Страница:
– Они расположились отсюда досюда, – прошептал я, проведя линию между бухтой Сентябрьской башни и побережьем Перегрина.
– Хорошо, – взглянув через плечо, откликнулся Туман.
Я сжался, сидя напротив выполненного в стиле барокко штурвала, и попытался расправить крылья, чтобы спрятать лицо в перьях.
Я сидел на палубе корабля. Вот дерьмо.
– Нам не о чем беспокоиться, – – пророкотал Туман. – Я хорошо знаю эти места. Киль. Ловкость.
Волнорез уже придумал, как будет действовать, и, пока он мысленно просчитывал отдельные тактические шаги, моряки сновали по главной палубе. Толстуха бездумно пялилась за борт, а я, не в силах пошевелиться, практически уже глядел смерти в глаза. Холодные волны были такими гладкими и медлительными, что, казалось, один толчок превратит замерзшую воду в лед.
– Я хожу по морям с пятнадцатого столетия. Мой дед тоже был торговцем. Так что нечего так пугаться, черт тебя возьми. Рожден. Взращен. От погрузки бочек до командования флотом Замка. С тех пор как мы выкупили Перегрин у Стрелка, здесь всегда ходили каравеллы. Именно это и сделало Авию великой, и я не хочу, чтобы что-то менялась. Но Ата хочет. Гусь. Золотые яйца. Почему она не могла быть счастливой? У нее было все лучшее из обоих миров. Пирог. Ешь. – Это было не совсем верно. Ата хотела все пироги мира. – Как она может думать, что лучше меня, Янт? Как она смеет вызывать меня на состязание?
Настоящий, мать его, корабль. Как такое могло произойти?
– Я знал, что она этого хотела, – продолжал он своим глубоким басом. – Я не дурак. Но победить. Вызвать. Это такие вещи, о которых даже думать не хочется.
Ход «Медового канюка» стал замедляться – мы входили в бухту Травяного острова. Он встретил нас желтыми от лишайника и потрескавшимися от времени и непогоды скальными уступами. Они не спеша проплывали мимо, пока Туман вел корабль по глубокой воде вдоль берега. В той стороне, где находился Перегрин, море казалось очень светлым и прозрачным. Под скалами вода была темно-синей, а в том месте, где шли мы, – просто черной. Множество морских птиц, черных и белых, облепляли уступы, забирались в узкие щели в камнях, кружили вокруг покрытых гуано, остатками дохлой рыбы и хлопьями пены зазубренных скал.
Внезапно корабль страшно тряхнуло. Я заскользил и вцепился в штурвал, отчаянно пытаясь спасти свою шкуру. Волны по левому борту вздыбились выше поручней, а киль заскользил по воздуху.
– Что ты делаешь? – завопил я.
– Крадусь, – спокойно ответил Туман.
Он курил одну сигарету за другой и раздавал приказы, которых я не мог слышать, потому что почти оглох от страха. Тогда я попытался понять, чем заняты матросы, и обнаружил, что они таскают из-под палубы самое разное барахло – от сложенных в мешки и наскоро перевязанных спальных принадлежностей до досок и наскоро откуда-то отодранных железных листов, – после чего размещали все это вдоль бортов по обеим сторонам палубы между поручнями и такелажем. В результате этих действий по периметру корабля образовался дополнительный довольно высокий щит.
– Нам нужно прикрытие от лучников Аты, – пояснил Туман.
Я был поражен его дальновидностью. Можно сказать, что я увидел его в новом свете. Он вел «Медового канюка» опять под всеми парусами и на полном ходу, лавируя между выступающими из воды скалами и крошечными островками.
– Ага! Вот и она.
С воздуха корабли Аты производили впечатление грозной силы. Теперь, с ужасом взирая на них снизу вверх, я понимал, что все хуже. Гораздо хуже. Флот Аты выглядел монолитным, незыблемым и неуязвимым. Прямо напротив нас вальяжно покачивались на волнах четыре деревянные громады. В обе стороны от них растянулись цепочкой похожие суда, и чем дальше они были, тем казались меньше.
На флагмане Аты появились один за другим несколько сигнальных флажков. Это рассмешило Тумана.
– Вот он, «Буревестник»! – воскликнул он. – Ата предлагает мне сдаться. Какая наглая женщина, черт ее возьми!
Внезапно толстуха взвизгнула и уставилась через плечо на Тумана.
– Старлинг, дорогая, – обратился он к ней, – почему бы тебе не спуститься вниз, в каюту? Не в кормовую часть, слышишь меня! Когда все закончится, я присоединюсь к тебе. – Она торопливо надела сандалии и ушла прочь. – И держись покрепче, – добавил Туман. – Если бы у тела Аты был еще и разум… Черт! Этот корабль недостаточно быстроходен! Поднять марсель! Да не смотрите на меня как на чокнутого – за работу! Метод. Безумие. И еще. Я хочу, чтобы лучники были наготове.
На палубе каждого корабля Аты я видел готовых к бою лучников. На самом деле стрелять по нам могли только с тех кораблей, которые находились строго по нашему борту, в противном случае пострадали бы их же собственные суда. Мы приближались к эскадре Аты с безумной скоростью, и я начал всерьез задумываться, не стоит ли нам идти немного потише. Даже морская болезнь, мучившая меня с того момента, как я опустился на палубу «Канюка», отпустила – настолько я был напуган лучниками.
– Это самоубийство! – заорал я.
– Разве? – откликнулся Туман.
Игнорируя «Штормового буревестника», он направил наше судно к свободной воде между двух других кораблей. Лица находившихся на них солдат становились все более и более напряженными. Затем на борту одного из них послышалась громкая ругань, и корабль, спешно подняв якорь, начал поворачиваться. В мышеловке образовалась лазейка.
Отборная брань Аты была слышна, наверное, даже в Перегрине.
– «Кудряшка», проклятая посудина! Держи строй! Держи строй, черт тебя побери! Оставайся на месте!
– Вот оно, – прошипел Туман. – Прочь с моей дороги.
Подгоняемые сильным попутным ветром, мы неслись прямо на них.
– Подготовить грот! Это нам не поможет. Проклятье! Хотел бы я иметь еще один парус. – Все глаза были устремлены на него. – Поднять грот! – заорал Туман. – Поднять! И тотчас убрать!
Крепкие ребята на главной палубе бросились выполнять его команду. Ухватившись за веревки, они развернули огромное белое полотнище и тут же принялись спускать его. Непокорный грот громко захлопал на ветру, но благодаря расторопности команды был быстро свернут, и нам открылось голубое небо. Третью мачту безжалостно перерубили, шпринтовый парус рухнул вниз, и через секунду мы оказались на свободной воде. И вдруг…
Сильнейший удар отбросил меня на поручни, так что я едва не перелетел через них. Крылья рефлекторно распахнулись. Туман всем телом навалился на штурвал, стараясь удержать корабль на месте. Ужасный грохот не утихал – «Медовый канюк», вклинившись между двух кораблей, продолжал двигаться вперед. Я видел ошалевшие лица матросов, как в тягучем ночном кошмаре проплывавшие мимо нас. От жуткого шума можно было оглохнуть: треск ломающихся досок, истошные вопли людей, металлический скрежет. Лучники подняли оружие и начали палить прямо по нам. Дождь стрел обрушился на борта «Канюка», его мачты; точно голодные мухи, впивались в беззащитные тела людей острые металлические капли. Я попытался свернуться клубком возле штурвала, слушая свист, который нес смерть.
Наши матросы прятались за своим общим импровизированным щитом, однако некоторые просто не успели убраться с середины палубы и упали на светлые доски, сраженные меткими выстрелами в лицо.
– Стреляйте по такелажу! По парусам! – кричал Туман своим лучникам.
Наконечники их стрел были обмотаны тканью, перед выстрелом они макали их в смолу и поджигали. Через пару минут такелаж соседних кораблей уже вовсю пылал. Поток стрел, летевших в «Канюка», иссяк – матросы и лучники бросились тушить свои корабли.
Нас по инерции все еще несло вперед. Доски трещали, борта со скрежетом терлись о борта. Наконец «Канюка» вынесло кормой перед носом корабля по правому борту от нас.
– Смотри, – объявил Туман.
Я вцепился в поручни. Он крутанул штурвал, и «Медовый канюк» развернулся, врезавшись в нос несчастного судна и сокрушив его. Цветные осколки стекла и обломки резных скульптур, украшавших нашу корму, разлетелись в стороны метров на двадцать.
Узкий нос небольшой каравеллы был раздавлен, словно орех. Ее бушприт раскололся, и корабль, быстро набирая воду, начал клониться вперед. Наши матросы свистели и улюлюкали в сторону команды «Кудряшки», находившейся теперь позади нас на расстоянии немногим дальше вытянутой руки.
Палуба «Кудряшки» погрузилась в воду, сбросив в волны всех людей. Когда судно наконец начало переворачиваться, его грот-мачта обрушилась на корабль, находившийся справа, в результате весь такелаж был порван и спутан. Веревки, свисавшие с бортов, цеплялись за плававшие в воде обломки досок. Туман продолжал орать на своих ошеломленных людей.
Я выругался раз и продолжал браниться, наверное, целую вечность.
– Это не позволит ей организовать погоню, – сказал Туман мрачно. – Мне нравился этот корабль. Янт, ради Бога, встань с пола.
«Канюк» израсходовал весь заряд инерции, благодаря которому мы вырвались из капкана, и теперь спокойно и горделиво покачивался на волнах.
Я только что стал свидетелем того, как мои самые ужасные кошмары становятся реальностью. Я не мог встать. Я не мог смотреть на это и просто сидел, сжавшись и закрыв руками глаза, возле штурвала. Я не перестал трястись, даже когда Туман ткнул меня в шею округлым носком своего сапога. Он торжествовал победу и презирал мои страхи. Расправив широченные плечи и подбоченясь, он оглядел матросов, которые сновали туда-сюда, возвращаясь на свои места.
– Поднимите грот, и прочь отсюда!
И прежде чем хоть одна из каравелл Аты смогла выдвинуться из строя и устремиться за нами, мы поставили паруса и набрали хорошую скорость. Теперь я был уверен, что мы спокойно доберемся до Перегрина. Ата, должно быть, стояла на мостике «Штормового буревестника», поскольку ее высокий голос доносился до нас сквозь скрип и скрежет такелажа и крики тонущих людей. Туман услышал ее и, поежившись, поплотнее закутал свои повязки в синий плащ.
– За ними! Да забудьте вы о «Кудряшке»! – Темноволосый человек положил руку ей на плечо, желая успокоить. Он просил спустить лодки и веревки, чтобы вытащить тех, кто еще плавал в воде. – Забудьте о «Кудряшке»! Поднять фок!
Она кричала лучникам, чтобы те продолжали стрельбу, однако воины Микуотера не привыкли к кораблям. Да и вообще ситуация была слишком странной – один эс-зай против другого.
Выглянув из-за нашего импровизированного щита, я увидел ее – перегнувшись через поручни, она яростным взглядом провожала удаляющегося «Канюка», края ее шелковой шали прилипли к бортам корабля. Двое сопровождавших ее воинов держали в руках длинные луки. Она торопила их, приказывая стрелять. Ата была нетерпелива, как эгоистичный ребенок. Когда один из лучников – тот, что был в отливающих бронзой доспехах, – покачав головой, сделал шаг ей за спину, Ата впала в форменную истерику.
– Ты что, пытаешься за меня спрятаться? – заорала она. – Вспомни, откуда ты! А ну, отдай мне!
Она толкнула его в грудь, отобрала лук и тут же, натянув тетиву, выпустила стрелу в нашу сторону. Но та быстро потеряла высоту и вонзилась в корпус «Канюка» лишь чуть выше ватерлинии.
Туман простонал.
– Ты что, ранен?
– Они – мои сыновья, – проговорил он медленно. – Они оба. Плоть. Кровь. То, что она использует моих мальчиков против меня, просто нечестно. Это неправильно, Янт…
– Да все это неправильно, – ответил я.
– Они делают то, что она говорит. Привязаны. Мизинец. Она сошла с ума, старик. Разве ей обязательно быть такой чокнутой? Оскорбление. Боль. – Туман передал штурвал своему старшему помощнику. Вязко прокашлявшись, он сказал: – Я иду вниз. – К дорогой Старлинг, по всей видимости. – Посмотрю, нет ли каких повреждений.
– Вряд ли ей что-либо повредит, – пробормотал я.
– Что?
– Да ничего.
Матросы стаскивали тела своих погибших товарищей к борту и бросали в воду, зная, что уже к вечеру их прибьет к берегу. Я посмотрел назад и увидел, что большинство кораблей Аты сгрудились вокруг того места, где затонула «Кудряшка». Меня поразило, как быстро она пошла ко дну. Одна из каравелл, находившаяся на самом краю оказавшейся бесполезной ловушки, попыталась было погнаться за нами, но даже не сумела приблизиться. Туман, как-то подозрительно быстро вернувшийся наверх, помог своим матросам очистить палубу, а затем присоединился ко мне. Я сидел, свесив ноги с капитанского мостика, наслаждаясь приятным теплом, которое разливалось по всему организму после выпитого джина.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Встану на якорь у Перегрина. Укреплю бухту. Проведу ремонт. – Он пожал плечами. – Если смогу, найду тех, кто поможет мне. Если нет, сделаю все сам. Когда есть желание, возможность найдется. Я заплачу команде. Сомневаюсь, что кто-то из них вернется назад. Грызть. Совесть. – Он передал мне конверт, запечатанный бледно-голубым воском и подписанный его корявым почерком. – Передай это Ондин, – приказал он.
– Что это?
– Любопытство убивает. Это похоже на письмо. Ты – Вестник. Так что просто доставь его, хорошо?
Я встал на поручни и раскрыл крылья. Имение Ондин было почти по пути в Замок. А как раз сейчас мне следовало предстать перед императором и подробно доложить обо всем, что здесь произошло.
– Пожмем руки?
Он крепко стиснул мою протянутую ладонь. Его мускулистые руки сплошь поросли светлыми волосами, на запястьях блестели толстые золотые цепочки. Мне нравился Туман – никто другой из эсзаев не мог покинуть Тронный зал для того, чтобы быстренько покурить, выйти на террасу и громогласно посмеяться над моими двусмысленными шуточками. Я пожал его руку, чувствуя себя до омерзения сентиментальным. Он наверняка испытывал то же самое, но держал это в себе.
– Хотел бы я знать, что Ата сейчас думает обо мне, – хмыкнул он. – Держу пари, сегодня я здорово выбил весь ветер из ее парусов. – Веселые серые глаза на морщинистом, изъеденном морской солью лице, клок седых волос в длинных черных кудрях, небольшие крылья на широкой спине, похожие на сложенный пушистый веер.
– Волнорез, – сказал я, – спасибо за то, что пропустил меня сквозь замковые ворота тогда, в тысяча восемьсот восемнадцатом.
Я знал, что обязан ему за это.
– Ты заслужил это, старик. Даже не упоминай. – «Но сейчас помоги мне», – звучало в его голосе.
Проблема была в том, что я не знал как. После этого я не мог бы оставаться доверенным лицом Аты. Все, что было в моих силах, – это доставить письмо. Я взял его, попрощался с Туманом, оттолкнулся от поручня и полетел прочь. Морской бриз сразу подхватил меня, и я направился в сторону берега.
ГЛАВА 17
– Хорошо, – взглянув через плечо, откликнулся Туман.
Я сжался, сидя напротив выполненного в стиле барокко штурвала, и попытался расправить крылья, чтобы спрятать лицо в перьях.
Я сидел на палубе корабля. Вот дерьмо.
– Нам не о чем беспокоиться, – – пророкотал Туман. – Я хорошо знаю эти места. Киль. Ловкость.
Волнорез уже придумал, как будет действовать, и, пока он мысленно просчитывал отдельные тактические шаги, моряки сновали по главной палубе. Толстуха бездумно пялилась за борт, а я, не в силах пошевелиться, практически уже глядел смерти в глаза. Холодные волны были такими гладкими и медлительными, что, казалось, один толчок превратит замерзшую воду в лед.
– Я хожу по морям с пятнадцатого столетия. Мой дед тоже был торговцем. Так что нечего так пугаться, черт тебя возьми. Рожден. Взращен. От погрузки бочек до командования флотом Замка. С тех пор как мы выкупили Перегрин у Стрелка, здесь всегда ходили каравеллы. Именно это и сделало Авию великой, и я не хочу, чтобы что-то менялась. Но Ата хочет. Гусь. Золотые яйца. Почему она не могла быть счастливой? У нее было все лучшее из обоих миров. Пирог. Ешь. – Это было не совсем верно. Ата хотела все пироги мира. – Как она может думать, что лучше меня, Янт? Как она смеет вызывать меня на состязание?
Настоящий, мать его, корабль. Как такое могло произойти?
– Я знал, что она этого хотела, – продолжал он своим глубоким басом. – Я не дурак. Но победить. Вызвать. Это такие вещи, о которых даже думать не хочется.
Ход «Медового канюка» стал замедляться – мы входили в бухту Травяного острова. Он встретил нас желтыми от лишайника и потрескавшимися от времени и непогоды скальными уступами. Они не спеша проплывали мимо, пока Туман вел корабль по глубокой воде вдоль берега. В той стороне, где находился Перегрин, море казалось очень светлым и прозрачным. Под скалами вода была темно-синей, а в том месте, где шли мы, – просто черной. Множество морских птиц, черных и белых, облепляли уступы, забирались в узкие щели в камнях, кружили вокруг покрытых гуано, остатками дохлой рыбы и хлопьями пены зазубренных скал.
Внезапно корабль страшно тряхнуло. Я заскользил и вцепился в штурвал, отчаянно пытаясь спасти свою шкуру. Волны по левому борту вздыбились выше поручней, а киль заскользил по воздуху.
– Что ты делаешь? – завопил я.
– Крадусь, – спокойно ответил Туман.
Он курил одну сигарету за другой и раздавал приказы, которых я не мог слышать, потому что почти оглох от страха. Тогда я попытался понять, чем заняты матросы, и обнаружил, что они таскают из-под палубы самое разное барахло – от сложенных в мешки и наскоро перевязанных спальных принадлежностей до досок и наскоро откуда-то отодранных железных листов, – после чего размещали все это вдоль бортов по обеим сторонам палубы между поручнями и такелажем. В результате этих действий по периметру корабля образовался дополнительный довольно высокий щит.
– Нам нужно прикрытие от лучников Аты, – пояснил Туман.
Я был поражен его дальновидностью. Можно сказать, что я увидел его в новом свете. Он вел «Медового канюка» опять под всеми парусами и на полном ходу, лавируя между выступающими из воды скалами и крошечными островками.
– Ага! Вот и она.
С воздуха корабли Аты производили впечатление грозной силы. Теперь, с ужасом взирая на них снизу вверх, я понимал, что все хуже. Гораздо хуже. Флот Аты выглядел монолитным, незыблемым и неуязвимым. Прямо напротив нас вальяжно покачивались на волнах четыре деревянные громады. В обе стороны от них растянулись цепочкой похожие суда, и чем дальше они были, тем казались меньше.
На флагмане Аты появились один за другим несколько сигнальных флажков. Это рассмешило Тумана.
– Вот он, «Буревестник»! – воскликнул он. – Ата предлагает мне сдаться. Какая наглая женщина, черт ее возьми!
Внезапно толстуха взвизгнула и уставилась через плечо на Тумана.
– Старлинг, дорогая, – обратился он к ней, – почему бы тебе не спуститься вниз, в каюту? Не в кормовую часть, слышишь меня! Когда все закончится, я присоединюсь к тебе. – Она торопливо надела сандалии и ушла прочь. – И держись покрепче, – добавил Туман. – Если бы у тела Аты был еще и разум… Черт! Этот корабль недостаточно быстроходен! Поднять марсель! Да не смотрите на меня как на чокнутого – за работу! Метод. Безумие. И еще. Я хочу, чтобы лучники были наготове.
На палубе каждого корабля Аты я видел готовых к бою лучников. На самом деле стрелять по нам могли только с тех кораблей, которые находились строго по нашему борту, в противном случае пострадали бы их же собственные суда. Мы приближались к эскадре Аты с безумной скоростью, и я начал всерьез задумываться, не стоит ли нам идти немного потише. Даже морская болезнь, мучившая меня с того момента, как я опустился на палубу «Канюка», отпустила – настолько я был напуган лучниками.
– Это самоубийство! – заорал я.
– Разве? – откликнулся Туман.
Игнорируя «Штормового буревестника», он направил наше судно к свободной воде между двух других кораблей. Лица находившихся на них солдат становились все более и более напряженными. Затем на борту одного из них послышалась громкая ругань, и корабль, спешно подняв якорь, начал поворачиваться. В мышеловке образовалась лазейка.
Отборная брань Аты была слышна, наверное, даже в Перегрине.
– «Кудряшка», проклятая посудина! Держи строй! Держи строй, черт тебя побери! Оставайся на месте!
– Вот оно, – прошипел Туман. – Прочь с моей дороги.
Подгоняемые сильным попутным ветром, мы неслись прямо на них.
– Подготовить грот! Это нам не поможет. Проклятье! Хотел бы я иметь еще один парус. – Все глаза были устремлены на него. – Поднять грот! – заорал Туман. – Поднять! И тотчас убрать!
Крепкие ребята на главной палубе бросились выполнять его команду. Ухватившись за веревки, они развернули огромное белое полотнище и тут же принялись спускать его. Непокорный грот громко захлопал на ветру, но благодаря расторопности команды был быстро свернут, и нам открылось голубое небо. Третью мачту безжалостно перерубили, шпринтовый парус рухнул вниз, и через секунду мы оказались на свободной воде. И вдруг…
Сильнейший удар отбросил меня на поручни, так что я едва не перелетел через них. Крылья рефлекторно распахнулись. Туман всем телом навалился на штурвал, стараясь удержать корабль на месте. Ужасный грохот не утихал – «Медовый канюк», вклинившись между двух кораблей, продолжал двигаться вперед. Я видел ошалевшие лица матросов, как в тягучем ночном кошмаре проплывавшие мимо нас. От жуткого шума можно было оглохнуть: треск ломающихся досок, истошные вопли людей, металлический скрежет. Лучники подняли оружие и начали палить прямо по нам. Дождь стрел обрушился на борта «Канюка», его мачты; точно голодные мухи, впивались в беззащитные тела людей острые металлические капли. Я попытался свернуться клубком возле штурвала, слушая свист, который нес смерть.
Наши матросы прятались за своим общим импровизированным щитом, однако некоторые просто не успели убраться с середины палубы и упали на светлые доски, сраженные меткими выстрелами в лицо.
– Стреляйте по такелажу! По парусам! – кричал Туман своим лучникам.
Наконечники их стрел были обмотаны тканью, перед выстрелом они макали их в смолу и поджигали. Через пару минут такелаж соседних кораблей уже вовсю пылал. Поток стрел, летевших в «Канюка», иссяк – матросы и лучники бросились тушить свои корабли.
Нас по инерции все еще несло вперед. Доски трещали, борта со скрежетом терлись о борта. Наконец «Канюка» вынесло кормой перед носом корабля по правому борту от нас.
– Смотри, – объявил Туман.
Я вцепился в поручни. Он крутанул штурвал, и «Медовый канюк» развернулся, врезавшись в нос несчастного судна и сокрушив его. Цветные осколки стекла и обломки резных скульптур, украшавших нашу корму, разлетелись в стороны метров на двадцать.
Узкий нос небольшой каравеллы был раздавлен, словно орех. Ее бушприт раскололся, и корабль, быстро набирая воду, начал клониться вперед. Наши матросы свистели и улюлюкали в сторону команды «Кудряшки», находившейся теперь позади нас на расстоянии немногим дальше вытянутой руки.
Палуба «Кудряшки» погрузилась в воду, сбросив в волны всех людей. Когда судно наконец начало переворачиваться, его грот-мачта обрушилась на корабль, находившийся справа, в результате весь такелаж был порван и спутан. Веревки, свисавшие с бортов, цеплялись за плававшие в воде обломки досок. Туман продолжал орать на своих ошеломленных людей.
Я выругался раз и продолжал браниться, наверное, целую вечность.
– Это не позволит ей организовать погоню, – сказал Туман мрачно. – Мне нравился этот корабль. Янт, ради Бога, встань с пола.
«Канюк» израсходовал весь заряд инерции, благодаря которому мы вырвались из капкана, и теперь спокойно и горделиво покачивался на волнах.
Я только что стал свидетелем того, как мои самые ужасные кошмары становятся реальностью. Я не мог встать. Я не мог смотреть на это и просто сидел, сжавшись и закрыв руками глаза, возле штурвала. Я не перестал трястись, даже когда Туман ткнул меня в шею округлым носком своего сапога. Он торжествовал победу и презирал мои страхи. Расправив широченные плечи и подбоченясь, он оглядел матросов, которые сновали туда-сюда, возвращаясь на свои места.
– Поднимите грот, и прочь отсюда!
И прежде чем хоть одна из каравелл Аты смогла выдвинуться из строя и устремиться за нами, мы поставили паруса и набрали хорошую скорость. Теперь я был уверен, что мы спокойно доберемся до Перегрина. Ата, должно быть, стояла на мостике «Штормового буревестника», поскольку ее высокий голос доносился до нас сквозь скрип и скрежет такелажа и крики тонущих людей. Туман услышал ее и, поежившись, поплотнее закутал свои повязки в синий плащ.
– За ними! Да забудьте вы о «Кудряшке»! – Темноволосый человек положил руку ей на плечо, желая успокоить. Он просил спустить лодки и веревки, чтобы вытащить тех, кто еще плавал в воде. – Забудьте о «Кудряшке»! Поднять фок!
Она кричала лучникам, чтобы те продолжали стрельбу, однако воины Микуотера не привыкли к кораблям. Да и вообще ситуация была слишком странной – один эс-зай против другого.
Выглянув из-за нашего импровизированного щита, я увидел ее – перегнувшись через поручни, она яростным взглядом провожала удаляющегося «Канюка», края ее шелковой шали прилипли к бортам корабля. Двое сопровождавших ее воинов держали в руках длинные луки. Она торопила их, приказывая стрелять. Ата была нетерпелива, как эгоистичный ребенок. Когда один из лучников – тот, что был в отливающих бронзой доспехах, – покачав головой, сделал шаг ей за спину, Ата впала в форменную истерику.
– Ты что, пытаешься за меня спрятаться? – заорала она. – Вспомни, откуда ты! А ну, отдай мне!
Она толкнула его в грудь, отобрала лук и тут же, натянув тетиву, выпустила стрелу в нашу сторону. Но та быстро потеряла высоту и вонзилась в корпус «Канюка» лишь чуть выше ватерлинии.
Туман простонал.
– Ты что, ранен?
– Они – мои сыновья, – проговорил он медленно. – Они оба. Плоть. Кровь. То, что она использует моих мальчиков против меня, просто нечестно. Это неправильно, Янт…
– Да все это неправильно, – ответил я.
– Они делают то, что она говорит. Привязаны. Мизинец. Она сошла с ума, старик. Разве ей обязательно быть такой чокнутой? Оскорбление. Боль. – Туман передал штурвал своему старшему помощнику. Вязко прокашлявшись, он сказал: – Я иду вниз. – К дорогой Старлинг, по всей видимости. – Посмотрю, нет ли каких повреждений.
– Вряд ли ей что-либо повредит, – пробормотал я.
– Что?
– Да ничего.
Матросы стаскивали тела своих погибших товарищей к борту и бросали в воду, зная, что уже к вечеру их прибьет к берегу. Я посмотрел назад и увидел, что большинство кораблей Аты сгрудились вокруг того места, где затонула «Кудряшка». Меня поразило, как быстро она пошла ко дну. Одна из каравелл, находившаяся на самом краю оказавшейся бесполезной ловушки, попыталась было погнаться за нами, но даже не сумела приблизиться. Туман, как-то подозрительно быстро вернувшийся наверх, помог своим матросам очистить палубу, а затем присоединился ко мне. Я сидел, свесив ноги с капитанского мостика, наслаждаясь приятным теплом, которое разливалось по всему организму после выпитого джина.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Встану на якорь у Перегрина. Укреплю бухту. Проведу ремонт. – Он пожал плечами. – Если смогу, найду тех, кто поможет мне. Если нет, сделаю все сам. Когда есть желание, возможность найдется. Я заплачу команде. Сомневаюсь, что кто-то из них вернется назад. Грызть. Совесть. – Он передал мне конверт, запечатанный бледно-голубым воском и подписанный его корявым почерком. – Передай это Ондин, – приказал он.
– Что это?
– Любопытство убивает. Это похоже на письмо. Ты – Вестник. Так что просто доставь его, хорошо?
Я встал на поручни и раскрыл крылья. Имение Ондин было почти по пути в Замок. А как раз сейчас мне следовало предстать перед императором и подробно доложить обо всем, что здесь произошло.
– Пожмем руки?
Он крепко стиснул мою протянутую ладонь. Его мускулистые руки сплошь поросли светлыми волосами, на запястьях блестели толстые золотые цепочки. Мне нравился Туман – никто другой из эсзаев не мог покинуть Тронный зал для того, чтобы быстренько покурить, выйти на террасу и громогласно посмеяться над моими двусмысленными шуточками. Я пожал его руку, чувствуя себя до омерзения сентиментальным. Он наверняка испытывал то же самое, но держал это в себе.
– Хотел бы я знать, что Ата сейчас думает обо мне, – хмыкнул он. – Держу пари, сегодня я здорово выбил весь ветер из ее парусов. – Веселые серые глаза на морщинистом, изъеденном морской солью лице, клок седых волос в длинных черных кудрях, небольшие крылья на широкой спине, похожие на сложенный пушистый веер.
– Волнорез, – сказал я, – спасибо за то, что пропустил меня сквозь замковые ворота тогда, в тысяча восемьсот восемнадцатом.
Я знал, что обязан ему за это.
– Ты заслужил это, старик. Даже не упоминай. – «Но сейчас помоги мне», – звучало в его голосе.
Проблема была в том, что я не знал как. После этого я не мог бы оставаться доверенным лицом Аты. Все, что было в моих силах, – это доставить письмо. Я взял его, попрощался с Туманом, оттолкнулся от поручня и полетел прочь. Морской бриз сразу подхватил меня, и я направился в сторону берега.
ГЛАВА 17
Кому: Комете, для императора
От: короля Станиэля Рейчизуотера
Официальный кабинет
Дворец Рейчизуотер
25 ноября 2015
Вечный лорд император.
Хочу принести свои самые искренние извинения за трагедию, произошедшую перед воротами моего дворца в ту ночь, когда кавалерия Ондина билась с Насекомыми. В той схватке около шести сотен человек погибли или были смертельно ранены. Я осуществлю выплаты их семьям из своей казны и сделаю все, что в моих силах, дабы смягчить последствия этого ужасного инцидента.
Я возлагаю вину за происшедшее на двух капитанов моей стражи, но ради справедливости должен отметить, что у них был приказ не пропускать никого внутрь. Ворота дворца слишком широки, чтобы отделить людей от Насекомых, если и те и другие устремятся внутрь. С целью сохранить внутреннее убранство дворца и был отдан этот приказ.
Если бы я слышал, что бессмертные просили защиты именем императора, то я, несомненно, отменил бы решение капитанов. Однако ни один из моих стражников не мог разобрать ни единого слова в ужасном шуме. В тот момент я находился в самой дальней части своего дворца и следил за ситуацией, как и полагается, из тронного зала. Теперь я понимаю, что сообщения, которые я получал, были ошибочными. В почти кромешной темноте мои воины не заметили символов Ондина и возглавлявших фюрд эсзаев. Защищавшие дворец солдаты крайне переживали за возможные последствия, но я рассеял их страхи – ведь Замок не наказывает смертных.
Насекомые продолжают сеять хаос в Рейчизуотере. Из своего окна я вижу дорожки, проделанные ими в цветнике – – низкие изгороди для них не преграда. В основном все животные погибли. Мы располагаем только тем небольшим поголовьем скота, что было заблаговременно перемещено внутрь дворцовых стен.
Из своих владений на севере страны прибыла губернатор леди Элеонора Танагер – ее поместье уничтожено. Это самая страшная потеря в ее жизни и жесточайший удар для Авии – городская ратуша Танагера была одной из архитектурных жемчужин нашей страны. Леди Танагер прибыла во главе шестнадцатитысячного фюрда, охранявшего караван повозок с восемью тысячами мирных жителей, которым удалось спастись со своими скудными пожитками. Я расположил их, как и всех прочих беженцев, в моем городе, поскольку на полях Насекомые уже начали выстраивать свои Бумажные города.
Леди Танагер гостит в моем дворце. И находясь в Рейчизуотере, она продолжает преследовать Насекомых в своих фамильных серебряных доспехах и в окружении верных копейщиков. Она, по меньшей мере, весьма яркая личность.
Возьму на себя смелость порекомендовать вам сконцентрировать свои усилия на поместье Танагер, чтобы вернуть земли, принадлежащие ей по праву. «Мы любимы там, где нас более всего знают» – так сказал поэт.
Станиэль Рейчизуотер, король Авии. Подпись и печать его величества.
Кому: Комете, для императора
От: леди Вирео Саммердэй
Крепость Лоуспасс
25.11.15
Как получается, что хоть я и запросила подкрепление и припасы, ничего этого мы до сих пор так и не получили? У нас осталось четыреста человек, и провиант подходит к концу. Припасы нужны нам прямо сейчас.
Замок отрекся от Лоуспасса. Торнадо – единственный здесь, кто еще не осознал, что империя оставила нас. Среди моего фюрда распространяются слухи о том, что Замку безразлична наша судьба, и либо нас сожрут Насекомые, либо, что еще хуже, мы погибнем от голода и зимних холодов. Почему вы не можете защитить нас?
Мы в полной изоляции. Мой повелитель, я умоляю вас поспешить.
Вирео, губернатор Саммердэя и Лоуспасса.
Торнадо, его знак: Т.
– Откуда приходят Насекомые?
Император начал с этого вопроса, как только я опустился перед ним на колени. Как будто с момента моего прошлого доклада и не прошло двух наполненных ужасными событиями дней. Я провел долгие часы, готовясь к этой аудиенции, однако моя уверенность рассыпалась в пыль, спаленная жарким гневом Сана.
– Ты не знаешь? Но я просил тебя выяснить это!
– Мой повелитель, я пытался. Мне жаль.
Никто в Четырехземелье не имел ни малейшего понятия, откуда на самом деле приходят Насекомые. Я спрашивал у эсзаев, губернаторов, даже у солдат фюрда – и слышал только сказки. Райн сказала, что две тысячи лет назад Насекомые появились на севере Авии, в маленьком, окруженном Стеной анклаве, занимавшем территорию не больше, чем этот Тронный зал. И оттуда они стали распространяться подобно наводнению.
Мы все знали эту историю, но никто не озвучивал ее перед лицом императора. Когда Насекомые только появились, королева Пентадрики в сопровождении большой свиты отправилась осмотреть Бумажные земли. Насекомые убили их всех. События, последовавшие за этим, удалось восстановить благодаря обрывкам чудом уцелевших документов. В Пентадрику стекались авианские беженцы, чьи прекрасные города и плодородные земли, расположенные на юге континента, были захвачены ужасными пришельцами. Моренция и Равнинные земли сражались за то, чтобы остановить неуклонное наступление Насекомых. Так началась первая война. Сан сумел объединить все страны для борьбы с общей опасностью, и его провозгласили императором. Он обосновался в пентадрикском дворце, который был переоборудован в тот Замок, что мы имеем сейчас, и поклялся посвятить себя защите Четырехземелья.
– Расскажи мне все, что ты знаешь, – потребовал Сан.
– Если мне будет позволено говорить откровенно, то мое мнение таково: если кто-то в Четырехземелье и знает, откуда приходят Насекомые, – это мой лорд император.
Сан улыбнулся. Я вздохнул и продолжил:
– Большинство людей утверждают, что Насекомые живут под землей. Если бы я спустился в их тоннели, то увидел бы лабиринты коридоров, которые тянутся на многие километры, и пещер, огромных, как тронные залы в губернаторских дворцах.
– И никто не может подтвердить твой рассказ? – поинтересовался Сан тоном, который невозможно описать.
– Никто, мой повелитель!
– Иногда я задаюсь вопросом: а достаточно ли прилежно трудятся члены моего Круга, чтобы быть достойными бессмертия?
Разве мог император, проводивший все дни своей бесконечной жизни здесь, в святая святых Замка, по-настоящему осознать, в какой кровавый хаос погрузилось сейчас Четырехземелье?
– Там так много Насекомых, – раздраженно ответил я, – что появление у входа в тоннель было бы равносильно суициду. Именно так погиб Данлин. Если бы я повторил его попытку, то разделил бы и его участь, а вы бы и вовсе остались без доклада.
– Да, Комета.
– Вы и так можете понять это из письма Вирео.
– Комета, я огорчен тем, что целостность Круга оказалась нарушена Туманом и Атой, и теперь еще и ты разочаровываешь меня. Как я могу компенсировать наши неудачи в попытках спасти Лоуспасс и Авию?
Император поднялся с трона и подошел к верхней ступени лестницы. Я смотрел мимо него, не в силах встретиться с пронзительным взглядом его лучистых серых глаз.
Я сосредоточился на красно-золотом сиянии тяжелого парчового балдахина, под которым во всем своем великолепии стоял трон императора. Искусно вышитые парчовые драпировки, окружавшие трон, поддерживали четыре толстые колонны: одна из них была из порфира, вторая – из лазурита, третья – из гематита, а четвертая – из нефрита. Было гораздо легче смотреть на все это великолепие, нежели на самого императора. Если бы мой взгляд мог точить камень, то эти колонны очень быстро стали бы не толще спички.
– Туман сейчас направляется к нам. Мой повелитель, с письмом, заверенным Замком, я мог бы принудить Ату вернуться в Рейчизуотер и отложить состязание на потом.
– Оставь их в покое, пусть они завершат то, что начали. Вот письмо, которое ты должен передать Ате. После него она прекратит набеги на наши бухты. Сообщи губернаторам прибрежных поместий, что Замок обеспечил их защиту. Затем направь все войска в Рейчизуотер. Я хочу укрепить нашу оборону. Пусть все Четырехземелье видит нашу решимость защитить город Рейчиз.
– Да, мой повелитель.
– Вирео просила тебя передать какие-нибудь письма другим губернаторам?
– Нет.
– Хорошо. Уберечь побережье будет сложно, однако на дороге в Эске не должно появиться ни одного Насекомого. Иначе они подступят прямо к нашим стенам. Отправь Косаря с его фюрдом и Оружейника со всеми воинами, которых он сможет собрать, в Рейчизуотер. Мы сосредоточим свои силы там. Думаю, Станиэль не будет возражать. Побывай во всех поместьях, договорись с губернаторами – я хочу видеть здесь всех смертных, которые могут держать в руках оружие, и всех бессмертных Замка.
– Мне тоже остаться в Рейчизуотере, мой повелитель?
– Тебе? Я уже думал об этом. Расскажи еще раз, вкратце, об этом лоуспасском мосте.
Меня трясло. Я описал белый мост, сделанный из слюны Насекомых, которая, твердея, делалась настолько прочной, что плавные изгибы огромной конструкции удерживали в воздухе опоры толщиной с проволоку, поднимавшиеся почти до самого неба, – оттуда появлялись мерзкие твари…
– Эти создания, разрушающие империю, возникают из воздуха?
– Да, это так. Молния может подтвердить.
– Комета, придумай, как их остановить.
Я с мольбой посмотрел на свои плотно прижатые к полу руки в неизменных длинных перчатках без пальцев, скрывавших дорожки от уколов. На многочисленные изысканные браслеты и рукава рубахи, украшенные богатым шитьем в виде виноградной лозы. Перевел взгляд на серебряную рукоять своего меча, плотно прижатую к бедру. Как мог один человек решить проблему, которая занимала весь Замковый Круг на протяжении двух тысячелетий? О чем говорит Сан?
– Ты расшифровал Дернские манускрипты менее чем за год. Ты сыграл важную роль при заключении Карнисского договора. Уверен, тебе должно понравиться такое поручение, Комета.
Я не ответил. Ни на кого из Вестников, носивших этот титул до меня, не возложили бы такой ответственности. Сану, должно быть, нужен повод, чтобы избавиться от меня, но, черт возьми, почему именно сейчас? Конечно, в последнее время я многое делаю не так, но в этом нет ничего нового. Ни с кем из бессмертных император не обращается так плохо.
– Если ты не сможешь нам помочь…
Я задержал дыхание. Меня не выкинут из Круга. Я нужен Сану. Никому другому не удастся перелететь через Бумажные земли к осажденной крепости и доставить письма обратно в Замок. Никто другой не может с такой легкостью общаться с заскаями.
От: короля Станиэля Рейчизуотера
Официальный кабинет
Дворец Рейчизуотер
25 ноября 2015
Вечный лорд император.
Хочу принести свои самые искренние извинения за трагедию, произошедшую перед воротами моего дворца в ту ночь, когда кавалерия Ондина билась с Насекомыми. В той схватке около шести сотен человек погибли или были смертельно ранены. Я осуществлю выплаты их семьям из своей казны и сделаю все, что в моих силах, дабы смягчить последствия этого ужасного инцидента.
Я возлагаю вину за происшедшее на двух капитанов моей стражи, но ради справедливости должен отметить, что у них был приказ не пропускать никого внутрь. Ворота дворца слишком широки, чтобы отделить людей от Насекомых, если и те и другие устремятся внутрь. С целью сохранить внутреннее убранство дворца и был отдан этот приказ.
Если бы я слышал, что бессмертные просили защиты именем императора, то я, несомненно, отменил бы решение капитанов. Однако ни один из моих стражников не мог разобрать ни единого слова в ужасном шуме. В тот момент я находился в самой дальней части своего дворца и следил за ситуацией, как и полагается, из тронного зала. Теперь я понимаю, что сообщения, которые я получал, были ошибочными. В почти кромешной темноте мои воины не заметили символов Ондина и возглавлявших фюрд эсзаев. Защищавшие дворец солдаты крайне переживали за возможные последствия, но я рассеял их страхи – ведь Замок не наказывает смертных.
Насекомые продолжают сеять хаос в Рейчизуотере. Из своего окна я вижу дорожки, проделанные ими в цветнике – – низкие изгороди для них не преграда. В основном все животные погибли. Мы располагаем только тем небольшим поголовьем скота, что было заблаговременно перемещено внутрь дворцовых стен.
Из своих владений на севере страны прибыла губернатор леди Элеонора Танагер – ее поместье уничтожено. Это самая страшная потеря в ее жизни и жесточайший удар для Авии – городская ратуша Танагера была одной из архитектурных жемчужин нашей страны. Леди Танагер прибыла во главе шестнадцатитысячного фюрда, охранявшего караван повозок с восемью тысячами мирных жителей, которым удалось спастись со своими скудными пожитками. Я расположил их, как и всех прочих беженцев, в моем городе, поскольку на полях Насекомые уже начали выстраивать свои Бумажные города.
Леди Танагер гостит в моем дворце. И находясь в Рейчизуотере, она продолжает преследовать Насекомых в своих фамильных серебряных доспехах и в окружении верных копейщиков. Она, по меньшей мере, весьма яркая личность.
Возьму на себя смелость порекомендовать вам сконцентрировать свои усилия на поместье Танагер, чтобы вернуть земли, принадлежащие ей по праву. «Мы любимы там, где нас более всего знают» – так сказал поэт.
Станиэль Рейчизуотер, король Авии. Подпись и печать его величества.
Кому: Комете, для императора
От: леди Вирео Саммердэй
Крепость Лоуспасс
25.11.15
Как получается, что хоть я и запросила подкрепление и припасы, ничего этого мы до сих пор так и не получили? У нас осталось четыреста человек, и провиант подходит к концу. Припасы нужны нам прямо сейчас.
Замок отрекся от Лоуспасса. Торнадо – единственный здесь, кто еще не осознал, что империя оставила нас. Среди моего фюрда распространяются слухи о том, что Замку безразлична наша судьба, и либо нас сожрут Насекомые, либо, что еще хуже, мы погибнем от голода и зимних холодов. Почему вы не можете защитить нас?
Мы в полной изоляции. Мой повелитель, я умоляю вас поспешить.
Вирео, губернатор Саммердэя и Лоуспасса.
Торнадо, его знак: Т.
– Откуда приходят Насекомые?
Император начал с этого вопроса, как только я опустился перед ним на колени. Как будто с момента моего прошлого доклада и не прошло двух наполненных ужасными событиями дней. Я провел долгие часы, готовясь к этой аудиенции, однако моя уверенность рассыпалась в пыль, спаленная жарким гневом Сана.
– Ты не знаешь? Но я просил тебя выяснить это!
– Мой повелитель, я пытался. Мне жаль.
Никто в Четырехземелье не имел ни малейшего понятия, откуда на самом деле приходят Насекомые. Я спрашивал у эсзаев, губернаторов, даже у солдат фюрда – и слышал только сказки. Райн сказала, что две тысячи лет назад Насекомые появились на севере Авии, в маленьком, окруженном Стеной анклаве, занимавшем территорию не больше, чем этот Тронный зал. И оттуда они стали распространяться подобно наводнению.
Мы все знали эту историю, но никто не озвучивал ее перед лицом императора. Когда Насекомые только появились, королева Пентадрики в сопровождении большой свиты отправилась осмотреть Бумажные земли. Насекомые убили их всех. События, последовавшие за этим, удалось восстановить благодаря обрывкам чудом уцелевших документов. В Пентадрику стекались авианские беженцы, чьи прекрасные города и плодородные земли, расположенные на юге континента, были захвачены ужасными пришельцами. Моренция и Равнинные земли сражались за то, чтобы остановить неуклонное наступление Насекомых. Так началась первая война. Сан сумел объединить все страны для борьбы с общей опасностью, и его провозгласили императором. Он обосновался в пентадрикском дворце, который был переоборудован в тот Замок, что мы имеем сейчас, и поклялся посвятить себя защите Четырехземелья.
– Расскажи мне все, что ты знаешь, – потребовал Сан.
– Если мне будет позволено говорить откровенно, то мое мнение таково: если кто-то в Четырехземелье и знает, откуда приходят Насекомые, – это мой лорд император.
Сан улыбнулся. Я вздохнул и продолжил:
– Большинство людей утверждают, что Насекомые живут под землей. Если бы я спустился в их тоннели, то увидел бы лабиринты коридоров, которые тянутся на многие километры, и пещер, огромных, как тронные залы в губернаторских дворцах.
– И никто не может подтвердить твой рассказ? – поинтересовался Сан тоном, который невозможно описать.
– Никто, мой повелитель!
– Иногда я задаюсь вопросом: а достаточно ли прилежно трудятся члены моего Круга, чтобы быть достойными бессмертия?
Разве мог император, проводивший все дни своей бесконечной жизни здесь, в святая святых Замка, по-настоящему осознать, в какой кровавый хаос погрузилось сейчас Четырехземелье?
– Там так много Насекомых, – раздраженно ответил я, – что появление у входа в тоннель было бы равносильно суициду. Именно так погиб Данлин. Если бы я повторил его попытку, то разделил бы и его участь, а вы бы и вовсе остались без доклада.
– Да, Комета.
– Вы и так можете понять это из письма Вирео.
– Комета, я огорчен тем, что целостность Круга оказалась нарушена Туманом и Атой, и теперь еще и ты разочаровываешь меня. Как я могу компенсировать наши неудачи в попытках спасти Лоуспасс и Авию?
Император поднялся с трона и подошел к верхней ступени лестницы. Я смотрел мимо него, не в силах встретиться с пронзительным взглядом его лучистых серых глаз.
Я сосредоточился на красно-золотом сиянии тяжелого парчового балдахина, под которым во всем своем великолепии стоял трон императора. Искусно вышитые парчовые драпировки, окружавшие трон, поддерживали четыре толстые колонны: одна из них была из порфира, вторая – из лазурита, третья – из гематита, а четвертая – из нефрита. Было гораздо легче смотреть на все это великолепие, нежели на самого императора. Если бы мой взгляд мог точить камень, то эти колонны очень быстро стали бы не толще спички.
– Туман сейчас направляется к нам. Мой повелитель, с письмом, заверенным Замком, я мог бы принудить Ату вернуться в Рейчизуотер и отложить состязание на потом.
– Оставь их в покое, пусть они завершат то, что начали. Вот письмо, которое ты должен передать Ате. После него она прекратит набеги на наши бухты. Сообщи губернаторам прибрежных поместий, что Замок обеспечил их защиту. Затем направь все войска в Рейчизуотер. Я хочу укрепить нашу оборону. Пусть все Четырехземелье видит нашу решимость защитить город Рейчиз.
– Да, мой повелитель.
– Вирео просила тебя передать какие-нибудь письма другим губернаторам?
– Нет.
– Хорошо. Уберечь побережье будет сложно, однако на дороге в Эске не должно появиться ни одного Насекомого. Иначе они подступят прямо к нашим стенам. Отправь Косаря с его фюрдом и Оружейника со всеми воинами, которых он сможет собрать, в Рейчизуотер. Мы сосредоточим свои силы там. Думаю, Станиэль не будет возражать. Побывай во всех поместьях, договорись с губернаторами – я хочу видеть здесь всех смертных, которые могут держать в руках оружие, и всех бессмертных Замка.
– Мне тоже остаться в Рейчизуотере, мой повелитель?
– Тебе? Я уже думал об этом. Расскажи еще раз, вкратце, об этом лоуспасском мосте.
Меня трясло. Я описал белый мост, сделанный из слюны Насекомых, которая, твердея, делалась настолько прочной, что плавные изгибы огромной конструкции удерживали в воздухе опоры толщиной с проволоку, поднимавшиеся почти до самого неба, – оттуда появлялись мерзкие твари…
– Эти создания, разрушающие империю, возникают из воздуха?
– Да, это так. Молния может подтвердить.
– Комета, придумай, как их остановить.
Я с мольбой посмотрел на свои плотно прижатые к полу руки в неизменных длинных перчатках без пальцев, скрывавших дорожки от уколов. На многочисленные изысканные браслеты и рукава рубахи, украшенные богатым шитьем в виде виноградной лозы. Перевел взгляд на серебряную рукоять своего меча, плотно прижатую к бедру. Как мог один человек решить проблему, которая занимала весь Замковый Круг на протяжении двух тысячелетий? О чем говорит Сан?
– Ты расшифровал Дернские манускрипты менее чем за год. Ты сыграл важную роль при заключении Карнисского договора. Уверен, тебе должно понравиться такое поручение, Комета.
Я не ответил. Ни на кого из Вестников, носивших этот титул до меня, не возложили бы такой ответственности. Сану, должно быть, нужен повод, чтобы избавиться от меня, но, черт возьми, почему именно сейчас? Конечно, в последнее время я многое делаю не так, но в этом нет ничего нового. Ни с кем из бессмертных император не обращается так плохо.
– Если ты не сможешь нам помочь…
Я задержал дыхание. Меня не выкинут из Круга. Я нужен Сану. Никому другому не удастся перелететь через Бумажные земли к осажденной крепости и доставить письма обратно в Замок. Никто другой не может с такой легкостью общаться с заскаями.