Страница:
сохранить Псков, и империалистические агрессоры в этом году атаковали город
совсем не так активно, как в прошлом. Может быть, когда снег придет на смену
дождю и грязи, армия людей в Пскове (включая фашистских зверей) покажет
инопланетным завоевателям, что такое настоящие солдаты.
В прошлом году весь мир узнал, что ящеры не любят зиму. Людмила
надеялась, что в этом будет то же самое. Она уже доказала, что "кукурузник"
может пролететь практически всюду. Его мотор охлаждался при помощи воздуха,
и ей не приходилось беспокоиться о том, что охладитель замерзнет и
превратится в лед, как случалось у больших самолетов. Если у нее будет
топливо и масло, она сможет летать.
Имея в качестве механика Георга Шульца, она всерьез задумывалась о том,
что могла бы летать и без масла с горючим. Чем больше он колдовал над ее
маленьким У-2, тем больше Людмила удивлялась тому, что до его появления ее
самолеты не разваливались на части.
Она посмотрела на свои руки -- под ногтями, на ладонях и костяшках
чернели полоски жирной грязи. Людмила решила, что даже парная баня не
поможет от этого избавиться. Она много занималась своим самолетом и знала,
что стала гораздо более опытным механиком, чем те, кто работает в наземных
командах. Но Шульц творил чудеса с гаечным ключом и плоскогубцами в руках,
не говоря уже о потрясающем чутье, которое помогало ему находить неполадки в
машине. Иногда Людмила думала, что одним из его родителей был самый
настоящий биплан.
Она шагала в сторону аэродрома. Домов становилось все меньше, поскольку
он располагался между городом и лесом, где прятались партизаны, пока русские
и немцы не объединились в борьбе против ящеров.
Если не знать, где находится аэродром, можно легко пройти мимо --
русские сумели идеально спрятать посадочное поле и прилежащие к нему
постройки. Ящеры множество раз бомбили ложный аэродром, расположенный в
нескольких километрах отсюда, но настоящий так и не сумели найти.
"Кукурузники" стояли под сетками, прикрытыми настоящим дерном. Следы,
которые оставались после того, как самолет приземлялся или взлетал, тоже
маскировали дерном. Нигде не видно было охраны, зато на фальшивом аэродроме
ее расставили даже больше, чем нужно.
Людмила засунула руку в карман и вытащила компас. Она не доверяла тому,
который находился на панели управления.
Похоже, какой-то идиот из наземной команды постоял возле него с
магнитом в руках. Так или иначе, у нее имелся другой компас, по которому она
и проверила направление.
Ей пришлось некоторое время вглядываться, чтобы отыскать первый биплан,
спрятанный от посторонних глаз. Она начала считать: ее самолет был пятым в
ряду. Остановилась у нужной траншеи, наклонилась и посмотрела вниз. Да, там
кто-то есть, она слышала приглушенные голоса.
-- Боже мой, -- прошептала она едва слышно.
Чтобы не нарушить маскировку, никто, даже наземная команда, не должен
был находиться около самолетов, если они не отправлялись на выполнение
задания. Неужели ящерам удалось найти предателя, который согласился на них
работать? Людмила считала, что такое невозможно, -- впрочем, она не знала,
сколько советских граждан согласились добровольно сотрудничать с фашистами.
Как можно тише она вытащила из кобуры пистолет. Затем на цыпочках
подошла к более глубокой части траншеи, чтобы ее появление стало
неожиданностью для врага. Прежде чем приподнять край маскировочной сетки,
она снова прислушалась. Голоса звучали тише. Людмила удовлетворенно кивнула.
Она устроит мерзавцу такое представление, которое он запомнит до конца жизни
-- впрочем, жить ему осталось недолго.
Людмила проскользнула под брезент и спрыгнула на дно траншеи, которое
находилось примерно в трех метрах ниже уровня земли. Она приземлилась
неудачно, но даже не пыталась удержаться на ногах. Если по несчастной
случайности у подонка тоже есть оружие, лежа на земле, она представляет
собой не такую удобную мишень.
Под брезентом было темно, но Людмила смогла разглядеть под крылом
"кукурузника" белое тело... нет, два тела: об этом она не подумала. Оба
лежали на земле. Неужели они услышали, как она спрыгнула вниз?
-- А ну-ка, стойте! -- заорала она и направила пистолет на предателей.
Только сейчас она сообразила, что люди на земле без одежды.
-- Боже праведный! Это ты, Людмила Вадимовна? -- крикнул Георг Шульц.
-- Сначала ты меня отвергла, а теперь собираешься прикончить за то, что я
нашел себе другую? Ты спятила?
-- Боже мой! -- повторила Людмила, на сей раз значительно громче,
фыркнула, а потом расхохоталась. -- Я думала, вы саботажники и решили
сломать мой "кукурузник", а не занимаетесь... нет... -- Она так
развеселилась, что не смогла договорить.
-- Не смешно, -- проворчал Шульц.
Он поднялся на ноги и принялся быстро одеваться. Его подружка не
отставала. Глаза Людмилы приспособились к полумраку, и она узнала Татьяну
Пирогову.
-- Извините, -- едва слышно проговорила Людмила, стараясь сдержать
смех. -- Я пришла установить на самолете запасной компас и...
Она снова представила себе, чем они тут занимались, и закашлялась.
К ней подошла Татьяна Пирогова, которая оказалась на несколько
сантиметров выше Людмилы.
-- Если ты когда-нибудь _кому-нибудь_ расскажешь о том, что здесь
видела, -- сердито прошипела она, -- я тебя прикончу. Ты меня поняла?
Даже в полумраке было видно, как яростно сверкают ее голубые глаза.
-- Ты забыла застегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки, дорогуша, --
ответила Людмила. Рука Татьяны невольно метнулась к шее, а Людмила
продолжала: -- Я не люблю сплетничать, а ты совершила большую ошибку -- не
стоило мне угрожать.
Татьяна повернулась к ней спиной. Людмила посмотрела на Георга Шульца и
перешла на немецкий:
-- Постарайся убедить ее, что я просто счастлива. Наконец-то ты нашел
себе подружку и теперь, может быть, отвяжешься от меня. Ради такого везения
я буду молчать как рыба. А на ее пустые угрозы мне плевать.
-- Это не пустые угрозы, -- ответил Шульц тоже по-немецки.
Наверняка не пустые. Татьяна, которая ловко управлялась со своим
снайперским оружием, была настоящим, причем очень опасным солдатом. А еще
Людмила знала, что Шульц тоже умелый солдат, даже без своего танка.
Наверное, именно любовь к войне и привлекла их друг к другу. Но Людмила и
сама не была новичком и не боялась их.
Шульц попытался что-то сказать Татьяне на смеси немецкого и русского,
на которой разговаривал с Людмилой. Татьяна сердито от него отмахнулась.
-- Отвали! -- рявкнула она, быстро развернулась и легко выбралась
из-под сетки наружу.
Несмотря на ярость, она не забыла поправить сетку, чтобы не нарушить
маскировку.
-- Могла бы подождать пару минуточек, прежде чем на нас набрасываться,
-- сердито проворчал Шульц.
Значит, ничего у него не вышло. Людмила снова расхохоталась.
-- Не смешно, -- прорычал он.
Неожиданно она сообразила, что они здесь одни и вокруг никого нет. Если
бы не пистолет, она бы испугалась, а так Людмила знала, что сумеет за себя
постоять.
-- Очень смешно, -- заявила она, чувствуя в руке приятную тяжесть
оружия. -- Слушай, в следующий раз, когда соберешься прийти сюда с
подружкой, сдвинь один из камней, придерживающих сеть. Я же не знала, что
около самолета кто-то есть, а когда услышала шум, решила, что это
саботажники, а не... любовники.
Шульц, который немного успокоился, кивнул.
-- Так я и сделаю, -- сказал он, а потом мрачно добавил: -- Если он
будет, следующий раз.
-- Наверняка будет. -- Людмилу удивил собственный цинизм. -- А почему
Татьяна так расстроилась, когда я застукала ее с тобой? -- спросила она. --
Ей плевать на то, что кто-нибудь узнает про ее шашни с англичанином...
кажется, его зовут Джоунз.
-- Да, -- ответил Шульц. -- Но он англичанин. Это нормально. Если ты не
заметила, я немец.
-- А, понятно, -- сказала Людмила.
Она действительно все поняла. Прекрасная Татьяна сейчас стреляла из
снайперской винтовки по ящерам, но оттачивала она свое мастерство на немцах.
Татьяна ни от кого не скрывала, что продолжает ненавидеть немцев -- всех
подряд, -- кроме, как выяснилось, одного определенного индивидуума. Если про
это станет известно, она будет скомпрометирована во многих отношениях.
-- Если она так сильно ненавидит немцев, что она нашла в тебе?
-- Она говорит, что мы оба убийцы. -- Георг Шульц смущенно переступал с
ноги на ногу, словно не мог решить, нравится ли ему такое заявление.
Людмила считала, что оно не только верно, но и подтверждает ее догадку.
Как же приятно чувствовать себя умной!
-- Ну, господин убийца... -- сказала она. -- Ты, наверное, обидишься,
если я стану называть тебя "товарищ"? Пожалуй, нам пора.
Она немного нервничала, выбираясь из-под сети. Если Шульц решит
сотворить какую-нибудь мерзость, сейчас -- самый подходящий момент. Но он
спокойно вылез вслед за ней, а потом оглянулся на У-2.
-- Проклятье, -- сказал он. -- Я был уверен, что нам никто не помешает.
-- Никогда не знаешь, какие ловушки тебе приготовила судьба, --
ответила Людмила, имея в виду жизнь в целом, а не только попытки переспать с
хорошенькой женщиной.
-- Да уж! -- Георг Шульц расхохотался.
Теперь, после всего, он тоже посчитал случившееся забавным. Впрочем,
несколько минут назад они с Татьяной придерживались совсем другого мнения.
Людмила для себя решила, что подобный эпизод _ей_ лично никогда не показался
бы смешным, никогда!
Она искоса посмотрела на Шульца. И едва заметно улыбнулась. И, хотя она
никогда не скажет этого вслух, она считала, что Шульц и Татьяна отлично
подходят друг другу.
* * *
Дэвид Гольдфарб сидел в телеге с соломой, которая везла его на север, в
сторону Ноттингема. Рядом с ним устроились парни в потрепанной грязной форме
военно-воздушных сил. Все они крепко спали, кое-кто храпел, да так громко,
словно работал мотор истребителя.
Гольдфарб жалел, что не может лечь рядом и провалиться и приятный сон.
Он оглядывался по сторонам, наслаждаясь пейзажем, которого не слишком
коснулась война. В последнее время подобные картины встречались нечасто.
С попутчиками его объединяла лишь видавшая виды форма. Когда ящеры
вошли в Англию, все думали только об одном -- нужно победить их всеми
доступными способами. После того как неприятель разбомбил Брантингторп,
Гольдфарб превратился в пехотинца и сражался с врагом, не жалуясь на судьбу.
Теперь же, когда ящеров изгнали из северной части Британии, а на юге
инопланетяне терпели поражение за поражением, начальство снова задумалось о
будущем. Как только кому-нибудь из офицеров удавалось найти представителя
военно-воздушных сил, призванного в наземную армию, его тут же отправляли на
новое место службы. Вот почему Гольдфарб оказался здесь.
Приближалась ночь. Лето постепенно уходило, уступая место осени, и дни
становились короче. Даже тот факт, что время перевели на два часа, ничего не
изменил. На полях женщины и старики собирали урожай. Вместо техники они
использовали лошадей, быков и ослов, совсем как во времена Наполеона,
Вильгельма Завоевателя или императора Клавдия. Люди снова, как и тогда,
будут голодать.
Телега миновала сожженную ферму, земля вокруг была покрыта воронками от
бомб. Война не обошла стороной северные земли Лестера, просто вела себя
здесь не так жестоко. На мгновение пейзаж показался ему до боли знакомым и
родным. Гольдфарб сердито покачал головой.
-- Когда мы доберемся до Уотнолла? -- тихо, чтобы не разбудить своих
спутников, спросил он возницу.
-- Думаю, к ночи, -- ответил маленький сморщенный старикан, который
шевелил челюстью, даже когда молчал.
Гольдфарб уже видел такое раньше и знал, что, скорее всего, старик
привык жевать табак и не мог отказаться от привычки, несмотря на то что
табак давно исчез.
-- А мы будем останавливаться еще раз, чтобы перекусить? -- спросил он.
-- Не, не будем, -- ответил возница, и Гольдфарб не нашелся, что
сказать.
Пошарив в карманах, он обнаружил половинку ячменной лепешки, про
которую забыл. Она так засохла, что он боялся сломать об нее зубы, но все
равно принялся терпеливо грызть. Получалось не слишком хорошо. В животе у
него заурчало, желудок явно остался недоволен угощением, даже после того,
как Гольдфарб слизнул крошки с пальцев.
Он показал на корову, которая паслась на поле.
-- Давайте остановимся, пристрелим ее и сделаем себе отличные
бифштексы.
-- Думаешь, смешно, да? -- спросил возница. -- Если ты хотя бы рискнешь
слишком долго разглядывать эту корову, из кустов тут же появится
какой-нибудь старик вроде меня и снесет тебе башку, уж можешь мне поверить.
Знаешь, приятель, почему ему удалось сберечь свою корову? Совсем не потому,
что он со всеми такой ласковый и нежный.
Поскольку возница, скорее всего, был прав, Гольдфарб замолчал.
Ночь опустилась как-то сразу, словно землю вдруг окутал черный занавес.
Гольдфарб собрался устроиться в соломе рядом со своими спутниками, но тут
ему в голову пришла новая мысль:
-- А кроме штаба вооруженных сил, чего еще найдется в Уотнолле? --
спросил он, пытаясь подделаться под простую речь возницы.
-- Ничего, -- ответил тот. -- Там до войны даже деревни не было.
-- Какое печальное известие, -- пробормотал Гольдфарб, внезапно
переходя на грамотный язык выпускника Кембриджа.
"Интересно, как дела у Джерома Джоунза? -- подумал он. -- И вообще, жив
ли он?"
-- Уотнолл рядышком с Ноттингемом, -- сказал возница, который впервые
добровольно открыл рот с тех пор, как они пустились в путь. -- Пара миль
всего.
Радость, которая охватила Гольдфарба, когда он услышал первую фразу
возницы -- Ноттингем большой город, а значит, там наверняка работают пивные
и кинотеатры, когда есть электричество, а также, естественно, живут женщины,
-- улетучилась через несколько секунд. Если не удастся раздобыть велосипед,
несколько миль в военное время, да еще в конце осени, -- это слишком много.
С таким же успехом Ноттингем мог находиться и на Луне.
Он зарылся в солому, словно мышь-соня, устроившаяся в своем гнезде на
зимнюю спячку. Один из парней, не просыпаясь, ударил его локтем в бок.
Гольдфарб не обратил на это никакого внимания и лег поближе к нему, стараясь
согреться. Он заснул через несколько минут, хотя и сомневался, что это
возможно.
Гольдфарб проснулся и понял: что-то изменилось.
-- Что происходит? -- спросил он, садясь и вытряхивая из волос солому.
Один из парней, ливерпулец, который сказал, что его зовут Генри,
ответил, прежде чем возница успел открыть рот.
-- В Ноттингем приехали, приятель, вот что. Пожрать дадут.
Судя по акценту, до войны он работал на заводе -- как его отец, а до
него дед.
-- Классно!
Гольдфарб принялся отряхивать солому с одежды, стараясь приобрести
презентабельный вид -- насколько возможно. Впрочем, он зря старался. Стояла
ночь, да и форма у него была в жутком состоянии. С черного неба на землю
смотрели звезды, но разогнать мрак им не удалось, а луна еще не вышла.
-- У нас есть для вас супчик, ребята, -- послышался из темноты женский
голос; Гольдфарб смог разглядеть только силуэт, и все. -- Вот, держите
миски. Осторожно, горячие.
Суп с капустой, картошкой и морковкой действительно оказался очень
горячим. В своей миске Гольдфарб не обнаружил ни кусочка мяса, но, судя по
вкусу, цыпленок там пробегал.
-- Отличная вещь, прямо праздник живота, -- радостно воскликнул Генри,
а его спутники на разные голоса -- но не слишком внятно -- его поддержали.
Возница тоже.
-- Парни, когда доедите, отдайте мне миски, мы накормим других голодных
ребят, которые к нам приедут, а может, и своих тоже, -- сказала женщина.
Гольдфарб не видел ее, не знал, молодая она или старая, красивая или
уродливая. Еда, а главное, ее доброта заставили его почувствовать к ней
почти любовь.
Когда все миски и ложки вернулись к женщине, возница сказал:
-- Забирайтесь назад.
Лошади сдвинулись с места и зашагали дальше. Гольдфарб успел только
громко поблагодарить женщину, которая их накормила.
Возница оказался прав -- они добрались до Уотнолла к середине ночи.
Переход оказался неожиданным: они ехали по открытой местности -- и вдруг
оказались среди хижин и зданий, которые, казалось, возникли из пустоты.
Собственно, Уотнолл и был _пустотой_. Они проехали мимо пулеметов, около
которых стояли солдаты, встретившие их радостными криками:
-- Ну что, ребятишки, пришла пора немного поработать? Хорошо отдохнули?
-- Отвяжитесь, -- прорычал Гольдфарб под возмущенные вопли своих
спутников; солдаты приветствовали их веселым смехом.
-- Они палили по врагу, который летал у них над головами, -- возмутился
Генри. -- Им не нужно было помнить, что их в любой момент может подстрелить
какой-нибудь вонючий ящер. Лично я считаю, что тут просто курорт.
-- Аминь, -- сказал Гольдфарб, и его спутники согласно закивали,
приправив согласие солеными ругательствами.
Если ты не пилот, служить в военно-воздушных силах не так опасно, как в
пехоте. Но понять это можно, только когда приходится прижиматься брюхом к
земле и молить всех святых, чтобы на сей раз пронесло.
Возница натянул вожжи, и лошади остановились. Одна тут же опустила
голову и принялась щипать траву.
-- Такси доставило вас на место, ребята, -- сказал старик. -- Идите
туда.
"Туда" оказалось бараком типа "Ниссен", его очертания выделялись на
фоне темного неба. Гольдфарб спрыгнул на землю и зашагал к бараку. Некоторые
его спутники задержались, недовольно ворча, но Гольдфарб радовался, что
может снова вернуться к работе, которую умел делать лучше всего.
Он открыл дверь и прошел через две занавески, закрывавшие вход. Внутри
горели свечи и фонари, электричества не было, но все равно после улицы свет
показался ему ярким. Усталый сержант знаком показал ему на стол, заваленный
бумагами.
-- Итак, посмотрим, куда мы сможем вас направить, -- сказал он и
пригляделся к потрепанной форме Гольдфар-ба. -- Похоже, вам крепко
досталось.
-- Человек делает то, что должен, -- пожав плечами, ответил Гольдфарб.
-- Да уж, -- кивнув, согласился сержант и вытащил анкету и огрызок
карандаша. -- Очень хорошо... докладывайте.
Гольдфарб назвал свое имя и фамилию, чин и личный номер. Сержант все
старательно записал.
-- Какая у вас специальность, э-э-э... Гольдфарб?
-- Я специалист по радарным установкам, сэр.
Сержант собрался записать ответ, но тут же поднял голову и удивленно
уставился на Гольдфарба.
-- Специалист по радарным установкам? Кто-то, наверное, окончательно
спятил, отправив вас в пехоту! Как такое могло произойти, черт подери?
-- Я служил к югу от Лестера, сэр, когда ящеры разбомбили нас. Мы
отбили их нападение, но они разрушили все, что можно было разрушить, и наше
подразделение просто перестало существовать. Я прибился к каким-то солдатам
и... -- Он развел руками. -- Вы же знаете, как это бывает, сэр. Я хотел
сражаться и пошел в пехоту, у меня не было выбора -- найти своих я не мог.
-- Если бы за последние две недели мне платили по фартингу за такие
истории, я стал бы самым богатым человеком в Англии. Но специалист по
радарным установкам... -- Он ухмыльнулся, и Гольдфарб понял, что он
значительно моложе, чем кажется на первый взгляд. -- Я получу благодарность
за то, что нашел вас, уж можете не сомневаться. Где находилось ваше
подразделение и чем вы занимались?
-- Я не могу ответить на ваш вопрос, -- сказал Гольдфарб.
В самом начале войны с Германией работа над радарными установками
считалась сверхсекретной. Ящеры знали о радарах больше, чем англичане могли
рассчитывать узнать за целое поколение, но от старых привычек трудно
отказаться.
-- Где находилось ваше подразделение и чем вы занимались? -- повторил
свой вопрос сержант с видом человека, умеющего справляться с самыми сложными
ситуациями. -- Нечего отнимать у меня время.
Спутники Гольдфарба стояли у разных столов и сообщали сведения о себе.
-- Я служил в Брантингторпе, сэр, под началом полковника авиации
Хиппла. Мы занимались тем, что искали способ установить радар на истребители
типа "метеор" и изучали захваченные у ящеров радарные установки.
-- В таком случае вас следует отдать под трибунал за то, что вы
позволили кому-то -- будь он хоть сам фельдмаршал -- помешать вам продолжать
вашу работу, -- заявил сержант. Увидев тревогу, отразившуюся на лице
Гольдфарба, он быстро добавил: -- Не волнуйтесь. Вам ничего не грозит. Но
если бы вас пристрелили, мы лишились бы ценного специалиста.
-- Ящеры разбомбили Брантингторп, сэр, -- сказал Гольдфарб. -- Я даже
не знаю, жив ли полковник Хиппл.
-- Если он убит, его заменил кто-то другой, -- уверенно проговорил
сержант. -- А если все погибли, значит, работами будете руководить вы.
-- Я? -- Гольдфарб пришел в такой ужас, что у него сорвался голос. --
Я... не слишком... я мало знаю. Понимаете...
-- Если вы знаете больше тех, кто мог бы этим заняться, возглавите
лабораторию, -- настаивал на своем сержант. Повернувшись к офицеру,
сидевшему за соседним столом, он сказал: -- Прошу меня простить, сэр, у меня
тут парень, который не только является специалистом по радарным установкам,
но он еще и работал в группе, которая занималась сверхсекретными проектами.
-- Подождите минутку, -- сказал офицер военному, стоявшему у его стола.
Он долго рассматривал Гольдфарба, а потом с деланным отчаянием воздел
глаза к небесам:
-- Вы говорите, что служили в Брантингторпе, а вас отправили в пехоту?
Боже всемогущий, иногда я думаю, что мы заслуживаем поражения в этой войне
-- исключительно з собственную глупость.
-- Сэр, ящеры разбомбили базу. Я хотел отомстить им любым доступным мне
способом, -- проговорил Гольдфарб. -- Никто не призывал меня в пехоту -- я
хотел сражаться.
-- Молодой человек, это говорит о вашей личной глупости. -- Офицер,
скорее всего, был на пару лет старше самого Гольдфарба. -- Вы причините им
гораздо более значительный урон, сражаясь при помощи головы, а не с
винтовкой в руках. Сержант, соединитесь с Лондоном. Спросите у них, куда
следует определить вашего специалиста по радарным установкам, и проследите,
чтобы он туда попал. -- Он повернулся к терпеливо ждущему своей очереди
парню. -- Продолжайте. Вы сказали, что специализировались на обслуживании
самолетов?
-- Идите за мной, -- поднимаясь из-за стола, приказал сержант
Гольдфарбу.
-- Вы можете позвонить в Лондон? -- удивленно спросил Гольдфарб,
который следовал за ним. -- Я думал, телефонная связь давно нарушена.
-- Гражданские линии -- да, и, пожалуй, их не скоро починят, -- ответил
сержант. -- Здесь осторожнее, стоит сойти с тропинки -- и увязнешь по колено
в грязи. А насчет телефона -- разве можно воевать, не имея связи с другими
районами?
-- Думаю, нельзя. -- Гольдфарб не видел тропинки, и потому каждый шаг
превращался в волнующее приключение. -- Трудно, наверное, было сохранить
телефонную связь, когда ящеры стояли поблизости от Лондона?
-- Трудно, -- весело согласился с ним сержант. -- По правде говоря,
пару раз нас отрезали. Но если закопать кабель в землю, увидеть его
непросто, а наши техники продемонстрировали чудеса героизма и ловкости,
сумев пробраться на занятую врагом территорию и все починить. Ну, вот мы и
пришли.
Он открыл дверь землянки, стены которой уже начали разрушаться, хотя
она простояла всего пару лет. Миновав маскировочные занавески, они оказались
в душной комнате, где возле диковинного полевого телефона скучал капрал.
Он кивнул сержанту и сказал с акцентом жителя бедных кварталов Лондона:
-- Привет, Фред. Это кого же ты с собой притащил?
-- Офицер приказал мне позвонить в Лондон, чтобы решить, что с ним
делать, -- ответил сержант по имени Фред. -- Соедини меня с ними, будь
другом.
-- Соединю, мне не жалко.
Капрал принялся крутить ручку на боку аппарата, затем взял наушники.
Гольдфарб с интересом наблюдал за происходящим. Его завораживали все
незнакомые устройства, а такой модели телефона он еще не видел. У него
накопилась куча вопросов, но капрал был занят. Неожиданно он ухмыльнулся и
заговорил:
-- Привет, подружка. Здорово, что ты сегодня дежуришь. Как делишки?
-- Потом поболтаешь, Найджел, -- сердито оборвал его Фред. -- У нас
важное дело.
Капрал кивнул.
-- Слушай, дорогуша, соедини меня, пожалуйста, с придурками из отдела
кадров. Вот умница... у нас тут гвоздик, который ищет подходящую дырочку в
стене.
Он послушал немного, а затем передал наушники Фреду.
Фред пересказал историю Гольдфарба тому, кто взял трубку в Лондоне. Чем
дольше он говорил, тем взволнованнее звучал его голос, время от времени он
задавал Гольдфарбу уточняющие вопросы.
-- Очень хорошо, сэр. Спасибо, сэр, -- сказал он наконец. -- Я
прослежу, чтобы его отправили немедленно. -- Он положил наушники.
-- Куда? -- спросил Гольдфарб.
-- В Дувр, -- ответил сержант. -- Ящеры туда не добрались. Насколько я
понимаю, там вам будет интересно, хотя мне ничего _такого_ не сказали...
Чего это вы развеселились?
-- Нет, ничего, сэр, -- проговорил Гольдфарб.
Он вспомнил песню из американского фильма, который видел перед самой
войной. Там был такой припев: "Калифорния, я возвращаюсь к тебе". Он снова
возвращается туда, откуда стартовал, -- словно и не прошло с тех пор
бесконечно много времени.
* * *
Барбара Игер сложила руки на животе. Ее жест без слов напомнил Сэму,
что она ждет ребенка. Барбара довольно долго оставалась стройной, но за
последние месяцы ее так разнесло, что она стала похожа на воздушный шар.
Очень скоро он будет отцом -- ждать уже недолго.
совсем не так активно, как в прошлом. Может быть, когда снег придет на смену
дождю и грязи, армия людей в Пскове (включая фашистских зверей) покажет
инопланетным завоевателям, что такое настоящие солдаты.
В прошлом году весь мир узнал, что ящеры не любят зиму. Людмила
надеялась, что в этом будет то же самое. Она уже доказала, что "кукурузник"
может пролететь практически всюду. Его мотор охлаждался при помощи воздуха,
и ей не приходилось беспокоиться о том, что охладитель замерзнет и
превратится в лед, как случалось у больших самолетов. Если у нее будет
топливо и масло, она сможет летать.
Имея в качестве механика Георга Шульца, она всерьез задумывалась о том,
что могла бы летать и без масла с горючим. Чем больше он колдовал над ее
маленьким У-2, тем больше Людмила удивлялась тому, что до его появления ее
самолеты не разваливались на части.
Она посмотрела на свои руки -- под ногтями, на ладонях и костяшках
чернели полоски жирной грязи. Людмила решила, что даже парная баня не
поможет от этого избавиться. Она много занималась своим самолетом и знала,
что стала гораздо более опытным механиком, чем те, кто работает в наземных
командах. Но Шульц творил чудеса с гаечным ключом и плоскогубцами в руках,
не говоря уже о потрясающем чутье, которое помогало ему находить неполадки в
машине. Иногда Людмила думала, что одним из его родителей был самый
настоящий биплан.
Она шагала в сторону аэродрома. Домов становилось все меньше, поскольку
он располагался между городом и лесом, где прятались партизаны, пока русские
и немцы не объединились в борьбе против ящеров.
Если не знать, где находится аэродром, можно легко пройти мимо --
русские сумели идеально спрятать посадочное поле и прилежащие к нему
постройки. Ящеры множество раз бомбили ложный аэродром, расположенный в
нескольких километрах отсюда, но настоящий так и не сумели найти.
"Кукурузники" стояли под сетками, прикрытыми настоящим дерном. Следы,
которые оставались после того, как самолет приземлялся или взлетал, тоже
маскировали дерном. Нигде не видно было охраны, зато на фальшивом аэродроме
ее расставили даже больше, чем нужно.
Людмила засунула руку в карман и вытащила компас. Она не доверяла тому,
который находился на панели управления.
Похоже, какой-то идиот из наземной команды постоял возле него с
магнитом в руках. Так или иначе, у нее имелся другой компас, по которому она
и проверила направление.
Ей пришлось некоторое время вглядываться, чтобы отыскать первый биплан,
спрятанный от посторонних глаз. Она начала считать: ее самолет был пятым в
ряду. Остановилась у нужной траншеи, наклонилась и посмотрела вниз. Да, там
кто-то есть, она слышала приглушенные голоса.
-- Боже мой, -- прошептала она едва слышно.
Чтобы не нарушить маскировку, никто, даже наземная команда, не должен
был находиться около самолетов, если они не отправлялись на выполнение
задания. Неужели ящерам удалось найти предателя, который согласился на них
работать? Людмила считала, что такое невозможно, -- впрочем, она не знала,
сколько советских граждан согласились добровольно сотрудничать с фашистами.
Как можно тише она вытащила из кобуры пистолет. Затем на цыпочках
подошла к более глубокой части траншеи, чтобы ее появление стало
неожиданностью для врага. Прежде чем приподнять край маскировочной сетки,
она снова прислушалась. Голоса звучали тише. Людмила удовлетворенно кивнула.
Она устроит мерзавцу такое представление, которое он запомнит до конца жизни
-- впрочем, жить ему осталось недолго.
Людмила проскользнула под брезент и спрыгнула на дно траншеи, которое
находилось примерно в трех метрах ниже уровня земли. Она приземлилась
неудачно, но даже не пыталась удержаться на ногах. Если по несчастной
случайности у подонка тоже есть оружие, лежа на земле, она представляет
собой не такую удобную мишень.
Под брезентом было темно, но Людмила смогла разглядеть под крылом
"кукурузника" белое тело... нет, два тела: об этом она не подумала. Оба
лежали на земле. Неужели они услышали, как она спрыгнула вниз?
-- А ну-ка, стойте! -- заорала она и направила пистолет на предателей.
Только сейчас она сообразила, что люди на земле без одежды.
-- Боже праведный! Это ты, Людмила Вадимовна? -- крикнул Георг Шульц.
-- Сначала ты меня отвергла, а теперь собираешься прикончить за то, что я
нашел себе другую? Ты спятила?
-- Боже мой! -- повторила Людмила, на сей раз значительно громче,
фыркнула, а потом расхохоталась. -- Я думала, вы саботажники и решили
сломать мой "кукурузник", а не занимаетесь... нет... -- Она так
развеселилась, что не смогла договорить.
-- Не смешно, -- проворчал Шульц.
Он поднялся на ноги и принялся быстро одеваться. Его подружка не
отставала. Глаза Людмилы приспособились к полумраку, и она узнала Татьяну
Пирогову.
-- Извините, -- едва слышно проговорила Людмила, стараясь сдержать
смех. -- Я пришла установить на самолете запасной компас и...
Она снова представила себе, чем они тут занимались, и закашлялась.
К ней подошла Татьяна Пирогова, которая оказалась на несколько
сантиметров выше Людмилы.
-- Если ты когда-нибудь _кому-нибудь_ расскажешь о том, что здесь
видела, -- сердито прошипела она, -- я тебя прикончу. Ты меня поняла?
Даже в полумраке было видно, как яростно сверкают ее голубые глаза.
-- Ты забыла застегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки, дорогуша, --
ответила Людмила. Рука Татьяны невольно метнулась к шее, а Людмила
продолжала: -- Я не люблю сплетничать, а ты совершила большую ошибку -- не
стоило мне угрожать.
Татьяна повернулась к ней спиной. Людмила посмотрела на Георга Шульца и
перешла на немецкий:
-- Постарайся убедить ее, что я просто счастлива. Наконец-то ты нашел
себе подружку и теперь, может быть, отвяжешься от меня. Ради такого везения
я буду молчать как рыба. А на ее пустые угрозы мне плевать.
-- Это не пустые угрозы, -- ответил Шульц тоже по-немецки.
Наверняка не пустые. Татьяна, которая ловко управлялась со своим
снайперским оружием, была настоящим, причем очень опасным солдатом. А еще
Людмила знала, что Шульц тоже умелый солдат, даже без своего танка.
Наверное, именно любовь к войне и привлекла их друг к другу. Но Людмила и
сама не была новичком и не боялась их.
Шульц попытался что-то сказать Татьяне на смеси немецкого и русского,
на которой разговаривал с Людмилой. Татьяна сердито от него отмахнулась.
-- Отвали! -- рявкнула она, быстро развернулась и легко выбралась
из-под сетки наружу.
Несмотря на ярость, она не забыла поправить сетку, чтобы не нарушить
маскировку.
-- Могла бы подождать пару минуточек, прежде чем на нас набрасываться,
-- сердито проворчал Шульц.
Значит, ничего у него не вышло. Людмила снова расхохоталась.
-- Не смешно, -- прорычал он.
Неожиданно она сообразила, что они здесь одни и вокруг никого нет. Если
бы не пистолет, она бы испугалась, а так Людмила знала, что сумеет за себя
постоять.
-- Очень смешно, -- заявила она, чувствуя в руке приятную тяжесть
оружия. -- Слушай, в следующий раз, когда соберешься прийти сюда с
подружкой, сдвинь один из камней, придерживающих сеть. Я же не знала, что
около самолета кто-то есть, а когда услышала шум, решила, что это
саботажники, а не... любовники.
Шульц, который немного успокоился, кивнул.
-- Так я и сделаю, -- сказал он, а потом мрачно добавил: -- Если он
будет, следующий раз.
-- Наверняка будет. -- Людмилу удивил собственный цинизм. -- А почему
Татьяна так расстроилась, когда я застукала ее с тобой? -- спросила она. --
Ей плевать на то, что кто-нибудь узнает про ее шашни с англичанином...
кажется, его зовут Джоунз.
-- Да, -- ответил Шульц. -- Но он англичанин. Это нормально. Если ты не
заметила, я немец.
-- А, понятно, -- сказала Людмила.
Она действительно все поняла. Прекрасная Татьяна сейчас стреляла из
снайперской винтовки по ящерам, но оттачивала она свое мастерство на немцах.
Татьяна ни от кого не скрывала, что продолжает ненавидеть немцев -- всех
подряд, -- кроме, как выяснилось, одного определенного индивидуума. Если про
это станет известно, она будет скомпрометирована во многих отношениях.
-- Если она так сильно ненавидит немцев, что она нашла в тебе?
-- Она говорит, что мы оба убийцы. -- Георг Шульц смущенно переступал с
ноги на ногу, словно не мог решить, нравится ли ему такое заявление.
Людмила считала, что оно не только верно, но и подтверждает ее догадку.
Как же приятно чувствовать себя умной!
-- Ну, господин убийца... -- сказала она. -- Ты, наверное, обидишься,
если я стану называть тебя "товарищ"? Пожалуй, нам пора.
Она немного нервничала, выбираясь из-под сети. Если Шульц решит
сотворить какую-нибудь мерзость, сейчас -- самый подходящий момент. Но он
спокойно вылез вслед за ней, а потом оглянулся на У-2.
-- Проклятье, -- сказал он. -- Я был уверен, что нам никто не помешает.
-- Никогда не знаешь, какие ловушки тебе приготовила судьба, --
ответила Людмила, имея в виду жизнь в целом, а не только попытки переспать с
хорошенькой женщиной.
-- Да уж! -- Георг Шульц расхохотался.
Теперь, после всего, он тоже посчитал случившееся забавным. Впрочем,
несколько минут назад они с Татьяной придерживались совсем другого мнения.
Людмила для себя решила, что подобный эпизод _ей_ лично никогда не показался
бы смешным, никогда!
Она искоса посмотрела на Шульца. И едва заметно улыбнулась. И, хотя она
никогда не скажет этого вслух, она считала, что Шульц и Татьяна отлично
подходят друг другу.
* * *
Дэвид Гольдфарб сидел в телеге с соломой, которая везла его на север, в
сторону Ноттингема. Рядом с ним устроились парни в потрепанной грязной форме
военно-воздушных сил. Все они крепко спали, кое-кто храпел, да так громко,
словно работал мотор истребителя.
Гольдфарб жалел, что не может лечь рядом и провалиться и приятный сон.
Он оглядывался по сторонам, наслаждаясь пейзажем, которого не слишком
коснулась война. В последнее время подобные картины встречались нечасто.
С попутчиками его объединяла лишь видавшая виды форма. Когда ящеры
вошли в Англию, все думали только об одном -- нужно победить их всеми
доступными способами. После того как неприятель разбомбил Брантингторп,
Гольдфарб превратился в пехотинца и сражался с врагом, не жалуясь на судьбу.
Теперь же, когда ящеров изгнали из северной части Британии, а на юге
инопланетяне терпели поражение за поражением, начальство снова задумалось о
будущем. Как только кому-нибудь из офицеров удавалось найти представителя
военно-воздушных сил, призванного в наземную армию, его тут же отправляли на
новое место службы. Вот почему Гольдфарб оказался здесь.
Приближалась ночь. Лето постепенно уходило, уступая место осени, и дни
становились короче. Даже тот факт, что время перевели на два часа, ничего не
изменил. На полях женщины и старики собирали урожай. Вместо техники они
использовали лошадей, быков и ослов, совсем как во времена Наполеона,
Вильгельма Завоевателя или императора Клавдия. Люди снова, как и тогда,
будут голодать.
Телега миновала сожженную ферму, земля вокруг была покрыта воронками от
бомб. Война не обошла стороной северные земли Лестера, просто вела себя
здесь не так жестоко. На мгновение пейзаж показался ему до боли знакомым и
родным. Гольдфарб сердито покачал головой.
-- Когда мы доберемся до Уотнолла? -- тихо, чтобы не разбудить своих
спутников, спросил он возницу.
-- Думаю, к ночи, -- ответил маленький сморщенный старикан, который
шевелил челюстью, даже когда молчал.
Гольдфарб уже видел такое раньше и знал, что, скорее всего, старик
привык жевать табак и не мог отказаться от привычки, несмотря на то что
табак давно исчез.
-- А мы будем останавливаться еще раз, чтобы перекусить? -- спросил он.
-- Не, не будем, -- ответил возница, и Гольдфарб не нашелся, что
сказать.
Пошарив в карманах, он обнаружил половинку ячменной лепешки, про
которую забыл. Она так засохла, что он боялся сломать об нее зубы, но все
равно принялся терпеливо грызть. Получалось не слишком хорошо. В животе у
него заурчало, желудок явно остался недоволен угощением, даже после того,
как Гольдфарб слизнул крошки с пальцев.
Он показал на корову, которая паслась на поле.
-- Давайте остановимся, пристрелим ее и сделаем себе отличные
бифштексы.
-- Думаешь, смешно, да? -- спросил возница. -- Если ты хотя бы рискнешь
слишком долго разглядывать эту корову, из кустов тут же появится
какой-нибудь старик вроде меня и снесет тебе башку, уж можешь мне поверить.
Знаешь, приятель, почему ему удалось сберечь свою корову? Совсем не потому,
что он со всеми такой ласковый и нежный.
Поскольку возница, скорее всего, был прав, Гольдфарб замолчал.
Ночь опустилась как-то сразу, словно землю вдруг окутал черный занавес.
Гольдфарб собрался устроиться в соломе рядом со своими спутниками, но тут
ему в голову пришла новая мысль:
-- А кроме штаба вооруженных сил, чего еще найдется в Уотнолле? --
спросил он, пытаясь подделаться под простую речь возницы.
-- Ничего, -- ответил тот. -- Там до войны даже деревни не было.
-- Какое печальное известие, -- пробормотал Гольдфарб, внезапно
переходя на грамотный язык выпускника Кембриджа.
"Интересно, как дела у Джерома Джоунза? -- подумал он. -- И вообще, жив
ли он?"
-- Уотнолл рядышком с Ноттингемом, -- сказал возница, который впервые
добровольно открыл рот с тех пор, как они пустились в путь. -- Пара миль
всего.
Радость, которая охватила Гольдфарба, когда он услышал первую фразу
возницы -- Ноттингем большой город, а значит, там наверняка работают пивные
и кинотеатры, когда есть электричество, а также, естественно, живут женщины,
-- улетучилась через несколько секунд. Если не удастся раздобыть велосипед,
несколько миль в военное время, да еще в конце осени, -- это слишком много.
С таким же успехом Ноттингем мог находиться и на Луне.
Он зарылся в солому, словно мышь-соня, устроившаяся в своем гнезде на
зимнюю спячку. Один из парней, не просыпаясь, ударил его локтем в бок.
Гольдфарб не обратил на это никакого внимания и лег поближе к нему, стараясь
согреться. Он заснул через несколько минут, хотя и сомневался, что это
возможно.
Гольдфарб проснулся и понял: что-то изменилось.
-- Что происходит? -- спросил он, садясь и вытряхивая из волос солому.
Один из парней, ливерпулец, который сказал, что его зовут Генри,
ответил, прежде чем возница успел открыть рот.
-- В Ноттингем приехали, приятель, вот что. Пожрать дадут.
Судя по акценту, до войны он работал на заводе -- как его отец, а до
него дед.
-- Классно!
Гольдфарб принялся отряхивать солому с одежды, стараясь приобрести
презентабельный вид -- насколько возможно. Впрочем, он зря старался. Стояла
ночь, да и форма у него была в жутком состоянии. С черного неба на землю
смотрели звезды, но разогнать мрак им не удалось, а луна еще не вышла.
-- У нас есть для вас супчик, ребята, -- послышался из темноты женский
голос; Гольдфарб смог разглядеть только силуэт, и все. -- Вот, держите
миски. Осторожно, горячие.
Суп с капустой, картошкой и морковкой действительно оказался очень
горячим. В своей миске Гольдфарб не обнаружил ни кусочка мяса, но, судя по
вкусу, цыпленок там пробегал.
-- Отличная вещь, прямо праздник живота, -- радостно воскликнул Генри,
а его спутники на разные голоса -- но не слишком внятно -- его поддержали.
Возница тоже.
-- Парни, когда доедите, отдайте мне миски, мы накормим других голодных
ребят, которые к нам приедут, а может, и своих тоже, -- сказала женщина.
Гольдфарб не видел ее, не знал, молодая она или старая, красивая или
уродливая. Еда, а главное, ее доброта заставили его почувствовать к ней
почти любовь.
Когда все миски и ложки вернулись к женщине, возница сказал:
-- Забирайтесь назад.
Лошади сдвинулись с места и зашагали дальше. Гольдфарб успел только
громко поблагодарить женщину, которая их накормила.
Возница оказался прав -- они добрались до Уотнолла к середине ночи.
Переход оказался неожиданным: они ехали по открытой местности -- и вдруг
оказались среди хижин и зданий, которые, казалось, возникли из пустоты.
Собственно, Уотнолл и был _пустотой_. Они проехали мимо пулеметов, около
которых стояли солдаты, встретившие их радостными криками:
-- Ну что, ребятишки, пришла пора немного поработать? Хорошо отдохнули?
-- Отвяжитесь, -- прорычал Гольдфарб под возмущенные вопли своих
спутников; солдаты приветствовали их веселым смехом.
-- Они палили по врагу, который летал у них над головами, -- возмутился
Генри. -- Им не нужно было помнить, что их в любой момент может подстрелить
какой-нибудь вонючий ящер. Лично я считаю, что тут просто курорт.
-- Аминь, -- сказал Гольдфарб, и его спутники согласно закивали,
приправив согласие солеными ругательствами.
Если ты не пилот, служить в военно-воздушных силах не так опасно, как в
пехоте. Но понять это можно, только когда приходится прижиматься брюхом к
земле и молить всех святых, чтобы на сей раз пронесло.
Возница натянул вожжи, и лошади остановились. Одна тут же опустила
голову и принялась щипать траву.
-- Такси доставило вас на место, ребята, -- сказал старик. -- Идите
туда.
"Туда" оказалось бараком типа "Ниссен", его очертания выделялись на
фоне темного неба. Гольдфарб спрыгнул на землю и зашагал к бараку. Некоторые
его спутники задержались, недовольно ворча, но Гольдфарб радовался, что
может снова вернуться к работе, которую умел делать лучше всего.
Он открыл дверь и прошел через две занавески, закрывавшие вход. Внутри
горели свечи и фонари, электричества не было, но все равно после улицы свет
показался ему ярким. Усталый сержант знаком показал ему на стол, заваленный
бумагами.
-- Итак, посмотрим, куда мы сможем вас направить, -- сказал он и
пригляделся к потрепанной форме Гольдфар-ба. -- Похоже, вам крепко
досталось.
-- Человек делает то, что должен, -- пожав плечами, ответил Гольдфарб.
-- Да уж, -- кивнув, согласился сержант и вытащил анкету и огрызок
карандаша. -- Очень хорошо... докладывайте.
Гольдфарб назвал свое имя и фамилию, чин и личный номер. Сержант все
старательно записал.
-- Какая у вас специальность, э-э-э... Гольдфарб?
-- Я специалист по радарным установкам, сэр.
Сержант собрался записать ответ, но тут же поднял голову и удивленно
уставился на Гольдфарба.
-- Специалист по радарным установкам? Кто-то, наверное, окончательно
спятил, отправив вас в пехоту! Как такое могло произойти, черт подери?
-- Я служил к югу от Лестера, сэр, когда ящеры разбомбили нас. Мы
отбили их нападение, но они разрушили все, что можно было разрушить, и наше
подразделение просто перестало существовать. Я прибился к каким-то солдатам
и... -- Он развел руками. -- Вы же знаете, как это бывает, сэр. Я хотел
сражаться и пошел в пехоту, у меня не было выбора -- найти своих я не мог.
-- Если бы за последние две недели мне платили по фартингу за такие
истории, я стал бы самым богатым человеком в Англии. Но специалист по
радарным установкам... -- Он ухмыльнулся, и Гольдфарб понял, что он
значительно моложе, чем кажется на первый взгляд. -- Я получу благодарность
за то, что нашел вас, уж можете не сомневаться. Где находилось ваше
подразделение и чем вы занимались?
-- Я не могу ответить на ваш вопрос, -- сказал Гольдфарб.
В самом начале войны с Германией работа над радарными установками
считалась сверхсекретной. Ящеры знали о радарах больше, чем англичане могли
рассчитывать узнать за целое поколение, но от старых привычек трудно
отказаться.
-- Где находилось ваше подразделение и чем вы занимались? -- повторил
свой вопрос сержант с видом человека, умеющего справляться с самыми сложными
ситуациями. -- Нечего отнимать у меня время.
Спутники Гольдфарба стояли у разных столов и сообщали сведения о себе.
-- Я служил в Брантингторпе, сэр, под началом полковника авиации
Хиппла. Мы занимались тем, что искали способ установить радар на истребители
типа "метеор" и изучали захваченные у ящеров радарные установки.
-- В таком случае вас следует отдать под трибунал за то, что вы
позволили кому-то -- будь он хоть сам фельдмаршал -- помешать вам продолжать
вашу работу, -- заявил сержант. Увидев тревогу, отразившуюся на лице
Гольдфарба, он быстро добавил: -- Не волнуйтесь. Вам ничего не грозит. Но
если бы вас пристрелили, мы лишились бы ценного специалиста.
-- Ящеры разбомбили Брантингторп, сэр, -- сказал Гольдфарб. -- Я даже
не знаю, жив ли полковник Хиппл.
-- Если он убит, его заменил кто-то другой, -- уверенно проговорил
сержант. -- А если все погибли, значит, работами будете руководить вы.
-- Я? -- Гольдфарб пришел в такой ужас, что у него сорвался голос. --
Я... не слишком... я мало знаю. Понимаете...
-- Если вы знаете больше тех, кто мог бы этим заняться, возглавите
лабораторию, -- настаивал на своем сержант. Повернувшись к офицеру,
сидевшему за соседним столом, он сказал: -- Прошу меня простить, сэр, у меня
тут парень, который не только является специалистом по радарным установкам,
но он еще и работал в группе, которая занималась сверхсекретными проектами.
-- Подождите минутку, -- сказал офицер военному, стоявшему у его стола.
Он долго рассматривал Гольдфарба, а потом с деланным отчаянием воздел
глаза к небесам:
-- Вы говорите, что служили в Брантингторпе, а вас отправили в пехоту?
Боже всемогущий, иногда я думаю, что мы заслуживаем поражения в этой войне
-- исключительно з собственную глупость.
-- Сэр, ящеры разбомбили базу. Я хотел отомстить им любым доступным мне
способом, -- проговорил Гольдфарб. -- Никто не призывал меня в пехоту -- я
хотел сражаться.
-- Молодой человек, это говорит о вашей личной глупости. -- Офицер,
скорее всего, был на пару лет старше самого Гольдфарба. -- Вы причините им
гораздо более значительный урон, сражаясь при помощи головы, а не с
винтовкой в руках. Сержант, соединитесь с Лондоном. Спросите у них, куда
следует определить вашего специалиста по радарным установкам, и проследите,
чтобы он туда попал. -- Он повернулся к терпеливо ждущему своей очереди
парню. -- Продолжайте. Вы сказали, что специализировались на обслуживании
самолетов?
-- Идите за мной, -- поднимаясь из-за стола, приказал сержант
Гольдфарбу.
-- Вы можете позвонить в Лондон? -- удивленно спросил Гольдфарб,
который следовал за ним. -- Я думал, телефонная связь давно нарушена.
-- Гражданские линии -- да, и, пожалуй, их не скоро починят, -- ответил
сержант. -- Здесь осторожнее, стоит сойти с тропинки -- и увязнешь по колено
в грязи. А насчет телефона -- разве можно воевать, не имея связи с другими
районами?
-- Думаю, нельзя. -- Гольдфарб не видел тропинки, и потому каждый шаг
превращался в волнующее приключение. -- Трудно, наверное, было сохранить
телефонную связь, когда ящеры стояли поблизости от Лондона?
-- Трудно, -- весело согласился с ним сержант. -- По правде говоря,
пару раз нас отрезали. Но если закопать кабель в землю, увидеть его
непросто, а наши техники продемонстрировали чудеса героизма и ловкости,
сумев пробраться на занятую врагом территорию и все починить. Ну, вот мы и
пришли.
Он открыл дверь землянки, стены которой уже начали разрушаться, хотя
она простояла всего пару лет. Миновав маскировочные занавески, они оказались
в душной комнате, где возле диковинного полевого телефона скучал капрал.
Он кивнул сержанту и сказал с акцентом жителя бедных кварталов Лондона:
-- Привет, Фред. Это кого же ты с собой притащил?
-- Офицер приказал мне позвонить в Лондон, чтобы решить, что с ним
делать, -- ответил сержант по имени Фред. -- Соедини меня с ними, будь
другом.
-- Соединю, мне не жалко.
Капрал принялся крутить ручку на боку аппарата, затем взял наушники.
Гольдфарб с интересом наблюдал за происходящим. Его завораживали все
незнакомые устройства, а такой модели телефона он еще не видел. У него
накопилась куча вопросов, но капрал был занят. Неожиданно он ухмыльнулся и
заговорил:
-- Привет, подружка. Здорово, что ты сегодня дежуришь. Как делишки?
-- Потом поболтаешь, Найджел, -- сердито оборвал его Фред. -- У нас
важное дело.
Капрал кивнул.
-- Слушай, дорогуша, соедини меня, пожалуйста, с придурками из отдела
кадров. Вот умница... у нас тут гвоздик, который ищет подходящую дырочку в
стене.
Он послушал немного, а затем передал наушники Фреду.
Фред пересказал историю Гольдфарба тому, кто взял трубку в Лондоне. Чем
дольше он говорил, тем взволнованнее звучал его голос, время от времени он
задавал Гольдфарбу уточняющие вопросы.
-- Очень хорошо, сэр. Спасибо, сэр, -- сказал он наконец. -- Я
прослежу, чтобы его отправили немедленно. -- Он положил наушники.
-- Куда? -- спросил Гольдфарб.
-- В Дувр, -- ответил сержант. -- Ящеры туда не добрались. Насколько я
понимаю, там вам будет интересно, хотя мне ничего _такого_ не сказали...
Чего это вы развеселились?
-- Нет, ничего, сэр, -- проговорил Гольдфарб.
Он вспомнил песню из американского фильма, который видел перед самой
войной. Там был такой припев: "Калифорния, я возвращаюсь к тебе". Он снова
возвращается туда, откуда стартовал, -- словно и не прошло с тех пор
бесконечно много времени.
* * *
Барбара Игер сложила руки на животе. Ее жест без слов напомнил Сэму,
что она ждет ребенка. Барбара довольно долго оставалась стройной, но за
последние месяцы ее так разнесло, что она стала похожа на воздушный шар.
Очень скоро он будет отцом -- ждать уже недолго.