Один видессианин попытался схватить Неврат и обнять ее. Она вывернулась, выхватив кружку с вином из его руки и, сладко улыбаясь, вылила ему на голову.
   - Не обращай внимания, - сказала она Сенпату, который схватился за кинжал. - Я ведь и сама могу позаботиться о себе.
   - Вижу.
   Сенпат настороженно замер, опасаясь, что кто-нибудь решится начать драку. Марк продирался к друзьям, чтобы помочь, если возникнет необходимость. Облитый вином видессианин кашлял и ругался на чем свет стоит, но парень, оказавшийся рядом, сказал ему:
   - Уймись, болван. Ты этого заслужил. Нечего валять дурака и приставать к чужой женщине.
   Кутила огляделся по сторонам в поисках поддержки, но не встретил понимания. Сенпат с его чудесной музыкой был героем этой ночи. Сегодня никому в таверне не было дела до того, что "принцы" исповедуют "еретическое" учение.
   Хлебнув холодного воздуха, Марк раскрыл рот и тут же пожалел о своем решении покинуть таверну. Он поднял воротник, чтобы немного спастись от пронизывающего ветра. Лужи на мостовой стремительно увеличивались. Дождь немилосердно поливал Скавра. Сенпат и Неврат хлюпали по лужам, опустив головы, чтобы вода не заливала глаза.
   Скавр то и дело возвращался взглядом к Неврат. Тот человек в таверне, который одернул приставшего к Неврат видессианина, вполне мог обратить свои слова к Марку. С другой стороны, Марку-то Неврат не плеснула вином в физиономию... Трибун смутно сообразил, в каком же плачевном состоянии он находится, если даже такая мелочь послужила причиной для оптимизма.
   Дождь сменился мокрым снегом. Промокший насквозь курьер доставил трибуну документы в его рабочий кабинет.
   - Сейчас у тебя более высокая должность, чем в Гарсавре, - заметил он, передавая Скавру пергаменты.
   Марк не сразу заметил, что это был тот самый человек, который доставил ему письмо от Туризина с приказом лично доставить пленных в столицу.
   Трибун взломал печать - и его охватила радость: он увидел угловатые латинские буквы вместо замысловатых видессианских закорючек. Радость - и одиночество. Кроме Марка, здесь, в столице, римлян больше не было, а легионеры - далеко, в Гарсавре...
   Как всегда, письмо Гая Филиппа было верхом лаконичности и деловитости старший центурион находил писанину слишком изнурительным занятием, чтобы предаваться ей долго.
   "Гарсавране получили свои деньги. От неожиданности многих чуть не хватил удар. Знать бы еще, куда подевалось наше жалованье?"
   Трибун черкнул заметку, чтобы не забыть об этом. Когда он поднял голову, гонец все еще стоял перед ним и явно чего-то ждал.
   - Чем могу быть полезен? - спросил трибун.
   Гонец переступил с ноги на ногу, хлюпнув мокрыми сапогами.
   - В прошлый раз ты угостил меня горячим вином, - напомнил он прямо.
   Марк покраснел. Конечно, он тут же налил курьеру своего лучшего вина и дал ему сухую одежду. Трибун не поленился несколько раз извиниться за невежливость. Нет, он не подумал о насквозь промокшем и усталом человеке вовсе не потому, что испытывал к нему неприязнь - ведь тот опять напомнил ему об ужасном путешествии в Видесс... Марк просто забыл позаботиться о гонце. В своем роде это было даже хуже - здесь уже попахивало черствостью.
   Наконец курьер отправился разносить другие послания. Совесть Скавра немного успокоилась, но он дал себе слово больше не допускать такой небрежности по отношению к людям.
   - Я только что получил послание из Гарсавры о том, что деньги, задолженные государством частным лицам, получены, - сказал Марк Итзалину. - Хочу поблагодарить тебя за оперативность. Ты прекрасно справился.
   - Едва только ты напомнил мне о важности и спешности сего неотложного дела, я тотчас же приложил все усилия, дабы выполнить твое поручение, ответил бюрократ.
   "А что мне оставалось, когда ты висел у меня над душой, зануда?" молчаливо говорили его глаза.
   Марк поджал губы. Урок номер два за сегодняшний день. Иной раз вежливость может быть воспринята как признак слабости. Ну хорошо же. В голосе трибуна появился металл.
   - Полагаю, ты будешь настолько же точен и пунктуален в вопросе выплаты жалованья гарнизону Гарсавры. Я хотел бы, чтобы мои солдаты получили деньги вовремя. Мне очень нежелательно видеть их жалованье в списке просроченных платежей.
   - Военные расходы проходят по другим расчетным ведомостям, - предупредил Итзалин. - Фонды столь часто переходят с место на место, что мне трудно заранее сказать, может ли этот запрос выполнен столь же скоро...
   Расчетные ведомости зачастую становились для бюрократов более живыми и реальными, нежели люди. Регулярные походы в налоговое ведомство помогли трибуну понять эту особенность бюрократической психологии. Чиновники жили в своем замкнутом мирке и плохо представляли себе, какие лютые ветры дуют за пределами хорошо натопленных комнат, где шуршат пергаменты. Однако Гай Филипп мог иметь совершенно иное мнение.
   - Гарсавра - оплот Империи на Западе, - сказал Марк. - Она сдерживает йездов и не допускает их на равнины. Императору сильно не понравится, если он узнает о том, что солдаты в Гарсавре чем-то недовольны. Я хорошо знаю моих римлян. Сейчас ими командует человек, которого я никому не посоветую иметь своим врагом.
   - Я сделаю все, что от меня зависит.
   - Отличная мысль. Ты неплохо поработал для граждан Гарсавры. Если ты проявишь столько же усердия ради нужд гарнизона, то, уверен, скоро мои солдаты получат свое жалованье.
   Марк вежливо кивнул Итзалину и возвратился к своему столу. Итзалин еле заметно улыбнулся. По этой мимолетной улыбке трибун понял, что предупреждение воспринято не слишком всерьез. Несмотря на плохое настроение, Марк усмехнулся. Итзалин, вероятно, считает его надоедливым занудой. После одной только встречи с Гаем Филиппом бедный чиновник с воем бросился бы наутек.
   * * *
   - Три серебряных? - Лицо кожевника выражало презрение. - Это отличный кожаный пояс, чужеземец. Видишь бляшки? Какая работа! Видишь, какой он крепкий?
   Он несколько раз дернул пояс, щелкнул им, согнул и разогнул жесткую кожу.
   - Он не развалился у тебя в руках, это я вижу, - сухо заметил Скавр. Если бы такое хоть раз случилось, тебя давно разорвали бы на кусочки и ты не торчал бы за прилавком, пытаясь меня надуть.
   - Мне показалось, что ты назвал меня жуликом. По-моему, это ты пытаешься ограбить меня. Только подумай! Я заплатил за шкуру, я вложил столько трудов и времени в эту работу... Да я обобрал бы собственных детей, если бы продал его тебе дешевле, чем за семь серебряных.
   В конце концов они сговорились на шести монетах, что составляло одну четверть золотого. Марк был недоволен. Будь он в настроении, он, скорее всего, выторговал бы пять.
   Но сегодня ему это было безразлично. В эти дни вообще нашлось бы не много вещей, которые были ему дороги. По крайней мере, он купил пояс. Прежний уже потрескался.
   Марк отстегнул старый пояс, снял ножны с мечом и приставил их к левой ноге. Удерживая штаны одной рукой, он начал продевать новый пояс в лямку. Пока трибун возился, чей-то веселый голос проговорил:
   - А, хороший поясок. Знаешь, это все напоминает мне те дни, когда я носил штаны, а не монашеский плащ.
   - Нейп!.. - ошеломленно сказал трибун, поворачиваясь, и тут же схватился за штаны, чтобы не заголиться прямо на рынке. Битва со штанами завершилась тем, что ножны с лязгом упали на мостовую. Пунцовый от смущения, Марк наклонился за мечом и чуть было снова не уронил штаны.
   - Позволь, я помогу.
   Нейп поднял с мокрой мостовой меч и кинжал Скавра и подержал их, покуда трибун не застегнул свой новый пояс.
   - Спасибо, - сказал Марк сухо. Он не желал иметь с Нейпом никакого дела после того, как тот накачал его наркотиком, и поневоле выслушал все откровения трибуна. И Алипия тоже была там!..
   Если Нейп и уловил холодок, то не подал вида.
   - Очень рад тебя видеть, - сказал жрец. - Тебя довольно трудно поймать в последнее время. Ты стал скрытен, как таракан. Открой мне тайну: ты крадешься вдоль стен или залезаешь под плинтус?
   - В последнее время у меня нет большого желания видеться с людьми, - вяло пояснил Марк.
   - Что ж, это вполне объяснимо. После всего, что случилось... - Увидев, как окаменело лицо римлянина, Нейп вдруг понял, какую грубую бестактность только что допустил. - Ох, друг мой дорогой, прости...
   - С твоего позволения, я, пожалуй, пойду домой. - Голос Скавра прозвучал безжизненно.
   - Подожди!.. Постой!.. Во имя Фоса, умоляю!..
   Марк нехотя остановился. Нейп был не из тех, кто поминает своего Бога каждую минуту, по делу и без дела. Если жрец произнес имя Фоса, значит, у него была на то важная причина...
   - Что ты еще от меня хочешь? - Горечь переполняла Марка. - Разве ты еще не насытился зрелищем?..
   - Друг мой... Ты позволишь мне так себя называть? - Нейп помедлил, ожидая от Скавра какого-нибудь знака, но трибун был как будто высечен из камня. Печально вздохнув, жрец продолжил: - Позволь мне выразить сожаление... Мне действительно жаль, что дело приняло такой оборот. Могу, кстати, добавить, что Туризин также сожалеет об этом.
   - С какой радости? Ему-то что?
   Нейп сдвинул брови: ему не понравилось, что Марк говорит о Туризине в таком тоне. Однако жрец не остановился.
   - Унизив тебя, он оскорбил самого себя. Император имеет право знать, не вовлечен ли его офицер в заговор, но когда допрос поневоле затронул такие... интимные чувства... - Нейп запнулся. Он не мог найти нужных слов, чтобы не коснуться слишком больного места, и потому заключил просто: - Туризин должен был остановиться раньше.
   - Он этого не сделал, - сказал Марк.
   - Не сделал. И, как я тебе уже говорил, весьма сожалеет о своей несдержанности. Но он упрям. Вспомни хотя бы дело Тарона Леймокера, если не доверяешь мне. Туризин никогда не торопится признать свою ошибку. И все же ты должен был заметить, что он доверил тебе важный пост.
   - Но менее ответственный, чем гарнизон Гарсавры, - отозвался трибун. Он все еще не желал верить услышанному.
   - Работай в налоговом ведомстве честно, не возбуждай лишних подозрений - и я смело могу предположить, что как только начнутся военные действия, ты получишь назад свой легион.
   - Легко тебе говорить. Посмотрю, как еще поступит Туризин.
   Нейп снова вздохнул:
   - До чего же ты упрям, Скавр. И в горе, и в иных вещах, как я погляжу. Что ж, оставлю тебя. Только напоследок позволь дать маленький совет: суди по случившемуся, а не по предполагаемому.
   Вот это да. Нейп раздает советы, достойные философа-стоика!.. Пока Скавр хлопал ресницами, жрец низко поклонился и ушел.
   Слабое зимнее солнце сверкнуло на бритой макушке служителя Фоса. Скавр, хмурясь, глядел ему вслед. Возможно, с точки зрения Нейпа, трибун был угрюмым пессимистом. Однако сам толстенький жрец казался таким жизнерадостным и беззаботным. Вполне вероятно, жизнь вообще предстает ему в розовом свете, так что хорошие вести о Туризине, которые передавал Нейп, следует еще поделить надвое.
   Нет, Марк все еще был в опале. Последуем совету Нейпа и будем судить по тому, что уже случилось. Раздумывая обо всем этом, трибун невесело покачал головой. И вдруг заметил в толпе еще одно знакомое лицо.
   Провк Марзофл был довольно рослым молодым человеком, возвышающимся над остальными, - как и Марк. Этот красавец аристократ неподвижно стоял среди людей, кишевших на площади Паламы, и... Марк напрягся. Внезапно в нем проснулась долголетняя солдатская настороженность. Да, нет сомнений: Марзофл следит за Нейпом.
   Жреческий плащ и бритая голова делали жреца легкой мишенью для соглядатая. Затем пристальный взгляд Марзофла перешел на трибуна. Марк встретился с кавалеристом глазами и нарочно кивнул. Марзофл отвернулся и вступил в торг с рыбаком, который выставил на продажу большую корзину креветок.
   Любопытно...
   Марк направился в сторону дворцового комплекса. Через минуту он повернулся, как будто что-то потерял. Марзофл держал жареную креветку за хвост и облизывал губы. Он, несомненно, следил за трибуном. Их разделяло всего несколько десятков шагов.
   Убедившись в том, что Скавр раскусил его, Марзофл остановился, не скрывая досады и замешательства.
   Сперва римлянин не на шутку разозлился, убежденный в том, что это Туризин Гавр отправил Марзофла выслеживать его. Однако затем ему в голову пришло нечто обратное. Император не стал бы посылать такого неумелого шпиона. Если бы Туризин хотел тайно проследить за Скавром, то Марк никогда не узнал бы об этом. Тогда - в чем дело? Единственное объяснение, которое пришло ему на ум, состояло в том, что Марзофл ревновал к влиянию Скавра на Императора. Он заметил, как Марк разговаривает с Нейпом (а к мнению профессора Видессианской Академии Туризин, несомненно, прислушивается). Это встревожило честолюбивого аристократа.
   Вдвойне любопытно. Марзофл пользуется сейчас большим влиянием при дворе. Если он полагает, что Скавр может быть его соперником, то... То вполне вероятно, что так оно и есть!
   Садовники убирали последние жухлые листья с газонов, окружающих дворцы. Они почтительно поклонились трибуну, когда он проходил мимо. Впрочем, это не имело никакого значения. Садовники - слуги; вряд ли они решатся проявить неуважение к офицеру, даже опальному. А вот ревность Марзофла была, пожалуй, первой хорошей новостью за все это время.
   И... Марк резко обернулся. Провк Марзофл остановился на расстоянии полета стрелы от него - молодой кавалерист внезапно обнаружил что-то необычайно интересное в дереве с опавшими листьями. Он не заметил - или сделал вид, что не замечает, - как Скавр весело машет ему рукой. Марку было странно ощущать на своем лице улыбку.
   Хорошее настроение не оставляло его весь день. Он даже добился ответной улыбки Итзалина - что было немалым достижением. Бюрократ рассказал ему анекдот. Марк был поражен: он не предполагал, что Итзалин вообще знает подобные вещи. Правда, рассказывал чиновник не слишком умело, но событие в любом случае стоило того, чтобы отметить его про себя.
   Обед также не принес разочарования. Жареный барашек действительно оказался барашком, а не залежалой козлятиной. Горошек и луковки были пропечены в самый раз. В этот день выпало достаточно снега, чтобы трактирщик мог подать на десерт лед, политый сладким сиропом.
   Незадолго до заката Скавр возвратился к себе, чувствуя, что прожил лучший день с тех пор, как возвратился в столицу.
   Поздней осенью темнота сгущалась быстро. Но трибун не чувствовал себя усталым и не хотел спать. Он запалил несколько светильников и извлек из-под завала вещей "Историю" Горгида. Его мысли ушли далеко от шумной и суетной столицы. Как-то идут сейчас дела у Виридовикса и Горгида? Что они поделывают в степи? С виноватой улыбкой Скавр признался себе, что почти не вспоминал о своих друзьях с тех пор, как... (Он все еще искал способ безболезненно называть это.) С тех пор, как все пошло вкривь и вкось.
   Марк склонился над рукописью, разбирая замысловатые греческие фразы. Кто-то постучал в дверь. Поначалу Марк даже не расслышал стука. Ему совсем не хотелось, чтобы кто-то вмешивался в его вечернее уединение. Греческий был достаточно труден для Марка и требовал полной сосредоточенности.
   - Слушай, ты теперь всегда будешь делать вид, что тебя нет дома? Я вижу под дверью свет!
   Марк вскочил, отложил в сторону рукопись.
   - Прости, Неврат. Я не ждал вас с Сенпатом сегодня...
   Он широко распахнул дверь.
   - Благодетель. - Неврат вошла в комнату. - Всегда приятно навещать тебя. Чернильные души хорошо топят.
   Она сняла теплую шерстяную шаль, которую носила в эти дни вместо своего любимого яркого шелкового платка, расстегнула плащ. Марк все смотрел в пустой коридор.
   - А где Сенпат? - вырвалось у него.
   - Полагаю, дерет глотку и пьянствует в той таверне, которую мы навещали втроем. Я решила туда не ходить.
   - А, - сказал Скавр из вежливости. Он пока что ничего не понимал. Поколебавшись, он спросил: - Сенпат знает, что ты здесь?
   - Нет.
   Это слово, казалось, повисло в воздухе. Марк хотел было закрыть дверь, но помедлил:
   - Может быть, оставить дверь открытой?
   - Да нет, можешь закрыть.
   Неврат забавлялась, как дитя. Она обвела взглядом комнату трибуна, почти пустую, остановила взгляд на рукописи, которую Марк так поспешно отложил. Греческие буквы не были похожи ни на видессианске, ни на васпураканские. Неврат сдвинула брови. Хелвис тоже хмурилась, когда видела труд Горгида, вспомнил Марк. При этой неожиданной мысли он прикусил губу.
   - Хочешь вина? - спросил он Неврат, спеша отвлечься от горьких воспоминаний.
   Она села на единственный стул, кивнула. Из маленького деревянного сундучка, стоящего в изголовье кровати, Марк достал кувшин и глиняную кружку, налил вина и подал гостье. Сам уселся на кровать, откинувшись спиной к стене.
   Неврат изогнула бровь.
   - Разве ты не будешь пить? Ты говорил, что теперь почти не пьешь, но не до такой же степени? Или ты теперь у нас трезвенник?
   - Не приведи боги, такой ужас мне и в голову не приходил! - воскликнул он. - Но понимаешь, такое дело... У меня всего одна кружка.
   - Тогда будем пить по очереди. - Передавая ему кружку, она коснулась его руки.
   - Я не думал, что буду принимать здесь гостей, - пояснил Марк.
   - Вижу, - просто отозвалась Неврат. - Твоя убогая нора не похожа на логово опытного пожирателя сердец.
   - В таком случае она действительно мне подходит. Я ведь не пожиратель сердец.
   Он снова наполнил кружку и предложил ее девушке. Она взяла ее в ладони, но не стала пить, а глянула вдруг на Скавра с таким забавным выражением лица, что Марк покраснел.
   - Я не это имел в виду... - неловко начал он.
   - Я знаю. Ты не хотел сказать ничего дурного. - Неврат поднесла кружку к губам, потом передала ему и добавила: - Марк, ты дорог мне с того дня, как мы познакомились.
   - А ты мне, - кивнул он. - И эти последние несколько недель... Без тебя они были бы... Ну, скажем, гораздо хуже... Я в неоплатном долгу перед тобой, Неврат.
   Она отмахнулась:
   - Не болтай глупостей, Скавр. Сенпат и я всегда рады помочь тебе чем можем.
   Марк нахмурился: впервые за весь вечер она упомянула о своем муже. А безумные надежды уже начинали тлеть... Марк вспомнил анекдот, который слышал от Итзалина. Зная, что у Неврат хорошее чувство юмора, он рассказал его, причем гораздо лучше, чем чиновник.
   - Забавная история, - засмеялась она. - Как там? "...Чтоб его взял Скотос"?
   Марк повторил заключительную фразу анекдота, и Неврат снова засмеялась. Ее черные глаза сияли, улыбка была широкой и счастливой. Неврат - одна из тех редких женщин, которые становятся краше, когда оживляются, подумал Марк.
   Светильник погас. Марк поднялся и, взяв бутылочку с маслом, заправил светильник. Ему пришлось пройти совсем близко от Неврат. Внезапно он протянул руку и коснулся ее вьющихся черных волос. На ощупь они оказались жестче, чем он предполагал.
   Неврат тоже встала и посмотрела ему прямо в лицо. Марк шагнул вперед, желая обнять ее.
   - Марк, - сказала она.
   Она произнесла его имя так, словно держала в руках голову Горгоны. Марк застыл, будто превратился в каменную статую. Мгновение назад он был готов сжать Неврат в объятиях...
   Неврат глядела на него с нежностью и острым состраданием, но на ее лице Марк не прочел ни следа того желания, которое сжигало сейчас его.
   - Это ведь нехорошо? - тупо спросил он, заранее зная ответ.
   - Прости, но это так.
   Она хотела положить руку ему на плечо, но остановилась. Это было даже хуже слов.
   - Я должен был знать заранее... - Он отвел взгляд в сторону, иначе не смог бы договорить до конца. - Ты всегда так тепло относилась ко мне, так сочувственно... Я надеялся... Я думал... Я разрешил себе поверить, что...
   - Что за дружеским теплом скрывается нечто большее, - заключила она. Марк кивнул, все еще избегая ее взгляда. - Я видела, - сказала Неврат. - Я все видела. Я не знала, что делать. Но в конце концов решила просто поговорить. Я не хочу никого, кроме моего Сенпата. Правда, Марк.
   - Вы оба такие счастливые, - сказал Марк. - Я думал об этом много раз.
   Он пытался удержать дрожь в голосе, но это оказалось не легче, чем сражаться, получив смертельную рану.
   - Я знаю, что мы счастливы, - отозвалась она тихо. - Поэтому я пришла к тебе сегодня, чтобы сказать то, что должна сказать. А не просто по-дружески поболтать, как обычно. Эта смешная история о богаче, который хотел стать актером... - Она мимолетно улыбнулась. - Я просто хотела бы оставить все, как прежде. Но тогда, в таверне...
   - Я все испортил.
   - Нет! - В первый раз Неврат рассердилась. - Я не обвиняю тебя. Какое я имею право?.. Что удивительного в том, что ты пытался найти новое счастье? У тебя была любовь, но ты потерял ее. Нет дурного в том, чтобы искать ее вновь. Мне так жаль, что я причинила тебе боль. Особенно сейчас. Поверь, это последнее, чего бы я хотела...
   - Неважно. Я сам во всем виноват.
   - Важно. Может быть, мы все-таки сможем остаться друзьями? - Она, должно быть, хорошо чувствовала его настроение, потому что быстро добавила: Подумай, прежде чем сказать "нет". Кроме того, как мы объясним это Сенпату?
   Трибун вдруг, словно со стороны, услышал свой голос. Кажется, он обещал не разрывать дружбу. К своему удивлению, он обнаружил, что верит в это. Друзей у него было не много. И он слишком дорожил теми немногими, которые у него все-таки были. Не имеет значения, какие чувства он испытывает к Неврат сейчас. Не первый год они берегут друг друга.
   - Вот и хорошо, - сказала она оживленно. - В таком случае наша следующая встреча не отменяется?
   - Нет.
   - Через три дня?
   Марк кивнул.
   - Тогда до встречи. Я буду очень рада увидеть тебя. Верь этому! Всегда.
   Неврат улыбнулась - немного более осторожно, чем раньше. Но не слишком. Марк смотрел, как она закрывает дверь, слушал, как затихают ее шаги.
   Скавр положил кувшин обратно в сундучок. Пожалуй, все к лучшему. Сенпат хороший человек, близкий друг трибуна. Какое Марк имеет право наставлять ему рога? В глубине души он и сам хорошо все знал.
   Выпрямившись, Марк с силой пнул сундучок. Вывихнутый палец пронзила боль. Глиняный кувшин разбился. Проклиная судьбу, вино и больную ногу, Марк взял тряпку и принялся вытирать большую лужу. К счастью, вина в кувшине оставалось совсем немного. Марк потушил лампу и забрался в постель. Его сотрясал горький смех. Ему следовало знать заранее!.. И нечего воображать, будто у него сегодня был хороший день. С тех пор как Хелвис оставила его, у него не могло больше быть хороших дней.
   Большой палец правой ноги распух и стал в два раза больше, чем следовало бы. Кроме того, он приобрел фиолетово-желтую окраску. В первый же день один из чиновников вежливо поинтересовался, почему господин эпаптэс хромает.
   - Я дал хорошего пинка своему гардеробу, - ответствовал Скавр, пожимая плечами и предоставляя бюрократу гадать, что имеется в виду. Иногда правда бывает куда лучше самой замысловатой лжи.
   Двумя днями позднее, видя, что мысли эпаптэса чем-то отвлечены, один из писцов довольно неловко попытался покрыть мелкую кражу хитроумными расчетами. Марк легко обнаружил уловку, подхватил пачку нужных счетов и с шумом, поднимая пыль, обрушил их на стол несчастного чиновника.
   - Жулик, - презрительно сказал он. - Прошлой зимой Пикридий Гуделин прибегал к этому фокусу, чтобы нацепить себе на палец кольцо с изумрудом, который был достаточно велик, чтобы им можно было подавиться. А ты пытаешься сделать то же самое, чтобы спереть какие-то два золотых.
   - Что... что ты теперь со мной сделаешь, высокочтимый господин? - задрожал бюрократ.
   - За два золотых? Если они тебе так нужны, можешь их взять на бедность. Но если в следующий раз я обнаружу в твоих документах пропажу хотя бы одного медяка, ты на своей шкуре изведаешь, как тепло и уютно в тюряге, что под государственными архивами на Срединной улице. Относится ко всем, - добавил Марк. Чиновники напряженно прислушивались к этому разговору, хотя виду не подавали.
   - Благодарю, благодарю тебя, великодушный господин, - лепетал воришка, все еще не веря в свое спасение.
   Марк коротко кивнул ему и направился к своему столу. Проходя мимо Итзалина, он задержался:
   - Ты подготовил ведомости для выплаты жалованья римлянам в Гарсавре?
   - Мне необходимо... э-э... проверить некоторые данные, чтобы быть уверенным... - осторожно ответил Итзалин.
   "Не подготовил", - без труда перевел эти слова Марк. Он глубоко вздохнул.
   - Итзалин, друг мой. Я был с тобой терпелив. Если ты выведешь из себя Гая Филиппа, вряд ли он проявит столь же великую кротость. Я знаю этого человека, ты - нет. Прими эти слова как предостережение, друже, ибо я желаю тебе добра.
   - Разумеется. Будет выполнено немедленно.
   - Я проверю.
   Трибун скрестил руки на груди и стал ждать. Когда Итзалин уяснил, что римлянин не собирается уходить, он отложил в сторону документы, над которыми работал, и снял с полки книгу, где были перечислены все расходы на войска в западных провинциях. Окунув перо в чернильницу, Итзалин очень медленно начал выводить, буква за буквой, разрешение на выплату денег. Марк наконец отошел.
   Град забарабанил по стеклу. От неожиданности трибун вздрогнул. Больная нога тут же напомнила о себе и заставила пожалеть о резком движении.