Берег очистился. Однако враги не бежали, они залегли меж валунов, там, где луч не мог достать их, и ждали, когда мы выйдем. А я не собиралась выходить; время играло на меня.
   Линкор подошел к берегу на минимально допустимое расстояние и спустил три шлюпки. Враги обнаружили себя и стали забрасывать наших легионеров стрелами. Убийственный тепловой луч вновь заставил этих червей вжаться в землю; враги были бессильны помешать высадке спасительного десанта.
   Ситуация изменилась, когда легионеры сошли на берег. Варвары стремглав выскочили из своих укрытий и бросились на них. В ближнем бою враги не боялись теплового луча, так как луч, естественно, не различал своих и чужих, а Септимий Доламин не помышлял стрелять по своим.
   Бой закончился вничью. Полегли почти все легионеры, равно как и враги. Мы с Кримхильдой решили прорываться. Враги того и ждали. Только мы вышли из-за деревьев, засвистели стрелы. Нам пришлось вернуться в укрытие. Ситуация казалась патовой.
   С линкора спустили еще одну шлюпку. Легионеры сошли на берег и -наконец-то! -- прочистили дорогу к нам. Какое счастье после всех мытарств увидеть пред собой вооруженного мужчину, который отдает честь и называет "сиятельством" не с издевкой, но с искренним благоговением!
   Я радовалась рано. Мы уже были в шлюпке, как на берегу возник новый отряд варваров. Враги, недолго думая, принялись поливать нас стрелами. Минуту спустя им пришлось ретироваться от теплового луча. Но этой минуты хватило, чтобы поразить многих легионеров, бывших с нами в шлюпке. Оставшиеся в живых гребли что есть мочи. Меня положили на дно и накрыли чьим-то телом.
   И это было не самое страшное. С другого конца леса выехал еще один отряд. А излучатель на линкоре был один, и ствол излучателя не мог быстро менять прицел. К счастью для нас, на борту имелись также пушки. Пять орудий выстрелили одновременно... нужно отдать под трибунал бездарных канониров! Один снаряд свалился в воду невдалеке от нашей шлюпки. Волна настигла нас, шлюпка перевернулась, и мы очутились в ледяной воде...
   Меня спасла Кримхильда. Сама не выплыла бы, да еще с больной ногой. Как это все закончилось, помню плохо. Вода повсюду... руки Кримхильды... она плывет и подбадривает меня, не позволяет утонуть... я снова чувствую ее руки... кто-то еще нам помогает... вокруг нас летают вражеские стрелы... но вот уже корабль... меня поднимают на палубу... я жива, и я среди своих!
   Силы оставляли меня, но, помню, еще смогла сказать Кримхильде:
   -- Признаюсь, нынче утром я решила для себя, что вам не быть нарбоннской герцогиней. Но эти варвары... они позволили себе глумиться надо мной... над нами... принудили скрываться... стреляли в нас... в меня, в Юстину, желая смертью поразить! Спустить такое выше моих сил. Я отомщу! А вы... вы взойдете на престол Нарбонны, герцогиня, клянусь...
   Поклясться кровью Фортуната не успела: довольно и того, что я уже перенесла в тот страшный день.
   Глава семнадцатая,
   в которой читатель убеждается, что умные люди имеют обыкновение мыслить одинаково
   148-й Год Кракена (1786),
   ночь с 30 апреля на 1 мая, Галлия, Нарбонна, подвал во дворце герцога
   Последний оставшийся в живых врач-амориец висел на пыточном колесе. Несчастному не довелось умереть, как его коллегам, смертью героя -- боги назначили ему конец мучительный и позорный, и конец этот неумолимо приближался.
   Обезьяноподобный мастер заплечных дел выплеснул на страдальца ведро воды. Врач очнулся и издал приглушенный стон. Молодой Варг попытался заглянуть в глаза этого человека. Это удалось ему, но в глазах супостата победитель не обнаружил осмысленного выражения. Да и как сохранить рассудок, когда сломаны ребра, вывернуты руки, а стопы напоминают горелые головешки?..
   -- Он так и не признался? -- спросил Варг у палача.
   -- Нет, мой государь, -- хмуро процедил тот и невольно бросил опасливый взгляд на третьего присутствующего в пыточном подвале.
   Могло показаться странным, почему верзила-палач сторонится этого тщедушного человека, явившегося вместе с новым государем. Спутник Варга с ног до головы был укутан в непроницаемый черный плащ с капюшоном, который оставлял открытым лишь острый подбородок. Лица этого человека палач не видел, но ему отчего-то казалось, что под капюшоном скрывается неизвестный Ужас...
   Читателю нетрудно понять чувства варвара: третьим в пыточной был Януарий Ульпин.
   -- Он утверждает, что не убивал герцога, -- пробурчал Варг. -- И я склонен ему поверить: если б было иначе, он бы уже сознался.
   -- А я бы на твоем месте не торопился с выводами. Вы зашли не с того конца, -- тихо сказал Ульпин; от звуков его голоса у палача пробежали мурашки по коже.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Для людей, подобных этому врачу-лазутчику, клятва Гиппократа -пустые слова в сравнении с клятвой Гарпократа. Как ты полагаешь, отправила бы их София во вражеский лагерь, не будучи уверенной в их абсолютной надежности?! Этого человека перед отправкой в Нарбонну подвергли психокодированию. Неудивительно, что он молчит под пыткой.
   -- Зачем ты мне это говоришь? По-твоему, он утаивает правду?
   -- Ты хочешь, чтобы его допросил я?
   Варг вздрогнул. Подсознательно он был рад увериться в невиновности врачей, а значит, и Софии Юстины. Любопытство пересилило. Взяв себя в руки, он согласно кивнул.
   Януарий выпростал исхудалую руку из-под плаща и сделал ею несколько замысловатых движений перед лицом врача. И хотя рука не коснулась тела, страдалец конвульсивно вздрогнул и застонал, как от боли.
   -- Кто ты? -- негромко спросил Ульпин.
   -- Никандр Лисма, плебей из Темисии, врач Императорской клиники внутренних болезней, магистр медицины, -- срывающимся голосом ответил мученик.
   -- Это мы и так знали, -- буркнул Варг.
   Януарий бросил на него сумрачный взгляд, затем тощая рука повторила пассы у лица мученика.
   -- Не надо! -- вдруг отчаянно завопил Никандр Лисма. -- Оставьте мою дочь! Она еще совсем ребенок!
   Варг почувствовал, как на голове начинают шевелиться волосы. Он скосил глаза в сторону, на палача. Того сотрясала нервная дрожь.
   -- Ответь мне, зачем ты прибыл в Нарбонну? -- спросил Януарий.
   -- Чтобы убить герцога Круна, -- на едином дыхании выпалил несчастный.
   -- Ты сам хотел его смерти?
   -- Нет, мне приказали.
   -- Кто?
   -- Ее сиятельство София Юстина...
   -- О, нет! -- простонал Варг.
   Ульпин бросил на него быстрый взгляд и спросил врача:
   -- Ты сейчас говоришь правду или лжешь?
   -- Клянусь Творцом-Пантократором и всеми аватарами, я не лгу... Только не терзайте мою дочь, пожалуйста!
   -- Причем тут его дочь? -- шепнул Варг Януарию.
   -- Ему кажется, что его дочь у нас в руках, -- ухмыльнулся молодой Ульпин.
   -- А где она на самом деле?
   -- Почем я знаю? Я просто вызвал из его памяти ее образ и снабдил этот образ своими комментариями...
   Варгу было не по себе. Ульпины могли называть все это "наукой", но здесь, в этом мрачном пыточном подвале, варвару казалось, что он присутствует при самом гнусном чародействе... достойно ли рыцаря узнавать правду посредством черного колдовства?..
   -- Мы оставим твою дочь в покое, если ты ответишь на мои вопросы, -сказал Януарий.
   -- Да, да! Спрашивайте, я все скажу, все!
   -- Твои коллеги, другие врачи, которые были здесь, -- им София Юстина также приказала убить герцога Круна?
   -- Да.
   -- Каким образом?
   -- Нам надлежало отравить его.
   -- Какие яды вы использовали?
   -- Мышьяк, силициум, висмут и травы.
   -- Назови мне эти травы.
   -- Я их не знаю... Травы готовил другой. Он умер.
   -- Ладно. Тогда скажи, была ли у герцога Круна язва желудка. Ты это должен знать как гастропатолог.
   -- Да, я знаю. Никакой язвы не было. Еще четыре месяца тому назад герцог был абсолютно здоров.
   Януарий и Варг переглянулись. "Ну, что мы тебе говорили!", -- прочитал Варг в глазах молодого Ульпина.
   -- Итак, вы отравили его, -- сказал Януарий.
   -- Да.
   -- А зачем был сделан надрез на животе?
   -- Герцог слишком долго не умирал...
   -- Нн-неттт! -- взревел Варг.
   Горечь и отчаяние заполонили его душу, он более не мог контролировать себя. Пальцы сложились в железный кулак, он взметнулся и со всей силы ударил страдальца по лицу. Никандр Лисма издал прощальный хрип и обмяк. Ульпин покачал головой.
   -- Мы еще не все узнали.
   -- Так оживи его, колдун, я думаю, ты это можешь! -- прогремел Варг.
   -- Нет, не могу, -- спокойно произнес Януарий. -- И даже мой отец не может. Прошу тебя, не оскорбляй нас. Ты сам хотел добиться правды. Я для тебя ее добился -- так чем ты недоволен?
   -- Да будь она проклята, эта ваша правда!
   -- Я полагал, ты сильный человек, -- усмехнулся еретик. -- Неужели я ошибся?
   Варг вонзился в него ненавидящим взглядом. Януарий бесстрастно выдержал этой взгляд. Варг первый отвернулся и прошептал:
   -- У тебя нет души, Ульпин.
   -- Ты ошибаешься, мой благородный друг. Моя душа свободна, и в этом мое счастье и мое преимущество перед тобой. Моя душа не бегает от страшной правды, как твоя.
   -- Будь проклята эта женщина, -- со злостью произнес Варг. -- А я еще испытывал к ней уважение! Сколь был наивен я!
   -- Мы тебя предупреждали.
   -- Да... Благодарю тебя, Ульпин... мой друг! Ты мне открыл глаза. Клянусь молотом Донара-Всеотца, я больше эту женщину-змею не уважаю... я ее ненавижу, ее, убийцу моего отца!
   -- Ну и напрасно, -- заметил молодой Ульпин. -- Ненависть --обоюдоострое чувство. Она хороша для обычного врага. Ненависть незаменима в ратном поединке. Но в поединка умов ненависть вредоносна. Она затмевает рассудок и заставляет совершать ошибки. Вот тебе последний пример: если бы твои бароны не унизили Софию, она, возможно, сегодня была бы в твоих руках. Хотя нет, вряд ли она сдалась бы варварам...
   -- Юстина просчиталась, -- процедил Варг. -- Она рассчитывала посадить на престол Кримхильду, а герцогом стал я!
   -- Ты глубоко заблуждаешься, если мнишь себя победителем. По-моему, когда ты сидел в темнице, твое положение было куда более завидным: тогда ты еще мог рассчитывать на благосклонность Софии. Нынче -- нет.
   Варг нахмурился.
   -- Я это понимаю. Война объявлена. Юстина не угомонится, да?
   -- Разумеется, -- кивнул Януарий. -- Политика отошла на второй план. Речь идет о чувствах. Ты дал ей пощечину -- ей, сиятельной княгине, которая привыкла добиваться своего. Это смертельное оскорбление она попытается смыть твоей кровью и кровью твоих подданных.
   -- Мы будем защищать нашу свободу. Юстине не сломить нас.
   -- Не говори за всех. Самообман опасен.
   -- По-твоему, что она предпримет?
   Ульпин ненадолго задумался и сказал:
   -- Я бы на ее месте попытался немедленно подавить мятеж и возвратить Кримхильду на престол. Если это случится, София представит твой мятеж не более чем беспорядками, обычными для варварской страны, когда там меняется власть. Не забывай, на линкоре "Уаджет" еще остались морские пехотинцы, не менее когорты. Плюс бортовые вооружения.
   -- Легионеров не боюсь, -- уверенно заявил Варг. -- Ты говоришь, не менее когорты? У меня ратников впятеро больше! Наше численное превосходство и наша вера в свободу покроют их перевес по качеству. А вот насчет вооружений корабля... послушай, друг, а вы с отцом не можете мне подсобить?!
   Януарий наклонил голову в знак согласия.
   -- Мы думали об этом. Прежде всего о том, как нейтрализовать эфиритовую пушку.
   -- Да, да! Проклятый луч вчера спалил три десятка моих воинов! Нельзя ли отключить его?
   -- Боюсь, что нет... Мы попытаемся использовать иной способ.
   Однако в подробности молодой Ульпин вдаваться не стал.
   -- Я поспешу к отцу, в пещеру, -- сказал он. -- Не нужно, чтобы твои люди увидели нас вместе.
   Тут он вспомнил о палаче, который невольно стал свидетелем сугубо доверительного разговора. На самом деле верзила-палач даже не пытался вдумываться в суть беседы нового герцога и этого, по всему видать, могучего колдуна. В тщетной надежде, что о нем забудут, заплечных дел мастер забился в угол.
   Януарий приблизился к нему и воздел руку. В руке ничего не было, но палач затрепетал от ужаса.
   -- Эй, погоди! -- вмешался Варг. -- С чего ты взял, что можешь убивать всех, кого ни попадя?! Меня сперва спроси!
   Молодой Ульпин рассмеялся.
   -- А ты с чего взял, что я его убью? Как будто я не понимаю, сколь тебе как герцогу полезен человек его профессии!
   Януарий заставил палача посмотреть себе в глаза.
   -- Ты меня не видел. Ты меня не помнишь. Ты меня не знаешь. Ты никого сегодня не пытал. Ты ничего не слышал. И герцога тут не было. Ты спал всю ночь. Ты засыпаешь! С восходом солнца ты проснешься...
   Когда палач уснул, Януарий обернулся к Варгу и сказал:
   -- Прикажи своим людям убрать труп Лисмы. Вернее, нет, пускай его доставят к нам.
   -- Зачем? -- вырвалось у Варга.
   -- Для научных изысканий, -- загадочно улыбнулся молодой Ульпин.
   * * *
   148-й Год Кракена (1786),
   утро 1 мая, Внутреннее море у берега Нарбоннской Галлии, борт линкора "Уаджет"
   Княгиня София Юстина полулежала на широкой софе в большой каюте, которую раньше занимал командующий. В настоящий момент контр-адмирал Септимий Доламин, командующий линкором, стоял перед Софией и докладывал обстановку. Помимо названных аморийцев, присутствовала Кримхильда, свергнутая герцогиня нарбоннских галлов, -- она сидела в кресле подле ложа Софии.
   -- ...Итак, ваше сиятельство, нам следует признать, что мятежникам удалось захватить контроль над столицей герцогства, -- заключил Септимий Доламин.
   -- Как вы считаете, адмирал, сколь значительными силами они располагают?
   -- Судя по наблюдениям с линкора, речь может идти о войске численностью от двух до четырех тысяч человек. Более точные данные получить пока невозможно.
   -- Я так и думала, -- проговорила София Юстина. -- Солдаты вашего отца, герцогиня, присоединились к войску узурпатора.
   "А это, в свою очередь, означает, что нам не удастся спровоцировать гражданскую войну, -- еще подумала она. -- Придется тебе, подруга, въезжать в Нарбонну на наших штыках. И опять мы будем выглядеть интервентами! Это печально, но неизбежно. Я не могу отступиться от тебя сейчас, когда твои враги жестоко унизили меня, а ты спасла мне жизнь".
   -- Негодяи, -- прошипела Кримхильда. -- Я их казню, подлых изменщиков, клянусь богами!
   Аморийцы сочли за лучшее пропустить последнюю фразу незадачливой герцогини мимо ушей и продолжили разговор между собой на патрисианском сиа. Уяснив ситуацию, княгиня сказала:
   -- Следует немедля высадить десант морской пехоты и дать решительный отпор мятежникам, пока они приходят в себя после так называемой победы.
   -- У меня от когорты осталось не более пятисот человек, -- ответил командующий.
   -- Этого вполне достаточно, адмирал. Или вы сомневаетесь в победе наших доблестных легионеров над зарвавшимися петухами53?!
   Септимий Доламин нахмурился и с выражением заметил:
   -- Эти, как вы выражаетесь, зарвавшиеся петухи уже уничтожили более полутора сотен моих солдат!
   -- По-вашему, ваши солдаты пали напрасно?
   -- Никак нет, ваше сиятельство. Они спасали вашу жизнь. Однако если бы вы послушали меня вчера, вашей жизни ничего бы не угрожало, а мои солдаты сохранили бы свои жизни...
   -- Ne sutor supra crepidam54, -- ледяным тоном промолвила София. -- Я сделала то, что обязана была сделать, и не вам судить мою политику.
   -- Так точно, ваше сиятельство. Я воин. И мне дороги жизни моих подчиненных, таких же солдат императора, как я. Поэтому я не позволю бросать их в огонь брани, точно дрова в печку!
   Теперь нахмурилась София. Она устремила на командующего суровый взгляд и отчеканила:
   -- От вас не требуется принимать решения, контр-адмирал. Вам надлежит выполнять то, что я приказываю. У вас есть час для подготовки операции. Можете быть свободны.
   Сказав так, она прикрыла глаза.
   -- Я этого не сделаю, -- процедил Септимий Доламин.
   София Юстина открыла глаза -- в них было удивление.
   -- Это что, бунт? Вы забываете, кто я?!
   -- Никак нет, ваше сиятельство. Это вы забываете, что я не ваш слуга!
   Княгиня рассмеялась; новая ситуация огорчала бы ее, если бы не казалась столь забавной.
   -- Я министр имперского правительства, меня назначил сам Божественный Виктор -- а вы кто такой, сударь?!
   Командующий призвал все свое мужество и ответил:
   -- Вы не мой министр, ваше сиятельство. Я исполняю приказы военного министра, а не министра колоний!
   Она улыбнулась.
   -- Похоже, я переоценила вашу сообразительность, контр-адмирал. Сколько вам лет?
   -- Сорок пять, ваше сиятельство.
   -- Рада это слышать. Выходит, у вас еще десять лет до отставки по возрасту. Так вот, милейший, я вам устрою перевод по службе. Не пройдет и суток, как вы получите приказ военного министра. Куда бы вас назначить на эти десять лет?! Как вы смотрите на должность помощника капитана на сторожевике где-нибудь в районе Экваториальной Африки?
   Септимий Доламин побледнел.
   -- Вы мне угрожаете, ваше сиятельство?
   -- Я требую от вас повиновения!
   -- Мне нужно связаться с моим командованием в Темисии...
   -- Нет! Я запрещаю! Иначе вы пойдете под трибунал за нарушение секретности операции.
   -- Подпишите письменный приказ. Без приказа...
   София Юстина не стала сдерживать смех:
   -- О каком-таком приказе вы толкуете, сударь? Разве не вы только сейчас сказали, что я не ваш министр?! Как я могу писать для вас приказы?
   "Она просто издевается, -- с горечью подумал командующий. -- Если я не послушаюсь ее, она меня уничтожит, а если послушаюсь, вся ответственность за ее затею все равно ляжет на меня! Что же остается?.. Vincere aut mori?55".
   -- Но это явное превышение полномочий, госпожа министр!
   "Недоумок, -- отметила для себя София, -- где тебе знать, каковы мои полномочия?".
   -- Вы утомили меня, капитан, -- сказала она, намеренно понижая ранг командующего. -- У меня вывихнута нога, и врачи назначили мне покой. Ступайте, и если я пойму, что вы саботируете мои распоряжения, военный министр отдаст вас под трибунал по статье за содействие врагам Империи. На вашем месте я сделала бы все, чтобы к исходу дня мятежники были разгромлены. Когда десант будет снаряжен, пришлите ко мне командира когорты. И не забудьте подготовить излучатель. У вас есть еще ко мне вопросы?
   -- Никак нет, ваше сиятельство!
   Контр-адмирал Септимий Доламин отдал министру честь и покинул каюту. Княгиня София Юстина устало улыбнулась и сказала герцогине Кримхильде по-галльски:
   -- Не беспокойтесь, дорогая: он лишь в политике слабак, а в ратном деле знает толк; Империя не держит бесталанных адмиралов.
   Глава восемнадцатая,
   из которой читатель узнает, каким образом аморийцы и варвары иногда воюют друг с другом
   148-й Год Кракена (1786),
   1 мая, Галлия, окрестности Нарбонны
   Галлы не препятствовали высадке имперского десанта. Предупрежденный насчет возможных намерений Софии Юстины, Варг поджидал противника на северной стороне поля Регинлейв. Поле лежало немного в стороне от дороги, связывающей порт и город, в ложбине; вид с моря на Регинлейв загораживала холмистая гряда, так что мятежники могли чувствовать себя в относительной безопасности от лучей эфиритовой пушки линкора. В относительной -- ибо, в отличие от поля, дорога в город простреливалась на всем протяжении. В случае разгрома отступающие в свою столицу варвары могли быть добиты огнем с корабля, а в случае победы эта победа могла быть попросту отнята. Варг полагался на третий вариант, в котором он одерживает победу над людьми, а его друзья Ульпины -- над машиной.
   Генеральное сражение представлялось ему неизбежным. Кто бы ни вышел победителем, он или сестра, победитель получал всю власть в Нарбоннской Галлии. Кримхильда, а вернее, ее хозяйка, не может сдаться, даже не попытавшись подавить мятеж. Но и он, Варг, не может просто так уйти из Нарбонны: как объяснить отступление тысячам преданных воинов, которых он сам привел к победе? Нынче им предстояло закрепить эту первую и во многом случайную победу.
   Три сотни тяжеловооруженных рыцарей он поставил в центре. Еще сотня, самые лучшие и надежные воины, была в резерве; ею командовал Ромуальд. Перед рыцарями располагались легковооруженные конники с мечами и пиками. По правому и левому флангу стояли лучники с большими луками; стрелы таких луков могли накрыть все пространство поля Регинлейв. За лучниками на флангах расположилась пехота; ее вооружение составляли короткие копья и мечи.
   В качестве артиллерии Варг располагал восемью катапультами и тремя баллистами, причем одна из баллист была трофейной; когда-то ее захватил у аморийцев сам герцог Крун, а вот как она сохранилась во время мира, никто сказать не мог. Эта пружинная баллиста пребывала в идеальном рабочем состоянии; едва взглянув на нее, Януарий Ульпин заявил Варгу, что с ее помощью можно бросать ядра на расстояние до двух герм, и показал, как лучше всего перезаряжать эту баллисту. Вследствие такой неожиданной консультации пиетет Варга к молодому Ульпину еще более возрос, и вождь повстанцев уже задавал себе вопрос, существует ли какая-нибудь область, в которой спасенные им еретики могли бы дать слабину.
   В полдень на южной оконечности поля Регинлейв показались имперские легионеры. Первый день мая выдался ясным, было светло и жарко; в то время как галльские рыцари парились в броне своих тяжелых доспехов, легионеры чувствовали себя вполне комфортно в замечательных мундирах из шкур немейского льва.
   О последних следует сказать особо. Немейский лев, или сехмут, принадлежал к породе кабиров, то есть животных-мутантов, ставших таковыми под воздействием излучения Эфира. От обыкновенного повелителя зверей сехмут отличался большими размерами и необычайной свирепостью; достаточно заметить, что он был убежденный антропофаг и без человеческого мяса быстро утрачивал интерес к жизни.
   Немейские львы обитают преимущественно в так называемом "Заповеднике мутантов" -- ареале радиусом пятьсот-шестьсот герм, считая от места слияния новых рек Маат и Шу. Этот район, в отличие от окрестностей Мемнона, родины всяческих мутаций, богат пищей, водой, имеет удачный, особенно для подобных существ, климат. Обычной пищей немейским львам служат представители чернокожего населения федеративного государства Батуту, мауры; четвертая часть территории этого зависимого от Аморийской империи государства лежит как раз в "Заповеднике мутантов". Экзотическая охота на сехмутов является одним из самым опасных видов развлечения патрисианской знати. Они являются также наиболее примечательными животными зоопарков крупных городов Империи.
   Однако основную ценность представляет шкура сехмута. Она славится необыкновенной прочностью, поэтому из нее, в частности, делают разнообразное военное снаряжение. Мундир, сшитый из немейской шкуры, подобен броне. В отличие от доспеха из стали, немейский мундир легок, как обычная одежда. Такой мундир считается исключительной принадлежностью аморийского воина; варварам, даже дружественным Империи, его носить не положено. Распространение немейских мундиров находится всецело под контролем государства. Несмотря на это, процветает контрабанда. При большом желании такой мундир можно купить у пиратов Эгейского моря; помимо желания, потребуется еще не менее империала за самый дешевый воинский наряд. И покупатели отыскиваются: тренированный воин в доспехе из шкуры немейского льва становится поистине непобедимым!
   На битву с аморийцами Варг вышел именно в таком контрабандном немейском доспехе.
   Еще интересно, что немейские мундиры доспехи подобны скоропортящимся продуктам: во-первых, они изготавливаются аморийцами по особой технологии, которая держится в секрете от варварского мира, а во-вторых, раз в месяц немейский доспех полагается облучать эфиром с помощью сложного устройства; вековечная мечта варваров заполучить это легендарное устройство так и остается мечтой, но без облучения замечательный мундир расползается по швам и превращается в обычную мешковину...
   Легионеры двигались навстречу противнику сплошной коричневато-зеленой волной. Согласно аморийской традиции, сухопутные войска носили черные мундиры, по цвету покровительствующего ратному делу аватара Симплициссимуса; внутренние войска, или милисы, имели мундиры коричневого цвета, то есть цвета аватара Цербера; морские пехотинцы носили мундиры коричневато-зеленые, хаки, соответствующие покровителю мореходов аватару Кракену. Были, конечно, и подразделения других цветов, например, медицинские части, относящиеся к аватару Кентавру, носили серебристую форму, пожарные, "воины Саламандры", -оранжевую, строительные -- желтую, по цвету Феникса, а вот отряды так называемой "священной милисии", то есть секретных служб, одевались в белое, цвет самого Творца-Пантократора.
   Немейский доспех Варга был черным -- внимательный читатель помнит, что в результате Выбора сыну герцога Круна выпал небесным покровителем грозный аватар Симплициссимус. Изображение причудливого существа, похожего одновременно на петуха, дракона и летучую мышь, красовалось на лицевой стороне кителя. Доспех, между прочим, был дорогостоящим -- Варгу пришлось отдать за него три империала; совершена эта покупка была в глубокой тайне от Круна, незадолго до роковой встречи принца с Ульпинами в Нарбоннском лесу. На рукавах еще сохранились преторские нашивки с абрисом грозного аватара и тремя черными звездами о двенадцати лучах каждая.