— Вы хотели поговорить со мной?
   — Нет, вовсе нет.
   — Тогда, возможно, — с ледяной вежливостью сказал Сидней, — вы с мисс Маккинон продолжите беседу где-нибудь в другом месте?
   Глаза Карсона блеснули. Констанс даже посочувствовала ему в этот момент. Он был явно растерян, как и она минуту назад, когда ей предложили покинуть номер.
   — Мне нужно идти, — сказала она и сочувственно улыбнулась Карсону.
   Держась очень прямо и приподняв голову, Констанс направилась к лестнице.
   Тут ее окликнул Карсон.
   — Подождите, я спущусь вниз с вами. Ей меньше всего хотелось находиться в обществе Карсона, но она решила этого не показывать. Поэтому она замедлила шаг и заставила себя улыбнуться, когда он нагнал ее у лестницы. Взгляд Карсона задержался на ее лице слишком долго.
   — Интересное старинное здание, не правда ли? — сказала она.
   — По-моему, очень неудобное. Взять хотя бы то, что здесь нет лифтов. Хотя, наверное, некоторым такие вещи нравятся.
   — Да, и мне тоже. Я очень люблю здесь работать.
   — Вы часто бываете в этом отеле?
   — Бываю периодически.
   — А где вы жили в Австралии до того, как уехали, разбив своим отъездом тысячу сердец?
   — В Таунсвилле, — ответила она.
   — Тогда, наверное, у нас есть общие знакомые, — сказал Карсон и, когда Констанс, опешив, посмотрела на него, ехидно улыбнулся. — У меня есть родственники в Таунсвилле. Их фамилия Сперроу. Вы с ними знакомы? Нет, наверное? Не нужно удивленных взглядов. Вы же знаете, мы, австралийцы, доводимся друг другу либо родственниками, либо соседями. Вы из семьи дипломатов, Констанс?
   — Нет, — как можно спокойней ответила она, на самом деле далеко не уверенная, что это ей удалось.
   — Значит, мне это показалось.
   — Почему вы так решили?
   — Кажется, кто-то говорил, что ему знакомо ваше лицо. Хотя, возможно, это ему просто показалось из-за того, что вы австралийка. Хотя вообще-то не многие австралийские женщины похожи на вас, к сожалению!
   Ей были неприятны его тяжеловесные комплименты, но из вежливости она улыбнулась.
   — Куда вы направляетесь?
   — В бизнес-центр, мистер Карсон. Меня ждет работа.
   — Вот как. А я думал, мы можем пойти вместе выпить.
   Значит, он и дальше собирается ее допрашивать.
   — Простите, но нам не разрешено пить с гостями.
   Карсон был явно разочарован таким ответом.
   — Кажется, на Сиднея Дрейка запрет не распространяется, — не удержался от ехидного замечания он.
   Констанс удивленно подняла брови.
   — А если такое и случается, — мягко сказала она, — то только тогда, когда мы получаем распоряжение начальства.
   — Понятно, — с двусмысленной улыбкой сказал он. — Сегодня вечером вы работаете?
   — Да.
   — Тогда увидимся за ужином.
   — Конечно. До встречи, мистер Карсон.
   Его навязчивость пугала Констанс. Что нужно этому человеку? Тогда, на поле для гольфа, его неприязнь к Дрейку показалась ей беспочвенной, немного наивной. Теперь же она поняла, что здесь дело серьезнее.
   Но почему Сидней так разозлился, когда увидел ее и Карсона беседующими в коридоре? Весь день она мысленно возвращалась к этому вопросу, но так и не могла найти ответ, Хозяин отеля умудрился отыскать где-то рапиры и два тяжелых самурайских меча, продемонстрировав необычайную заботу о гостях. Министры направились в спортивный зал, чтобы провести время в поединке. Немного рисуясь своим умением и пытаясь научиться новым приемам у соперника, они остались, кажется, довольны собой и друг другом. Констанс не отводила от них взгляда, так как, несмотря на прекрасное знание японского, из разговора министров она почерпнула немало нового. И ничто не доставляло ей такого удовольствия, как совершенствование собственного мастерства.
   Когда поединок кончился и Констанс вышла из спортивного зала, к ней подошел человек из службы безопасности австралийской делегации — мужчина средних лет с невыразительной внешностью и пронзительным взглядом.
   — Меня не оставляет мысль, что я вас знаю, сказал он. — Мы раньше не встречались? По спине у нее холодком пробежал страх.
   — Не думаю, хотя это и не исключено. Я часто бываю на подобных мероприятиях, хотя по большей части работаю с бизнесменами.
   — Вы работаете для ООН?
   — Раньше работала, но теперь уже нет. Он нахмурился.
   — Наверное, та работа оплачивалась гораздо лучше, чем временная?
   — Зато здесь больше разнообразия, — беззаботно ответила Констанс. — А я люблю путешествовать.
   Не сводя глаз с ее лица, он понимающе кивнул. Констанс не знала, намеренно он пытается испугать ее или это его обычная манера общения.
   — Наверное, там я вас и видел, — не очень убежденно проговорил он. — Хотя мне кажется, что я знаю вас по фотографии, Констанс пожала плечами.
   — Возможно, вы видели мою фотографию на каком-нибудь пропуске. — Невероятно, но ей удалось выдавить смешок. — Хотя, с другой стороны, вы наверняка видели мое досье, которое составил Говард Форсайт. У него досье на каждого. Уверена, в моем фотографии разных лет.
   Говард Форсайт был начальником службы безопасности курорта.
   — Да, наверное, там я вас и видел. Констанс с облегчением заметила, что министры возвращаются.
   — Они пришли, — сказала она и прибавила:
   — Я боялась, что у кого-нибудь из них будет сердечный приступ после таких упражнений.
   Он тут же отвел глаза.
   — Даже не думайте об этом.
   Несколько часов спустя в фойе Констанс снова увидела этого человека. Он с серьезным видом что-то говорил Карсону. Констанс посторонилась, освобождая дорогу мистеру Маккуину, а Карсон поднял на нее глаза, и она поняла, что говорили именно о ней.
   — Сегодня вечером вы нам больше не понадобитесь, — с улыбкой сказал ей министр. Он был не только политик, но и приятный человек. — Благодарю вас за хорошую работу. — Его улыбка стала шире. — Когда вы соглашались работать с нашей делегацией, вам наверняка и в голову не приходило, что вы столкнетесь с такой сложной темой, как японское оружие семнадцатого века.
   — Конечно, — ответила Констанс, — но это было очень интересно.
   Министр внимательно посмотрел на нее.
   — Правда? А я готов спорить, что вам было чертовски скучно. — Он осмотрелся вокруг и подозвал к себе Сиднея, стоящего неподалеку. — Сидней, почему бы вам не пригласить мисс Маккинон на ужин? — предложил министр. — Идти спать ей еще рано.
   — О, не стоит…
   — С большим удовольствием, — учтиво перебил ее Дрейк. — Мисс Маккинон, вы не могли бы подождать немного? Мне нужно еще кое с кем переговорить.
   Вежливая улыбка Маккуина заставила ее принять приглашение. Откуда было ему знать, что она чувствует всякий раз, когда видит Сиднея Дрейка?
   Когда Сидней отошел, она обратилась к министру:
   — Сегодня я работаю, мистер Маккуин.
   — Но вы нам не понадобитесь. — Посмотрев вслед высокой, подтянутой фигуре Сиднея, министр заметил:
   — Этот человек далеко пойдет. У него прекрасное будущее, по меньшей мере посол. И я не удивлюсь, если когда-нибудь услышу его речь в ООН.
   — Я тоже, — пробормотала Констанс, не зная, что сказать.
   — В Оксфорде он получал повышенную стипендию, а теперь у него степень по философии, он прекрасный спортсмен и прирожденный лидер. Да, таким принадлежит мир.
   Констанс вежливо сказала:
   — Это прекрасно.
   Разумеется, мир принадлежал таким, как он. Только дети очень богатых людей обладают уверенностью, что все получат на подносе.
   Рассеянный взгляд Маккуина снова остановился на ней.
   — И, наверное, он очень привлекателен для женщин, хотя донжуаном его не назовешь.
   Зачем он говорит ей все это? Она постаралась принять безразличный вид и спокойно сказала:
   — Это было бы большим недостатком.
   — Именно. — Маккуин посмотрел на подходившего к ним Сиднея. — Он очень умный человек, весь в отца.
   Сидней услышал его последние слова и, как показалось Констанс, сравнение с отцом не вызвало у него восторга.
   Сидней посмотрел на Констанс, его глаза сверкнули из-под полуопущенных ресниц. Она была поражена, когда поняла, что Дрейк в ярости.
   — Идемте, — сказал он.
   — Он посчитал, что мне нужно развлечься, но это совсем не так. Я не хочу вам навязываться.
   — Но у нас нет выбора. Нам некоторым образом приказали поужинать вместе. Так что мы обязаны выполнить задание, ведь мы же с вами на службе. Нужно играть по правилам.
   Он ни слова не сказал о том, что о навязчивости не может быть и речи, что он с удовольствием пригласит ее. Да, льстецом его не назовешь. Задетая, она бросила:
   — Верится с трудом.
   — Почему же?
   — По моим наблюдениям, вы сами принимаете решения, а не предоставляете это делать за вас другим.
   — Иногда да, — заявил он с самоуверенностью, которая поразила ее. — Я хочу быть среди тех, кто принимает решения.
   — Тогда вам надо стать политиком. Он насмешливо отозвался:
   — Кажется, о политиках вы невысокого мнения.
   — Почему? Мистер Маккуин мне нравится.
   — Это умнейший человек, который по-настоящему заботится о процветании своей страны, — бесстрастно согласился он. — Идемте, Констанс. Сначала выпьем, а потом поужинаем.
   Констанс замялась, но соблазн был велик, и она поняла, что не может ему отказать.
   Они были уже на лестнице, когда Сиднея окликнул тот самый сотрудник службы безопасности.
   — Простите, можно вас на минутку? Мне нужно сказать вам два слова наедине.
   Сидней нахмурился, но Констанс быстро сказала:
   — Пожалуйста-пожалуйста, я вас подожду здесь.
   Он коротко кивнул и прошел с тем человеком дальше по коридору. Констанс стала разглядывать антикварное панно на стене, стараясь подавить внутреннюю дрожь.
   Она совсем не удивилась, когда услышала сзади голос Тима Карсона:
   — Ах вот вы где, Констанс!
   Как глупо! — подумала она, стараясь отнестись к Карсону без неприязни. Она с улыбкой обернулась.
   Он посмотрел вначале на ее лицо, потом на руки, потом снова на лицо.
   — Я хотел пригласить вас в ночной клуб, сказал он. — Нас собирается несколько человек. Решили проветриться. А раз вы сегодня не работаете, то…
   Сидней покинул своего собеседника и быстро подошел к ним. Констанс сказала:
   — Простите, я…
   — Мисс Маккинон ужинает со мной, — пришел ей на помощь Сидней. Он улыбнулся Карсону с нарочитой вежливостью. — Тем не менее вам пришла в голову отличная мысль, Карсон. Может, мы присоединимся к вам попозже.
   На мгновение Констанс показалось, что сейчас Карсон взорвется, но он сумел сдержаться и даже улыбнулся.
   — Что ж, очень жаль. Всего хорошего! — И гордо удалился.
   — Это было слишком грубо, — сказала Констанс, когда Сидней взял ее под локоть и повел вниз. — Вы же дипломат… И, значит, знаете, как себя вести.
   — Не люблю браконьеров.
   — Но он же не знал. К тому же мне не нравится, когда меня сравнивают с куропаткой или кроликом. Я не добыча.
   — Разве? — с ледяной улыбкой ухмыльнулся он. — Нежная и мягкая, которая постоянно ускользает, потому что всегда начеку. — Дрейк помолчал и прибавил:
   — У меня нет права советовать вам, но я на вашем месте держался бы подальше от Тима Карсона. Он никогда ничего не делает без собственной выгоды.
   Констанс пожала плечами.
   — Может, я ему просто понравилась, — холодно сказала она. — С некоторыми мужчинами это случается. Наверное, дело в том, что о рыжих ходят самые невероятные вымыслы.
   — Разумеется, вы ему понравились, — небрежно ответил Сидней. — Тем не менее он настолько ненавидит меня, что это не будет иметь для него особого значения.
   — Мне меньше всего хочется, — сказала она горячо, — быть втянутой в войну, которую вы ведете с таким рвением.
   — Мечтаете о тихой жизни? — Судя по его тону, Дрейк не поверил ей. — Но мне сдается, что вы уже пережили больше бурь, чем обычно выпадает на долю женщины вашего возраста.

Глава 4

   Интересно, что он имеет в виду? У Кон-станс сжалось сердце при одной мысли, что он что-то узнал о ее прошлом. Нет, он не знает… не может знать. Если бы ему было что-либо известно, он не стал бы говорить намеками, а напрямик выложил бы факты. И она немного успокоилась.
   Бар был полон посетителей, в зале стоял приглушенный гул голосов, изредка раздавался смех.
   — Даже он не одобряет нашего знакомства, — сказал Сидней, когда Билли принимал у них заказ. Его глаза сердито блеснули. — Видимо, здесь действительно не принято, чтобы персонал общался с гостями. У вас будут неприятности?
   — Нет, я же не сотрудник отеля, и, кроме того, Элиз Джерми знает о моей привычке заходить в этот бар — одной или с кем-то из гостей. Если начнут болтать, она все равно будет знать, что мы здесь вместе с вами по приказанию вашего босса.
   Дрейк откинулся на спинку стула и улыбнулся заинтересованно и иронично одновременно.
   — А разве это что-то меняет?
   — Ничего, — спокойно ответила Констанс.
   — Тогда скажите, почему, по-вашему, я не похож на дипломата. Не считая того, что я бываю грубым.
   — Я не помню, чтобы говорила нечто подобное.
   — Но думали.
   — Ну, разве что… вы более приметный, чем другие мужчины вашей профессии, — немного сердито ответила она, недовольная тем, что он разгадал ее мысли.
   — Приметный? — Она удивила его. — Что ж, интересно. А какими должны быть дипломаты, на ваш взгляд?
   — Дипломаты обычно такие же, как люди из службы безопасности, — осторожно подбирая слова, сказала она. — Они умеют сливаться с фоном. Но я не могу представить себе фон, с которым могли бы слиться вы. Вы обращаете на себя внимание. Люди невольно слушают, когда вы говорите. Это не характерно для поведения дипломата. Кроме того, когда вы выходите из себя, мягкие дипломатические манеры исчезают без следа, — с некоторой иронией в голосе закончила Констанс.
   — Вы читаете слишком много любовных романов, — небрежно отозвался Дрейк.
   Довольная тем, что сумела пробить брешь в его панцире, она усмехнулась.
   — Читаю, — весело призналась она. — И многое другое тоже. Но вы ушли от темы. Однако, прекрасная тактика для отступления.
   Уголки его губ изогнулись в невеселой улыбке.
   — Знаете, я решил стать дипломатом в двенадцать лет. Не помню даже, чтобы я мечтал о какой-то другой профессии.
   — Даже о том, чтобы водить пожарную машину?
   Его улыбка не стала теплее.
   — Нет, насколько я помню. Но моя мать не потерпела бы, если бы у ее сына, были такие плебейские мечты.
   То, что он стал говорить о своем детстве, было очень неожиданно. Констанс торопливо сказала:
   — Видимо, у вас не было братьев и сестер.
   — Не было. — Дрейк знал, что она подслушала тот разговор, но на его лице это не отразилось. — А у вас?
   — Я тоже была единственным ребенком в семье, — ответила она и, помолчав, спросила:
   — А вы любите свою работу?
   — Меня она полностью устраивает, — небрежно ответил он. — Следуя здравому смыслу, я понимаю, что дело, которому посвящена моя жизнь, не делает человечество счастливее, но зато и повредит ему. Я работаю старательно. Работа требует от меня полного напряжения интеллекта. Не думаю, что в другой области я нашел бы что-то подобное.
   Возможно, он прав, подумала Констанс. Им принесли напитки.
   Сзади послышался голос:
   — Ах вот вы где, Сидней. Я вас искала. — К их столику подошла Джастин Мюллет; — А, и мисс Маккинон здесь, — проговорила Джастин, прохладно улыбаясь. — Простите, что я вам помешала, но я сделала одну глупость и надеюсь на помощь Сиднея. Могу я его забрать у вас на несколько минут?
   Констанс улыбнулась ей в ответ, но ничего не сказала.
   — Я на секунду, — сказал ей Сидней и прошел вместе с Джастин к противоположной стене зала. Констанс старалась не следить за ними взглядом, но все же отметила про себя, что говорила в основном Джастин, а Сидней молча слушал ее.
   Когда он вернулся, она уже почти допила свою минералку.
   — Простите, — невозмутимо сказал он.
   — Не за что.
   — Может, пойдем? — спросил Сидней. — Нас ждет ужин в ресторане.
   Он заказал самый уютный столик в зале, который специализировался на классической французской кухне. Констанс раньше здесь не бывала. Ей очень понравился этот зал. Современный интерьер, мягкий свет, тихая музыка, белоснежные торжественные скатерти на столах, безупречная сервировка — все располагало к приятному отдыху.
   — Здесь чудесно, — сказала Констанс.
   — У этого ресторана прекрасная репутация, — ответил Сидней.
   И сумасшедшие цены! Даже для него, несмотря на то что он сын богача.
   Еда оказалась великолепной, и Констанс решила поблагодарить работников местной кухни, когда встретит их. Она с удовольствием съела крабовый суп и жаркое из дичи. Вино тоже было изумительным.
   — Кажется, я в жизни ничего вкуснее не ела, — вздохнув, сказала она.
   — Французская кухня многим приходится по вкусу. Но вы, наверное, знакомы с ее блюдами, ведь вы много ездите и бывали в Париже?
   — Да, в последнее время приходилось бывать во многих местах. Крабовый суп я ела и раньше, — ответила Констанс. — Это было вкусно, но здесь… это что-то потрясающее! А шоколадный мусс!.. У меня просто нет слов!
   Сидней рассмеялся, и Констанс вдруг поняла, что его что-то беспокоит. Может, вино развязало ей язык, но она задорно улыбнулась и бесстрашно заявила:
   — В Австралии не найти ничего подобного! Он внимательно посмотрел на нее своими серыми проницательными глазами.
   — В точности такого, наверное, не найдешь, — согласился он, — но у нас тоже неплохая, достаточно своеобразная кухня, сочетающая в себе кулинарное искусство и восточных, и западных стран. Вы давно не были дома?
   — Дома? Я не думаю об Австралии как о доме… Для меня это просто территория, страна, как и многие другие. — Боясь сказать слишком много, она только добавила:
   — Я не была там десять лет.
   — Знаете, вам стоит туда съездить. Может, вы достаточно повзрослели, чтобы оценить наконец эту страну.
   Констанс пожала плечами.
   — Возможно. Знаете, мне всегда казалось, что там очень… серо.
   — Наверное, у вас осталось такое впечатление, потому что вы в детстве побывали во многих экзотических уголках света, а детские впечатления обычно яркие и незабываемые. Вас в детстве дразнили местные ребята?
   — О да. Мне очень доставалось.
   — Вы были плаксой? Констанс покачала головой.
   — Нет. Если бы я могла плакать, тогда, наверное, все было бы в порядке. Но я не плакала. Я не хотела доставлять им такое удовольствие, и, разумеется, тогда меня дразнили еще сильнее. Оглядываясь назад, я понимаю теперь, что эти дети вовсе не были чудовищами. Кажется, такое поведение для детей даже нормально. И не думаю, что это действительно сильно повредило мне, напротив, я поняла, что не весь мир вращается вокруг моей маленькой персоны! А теперь я думаю, что для того, чтобы высоко держать голову на любом приеме, несчастное детство просто необходимо.
   — А как же все-таки вы попали в Таунсвилл? Вдруг шоколадный мусс показался ей совершенно безвкусным.
   — Мои родители умерли, и меня забрала к себе тетя.
   — Вам было плохо с ней? Констанс кивнула.
   — Да, — тихо подтвердила она и стала болтать о каком-то фестивале, который каждый год проводится в Чарльстоне.
   Дрейк принял предложенную тему, и к тому времени, когда подали кофе, Констанс решила, что Дрейк превосходный спутник. Он обладал врожденной уверенностью в себе и был интересным собеседником. С ним каждая женщина может чувствовать себя так, словно только она одна что-то значит для него. А она, Констанс, не должна была идти с ним в ресторан. И на это, к сожалению, есть причины.
   — Что с вами?
   — Ничего. Простите, я немного устала. Дрейк окинул ее быстрым недоверчивым взглядом, но вслух спросил только:
   — Куда вы поедете после Калифорнии?
   — Во Францию на пять дней.
   — В Париж?
   — Да.
   — С мужчиной?
   Она спокойно встретила его пытливый взгляд.
   — Да, с одним бизнесменом и его секретаршей.
   — А оттуда куда направляетесь?
   — У меня будет довольно трудная работа в Вашингтоне.
   — Ах да, конференция стран АСЕАН.
   — Нет, я буду работать не на самой конференции. Это заказ от компании, у которой там деловые связи. — Чтобы предупредить следующий вопрос, Констанс продолжила:
   — А потом я две недели буду в Нью-Йорке. Из них у меня будут целых три свободных дня, чтобы покрасить стены в моей квартире.
   — Да, вы немало путешествуете. Это из-за вашей кочевой жизни вы не замужем?
   — Это одна из причин.
   — А остальные?
   Пряча неловкость, Констанс ответила:
   — Наверное, те же, что и у вас. Вы ведь тоже, кажется, не женаты.
   — У вас был любовник?
   Вопрос был задан так неожиданно, что Констанс растерялась, ей не очень хотелось откровенничать.
   — Да, был. И вы наверняка об этом осведомлены, — пробормотала она неохотно со скупой улыбкой. — Служба безопасности ведь не просто гак получает деньги. И вам это известно не хуже меня.
   — Да. — Его блестящие глаза удерживали ее взгляд, они завораживали. — Я даже его знаю. Дипломатический мир тесен, мы с ним встречались несколько раз. Расскажите, Констанс, что заставило вас связаться с английским дипломатом, а потом жестоко бросить его?
   О, Фрэнк, Фрэнк…
   Внутри ее шевельнулось какое-то чувство, Страх? Тем не менее Констанс спокойно ответила:
   — Моя личная жизнь…
   — Ваша личная жизнь очень тесно связана с вашей профессиональной деятельностью, глядя прямо ей в глаза, сказал Дрейк. — Вы же сами это понимаете. Кроме знания языков от вас еще требуется надежность и умение хранить секреты.
   Охваченная приступом страха, она вздернула подбородок.
   — Я и умею, — ответила она. — Если бы не умела, то моя карьера была бы давно закончена.
   — Так почему вы бросили Фрэнка Кларка, Констанс?
   — Это вас не касается, — жестко отрезала, она. — Это мое личное дело. — Ей совсем не хотелось распространяться на эту тему, тем более что Фрэнк бросил ее, а не она его.
   — Да, к сожалению не касается, — сказал он с таким мрачным видом, что у Констанс побежали по спине мурашки. — Но я постараюсь, чтобы касалось. Идемте отсюда.
   Несмотря на протесты Констанс, Сидней все же пошел провожать ее. Когда они вышли на улицу, она осторожно сказала:
   — Иногда правила, которые внушила вам мать, сильно усложняют вашу жизнь.
   — Иногда мне кажется, что это и было ее целью в жизни, — сказал он гневно. Но эта вспышка прошла так же мгновенно, как и возникла.
   — Это то, что называют умением управлять кем-то, используя чувство вины?
   — Нет, мать никого не заставляла меня чувствовать себя виноватым. Сложности — другое цело. Создавать сложности она была мастером. — Он сказал это с насмешливой покорностью, словно его неоднозначное отношение к матери не повлияло на его любовь к ней.
   — Кажется, вам это не повредило. — В ее тоне слышалась едва заметная горечь.
   — Уверен, что не повредило. Я был вполне обыкновенным мальчиком, а это значит, что я, как и все, в определенных случаях был очень чувствительным. — Он отодвинул в сторону ветку цветущего мирта, чтобы Констанс могла пройти.
   Боясь расспросов о своей семье, Констанс сменила тему разговора:
   — Как, по-вашему, проходит эта встреча?
   — Пока что неплохо.
   Что ж, умение не сказать лишнего часть его работы. Все еще находясь под впечатлением прямых вопросов за ужином, она решила копнуть глубже.
   — Оказывается, и мистер Ватанабе и мистер Маккуин — любители старинного оружия. Как вы считаете, это помогло им сблизиться?
   — По крайней мере, это дает им отличную тему для общения, что уже хорошо, — ответил Дрейк. — А у вас появляется возможность расширить свой словарный запас. — Завтра предметом обсуждения скорее всего станет торговля.
   — Вот как?
   — По-видимому, да. И, наверное, завтра понадобится ваше участие.
   Они подошли к тому месту, где тропинке сворачивала, огибая дерево магнолии. Его цветы, казалось, светились на фоне темных листьев, как упавшие с неба звезды. Неяркий волшебный свет луны отражался и от белого ствола, и от ветвей. В воздухе царила тишина, и только морской прибой нарушал ее.
   — Вы сильно заинтересовали меня, Констанс, — тихо сказал Сидней.
   От приступа страха Констанс задрожала.
   — Чем же? — быстро и небрежно ответила она. — Я самая обыкновенная.
   Дрейк помолчал, потом хрипло заговорил:
   — Я не понимаю, почему меня сводит с ума то, как изгибаются в улыбке ваши губы. И почему звук вашего голоса кажется мне похожим на прикосновение меха к обнаженной коже. И почему ваши глаза подергиваются дымкой, когда вы произносите мое имя. Какие же тайны прячутся в глубине вашей души?
   Он притянул Констанс к себе, его рот прижался к ее губам, а в ушах все еще звучали его слова, отнимая разум и силу воли. Она словно плыла в потоке чувственности.
   Констанс, как сквозь сон, подумала, что ждала этого момента долгие годы. Она откинула голову назад, руки ее взлетели и обвили его шею, Нет, она ждала этого всю свою жизнь. Она рождена для него. Заниматься любовью с Фрэнком было весело и приятно, но Сидней зажег ее дикой и всепоглощающей страстью, с которой бороться бесполезно. Все ее ощущения обострились до предела, ее тело накопило такую силу желания, что ему был необходим взрыв.
   Как мог этот мужчина привести ее в такое состояние? Что же будет дальше?