-- Стало быть, вы слуги дьявола, -- сказал нам варвар на своем наречии, справедливо полагая, что плебеи галльского языка не знают, а такие ученые еретики, как мы, должны знать множество всяких языков.
   Мы молчали, ожидая, что он скажет дальше. Он представился:
   -- Варг, наследник нарбоннского престола.
   -- Мы догадались, -- ответил по-галльски мой отец.
   Варг кивнул и взялся за цепь, которая опоясывала шею отца. В этот момент затрещал звонок на его "позорной шляпе"; принц оставил цепь, осторожно снял с отца "позорную шляпу", отнес ее в сторону и положил на землю, затем проделал то же самое с моей "позорной шляпой".
   -- Что ты делаешь? -- не выдержал отец.
   Принц предпочел ответить вопросом на вопрос:
   -- Хотите ли вы жить, еретики?
   -- Для нас это уже не имеет значения, -- с достоинством ответил отец. -- Мы сделали свое дело. Чудовищам не удалось сломить нас!
   -- Ну и?! -- усмехнулся Варг. -- И что дальше? "Обитель Обреченных"?!
   До меня наконец дошло! Стараясь не выдать своего волнения, я спросил:
   -- У тебя есть другие варианты, принц?
   Варг измерил меня долгим изучающим взглядом, а затем решительно взялся за цепь отца.
   И произошло невероятное. Его пальцы обхватили стальную цепь, руки напряглись, на лице появилось выражение сосредоточенности -- и пару мгновений спустя цепь лопнула!
   Показывая мне сломанное звено, Варг сказал:
   -- Вот путы, которыми вас сковали аватары. Я их ломаю!
   Дальше у меня случился непростой разговор с отцом, который, мысленно примирившись со своей участью и даже находя в ней свою героическую прелесть, отказывался признавать преимущества предложенного нам варианта. Мы говорили по-латыни, но вскоре перешли на галльский, чтобы Варг понял, в чем суть проблемы.
   Тем временем ему удалось освободить отца от мелких цепей. Он совершал свой подвиг, равно мифический титан, и, что самое удивительное, в полном молчании, не испрашивая согласия отца. Лишь однажды он заметил:
   -- Представь себе, еретик, такую вещь: существует человек, который ненавидит Империю и аватаров. Он нутром чует, что это враги его свободы, что их дружба лжива, а их покровительство есть рабство. Этот человек понимает, сколь сильны враги, -- но он хочет бороться! И пока не знает, как... И есть другой человек, который, я думаю, знает, как. Так почему бы первому и второму не объединиться?!
   -- Суета... -- промолвил отец. -- Мы отыграли свое. Я больше не желаю жить в мире, где властвуют чудовища-аватары и servum pecus17 их народ. Благодарю тебя за твои помыслы, благородный галл, однако: invitum qui servat idem facit occidenti!18 И еще добавлю: exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor...19
   -- Ради Всевышнего, отец! -- прошептал я. -- Он ведь прав на все сто! Он и есть наш мститель! Ты только подумай, что мы еще успеем сделать вместе с ним! Стыдно и глупо не использовать такой шанс для мести!
   Отец на мгновение задумался, затем медленно кивнул и поправил меня:
   -- Не для мести, Янус. Мы поможем этому благородному юноше отстоять свою свободу.
   -- Я знал, что услышу это, -- ухмыльнулся Варг.
   Он вернулся к плебеям и своему другу, взял у того кинжал, потом привязал плебея-коротышку к дереву, а далее со вторым плебеем и своим другом возвратился к нам.
   -- Поможешь нам сломать эту цепь, -- сказал Варг плебею.
   Тот запротестовал, насколько это позволял его заплетающийся язык:
   -- Нет... нет... Ни за что! Я не стану участвовать в этом преступлении! Меня за это сожгут на костре...
   В этот момент отцу пришло в голову чуть пошутить. Он заставил плебея посмотреть себе в глаза и замогильным голосом прошептал:
   -- Ты сделаешь, как тебе велят, низкорожденный! Иначе я обращу тебя в тварь земноводную или в прах, смотря какое заклинание придет на ум первым... Дьявол, мой истинный Отец и Властелин, дал мне такую силу.
   И он простер к несчастному растопыренную пятерню. Плебей затрепетал и более возражать не осмелился.
   Вот так мы избавились от цепей; оставалось избавить от цепей аватарианской веры весь остальной Orbis Terrarum20...
   Затем, когда дело было сделано, отец предложил освободиться от свидетелей. Друг принца побледнел, приняв, как видно, слова отца и на свой счет.
   -- Нет, я придумал кое-что получше, -- сказал Варг. -- Привяжем этого парня к столбу. Он нам еще пригодится.
   Перспектива оказаться на месте заклятого еретика доконала несчастного. Ополоумев от ужаса, он завопил, точно его резали на части, и предпринял попытку сбежать. Эта попытка была пресечена принцем, который уже занес кулак с целью прогнать из плебея остатки сознания. Отец перехватил руку Варга.
   -- Не надо, друг мой. Ты прав, этот плебей нам еще пригодится. Он скажет властям, кто был истинный виновник нашего побега.
   Отец положил правую руку на голову плебея, а левой рукой прикрыл ему глаза. Плебей вздрогнул и затих.
   -- Повторяй за мной, -- начал отец, -- "Я шел по улице...
   -- Я шел по улице, -- безучастным голосом произнес плебей.
   -- ...На меня напали. Я ничего не помню. Нет, помню! Их было двое".
   -- Какого дьявола... -- проговорил Варг, но я шепнул ему, чтобы он молчал и доверился отцу.
   -- Сколько их было? -- изменившимся голосом вопросил отец.
   -- Их было двое, -- ответил плебей.
   -- Правильно, их было двое. "Они говорили: "Един Бог!"...
   -- Един Бог... -- эхом отозвался плебей.
   -- "Един Бог!", -- это наш девиз, девиз нашего дела, -- шепотом объяснил я Варгу. -- "Един Бог!", следовательно, есть только Творец, Deus Majores21, и нет никаких аватаров, Dii Minores22, следовательно, всякий, кто скажет: "Един Бог!", принадлежит к нашей вере, следовательно, нас освободили наши сторонники, чудом спасшиеся от властей...
   -- Больше я ничего не помню"... -- продолжал поучать плебея мой отец.
   -- Не помню... Ничего больше не помню.
   -- Молодец. А теперь -- усни!
   Потом мы привязали спящего плебея к позорному столбу. Варг был бледен, что-то мучило его, и он наконец спросил отца:
   -- Ты колдун?
   Отец улыбнулся:
   -- Нет, я просто мудрец, который подружился с наукой.
   -- Так я и думал, -- с облегчением кивнул Варг. -- Наши колдуны не умеют делать того, что сделал ты.
   -- Это пустяки, -- заметил я, -- невеликий труд загипнотизировать слабого духом человека.
   -- Ты тоже это умеешь?
   Я кивнул -- но перед тем успел уловить восхищенный взгляд Варга.
   -- Меня зовут Марк, -- представился отец, -- а это мой сын Януарий.
   -- Вы свободны, -- сказал Варг. -- И я хочу, чтобы вы стали моими друзьями.
   -- Мы уже твои друзья, -- заметил я.
   -- Вам еще предстоит это доказать, -- с металлом в голосе отозвался Варг, снова давая нам понять, что он не так прост, как может показаться.
   -- Мы докажем, -- отозвался отец. -- То, что ты видел -- пустяк в сравнении с истинной нашей силой.
   -- Сила у меня есть. Или будет скоро. Мне нужны знания.
   -- Я то и имел в виду, друг мой. Знания суть сила.
   -- Хорошо. Что теперь? Вам нужно бежать из этого проклятого города.
   -- Не волнуйся за нас, -- успокоил его отец. -- Мы убежим. Из Темисии и из Амории. Мы найдем тебя в Галлии. Верь нам, друг.
   Я увидел, как зажглись глаза молодого варвара: мой отец говорил именно то, что он жаждал услышать.
   -- Пора прикончить второго плебея, -- сказал я. -- Он не нужен.
   -- Напротив, -- возразил принц, осмотрев неподвижного коротышку. -Пусть живет. Когда он придет в себя, его детский лепет только спутает властям картину происшествия.
   -- Ладно, -- пожал плечами я. -- Сегодня твоя ночь, друг.
   На том мы и расстались с варварами. За все время нашего знакомства наперсник принца не проронил ни слова, но тем не менее успел понравиться отцу и мне. Уже уходя, я услышал, как Варг сказал ему:
   -- Проткни меня кинжалом, Ромуальд, если с восходом солнца у Софии Юстины не начнутся бо-о-ольшие неприятности!
   Эти слова заставили меня немного усомниться в Варге, но потом я понял, что все складывается как нельзя лучше: наш новый друг был tabula rasa23 -нам с отцом предстояло просветить его насчет истинных врагов и научить, как правильно бороться с ними.
   Глава седьмая,
   из которой читатель видит, как устраивают свои дела правители аморийского государства
   148-й Год Химеры (1785),
   раннее утро 15 октября, Темисия, Княжеский квартал, дворец Марцеллинов
   Не успели первые солнечные лучи осветить безмятежную гладь озера Феб, как в ворота фамильного дворца князей Марцеллинов позвонил укутанный в черное человек. Был он мертвенно-бледен; вид его, и в лучшее время не внушавший особого доверия окружающим, заставил насторожиться ретивого стражника. Однако в ответ на пожелание последнего убираться подобру-поздорову подозрительный бледнолицый субъект произнес магические слова, а к ним присовокупил ассигнацию достоинством в один денарий для стражника и записку для его высокого господина.
   Десятью минутами спустя предрассветный посетитель вошел в личные покои сенатора Корнелия Марцеллина. Тот факт, что сенатор принимал визитера, не вылезая из постели, наводил на мысль о давнем и плодотворном знакомстве того и другого. И все же встретил князь Корнелий своего неожиданного гостя совсем неласково:
   -- Ты совершил большую ошибку, юный друг народа, осмелившись побеспокоить меня в столь ранний час, да притом в моем собственном доме! Или ты тешишь себя наивной надеждой, что шпионы, каковых, без сомнения, приставила к моему скромному жилищу моя очаровательная племянница, уже -или еще? -- спят?!
   -- Посмотрите на меня, господин, -- со скорбью в голосе проговорил Андрей Интелик, -- и рассудите сами, стал бы я беспокоить вашу светлость, если б дело не было столь срочным и важным!
   Корнелий Марцеллин недоверчиво хмыкнул.
   -- Ну, я вижу, друг мой, что ты немного пострадал в борьбе за народное дело. Так что же тебя смущает? Разве мы не предполагали, что герцог Крун не станет с тобой церемониться?! Скажи лучше, ты принес фото и негатив?
   -- Они со мной, -- ответил Интелик. -- Ваша светлость, к дьяволу фото! Случилось кое-что похуже -- или получше, это уж как вы рассудите!
   И он со всеми причитающимися подробностями поведал сенатору об имевшем место незапланированном ночном приключении.
   -- ...Вот почему я сразу же помчался к вам, ваша светлость.
   К тому моменту князь Корнелий был уже на ногах, в домашнем халате и, заложив руки за спину, сосредоточенно слушал рассказ своего агента.
   -- Неприятно ощущать себя идиотом, -- посетовал сенатор, когда Интелик завершил свой рассказ. -- Мне не приходило в голову, что наш юный друг с Севера осмелится совершить преступление, за которое его запросто могут распять или продать в рабство, не посчитавшись ни с титулом отца, ни с политической целесообразностью!
   -- Да кто ж поймет, какая дьявольская каша варится в башке языческой скотины?! -- затрясся Андрей Интелик, вспоминая, через что ему пришлось пройти минувшей ночью.
   -- И все же, все же... Клянусь водами Стикса, мы недооценили варвара. О, до какой же степени отчаяния и ненависти должен был пасть этот храбрый юноша! Подумать только: он освободил Ульпинов! Ульпинов! Ты понимаешь, друг мой, что это значит?
   -- Ясное дело, -- кивнул плебей. -- Варвар безнадежно погубил свою душу.
   -- Душу?! Да кому нужна его душа? С душами пускай боги разбираются. Он погубил свое будущее! Он поставил под сомнение все мои расчеты, основанные на нем! Это печально...
   -- Я вам больше скажу, ваша светлость: варвар договорился с еретиками встретиться в Галлии. Он хочет учиться у них уму-разуму. Как, то есть, лучше всего против нас бунтовать.
   Корнелий Марцеллин издал горестный стон.
   -- Недоумок! Учиться у них?! О, они его научат! Они превратят его в чудовище. Все самое худшее, что есть в нем, они взрастят, а благородные порывы задушат... Ужели не ведает он, что творит?! "Муж безрассудный! не ведает сын дерзновенный Тидеев: Кто на богов ополчается, тот не живет долголетен; Дети отцом его, на колени садяся, не кличут, В дом свой пришедшего с подвигов мужеубийственной брани..."24. О, будь проклята эта ночь!
   -- Коли так, ваша светлость, по-моему, надо избавиться от Варга, покуда еще не поздно и покуда наличествует подходящий повод. Имея все улики, мы осудим его -- и свалим заодно правительство Юстинов, которое допустило это страшное преступление, а вы станете первым министром.
   Сенатор покачал головой.
   -- Извини, но ты городишь чушь, мой дорогой. О каких уликах ты толкуешь? Есть лишь свидетельские показания -- твои и этого недоумка Битмы. Судя по тому, что мы о них уже знаем, ни наш безумный Геракл, ни этот его Гилас в содеянном даже под пыткой не признаются. А если мы, желая осудить Варга, начнем кивать на правительство Юстинов, моя дражайшая племянница первая заявит, мол, ты сводишь с ней личные счеты, а поскольку никаких доказательств у тебя не будет, тебя, друг мой, засадят за клевету на славный род Юстинов, а твоего друга Битму, напротив, выпустят, в обмен на его показания против тебя.
   Андрей Интелик, стараясь унять нервную дрожь, перешел в контрнаступление:
   -- Улики есть, ваша светлость! На цепях можно найти отпечатки пальцев обоих варваров!
   -- И твои, мой неразумный друг, -- с коварной улыбкой заметил князь Корнелий. -- А если учесть, сколь дорожит София отношениями с Круном, то, смею тебя заверить, к началу процесса на цепях останутся только твои отпечатки! И ты, Андрей Интелик, предстанешь главным подозреваемым по делу о пособничестве государственным преступникам. Будь уверен, моя драгоценная племянница не упустит столь удобного случая расправиться с тобой, с твоим отцом и всей радикальной фракцией. Представь себе заголовок в газетах: "Плебеи-делегаты помогают ересиархам скрыться от правосудия". Или: "Заговор еретиков-радикалов". Тут уж, друг мой, тюрьмой не отделаешься: речь пойдет о костре! Признаюсь, моему утонченному обонянию не очень хочется ловить запах твоей паленой плоти.
   Радикальный плебей едва держался на ногах, а на сером, как могильный прах, лице его объявились красные пятна.
   -- Ваша светлость, -- пролепетал он, -- зачем вы мне все это говорите?
   Сенатор Корнелий Марцеллин добродушно рассмеялся, но Андрею Интелику показалось, что так может смеяться только сам дьявол.
   -- Да потому, мой юный друг, что я хочу спасти от костра твою шкуру! По-моему, в тебе что-то есть -- такое, что со временем поможет тебе стать признанным вождем народа. Ты не так глуп, как кажется аристократической фракции. Ты отличный полемист, хороший оратор и неплохой актер. Чтобы водить за нос мою замечательную племянницу, нужно стать поистине гениальным актером! Даже мне это не всегда удается. У Софии наитие Кумской Сивиллы; иногда мне чудится, будто она заглядывает мне через плечо и читает мои мысли! Бьюсь об заклад, она уже вычислила, на кого ты работаешь... Но не пугайся -- работай, работай; ее я беру на себя. Так вот, друг мой, ты далеко пойдешь, если будешь помнить, кто тебя толкает и кто в любой момент может столкнуть в Лету.
   -- Вы, ваша светлость, -- пряча глаза, прошептал Интелик.
   -- То-то же, друг мой.
   -- Они меня считают ничтожеством, быдлом, -- со злостью выговорил Интелик, -- все так считают, от князей до тупоумных варваров! А я оказался умнее их всех! Когда дикарь потащил меня к Форуму и после, когда он заставил меня рвать цепи Ульпинам, я нарочно прикинулся трусом...
   -- Тебе это нетрудно было сделать, -- с ухмылкой вставил сенатор.
   -- ...И тем усыпил бдительность варваров. Они-то надеются, что я до сих пор валяюсь у позорного столба! У-у, ненавижу, проклятые язычники!
   -- Угомонись, дружок, ты молодец. Одно меня смущает в твоей истории.
   -- Что, ваша светлость?
   -- Ульпины. Варвар-то ладно, но Марк Ульпин, великий ментат, должен был понять, что ты прикидываешься. Зачем, по-твоему, ему понадобилось устраивать фарс с твоим усыплением?
   Андрей нахмурил лоб.
   -- Видать, ваша светлость, постановка была для Варга предназначена!
   -- Правильно мыслишь, -- кивнул князь Корнелий. -- А с какой целью?
   -- Не могу знать, ваша светлость.
   -- Думай, думай! Зачем Ульпинам гипнотизировать для виду, когда они могли тебя зачаровать взаправду?
   -- Может быть, они знали, что я к вам побегу?
   -- И?
   -- И расскажу вашей светлости правду. А вы сделаете как я, по дурости своей, вам вначале предлагал...
   -- Не прибедняйся.
   -- ...И тогда все случится, как вы мне описали. Ну, то есть, Юстина настроится против нас и всех засудят. Правильно?
   Сенатор, с интересом слушавший вожака радикалов, благосклонно кивнул.
   -- Принимаю как версию. Причем весьма лестную для меня: приятно сознавать, что сами слуги дьявола считают мою светлость опасным противником. Еще скажу, насчет Варга. Он ведь не заподозрил мошенничества?
   -- Нет, насколько я понял. Кретин варвар был точно зачарован злодеями.
   -- Вот! Немного же искусства потребовалось еретикам, дабы одним ходом поставить под удар всю нашу фракцию и заполучить в свои сети новую проходную пешку! О, боги, я готов стать первым сторонником Софии, пока она будет разыскивать беглых ересиархов!
   -- А мне что делать, ваша светлость? Со снимком, я имею в виду.
   -- Покажи мне его, друг мой.
   Андрей Интелик протянул своему господину фотографию, и лицо сенатора расплылось в улыбке. На снимке отчетливо были видны все действующие лица вечерней схватки: свирепый варвар Крун с налитыми кровью глазами и воздетым для нового удара кулаком; бледная и растерянная София Юстина, тщетно пытающаяся остановить своего опасного защитника; герой народа Андрей Интелик с разбитой в кровь губой.
   -- Превосходно! -- сказал Корнелий Марцеллин. -- У тебя отличный фотограф. Хорошо заплати ему, он нам еще не раз пригодится.
   -- Он денег не берет. Он работает за идею.
   Сенатор пожал плечами.
   -- Тогда твой фотограф дурак. Поищи другого. Да, между прочим, давай негатив.
   Интелик замешкался; он рассчитывал оставить пленку у себя, так, на всякий случай. Марцеллин прищурил глаза и измерил его пристальным взглядом, от которого юному другу сенатора стало не по себе.
   -- Не играй со мной, дружок, -- тихо и ласково произнес князь Корнелий. -- Тебе известно, что имеет обыкновение случаться с непослушными мальчиками.
   Дрожащими руками Андрей передал сенатору пленку. Народный вожак не знал точно, кто внушает ему больший трепет: пресловутые еретики Ульпины, необузданный дикарь Варг или этот утонченный потомок Фортуната с повадками воплощенного Сатаны.
   -- Ну вот и славно, -- улыбнулся сенатор, заполучив пленку. -- О том, что было, пока забудь. И старайся не попадаться на глаза Софии и ее варварам.
   -- А как же моя разбитая губа?! -- вдруг взорвался Интелик.
   -- Ах, ну да, губа... Плюс еще моральный ущерб и все такое. Я тебя понял. Отвернись-ка на мгновение, друг мой.
   Когда плебей отвернулся, князь Корнелий открыл шкатулку и, недолго поразмыслив, достал оттуда большой платиновый кругляш с изображением Его Божественного Величества Виктора Пятого в полный рост и с империапантом, "Скипетром Фортуната".
   -- Возьми, дружок. Пусть этот империал поднимет тебе настроение.
   "Скряга, -- мысленно отметил Андрей Интелик. -- За все, что я вынес и рассказал, он обязан был подарить мне целое состояние! Работай я на Юстину, она бы не скупилась!".
   -- Конечно, -- сказал Корнелий Марцеллин, словно подслушав мысли своего агента, -- моя дражайшая племянница дала тебе бы больше. Много больше! Да, наличными я плачу меньше, но, -- он выдержал многозначительную паузу, -- со мной ты и выиграешь больше. Я посодействую твоему отцу стать народным трибуном и членом Высокой Консистории, а тебя сведу с нужными людьми в Стимфалии, которые помогут тебе на выборах делегатов от этой провинции.
   -- О, ваша светлость, значит, уже через год с небольшим я стану плебейским делегатом?!
   -- Если будешь умницей, дружок, я тебе это устрою.
   -- Ваша светлость, для меня и моего отца не будет большего счастья, чем проголосовать за вас как за первого министра, -- в порыве благостной откровенности воскликнул Андрей Интелик. -- Трудовой народ Амории ненавидит Юстинов, этих махровых реакционеров, превративших Квиринальский дворец в свою фамильную вотчину; трудовой народ мечтает видеть вас во главе державы, дабы вы с присущим вам умением провели реформы, ограничили самоуправство надменных патрисов и позволили трудовому народу...
   -- А вернее, его наиболее достойным представителям, угнетать остальной трудовой народ, как это нынче делают надменные патрисы, -- закончил за Интелика Марцеллин. -- Хорошо сказано, друг мой Клодий! Запиши эту речь. Будь уверен, когда я стану первым министром, тебе, трудовой народ, заживется неплохо. Ну а пока ты бедствуешь под властью Юстинов, ступай, отдохни, наберись сил для предстоящих битв с угнетателями... Да, между прочим, дружок, поди к моему майордому разменяй империал, не то, чего доброго, тебе придется отвечать на неудобные вопросы, откуда у бедствующего трудового народа настоящий империал!
   С этими словами князь Корнелий выпроводил Андрея из своих апартаментов, а сам засобирался в гости.
   * * *
   148-й Год Химеры (1785),
   утро 15 октября, Темисия, Княжеский квартал, дворец Юстинов
   Княгиня София Юстина, до крайности утомленная давешними приключениями и страстными любовными играми минувшей ночи, безмятежно спала в своей роскошной постели. Ее аккуратная головка с распущенными волосами цвета пылающего агата покоилась на могучей груди князя Марсия Милиссина, а сам князь, хоть и давным-давно пробудился ото сна, возлежал, недвижимый, подобно Атланту, поддерживающему небесный свод, не желая тревожить священный сон любимой. Его обуревали сладостные грезы о новых ночах, еще более жарких, чем минувшая, его переполняла гордость обладания этой восхитительной, ни на кого не похожей, женщиной.
   Конец ее безмятежному сну и его сладостным грезам положил прозаический стук в дверь, прозвучавший, ввиду своей неожиданности, особенно резко и вызывающе. Вслед за стуком раздался почтительный, но тревожный, голос майордома:
   -- Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Ваш дядя во дворце!
   -- О-ох... -- произнесла София, с усилием открывая глаза. -- Мне послышалось, кто-то поминал моего дядю; а я-то надеялась, что день начнется удачно.
   -- Ваше сиятельство... -- продолжал надрываться майордом.
   -- Сейчас я встану и спущу с лестницы этого негодяя, -- сказал Марсий, намеренно не уточняя, какого негодяя он имеет в виду.
   Однако проницательная София поняла его.
   -- Не надо, мой воинственный бог... Без дяди жизнь покажется мне пресной. Его бесконечные интриги и мои ответные ходы напоминают увлекательную шахматную партию. Нет, любимый, я положительно запрещаю тебе причинять вред моему дядюшке Марцеллину! К тому же тебе должно быть совестно желать зла этому человеку, ведь он женат на твоей родной сестре.
   -- Которую он сделал несчастнейшей из женщин. Хотел бы я знать, какого дьявола он явился к тебе ни свет ни заря?
   -- А который нынче час, дорогой?
   -- Пару минут тому назад часы Пантеона пробили семь.
   -- Это мне не нравится, -- нахмурилась София. -- По-моему, дядя явился с твердым намерением испортить мне настроение. Как будто мало вчера на Форуме постарались его наймиты!
   -- Когда-нибудь я все-таки убью его, -- пообещал Марсий.
   София Юстина встала и через дверь попыталась разузнать у майордома, с какой целью припожаловал Корнелий Марцеллин. Майордом ответил, что цель визита сенатор назвать отказывается и требует немедленного свидания с племянницей.
   -- А ведь ему достанет наглости ворваться сюда, -- обеспокоенно заметила она, надевая халат.
   -- Тогда он точно отсюда направится прямиком к аватарам, -безапелляционным тоном заявил Марсий. -- Пусть мне затем отрубят голову, но, умирая, я буду знать, что избавил двух дорогих мне женщин от этого мерзавца.
   -- Напрасно, мой бог. Я не хочу из-за него терять тебя. Сейчас я к нему выйду.
   Вдруг шаловливая мысль посетила мозг и развеселила ее. София спросила у майордома, готов ли бассейн. Тот отвечал, что да, готов, и не могло быть иначе, поскольку молодая хозяйка начинала каждый свой день с приема горячей ароматической ванны. София взяла два сосуда с благовониями, сбросила халат, а затем приказала майордому пять минут спустя просить сенатора в зал бассейна.
   -- Что ты задумала? -- с неудовольствием спросил Марсий Милиссин.
   -- Не хочу позволять дяде отнимать у меня время.
   В глазах любовника заплясали дьявольские огоньки. Он вскочил с постели и миг спустя преградил дорогу Софии.
   -- Скорее солнце угаснет, чем я позволю ему насладиться твоим волшебным телом!
   -- Ну что ты, мой бог, -- со смехом молвила княгиня, -- это волшебное тело не доставит ему ни секунды наслаждения -- одну лишь пытку! А впрочем, ты сможешь сам все увидеть и услышать.
   -- Я?!
   -- Да. Посмотри сюда. Эта плитка снимается. Вот так. Видишь бассейн? Я буду там.
   -- Проклятие! И ты хочешь, чтобы я подглядывал?
   -- Это доставит мне наслаждение, Марс. Ради всех богов, сиди тихо! Если дядя узнает, что ты у меня... Ох, даже не хочу думать, что тогда случится!
   Оставив недоумевающего ревнивца наедине с его противоречивыми мыслями, София Юстина вышла в другую дверь и направилась к бассейну. Там она вылила в воду содержимое обоих сосудов и улыбнулась в предвкушении своего триумфа. Слабый, но терпкий запах ароматической настойки из цветка букетной орхидеи поднялся над водой; она знала, что дядя, подобно пчелам, собирающим нектар, хмелеет от этого запаха и наверняка скажет нечто такое, о чем в обычной обстановке не сказал бы ни слова. Грациозно изогнувшись, -- о, как приятно было сознавать, что страстный Марсий видит тебя в эту минуту! -- она нырнула в горячую воду и испытала блаженство. Затем она вынырнула, расслабила мышцы, но навострила чувства и ум -- и стала ждать.