, взмахнула рукой, отпуская рабыню.
Приведение, залучившись от радости, склонилось на миг в поклоне, благодаря небожителей за понимание и сочувствие, а затем, мелькнув едва заметной радужной тенью, исчезло.
Проводив ее взглядом, Кигаль качнула головой и тихо молвила: — Зря. От нее бы ничего не убыло, проведи она еще несколько мгновений здесь. А мы, может быть, узнали б больше, чем знали сейчас.
— Проведи она здесь даже вечность, это нисколько не приблизило бы нас к разгадке.
— Почему ты так в этом уверен? Потому что твой дракон не призрак? Ну и что, ведь… — она умолкла, заметив, что Шамаш, качнул головой:
— Дело не в драконе. Вернее — не только в нем, — проговорил он, а затем повернулся к богу судьбы: — Скажи, есть ли те, кто бы не имел отражения в твоем зеркале?
— Нет! — воскликнул тот, затем, с некоторым сомнением взглянув на Шамаша, понимая, что повелитель небес задает этот вопрос не просто так, задумался, начал перебирать всех созданий плоти и стихии: — Люди — само собой разумеется. И наделенные даром, и лишенные его. Они видят свое отражение, но не могут его изменить. Боги властны над судьбой, а, значит, и над зеркалом…
— В чем мы уже убедились, — проговорила Кигаль, не понимая, к чему это все, однако, не прерывая рассуждений. Она слишком хорошо знала Шамаша, чтобы не понимать, что за его вопросом что-то скрывалось.
— Отражение призраков — их прошлое, — между тем продолжал Намтар. — Тех стихий и теней, которым предстоит однажды обрести плоть — будущее… Звери и птицы имеют отражение, хотя и не понимают ее природу, принимая за иную жизнь… Демоны и духи? Ну, — Намтар пожал плечами, — они тоже наделены судьбой.
— Тебе приходилось видеть отражение кого-нибудь из них? — спросила Кигаль.
— Да, — его лицо нахмурилось, глаза сощурились, вобрав в себя мрачный болезненный блеск догоравшей свечи. — Приходилось… Ведь Куфа — тоже часть мироздания, пусть она и находится на самой его границе… Правда, заглянув туда раз, я сделал все, чтобы случайно не совершить эту ошибку вновь.
— Столь мрачное зрелище?
Намтар лишь посмотрел на нее, не говоря ни слова в ответ, но его взгляд был достаточно красноречив, чтобы богиня смерти, которой за свои вечности многое пришлось повидать такого, что сделало ее сердце холодным, не стала продолжать расспросов.
— Раз так, я ничего не понимаю.
— Как и я, — вынужден был признать бог судьбы, хотя ему и очень не хотелось делать этого, ведь речь шла о том, что составляло суть его власти. — Если дракон есть, был или будет, он должен иметь отражение в зеркале. А если отражения нет…
— Это невозможно, — прервала богиня размышления своего вестника, недовольная направлением его мыслей.
— И так невозможно, и эдак…
— Кто бы знал, как я не люблю эти загадки! — Кигаль резко повернулась к камню спиной.
— М-да, — обронил Намтар, затем взглянул на молчаливо стоявшего возле зеркала мира бога солнца. — А ведь знаешь, хозяйка, — словно во власти откровения вновь заговорил он, — этих загадок куда больше, чем мы с тобой полагаем.
— О чем ты? — резко повернувшись к нему, спросила Кигаль. Богиня начала терять контроль над своими чувствами, ее захлестывали то волны грусти, то ярости, любопытства и даже страха — казалось бы, забытого окончательно и бесповоротно еще несколько вечностей назад. Это тотчас проявилось в перемене ее облика. Человеческое тело, не способное вобрать в себя всю полноту переживаний, спало старой ненужной одежной, обнажая яркое стихийное тело, которое струилось, легко меняя цвета и очертания, отзываясь на каждое движение души.
— Подойди, — осторожно поманил он ее к себе. Когда богиня приблизилась к зеркалу, он тихо полушепотом спросил, указывая рукой на камень. — Видишь?
— Нет, — как та ни вглядывалась, все, что явилось ее взору, была гладкая поверхность камня.
— А должна бы…
— Перестань говорить загадками! Я же сказала: терпеть их не могу! — не сдержавшись, воскликнула Кигаль.
— Тихо! — опасливо глянув на Шамаша, пришикнул на нее вестник.
— Это еще почему? Ну что, что ты мне пытаешься втолковать? И почему шепотом?
Намтар уже открыл рот, чтобы ответить, но тут, оторвав взгляд от камня судьбы, вместо него заговорил колдун:
— Пойдем отсюда, Кигаль. Этот камень бесполезен в моих поисках.
— Почему ты так уверен в этом? — богиня смерти тотчас бросилась к брату. Ей совсем не хотелось, чтобы тот, чувствуя себя побежденным, опустил руки. — Может быть, мы просто что-то не так делаем? Твой волк, — вспомнила она о лежавшим в стороне от небожителей золотом звере, который лишь изредка поднимал голову, чтобы взглянуть на них и убедиться, что с его хозяином все в порядке. — Он ведь тоже видел дракона. Он обладает достаточным разумом, чтобы понять, кого мы ищем. Пусть он взглянет в зеркало. Может быть, он заметит что-то, невидимое нам…
— Кигаль…
— Нет, позови его, позови! Пусть попробует…
— Кигаль, — остановил богиню Шамаш. — Это бесполезно.
— Но почему?!
Колдун вздохнул. Несколько мгновений он молча смотрел на богиню смерти, затем повернулся к Намтару, который как-то сжался под его взглядом, поспешив отвести взгляд, словно боясь, что в его глазах бог солнца увидит то, что ему может не понравиться.
Шамаш качнул головой:
— Намтар, я не из тех, кто спешит отвернуться от правды только потому, что она мне не по душе, — он вновь вернулся к камню, провел над ним рукой.
— Я все равно не понимаю, о чем это вы, — заглядывая ему через плечо, пробормотала Кигаль. — И ничего не вижу.
— Да. И я не вижу.
— А мы должны? — она с подозрением взглянула на брата, начиная понимать…
— Пока вы с Намтаром выясняли, кто отражается в зеркале, я понял, что не только дракон не имеет отражения.
— И кто?
— Я.
— Что?! А в обычном зеркале…
— Я вижу свое отражение. Людское. Но не в камне судьбы.
— Конечно, ведь ты не человек!
— Но кто же я тогда?
— Ты что, опять? Брат, мне уже надоело повторять! Конечно, я понимаю, ты целую вечность был болен и…
— Не играй, Кигаль, не надо. Сейчас не время. Мы оба знаем, о чем идет речь. Мне известно, кем я был. И было бы не лишним узнать, кто я сейчас.
— Бог солнца, повелитель небес… — начал перечислять Намтар, спеша увести собеседника подальше от тех мыслей, которые, как ему казалось, возвращали едва оправившегося от болезни небожителя назад, к грани бреда.
— Помолчи, — остановила его богиня. Несколько мгновений она смотрела на брата: — И все же… — подталкиваемая любопытством, вновь заговорил она. — Что ты имел в виду, говоря, что не имеешь отражения?
— У меня нет судьбы.
— Шамаш, прости, но ты говоришь ерунду! Это просто невозможно!
— Однако это так, — спокойно возразил колдун.
— В мироздании нет никого, кто бы… — начал Намтар, но богиня смерти остановила его:
— Подожди. Дай мне разобраться во всем… Шамаш… Так или иначе, у тебя ведь была судьба?
— Да.
— Но сейчас ее нет?
— Если я правильно понял природу силы отражения, скрытой в этом зеркале — да.
— Вообще-то, — подземные боги переглянулись, после чего Намтар продолжал: — Мы и сами не особо хорошо знаем… Просто принимаем камень судьбы таким, какой он есть. Так что…
— Вы никак успокаиваете меня, — колдун усмехнулся. — Не надо. То, что касается меня одного, мой дух тревожит менее всего.
— А вот меня это очень даже беспокоит… — пробормотала Кигаль, нахмурившись…
— Действительно, Шамаш, — встрепенулся ее вестник, обрадованный тем, что может быть полезен великому богу. — Позволь мне помочь! Я постараюсь найти для тебя лучшую судьбу…
— Право же, брат, — видя, что тот готов отказаться, опередив его, заговорила богиня смерти. — Поиск судьбы — его дело, не наше с тобой. К тому же… — она хотела сказать что-то еще, но умолкла, почувствовав, как вдруг забился, затрепетал дух воздушной стихии, наполнявший зал.
— Что…? - закрутила головой Кигаль, почувствовав: что-то не так, но еще не понимая: что?
И тут движение воздуха сложились в возглас, полный боли и мольбы:
"Шамаш… О, господин! Вернись! Скорее вернись! Нам нужна Твоя помощь!
— Торговцы! Они зовут меня! — резко повернувшись, колдун зашагал прочь от камня. — Хан, — уже на ходу окликнул он волка, который тотчас, словно и не спал вовсе, подскочил к хозяину, ожидая его приказания. — Мы возвращаемся в караван.
— Постой, Шамаш, — попыталась задержать его Кигаль.
— Мне нужно идти!
— Да постой ты! — не выдержав, воскликнула богиня смерти. — Не спеши… Сперва нужно во всем разобраться.
— На это нет времени!
— Не торопись! Уж что-что, а спешка никогда не приводила ни к чему хорошему. И вообще, эти смертные позвали тебя не просто так, и не потому, что соскучились. Им нужна помощь!
— Вот именно!
— Остановись! — она приблизилась к нему, взяла за руку, удерживая на месте, заглянула в глаза, замедляя течение мыслей. — Подумай. Подумай вот о чем: чтобы помочь, нужно знать, в чем дело.
— Я знаю, — хмуро глянул на нее колдун. Его лицо оставалось напряженным, но в глазах замерцали огоньки внутреннего напряжения и недовольства тем, что богиня удерживает его, не позволяя сделать то, что он должен был. — В детях. Они спят…
— И не могут проснуться уже десять дней, — проговорил стоявший за его спиной Намтар.
— Что ты сказал? — колдун резко обернулся. Взгляд, устремленный на бога судьбы, был остер, как лезвие наточенного кинжала, и резок, словно порыв ледяного ветра.
— Десять дней…
— Когда я уходил, было… Я не мог отсутствовать так долго! Ведь я замедлил ход времени каравана!
— Но для тебя оно ускорилось, — вздохнула Кигаль. — Так бывает. Время — жестокая стихия, дикарка, не терпящая над собой ничьей власти и спешащая отомстить, едва улучив момент…
— Ладно, — остановил его колдун, — я понял. Лучше скажи, что с детьми?
— Не знаю, — подал плечами Намтар.
— Ты ведь бог судьбы!
— Вот именно. А они — дети, чьи пути еще не определены.
— Так… — помрачнев, колдун скрестил руки перед грудью, оглядел хмурым взглядом своих собеседников.
— Шамаш, — чуть наклонив голову, проговорила Кигаль, — смертным вряд ли известно, что происходит. Иначе они не стали бы призывать тебя.
— Она права, — поспешил поддержать свою хозяйку Намтар, — ни к чему спешить в мир людей. Нужно разобраться…
Колдун остановил его холодным взглядом чуть прищуренных глаз.
"Хан, — позвал он волка, — пойдем".
— Но мы же говорим тебе…! - всплеснув руками, воскликнула Кигаль, расстроенная тем, что брат никак не хотел ее понять.
— Мне нужно идти.
— Куда!
— Искать Лаля.
— Лаля?! - в один голос воскликнули Кигаль и Намтар. — Но, во имя Свышних, зачем?!
— Потому что дети спят.
— И что же? Какая тут связь?!
— Есть два повелителя сновидений — Айя и Лаль…
— Да… — подземные боги переглянулись. — Действительно…
— Разумеется, Айя тут ни при чем… — Кигаль, вернувшая себе людской облик, потерла ладонью подбородок.
— Ну конечно, ведь… — Намтар чуть заметно кивнул в сторону Шамаша.
— Да… И не только поэтому… Ты не знаешь всего… Впрочем, не важно… Выходит, малыш опять замыслил какую-то пакость… Вот что. Я тоже пойду.
— К Лалю?! - ошарашено глядя на нее, воскликнул бог судьбы.
— Нет… — она взглянула вслед удалявшемуся богу солнца, поджала на мгновение губы. — У меня нет времени на объяснения… — а потом, уже сорвавшись с места, бросилась: — Вот что, оставайся здесь. Следи за тем, что будет происходить. Если нам понадобится твоя помощь…
— Вам будет достаточно меня позвать, — кивнул, показывая, что понял хозяйку, Намтар.
…"Шамаш, мне это совсем не нравится…" — проворчал Хан.
"Мне тоже… Я не должен был оставлять караван!"
"Я говорю о твоем стремлении увидеть Лаля. Зачем он тебе? Хочешь вызвать на бой?"
"Нет. Поговорить. Если это действительно он удерживает детей, может быть, мне удастся убедить его отпустить своих пленников".
"Я… — волк мотнул головой, словно прогоняя наваждение. Это было таким странным. Он не привык к столь прямолинейным поступкам и вообще, как можно говорить с тем, от кого хочешь защитить спутников? О чем? Нет! Хан вновь мотнул рыжей головой, стряхивая со шкуры снег. — Прости. Ты так не похож на других, что порою мне бывает очень сложно понять тебя. Как сейчас".
"Мои планы не кажутся мне странными. Они вполне логичны".
"Лаль — враг!"
"Не мой".
"Госпожи Айи, и… — взгляд волка стал недовольно злым, словно он был раздосадован на себя за то, что никак не мог втолковать хозяину эту простую мысль… — и потом разве не он стремится убить твоих спутников?"
"Если бог хочет лишить жизни смертного, он делает это. Или нет?".
"Да! Но не когда его интересы сталкиваются с волей более могущественного небожителя! Тогда он будет крутиться, запутывая следы… Что бы там ни было, ты зря надеешься с ним договориться. Кто знает, может быть, он просто усыпляет твое внимание. Я уверен, он хочет обмануть тебя. Он — мастер обмана, и… Ладно, не важно. Ты все равно меня не слушаешь… Но, может быть, ты послушаешь других, тех, кто будет равен тебе".
— Шамаш! — окликнула его Кигаль. Богиня догнала брата, пошла рядом. — Нам надо поговорить.
— О Лале?
— Да… — богиня поджала губы. — Сперва кажется, что он — сама невинность, что он не может быть никому опасен, за исключением разве что самого себя. Но на самом деле… На самом деле все совсем не так… Хочешь, я рассказала тебе о нем?
— Я предпочел бы узнать все из первых уст.
— Его собственных? Это будет ложь от первого слова до последнего. Ты читал книгу Мара?
— Да. Но того, что рассказано в ней, слишком мало, чтобы разобраться в происходящем теперь.
— Конечно. В легенде ведь говорится лишь о том, каким видели Лаля люди, а ты хочешь узнать, какой он на самом деле… Он — брат Айи. И ее враг. Самый злейший из врагов. Самый безжалостный и беспощадный.
— Я слышал.
— От кого? — богиня напряглась, словно считала лишь себя вправе рассказывать Шамашу об этом мире.
— Мне рассказал Хан.
— Да… — богиня перевела задумчивый взгляд на спутника бога солнца, который, следя за их разговором, хмуро посмотрел на нее. — Лаль всегда завидовал ей. Самый младший из богов, он больше всего на свете хотел, чтобы им восхищались, боялись и благоговели. И в этом стремлении чуть было не уничтожил весь мир, почти поменяв явь и сон местами… Детские шалости, нет ничего опаснее их. Потому что за ними редко следует наказание. Вот ты. Ты стал бы вести бой с ребенком?
— Нет.
— А наказывать его?
— Нет. Он ведь всего лишь ребенок.
— Конечно. Я знала, что ты так ответишь. Детям многое прощается. И не важно, кто этот ребенок: малыш — смертный, родившийся лишь мгновение назад, или бессмертный бог, который прожил уже не одну вечность, но не повзрослел ни на миг, потому что не хотел этого.
— Что бы там ни было, дети каравана должны проснуться.
— Тебе не найти Лаля в этом мире. После того, что случилось в прежнюю вечность, Айя заточила его в краю сновидений. Путь же туда открыт лишь спящему.
— Ты хочешь сказать: чтобы встретиться с ним, я должен уснуть? — это условие не казалось ему непреодолимым препятствием.
— Да пойми ты! В своем сне он — повелитель, а все остальные — только спящие! Он делает все, что хочет, в то время как… Да и не это главное. Как ты собираешься попасть в мир, о котором ничего не знаешь, в существование которого, может быть, даже не веришь, привыкший видеть сны отражением реальности? Прежде, чем что-то предпринимать, нам надо попытаться разобраться, найти ответ хотя бы на некоторые вопросы! — ее слова убеждали разум, глаза молили душу понять и, послушавшись совета, не бежать вперед во власти чувств, не разбирая дорогу.
— Не нравится мне все это! — качнув головой, прошептал колдун. — То, что происходит в караване последнее время…Так не должно было случиться!
— Да. Не должно… У меня тоже такое чувство, что кто-то изменил судьбу караванщиков… Но разве это под силу маленькому божку?
— Ты сама говорила, что он — повелитель сновидений. Значит, во сне он может все.
— Но не наяву! Сон — совершенно особенная стихия, которая в той или иной степени имеет власть над всеми спящими. Но он не властен над бодрствующими! И, потом, караванщики спят снами Айи, а не Лаля. Да они даже имени его не помнят!…Вот что, пошли к Гештинанне.
— Зачем? — удивленно взглянул на свою спутницу Шамаш. — Она богиня прошлого, не будущего.
— Но в прошлом происходило многое из того, что творится сейчас. Пусть это не полное подобие, но что-то похожее… И, потом, ей служат летописцы — создатели первого цикла… Думаю, нам стоит встретиться с ними и расспросить обо всем, что осталось за текстом легенд. И может быть тогда нам будет дана дорога вперед.
— Раз ты уверена, что прямого пути нет…
— Ну конечно!
— Ладно… Мне сейчас пригодится любая помощь, помощь всех, кто предложит ее.
— Вот и хорошо! — обрадовалась Кигаль тому, что ей, наконец, удалось хоть в чем-то переубедить брата. — Идем!
— Кигаль, нам нужно торопиться. Будет лучше разделиться…
— Ты хочешь, чтобы я пошла к ней одна?
— Нет… Наоборот.
— К кому же ты отправляешь меня?
— Если ты согласна…
— Помочь тебе? Всем, чем могу! И не сомневайся в этом, если не хочешь меня обидеть! Так что мне делать?
— То, что я не могу встретиться с Айей ведь не значит, что это не под силу и другим?
Богиня поспешно кивнула, показывая, что поняла:
— Я разыщу ее. И расспрошу обо всем. Ты прав: в конце концов, она тоже богиня сна. Она должна разобраться в том, что творится, помочь нам понять, с кем вести бой. И вести ли его вообще, или попытаться договориться…
Глава 10
— Конечно, конечно, господин моей веры, — прошептала та, подплыв к камню, повернулась к его глади.
Прошло несколько мгновений и серый мутный покров зеркальной глади начал проясняться. На нем закружилось, затрепетало что-то далекое, неясное, которое постепенно стало складываться в очертания смертной женщины, горожанки. — А она была красива… — на миг в голосе богини вспыхнула зависть, но потом на смену ей пришло сочувствие, ведь она лучше, чем кто бы то ни было другой, понимала: когда теряешь все, труднее той, кому не просто есть что терять, но предстоит расстаться с очень многим. — У тени нет настоящего и будущего, но у нее есть прошлое…А камню безразлично, было это или будет. Он отражает то, что видит.
— Если в зеркало смотрит тот, кто помнит, каким был призрак до того, как лишился плоти… — глядя то на тень, то на ее отражение, начал Шамаш.
— Он увидит его таким, каким он был, — подхватила его мысль богиня смерти.
— Великая госпожа, — прервала нависшее было над залой молчание тишины женщина-тень, чьи неясные туманные очертания трепетали, словно на сильном ветру, — могу ли я теперь удалиться?
— Почему? — не поднимая на нее взгляда, спросила Кигаль.
— Госпожа? — тень затрепетала еще сильнее. Ей хотелось поскорее исчезнуть, забиться в одну из бесчисленных нор подземного мира и забыться там пустым, отрешенным от всего сном-существованием. Но она не могла сделать этого, когда вопрос богини, совершенно не понятный несчастной слуге, удерживал ее на месте.
— Почему ты хочешь уйти?
— Здесь… — очертания тени стали мерцать, то расплываясь, то сжимаясь вновь. — Есть что-то, что тревожит мой дух.
— И что же?
— Смилуйся, госпожа! — взмолилась та. — Я всего лишь тень! Откуда мне знать ответ на Твой вопрос!
— И все же… — Кигаль продолжала удерживать ее наполнившимся огнем взглядом желтых глаз.
— Не гневайся на меня! Отпусти мой дух! Или развей его по ветру! Прошу Тебя, госпожа! Только не продлевай это мгновение на вечность!
— Пусть идет, Кигаль.
Богиня смерти повернулась к брату, несколько мгновений молча вглядывалась в его спокойное, немного грустное лицо, а затем, по-прежнему не говоря ни слова, взмахнула рукой, отпуская рабыню.
Приведение, залучившись от радости, склонилось на миг в поклоне, благодаря небожителей за понимание и сочувствие, а затем, мелькнув едва заметной радужной тенью, исчезло.
Проводив ее взглядом, Кигаль качнула головой и тихо молвила: — Зря. От нее бы ничего не убыло, проведи она еще несколько мгновений здесь. А мы, может быть, узнали б больше, чем знали сейчас.
— Проведи она здесь даже вечность, это нисколько не приблизило бы нас к разгадке.
— Почему ты так в этом уверен? Потому что твой дракон не призрак? Ну и что, ведь… — она умолкла, заметив, что Шамаш, качнул головой:
— Дело не в драконе. Вернее — не только в нем, — проговорил он, а затем повернулся к богу судьбы: — Скажи, есть ли те, кто бы не имел отражения в твоем зеркале?
— Нет! — воскликнул тот, затем, с некоторым сомнением взглянув на Шамаша, понимая, что повелитель небес задает этот вопрос не просто так, задумался, начал перебирать всех созданий плоти и стихии: — Люди — само собой разумеется. И наделенные даром, и лишенные его. Они видят свое отражение, но не могут его изменить. Боги властны над судьбой, а, значит, и над зеркалом…
— В чем мы уже убедились, — проговорила Кигаль, не понимая, к чему это все, однако, не прерывая рассуждений. Она слишком хорошо знала Шамаша, чтобы не понимать, что за его вопросом что-то скрывалось.
— Отражение призраков — их прошлое, — между тем продолжал Намтар. — Тех стихий и теней, которым предстоит однажды обрести плоть — будущее… Звери и птицы имеют отражение, хотя и не понимают ее природу, принимая за иную жизнь… Демоны и духи? Ну, — Намтар пожал плечами, — они тоже наделены судьбой.
— Тебе приходилось видеть отражение кого-нибудь из них? — спросила Кигаль.
— Да, — его лицо нахмурилось, глаза сощурились, вобрав в себя мрачный болезненный блеск догоравшей свечи. — Приходилось… Ведь Куфа — тоже часть мироздания, пусть она и находится на самой его границе… Правда, заглянув туда раз, я сделал все, чтобы случайно не совершить эту ошибку вновь.
— Столь мрачное зрелище?
Намтар лишь посмотрел на нее, не говоря ни слова в ответ, но его взгляд был достаточно красноречив, чтобы богиня смерти, которой за свои вечности многое пришлось повидать такого, что сделало ее сердце холодным, не стала продолжать расспросов.
— Раз так, я ничего не понимаю.
— Как и я, — вынужден был признать бог судьбы, хотя ему и очень не хотелось делать этого, ведь речь шла о том, что составляло суть его власти. — Если дракон есть, был или будет, он должен иметь отражение в зеркале. А если отражения нет…
— Это невозможно, — прервала богиня размышления своего вестника, недовольная направлением его мыслей.
— И так невозможно, и эдак…
— Кто бы знал, как я не люблю эти загадки! — Кигаль резко повернулась к камню спиной.
— М-да, — обронил Намтар, затем взглянул на молчаливо стоявшего возле зеркала мира бога солнца. — А ведь знаешь, хозяйка, — словно во власти откровения вновь заговорил он, — этих загадок куда больше, чем мы с тобой полагаем.
— О чем ты? — резко повернувшись к нему, спросила Кигаль. Богиня начала терять контроль над своими чувствами, ее захлестывали то волны грусти, то ярости, любопытства и даже страха — казалось бы, забытого окончательно и бесповоротно еще несколько вечностей назад. Это тотчас проявилось в перемене ее облика. Человеческое тело, не способное вобрать в себя всю полноту переживаний, спало старой ненужной одежной, обнажая яркое стихийное тело, которое струилось, легко меняя цвета и очертания, отзываясь на каждое движение души.
— Подойди, — осторожно поманил он ее к себе. Когда богиня приблизилась к зеркалу, он тихо полушепотом спросил, указывая рукой на камень. — Видишь?
— Нет, — как та ни вглядывалась, все, что явилось ее взору, была гладкая поверхность камня.
— А должна бы…
— Перестань говорить загадками! Я же сказала: терпеть их не могу! — не сдержавшись, воскликнула Кигаль.
— Тихо! — опасливо глянув на Шамаша, пришикнул на нее вестник.
— Это еще почему? Ну что, что ты мне пытаешься втолковать? И почему шепотом?
Намтар уже открыл рот, чтобы ответить, но тут, оторвав взгляд от камня судьбы, вместо него заговорил колдун:
— Пойдем отсюда, Кигаль. Этот камень бесполезен в моих поисках.
— Почему ты так уверен в этом? — богиня смерти тотчас бросилась к брату. Ей совсем не хотелось, чтобы тот, чувствуя себя побежденным, опустил руки. — Может быть, мы просто что-то не так делаем? Твой волк, — вспомнила она о лежавшим в стороне от небожителей золотом звере, который лишь изредка поднимал голову, чтобы взглянуть на них и убедиться, что с его хозяином все в порядке. — Он ведь тоже видел дракона. Он обладает достаточным разумом, чтобы понять, кого мы ищем. Пусть он взглянет в зеркало. Может быть, он заметит что-то, невидимое нам…
— Кигаль…
— Нет, позови его, позови! Пусть попробует…
— Кигаль, — остановил богиню Шамаш. — Это бесполезно.
— Но почему?!
Колдун вздохнул. Несколько мгновений он молча смотрел на богиню смерти, затем повернулся к Намтару, который как-то сжался под его взглядом, поспешив отвести взгляд, словно боясь, что в его глазах бог солнца увидит то, что ему может не понравиться.
Шамаш качнул головой:
— Намтар, я не из тех, кто спешит отвернуться от правды только потому, что она мне не по душе, — он вновь вернулся к камню, провел над ним рукой.
— Я все равно не понимаю, о чем это вы, — заглядывая ему через плечо, пробормотала Кигаль. — И ничего не вижу.
— Да. И я не вижу.
— А мы должны? — она с подозрением взглянула на брата, начиная понимать…
— Пока вы с Намтаром выясняли, кто отражается в зеркале, я понял, что не только дракон не имеет отражения.
— И кто?
— Я.
— Что?! А в обычном зеркале…
— Я вижу свое отражение. Людское. Но не в камне судьбы.
— Конечно, ведь ты не человек!
— Но кто же я тогда?
— Ты что, опять? Брат, мне уже надоело повторять! Конечно, я понимаю, ты целую вечность был болен и…
— Не играй, Кигаль, не надо. Сейчас не время. Мы оба знаем, о чем идет речь. Мне известно, кем я был. И было бы не лишним узнать, кто я сейчас.
— Бог солнца, повелитель небес… — начал перечислять Намтар, спеша увести собеседника подальше от тех мыслей, которые, как ему казалось, возвращали едва оправившегося от болезни небожителя назад, к грани бреда.
— Помолчи, — остановила его богиня. Несколько мгновений она смотрела на брата: — И все же… — подталкиваемая любопытством, вновь заговорил она. — Что ты имел в виду, говоря, что не имеешь отражения?
— У меня нет судьбы.
— Шамаш, прости, но ты говоришь ерунду! Это просто невозможно!
— Однако это так, — спокойно возразил колдун.
— В мироздании нет никого, кто бы… — начал Намтар, но богиня смерти остановила его:
— Подожди. Дай мне разобраться во всем… Шамаш… Так или иначе, у тебя ведь была судьба?
— Да.
— Но сейчас ее нет?
— Если я правильно понял природу силы отражения, скрытой в этом зеркале — да.
— Вообще-то, — подземные боги переглянулись, после чего Намтар продолжал: — Мы и сами не особо хорошо знаем… Просто принимаем камень судьбы таким, какой он есть. Так что…
— Вы никак успокаиваете меня, — колдун усмехнулся. — Не надо. То, что касается меня одного, мой дух тревожит менее всего.
— А вот меня это очень даже беспокоит… — пробормотала Кигаль, нахмурившись…
— Действительно, Шамаш, — встрепенулся ее вестник, обрадованный тем, что может быть полезен великому богу. — Позволь мне помочь! Я постараюсь найти для тебя лучшую судьбу…
— Право же, брат, — видя, что тот готов отказаться, опередив его, заговорила богиня смерти. — Поиск судьбы — его дело, не наше с тобой. К тому же… — она хотела сказать что-то еще, но умолкла, почувствовав, как вдруг забился, затрепетал дух воздушной стихии, наполнявший зал.
— Что…? - закрутила головой Кигаль, почувствовав: что-то не так, но еще не понимая: что?
И тут движение воздуха сложились в возглас, полный боли и мольбы:
"Шамаш… О, господин! Вернись! Скорее вернись! Нам нужна Твоя помощь!
— Торговцы! Они зовут меня! — резко повернувшись, колдун зашагал прочь от камня. — Хан, — уже на ходу окликнул он волка, который тотчас, словно и не спал вовсе, подскочил к хозяину, ожидая его приказания. — Мы возвращаемся в караван.
— Постой, Шамаш, — попыталась задержать его Кигаль.
— Мне нужно идти!
— Да постой ты! — не выдержав, воскликнула богиня смерти. — Не спеши… Сперва нужно во всем разобраться.
— На это нет времени!
— Не торопись! Уж что-что, а спешка никогда не приводила ни к чему хорошему. И вообще, эти смертные позвали тебя не просто так, и не потому, что соскучились. Им нужна помощь!
— Вот именно!
— Остановись! — она приблизилась к нему, взяла за руку, удерживая на месте, заглянула в глаза, замедляя течение мыслей. — Подумай. Подумай вот о чем: чтобы помочь, нужно знать, в чем дело.
— Я знаю, — хмуро глянул на нее колдун. Его лицо оставалось напряженным, но в глазах замерцали огоньки внутреннего напряжения и недовольства тем, что богиня удерживает его, не позволяя сделать то, что он должен был. — В детях. Они спят…
— И не могут проснуться уже десять дней, — проговорил стоявший за его спиной Намтар.
— Что ты сказал? — колдун резко обернулся. Взгляд, устремленный на бога судьбы, был остер, как лезвие наточенного кинжала, и резок, словно порыв ледяного ветра.
— Десять дней…
— Когда я уходил, было… Я не мог отсутствовать так долго! Ведь я замедлил ход времени каравана!
— Но для тебя оно ускорилось, — вздохнула Кигаль. — Так бывает. Время — жестокая стихия, дикарка, не терпящая над собой ничьей власти и спешащая отомстить, едва улучив момент…
— Ладно, — остановил его колдун, — я понял. Лучше скажи, что с детьми?
— Не знаю, — подал плечами Намтар.
— Ты ведь бог судьбы!
— Вот именно. А они — дети, чьи пути еще не определены.
— Так… — помрачнев, колдун скрестил руки перед грудью, оглядел хмурым взглядом своих собеседников.
— Шамаш, — чуть наклонив голову, проговорила Кигаль, — смертным вряд ли известно, что происходит. Иначе они не стали бы призывать тебя.
— Она права, — поспешил поддержать свою хозяйку Намтар, — ни к чему спешить в мир людей. Нужно разобраться…
Колдун остановил его холодным взглядом чуть прищуренных глаз.
"Хан, — позвал он волка, — пойдем".
— Но мы же говорим тебе…! - всплеснув руками, воскликнула Кигаль, расстроенная тем, что брат никак не хотел ее понять.
— Мне нужно идти.
— Куда!
— Искать Лаля.
— Лаля?! - в один голос воскликнули Кигаль и Намтар. — Но, во имя Свышних, зачем?!
— Потому что дети спят.
— И что же? Какая тут связь?!
— Есть два повелителя сновидений — Айя и Лаль…
— Да… — подземные боги переглянулись. — Действительно…
— Разумеется, Айя тут ни при чем… — Кигаль, вернувшая себе людской облик, потерла ладонью подбородок.
— Ну конечно, ведь… — Намтар чуть заметно кивнул в сторону Шамаша.
— Да… И не только поэтому… Ты не знаешь всего… Впрочем, не важно… Выходит, малыш опять замыслил какую-то пакость… Вот что. Я тоже пойду.
— К Лалю?! - ошарашено глядя на нее, воскликнул бог судьбы.
— Нет… — она взглянула вслед удалявшемуся богу солнца, поджала на мгновение губы. — У меня нет времени на объяснения… — а потом, уже сорвавшись с места, бросилась: — Вот что, оставайся здесь. Следи за тем, что будет происходить. Если нам понадобится твоя помощь…
— Вам будет достаточно меня позвать, — кивнул, показывая, что понял хозяйку, Намтар.
…"Шамаш, мне это совсем не нравится…" — проворчал Хан.
"Мне тоже… Я не должен был оставлять караван!"
"Я говорю о твоем стремлении увидеть Лаля. Зачем он тебе? Хочешь вызвать на бой?"
"Нет. Поговорить. Если это действительно он удерживает детей, может быть, мне удастся убедить его отпустить своих пленников".
"Я… — волк мотнул головой, словно прогоняя наваждение. Это было таким странным. Он не привык к столь прямолинейным поступкам и вообще, как можно говорить с тем, от кого хочешь защитить спутников? О чем? Нет! Хан вновь мотнул рыжей головой, стряхивая со шкуры снег. — Прости. Ты так не похож на других, что порою мне бывает очень сложно понять тебя. Как сейчас".
"Мои планы не кажутся мне странными. Они вполне логичны".
"Лаль — враг!"
"Не мой".
"Госпожи Айи, и… — взгляд волка стал недовольно злым, словно он был раздосадован на себя за то, что никак не мог втолковать хозяину эту простую мысль… — и потом разве не он стремится убить твоих спутников?"
"Если бог хочет лишить жизни смертного, он делает это. Или нет?".
"Да! Но не когда его интересы сталкиваются с волей более могущественного небожителя! Тогда он будет крутиться, запутывая следы… Что бы там ни было, ты зря надеешься с ним договориться. Кто знает, может быть, он просто усыпляет твое внимание. Я уверен, он хочет обмануть тебя. Он — мастер обмана, и… Ладно, не важно. Ты все равно меня не слушаешь… Но, может быть, ты послушаешь других, тех, кто будет равен тебе".
— Шамаш! — окликнула его Кигаль. Богиня догнала брата, пошла рядом. — Нам надо поговорить.
— О Лале?
— Да… — богиня поджала губы. — Сперва кажется, что он — сама невинность, что он не может быть никому опасен, за исключением разве что самого себя. Но на самом деле… На самом деле все совсем не так… Хочешь, я рассказала тебе о нем?
— Я предпочел бы узнать все из первых уст.
— Его собственных? Это будет ложь от первого слова до последнего. Ты читал книгу Мара?
— Да. Но того, что рассказано в ней, слишком мало, чтобы разобраться в происходящем теперь.
— Конечно. В легенде ведь говорится лишь о том, каким видели Лаля люди, а ты хочешь узнать, какой он на самом деле… Он — брат Айи. И ее враг. Самый злейший из врагов. Самый безжалостный и беспощадный.
— Я слышал.
— От кого? — богиня напряглась, словно считала лишь себя вправе рассказывать Шамашу об этом мире.
— Мне рассказал Хан.
— Да… — богиня перевела задумчивый взгляд на спутника бога солнца, который, следя за их разговором, хмуро посмотрел на нее. — Лаль всегда завидовал ей. Самый младший из богов, он больше всего на свете хотел, чтобы им восхищались, боялись и благоговели. И в этом стремлении чуть было не уничтожил весь мир, почти поменяв явь и сон местами… Детские шалости, нет ничего опаснее их. Потому что за ними редко следует наказание. Вот ты. Ты стал бы вести бой с ребенком?
— Нет.
— А наказывать его?
— Нет. Он ведь всего лишь ребенок.
— Конечно. Я знала, что ты так ответишь. Детям многое прощается. И не важно, кто этот ребенок: малыш — смертный, родившийся лишь мгновение назад, или бессмертный бог, который прожил уже не одну вечность, но не повзрослел ни на миг, потому что не хотел этого.
— Что бы там ни было, дети каравана должны проснуться.
— Тебе не найти Лаля в этом мире. После того, что случилось в прежнюю вечность, Айя заточила его в краю сновидений. Путь же туда открыт лишь спящему.
— Ты хочешь сказать: чтобы встретиться с ним, я должен уснуть? — это условие не казалось ему непреодолимым препятствием.
— Да пойми ты! В своем сне он — повелитель, а все остальные — только спящие! Он делает все, что хочет, в то время как… Да и не это главное. Как ты собираешься попасть в мир, о котором ничего не знаешь, в существование которого, может быть, даже не веришь, привыкший видеть сны отражением реальности? Прежде, чем что-то предпринимать, нам надо попытаться разобраться, найти ответ хотя бы на некоторые вопросы! — ее слова убеждали разум, глаза молили душу понять и, послушавшись совета, не бежать вперед во власти чувств, не разбирая дорогу.
— Не нравится мне все это! — качнув головой, прошептал колдун. — То, что происходит в караване последнее время…Так не должно было случиться!
— Да. Не должно… У меня тоже такое чувство, что кто-то изменил судьбу караванщиков… Но разве это под силу маленькому божку?
— Ты сама говорила, что он — повелитель сновидений. Значит, во сне он может все.
— Но не наяву! Сон — совершенно особенная стихия, которая в той или иной степени имеет власть над всеми спящими. Но он не властен над бодрствующими! И, потом, караванщики спят снами Айи, а не Лаля. Да они даже имени его не помнят!…Вот что, пошли к Гештинанне.
— Зачем? — удивленно взглянул на свою спутницу Шамаш. — Она богиня прошлого, не будущего.
— Но в прошлом происходило многое из того, что творится сейчас. Пусть это не полное подобие, но что-то похожее… И, потом, ей служат летописцы — создатели первого цикла… Думаю, нам стоит встретиться с ними и расспросить обо всем, что осталось за текстом легенд. И может быть тогда нам будет дана дорога вперед.
— Раз ты уверена, что прямого пути нет…
— Ну конечно!
— Ладно… Мне сейчас пригодится любая помощь, помощь всех, кто предложит ее.
— Вот и хорошо! — обрадовалась Кигаль тому, что ей, наконец, удалось хоть в чем-то переубедить брата. — Идем!
— Кигаль, нам нужно торопиться. Будет лучше разделиться…
— Ты хочешь, чтобы я пошла к ней одна?
— Нет… Наоборот.
— К кому же ты отправляешь меня?
— Если ты согласна…
— Помочь тебе? Всем, чем могу! И не сомневайся в этом, если не хочешь меня обидеть! Так что мне делать?
— То, что я не могу встретиться с Айей ведь не значит, что это не под силу и другим?
Богиня поспешно кивнула, показывая, что поняла:
— Я разыщу ее. И расспрошу обо всем. Ты прав: в конце концов, она тоже богиня сна. Она должна разобраться в том, что творится, помочь нам понять, с кем вести бой. И вести ли его вообще, или попытаться договориться…
Глава 10
Когда повелительница смерти ушла, Шамаш остановился на миг, огляделся вокруг, а затем отправился на поиски богини-летописца.
Колдун не особенно представлял себе, где ее искать. Однако страх за детей подгонял его, не позволяя задержаться на месте даже для того, чтобы оглядеться. Каждый новый миг ложился тяжким грузом на плечи, давил сильнее всех снежных покровов пустыни и толщ земных пределов.
"Хозяин, — волк, застыв возле разлома земной коры, похожего как две капли воды на тот, первый, что привел Шамаша во дворец Кигаль, окликнул Шамаша, выводя его из оцепенения размышлений, стремясь поскорее вернуть к реальности. — Мы пришли".
"Возвращайся в караван", — скользнув по своему спутнику быстрым взглядом холодных глаз, проговорил колдун.
"Я не оставлю тебя одного!" — приглушенно зарычал зверь.
"Ты сделал все, что мог. Спасибо. Дальше ты не можешь сопровождать меня, когда подземный мир закрыт для живых".
"Но я ведь был с тобой в пещере судьбы!"
"Это другое дело. Исключение из правил. Единственное".
"Тогда я дождусь тебя здесь, на грани, как ждал, пока ты говорил с Кигаль".
"Нет. На обратном пути я буду слишком торопиться, чтобы пользоваться дорогами земли. Возвращайся. Когда я доберусь до каравана, я хочу, чтобы ты был уже там".
"Хорошо", — поняв, что на этот раз ему не переубедить бога солнца, вынужден был согласиться снежный охотник.
"Будь осторожен".
"Буду, — взгляд, устремленный на Шамаша, был серьезен, как никогда. — Возвращайся быстрее. Ты нужен нам", — и, сорвавшись с места, волк золотым бликом заскользил по снегам пустыни, уносясь к горизонту.
А Шамаш шагнул вниз, в подземный мир, где царили огонь и окружавшая его со всех сторон твердь.
То место, в которое он попал, походило скорее не на пещеру, а зал дворца Хранителя, просторный, с высокими потолками, отделанными голубоватой лепниной, стенами, покрытыми фресками, и мраморным, отполированным до зеркального блеска полом. В нем не было окон, впрочем, здесь в них и надобности не было, когда мягкий матовый свет исходил от всего вокруг, придавая любой даже самой обыденной вещи — низенькому столику для фруктов или трехногим табуретам — неповторимый вид.
Этот зал создавал странное чувство пограничья, остановившегося пространства и времени, когда все вокруг представлялось застывшим отражением того, что когда-то было живым, когда-то, но не теперь.
И вдруг посреди этой безмолвного неподвижия ощутилось движение, воздух всколыхнулся, словно от вздоха удивления и восторженной радости.
Повернувшись на звук, колдун увидел двух мужчин средних лет с сухощавыми безбородыми лицами и аккуратно подстриженными волосами. Они были одеты как горожане и отличались от них лишь необычно бледной кожей, которая имела синеватый отлив, свидетельствовавший о том, что ее обладатели жили в мире, лишенном солнечного света.
Шамаш шагнул в их сторону, намереваясь извиниться перед хозяевами за то, что нарушил их покой, и узнать, куда он попал. Но те, склонившись перед ним в низком поклоне, пятясь, поспешили скрыться.
Колдун пожал плечами. Произошедшее показалось ему странным и, в то же время, по-своему забавным. В прошлом мире лишенные дара избегали подобных ему, не желая или боясь говорить, в этом к нему относились с благоговейным трепетом, принимая за бога. Эти же двое… Он заметил в их глазах и страх, граничивший с ужасом, и благоговейный трепет.
— Шамаш! — вновь воцарившуюся было в зале тишину неподвижного покоя разрушил громкий возглас.
Через залу к нему бежала невысокая сероволосая женщина в свободных легких одеждах, стелившихся за ней вослед тонким шлейфом-паутиной. Казалось, что она бросится богу солнца на шею, однако, все же, в последнее мгновение ей удалось подчинить себе свои чувства и остановиться в шаге от гостя, не спуская с него взгляда радостно лучившихся глаз.
— Дай я хотя бы посмотрю на тебя! Ты совсем не изменился за эти века, одет только странно, по- людски… Но это, наверно, потому, что ты сейчас с ними, на земле…
— Здравствуй, Гештинанна.
— Прости, что веду себя как девчонка, но я так рада видеть тебя! Я знала, что ты вернулся, давно хотела встретиться, поговорить, ты ведь, наверно, узнал за это время столько всего, неизвестного более никому. Говорили даже, что ты побывал в ином мире… — она огляделась вокруг, совсем как смертная, делавшая что-то запрещенное и боявшаяся быть застигнутой врасплох. Затем богиня вновь заговорила, приглушив голос до заговорщицкого шепота, объясняя свое поведение, которое могло показаться гостю по меньшей мере странным: — Я понимаю, ты не ожидал такой детской непосредственности и болтливости от богини памяти. Ты привык видеть меня серьезной, погруженной в свою работу. Но… Я просто несказанно рада тому, что ты, наконец, пришел! Я говорю сбивчиво. Спешу успеть все сказать. Ты, наверно, не знаешь, но Кигаль запретила кому бы то ни было говорить с тобой. Она считает, что ты должен вспомнить обо всем сам, что мы можем помешать тебе, отбросить своими чрезмерно яркими огненными чувствами обратно, за грань безумия. Я нарушаю ее запрет. Но я просто не в силах сдержать себя! Эта зала — одна из первых среди тех, что отвела мне для работы Кигаль. Ты раньше часто заходил сюда, рассказывал о людях, помогал понять их. Ты помнишь?
Колдун не особенно представлял себе, где ее искать. Однако страх за детей подгонял его, не позволяя задержаться на месте даже для того, чтобы оглядеться. Каждый новый миг ложился тяжким грузом на плечи, давил сильнее всех снежных покровов пустыни и толщ земных пределов.
"Хозяин, — волк, застыв возле разлома земной коры, похожего как две капли воды на тот, первый, что привел Шамаша во дворец Кигаль, окликнул Шамаша, выводя его из оцепенения размышлений, стремясь поскорее вернуть к реальности. — Мы пришли".
"Возвращайся в караван", — скользнув по своему спутнику быстрым взглядом холодных глаз, проговорил колдун.
"Я не оставлю тебя одного!" — приглушенно зарычал зверь.
"Ты сделал все, что мог. Спасибо. Дальше ты не можешь сопровождать меня, когда подземный мир закрыт для живых".
"Но я ведь был с тобой в пещере судьбы!"
"Это другое дело. Исключение из правил. Единственное".
"Тогда я дождусь тебя здесь, на грани, как ждал, пока ты говорил с Кигаль".
"Нет. На обратном пути я буду слишком торопиться, чтобы пользоваться дорогами земли. Возвращайся. Когда я доберусь до каравана, я хочу, чтобы ты был уже там".
"Хорошо", — поняв, что на этот раз ему не переубедить бога солнца, вынужден был согласиться снежный охотник.
"Будь осторожен".
"Буду, — взгляд, устремленный на Шамаша, был серьезен, как никогда. — Возвращайся быстрее. Ты нужен нам", — и, сорвавшись с места, волк золотым бликом заскользил по снегам пустыни, уносясь к горизонту.
А Шамаш шагнул вниз, в подземный мир, где царили огонь и окружавшая его со всех сторон твердь.
То место, в которое он попал, походило скорее не на пещеру, а зал дворца Хранителя, просторный, с высокими потолками, отделанными голубоватой лепниной, стенами, покрытыми фресками, и мраморным, отполированным до зеркального блеска полом. В нем не было окон, впрочем, здесь в них и надобности не было, когда мягкий матовый свет исходил от всего вокруг, придавая любой даже самой обыденной вещи — низенькому столику для фруктов или трехногим табуретам — неповторимый вид.
Этот зал создавал странное чувство пограничья, остановившегося пространства и времени, когда все вокруг представлялось застывшим отражением того, что когда-то было живым, когда-то, но не теперь.
И вдруг посреди этой безмолвного неподвижия ощутилось движение, воздух всколыхнулся, словно от вздоха удивления и восторженной радости.
Повернувшись на звук, колдун увидел двух мужчин средних лет с сухощавыми безбородыми лицами и аккуратно подстриженными волосами. Они были одеты как горожане и отличались от них лишь необычно бледной кожей, которая имела синеватый отлив, свидетельствовавший о том, что ее обладатели жили в мире, лишенном солнечного света.
Шамаш шагнул в их сторону, намереваясь извиниться перед хозяевами за то, что нарушил их покой, и узнать, куда он попал. Но те, склонившись перед ним в низком поклоне, пятясь, поспешили скрыться.
Колдун пожал плечами. Произошедшее показалось ему странным и, в то же время, по-своему забавным. В прошлом мире лишенные дара избегали подобных ему, не желая или боясь говорить, в этом к нему относились с благоговейным трепетом, принимая за бога. Эти же двое… Он заметил в их глазах и страх, граничивший с ужасом, и благоговейный трепет.
— Шамаш! — вновь воцарившуюся было в зале тишину неподвижного покоя разрушил громкий возглас.
Через залу к нему бежала невысокая сероволосая женщина в свободных легких одеждах, стелившихся за ней вослед тонким шлейфом-паутиной. Казалось, что она бросится богу солнца на шею, однако, все же, в последнее мгновение ей удалось подчинить себе свои чувства и остановиться в шаге от гостя, не спуская с него взгляда радостно лучившихся глаз.
— Дай я хотя бы посмотрю на тебя! Ты совсем не изменился за эти века, одет только странно, по- людски… Но это, наверно, потому, что ты сейчас с ними, на земле…
— Здравствуй, Гештинанна.
— Прости, что веду себя как девчонка, но я так рада видеть тебя! Я знала, что ты вернулся, давно хотела встретиться, поговорить, ты ведь, наверно, узнал за это время столько всего, неизвестного более никому. Говорили даже, что ты побывал в ином мире… — она огляделась вокруг, совсем как смертная, делавшая что-то запрещенное и боявшаяся быть застигнутой врасплох. Затем богиня вновь заговорила, приглушив голос до заговорщицкого шепота, объясняя свое поведение, которое могло показаться гостю по меньшей мере странным: — Я понимаю, ты не ожидал такой детской непосредственности и болтливости от богини памяти. Ты привык видеть меня серьезной, погруженной в свою работу. Но… Я просто несказанно рада тому, что ты, наконец, пришел! Я говорю сбивчиво. Спешу успеть все сказать. Ты, наверно, не знаешь, но Кигаль запретила кому бы то ни было говорить с тобой. Она считает, что ты должен вспомнить обо всем сам, что мы можем помешать тебе, отбросить своими чрезмерно яркими огненными чувствами обратно, за грань безумия. Я нарушаю ее запрет. Но я просто не в силах сдержать себя! Эта зала — одна из первых среди тех, что отвела мне для работы Кигаль. Ты раньше часто заходил сюда, рассказывал о людях, помогал понять их. Ты помнишь?