Вдруг зазвонил телефон, и она подпрыгнула от неожиданности. Не сняв еще трубки, она уже знала, чей голос сейчас услышит.
   — Алло.
   — Что все это значит, черт побери? На ее губах появилась невеселая улыбка.
   — Он сказал мне, что провел свое расследование и выяснил, кто мои родители.
   — Черт его побери! Он еще мне заплатит за это, ищейка, — бросил Сидней.
   — Он видел, как мы целовались, и решил покопаться в моем прошлом. Сидней, он сумасшедший. К тому же он влюблен в Джастин. — Услышав удивленное восклицание, она торопливо продолжила:
   — Отчасти поэтому он так тебя ненавидит. На твоем месте я бы не спускала с него глаз. Когда Карсон выяснил, кто были мои родители, он собирался использовать это, чтобы дискредитировать тебя. Будь с ним осторожнее.
   — Он знает, что мы тогда вместе были на острове? — коротко спросил он.
   — Думаю, нет. — Чтобы говорить спокойно, ей понадобились большие усилия. — У него есть некоторые подозрения относительно наших отношений, но не более. Иначе зачем ему сегодня было организовывать этот спектакль? Он надеялся узнать что-нибудь, захватив тебя и меня врасплох.
   — Наверное, ты права. — Голос Сиднея звучал отчужденно.
   Чем скорее она договорит, тем быстрее он повесит трубку.
   — Тебе ничего с этой стороны не угрожает, Сидней, — быстро сказала Констанс.
   — А тебе? Держу пари, он уже ищет возможность использовать эти факты против тебя.
   — Сомневаюсь. Я пригрозила пожаловаться его начальству, если только услышу малейший шепот за своей спиной. Кажется, такая перспектива ему не понравилась.
   — Думаю, что не понравилась. — Сидней помолчал, потом сказал. — Констанс…
   — Так что тебе совершенно незачем волноваться, — перебила она его. — Спасибо за звонок. До свидания.
   Повесив трубку, она тихо села и стала смотреть в пустоту. Сердце ее отчаянно билось.
   Зачем она сама себя обманывает? Сидней не станет искать ее. Она сама отдала другой все права на него, отказавшись выйти за него замуж.
   Это случилось десять дней спустя. Констанс закрывала за собой дверь подъезда и размышляла, что купить из овощей. Сзади ее окликнули:
   — Констанс?!
   Она почти подпрыгнула, узнав по голосу, кто ее окликнул. Нет, не этот голос она бессознательно каждую минуту мечтала услышать.
   Она медленно повернулась. За ее спиной стоял Фрэнк Кларк и улыбался, но его голубые глаза смотрели серьезно.
   — Привет, — ответила она, подавляя острое разочарование.
   — Констанс, — повторил он, — как поживаешь?
   Она небрежно ответила:
   — Отлично. А ты?
   — Тоже хорошо, спасибо. — Его глаза впились ей в лицо. — У тебя немного усталый вид, — после неловкой паузы проговорил он. — Опять всю ночь работала?
   — Нет, — спокойно ответила Констанс. Этого человека она когда-то любила, спала с ним, потом страдала, когда он бросил ее. Теперь она не понимала, как такое могло быть. Господи, она тогда просто понапрасну растрачивала душевные силы.
   Неужели с Сиднеем будет так же?
   Нет!
   Фрэнк отдернул манжет и посмотрел на элегантные золотые часы, принадлежавшие еще его деду.
   — Может, выпьем кофе? — предложил он. — А что, в том-кафе напротив по-прежнему готовят отличные сандвичи? Помнишь, как я приезжал к тебе по воскресеньям утром и мы с тобой покупали там сандвичи, а потом съедали их в Центральном парке под деревьями? — Его голос звучал вкрадчиво, но уверенно. — Я очень часто вспоминаю те времена.
   — В кафе теперь другой повар. И кофе я сейчас не хочу, спасибо, — прохладно ответила Констанс.
   Фрэнк посмотрел на нее как на свою собственность.
   — Я правда хочу знать, как ты живешь, Кон-станс. Идем посидим немного.
   Когда-то она пошла бы за ним куда угодно. А теперь ей не хочется даже перейти через дорогу. Черт бы подрал Сиднея! Из-за него она даже не может выпить кофе с кем-то другим. Назло самой себе она согласилась.
   — Хорошо, но у меня только десять минут. Мне нужно забежать в магазин, а потом меня ждут в агентстве.
   — Ладно. — Он машинально взял ее под локоть и повел в кафе.
   Когда они сели за столик и им принесли кофе, Фрэнк спросил:
   — А теперь скажи, как у тебя на самом деле дела, дорогая?
   Чего он ждет от нее? Чтобы она сказала, что уже все пережила и забыла, что он предпочел карьеру ее любви? Или, наоборот, хочет услышать, что она по-прежнему любит его и страдает? Ей не хотелось говорить ни о том, ни о другом. Эта тема ей была уже неинтересна.
   — У меня все о'кей, — ответила Констанс весело и непринужденно. — Дела у меня действительно идут неплохо. А как ты?
   Его улыбка погасла.
   — Кажется, ничего. — Он помолчал. — Я часто вспоминаю о тебе, — сказал он с неподдельной тоской.
   Констанс пожала плечами.
   — Думаю, это совершенно бессмысленное занятие, особенно с тех пор… как… — Как ты женился, хотела закончить она, но промолчала.
   — Я так и не смог забыть тебя, — сказал Фрэнк, всматриваясь в ее лицо.
   — Копаться в прошлом — занятие бесполезное, — резко повторила Констанс. — Что было, то прошло. А что ты делаешь в Нью-Йорке?
   — Работаю… У нас переговоры в Генеральной Ассамблее, — безразлично ответил он. — Я пробуду здесь еще пару недель. Послушай, а может, встретимся как-нибудь вечером?
   Она не задумалась ни на секунду.
   — Это было бы неразумно, — сказала Констанс, поставив нетронутую чашку с кофе на блюдце. — Ты женат, Фрэнк.
   — О Господи! — Он измученно посмотрел на нее. — Как все нелепо! Я не должен был терять тебя, Констанс. Не должен был позволять, чтобы что-то встало между нами. Наверное, твое происхождение действительно могло бы затруднить мое продвижение по службе. Но, честно говорю тебе, с тех пор как мы расстались, мне очень плохо. Понимаешь, я чуть не сломался. Мне пришлось даже брать отпуск, чтобы все пережить. Я не мог работать.
   Так как Фрэнк ждал ее реакции, Констанс сказала:
   — Я не знала… Но теперь у тебя все хорошо, кажется?
   Фрэнк подался вперед, в его взгляде была мольба.
   — Да, я выжил. По крайней мере, физически. Но… Констанс, мне так больно, что ты не со мной. И больнее всего из-за того, что я сам заслужил свое несчастье, — волнуясь, сказал он. — Я оказался трусом. Я отказался от самого лучшего, что было в моей жизни, у меня не хватило мужества отстоять тебя.
   Констанс не понимала, зачем он говорит все это. Может, полгода назад она и обрадовалась бы его признанию, но теперь испытывала одно лишь безразличие.
   Фрэнк снова заговорил:
   — Мы встретились не случайно, Я ждал тебя. Она никогда не любила его по-настоящему, поняла Констанс, и эта мысль потрясла ее. Она вежливо сказала:
   — Прости. Если бы даже мои чувства к тебе сохранились, я все равно не стала бы встречаться с женатым человеком.
   — Дорогая, — потрясение заговорил он. — Констанс, моя женитьба не имеет никакого значения. Иден вышла за меня потому, что пришло время устраивать свою жизнь, и я женился на ней по тем же причинам. Мне было все равно, на ком жениться, раз я не могу жениться на тебе. Мои родители сочли, что она прекрасная партия, все-таки дочь графа. — Несмотря ни на что, в его голосе прозвучала гордость при упоминании о происхождении жены.
   — Прости, — снова сказала Констанс, желая поскорее уйти. — Возможно, вы с женой и не любите друг друга, но все же вы поклялись друг другу в верности.
   Его лицо вспыхнуло.
   — Я сам во всем виноват; — горько произнес он. — И теперь пожинаю плоды. Так, да? Констанс мягко сказала:
   — Желаю тебе всего хорошего, Фрэнк.
   — Значит, у тебя появился кто-то другой. Я в этом не сомневался, но все равно решил попытать счастья. — Фрэнк встал, в глазах его застыло отчаяние. — А ты заслуживаешь того, кто сможет за тебя бороться, Констанс, — сказал он. — Надеюсь, ты будешь счастлива.
   Он наклонился, легко поцеловал ее в губы и вышел из кафе.
   Начался учебный год в школах и университетах, и народу на улицах заметно поубавилось. Констанс старалась бороться со своей тоской с помощью работы. Она не отказывалась ни от каких предложений.
   — Хочешь подработать к отпуску? — спросила ее Хьюги.
   Констанс кивнула.
   — Куда едешь отдыхать?
   Она сама понимала, что это звучит глупо, но все же сказала:
   — Хочу посмотреть, насколько изменилась Австралия за десять лет, что я там не была.
   С врожденным высокомерием жителя Нью-Йорка Хьюги спросила:
   — А что там делать, в Австралии? Любоваться пейзажами?
   — И это тоже, но не главное. — Пришла пора встретиться со своим кошмарным прошлым лицом к лицу и найти некоторых знакомых. За исключением миссис Ренни, соседки, которой она все еще посылала открытки к праздникам, Констанс больше ни с кем не поддерживала связи.
   — Когда думаешь ехать? Констанс улыбнулась.
   — В феврале. Там будет лето, так что вернусь загорелая.
   — Загорать можно и на Карибских островах, и выйдет это гораздо дешевле. Констанс рассмеялась.
   — Но я родом не с Карибских островов.
   — Значит, ты едешь искать свои корни, — кивнула Хьюги. — Кстати, вчера пришел запрос из гавайского отеля «Гранд Каскаде». Они просят прислать тебя на пару недель.
   Констанс была рада, что могла сказать:
   — Но ведь я буду в это время работать в Чикаго, верно?
   — Да… Я предложила им вместо тебя Карен, они согласились, но потом пришла телеграмма с отказом.
   — Значит, еще одна встреча в верхах сорвалась, — пожав плечами, отозвалась Констанс.
   Ей меньше всего хотелось возвращаться туда. Воспоминания о времени, проведенном с Сиднеем, все еще были свежи в памяти и доставляли страдания.
   Она больше никогда не увидит Сиднея, разве что злая судьба снова подстроит им случайную встречу. Но теперь Констанс надеялась, что переживет все это так же, как пережила разрыв с Фрэнком.
   Конечно, когда-нибудь настанет время и она сможет думать об этом человеке без боли в сердце. Но она всегда будет любить его.
   Месяц спустя после встречи с Фрэнком Констанс как-то вернулась домой с очень напряженного международного семинара, где ей пришлось переводить часами без отдыха. Она только налила себе чая со льдом, как вдруг раздался телефонный звонок.
   — Тебя просят приехать в «Гранд Каскаде» в субботу, — весело сообщила ей Хьюги. — Не знаю почему, но они настаивают, чтобы приехала именно ты. Наверное, ты им очень понравилась! Условия прежние. Твой самолет завтра в семь утра. Билет в аэропорту.
   Констанс похолодела, но поняла, что не в силах отказаться.
   В Гавайском аэропорту ее ждал вертолет.
   — Я только что высадил двух гостей, — сказал ей высокий, с немного дерзким лицом пилот. — Мисс Джерми сказала, чтобы я заодно захватил и вас.
   Хотя ей больше хотелось ехать на автобусе, Констанс постаралась изобразить благодарность.
   — Как это мило с ее стороны. Пилот пожал плечами.
   Полчаса спустя Констанс уже была в бизнес-центре и разговаривала с Эвелин.
   — Как у тебя дела? Эвелин улыбнулась.
   — Намного лучше, — ответила она. — Кажется, Джим начинает что-то понимать. Нет, мы не собираемся с ним сходиться. Я уверена, что он навсегда останется эгоистичным, неразумным мальчишкой, но он хотя бы перевел мне достаточно денег, чтобы я могла купить дом здесь, в деревне, и признал, что Агнес пока будет лучше со мной.
   — А что Агнес?
   — Жить в деревне ей нравится. Теперь, когда Джим прекратил попытки украсть ее, она, кажется, успокаивается. Они разговаривают по телефону каждый день. Знаешь, на Джима мистер Дрейк произвел огромное впечатление тем, что сбил его с ног. Ведь Джим считал себя самым крутым и сильным. А ты еще виделась с этим парнем?
   — Нет, — ответила Констанс и быстро прибавила:
   — Я рада, что у тебя все налаживается.
   — Да, теперь мне гораздо легче. — Эвелин нахмурилась и посмотрела на подругу. — А у меня для тебя записка от Элиз Джерми. Она хочет видеть тебя в своем кабинете, как только ты появишься.
   — Ладно, когда вернусь, ты расскажешь мне, зачем меня вызвали.
   Собравшись с духом, Констанс зашагала к менеджеру отеля. Когда она была уже у двери, Элиз Джерми вышла ей навстречу.
   — Привет, — сказала она, пристально и с любопытством посмотрев на Констанс. — Прости, но у меня срочное дело, это ненадолго. Подождешь, ладно?
   — Конечно.
   Констанс вошла в кабинет, ничего не подозревая, и буквально столкнулась с Сиднеем. И тут она поняла, что все ее мужество, с каким она летела сюда, было обыкновенной бравадой. Кровь прилила к голове, ноги подкашивались.
   Она невольно шагнула назад и стала руками не глядя шарить по двери в поисках ручки.
   — Нет, — властным тоном остановил ее Сидней. — На этот раз тебе не удастся ни убежать самой, ни выгнать меня.
   Каким-то чужим голосом она выдавила:
   — А в прошлый раз, когда я не смогла приехать… это тоже был ты?
   — Да. Мне было довольно сложно заполучить тебя сюда. И я здорово разозлился, когда в прошлый раз ты струсила.
   — Я не струсила. — Ей показалось важным сказать это, чтобы хотя бы так сохранить дистанцию между ними. — Я была занята, черт побери!
   — Вот как? Но это дела не меняет. Теперь ты здесь. Мне было непросто убедить мисс Джерми, чтобы она пригласила тебя якобы для работы. Да еще дважды.
   Усилием воли Констанс сохраняла спокойное выражение на лице.
   Он совсем не изменился, думала она, стараясь не слишком пристально всматриваться в его лицо. Но ей это плохо удавалось.
   По его лицу невозможно было прочесть, какие чувства он сейчас переживает. И зачем он вызвал ее сюда?
   — У меня здесь снят номер, — непринужденно сказал он, но если ты предпочитаешь встречу на нейтральной территории, то…
   — Номер вполне подойдет, — сухо ответила Констанс.
   — Садись, — сказал Дрейк, когда они оказались у него в номере и он закрыл за собой дверь. — Хочешь чего-нибудь выпить?
   — Да, спасибо. Если можно, пожалуйста, минералки.
   Он принес ей воду, и Констанс залпом выпила полстакана.
   Дрейк мягко сказал:
   — Не удивляйся, но я хочу, чтобы ты рассказала мне, как ты жила в Австралии, после того как твои родители погибли.
   Стакан дрогнул в ее руке.
   — Зачем тебе это?
   — Надо же с чего-то начать, — отозвался он. — Я считаю, это имеет прямое отношение к причине, по которой мы здесь с тобой.
   Она еще никогда не видела его исполненным такой решимости. Констанс почувствовала, что сдается. Но зачем ему все это? Месть отвергнутого мужчины?
   Она негодующе спросила:
   — Хочешь попрактиковаться в психологии?
   — Не пытайся меня разозлить, тебе все равно это не удастся.
   Констанс закусила губу и сдалась.
   — Это было ужасно, — заговорила она. — Все вокруг откуда-то узнали, кто я такая, хотя мы с тетей сменили фамилию. Они постоянно издевались надо мной, буквально не давая проходу.
   — А что твоя тетя? Как она отнеслась к тому, что на нее легли заботы о тебе?
   — Она упрекала меня постоянно, ведь из-за меня ей пришлось расстаться с любимой работой, с карьерой, вернее из-за моих родителей. Но их уже не было в живых, и им ничего не скажешь, а рядом оказалась я, поэтому всю вину она перенесла на меня.
   — И все твои детские шалости люди вокруг приписывали дурной наследственности, а каждый твой недостаток считали предзнаменованием полного разложения личности.
   Он словно все это наблюдал сам, ему не надо было ничего объяснять.
   — Откуда ты все это знаешь?
   — Я ездил в Австралию и кое-кого поспрашивал. Некая миссис Ренни сказала мне, что ты была самым грустным ребенком, какого ей доводилось видеть.
   Констанс тут же вспомнила эту всегда полную сочувствия, добрую женщину, которая всегда находила время поговорить с ней. Ее глаза наполнились слезами.
   — Она была очень добра ко мне. — И тут до нее дошло. — Но как ты попал туда?! Какое тебе дело до моего детства?
   — Думаю, есть дело, — мягко сказал он. — Ты долгие годы считала, что поступок родителей перечеркнул твое будущее и ты должна расплачиваться за них всю свою жизнь. К тому же твоя тетушка своим поведением и обращением с тобой развила в тебе комплексы и внушила мысль, что тебя нельзя любить. Видимо, только работа помогла тебе обрести некоторую уверенность в себе. А потом ты встретила мистера Кларка и приняла чувство благодарности к нему за любовь. До него ведь к тебе никто так не относился.
   — Благодарность?!
   — А что же еще, Констанс? Ты слишком умна, чтобы полюбить парня, который рассматривает брак как более или менее удачную сделку и которому родители указывают, на ком ему жениться. Как такое могло случиться» если бы не твои комплексы, что тебя нельзя любить? Ты восхищалась им, но прежде всего ты была благодарна ему за любовь.
   Благодарна? Подавив желание возразить, Констанс задумалась. Неужели она была о себе настолько низкого мнения, что была благодарна мужчине за то, что он хочет ее? Наверное. Ведь женщина с высокой самооценкой разгневалась бы из-за предательства, а она, Констанс, просто горько смирилась. Даже где-то в глубине души ждала этого. Констанс отвернулась и стала смотреть в окно. Сидней был прав, когда говорил, что их связывает нечто большее, чем просто физическое влечение.
   В объятиях Сиднея родилась новая Констанс теплая, земная, чувственная. Она испытывала к нему настолько сильные чувства, что готова была отдать ему себя всю без остатка. Они хорошо понимали друг друга, им было далеко не безразлично, что происходит с другим.
   Поэтому, когда Сидней ушел, Констанс не просто получила душевную рану. У нее умерло сердце.
   — Но к чему ты клонишь? — словно очнувшись от размышлений, спросила она.
   — Но пока ты согласна с тем, что я сказал?
   — Да, наверное, — отозвалась Констанс. Она была не в силах посмотреть на него, боясь не прочитать на его лице то, на что надеялась. — Сидней, зачем тебе все это? Чего ты хочешь?
   — А ты не догадываешься?

Глава 9

   Констанс покачала головой. Он что, хочет уговорить ее выйти за него замуж? Если так, то она сумеет противостоять. И что бы он не говорил, она не имеет права рушить его карьеру.
   «Я мечтал стать дипломатом с двенадцати лет», — эти слова Сиднея она хорошо запомнила. Да, в его объятиях она познала рай. Да, of просил ее руки. Но она не должна соглашаться Любовь — это еще и ответственность. Дрейк не виноват ни в чем, кроме того что привязан « ней. Констанс подумала, что не переживет, если когда-нибудь увидит на лице Сиднея упрек и сожаление о содеянном.
   — Я хочу тебя кое с кем познакомить, — спокойно проговорил Сидней.
   — Познакомить? С кем?
   — Его имя тебе ничего не скажет. Пойдем.
   — Мне надо переодеться… Улыбка смягчила суровое выражение его лица.
   — Ты и так прекрасно выглядишь, — заверил он ее.
   Увидев решимость в его взгляде, Констанс поднялась. Если бы ее родители подумали о последствиях содеянного, о расплате, доставшейся их дочери…
   — А потом ты оставишь меня в покое? — спросила она.
   Он хитро заулыбался.
   — Только если ты этого сама захочешь. Они прошли немного по коридору, затем Сидней постучал в одну из дверей. Им ответили по-русски.
   Сидней сказал по-английски:
   — Она здесь.
   Дверь открылась. На пороге стоял человек. Он был маленький и лысый, с пронзительными темными глазами, высокими славянскими скулами. В его манере держаться угадывался бывший военный.
   Сидней слегка подтолкнул ее, чтобы она вошла в помещение. Его ладонь показалась ей горячей даже через платье.
   — Это Анатолий Савченко, — официально представил он незнакомца. — Мистер Савченко, это Констанс Маккинон, урожденная Кармайкл. Как я понимаю, в Гонконге вы были знакомы с ее родителями?
   Русский спокойно протянул ей руку, она машинально ответила на его приветствие, при этом непонимающе и растерянно посмотрев на Сиднея.
   — Очень приятно, мистер Савченко, — проговорила она, не понимая, что происходит.
   Его рукопожатие было крепким и теплым. В темных глазах промелькнуло сочувствие.
   — Не смотрите на меня как на врага. Долгие годы я воспринимал ваших соотечественников точно так же. Но тогда и вы, и мы не сомневались, что таким образом решаем судьбы мира, — сказал он на хорошем английском. — Теперь, к счастью, те времена далеко позади.
   Констанс насторожилась, пристально посмотрела на Савченко и неуверенно сказала:
   — Наверное, вы правы.
   — Мой друг Сидней рассказал мне, что ваши родители якобы шпионили в пользу Советов в Гонконге.
   Констанс была не в силах посмотреть на Сиднея.
   — Это было давно, — сказала она. — Вы сами сказали, что теперь это уже не имеет значения — А я думаю, что имеет, — сказал он. — И мистер Дрейк думает так же, раз он уговорил меня прилететь сюда из Москвы только для того, чтобы сказать вам, что ваши родители на нас никогда не работали. Их подставили и, боюсь, убили, поскольку они слишком много знали.
   Все поплыло у Констанс перед глазами. Она тяжело вздохнула, а Сидней обнял ее за плечи, чтобы поддержать.
   Русский сочувственно посмотрел на нее и продолжил:
   — К сожалению, такие вещи нельзя сообщить в какой-то более мягкой форме.
   — Ничего, со мной все в порядке, — выдавила она, стараясь говорить ровно. — Но откуда вы это знаете, мистер Савченко?
   — Знать такие вещи — моя профессия, — ответил он. — Ваш отец владел информацией, которая не входила в круг его обязанностей, и это кому-то не понравилось. Они с вашей матушкой коллекционировали живописные полотна прошлого века. У вас сохранилась коллекция?
   — Нет, — невнятно пробормотала Констанс. — Я не знаю, что с ней стало.
   — Очень жаль. Коллекция была хороша. Ваш отец отлично знал и разбирался в живописи, чувствовал подделку издалека. Обмануть его было невозможно. И вот он заметил, что на рынке Гонконга появляется много подлинников, которые, как он знал, находятся в европейских коллекциях, в частности в Советском Союзе, и считаются национальным достоянием. Разумеется, он уведомил свое начальство, но повлиять на ситуацию никак не мог. Однако, продолжая расследование, он выяснил, что некий китайский клан занимается контрабандой произведений искусства. Это был чрезвычайно выгодный бизнес. И этот клан решил устранить вашего отца как помеху.
   — Значит, они подставили его, — тихо проговорила Констанс. — Но зачем они приплели сюда Советский Союз?
   — Они определенно не желали, чтобы смерть ваших родителей имела какое-то отношение к Китаю, — ответил он. — В то время логично было выбрать Россию.
   — Но зачем такой спектакль? Почему их просто не убили?
   — А вы сами подумайте, мисс Маккинон, зачем им хотя бы малейшее упоминание о незаконном рынке антиквариата, ведь тогда китайское правительство не осталось бы в стороне и не позволило бы, чтобы из страны утекали ценности. Поэтому они приняли довольно простое решение — убрать ваших родителей и имитировать самоубийство, чтобы избежать международного скандала. Они даже передали мне несколько имен агентов. Смерть агентов должна была придать этому спектаклю достоверность.
   Из глаз Констанс заструились слезы.
   — А почему они не убили и меня тоже? Я спала в их комнате, когда это случилось.
   — Это были профессионалы, — не без сочувствия объяснил русский. — Вас им незачем было убивать. Вы ничего не знали.
   Сидней сказал:
   — Все кончено, Констанс. Да, теперь твоих родителей нет и их, к сожалению, не вернуть, но они не были предателями, понимаешь? Они были честными людьми, и ты можешь ими гордиться. Они достойны этого.
   У Констанс все перемешалось в голове. Казалось бы, ей должно стать легче, но она пока не могла осознать все, что только что услышала. Она посмотрела на русского:
   — Откуда вы все это знаете?
   — Я вам уже сказал, это моя работа. Я должен был все выяснить. Ведь была создана версия, что их завербовал Советский Союз и они работали на нас. Мне пришлось покопаться в архивах, я встречался со многими людьми, чтобы доказать непричастность ваших родителей к шпионской деятельности. Для погибших теперь уже ничего не исправишь, но зато ваш друг мистер Дрейк сделал все возможное для вас.
   Констанс встала и улыбнулась.
   — Спасибо вам за все, что вы сделали, мистер Савченко.
   — Не нужно меня благодарить. Я сделал только то, что должен был сделать, а вот у мистера Дрейка есть талант добиваться цеди, которую он ставит перед собой. — Его темные глаза сверкнули. — Рад был познакомиться с вами, мисс Маккинон. Ваш отец был порядочным и честным человеком, а мать — очаровательной и остроумной дамой. Они мне очень нравились.
   Констанс была потрясена.
   — Спасибо. Я никогда не смогу отплатить вам за то, что вы для меня сделали.
   — н хитро улыбнулся.
   — Отплатите мистеру Дрейку, он это заслужил.
   Констанс смотрела, как они на прощание пожимают друг другу руки. Кажется, она тоже сказала «до свидания». Потом она плохо помнила, как добралась до номера Сиднея.
   — Я закажу чай, — сказал он. — Или лучше чего-нибудь покрепче?
   — Нет, лучше чай, если можно.
   На нее нахлынули воспоминания о погибших родителях, о горьких попреках тетки, и она заплакала от боли и гнева.
   И тут ее обхватило теплое кольцо его рук. Сидней притянул Констанс к себе и сказал:
   — Ну успокойся. Теперь все позади. — И насмешливо прибавил:
   — Зато теперь ты никогда не можешь сказать, что я люблю тебя только за красоту. Сейчас ты выглядишь как пугало, но я люблю тебя еще больше. А чай скоро принесут.