— Слыхал, ублюдок? Поторопись.
   — Готово, уже готово… — Зиппер извлек из капота двигателя афганскую фугасную мину с надписью арабской вязью на корпусе.
   — Так. Возьми бомбу, отойди вон туда. — Ногар мотнул стволом карабина в сторону. — И без глупостей.
   Трясущийся от страха Минер покорно исполнил приказ. Ногар оглянулся. Эйнджел уже приближалась к нему, Стефи быстро шла следом за крольчихой. Эйнджел направила обрез на голову Зиппера.
   — У меня остался один патрон, Кисуля. Замочить подонка?
   — Не стоит. Прибереги заряд, он нам может еще понадобиться.
   — Слишком ты великодушный, Кисуля. — Крольчиха неохотно опустила оружие.
   Стефи открыла дверцу «Антея» и скользнула на место водителя. Эйнджел взгромоздилась на переднее пассажирское сиденье. Ногар, держа дрожащего Зиппера на мушке «Винда», нырнул на заднее сиденье. В глазах у него помутилось от страшной боли в бедре. Стефи завела машину; «Антей» вырулил со стоянки и взял курс в сторону Мейн-Авеню.
   Раджастан оглянулся в заднее окно на «Арабику». От горящей машины клубами поднимался дым; белые, коричневые и черные грызуны — около двух десятков — высыпали из кафе и побежали в направлении Моро-Тауна. Очевидно, хотели смыться, пока на место происшествия не прибыла полиция — вдали уже сверкали мигалки патрульных машин.
   «Антей» быстро набирал скорость, но Ногар успел заметить еще кое-что — джип с открытым верхом, в котором сидели два моро. Белая крыса и серая собака. Терин и Гассан. Гассан вел машину, а Терин смотрела на удаляющийся «Антей» в военный бинокль, как понял Ногар.
   Раджастан вскинул средний палец правой руки в оскорбительном жесте.
   — Куда теперь? — спросила Стефи, не оборачиваясь.
   Приказав Эйнджел проследить, нет ли за ними хвоста, Ногар дал Стефи адрес Мэнни, в Вест-Сайде.
   Если повезет — должно повезти, за рулем все-таки пинк, — полиция не станет нас останавливать, подумал Ногар, прежде чем потерять сознание.

ГЛАВА 13

   Ногар очнулся где-то в районе моста на Мейн-Авеню. Кто-то перевязал его бедро — нога была туго забинтована рукавом от халата Марии; кровотечение вроде бы приостановилось…
   «Антей» медленно тащился в транспортном потоке за огромным трейлером. По обеим сторонам дороги высились громады небоскребов Вест-Сайда. Яркий солнечный свет отражался от огромных пластин зеркального стекла окон — казалось, что «Антей» ползет через гигантскую микроволновую печь. У Ногара заболели глаза. Чувство было такое, будто чьи-то грубые пальцы давят на них в такт с пульсацией крови в висках. Голова раскалывалась от страшной мигрени, бедро горело.
   Приподняв голову, он попытался посмотреть в заднее окно, но зрение его было слишком затуманенным, чтобы хорошенько разглядеть машины, движущиеся вслед за «Антеем». Взглянув на сиденье, Ногар увидел, что все оно выпачкано его кровью. Потом потрогал саднящую шею — револьверная пуля лишь слегка оцарапала ее, ничего страшного. Но рана на бедре, похоже, серьезная. Пуля, видимо, вырвала приличный кусок мяса. Раненое бедро, вкупе с растянутым коленом, сделало правую ногу практически неподвижной.
   Ногар скосил глаза на левую подмышку. «Винд», поставленный на предохранитель, торчал в кобуре. Раджастан абсолютно не помнил, когда он сунул его туда. Потом он посмотрел вперед. Стефи вела машину; Эйнджел держалась рукой за ствол обреза, приклад которого стоял на полу, у ее ноги. А она далеко не глупа, эта крольчиха, подумал Ногар. Держит оружие так, чтобы его не было видно водителям соседних машин. По вооруженным моро полицейские обычно стреляют без предупреждения…
   Эйнджел первой заметила, что Ногар пришел в себя.
   — Эй, Кисуля, с возвращением! Как ты?
   — Жить буду.
   Ногар попытался принять сидячее положение. Его непроизвольный стон привлек внимание Стефи.
   — Ногар, вас нужно срочно доставить в госпиталь. Эйнджел остановила кровотечение, но…
   — Об этом не может быть и речи. Ноги моей не будет в пинковском госпитале.
   — Пинки, не спорь с «бугром». Раз он говорит «58-я стрит», значит, мы отправляемся на 58-ю стрит. Не перечь боссу, если хочешь остаться в живых.
   — Ногар, но ведь вы серьезно ранены.
   Раджастан стиснул зубы, сдерживая стон, и наконец сел.
   — За меня не волнуйтесь. Мы направляемся в гости к лучшему военврачу афганского театpa военных действий. Нам нужно быть осторожными, за нами может быть хвост.
   Эйнджел обернулась и наморщила нос.
   — Моро не суются так далеко в Вест-Сайд, Кисуля. Нас не остановили только потому, что Пинки за рулем. «Джип» с Терин и лохматиком отстал от нас, когда они поняли, что мы направляемся в деловую часть города.
   — Прекратите называть меня Пинки.
   — Смотри-ка, Кисуля, какая чувствительная эта…
   Бесцеремонность крольчихи уже начинала действовать Ногару на нервы.
   — Послушай, Эйнджел, тебе никто никогда не говорил, что у тебя слишком длинный язык? Попридержи его, сделай милость.
   Хотя у Ногара по-прежнему плавали разноцветные круги перед глазами, ему показалось, что Стефи усмехнулась. Интересно, о чем девочки говорили, пока он был в отключке?
   — Ну, извини, Пин… Как тебя там, запамятовала…
   Стефи выбрала момент, когда слева освободилась часть дороги, и ловко обошла грузовик, водитель которого ответил на такую наглость возмущенным гудком.
   — Меня зовут Стефани Вейр. Вы можете называть меня просто Стефи.
   — Ладно. Стефи так Стефи…
   «Антей» вырулил на Детройт-Авеню. Стеклянные монолиты делового центра уступили место старым кирпичным пакгаузам с наглухо заколоченными окнами и лавчонками мелкого пошиба с замызганными витринами. Свернув направо, на улицу с указателем «Огайо-Сити», «Антей» через пару минут оказался в квартале, где жил Мэнни.
   Ногар указал место на обочине дороги, рядом с побеленным известкой зданием, на первом этаже которого располагался бар без какой-либо вывески.
   — Остановитесь вон там.
   — Что?
   — Подождем, пока наши преследователи не нагонят нас.
   — Кисуля, я же сказала, они отстали, как только…
   — Эйнджел, Зипперы — не единственные, кто замешан в этом деле.
   Стефи остановила машину.
   — И что теперь?
   — Нужно пригнуться, чтобы не было видно снаружи.
   — Если вы так считаете… — Стефи припала к полу; Эйнджел последовала ее примеру. Ногар лег на сиденье и чуть приподнял голову, выглядывая в заднее окно.
   Через полминуты появилась их «тень» — грязно-зеленый «Додж Электролайн» без опознавательных знаков, запрограммированный или с дистанционным управлением, двигавшийся по Детройт-Авеню со стороны Вест-Сайда. Он притормозил напротив «Антея», постоял около минуты, потом снова набрал скорость и, проехав несколько десятков метров, скрылся за поворотом. Ногар решил, что автомобиль выполнял какую-то программу поиска.
   Эйнджел помотала головой.
   — А теперь что?
   — Теперь мы пойдем пешком, чтобы избежать маршрута, на котором они могут нас засечь.
   Стефи вскарабкалась на сиденье.
   — Но ведь ваша нога…
   — Как-нибудь доковыляю…
   Ногар почувствовал, что из раны по-прежнему сочится кровь. Стиснув зубы, он попытался затянуть повязку потуже.
   — Фургон, думаю, принадлежит «Мидвест Лэпидари Импортс».
   Он набросил на плечи куртку и выбрался из машины, стараясь поменьше опираться на раненую ногу. Джинсы его от бедра до щиколотки насквозь пропитались кровью, и ткань приклеилась к меху. Ногар держался на ногах довольно устойчиво, но кровавые пятна были видны, наверно, из соседнего квартала.
   Нужно поскорее убираться отсюда, пока кто-нибудь не сообщил в полицию о подозрительной компании — окровавленный тигр, крольчиха в изорванном халате да девушка-пинк.
   Ногар, прихрамывая, повел своих «товарок» через пустую автомобильную стоянку, расположенную напротив безымянного бара, затем по проезду между двумя пакгаузами, потом через какой-то грязный задний дворик, миновав который, они вышли в узкий тупиковый проулок и, протиснувшись через дыру, зияющую в проржавевшем металлическом заборе-стене, оказались в коротком переулке, который упирался в несколько частных гаражей.
   — Боже правый, Кисуля. Ты ориентируешься в этих местах лучше, чем Зипперы — в Моро-Тауне. А ведь здесь живут только пинки…
   Ногар перевел дыхание.
   — Как это ни странно, но когда-то я тоже жил здесь, Эйнджел… — Ногар поморщился и потер занемевшую ногу. — Между прочим, мы уже пришли.
   Он ткнул большим пальцем в сторону ближайшего гаража, на стене которого среди непристойных слов, написанных корявым детским почерком, выделялась полустертая надпись черной краской: «Ногар и Бобби, 2033 год».
   — Кто это Бобби? — спросила Стефи.
   — Первый и единственный мой друг среди пинков. Пошли.
   Ногар проковылял к воротам гаража. Они оказались не заперты; фургон Мэнни отсутствовал. Так, значит, Мэнни нет дома и вряд ли он вернется раньше семи вечера, подумал Ногар, но все же прошел к небольшому кирпичному коттеджу, расположенному на противоположной от гаража стороне переулка, и нажал кнопку звонка. Да, Мэнни нет дома. Эйнджел и Стефи ждали у гаража.
   — Здесь старый механический замок. Посмотрите, в гараже должен быть запасной ключ. Над воротами, в углублении между кирпичами.
   Ногар надеялся, что ключ лежит там, хотя он не пользовался им почти пятнадцать лет. Но им сегодня определенно везло. Через пару минут Стефи направлялась к дому с ключом в руке.
   Ногар впустил гостей в дом друга.
* * *
   Время уже близилось к половине восьмого, а Мэнни еще не вернулся. Незваные гости поджидали его в гостиной. Ногар сидел на полу, подстелив под себя свою куртку, Стефи и Эйнджел пристроились на диване и смотрели выпуск видеоновостей. Новости были впечатляющими.
   «В результате стычки между враждующими преступными группировками погибло трое грызунов», — вещал диктор. «Власти крайне обеспокоены участившимися „разборками“. Мэр высказал опасение, что они означают начало широкомасштабной войны между уличными бандами».
   Великолепно.
   Сообщения о подобных инцидентах пришли и из других городов — Нью-Йорка, Лос-Анжелеса и Хьюстона. В каждом из них фигурировал подожженный и взорванный автомобиль. И крысы-эмигранты из Гондураса.
   Сан-Франциско, Дивер, Майами — то же самое. Диктор делал ссылки на «Черный Август» 1042 года.
   «Сегодня 4 августа — прошло ровно одиннадцать лет со дня первого восстания в Моро-Тауне».
   Что пугало пинков больше всего, так это очевидная скоординированность инцидентов — везде одно и то же название банды — «Зипперхеды», везде — подожженные машины.
   От всего этого Ногару стало не по себе.
   — Почти десяток лет мы жили относительно спокойно, а вот теперь кучка психопатов втягивает нас в новую бойню.
   Эйнджел неотрывно смотрела на экран.
   — Кисуля, зачем Зипперам все это нужно? — озабоченно спросила она, забыв на время свой саркастически-снисходительный тон.
   — Чтоб я так знал.
   — Теперь Байндер сможет протащить в Сенате законопроект о контроле над моро.
   Эйнджел повернулась к Стефи.
   — Контроль? Какой еще контроль?
   — Законопроект включает в себя пункты о полном запрете на иммиграцию моро и принудительной стерилизации.
   Ногар отключил видеофон, на экране которого мелькали кадры пластиковых мешков с трупами жертв инцидентов.
   — Похоже, кому-то очень выгодно настроить общественность против моро. Боюсь, это начало массовых беспорядков.
   Эйнджел нервно хохотнула.
   — Брось, Кисуля, какие там массовые беспорядки. Несколько десятков вконец обнаглевших грызунов, вот и все.
   Стефи ответила за Ногара:
   — Людям вроде Байндера нужен повод, хоть какой-то намек на массовый терроризм моро. В свете последних событий ему не составит труда протолкнуть свой законопроект в Конгрессе.
   Скрип открывающейся двери прервал их разговор, а в гостиную ввалился смертельно уставший мангуст, одетый в лабораторный халат, от которого разило кровью, смертью и дезинфектантами. Мэнни мельком взглянул на Стефи, потом на Эйнджел и накинулся на Ногара.
   — Ты почему не в больнице, болван?
   Ногар так и не удосужился отстегнуть кобуру с «Виндом», но по выражению лица Мэнни — скорее озабоченному, нежели сердитому — он понял, что мангуст пока не связывает его ранение с событиями в «Арабике».
   Мэнни кивнул на окровавленную куртку Ногара и многозначительно присвистнул.
   — Интересно, что бы с тобой случилось, если бы я не был медиком? Ходить можешь?
   — А как бы я добрался сюда? Летать я пока что не научился.
   — Остряк, мать твою… Ну-ка, попробуй встать.
   Ногар, постанывая, поднялся на ноги, и тут по всей правой стороне его тела прошла волна адской боли. Раджастан рухнул на пол. Обе девушки испуганно вскрикнули; мангуст бросил на них раздраженный взгляд и, выдвинув нижний ящик шкафа, достал чистую простыню, которую расстелил на полу рядом с курткой Ногара. Втроем они с трудом закатили тигра на простыню.
   Мэнни прошел в кухню, где хранились его медицинские инструменты, и через минуту вернулся, держа в одной руке шприц с каким-то препаратом, а в другой — медицинский саквояж. Мангуст положил шприц на простыню и опустился на колени возле правой ноги Ногара.
   — Представь меня своим друзьям. — Мэнни начал ножницами разрезать штанину Ногаровых джинсов.
   Раджастан попытался не обращать внимания на боль, когда мангуст стал отрывать пропитанную запекшейся кровью материю джинсов от меха.
   — Это — мисс Стефани Вейр, рядом с ней — Эйнджел, а вот этот доктор, уродующий мои лучшие джинсы, — мистер Мандви Гуджерат, или просто Мэнни.
   Мэнни кивнул обеим.
   — Рад с вами познакомиться, леди.
   Эйнджел, слегка польщенная таким обращением, наморщила нос.
   — Ты что, действительно был военврачом?
   Мэнни уже разрезал правую штанину Ногара и теперь внимательно изучал импровизированную повязку — рукав от халата Марии, — присохшую к огнестрельной ране.
   — Пять лет на афганской границе, пока над Нью-Дели не рванули атомную бомбу… э-э, Стефани? Подайте мне, пожалуйста, пинцет.
   Стефи порылась в саквояже и, вынув инструмент, подала его мангусту. Мэнни начал осторожно отдирать насквозь пропитанную кровью повязку.
   — Ногар, если бы не твой модифицированный метаболизм…
   Мэнни покачал головой при виде кровавого месива на тигрином бедре и встал на ноги.
   — Без операции здесь не обойдешься. Придется поработать скальпелем и наложить несколько швов на этот упрямый, безмозглый чурбан.
   Он взглянул на Эйнджел.
   — Знаете, когда этому шкодливому котенку было шесть лет, он сломал себе лапу и заставил меня лечить ее.
   Мэнни снова прошел в кухню, и оттуда послышался шум льющейся из крана воды.
   — Откуда такое пренебрежение к больницам? — спросила Стефи.
   Ногар взглянул на страшную рану и быстро отвел глаза:
   — Не доверяю я им…
   Мэнни вернулся, натягивая резиновые перчатки.
   — Да, он больше доверяет полу моей гостинной. Более стерильных условий нельзя и представить.
   Мангуст обернулся к Эйнджел.
   — Позвольте мне?
   Крольчиха кивнула.
   — Возьмите шприц.
   Эйнджел подняла шприц с простыни.
   — Стефани, а вас я попрошу надеть мне маску.
   Стефи надела на морду мангуста коническую марлевую маску и завязала тесемки на затылке Мэнни.
   — Эйнджел, вы умеете обращаться с этой штуковиной?
   Эйнджел снова кивнула, и Мэнни приглушенно пробормотал сквозь маску нечто вроде «Не удивительно».
   — В руку, — сказал он погромче.
   Эйнджел закатала правый рукав Ногаровой рубашки, ловко вонзила иглу чуть пониже локтя и ввела препарат. Перед глазами Ногара все поплыло, и он снова погрузился в небытие.

ГЛАВА 14

   Медленно приходя в себя после наркоза и еще не вспомнив, где он находится, Ногар первым делом воззвал к пинковскому богу — в которого не верил, — чтобы тот избавил его от пробуждения в госпитале.
   Господь внял молитве безбожника — принюхиваясь, Ногар не учуял вони дезинфектантов. Он унюхал другие запахи — сильный запах алкоголя, слабый медно-ржавый привкус собственной крови и сухой пыльный запах старой одежды и бумаги.
   И где-то совсем рядом комбинированный аромат роз и дымящегося костра. Ногар открыл глаза. Он лежал на чердаке, в своей старой комнате, в которой должно было быть жарче, чем в аду. Однако громкое жужжание и легкий бриз, шевеливший его усы, подсказали тигру, что древний вентилятор все еще находится в рабочем состоянии и оказывает достойное сопротивление душной атмосфере тесного помещения.
   Ногар скосил глаза влево. Стефи Вейр сладко спала на изодранном чьими-то когтями кресле-кровати, почти рядом с его диваном. Он окинул комнату взглядом и мысленно поблагодарил Мэнни за отсутствие излишней сентиментальности. Стул и диван, на котором возлежал Ногар, были, похоже, единственными предметами, оставшимися от прежней меблировки. Мэнни превратил чердак в последнюю гавань для пустых картонных коробок, старых чемоданов и еще более старой одежды.
   Взгляд Ногара остановился на маленьком журнальном столике. Ага, вот еще одно напоминание о прошлом. Несмотря на то, что прошло уже более десятка лет с тех пор, как он был здесь в последний раз, Раджастану казалось, что он может вспомнить каждую царапину на столе, к которому была прикреплена все та же настольная лампа с проводом, обмотанным в трех или четырех местах изолентой.
   Небольшой фотографический портрет Орай в дешевой покрашенной золотистой краской рамке стоял тут же, у лампы. «Позолота» шелушилась, обнажая ржавые пятна, усеивающие серый металл под краской. Стекло, покрывающее фотографию, помутнело от пыли, и в полумраке Ногар едва различал черты лица на портрете.
   Раджастан сел на край дивана, осторожно свесив ноги на пол, — правое бедро запротестовало, но не очень сильно — и включил лампу, которая, к его удивлению, зажглась. Теперь он смог получше разглядеть портрет. Тигрица была в боевом облачении, но без оружия. В руке она держала край полотнища флага США. Другой край держал ее друг, однополчанин. На заднем плане виднелись Статуя Свободы и очертания небоскребов Манхэттена на фоне голубого неба. Орай и ее друг, тоже тигр, широко улыбались. Слегка выцветшая подпись под портретом гласила: «Орай Раджастан. Март 2023 года, Нью-Йорк». Ногар вздохнул.
   Затем услышал, что Стефи проснулась, и обернулся. Девушка вытянула шею, видимо, пытаясь взглянуть на фотографию. Раджастан испытал смешанное чувство. С одной стороны, фотография эта была частью его прошлого, о котором он не любил вспоминать, а с другой — ему хотелось выговориться, поделиться самым сокровенным с девушкой-пинком, которая — Раджастан давно уже понял это — нравилась ему. Он передал ей икону своей юности.
   — Она — слева.
   Стефи взяла фотографию.
   — Кто она?
   — Моя мать. Она уже была беременна, когда началось восстание. Ее звали Орай.
   Стефи подняла глаза от портрета.
   — Вы употребили прошедшее время, значит…
   Ногар хотел было уклониться от ответа на этот вопрос, а потом подумал, а почему, собственно, нужно это скрывать? Он прочистил горло.
   — Она умерла, когда мне было пять лет — достаточно много, чтобы помнить. Ее оплодотворили, и она собиралась подарить мне братика или сестренку. К тому времени родители уже перебрались в Штаты. Все шло нормально. А потом, три месяца спустя, она легла в больницу на предродовое обследование… — Ногар перевел дыхание. — Эти проклятые идиоты в клинике… вы знаете, что пакистанские генетики сделали с кошачьей лейкемией?
   Стефи покачала головой. Лицо ее побледнело.
   — Вот и эти болваны-врачи тоже не знали, — продолжал Ногар. — Они поставили предварительный диагноз какому-то ягуару и положили его в одну палату с другими кошкообразными, включая Орай.
   Голос Ногара сорвался, но тигр усилием воли взял себя в руки.
   — Они должны были изолировать ягуара и ввести в больнице карантин. Но моро, видите ли, не положены отдельные палаты. Кошкообразные начали умирать один за другим. Тогда до этих ублюдков дошло. Но для Орай было уже слишком поздно. Уже почти настал срок разрешения от бремени, но она не дождалась… два выкидыша… двое детенышей, а потом… потом она умерла.
   Ногар умолк и закрыл глаза. Он попытался вспомнить, когда и кому рассказывал эту печальную историю полностью. Никто не пришел на ум, даже Мэнни. Впрочем, Мэнни и сам знал ее достаточно хорошо.
   Розово-дымный аромат вдруг стал еще ближе. И Ногар почувствовал на своей щеке крошечную прохладную ладонь, погладившую его усы. Он открыл глаза и увидел лицо Стефи. Теплое дыхание девушки щекотало кожу его носа. Глаза у Стефи были светло-зеленые, совсем не похожие на кошачьи, — с различимыми белками и крошечными круглыми зрачками.
   Губы ее приоткрылись, и она прошептала:
   — Боже, как вы, должно быть, ненавидите людей.
   Ногар покачал головой.
   — Нет, это не ненависть. Я не знаю…
   Стефи убрала руку и поставила фотографию на стол. Потом села на диван рядом с ним. Ногар почувствовал, что она снова нервничает, как и тогда, в кафе «Арабика». Девушка мотнула головой, посмотрела в лицо Ногара и вдруг спросила:
   — Ногар, скажите откровенно, кто такая Эйнджел?
   — Я же вам говорил, она — косвенный свидетель. Она видела снайпера…
   Стефи снова помотала головой.
   — Я не о том. Я хочу знать, кто она для вас.
   — Что? — Ногар не сразу понял, что Стефи имеет в виду, а когда понял, то засмеялся.
   — Мы только вчера с ней познакомились. Мы определенно не любовники… если вы это имеете в виду.
   Стефи зарделась, как маков цвет, и сжала кулачок так, что суставы пальцев побелели.
   — Извините, я не хотела вас обидеть… я не должна…
   Ногар понял, что девушка вот-вот расплачется. Он положил руки ей на плечи, пытаясь успокоить ее.
   — Я не обиделся. Но сама мысль о том, что я и эта приблатненная крольчиха… ну, это просто смешно.
   Стефи улыбнулась сквозь слезы; лицо ее по-прежнему пылало.
   — Почему вы спросили?
   Ногар почувствовал, как мышцы ее слегка напряглись под его ладонями.
   — Пока вы были без сознания, Эйнджел болтала без умолку, она хвасталась, что… Я просто удивилась, ведь вы принадлежите к таким различным… Ага, вот оно что.
   — Различным биологическим видам? Знаете ли, если я и она… ну, если мы… короче говоря, связь между нами была бы несколько необычной, но не такой уж и неслыханной.
   — Но ведь это же… это же скотство. Разве такое возможно?
   — Некоторые людские табу, вроде наготы, не имеют значения для моро. Так что нередки случаи, когда…
   Проклятье. Ногар вдруг и сам почувствовал смущение. Если бы не его шерсть, он, наверно, покраснел бы, как и Стефи. Становлюсь слишком чувствительным, подумал Раджастан.
   Стефи пытливо глядела на него; краска начала понемногу сходить с ее лица.
   — У вас есть кто-нибудь, Ногар?
   Раджастан сразу вспомнил Марию.
   — Нет, никого. Теперь никого.
   — Значит, вы одиноки, не так ли?
   Раджастан хотел было возразить, но он почему-то не мог заставить себя солгать этой девушке. Он кивнул.
   — Да. А вы?
   Несколько секунд они молча смотрели друг другу в лицо. Ногар снова ощутил на носу ее дыхание. Теперь уже не теплое, а горячее. На лбу у нее выступила испарина, голос понизился до шепота.
   — Я тоже.
   — Почему вы так обеспокоились, когда я спросил, не лесбиянка ли вы?
   — Вы попали почти в точку.
   Ногар почти физически ощутил удары ее сердца; оно билось быстро-быстро, как у испуганного котенка или маленькой птички. Его «мотор» тоже гулко застучал, безуспешно пытаясь угнаться за бешеным ритмом ее сердечка. От ее пота в воздухе появился какой-то резкий привкус, незнакомый Ногару, но показавшийся ему очень приятным. Нет, приятный не то слово — возбуждающий, что ли. Раджастан начинал постепенно осознавать, что же, собственно, происходит, и внутренний голос уже начал вопрошать: «Что же он такое делает?»
   Ее чуждые — человеческие — глаза смотрели, казалось, в глубины его существа.
   — Вы спасли мне жизнь. Я перед вами в долгу.
   — Не говорите ерунды. Я сам втянул вас в это дело и теперь несу за вас ответственность.
   Она судорожно вздохнула, и губы ее коснулись его губ. Ногар знал по видеофильмам, как целуются люди, и сам попытался проделать это… но структура кошачьего черепа и расположение мышц на лице не позволяли тиграм совершать подобные действия. Стефи помогла ему. Ее маленькие губы разомкнули тигриные, и Ногар ощутил, как в рот ему метнулся крохотный, на удивление гладкий, язычок, коснулся его собственного языка, погладил один из клыков и, отдернувшись назад, на мгновение прикоснулся к носу тигра.
   — Ногар, что ты делаешь?
   Раджастан проигнорировал возмущенный внутренний голос. Он понял, что она нужна ему, и наплевать, человек она или нет. Он взял голову Стефи обеими руками, понюхал ее, удовлетворенно отметив, что от девушки пахнет сильными духами, и начал лизать ее волосы, как кошки облизывают котят, когда «умывают» их. По вкусу и строению человеческие волосы значительно отличались от меха Марии. Ритуал этот, наверно, казался Стефи столь же странным, как Ногару поцелуи.
   Облизав волосы Стефи, Ногар проделал то же самое с ее ушками и шеей. Он ожидал, что прикосновения к голой коже вызовут в нем отвращение, но ощущение, напротив, оказалось очень даже приятным. Сладковато-кислый вкус ее пота и кожа цвета орехового дерева начали возбуждать тигра. Внутренний голос наконец-то заткнулся.