Страница:
В отличие от человеческого или авианского бара, здесь очень мало разговаривали, а музыки не было вообще. Риданнское общество – весьма призрачное понятие. Риданнцы не очень общительные существа, ибо каждый из них привык к независимому существованию одиночки, так что даже в баре они держались подальше друг от друга, сосредоточившись на своих рюмках. Я иногда рассказывал какие-то байки, буквально минут на пять, потому как привлечь внимание риданнца даже на пять минут – дело весьма непростое.
Весь второй день бушевала снежная буря, и в заведение заглянули всего несколько человек. Я, должно быть, принял слишком много наркотика, поскольку не спал всю ночь, пребывая в излишне оживленном состоянии. Проверив счета «Паука», я нашел их весьма устаревшими. Ласканн не умел писать и хранил все цифры в голове. Но это совершенно не мешало торговле – он всегда помнил, кто брал табак к своей порции виски.
Ласканн был высоким и тощим, его коротко остриженные волосы стояли торчком. Сквозь них просвечивал череп – довольно несимметричный и какой-то узловатый. Длинные нервные пальцы то и дело складывались в совершенно невероятные фигуры.
Ранним утром он все еще обслуживал посетителей, разомлевших в ленивой, расслабляющей атмосфере бара, где царило тепло и не было снега. Дрова в камине почти прогорели, оставив только белый пепел и слабо мерцавшие оранжевые угольки. Пол бара был устлан хвоей, и оттого в комнате приятно пахло сосной.
В какой-то момент мое внимание привлек риданнец, сидевший за столом, который находился возле самой двери. Это было необычно, поскольку все посетители, как правило, старались расположиться поближе к огню. Присмотревшись повнимательнее, я с удивлением обнаружил, что это была риданнка. Она сидела ко мне спиной и поглощала водку, составляя пирамиду из опустевших рюмок. Я насчитал тринадцать. Ее прекрасные темные волосы ниспадали на плечи, а потом спускались вниз до талии. Она лишь мельком посмотрела на меня, видимо, почувствовав мой пристальный взгляд, и снова отвернулась. Кроме меня, как я заметил, никто не обращал на нее внимания.
У девушки была бледная кожа и холодные риданнские глаза с узкими вертикальными зрачками. Более высокая скорость зрительного восприятия наделяла нас и более быстрыми и острыми реакциями. Ее руки и ноги были жилистыми и мускулистыми. Одежда? Черный жилет, свободный и выцветший, обтягивал маленькие груди с торчащими сосками – именно их я напряженно разглядывал, – а также короткая… нет, очень короткая юбка, из того же дорогого черного хлопка, который привозили из Авии. Плюс к этому на ней были черные туфли без каблуков, но с ремешками вокруг щиколоток. Пока я в открытую разглядывал ее, она накачивалась лучшей водкой заведения.
– Ласканн, – позвал я. – Подойди-ка сюда на минутку.
Он подбежал ко мне, продолжая на ходу вытирать высокий стакан.
Я указал на худощавую девушку.
– Кто это?
Он пожал плечами и отвернулся, но я схватил его за локоть и рванул к себе.
– Да так… сучка какая-то, – промямлил он.
– Как зовут эту сучку? – продолжал наседать я.
– Янт, держись от нее подальше. Она не совсем… Скажем так, она немного странная. – Его тонкие губы растянулись в нервной улыбке.
– Ты сам чертовски странный, Ласканн, и мне не нужны твои советы. Если ты мне не скажешь, разозлюсь. Три… Два…
– Женя Дара!
Я отпустил его, и он потер свой костлявый локоть.
– Она Дара… – повторил он. – Дочь Лабры, так что… наполовину моя сестра.
– Я не знал, что у Лабры была дочь.
– Он не хотел, чтобы ты знал, Янт.
Любопытство оказалось сильнее интереса к узкоплечей девушке.
– Что, в конце концов, случилось с Лаброй? – с интересом спросил я.
Ласканн пожал плечами; надо сказать, он был прямо-таки создан для этого жеста.
– О… Его убила жена, – просто ответил он.
Я налил себе еще виски и опустился на стул рядом с барной стойкой. У меня было ощущение, будто я иду по лезвию бритвы. Когда волею судьбы на моем пути появляется нечто столь же притягательное, как в данном случае эта девушка, мне трудно поверить, что я не просочился в чью-то чужую жизнь. Меня охватило чувство нереальности происходящего, я даже задрожал от наслаждения. После минутного изучения моей физиономии Ласканн убедился в том, что я полон решимости.
– О нет, только не это, – тихо пробормотал он с легким дарклингским акцентом, по которому я так скучал.
– Почему я раньше ее не видел?
– Янт, я… Хорошо. Она нечасто сюда приходит – только когда погода в горах совсем ужасна. Все остальное время она на Чире или Гридериче.
– Правда? И что же она там делает?
Тонкий лед терпения Ласканна треснул, и он сказал мне, что, возможно, мне стоит спросить у нее самой.
– Она – одинокий волк, это все, что я знаю, – с горькой усмешкой добавил он.
Ласканн видел, как я хотел ее. Похоть просто разбирала меня. Я подумал о том, что такого шанса мне не представлялось с тех самых пор, как меня отвергла Деллин. И вот он – новый шанс. Последний. Я должен был овладеть ею.
– Она выше ростом, чем Деллин, – промурлыкал я, размышляя вслух.
Бармен уловил мою ремарку.
– Угу, – хмыкнул он. – Я знаю, что тогда случилось.
– Смертные не могут этого помнить.
– Янт, о твоем полном провале с Широй Деллин здесь ходят легенды.
То было сто лет назад. А это – здесь и сейчас.
– Каких мужчин она предпочитает? – спросил я, указав пальцем на Женю.
Горечь в голосе Ласканна превратилась в жалость к самому себе.
– Не знаю, – признался он. – Она не позволит мне и близко к ней подойти.
Весь следующий день и всю ночь я был занят только тем, что, практически выпрыгивая из штанов, пытался привлечь ее внимание. Однако все мои усилия оказались тщетны – Женя не замечала меня. Я не мог понять, почему ее мир был настолько чужд даже мне. Но мотивов для подобного поведения насчитывалось всего лишь три: упрямство, наличие кавалера либо просто тупость. Но я не мог ничего с собой поделать – она была настолько же красива, насколько недосягаема, правда, кроме того, еще и алкоголичка.
Когда в наркотическом тумане я по ошибке назвал ее Деллин, она просто улыбнулась, обнажив белые как снег зубы. Я купил ей виски, и она выпила его (как только я принес) и даже не поблагодарила меня. Все мои ухаживания оставляли ее совершенно равнодушной, и это заставляло меня еще сильнее желать ее. Она отказывалась танцевать. Карты? Она не умела играть. Истории о других землях? Ее они совсем не интересовали. Не хотела бы она, чтобы я проводил ее до дома? Ответом на такое предложение был взрыв холодного смеха, который рассыпался маленькими льдинками у моих ног.
Лицо риданнки было по-мужски грубовато, но все компенсировали высокие точеные скулы и изящный подбородок. Изо дня в день Женя красовалась в одном и том же одеянии – тонкий жилет и короткая юбчонка. Она была слишком длинноногой, худой и мускулистой и ничем не напоминала пышнотелую Деллин, однако это не мешало мне направить на нее свой гнев, не притупившийся с годами.
Когда все спали, я не мог уснуть – я думал о Жене. Эти мысли сжигали меня, и я пытался подавить их инъекциями сколопендиума. Но желание бурлило во мне, подобно талой воде. Острейшее желание. Я должен был овладеть ею. При авианском дворе мне помог бы грамм кантарида, но в заснеженных горах достать его было невозможно.
Я хотел Женю. Какова была бы погоня за ней! Я поймал бы ее. И потом завалил бы в снег.
Или трахнул бы ее в теплой, мягкой кровати, пока окно заметает снегом. Я хотел, чтобы она скакала на мне, хотел видеть, как мышцы этих длинных ног напрягаются и снова разглаживаются под кожей. У меня снова встал. Я был настолько возбужден, что мне казалось, будто сердце колотится у меня прямо в паху. И все из-за Жени. И за это она должна была ответить. Лежа на соломенном тюфяке, я одной рукой мял свои яйца, а другой – тер твердый пенис. Член у меня не очень толстый, зато довольно длинный, с гладкой головкой. Эти накрашенные ногти принад-лежат ей. Рука, сжимающая мой пенис, тоже принадлежит ей, и она двигает ею. Вверх-вниз. Ее тело растянулось подо мной. Маленькие груди побелели от холода. Кошачьи глаза сияют удовольствием. Когда я кончу, я сделаю это ей в рот. Я вздохнул. Это просто похоть, Шира. Это всегда было не столько «люби их и оставляй», сколько «трахай и сваливай».
В последнюю ночь я был уже на пределе. На следующий день меня ожидали в Замке, и я готовился к длинному, тяжелому полету. Я слишком серьезно подсел на наркотики, у меня кончились деньги, и с Женей Дарой ничего не получалось.
– Ты облажался, Комета, – радостно сказал Ласканн.
– Еще нет, тупица. Еще нет, будь ты проклят.
– Ха! Попробуй еще раз – лет через сто! И все же – зачем тебе нужна эта угрюмая сучка?
Затем, что она – частичка гор, которая станет воспоминанием. Затем, что она – риданнка, быстрая и дикая. А еще она похожа на меня, Ласканн, мы с ней одной породы.
Я – дитя изнасилования, как и Ласканн Шира. Я очень жалел его мать, ибо мог представить, что она чувствовала, когда на нее набросился Лабра. Люди гор считают незаконнорожденность проклятием, передающимся по наследству.
Я протирал барную стойку локтями, чувствуя странную слабость. Мои движения были заторможенными, я даже забыл о Жене, но она сама напомнила о себе, когда начала проталкиваться мимо меня. Обычно она избегала контактов, но сейчас хотела знать, почему кончилась выпивка. Она пришла снаружи, куда посетители выходили, чтобы справить малую нужду у задней стены бара. Ее кожа была холодной, хотя лицо порозовело, а сама она казалась взволнованной. Я видел, как она провела рукой по подолу своей юбки.
– Что мне сделать для вас? – спросил я. Тишина. – Милая леди, – продолжил я, – возможно, мы никогда больше не увидимся.
Дара подошла ко мне настолько близко, что я смог обнять ее за талию. Она была очень стройной, и я легко обвил ее одной рукой.
– Я хочу тебя, – честно признался я.
– Тогда догони меня! – бросила она и помчалась прочь.
Она легко перепрыгнула через скамью, перемахнула через груду лыж и была уже за дверью, а я даже не успел закончить вдох. Позади меня заскулил Ласканн. Казалось, он готов бросить бар и кинуться за ней. Я снял перевязь с мечом и бросил ему.
– Оставайся здесь, – приказал я. И унесся прочь. Я побежал.
Ледяной ночной воздух обжигал легкие. В глотке быстро пересохло. Дорога была завалена снегом. Женины следы вели наверх. У меня тоже длинные ноги, к тому же я Вестник. Я мчался по ее, ел еду с огромной скоростью. Однако ее нигде не было. Она просто исчезла. Боже, как же она быстра! У нее не было крыльев, но в остальном она была почти равна мне. Я надеялся только на то, что она быстро устанет.
Я взбежал на возвышенность и оказался на узком плато над Скри. Женя держалась ближе к краю. Я прогнал сомнения и сосредоточился на беге. Быстрее. Одна нога перед другой, и так несколько часов. Мое сердце колотилось от наркотика и виски. Женя мелькала передо мной, подобно черному призраку. Смотрю на свои собственные тонкие ноги. Страсть – лишь осколок льда в моем сознании. Тени прыгали по снегу и обледеневшим деревьям. Мы начали петлять между ними, и я подумал, что там она остановится. Но Женя не намерена была сдаваться. Она искала место получше. Я хотел укусить ее, быстро и больно.
Мы забрались на очередной уступ, зажатый между двумя заостренными гигантскими столбами. Кварц – это каменный снег, гранитная пена. Она была впереди и думала о беге, а я – о сексе. Мы неслись вверх, направляясь к заснеженной вершине Кланнича, к которой вели отвесные белые стены. Послышался треск, когда она промчалась по тонкому льду едва замерзшей горной речушки.
Из-за переполнявшего меня желания бежать было крайне тяжело. Я видел, как впереди, на некотором расстоянии от меня, она начала взбираться на высокий уступ. Пока я приближался, она уже вовсю карабкалась вверх. Оказавшись у подножия, я взглянул на нее – Женя была уже довольно высоко. Я положил руку на заледеневший камень. Холодный. Серый. Видишь, это не сон. Я трахну эту сучку, подумал я. Я попытался отдышаться и согнулся, кашляя и отплевываясь.
Женя совершила ошибку. Мы оставили позади последнюю лощину и оказались в самом сердце гор. Она обогнала меня, но завела нас в тупик, оканчивающийся высоким и острым, как лезвие ножа, почти неприступным пиком. Она двигалась вверх быстро и уверенно, ее ловкие пальцы легко находили малейшие расщелины. Но у нее не было крыльев, и ей приходилось быть осторожной. Для меня же падения не существует, и я устремился за ней. Каменные выступы услужливо оказывались именно в тех местах, где они были и нужны. Я переносил свой вес снизу вверх и поднимался все выше. Очень быстро. Еще на середине скальной стены я обогнал ее, первым забрался на вершину и подал ей руку.
Огромное чистое небо. Головокружительный вид – пики, связанные хребтами, растянувшимися на километры. Дикая, первозданная красота. Склоны покрытых льдом гор были опоясаны елями и исчерчены черными тенями.
Я схватил Женю за руку, чуть не вывихнув ей плечо, и затащил на вершину. Под этим бесконечным, пустым небом я наконец прикоснулся к ней.
Женя вцепилась в меня свободной рукой. Я начал выворачивать ей запястье и вынудил опуститься на колени. Я мог бы взять ее прямо в такой позе, щупая ее плоские груди. Она пнула меня. Я не стал ее бить, а просто завалил на спину. Женя тряслась и пахла камнями.
Это неправильно. Она не должна трястись. Еще не так холодно. Я взгромоздился на девушку, слегка придавив ее плечами и грудью, и ей пришлось лежать тихо. Но затем она начала извиваться подо мной. Немного помучившись с замерзшей пуговицей, я расстегнул свои штаны из оленьей кожи и спустил их. Мой пенис напрягся так, что даже болел. Лежа между ее ног, я немного потер его рукой и прижал к ней. Мои перья зашелестели. Язык был сухим от многочисленных глотков холодного воздуха, но я все же лизнул Женю в шею, предварительно вцепившись в ее черные волосы и оттянув голову назад, чтобы она прекратила меня кусать. Я глядел в глаза риданнки и отчаянно желал оргазма. Когда я порвал ее тонкое белье, она схватила мою руку и лизнула ее.
– Тебе хорошо? – спросил я.
– Дейн.
– Что значит «не знаю»?
Она была довольно сухой. Странно. И тут я понял причину. Она тряслась не от холода, а от страха. Женя никогда раньше не занималась сексом. Почувствовав брезгливость, я присел, выпятив перед собой напряженный живот и стоящий член. Казалось, он был больше, чем когда-либо. Женя испуганно уставилась на него.
Сначала я погрузил в нее один палец и потер им внутри, а потом присоединил к нему и второй. Я почувствовал, как тонкая мембрана легко разорвалась. Женя начала тихонько хныкать. Внутри она стала скользкой от крови. Я вытер свои испачканные красной жидкостью пальцы о ее бледные губы. Она выругалась.
Я чувствовал ее жар, и он кружил мне голову. Сгорая от нетерпения, я сжал свой пенис и попытался войти в нее. Костлявая сучка. Я помог себе бедрами. Уже внутри. Мягко и тепло. В жестком, холодном мире. Один сильный толчок – и я проник настолько глубоко, насколько было возможно. Я вздохнул от удовольствия, а она закричала. Похоть возобладала над раздражением, и я начал трахать ее так сильно, как только мог.
Я упирался руками в землю, глядя на резкие черты ее лица, и насаживал ее тело на свой пенис. Постепенно, с каждым толчком, я отпихивал ее все дальше по камням. Она была очень узкой и горячей, смоченной кровью. Ее маленькие твердые соски натягивали между собой выцветшую черную ткань подобно горному хребту. Она была лучше, чем я себе представлял. Я ликовал от долгожданного обладания девушкой с кошачьими глазами. Секс с жителями равнин – это совсем не то.
Чтобы удобнее расположить бедра, я расправил крылья. Однако Женя и пальцем не тронула распустившиеся над ней перья. Вместо этого она положила руку мне на задницу, чтобы я еще глубже вошел в нее.
Я всаживал в нее свой член, направляя его бедрами. Почувствовав жар у основания пениса, я напряженно вздохнул. Женя попыталась столкнуть меня с себя. Поначалу я собирался именно так и сделать, но она была слишком сладкой. Я быстро спустил в нее. Несколько следующих толчков были скользкими. Ее тело обмякло.
Моя одержимость тут же растворилась почти без следа. Я вынул пенис и встал, ощущая чувство вины. Все мышцы болели после длительной погони. Я запихнул свой мокрый член обратно в штаны и застегнул пуговицу.
Женя с трудом встала и осмотрелась вокруг. Она была очень бледной.
– Ты покидаешь меня, не так ли? – спросила она.
– Да.
Это – риданнский секс.
Женя с какой-то непонятной тревогой наблюдала, как кончики моих крыльев оторвались от земли. Ее бедра были измазаны моей спермой и собственной кровью.
Я определил наше местонахождение – мы были на вершине Стравайга. Чуть вдали располагался тройной пик Мхора Дарклинга – этой картины я не видел целое столетие. Я потерял интерес к Даре, погрузившись в воспоминания о позапрошлой жизни, проведенной в затерянной горной долине.
Женя бросилась бежать к горному хребту – ее след вел к пастбищу Бастира. Сокрушив очередной сугроб, она опасно поскользнулась, но быстро обрела равновесие и побежала еще быстрее, почти летя над пустотой. Я же медленно поплыл по воздуху обратно в Скри.
Теперь, в Августовской башне, чувствуя себя хуже некуда, я коротал ночь, размышляя о своей неполноценности. И о Жене.
ГЛАВА 23
Весь второй день бушевала снежная буря, и в заведение заглянули всего несколько человек. Я, должно быть, принял слишком много наркотика, поскольку не спал всю ночь, пребывая в излишне оживленном состоянии. Проверив счета «Паука», я нашел их весьма устаревшими. Ласканн не умел писать и хранил все цифры в голове. Но это совершенно не мешало торговле – он всегда помнил, кто брал табак к своей порции виски.
Ласканн был высоким и тощим, его коротко остриженные волосы стояли торчком. Сквозь них просвечивал череп – довольно несимметричный и какой-то узловатый. Длинные нервные пальцы то и дело складывались в совершенно невероятные фигуры.
Ранним утром он все еще обслуживал посетителей, разомлевших в ленивой, расслабляющей атмосфере бара, где царило тепло и не было снега. Дрова в камине почти прогорели, оставив только белый пепел и слабо мерцавшие оранжевые угольки. Пол бара был устлан хвоей, и оттого в комнате приятно пахло сосной.
В какой-то момент мое внимание привлек риданнец, сидевший за столом, который находился возле самой двери. Это было необычно, поскольку все посетители, как правило, старались расположиться поближе к огню. Присмотревшись повнимательнее, я с удивлением обнаружил, что это была риданнка. Она сидела ко мне спиной и поглощала водку, составляя пирамиду из опустевших рюмок. Я насчитал тринадцать. Ее прекрасные темные волосы ниспадали на плечи, а потом спускались вниз до талии. Она лишь мельком посмотрела на меня, видимо, почувствовав мой пристальный взгляд, и снова отвернулась. Кроме меня, как я заметил, никто не обращал на нее внимания.
У девушки была бледная кожа и холодные риданнские глаза с узкими вертикальными зрачками. Более высокая скорость зрительного восприятия наделяла нас и более быстрыми и острыми реакциями. Ее руки и ноги были жилистыми и мускулистыми. Одежда? Черный жилет, свободный и выцветший, обтягивал маленькие груди с торчащими сосками – именно их я напряженно разглядывал, – а также короткая… нет, очень короткая юбка, из того же дорогого черного хлопка, который привозили из Авии. Плюс к этому на ней были черные туфли без каблуков, но с ремешками вокруг щиколоток. Пока я в открытую разглядывал ее, она накачивалась лучшей водкой заведения.
– Ласканн, – позвал я. – Подойди-ка сюда на минутку.
Он подбежал ко мне, продолжая на ходу вытирать высокий стакан.
Я указал на худощавую девушку.
– Кто это?
Он пожал плечами и отвернулся, но я схватил его за локоть и рванул к себе.
– Да так… сучка какая-то, – промямлил он.
– Как зовут эту сучку? – продолжал наседать я.
– Янт, держись от нее подальше. Она не совсем… Скажем так, она немного странная. – Его тонкие губы растянулись в нервной улыбке.
– Ты сам чертовски странный, Ласканн, и мне не нужны твои советы. Если ты мне не скажешь, разозлюсь. Три… Два…
– Женя Дара!
Я отпустил его, и он потер свой костлявый локоть.
– Она Дара… – повторил он. – Дочь Лабры, так что… наполовину моя сестра.
– Я не знал, что у Лабры была дочь.
– Он не хотел, чтобы ты знал, Янт.
Любопытство оказалось сильнее интереса к узкоплечей девушке.
– Что, в конце концов, случилось с Лаброй? – с интересом спросил я.
Ласканн пожал плечами; надо сказать, он был прямо-таки создан для этого жеста.
– О… Его убила жена, – просто ответил он.
Я налил себе еще виски и опустился на стул рядом с барной стойкой. У меня было ощущение, будто я иду по лезвию бритвы. Когда волею судьбы на моем пути появляется нечто столь же притягательное, как в данном случае эта девушка, мне трудно поверить, что я не просочился в чью-то чужую жизнь. Меня охватило чувство нереальности происходящего, я даже задрожал от наслаждения. После минутного изучения моей физиономии Ласканн убедился в том, что я полон решимости.
– О нет, только не это, – тихо пробормотал он с легким дарклингским акцентом, по которому я так скучал.
– Почему я раньше ее не видел?
– Янт, я… Хорошо. Она нечасто сюда приходит – только когда погода в горах совсем ужасна. Все остальное время она на Чире или Гридериче.
– Правда? И что же она там делает?
Тонкий лед терпения Ласканна треснул, и он сказал мне, что, возможно, мне стоит спросить у нее самой.
– Она – одинокий волк, это все, что я знаю, – с горькой усмешкой добавил он.
Ласканн видел, как я хотел ее. Похоть просто разбирала меня. Я подумал о том, что такого шанса мне не представлялось с тех самых пор, как меня отвергла Деллин. И вот он – новый шанс. Последний. Я должен был овладеть ею.
– Она выше ростом, чем Деллин, – промурлыкал я, размышляя вслух.
Бармен уловил мою ремарку.
– Угу, – хмыкнул он. – Я знаю, что тогда случилось.
– Смертные не могут этого помнить.
– Янт, о твоем полном провале с Широй Деллин здесь ходят легенды.
То было сто лет назад. А это – здесь и сейчас.
– Каких мужчин она предпочитает? – спросил я, указав пальцем на Женю.
Горечь в голосе Ласканна превратилась в жалость к самому себе.
– Не знаю, – признался он. – Она не позволит мне и близко к ней подойти.
Весь следующий день и всю ночь я был занят только тем, что, практически выпрыгивая из штанов, пытался привлечь ее внимание. Однако все мои усилия оказались тщетны – Женя не замечала меня. Я не мог понять, почему ее мир был настолько чужд даже мне. Но мотивов для подобного поведения насчитывалось всего лишь три: упрямство, наличие кавалера либо просто тупость. Но я не мог ничего с собой поделать – она была настолько же красива, насколько недосягаема, правда, кроме того, еще и алкоголичка.
Когда в наркотическом тумане я по ошибке назвал ее Деллин, она просто улыбнулась, обнажив белые как снег зубы. Я купил ей виски, и она выпила его (как только я принес) и даже не поблагодарила меня. Все мои ухаживания оставляли ее совершенно равнодушной, и это заставляло меня еще сильнее желать ее. Она отказывалась танцевать. Карты? Она не умела играть. Истории о других землях? Ее они совсем не интересовали. Не хотела бы она, чтобы я проводил ее до дома? Ответом на такое предложение был взрыв холодного смеха, который рассыпался маленькими льдинками у моих ног.
Лицо риданнки было по-мужски грубовато, но все компенсировали высокие точеные скулы и изящный подбородок. Изо дня в день Женя красовалась в одном и том же одеянии – тонкий жилет и короткая юбчонка. Она была слишком длинноногой, худой и мускулистой и ничем не напоминала пышнотелую Деллин, однако это не мешало мне направить на нее свой гнев, не притупившийся с годами.
Когда все спали, я не мог уснуть – я думал о Жене. Эти мысли сжигали меня, и я пытался подавить их инъекциями сколопендиума. Но желание бурлило во мне, подобно талой воде. Острейшее желание. Я должен был овладеть ею. При авианском дворе мне помог бы грамм кантарида, но в заснеженных горах достать его было невозможно.
Я хотел Женю. Какова была бы погоня за ней! Я поймал бы ее. И потом завалил бы в снег.
Или трахнул бы ее в теплой, мягкой кровати, пока окно заметает снегом. Я хотел, чтобы она скакала на мне, хотел видеть, как мышцы этих длинных ног напрягаются и снова разглаживаются под кожей. У меня снова встал. Я был настолько возбужден, что мне казалось, будто сердце колотится у меня прямо в паху. И все из-за Жени. И за это она должна была ответить. Лежа на соломенном тюфяке, я одной рукой мял свои яйца, а другой – тер твердый пенис. Член у меня не очень толстый, зато довольно длинный, с гладкой головкой. Эти накрашенные ногти принад-лежат ей. Рука, сжимающая мой пенис, тоже принадлежит ей, и она двигает ею. Вверх-вниз. Ее тело растянулось подо мной. Маленькие груди побелели от холода. Кошачьи глаза сияют удовольствием. Когда я кончу, я сделаю это ей в рот. Я вздохнул. Это просто похоть, Шира. Это всегда было не столько «люби их и оставляй», сколько «трахай и сваливай».
В последнюю ночь я был уже на пределе. На следующий день меня ожидали в Замке, и я готовился к длинному, тяжелому полету. Я слишком серьезно подсел на наркотики, у меня кончились деньги, и с Женей Дарой ничего не получалось.
– Ты облажался, Комета, – радостно сказал Ласканн.
– Еще нет, тупица. Еще нет, будь ты проклят.
– Ха! Попробуй еще раз – лет через сто! И все же – зачем тебе нужна эта угрюмая сучка?
Затем, что она – частичка гор, которая станет воспоминанием. Затем, что она – риданнка, быстрая и дикая. А еще она похожа на меня, Ласканн, мы с ней одной породы.
Я – дитя изнасилования, как и Ласканн Шира. Я очень жалел его мать, ибо мог представить, что она чувствовала, когда на нее набросился Лабра. Люди гор считают незаконнорожденность проклятием, передающимся по наследству.
Я протирал барную стойку локтями, чувствуя странную слабость. Мои движения были заторможенными, я даже забыл о Жене, но она сама напомнила о себе, когда начала проталкиваться мимо меня. Обычно она избегала контактов, но сейчас хотела знать, почему кончилась выпивка. Она пришла снаружи, куда посетители выходили, чтобы справить малую нужду у задней стены бара. Ее кожа была холодной, хотя лицо порозовело, а сама она казалась взволнованной. Я видел, как она провела рукой по подолу своей юбки.
– Что мне сделать для вас? – спросил я. Тишина. – Милая леди, – продолжил я, – возможно, мы никогда больше не увидимся.
Дара подошла ко мне настолько близко, что я смог обнять ее за талию. Она была очень стройной, и я легко обвил ее одной рукой.
– Я хочу тебя, – честно признался я.
– Тогда догони меня! – бросила она и помчалась прочь.
Она легко перепрыгнула через скамью, перемахнула через груду лыж и была уже за дверью, а я даже не успел закончить вдох. Позади меня заскулил Ласканн. Казалось, он готов бросить бар и кинуться за ней. Я снял перевязь с мечом и бросил ему.
– Оставайся здесь, – приказал я. И унесся прочь. Я побежал.
Ледяной ночной воздух обжигал легкие. В глотке быстро пересохло. Дорога была завалена снегом. Женины следы вели наверх. У меня тоже длинные ноги, к тому же я Вестник. Я мчался по ее, ел еду с огромной скоростью. Однако ее нигде не было. Она просто исчезла. Боже, как же она быстра! У нее не было крыльев, но в остальном она была почти равна мне. Я надеялся только на то, что она быстро устанет.
Я взбежал на возвышенность и оказался на узком плато над Скри. Женя держалась ближе к краю. Я прогнал сомнения и сосредоточился на беге. Быстрее. Одна нога перед другой, и так несколько часов. Мое сердце колотилось от наркотика и виски. Женя мелькала передо мной, подобно черному призраку. Смотрю на свои собственные тонкие ноги. Страсть – лишь осколок льда в моем сознании. Тени прыгали по снегу и обледеневшим деревьям. Мы начали петлять между ними, и я подумал, что там она остановится. Но Женя не намерена была сдаваться. Она искала место получше. Я хотел укусить ее, быстро и больно.
Мы забрались на очередной уступ, зажатый между двумя заостренными гигантскими столбами. Кварц – это каменный снег, гранитная пена. Она была впереди и думала о беге, а я – о сексе. Мы неслись вверх, направляясь к заснеженной вершине Кланнича, к которой вели отвесные белые стены. Послышался треск, когда она промчалась по тонкому льду едва замерзшей горной речушки.
Из-за переполнявшего меня желания бежать было крайне тяжело. Я видел, как впереди, на некотором расстоянии от меня, она начала взбираться на высокий уступ. Пока я приближался, она уже вовсю карабкалась вверх. Оказавшись у подножия, я взглянул на нее – Женя была уже довольно высоко. Я положил руку на заледеневший камень. Холодный. Серый. Видишь, это не сон. Я трахну эту сучку, подумал я. Я попытался отдышаться и согнулся, кашляя и отплевываясь.
Женя совершила ошибку. Мы оставили позади последнюю лощину и оказались в самом сердце гор. Она обогнала меня, но завела нас в тупик, оканчивающийся высоким и острым, как лезвие ножа, почти неприступным пиком. Она двигалась вверх быстро и уверенно, ее ловкие пальцы легко находили малейшие расщелины. Но у нее не было крыльев, и ей приходилось быть осторожной. Для меня же падения не существует, и я устремился за ней. Каменные выступы услужливо оказывались именно в тех местах, где они были и нужны. Я переносил свой вес снизу вверх и поднимался все выше. Очень быстро. Еще на середине скальной стены я обогнал ее, первым забрался на вершину и подал ей руку.
Огромное чистое небо. Головокружительный вид – пики, связанные хребтами, растянувшимися на километры. Дикая, первозданная красота. Склоны покрытых льдом гор были опоясаны елями и исчерчены черными тенями.
Я схватил Женю за руку, чуть не вывихнув ей плечо, и затащил на вершину. Под этим бесконечным, пустым небом я наконец прикоснулся к ней.
Женя вцепилась в меня свободной рукой. Я начал выворачивать ей запястье и вынудил опуститься на колени. Я мог бы взять ее прямо в такой позе, щупая ее плоские груди. Она пнула меня. Я не стал ее бить, а просто завалил на спину. Женя тряслась и пахла камнями.
Это неправильно. Она не должна трястись. Еще не так холодно. Я взгромоздился на девушку, слегка придавив ее плечами и грудью, и ей пришлось лежать тихо. Но затем она начала извиваться подо мной. Немного помучившись с замерзшей пуговицей, я расстегнул свои штаны из оленьей кожи и спустил их. Мой пенис напрягся так, что даже болел. Лежа между ее ног, я немного потер его рукой и прижал к ней. Мои перья зашелестели. Язык был сухим от многочисленных глотков холодного воздуха, но я все же лизнул Женю в шею, предварительно вцепившись в ее черные волосы и оттянув голову назад, чтобы она прекратила меня кусать. Я глядел в глаза риданнки и отчаянно желал оргазма. Когда я порвал ее тонкое белье, она схватила мою руку и лизнула ее.
– Тебе хорошо? – спросил я.
– Дейн.
– Что значит «не знаю»?
Она была довольно сухой. Странно. И тут я понял причину. Она тряслась не от холода, а от страха. Женя никогда раньше не занималась сексом. Почувствовав брезгливость, я присел, выпятив перед собой напряженный живот и стоящий член. Казалось, он был больше, чем когда-либо. Женя испуганно уставилась на него.
Сначала я погрузил в нее один палец и потер им внутри, а потом присоединил к нему и второй. Я почувствовал, как тонкая мембрана легко разорвалась. Женя начала тихонько хныкать. Внутри она стала скользкой от крови. Я вытер свои испачканные красной жидкостью пальцы о ее бледные губы. Она выругалась.
Я чувствовал ее жар, и он кружил мне голову. Сгорая от нетерпения, я сжал свой пенис и попытался войти в нее. Костлявая сучка. Я помог себе бедрами. Уже внутри. Мягко и тепло. В жестком, холодном мире. Один сильный толчок – и я проник настолько глубоко, насколько было возможно. Я вздохнул от удовольствия, а она закричала. Похоть возобладала над раздражением, и я начал трахать ее так сильно, как только мог.
Я упирался руками в землю, глядя на резкие черты ее лица, и насаживал ее тело на свой пенис. Постепенно, с каждым толчком, я отпихивал ее все дальше по камням. Она была очень узкой и горячей, смоченной кровью. Ее маленькие твердые соски натягивали между собой выцветшую черную ткань подобно горному хребту. Она была лучше, чем я себе представлял. Я ликовал от долгожданного обладания девушкой с кошачьими глазами. Секс с жителями равнин – это совсем не то.
Чтобы удобнее расположить бедра, я расправил крылья. Однако Женя и пальцем не тронула распустившиеся над ней перья. Вместо этого она положила руку мне на задницу, чтобы я еще глубже вошел в нее.
Я всаживал в нее свой член, направляя его бедрами. Почувствовав жар у основания пениса, я напряженно вздохнул. Женя попыталась столкнуть меня с себя. Поначалу я собирался именно так и сделать, но она была слишком сладкой. Я быстро спустил в нее. Несколько следующих толчков были скользкими. Ее тело обмякло.
Моя одержимость тут же растворилась почти без следа. Я вынул пенис и встал, ощущая чувство вины. Все мышцы болели после длительной погони. Я запихнул свой мокрый член обратно в штаны и застегнул пуговицу.
Женя с трудом встала и осмотрелась вокруг. Она была очень бледной.
– Ты покидаешь меня, не так ли? – спросила она.
– Да.
Это – риданнский секс.
Женя с какой-то непонятной тревогой наблюдала, как кончики моих крыльев оторвались от земли. Ее бедра были измазаны моей спермой и собственной кровью.
Я определил наше местонахождение – мы были на вершине Стравайга. Чуть вдали располагался тройной пик Мхора Дарклинга – этой картины я не видел целое столетие. Я потерял интерес к Даре, погрузившись в воспоминания о позапрошлой жизни, проведенной в затерянной горной долине.
Женя бросилась бежать к горному хребту – ее след вел к пастбищу Бастира. Сокрушив очередной сугроб, она опасно поскользнулась, но быстро обрела равновесие и побежала еще быстрее, почти летя над пустотой. Я же медленно поплыл по воздуху обратно в Скри.
Теперь, в Августовской башне, чувствуя себя хуже некуда, я коротал ночь, размышляя о своей неполноценности. И о Жене.
ГЛАВА 23
Ата вернулась за час до рассвета в накинутом на плечи тяжелом шерстяном платке. При ней был меч 1851 года, принадлежавший ее мужу, – тот, который ему так торжественно вручили полвека назад. Лакированные ножны описывали полукруг возле ее бедра. Рукоять из слоновой кости была обтянута черным шелком и выделанной кожей ската. Клинок изготовлен из закаленной стали, свернутой тысячу и один раз, балансировка оружия выверена до миллиметра и грамма. Роутская сталь – лучшая из всех. Этот меч никогда не использовали, и потому, сохранив идеальную заточку мастеров, которые его создали, он мог и сегодня пройти сквозь Насекомого, как нож сквозь масло. Я страстно желал обладать им. Этот меч довел бы до совершенства каждый мой боевой прием, сам факт его ношения принес бы мне уважение, а разбойники, только увидев его, в страхе бежали бы прочь. Это оружие – подлинная вершина авианского мастерства – было изготовлено для Великой выставки, а затем передано королем поместью Перегрин, где хранилось как реликвия. Туман поместил меч в стеклянный шкаф. Ата разбила его, и теперь меч болтался у нее на поясе.
Ата занялась какими-то сложными вычислениями, колдуя над картой Крепостной скалы Лоуспасса. Глядя в окно, я видел вдали узкую полоску суши, которая, казалось, висела в воздухе – и небо, и море в этот предрассветный час имели одинаковый, бледно-голубой цвет, и я не мог понять, где заканчивается одно и начинается другое. Ветер немного утих и теперь дул с суши. Там, где еще недавно пенились волны, серебристая рябь напоминала россыпь жемчужин. Я наблюдал за материком, ожидая восхода солнца. Вместо этого на самом краю суши загорелась звезда, и ее свет отражался в поверхности воды. Я видел это отражение – оно было бледно-желтого цвета. Я уставился на него, однако не мог понять, что сие означает, а попытка сосредоточиться лишь усилила головную боль.
– Смертная, – позвал я, – подойди и взгляни на это.
– Ага, оно еще и говорит, – парировала Ата. – Я-то думала, что оно может лишь валяться на полу и трястись.
Она поплотнее закуталась в свой толстый платок и, подойдя к окну, встала возле меня. Я указал на яркий, мерцающий огонь.
– Ты знаешь, что это?
– Конечно. Это маяк Ондина.
– Мы можем видеть так далеко?
Ондин находился отсюда в тридцати километрах по прямой. После бури воздух был необычайно чист.
– Да. Маяк расположен на той полоске суши, что разделяет две наши бухты. Странно, что Свэллоу оставила его гореть днем. Эксцентричная особа.
– Нет, не странно. Это сигнал! Молния, ты гений.
– Возможно, и так, но в таком случае они подают сигнал бедствия – свет постоянный. У них неприятности, и нам нужно отправляться туда прямо сейчас. Янт, ты можешь сражаться?
– Сражаться? Я даже встать не могу!
Ата подбежала к лестнице и крикнула вниз:
– Кармина, все готово?
Через пару секунд девица с лицом как у каменного изваяния бесшумно появилась в комнате.
– Да, все. Двадцать больших каравелл загружены хасилитским фюрдом. Лошади и повозки – на «Ортолане», припасы – на самых мелких кораблях и баркасах. «Трагопан» еще загружается, но мы в любом случае не смогли бы покинуть гавань за один прилив.
– Тогда мы возьмем «Штормового буревестника».
Кармина кивнула.
– А ты, моя дорогая, возьми «Трагопан», и пусть остальные суда следуют за тобой. Встретимся сегодня в шесть в десяти градусах севернее Шелдрейк-Пойнта.
Кармина кивнула и, словно серая тень, исчезла в дверном проеме.
Ата вложила мне в руку меч.
– Янт, ты мог бы принести больше пользы!
Я с трудом поднялся на ноги.
– У тебя дури не найдется?
– Дури? Ты имеешь в виду сколопендиум? Нет, и я сомневаюсь, что хоть где-то во всем мире сейчас можно его достать.
– У меня осталось всего несколько часов. Я не хочу идти…
Ата безапелляционным тоном велела мне следовать за собой, и мне пришлось повиноваться. Мы спустились по спиральной каменной лестнице, потом воспользовались деревянным подъемником и, наконец, вышли на плоские камни причала возле Сентябрьской башни. Я поднял глаза к солнцу. Мои зрачки были настолько расширены, что все казалось либо ярко-белым, либо черным. Океан, например, был просто огромной, болезненно яркой дырой. Белые слаксы и льняные волосы Аты слепили глаза.
По мощеной пристани во всех направлениях сновали солдаты, громко переговаривавшиеся между собой. Это было просто столпотворение – пехотинцы, вооруженные алебардами, группы арбалетчиков из Хасилита с эмблемой Красного Кулака на плащах и по меньшей мере две дивизии избранных авианских лучников, которые выглядели изможденными и усталыми.
Портовые грузчики с помощью трех больших лебедок поднимали на борт «Трагопана» всевозможные тюки, доски и бочки. Их товарищи тащили по стальным рельсам, проложенным от складов до причалов, вагонетки, наполненные свернутыми в бухты тросами, каким-то непонятным корабельным снаряжением и пучками стрел. Тут же рабочие по цепочке передавали на корабль заостренные посохи, мешки с солью, которой отгоняли Насекомых, корзины с провиантом – все это загружалось в трюм до тех пор, пока ярко раскрашенная каравелла не осела в воде.
Каменные стены причалов были покрыты морской солью и слизью, блестевшими на солнце. Мачты кораблей располагались так близко друг к другу, что казалось, будто они связаны. Ветер раскачивал такелаж, и я был уверен, что еще немного, и все эти тросы просто переплетутся между собой.
Солдаты из хасилитского фюрда заметили меня и Ату с палубы «Штормового буревестника». «Смотрите!» – взволнованно кричали они своим товарищам, указывая на пристань. Ата улыбнулась и помахала им рукой, и они бурно приветствовали ее в ответ. Я подумал о том, что вряд ли кто-нибудь из них снова увидит свой родной город.
Ата подтолкнула меня к узкой полоске сходней, соединявших пристань и палубу-«Штормового буревестника». Оказавшись на корабле, я судорожно схватился за поручни, спустя секунду прозвучала команда отдать швартовы, и Ата приказала поднять паруса.
«Штормовой буревестник» величаво снялся с якоря. Я тупо уставился на проплывавшую мимо каменную стену причала.
– Ты все еще не в себе, риданнец-дегенерат?
– Мне нужно…
– Не говори этого! Не смей упоминать о наркотиках – я этого не люблю!
– Я тоже.
– В Авии погибают тысячи людей, и мы должны положить этому конец.
«Штормовой буревестник», ведомый уверенной рукой Аты, набрал скорость и заскользил к выходу из пролива. Круглые паруса ярко-красного цвета надулись и напоминали облака. Ветер, наполнивший треугольный парус на корме, взъерошил перья на крыльях, и меня начало мутить. У моря определенно есть неоспоримое преимущество. Ты всегда можешь блевать в него, если тебе плохо. Перегнувшись через борт, я занимался этим до тех пор, пока из меня не стала выходить одна желчь. По вкусу она напоминала кровь Насекомого.
– Быстрее, ублюдок, быстрее, – все время шептала Ата своему кораблю, стоя у штурвала. Лучший авианский клинок болтался в своих черных ножнах у нее на бедре.
Гавань Ондина выглядела опустевшей. Нигде не было ни малейшего движения – только столб бледно-серого дыма поднимался от маяка. А вот вдоль всей семикилометровой песчаной отмели были видны отдельные группки отчаянно сражавшихся крохотных фигурок.
Это пятьсот солдат в зеленой форме Ондина самоотверженно рубились с Насекомыми, окружившими их плотным полукольцом и постепенно теснившими к воде.
Твари появлялись из-за городской стены. Они неслись вдоль гавани и вниз по размытым морем каменным ступенькам, а потом – по мелководью. Размером с упитанных пони, они пробегали между надгробий кладбища Ондина и наводняли дюны, взрывая своими тонкими ногами желтый песок.
Тут и там отдельные твари останавливались и принимались грызть залитый кровью песчаный тростник. Следуя за ее запахом, они двигались к берегу. Я видел, как песок прилипал к их вымазанным кровью коричневым панцирям.
Ата занялась какими-то сложными вычислениями, колдуя над картой Крепостной скалы Лоуспасса. Глядя в окно, я видел вдали узкую полоску суши, которая, казалось, висела в воздухе – и небо, и море в этот предрассветный час имели одинаковый, бледно-голубой цвет, и я не мог понять, где заканчивается одно и начинается другое. Ветер немного утих и теперь дул с суши. Там, где еще недавно пенились волны, серебристая рябь напоминала россыпь жемчужин. Я наблюдал за материком, ожидая восхода солнца. Вместо этого на самом краю суши загорелась звезда, и ее свет отражался в поверхности воды. Я видел это отражение – оно было бледно-желтого цвета. Я уставился на него, однако не мог понять, что сие означает, а попытка сосредоточиться лишь усилила головную боль.
– Смертная, – позвал я, – подойди и взгляни на это.
– Ага, оно еще и говорит, – парировала Ата. – Я-то думала, что оно может лишь валяться на полу и трястись.
Она поплотнее закуталась в свой толстый платок и, подойдя к окну, встала возле меня. Я указал на яркий, мерцающий огонь.
– Ты знаешь, что это?
– Конечно. Это маяк Ондина.
– Мы можем видеть так далеко?
Ондин находился отсюда в тридцати километрах по прямой. После бури воздух был необычайно чист.
– Да. Маяк расположен на той полоске суши, что разделяет две наши бухты. Странно, что Свэллоу оставила его гореть днем. Эксцентричная особа.
– Нет, не странно. Это сигнал! Молния, ты гений.
– Возможно, и так, но в таком случае они подают сигнал бедствия – свет постоянный. У них неприятности, и нам нужно отправляться туда прямо сейчас. Янт, ты можешь сражаться?
– Сражаться? Я даже встать не могу!
Ата подбежала к лестнице и крикнула вниз:
– Кармина, все готово?
Через пару секунд девица с лицом как у каменного изваяния бесшумно появилась в комнате.
– Да, все. Двадцать больших каравелл загружены хасилитским фюрдом. Лошади и повозки – на «Ортолане», припасы – на самых мелких кораблях и баркасах. «Трагопан» еще загружается, но мы в любом случае не смогли бы покинуть гавань за один прилив.
– Тогда мы возьмем «Штормового буревестника».
Кармина кивнула.
– А ты, моя дорогая, возьми «Трагопан», и пусть остальные суда следуют за тобой. Встретимся сегодня в шесть в десяти градусах севернее Шелдрейк-Пойнта.
Кармина кивнула и, словно серая тень, исчезла в дверном проеме.
Ата вложила мне в руку меч.
– Янт, ты мог бы принести больше пользы!
Я с трудом поднялся на ноги.
– У тебя дури не найдется?
– Дури? Ты имеешь в виду сколопендиум? Нет, и я сомневаюсь, что хоть где-то во всем мире сейчас можно его достать.
– У меня осталось всего несколько часов. Я не хочу идти…
Ата безапелляционным тоном велела мне следовать за собой, и мне пришлось повиноваться. Мы спустились по спиральной каменной лестнице, потом воспользовались деревянным подъемником и, наконец, вышли на плоские камни причала возле Сентябрьской башни. Я поднял глаза к солнцу. Мои зрачки были настолько расширены, что все казалось либо ярко-белым, либо черным. Океан, например, был просто огромной, болезненно яркой дырой. Белые слаксы и льняные волосы Аты слепили глаза.
По мощеной пристани во всех направлениях сновали солдаты, громко переговаривавшиеся между собой. Это было просто столпотворение – пехотинцы, вооруженные алебардами, группы арбалетчиков из Хасилита с эмблемой Красного Кулака на плащах и по меньшей мере две дивизии избранных авианских лучников, которые выглядели изможденными и усталыми.
Портовые грузчики с помощью трех больших лебедок поднимали на борт «Трагопана» всевозможные тюки, доски и бочки. Их товарищи тащили по стальным рельсам, проложенным от складов до причалов, вагонетки, наполненные свернутыми в бухты тросами, каким-то непонятным корабельным снаряжением и пучками стрел. Тут же рабочие по цепочке передавали на корабль заостренные посохи, мешки с солью, которой отгоняли Насекомых, корзины с провиантом – все это загружалось в трюм до тех пор, пока ярко раскрашенная каравелла не осела в воде.
Каменные стены причалов были покрыты морской солью и слизью, блестевшими на солнце. Мачты кораблей располагались так близко друг к другу, что казалось, будто они связаны. Ветер раскачивал такелаж, и я был уверен, что еще немного, и все эти тросы просто переплетутся между собой.
Солдаты из хасилитского фюрда заметили меня и Ату с палубы «Штормового буревестника». «Смотрите!» – взволнованно кричали они своим товарищам, указывая на пристань. Ата улыбнулась и помахала им рукой, и они бурно приветствовали ее в ответ. Я подумал о том, что вряд ли кто-нибудь из них снова увидит свой родной город.
Ата подтолкнула меня к узкой полоске сходней, соединявших пристань и палубу-«Штормового буревестника». Оказавшись на корабле, я судорожно схватился за поручни, спустя секунду прозвучала команда отдать швартовы, и Ата приказала поднять паруса.
«Штормовой буревестник» величаво снялся с якоря. Я тупо уставился на проплывавшую мимо каменную стену причала.
– Ты все еще не в себе, риданнец-дегенерат?
– Мне нужно…
– Не говори этого! Не смей упоминать о наркотиках – я этого не люблю!
– Я тоже.
– В Авии погибают тысячи людей, и мы должны положить этому конец.
«Штормовой буревестник», ведомый уверенной рукой Аты, набрал скорость и заскользил к выходу из пролива. Круглые паруса ярко-красного цвета надулись и напоминали облака. Ветер, наполнивший треугольный парус на корме, взъерошил перья на крыльях, и меня начало мутить. У моря определенно есть неоспоримое преимущество. Ты всегда можешь блевать в него, если тебе плохо. Перегнувшись через борт, я занимался этим до тех пор, пока из меня не стала выходить одна желчь. По вкусу она напоминала кровь Насекомого.
– Быстрее, ублюдок, быстрее, – все время шептала Ата своему кораблю, стоя у штурвала. Лучший авианский клинок болтался в своих черных ножнах у нее на бедре.
Гавань Ондина выглядела опустевшей. Нигде не было ни малейшего движения – только столб бледно-серого дыма поднимался от маяка. А вот вдоль всей семикилометровой песчаной отмели были видны отдельные группки отчаянно сражавшихся крохотных фигурок.
Это пятьсот солдат в зеленой форме Ондина самоотверженно рубились с Насекомыми, окружившими их плотным полукольцом и постепенно теснившими к воде.
Твари появлялись из-за городской стены. Они неслись вдоль гавани и вниз по размытым морем каменным ступенькам, а потом – по мелководью. Размером с упитанных пони, они пробегали между надгробий кладбища Ондина и наводняли дюны, взрывая своими тонкими ногами желтый песок.
Тут и там отдельные твари останавливались и принимались грызть залитый кровью песчаный тростник. Следуя за ее запахом, они двигались к берегу. Я видел, как песок прилипал к их вымазанным кровью коричневым панцирям.