— Я ничего не… — тяжело, порывисто дыша, начал Нергал, но бог сновидений прервал его.
   — Посмотри на себя! Посмотри, каким ты стал! О чем ты думаешь? О ком беспокоишься? И тебя смертные называют Губителем? Им стоило бы увидеть тебя сейчас! Может быть, тогда они бы изменили свое мнение о тебе! А заодно пусть увидят и его тоже! — он качнул головой в сторону Шамаша. — Их великий спаситель-избавитель стоит, словно ледяная статуя, палец о палец не ударив, чтобы помочь маленькой дочери своих спутников по тропе земного мира, ты же так беспокоишься о совершенно незнакомой тебе смертной, словно она твоя собственная дочь! Хороша парочка!
   — В ней нет моей крови, — вздохнув, не скрывая своего сожаления, проговорил Нергал. При одном упоминании о Мати ярость вновь покинула его, вся без остатка, прислав себе на смену сочувствие и грусть.
   — Да ты хоть слышишь, что я тебе говорю?! По-моему, нет! Иначе меня бы уже не было на этом свете, потому что грозный повелитель демонов развеял бы мой дух по ветру!
   — Перестань, Лаль, — опустив голову на грудь, он исподлобья глянул на навязчивого собеседника. — Я сейчас не в настроении…
   — Не в настроении?! Да ты просто не в себе!
   Те слова, которые прежде, обратив в камень, Нергал запихал бы обратно в рот любому, кто осмелился бы их произнести, теперь лишь вызвали глубокий вздох.
   — Думай, что хочешь, — ему было безразлично, что говорят, что происходит. Для него перестало иметь хоть какое-то значение все на свете, за исключением маленькой девочки, которая ждала его за вратами Куфы — города, где уже совсем скоро, ей предстояло уснуть вечным сном. Если бы только он знал способ не допустить этого!
   — Беспокоишься о девчонке? — заглянув в глаза Эрре, спросил Лаль, а затем криво усмехнулся: — Уж не влюблен ли ты в нее, братец? Помнишь, что ты мне говорил в моем сне? Надавал тысячу и один совет. А потом еще дал лекарство, которое, надо признать, помогло. Что же ты сам им не воспользуешься? Или забыл…
   — Прекрати.
   — Ты говорил мне…
   — Хватит!
   — Я лишь хотел напомнить, что эта малышка — посвященная Айи… Или… — он с подозрением заглянул ему в глаза. — Именно об этом ты и думаешь? Не хочешь ссориться с той, по которой сохнешь вот уже целую вечность? Хочешь завоевать ее благодарность, возможно, даже расположение, позаботившись о маленькой караванщице? В этом все дело?
   — Да при чем здесь… — у него и в мыслях не было ничего подобного! Какие там далеко идущие планы или мимолетные чувства, когда все скрыла, подчинив себе, одна единственная цель…
   — Действительно хочешь ей помочь? Дело лишь в этом, да? Не выйдет, — казалось, на какой-то миг в глазах бога сновидений зажглось сочувствие. Хотя, скорее всего, это была только его тень.
   — Знаю, — кивнул Эрра. — Знаю, — повторил он. — Только… Только почему-то от этого не становится легче… Ладно, — наконец, он взглянул на собеседника. — Вернемся к тому, с чего мы начали этот разговор…
   — Давно пора! — Лаль вздохнул с облегчением, довольный, что ему удалось хоть немного растормошить Нергала.
   — Зачем ты пришел сюда?
   — Постой, постой, не повторяй все с начала! Я понимаю, нам незачем было говорить о наших делах при смертной, которой ты явно симпатизируешь по каким-то там своим причинам. Нет, не злись, я не собираюсь допытываться, в чем тут дело. Любовь, морковь, кто предпочитает помоложе, и все такое… К чему мне это? Я не любопытен. Но давай, наконец, разберемся во всем остальном… В том, что не твое дело и не мое, а наше. Общее. Ты, наконец, вспомнил? Вижу, нет, — он с сожалением вздохнул. — А жаль… Это бы все упростило…
   — Ответь на мой вопрос, — прервал его Нергал, — прямо, без всех этих нелепых и бессмысленных рассуждений.
   — Да собственно… — он пожал плечами. — Я лишь выполнял твой план. Верный союзническому долгу, — все же, не сдержавшись, хохотнул он.
   — Лаль! — прикрикнул на него Нергал.
   И почувствовав, что на сей раз может нарваться на неприятности, бог сновидений остановился, не переступая грань.
   — Я привел твоего врага, — он махнул рукой в сторону Шамаша, — чтобы ты мог сразиться с ним на своей территории. Или тебя это больше не интересует?
   — С чего ты взял?
   — Ну, ты только что лишил себя одного преимущества, того и гляди откажешься и от всех остальных…
   — Я…
   — Ты! Именно ты! Объясни, наконец, своему союзнику и побратиму, почему ты медлишь, вместо того, чтобы вызвать бога солнца на бой?
   — Сейчас не время…
   — Не время! — всплеснув руками, воскликнул Лаль. — Как это не время! Ты что, разучился чувствовать его ход, сравнивать минувшее и прошлое, ища для себя золотую середину? Я не понимаю тебя!
   — А зачем тебе меня понимать? Какая тебе разница, что движет мною? — горько усмехнулся Нергал.
   — Считай, что мне просто любопытно!
   — Я не стану нападать первым.
   Лаль уже устал удивляться, но не обратить внимания на это воистину поразительное заявление он просто не мог.
   — Но почему, во имя свышних? Ведь, несмотря ни на что уже потерянное, ты все еще можешь победить своего заклятого врага! Этот твой план… Он был просто гениален! Неужели ты откажешься от него за шаг до исполнения заветной мечты?!
   — А тебе какое до этого дело? — глядя куда-то в сторону, проворчал Нергал. — Это мой план. И если мне по какой-то своей, тебя не касающейся причине, не хочется его воплощать — значит, так тому и быть…
   — Нет! — возмущенный, задетый до глубины души, Лаль не выдержал. Он не мог больше сдерживать кипевшие в нем чувства. — Ты ничего, совсем ничего не знаешь! Ты так до сих пор и не понял, что сам попался в ту ловушку, в которую хотел заманить меня, обещая исполнить мои мечты, а на деле заботясь лишь о воплощении своих собственных! Так слушай, слушай же! С самого начала, с первого мига это был не твой план, а мой! Я это все задумал и спланировал! Я! И я, маленький божок, обманул тебя, повелитель обмана!
   — Вот как? — Нергал взглянул на него спокойно, лишь с долей скучающего интереса.
   — Да! — в голосе, глазах, всем виде Лаля было торжество. — Вспомни: ведь это была моя идея — заманить детей каравана! Она просто так тебе понравилась, что ты решил ее присвоить! Нет, я не в обиде, я знал, что так и произойдет, я даже стремился к этому, ведь свои замыслы осуществляют с куда большей охотой и рвением, чем чужие! Я управлял твоими чувствами, словами, а ты ничего не замечал, находясь в мире сновидений, моем мире! Ты даже не задумался над этим… А я ведь был не только пленником, но и повелителем сновидений! Ты же — всего лишь одним из множества гостей, не понимающим природы сна, не знающим его законов, раб его желаний!
   — Довольно, — прервал его Нергал. Ему надоело выслушивать столь затянувшуюся хвалебную песнь Леля самому себе.
   — Постой! Я не сказал еще главного! — ухмылка растянула его губы: — Я привел сюда Шамаша не потому, что ты этого хотел, а так как это было нужно мне! Слышишь — мне!
   — И зачем тебе это было нужно? Вряд ли ты решил таким странным образом отомстить мне уж не знаю за что, когда мы с тобой никогда не были врагами. И уж тем более так не благодарят того, кто подарил тебе свободу.
   — Благодарность?! - вскричал Лаль. — Да какое нам с тобой может быть до нее дело, отец подлости? И. потом, вовсе не Шамаш освободил меня из заточения. Хотя мог. Ему было достаточно лишь пожелать! Но нет! Какое ему дело до того, что я чувствовал, запертый на целую вечность в тесной клети миражей! Он даже не думал обо мне! Если чья-то судьба его и беспокоила — так только этих жалких смертных!
   — В чем же тогда причина твоих поступков?
   — В мести!
   — Значит, все же хочешь отомстить мне? — он скучающе зевнул, затем взглянул на своего собеседника с сожалением. — И поэтому привел того единственного, кто способен покончить со мной, сюда, в мои владения? Ты всегда был наивен, но это — верх нелепости! Здесь, — он огляделся вокруг, продолжая, — моя сила достигает предела своего могущества. Шамаш же ослаблен дорогой через мир сновидений, по кромке которого ты привел его. Это будет неравный бой…
   — Ты, я вижу, решил, что мне взбрело в голову расторгнуть наш уговор? — он хмыкнул, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться в глаза Нергалу. — Но разве мы — не братья?
   — Да. Только это не препятствие.
   — Ну, я как-то еще не думал об этом. Не успел. Хотя, конечно, имея такую сестру, как Айя… Кровную сестру, между прочим, не названную…
   — Не важно. Что бы ты ни задумал, ты просчитался. Шамаш и не думает меня уничтожать.
   — Разве?
   — Не сомневайся: это именно так. И не только потому, что прежний солнечный бог — тот, каким он был когда-то, называясь Утом, и нынешний — Шамаш — возможно, в чем-то и похожи, но по сути — совершенно разные… Почему Ут хотел победить меня? Он верил, что тем самым избавит мироздание от погибели, болезней, обмана, кровавых войн… В общем, всего, что люди называют одним кратким словом — зло. Но Шамаш знает, что, уничтожив меня, ничего не добьется…
   — Ты говоришь… — он хотел сказать — ерунду, но Нергал не дал ему договорить, закончив сам:
   — Загадками? Возможно. Но если это и так, разгадывать их тебе придется самостоятельно. Я не собираюсь бросать истины под ноги детей, которым они недоступны. К тому же, меня сейчас занимает нечто совсем иное — зачем мой уход тебе? Уж не хочешь ли ты занять мое место? Вот, значит, в чем состоял твой гениальный план? Шамаш побеждает меня, получая славу освободителя. А ты в это время прибираешь к рукам силы, которые и так подчинены тебе, просто не в той мере, в какой тебе хотелось бы…
   — А даже если и так! Что с того! Я много чище, порядочнее тебя, и…
   — Глупыш! Разве можно быть более или менее чистым, когда окружен со всех сторон кровью и нечистотами? О какой порядочности может говорить повелитель бестактности, обмана и прочей мерзости, которые мне с небывалой щедростью оставили другие боги? За ненадобностью, возможно, а, может быть, понимая, что кто-то же должен все это нести, а им самим пачкаться — не с руки, когда даже маленькое пятнышко портит все одежды.
   — Но тебе доставляет удовольствие…
   — Конечно! Как бы я, интересно, существовал, не научившись получать удовольствие от всего этого? И, потом, со временем ко всему привыкаешь. И к запаху, и к вкусу… Они даже начинают казаться приятными… В некотором роде… В общем, малыш, ты не удивил меня своим откровением. Даже предательством не удивил. Пока я существую, я всегда жду чего-то подобного. Так что…
   — Так что — ничего, — Лаль решил, что пришла пора положить конец этой игре. — Единственное, что я стремился тебе втолковать все это время — это то, что ты неверно понял мои слова. Месть, о которой я мечтаю, имеет к тебе лишь то отношение, что именно ты укрепил меня в желании отомстить, забыв обо всем остальном. Я благодарен тебе за это: когда существо — будь то человек, бог или демон — ничем не дорожит, оно неуязвимо. Если я и хотел отомстить тебе, то… как бы это сказать… на несколько ином уровне — заставить тебя хотя бы на мгновение ощутить себя на моем месте… и еще… немного помучиться чувствами… Впрочем, хотел я этого или нет — так все и вышло…
   — Уходи, — Нергал не мог больше его слушать. В его душе не было ярости и ненависти, лишь усталость и грусть. Но, удивительно, оказалось, что даже они могут быть оружием. — Убирайся прочь! Нам не о чем говорить!
   — Ну вот еще! Никуда я не уйду! Должен же я насладиться зрелищем, ради которого пришел! Жаль, что ты отослал девочку за грань Куфы, защищая стенами демонского города от слепых стихий боя. Это не совсем то, чего я ждал… Ее присутствие здесь помогло бы исполнению моих планов…
   — Лаль, ты говорил, что она тебе симпатична. Не можешь же ты действительно желать ее смерти…
   — При чем здесь я? Девочка ведь не в моем мире, она навеки исчезла за стенами Куфы. Так что это ты отнял у Шамаша то, что было ему дорого.
   — Никого я у него не отнимал… — вздохнув, качнул головой Эрра. — Малышка умирает, — он вынужден был вновь и вновь повторять эти слова, и каждый раз боль, которую они рождали, становилась все сильнее и сильнее, грусть сменялась отчаянием, когда он знал, что бессилен это изменить, способный лишь убивать. И никто не поможет ему, когда никто из богов не поверит ни одному его слову, видя в них лишь ловушку обмана. У него была целая вечность, и не одна, чтобы заслужить такое отношение к себе. Разве перечеркнуть все это одним скоротечным мгновением?
   — Жаль, но она сама виновата.
   — Что? — резко повернулся к нему повелитель демонов.
   — Я четко и внятно объяснил ей, что делать, сколько ягод взять. Смертным вообще не следует нарушать волю богов, а в подобных вещах — и подавно…
   — Как ты можешь так говорить! Она ведь всего лишь ребенок! Куда делось твое сострадание?
   — А оно у меня было? Что-то не припомню… Может, я потерял его, а может — отказался в тот самый миг, когда ты убеждал меня стать взрослее… В общем, было — и нет… И, знаешь, — немного помолчав, криво усмехнулся он, — ты, в общем-то, напрасно ее жалеешь. О смерти, уготованной ей, можно только мечтать. Во сне, не зная, что происходит, не замечая неотвратимых перемен, умирать легко.
   — Тебе-то откуда это знать?
   — Да так… Я хотел бы тебе кое-что сказать. Напоследок. Странно, что ты не понял этого сразу, видя в моих поступках то, чего там и не было вовсе. Поверь, я меньше всего думал о тебе. Или о ней.
   — Что же тогда двигало тобой?
   — То же, что всегда подталкивало тебя. Месть.
   — Мне?
   — Я уже сказал — дело не в тебе! Сколько можно повторять! Право же, мне надоело!
   — Значит, Шамашу?
   — Да с чего мне мстить ему? Он мне даже симпатичен!
   — Что-то я не понимаю, — вздохнув, качнул головой Губитель. — На чьей ты стороне?
   — На своей собственной.
   — Ты собираешься участвовать в бою как третья сила?
   — Я пока еще в своем уме, — хихикнул Лаль. — И слишком хорошо представляю себе, что такое бой между двумя великими богами. Нет, я не буду участвовать в той игре, которая не оставляет мне ни единого шанса не только победить, но даже уцелеть… — на мгновение он умолк, поднял голову, взглянул на Шамаша, кивнул, довольный тем, что тот, покинув наконец место, где оставался столь долго, подошел к ним на расстояние нескольких шагов. — Еще несколько мгновений, — обращаясь к богу солнца, промолвил он. — Последнее слово перед боем. То, что я хотел, чтобы ты тоже услышал. Шамаш, я ничего не имею против тебя лично. Когда-то мне хотелось даже подражать тебе во всем, стать таким, как ты… Но… Право же, я не вижу другого способа отомстить моей сестрице…
   — Айе? — перебив его, удивленно воскликнул Нергал. — Но причем здесь она?
   — Она любит Шамаша. Что может быть больнее, чем терять любимого? Тем более, во второй раз! — довольная улыбка легла ему на губы.
   — Вот значит как, — пробормотал Нергал, бросив быстрый взгляд на замершего, с безразличием слушая Лаля, Шамаша. Что же, такое объяснение было ему понятно. И, потом, разве не так Кигаль отомстила своей сестре Инанне за ее предательство?
   — Месть слепа… — замолчав на миг, бог сновидений повернулся к Шамашу. — Надеюсь, ты понимаешь меня…
   Колдун молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он ожидал чего-то подобного. Впрочем, что бы там ни было, происходившее не трогало его душу, когда Шамашу было все равно, что случится с ним. Главным было другое. И исполнению этого главного Лаль не помешал, но, наоборот, помог.
   — Жалкий червь! — сорвались с губ Нергала полные презрения слова.
   — Всего лишь твой младший брат, повелитель зла. Ты должен бы гордиться мной: я так быстро учусь!
   — Убирайся прочь! Пока я не забыл об этом!
   — Исчезаю! — и тот пропал, растворившись облаком в черном небе.
   — Не везет мне с союзниками, — пробурчать Губитель. — Вечно попадаются… Впрочем, я сам таких выбираю… Эх, — качнув головой, Эрра шагнул навстречу Шамашу. Тот предостерегающе поднял руку:
   — Тебе не следует подходить ближе, — тихим, вкрадчивым голосом проговорил бог солнца. Однако за этой вкрадчивостью чувствовалась такая сила, что даже ее мимолетное прикосновение прошло дрожью по невидимому стихийному телу повелителя демонов.
   — Ты не нападешь первым, — проговорил Нергал, однако же, остановившись. — Кто может знать это лучше заклятого врага? — грустная улыбка легла на его побелевшие стянутые в тонкие нити губы.
   — Ты уже нанес свой удар.
   — Малышка? — он качнул головой. — Я просто хотел хоть немного продлить ее жизнь.
   — Если бы не ты, ней бы ничего не случилось…
   — Возможно. А, может быть, Лаль добрался бы до нее и сам… Он избрал ее своей жертвой.
   Шамаш опустил голову на грудь. Его глаза прищурились, став сгустком темноты.
   — Куфа — не место для нее.
   — Да, — легко соглашался с ним Губитель. Он сам думал так же. — Но ведь ничего иного нет. А назад вернуться она не может, когда там ее подстерегает пустота… Давай не будем об этом, — попросил он… — Ты хотел вызвать меня на бой? Если так, к чему разговоры? Давай поскорее покончим со всем этим, — он не собирался ни нападать, ни защищаться. Он и думал-то не о сражении, а лихорадочно искал способ помочь маленькой смертной, сделать для нее еще что-нибудь, когда та смерть, которую он мог ей подарить, не казалась больше ему достаточно светлой и счастливой… Если подобный эпитет вообще возможно отнести к смерти. Вот бы найти возможность сохранить ей жизнь…
   Колдун скользнул по нему быстрым взглядом. На миг их глаза встретились.
   Губитель провел ладонью по лицу, словно смахивая капельки пота. В его глазах было что-то… Необычное, не соответствовавшее сущности повелителя демонов, чужое и, вместе с тем, столь глубокое, что никто, даже самый закоренелый скептик не смог бы усомниться в истинности отражавшейся в них грусти.
   — Перемирие? — вдруг спросил Шамаш.
   Нергал менее всего ожидал услышать нечто подобное. Он даже вздрогнул, а затем, вскинув голову, несколько мгновений, не понимая, что происходит, в упор смотрел на бога солнца.
   — Да… — наконец, неуверенно произнес он. Ему нужно было время, чтобы во всем разобраться, прийти в себя, вернее — вновь стать самим собой.
   — Вы что? — Лаль возник из пустоты, так, словно на самом деле никуда не уходил, просто стоял в сторонке и ждал, что будет дальше. Пораженный, он переводил взгляд с одного противника на другого. — Вы это серьезно? Упустите столь удачный для вас обоих момент разобраться с извечным врагом?
   Впрочем, на него никто не обратил внимания.
   — Если враг есть в вечности, — пробормотал повелитель демонов, — значит, он нужен… — затем он вновь взглянул на противника: — Надеюсь, ты понимаешь, что это именно перемирие? Я не собираюсь припадать к твоей груди, и, покаявшись во всех грехах, просить о вечной дружбе.
   — Ты искалечил слишком много невинных душ, чтобы я мог простить тебя. Я знаю, что ты не остановишься, будешь продолжать губить смертных, мстить и мне, и другим. Сражения не миновать. Но сейчас оно нам не нужно.
   — Да о чем вы…
   — Замолчи, Лаль, — оба противника повернулись к нему. Затем Нергал продолжал: — Я вообще не понимаю, чего ты добиваешься? У меня создалось такое впечатление, что тебе все равно, кто из нас победить. Двойное предательство — хитрая штука. Как не поверни — все хорошо. И, в то же время, плохо. Ибо подобного не прощаю даже я.
   — А, ладно тебе, — махнул рукой Лаль, — никого я не предавал! Лишь дал вам обоим то, чего вы хотели! Я помогаю, а ты, вместо благодарности, лишь обвиняешь меня невесть в чем!
   — Скажи, какой тебе от всего этого прок? Только не говори о мести. Я устал о ней слышать. Конечно, она — движущая сила. Но кроме этого должно быть еще что-то. Что же? Только не пытайся меня убедить, что ты «помогаешь» совершенно бескорыстно.
   — Да так, пустячок…
   — Убей ты меня сейчас, — тихо проговорил Шамаш, отвечая на вопрос врага вместо не торопившегося с объяснениями бога сновидений, — и вся моя сила перешла бы к Лалю.
   — Это еще почему? — подозрительно глянул на него Эрра.
   — Я сплю, — спокойно пожал плечами колдун. — Я пронес свой дар в мир сна, зная, чем рискую при этом, ведь, если мне не будет пути назад, то не будет этого пути и магии.
   — С твоим могуществом он мог бы претендовать… — Нергал взглянул на него, затем перевел взгляд на Лаля. Его губы нервно дернулись, затем поджались, скривившись от презрения. — Знаешь, — проговорил он, обращаясь к Шамашу, хотя при этом взгляд его сощуренных глаз продолжал буравить бога сновидений, — кажется, я готов пойти на то, о чем раньше и помыслить не мог, лишь бы разобраться с этой… тварью, — у него просто не нашлось другого слова для Лаля. — Давай объединим наши усилия и поквитаемся с ним!
   Колдун едва заметно качнул головой: — Он всего лишь ребенок.
   — Ничего себе ребеночек! — Нергал был готов задохнуться от возмущения. — Да ему несколько вечностей и вообще, он — бог, а у бога нет возраста!
   — Бог — это тот, кто может быть всем, кем пожелает. Так, кажется, принято говорить в этом мироздании.
   — Да. Но это ничего не меняет.
   — Разве? Он, — колдун качнул головой в сторону Лаля, — хочет быть ребенком, не желая взрослеть более чем на несколько мгновений. Даже эти его мысли и мечты о власти — всего лишь детская игра, где все легко и просто, где все получается само собой, все построено… нет, не на обмане — фантазии, а потому чисто и невинно.
   — Невинно?! Это ты о ком? Мы говорим о Лале? Об одном и том же Лале? Да он чуть было не покончил с тобой моими руками! Конечно, я мечтаю разделаться с тобой, о не ради же его…фантазий!
   — Так, — в воцарившейся было тишине, образовавшейся, позволяя обоим богам разобраться во всем, лучше понять сказанное, зазвучал голос пристального глядевшего на бога войн Лаля. — Как я понимаю, сражаться друг с другом вы не намерены…
   — Выполняя твою волю? Ну уж нет! — воскликнул Нергал.
   — И карать меня тоже? — он повернулся к Шамашу.
   — Ребенка не карают.
   — Тогда я пошел. Мне здесь больше нечего делать, — на этот раз он не просто исчез, но действительно ушел, не видя смысла более задерживаться на краю земли, имея перед собой все мироздание.
   — Мне хочется назвать его негодяем, но, боюсь, в моих устах это слово прозвучит как похвала, — продолжая по инерции глядеть на то место, где еще мгновение назад был бог сновидений, процедил сквозь стиснутые зубы Нергал.
   — Забудь о нем.
   — Да, ты прав. Сейчас он — последний, о ком нам следует думать… Малышка ждет нас за стенами Куфы…
   — Не думаю, что мне следует входить в твой город.
   — Я мог бы вывести ее обратно, к воротам… Шамаш, пусть я нарушаю все законы мироздания, но я не собираюсь мириться с неизбежностью того, что предстоит.
   — Неизбежностью… — повторил колдун, опустив голову на грудь.
   — О чем ты думаешь?
   — Ищу путь…
   — Вперед идти некуда. Куфа — это конец всех дорог. Назад, в мир людей малышка вернуться не может, там ее ждет смерть… А вбок… — горькая усмешка сорвалась у него с губ. — Я не представляю себе такого пути… А ты? — он поднял на собеседника взгляд, в котором была надежда: возможно, еще что-то можно исправить…
   Но колдун качнул головой.
   — Я надеялся, что путь сам даст ответ.
   — Но этого не произошло?
   — Может быть, я не там искал, не туда шел… — в его глазах в пламени тоски плавилась боль.
   Прикусив губу, Эрра вздохнул:
   — С каждым пройденным мигом у нас остается все меньше и меньше времени… И не важно, сколь быстро или медленно оно идет, ведь, так или иначе, оно уходит безвозвратно…
   — Возможно, еще не все потеряно, — прошептал колдун.
   Взглянувший на него Губитель заметил пламень, подобный огню свечи, вспыхнувший в глазах бога солнца.
   — Ты что-то придумал?
   — Нет. Но я вспомнил, к кому еще можно обратиться за советом…
   — И кто же знает больше, чем повелители стихий?
   — Высшие.
   — Они не станут с нами говорить, — качнул головой Губитель. В его душе плавились боль и разочарование. Если это была последняя надежда, то больше надеяться было не на что. — Или не скажут ничего определенного. Их слова никогда не помогают, только все еще сильнее запутывают.
   — И, все же, я попробую.
   — Если больше мы ничего не можем… — он пожал плечами. — Почему бы и нет? Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что у нас есть время только на одну попытку.

Глава 19

   Евсей и сам не заметил, как заснул.
   Вымотанный долгим, наполненным множеством событий и переживаний днем, он на мгновение забрался в свою повозку. Нет, совсем не затем, чтобы отдохнуть! Разве ж мог он позволить себе такую роскошь? Просто… Ему нужно было все как следует обдумать, может быть, кое-что записать, готовясь к составлению новой легенды, которая, в чем он не сомневался, должна была вот-вот родиться на свет. Собираясь с мыслями, он всего лишь на мгновение прикрыл глаза… А когда открыл их вновь, понял, что оказался совершенно в другом месте.
   Летописец огляделся вокруг, мысленно подбирая слова, в которые точно одежды, можно было бы облачить все окружавшие его в неподвижном молчании образы.
   От каравана не осталось ни следа на снегу, ни тени у горизонта. Ветер не приносил запаха костров, да и не было его, этого ветра вовсе. Воздух казался неподвижным и безликим, как в мире, застывшем за шаг до пустоты.
   Странное место…