Страница:
- Фродо, по-моему, ты поступаешь безрассудно, - сказал Фарамир. -
По-моему, не надо тебе с ним идти. Порченая это тварь.
- Ну, не совсем порченая, - возразил Фродо.
- Может быть, и не совсем, - согласился Фарамир, - но злоба изгрызла
его насквозь. Он вас до добра не доведет. Расстанься с ним, я дам ему
пропуск, а лучше провожатого до любого пограничья Гондора.
- Он не согласится, - сказал Фродо. - Он потащится за мной, как уж
давно таскается. И я подтвердил обещание взять его на поруки и пойти, куда
он сказал. Ты ведь не хочешь склонить меня к вероломству?
- Нет, - сказал Фарамир. - Но у меня сердце не на месте. Конечно, одно
дело - нарушить слово самому, другое - советовать это другу, который вслепую
бредет по краю пропасти. Ну да если он все равно за тобой увяжется, то лучше
уж пусть будет на глазах. Однако ж не думаю, что ты должен идти с ним через
Кирит-Унгол, о котором он говорит далеко не все, что знает, - это яснее
ясного. Не ходи через Кирит-Унгол!
- А куда мне идти? - сказал Фродо. - Назад к Черным Воротам, сдаваться
стражникам? Почему тебя так пугает название, что ты знаешь об этом переходе?
- Ничего достоверного, - сказал Фарамир. - В наши дни гондорцы не
заходят восточнее большака, а уж мы, кто помоложе, и подавно там не были и
близко не подходили к Изгарным горам. Старинные слухи да древние сказания -
больше положиться не на что. Но в памяти людской переход над Минас-Моргулом
таит безымянный ужас. Когда говорят "Кирит-Унгол", наши старцы и знатоки
преданий бледнеют и смолкают.
Долину Минас-Моргула мы потеряли давным-давно, и чудовищной стала она,
еще когда изгнанный Враг не возвратился, а Итилия большей частью пребывала
под нашей державой. Как ты знаешь, там некогда высилась могучая, дивная,
горделивая крепость Минас-Итил, сестра-близнец нынешней столицы. Но ее
захватили шайки бесчисленных головорезов, прежних наймитов Врага, которые
разбойничали в тех краях после его низвержения. Говорят, их предводителями
были нуменорцы, порабощенные злом, владетели властительных Колец, пожранные
ими и превратившиеся в живые призраки, жуткие и лютые. Они сделали
Минас-Итил своим обиталищем и объяли тленом ее и окрестную долину. Казалось,
крепость пуста, но это лишь казалось, ибо нежить царила в разрушенных
стенах. Девять Кольценосцев, которые по возвращении их Владыки, тайно
приуготованном, безмерно усилились, и Девять Всадников выехали из обители
ужаса, и мы не смогли им противостоять. Не подходи к их полой твердыне. Тебя
выследят: неживые не спят и не гаснут их безглазые глазницы. Не ходи этим
путем!
- А каким прикажешь идти? - спросил Фродо. - Ты же не можешь, сам
говоришь, довести меня до гор и перевести через них. Мне нужно за горы, я
дал на Совете торжественное обещание найти туда путь или погибнуть. А если я
убоюсь страшной участи и пойду на попятный, куда я направлюсь? К эльфам? К
людям? Не в Гондор же нести залог лиходейства, ополоумивший твоего брата?
Какие чары опутают тогда Минас-Тирит? Хочешь, чтобы два Минас-Моргула, как
два черепа, скалились друг на друга через мертвенную пустыню?
- Нет, этого я не хочу, - сказал Фарамир.
- А что тогда прикажешь мне делать?
- Не знаю. Только мучительна мне мысль, что ты идешь на смерть или на
пытку. И вряд ли Митрандир избрал бы этот путь.
- Но Митрандира нет, и я должен сам избирать путь, какой найдется. А
искать некогда.
- Роковое решение и безнадежная затея, - сказал Фарамир. - Но послушай
меня хоть в этом: берегись своего провожатого, Смеагорла. У него на совести
не одно убийство - я это вижу как на ладони. - Он вздохнул. - Ну что ж, вот
мы и расстаемся, Фродо, сын Дрого. Тебе ни к чему слова утешенья, и едва ли
суждено нам с тобой свидеться на земле. Будь благословен - и ты, и весь твой
народ. Немного отдохни, пока вам соберут в дорогу припасов.
Охотно послушал бы я, как этот ползучий Смеагорл завладел тем залогом,
о котором шла речь, и как он утратил его, но сейчас тебе не до рассказов. А
если ты все же вернешься к живым из смертного мрака, то мы сядем с тобою на
солнце у белой стены, будем с улыбкой повествовать о минувших невзгодах -
тогда расскажешь и об этом. Но до той несбыточной поры или до иных,
нездешних времен, незримых даже в глубине всевидящих Камней Нуменора, -
прощай!
Он встал, низко поклонился Фродо и, отдернув занавесь, вышел в пещеру.
Фродо и Сэм вернулись на свои постели и долеживали молча, а люди кругом
вставали и возвращались к дневным заботам. Вскоре им принесли умыться, потом
проводили к столику, накрытому на троих, где уже сидел Фарамир. Он целые
сутки не спал, даже не прилег отдохнуть после битвы, но словно бы и не
утомился.
Позавтракали и сразу поднялись из-за стола.
- Голодать в пути не след, - сказал Фарамир, - а припас ваш скудный, и
я велел уложить вам в котомки понемногу дорожной снеди. Водой Итилия богата,
только не пейте из рек и ручьев, протекающих через Имлад-Моргул, Неживую
Логовину. И вот еще что. Мои разведчики и дозорные все возвратились, даже
те, кто ходил к Мораннону. И все доносят, что край пуст - никого на дорогах,
нигде ни звука: ни шума шагов, ни пения рога, ни звона тетивы. Черная,
страна, да не будет она названа, замерла. Понятно, что это предвещает:
вот-вот грянет великая буря. Поторопитесь! Если вы готовы, пойдемте, скоро
уж солнце выглянет из-за вечной тени Изгарных гор.
Хоббитам принесли потяжелевшие котомки и два крепких посоха -
полированных, с железным наконечником и резной рукоятью с продернутой
ременной косицей.
- Мне нечем одарить вас на прощанье, - сказал Фарамир, - возьмите хоть
посохи. Пригодятся и на бездорожье, и в горах: с такими ходят горцы
Эред-Нимрайса, а эти обрезаны вам по росту и заново подбиты. Они из
добротной древесины лебетрона, излюбленной гондорскими столярами, и есть
поверье, будто волшебное это дерево помогает найти, что ищешь, и
благополучно вернуться. Да сохранит волшебство свою светлую силу в сумраке
зла!
Хоббиты низко поклонились.
- О радушный хозяин, - сказал Фродо, - мне предрекал полуэльф Элронд,
что на пути мы встретим нежданных и негаданных помощников. Но поистине я не
ждал и не чаял встретить такое радушие; оно несказанно утешило меня в моей
скорби.
Приготовились к отходу. В каком-то закоулке отыскали и привели Горлума,
и он был не такой разнесчастный, как давеча, только жался к Фродо и избегал
взгляда Фарамира.
- Вашему проводнику мы завяжем глаза, - сказал Фарамир, - но ты и слуга
твой Сэммиум свободны от этой повинности.
Когда подошли к Горлуму с повязкой, он завизжал, увернулся и схватился
за Фродо, а тот сказал:
- Завяжите глаза всем троим, мне первому; может, он тогда поймет, что
его не хотят обидеть.
Так и сделали. Из пещеры Хеннет-Аннуна провели их переходами и
лестницами, и в лицо им пахнул свежий, душистый утренний воздух. Еще немного
прошли вслепую, спустились под гору, и голос Фарамира приказал снять
повязки.
Над их головой покачивались ветви, перешептывалась листва; гул
водопадов смолк, они остались за длинным южным склоном холма, отделившим их
от реки. На западе лес сквозил, как над обрывом на краю света.
- Здесь нам расходиться, - сказал Фарамир. - Послушайтесь меня и пока
не сворачивайте к востоку. Ступайте прямо - много миль пройдете под покровом
леса. Справа за опушкой спуск в широкую долину, местами обрывистый, местами
пологий. Держитесь у края леса, поближе к этим склонам. Поначалу, я думаю,
вам и дневной свет не помеха: земля объята ложным покоем и зло затаилось.
Воспользуйтесь этим!
Он обнял хоббитов, по гондорскому прощальному обыкновению положил им
руки на плечи и, склонившись, поцеловал в лоб.
- Ступайте же, и добро да будет вашей обороной! - сказал он.
Они поклонились земным поклоном. Он, не оборачиваясь, пошел к
дружинникам, дожидавшимся поодаль. Во мгновение ока все три зеленых воина
исчезли, затерялись в лесу, и пусто было там, где сейчас только стоял
Фарамир, словно все, что случилось, было во сне.
Фродо вздохнул и повернулся лицом к югу. Для пущего неуважения Горлум
копошился во мху под корневищем.
- Убралиссь наконец-то? - спросил Горлум. - Мерзкие, злые людишки! У
Смеагорла шеинька еще болит, да, да-ссс. Пойдем сскорее!
- Да, пошли, - сказал Фродо. - Но чем бранить тех, кто сжалился над
тобой, лучше бы помолчал!
- Добренький хозяин! - сказал Горлум. - Нельзя уж и пошутить Смеагорлу.
Он всех всегда сразу прощает, да-да, и хозяину простил его обманцы. Такой
добренький хозяин, такой послушненький Смеагорл!
Фродо и Сэм смолчали, закинули за плечи котомки, взяли посохи и
двинулись в путь по итильскому лесу.
Дважды за день они отдохнули и поели Фарамировой снеди: сухих фруктов и
солонины - запас многодневный, а хлеба ровно столько, чтоб не зачерствел.
Горлум от еды отказался.
Солнце взошло, невидимкой проплыло по небесам и вот уж садилось,
расструив золотистый свет по западной окраине леса, а они все шли и шли в
прохладном зеленом сумраке, в глухой тишине. Все птицы либо улетели, либо
онемели.
В молчаливом лесу быстро смерклось, и они заночевали, притомившись:
семь лиг, не меньше, прошли от Хеннет-Аннуна. Фродо разлегся на мшистой
подстилке возле старого дерева и спал всю ночь без про...
Сэм рядом с ним то и дело поднимал голову, но Горлума было не видать
- он как улизнул сразу, так и не показывался: может, забился в какую дыру, а
может, живоглотничал. Вернулся он с первым лучом и разбудил спутников.
- Вставать надо, вставать! - сказал он. - Еще далеко идти, на юг и
потом на восток. Хоббитам лучше поспешить!
День прошел, как и накануне, только безмолвие углублялось; воздух
отяжелел, и парило под деревьями. Казалось, вот-вот зарокочет гром. Горлум
останавливался, принюхивался, бормотал под нос и торопил их.
На третьем дневном переходе, уже под вечер, лес поредел, деревья
покрупнели. Среди полян угрюмо и важно раскинули ветви огромные падубы,
между ними высились дряхлые лишаистые ясени, могучие дубы пустили
буро-зеленую поросль. В траве на прогалинах пестрели цветочки ветреницы и
чистотела, белые и голубые, свернувшиеся на ночь; из заплесневелых россыпей
листвы лесных гиацинтов пробивались глянцевитые молодые ростки. Нигде ни
зверя, ни птицы, но Горлум боялся открытых мест, и они, пригибаясь,
перебегали из тени в тень.
Уже в полумраке вышли они на опушку и уселись под старым шишковатым
дубом, чьи змеистые корни торчали над сыпучим обрывом. Перед ними
расстилалась тусклая глубокая долина; на дальней ее стороне снова густел и
тянулся на юг серо-голубой лес в дымчатом полумраке. Справа, далеко на
западе, розовели в закатных огнях кряжи Белогорья. Слева застыла тьма: там
возвышались утесистые стены Мордора, и туда, сужаясь от Великой Реки,
вклинивалась долина. По дну ее бежал поток, и его ледяной голос нарушал
глухое безмолвие; подле него беловатой лентой вилась дорога, теряясь в
исчерна-серой мгле, не тронутой ни отблеском заката. Фродо почудилось, будто
он различает у берега Андуина как бы на плаву в тумане верхушки и шпили
высоких разрушенных башен. Он обернулся к Горлуму.
- Ты знаешь, где мы сейчас?
- Да, хозяин. Это опасные места. Дорога от Лунной Башни к развалинам
города на берегу реки. Мерзкие развалины, там полным-полно врагов. Не надо
было слушать людей. Хоббиты далеко отошли от тропы. Сейчас нужно идти на
восток, туда, наверх. - Он махнул жилистой рукой в сторону мрачных гор. - А
по дороге идти нельзя, нет-нет! Ее посылают стеречь страшных людей из Башни.
Фродо поглядел на дорогу. Она, безлюдная и пустынная, вела в туман, к
заброшенным руинам. Но было зловещее чувство, будто по ней и в самом деле
проходят существа, незримые глазу. Фродо, зябко передернувшись, снова
взглянул на дальние шпили, тонувшие в сумерках, и словно заново услышал
леденящий плеск реки, голос Моргулдуина, отравленного потока из логовины
призраков.
- Как же нам быть? - сказал он. - Шли мы долго, прошли много. Может
быть, пока не будем выходить из леса, спрячемся где-нибудь и переночуем?
- Незачем прятаться в темноте, - сказал Горлум. - Днем пусть прячутся
хоббиты, да, днем.
- Да ладно тебе! - сказал Сэм. - Отдохнуть-то все равно надо, хоть до
полуночи, а потом уж потащимся в темноте, коли ты и правда дорогу знаешь.
Горлум нехотя согласился, и они побрели вслед за ним назад по бугристой
опушке, забирая к востоку. Он опасался ночевать на земле так близко от
страшной дороги, и они надумали забраться в развилину огромного падуба, под
густую сень пучка ветвей: устроились скрытно и уютно, а уж темно было - хоть
глаз выколи. Фродо и Сэм глотнули воды и поели хлеба с сушеными фруктами.
Горлум тут же свернулся и заснул. Хоббиты глаз не смыкали.
Проснулся Горлум, должно быть, немного за полночь. Они вдруг увидели
два бледных, мерцающих огня. Он вслушался и принюхался; хоббиты давно
заметили, что так он определял время ночью.
- Мы отдохнули? Мы хорошо поспали? - спросил он. - Тогда пошли.
- Не отдохнули и не поспали, - проворчал Сэм. - Надо, так идем.
Горлум спрыгнул с дерева сразу на карачки, хоббиты медленно слезли. Он
повел их вверх по склону на восток. Стемнело так, что они чуть не
наталкивались на деревья. Идти в темноте по буеракам было трудновато, но
Горлума это не смущало. Он вел их сквозь кустарник и заросли куманики,
огибал глубокие овраги; иногда они спускались в темные кустистые ложбинки и
выбирались оттуда, а восточные скаты становились все круче. Оглянувшись на
первом привале, они увидели, что лес остался далеко внизу, он лежал огромной
тенью, словно сгустившаяся темнота. Темень еще гуще наползала с востока, и
меркли без следа крохотные мутные звездочки. Потом из-за длинной тучи
выглянула заходящая луна в мутно-желтой поволоке.
Наконец Горлум обернулся к хоббитам.
- Скоро день, - сказал он. - Надо хоббитцам поторопиться. Здесь днем
нельзя на открытых местах, совсем нельзя. Скореиньки!
Он пошел быстрее, и они еле поспевали за ним. Началась большая круча,
заросшая утесником, черникой и низким терном; то и дело открывались
обугленные прогалы - следы недавнего огня. Наверху утесник рос сплошняком:
высокий, старый и тощий понизу, он густо ветвился и осыпан был желтыми
искорками-цветками с легким пряным запахом. Хоббиты, почти не пригибаясь,
шли между шиповатых кустов по колкой мшистой подстилке.
Остановились на дальнем склоне горбатого холма и залезли отдохнуть в
терновую заросль: глубокую рытвину прикрывали оплетенные вереском иссохшие
узловатые ветви-стропила, кровлей служили весенние побеги и юная листва. Они
полежали в этом терновом чертоге. Устали так, что и есть не хотелось,
выглядывали из-под навеса и дожидались дня.
Но день не наступил: разлился мертвенно-бурый сумрак. На востоке под
низкой тучей трепетало багровое марево - не рассветное, нет. Из-за
бугристого всхолмья супились кручи Эфель-Дуата, стена ночного мрака, а над
ней черные зазубренные гребни и угловатые вершины в багровой подсветке.
Справа громоздился еще чернее высокий отрог, выдаваясь на запад.
- В какую нам сторону? - спросил Фродо. - Там что, за этим кряжем,
логовина Моргула?
- А чего примериваться? - сказал Сэм. - Дальше-то пока не пойдем,
все-таки день, какой ни на есть.
- Может быть, пока и не пойдем, может быть, и нет, - сказал Горлум. -
Но идти надо скорей - и поскорее к Развилку, да, к Развилку. Хозяин
правильно подумал - нам туда.
Багровое марево над Мордором угасло, а сумрак густел: чадное облако
поднялось на востоке и проползло над ними. Фродо и Сэм поели и легли, но
Горлум мельтешился. Есть он не стал, отпил воды и выполз из рытвины, а потом
и вовсе исчез.
- Мышкует небось, - сказал Сэм и зевнул. Был его черед спать, и сон его
тут же сморил. Ему снилось, что он возле Торбы-на-Круче и чего-то он такое
ищет на огороде, но тяжко навьючен и чуть землю носом не бороздит. Там все
почему-то заросло и как-то запаршивело: сплошные репьи да купыри, аж до
нижней изгороди. "Работенки невпроворот, а я, как на грех, уставши, -
приговаривал он и вдруг вспомнил, что ему надо. - Да трубку же!" - сказал он
и проснулся.
- Вот дубина! - обругал он себя, открыв глаза и раздумывая, с чего бы
это он валяется под забором. Потом сообразил, что трубку искать не надо -
она в котомке, а табаку-то нет - и что он за сотни миль от Торбы. Он сел.
Было темным-темно. Ишь, хозяин додумался: не будить его до самого вечера! -
Это вы совсем не спали, сударь? - строго сказал он. - Времени-то сколько?
Вроде уже поздно.
- Нет, не поздно, - сказал Фродо. - Просто день становится все темнее.
А так-то и за полдень, поди, еще не перевалило, и проспал ты не больше трех
часов.
- Интересные дела, - сказал Сэм. - Это что ж, буря собирается? Такой
бури небось еще и на свете не бывало. Не худо бы забраться куда и поглубже,
а то вон веточками прикрылись. - Он прислушался. - Что это, гром, барабаны
или так просто тарахтит?
- Не знаю, - сказал Фродо. - Уж давно затарахтело. То будто земля
дрожит, а то словно кровь стучит в ушах.
Сэм огляделся.
- А где Горлум? - спросил он. - Неужто не приходил?
- Нет, - сказал Фродо. - Ни слуху ни духу.
- Ну, невелика потеря, - сказал Сэм. - Такой кучей дерьма я еще никогда
не запасался в дорогу. Это надо же, сто миль провисеть на шее, а потом
запропаститься, как раз когда в тебе есть нужда, хотя какая в нем нужда -
это еще вопрос.
- Ты все-таки не забывай Болота, - сказал Фродо. - Надеюсь, ничего с
ним не стряслось.
- А я надеюсь, что он ничего не затевает или хотя бы не угодил, как
говорится, в хорошие лапы, а то нам крутенько придется.
Опять прокатилось громыхание, гулче и ближе. Земля под ними задрожала.
- Куда уж круче, - сказал Фродо. - Вот, наверно, и конец нашему путешествию.
- Может, и так, - согласился Сэм, - только мой Жихарь говорил: "Поколь
жив, все жив" - и добавлял в придачу: "А не помрешь, так и есть захочется".
Вы перекусите, сударь, потом на боковую.
"Хошь - день, а не хошь - как хошь", - говорил себе Сэм, выглядывая
из-под тернового укрытия. Бурая мгла превращалась в бесцветный непроницаемый
туман. Стояла холодная духота. Фродо спал беспокойно, ворочался и метался,
бормотал во сне. Дважды Сэму послышалось имя Гэндальфа. Время тянулось
по-страшному. Наконец Сэм услышал за спиной шипение и, обернувшись, увидел
Горлума на карачках; глаза его сверкали.
- Вставайте, вставайте! Вставайте, сони! - зашептал он. - Вставайте
бысстренько! Нельзя мешкать, ниссколько нельзя. Надо идти, надо выходить
сейчас. Мешкать нельзя!
Сэм недоуменно взглянул на него: перепугался, что ли, или так
гоношится?
- Прямо сейчас? Чего это ты вскинулся? Еще не время. Еще и
полдничать-то не время: в порядочных домах даже на стол собирать не начали.
- Глупоссти! - засипел Горлум. - Мы не в порядочных домах. Время
уходит, время бежит, потом будет поздно. Мешкать нельзя! Надо идти! Вставай,
хозяин, вставай!
Он потряс за плечо Фродо, и Фродо, внезапно разбуженный, сел и
перехватил его руку. Горлум вырвался и попятился.
- Без всяких глупостей, - процедил он. - Надо идти. Нельзя мешкать!
Объяснений они от него не добились, не сказал он, и где был, и с чего
так заторопился. Донельзя подозрительно все это было Сэму, но Фродо вникать
не хотел. Он вздохнул, вскинул котомку и, видно, готов был брести невесть
куда, в густую темень.
Со всей осторожностью вывел их Горлум на гору, прячась, где только
возможно, и перебегая открытые места; но едва ли и самый зоркий зверь
углядел бы хоббитов в капюшонах и эльфийских плащах, да и бесшумны они были,
как сущие хоббиты: ни веточка не хрустнула, ни былинка не прошелестела.
Час или около того они молча шли гуськом в сумраке и полной тишине,
лишь изредка погромыхивали то ли раскаты грома, то ли барабаны в горах. Они
спускались, забирая все южнее, насколько позволяли буераки. Невдалеке темной
стеной возникла купа деревьев. Подобравшись ближе, они увидели, что деревья
огромные и очень старые, но все же величавые, хотя обугленные их вершины
были обломаны, будто в них била молния, но ни она, ни свирепая буря не
смогли сгубить их или выдрать из земли вековые корни.
- Развилок, да, - прошептал Горлум, молчавший от самой рытвины. - Нам
его не миновать.
Свернув на восток, он повел их в гору, и вдруг перед глазами открылась
Южная дорога, извивавшаяся у горных подножий и исчезавшая меж деревьев.
- Иначе не пройти, - шепнул Горлум. - За дорогой тропок нет, ни
тропочки. Надо дойти до Развилка. Мешкать нельзя! Только ни слова!
Скрытно, будто разведчики во вражеском стане, сползли они вниз к дороге
и по-кошачьи крались у западной обочины, подле серого парапета, сами серее
камней. И вошли в древесную колоннаду, как в разрушенный дворец под темным
пологом небес, и словно арки зияли промежутки меж исполинскими стволами.
Посреди колоннады крестом расходились четыре дороги: одна вела назад, к
Мораннону, другая - на дальний юг, справа вздымалась дорога из древнего
Осгилиата: она пересекала тракт и уходила на восток, в темноту; туда и лежал
их путь.
На миг остановившись в страхе, Фродо вдруг заметил, что кругом
посветлело и отблесками дальнего света озарилось лицо Сэма. Он обратил
взгляд к прямой, как тугая лента, дороге книзу, на Осгилиат. Далеко над
скорбным Гондором, одетым тенью, солнце выглянуло из-под медленной лавины
туч, и огнистое крыло заката простерлось к еще не оскверненному Морю. И
осветилась огромная сидячая фигура, величественная, под стать Каменным
Гигантам на Андуине. Обветренная тысячелетиями, она была покалечена и
изуродована недавно. Голову отломали, на место ее в насмешку водрузили
валун: грубо намалеванная рожа с одним красным глазом во лбу ухмылялась во
весь рот. Колени, высокий трон и постамент были исписаны бранными словами и
разрисованы мерзостными мордорскими иероглифами.
И вдруг Фродо увидел в последних солнечных лучах голову старого
государя, брошенную у дороги.
- Гляди, Сэм! - крикнул он, от изумления снова обретя дар речи. -
Гляди! Он в короне!
Глаза были выбиты и отколота каменная борода, но на высоком суровом
челе появился серебряно-золотой венец. Повилика в белых звездочках
благоговейно обвила голову поверженного государя, а желтые цветы жив-травы,
заячьей капусты осыпали его каменные волосы.
- Не вечно им побеждать! - сказал Фродо.
Но солнечные блики уже пропали, а солнце погасло, как разбитая лампа, и
ночная темень стала еще чернее.
Горлум дергал Фродо за плащ и трясся от страха и нетерпения.
- Идти, идти надо, - шипел он. - Здесь нельзя стоять. И мешкать нельзя!
Фродо нехотя повернулся спиной к западу и следом за своим провожатым
вышел из кольца деревьев дорогой, уводящей в горы. Сперва она тоже вела
прямо, но скоро отклонилась на юг, к огромному каменному утесу, виденному с
холма; проступая сквозь темноту, он грозно придвинулся к ним. Дорога
заползла в его тень и, огибая отвесное подножие, подалась к востоку и круто
пошла в гору.
У Фродо и Сэма было так тяжко на сердце, что они перестали заглядывать
в будущее, и страх отпустил их. Фродо брел, свесив голову: ноша опять
тяготила его. Как только они свернули с Развилка, этот гнет, почти забытый в
Итилии, усиливался с каждой минутой. Изнывая от крутизны дороги под ногами,
он устало поднял взгляд - и увидел ее, в точности как говорил Горлум, прямо
над собой: крепость Кольценосцев. Его отшатнуло к парапету.
Длинная долина теневым клином вдавалась в горы. По ту ее сторону, на
высоком уступе, точно на черных коленях Эфель-Дуата, высились башня и стены
Минас-Моргула. Над темной землей застыло темное небо, а крепость светилась,
но не тем оправленным в мрамор лунным сиянием, каким лучились некогда стены
Минас-Итила, озаряя окрестные горы. Теперь ее свет был болезненно-мутным,
лунно-белесым; она источала его, точно смрадное гниение, светилась, как
гниющий труп, не освещая ничего. В стенах и башне зияли черные оконные дыры,
а купол был извернуто скруглен: мертвец, казалось, косится с ухмылкой. Три
спутника замерли и съежились, глядя как завороженные. Горлум опомнился
первым. Он молча тянул их за плащи и чуть не тащил вперед. Каждый шаг был
мучителен, время растянулось, и тошнотворно медленно ступала нога.
Так они добрели до белого моста. Дорога, слабо мерцая, пересекала поток
посреди долины и подбиралась извивами к воротам - черной пасти в северной
стене. По берегам протянулись плоские низины, туманные луга в беловатых
цветах. Они светились по-своему, красивые и жуткие, точно увиденные в
страшном сне, и разливали гниловато-кладбищенский запах. Мост вел от луга к
лугу; изваяния стояли при входе - искусные подобия людей и зверей, бредовые
искажения земных обличий. Вода струилась беззвучно; клубясь, овеивали мост
ее мертвенно-холодные отравные испарения. У Фродо закружилась голова и в
глазах померкло; вдруг, словно незримая сила одолела его волю, он
заторопился, заковылял вперед, вытянув руки; голова его моталась. Сэм с
Горлумом оба кинулись за ним. Сэм подхватил хозяина: тот споткнулся и чуть
не упал у самого входа на мост.
- Не сюда! Нет, только не сюда! - прошептал Горлум, но его шипение
сквозь зубы свистом прорезало безмолвие, и он в ужасе бросился наземь.
- Постойте, сударь! - выдохнул Сэм в самое ухо Фродо. - Назад, назад!
Нам не сюда, на этот раз я с Горлумом согласен.
Фродо провел рукой по лбу и оторвал взгляд от крепости на возвышении.
По-моему, не надо тебе с ним идти. Порченая это тварь.
- Ну, не совсем порченая, - возразил Фродо.
- Может быть, и не совсем, - согласился Фарамир, - но злоба изгрызла
его насквозь. Он вас до добра не доведет. Расстанься с ним, я дам ему
пропуск, а лучше провожатого до любого пограничья Гондора.
- Он не согласится, - сказал Фродо. - Он потащится за мной, как уж
давно таскается. И я подтвердил обещание взять его на поруки и пойти, куда
он сказал. Ты ведь не хочешь склонить меня к вероломству?
- Нет, - сказал Фарамир. - Но у меня сердце не на месте. Конечно, одно
дело - нарушить слово самому, другое - советовать это другу, который вслепую
бредет по краю пропасти. Ну да если он все равно за тобой увяжется, то лучше
уж пусть будет на глазах. Однако ж не думаю, что ты должен идти с ним через
Кирит-Унгол, о котором он говорит далеко не все, что знает, - это яснее
ясного. Не ходи через Кирит-Унгол!
- А куда мне идти? - сказал Фродо. - Назад к Черным Воротам, сдаваться
стражникам? Почему тебя так пугает название, что ты знаешь об этом переходе?
- Ничего достоверного, - сказал Фарамир. - В наши дни гондорцы не
заходят восточнее большака, а уж мы, кто помоложе, и подавно там не были и
близко не подходили к Изгарным горам. Старинные слухи да древние сказания -
больше положиться не на что. Но в памяти людской переход над Минас-Моргулом
таит безымянный ужас. Когда говорят "Кирит-Унгол", наши старцы и знатоки
преданий бледнеют и смолкают.
Долину Минас-Моргула мы потеряли давным-давно, и чудовищной стала она,
еще когда изгнанный Враг не возвратился, а Итилия большей частью пребывала
под нашей державой. Как ты знаешь, там некогда высилась могучая, дивная,
горделивая крепость Минас-Итил, сестра-близнец нынешней столицы. Но ее
захватили шайки бесчисленных головорезов, прежних наймитов Врага, которые
разбойничали в тех краях после его низвержения. Говорят, их предводителями
были нуменорцы, порабощенные злом, владетели властительных Колец, пожранные
ими и превратившиеся в живые призраки, жуткие и лютые. Они сделали
Минас-Итил своим обиталищем и объяли тленом ее и окрестную долину. Казалось,
крепость пуста, но это лишь казалось, ибо нежить царила в разрушенных
стенах. Девять Кольценосцев, которые по возвращении их Владыки, тайно
приуготованном, безмерно усилились, и Девять Всадников выехали из обители
ужаса, и мы не смогли им противостоять. Не подходи к их полой твердыне. Тебя
выследят: неживые не спят и не гаснут их безглазые глазницы. Не ходи этим
путем!
- А каким прикажешь идти? - спросил Фродо. - Ты же не можешь, сам
говоришь, довести меня до гор и перевести через них. Мне нужно за горы, я
дал на Совете торжественное обещание найти туда путь или погибнуть. А если я
убоюсь страшной участи и пойду на попятный, куда я направлюсь? К эльфам? К
людям? Не в Гондор же нести залог лиходейства, ополоумивший твоего брата?
Какие чары опутают тогда Минас-Тирит? Хочешь, чтобы два Минас-Моргула, как
два черепа, скалились друг на друга через мертвенную пустыню?
- Нет, этого я не хочу, - сказал Фарамир.
- А что тогда прикажешь мне делать?
- Не знаю. Только мучительна мне мысль, что ты идешь на смерть или на
пытку. И вряд ли Митрандир избрал бы этот путь.
- Но Митрандира нет, и я должен сам избирать путь, какой найдется. А
искать некогда.
- Роковое решение и безнадежная затея, - сказал Фарамир. - Но послушай
меня хоть в этом: берегись своего провожатого, Смеагорла. У него на совести
не одно убийство - я это вижу как на ладони. - Он вздохнул. - Ну что ж, вот
мы и расстаемся, Фродо, сын Дрого. Тебе ни к чему слова утешенья, и едва ли
суждено нам с тобой свидеться на земле. Будь благословен - и ты, и весь твой
народ. Немного отдохни, пока вам соберут в дорогу припасов.
Охотно послушал бы я, как этот ползучий Смеагорл завладел тем залогом,
о котором шла речь, и как он утратил его, но сейчас тебе не до рассказов. А
если ты все же вернешься к живым из смертного мрака, то мы сядем с тобою на
солнце у белой стены, будем с улыбкой повествовать о минувших невзгодах -
тогда расскажешь и об этом. Но до той несбыточной поры или до иных,
нездешних времен, незримых даже в глубине всевидящих Камней Нуменора, -
прощай!
Он встал, низко поклонился Фродо и, отдернув занавесь, вышел в пещеру.
Фродо и Сэм вернулись на свои постели и долеживали молча, а люди кругом
вставали и возвращались к дневным заботам. Вскоре им принесли умыться, потом
проводили к столику, накрытому на троих, где уже сидел Фарамир. Он целые
сутки не спал, даже не прилег отдохнуть после битвы, но словно бы и не
утомился.
Позавтракали и сразу поднялись из-за стола.
- Голодать в пути не след, - сказал Фарамир, - а припас ваш скудный, и
я велел уложить вам в котомки понемногу дорожной снеди. Водой Итилия богата,
только не пейте из рек и ручьев, протекающих через Имлад-Моргул, Неживую
Логовину. И вот еще что. Мои разведчики и дозорные все возвратились, даже
те, кто ходил к Мораннону. И все доносят, что край пуст - никого на дорогах,
нигде ни звука: ни шума шагов, ни пения рога, ни звона тетивы. Черная,
страна, да не будет она названа, замерла. Понятно, что это предвещает:
вот-вот грянет великая буря. Поторопитесь! Если вы готовы, пойдемте, скоро
уж солнце выглянет из-за вечной тени Изгарных гор.
Хоббитам принесли потяжелевшие котомки и два крепких посоха -
полированных, с железным наконечником и резной рукоятью с продернутой
ременной косицей.
- Мне нечем одарить вас на прощанье, - сказал Фарамир, - возьмите хоть
посохи. Пригодятся и на бездорожье, и в горах: с такими ходят горцы
Эред-Нимрайса, а эти обрезаны вам по росту и заново подбиты. Они из
добротной древесины лебетрона, излюбленной гондорскими столярами, и есть
поверье, будто волшебное это дерево помогает найти, что ищешь, и
благополучно вернуться. Да сохранит волшебство свою светлую силу в сумраке
зла!
Хоббиты низко поклонились.
- О радушный хозяин, - сказал Фродо, - мне предрекал полуэльф Элронд,
что на пути мы встретим нежданных и негаданных помощников. Но поистине я не
ждал и не чаял встретить такое радушие; оно несказанно утешило меня в моей
скорби.
Приготовились к отходу. В каком-то закоулке отыскали и привели Горлума,
и он был не такой разнесчастный, как давеча, только жался к Фродо и избегал
взгляда Фарамира.
- Вашему проводнику мы завяжем глаза, - сказал Фарамир, - но ты и слуга
твой Сэммиум свободны от этой повинности.
Когда подошли к Горлуму с повязкой, он завизжал, увернулся и схватился
за Фродо, а тот сказал:
- Завяжите глаза всем троим, мне первому; может, он тогда поймет, что
его не хотят обидеть.
Так и сделали. Из пещеры Хеннет-Аннуна провели их переходами и
лестницами, и в лицо им пахнул свежий, душистый утренний воздух. Еще немного
прошли вслепую, спустились под гору, и голос Фарамира приказал снять
повязки.
Над их головой покачивались ветви, перешептывалась листва; гул
водопадов смолк, они остались за длинным южным склоном холма, отделившим их
от реки. На западе лес сквозил, как над обрывом на краю света.
- Здесь нам расходиться, - сказал Фарамир. - Послушайтесь меня и пока
не сворачивайте к востоку. Ступайте прямо - много миль пройдете под покровом
леса. Справа за опушкой спуск в широкую долину, местами обрывистый, местами
пологий. Держитесь у края леса, поближе к этим склонам. Поначалу, я думаю,
вам и дневной свет не помеха: земля объята ложным покоем и зло затаилось.
Воспользуйтесь этим!
Он обнял хоббитов, по гондорскому прощальному обыкновению положил им
руки на плечи и, склонившись, поцеловал в лоб.
- Ступайте же, и добро да будет вашей обороной! - сказал он.
Они поклонились земным поклоном. Он, не оборачиваясь, пошел к
дружинникам, дожидавшимся поодаль. Во мгновение ока все три зеленых воина
исчезли, затерялись в лесу, и пусто было там, где сейчас только стоял
Фарамир, словно все, что случилось, было во сне.
Фродо вздохнул и повернулся лицом к югу. Для пущего неуважения Горлум
копошился во мху под корневищем.
- Убралиссь наконец-то? - спросил Горлум. - Мерзкие, злые людишки! У
Смеагорла шеинька еще болит, да, да-ссс. Пойдем сскорее!
- Да, пошли, - сказал Фродо. - Но чем бранить тех, кто сжалился над
тобой, лучше бы помолчал!
- Добренький хозяин! - сказал Горлум. - Нельзя уж и пошутить Смеагорлу.
Он всех всегда сразу прощает, да-да, и хозяину простил его обманцы. Такой
добренький хозяин, такой послушненький Смеагорл!
Фродо и Сэм смолчали, закинули за плечи котомки, взяли посохи и
двинулись в путь по итильскому лесу.
Дважды за день они отдохнули и поели Фарамировой снеди: сухих фруктов и
солонины - запас многодневный, а хлеба ровно столько, чтоб не зачерствел.
Горлум от еды отказался.
Солнце взошло, невидимкой проплыло по небесам и вот уж садилось,
расструив золотистый свет по западной окраине леса, а они все шли и шли в
прохладном зеленом сумраке, в глухой тишине. Все птицы либо улетели, либо
онемели.
В молчаливом лесу быстро смерклось, и они заночевали, притомившись:
семь лиг, не меньше, прошли от Хеннет-Аннуна. Фродо разлегся на мшистой
подстилке возле старого дерева и спал всю ночь без про...
Сэм рядом с ним то и дело поднимал голову, но Горлума было не видать
- он как улизнул сразу, так и не показывался: может, забился в какую дыру, а
может, живоглотничал. Вернулся он с первым лучом и разбудил спутников.
- Вставать надо, вставать! - сказал он. - Еще далеко идти, на юг и
потом на восток. Хоббитам лучше поспешить!
День прошел, как и накануне, только безмолвие углублялось; воздух
отяжелел, и парило под деревьями. Казалось, вот-вот зарокочет гром. Горлум
останавливался, принюхивался, бормотал под нос и торопил их.
На третьем дневном переходе, уже под вечер, лес поредел, деревья
покрупнели. Среди полян угрюмо и важно раскинули ветви огромные падубы,
между ними высились дряхлые лишаистые ясени, могучие дубы пустили
буро-зеленую поросль. В траве на прогалинах пестрели цветочки ветреницы и
чистотела, белые и голубые, свернувшиеся на ночь; из заплесневелых россыпей
листвы лесных гиацинтов пробивались глянцевитые молодые ростки. Нигде ни
зверя, ни птицы, но Горлум боялся открытых мест, и они, пригибаясь,
перебегали из тени в тень.
Уже в полумраке вышли они на опушку и уселись под старым шишковатым
дубом, чьи змеистые корни торчали над сыпучим обрывом. Перед ними
расстилалась тусклая глубокая долина; на дальней ее стороне снова густел и
тянулся на юг серо-голубой лес в дымчатом полумраке. Справа, далеко на
западе, розовели в закатных огнях кряжи Белогорья. Слева застыла тьма: там
возвышались утесистые стены Мордора, и туда, сужаясь от Великой Реки,
вклинивалась долина. По дну ее бежал поток, и его ледяной голос нарушал
глухое безмолвие; подле него беловатой лентой вилась дорога, теряясь в
исчерна-серой мгле, не тронутой ни отблеском заката. Фродо почудилось, будто
он различает у берега Андуина как бы на плаву в тумане верхушки и шпили
высоких разрушенных башен. Он обернулся к Горлуму.
- Ты знаешь, где мы сейчас?
- Да, хозяин. Это опасные места. Дорога от Лунной Башни к развалинам
города на берегу реки. Мерзкие развалины, там полным-полно врагов. Не надо
было слушать людей. Хоббиты далеко отошли от тропы. Сейчас нужно идти на
восток, туда, наверх. - Он махнул жилистой рукой в сторону мрачных гор. - А
по дороге идти нельзя, нет-нет! Ее посылают стеречь страшных людей из Башни.
Фродо поглядел на дорогу. Она, безлюдная и пустынная, вела в туман, к
заброшенным руинам. Но было зловещее чувство, будто по ней и в самом деле
проходят существа, незримые глазу. Фродо, зябко передернувшись, снова
взглянул на дальние шпили, тонувшие в сумерках, и словно заново услышал
леденящий плеск реки, голос Моргулдуина, отравленного потока из логовины
призраков.
- Как же нам быть? - сказал он. - Шли мы долго, прошли много. Может
быть, пока не будем выходить из леса, спрячемся где-нибудь и переночуем?
- Незачем прятаться в темноте, - сказал Горлум. - Днем пусть прячутся
хоббиты, да, днем.
- Да ладно тебе! - сказал Сэм. - Отдохнуть-то все равно надо, хоть до
полуночи, а потом уж потащимся в темноте, коли ты и правда дорогу знаешь.
Горлум нехотя согласился, и они побрели вслед за ним назад по бугристой
опушке, забирая к востоку. Он опасался ночевать на земле так близко от
страшной дороги, и они надумали забраться в развилину огромного падуба, под
густую сень пучка ветвей: устроились скрытно и уютно, а уж темно было - хоть
глаз выколи. Фродо и Сэм глотнули воды и поели хлеба с сушеными фруктами.
Горлум тут же свернулся и заснул. Хоббиты глаз не смыкали.
Проснулся Горлум, должно быть, немного за полночь. Они вдруг увидели
два бледных, мерцающих огня. Он вслушался и принюхался; хоббиты давно
заметили, что так он определял время ночью.
- Мы отдохнули? Мы хорошо поспали? - спросил он. - Тогда пошли.
- Не отдохнули и не поспали, - проворчал Сэм. - Надо, так идем.
Горлум спрыгнул с дерева сразу на карачки, хоббиты медленно слезли. Он
повел их вверх по склону на восток. Стемнело так, что они чуть не
наталкивались на деревья. Идти в темноте по буеракам было трудновато, но
Горлума это не смущало. Он вел их сквозь кустарник и заросли куманики,
огибал глубокие овраги; иногда они спускались в темные кустистые ложбинки и
выбирались оттуда, а восточные скаты становились все круче. Оглянувшись на
первом привале, они увидели, что лес остался далеко внизу, он лежал огромной
тенью, словно сгустившаяся темнота. Темень еще гуще наползала с востока, и
меркли без следа крохотные мутные звездочки. Потом из-за длинной тучи
выглянула заходящая луна в мутно-желтой поволоке.
Наконец Горлум обернулся к хоббитам.
- Скоро день, - сказал он. - Надо хоббитцам поторопиться. Здесь днем
нельзя на открытых местах, совсем нельзя. Скореиньки!
Он пошел быстрее, и они еле поспевали за ним. Началась большая круча,
заросшая утесником, черникой и низким терном; то и дело открывались
обугленные прогалы - следы недавнего огня. Наверху утесник рос сплошняком:
высокий, старый и тощий понизу, он густо ветвился и осыпан был желтыми
искорками-цветками с легким пряным запахом. Хоббиты, почти не пригибаясь,
шли между шиповатых кустов по колкой мшистой подстилке.
Остановились на дальнем склоне горбатого холма и залезли отдохнуть в
терновую заросль: глубокую рытвину прикрывали оплетенные вереском иссохшие
узловатые ветви-стропила, кровлей служили весенние побеги и юная листва. Они
полежали в этом терновом чертоге. Устали так, что и есть не хотелось,
выглядывали из-под навеса и дожидались дня.
Но день не наступил: разлился мертвенно-бурый сумрак. На востоке под
низкой тучей трепетало багровое марево - не рассветное, нет. Из-за
бугристого всхолмья супились кручи Эфель-Дуата, стена ночного мрака, а над
ней черные зазубренные гребни и угловатые вершины в багровой подсветке.
Справа громоздился еще чернее высокий отрог, выдаваясь на запад.
- В какую нам сторону? - спросил Фродо. - Там что, за этим кряжем,
логовина Моргула?
- А чего примериваться? - сказал Сэм. - Дальше-то пока не пойдем,
все-таки день, какой ни на есть.
- Может быть, пока и не пойдем, может быть, и нет, - сказал Горлум. -
Но идти надо скорей - и поскорее к Развилку, да, к Развилку. Хозяин
правильно подумал - нам туда.
Багровое марево над Мордором угасло, а сумрак густел: чадное облако
поднялось на востоке и проползло над ними. Фродо и Сэм поели и легли, но
Горлум мельтешился. Есть он не стал, отпил воды и выполз из рытвины, а потом
и вовсе исчез.
- Мышкует небось, - сказал Сэм и зевнул. Был его черед спать, и сон его
тут же сморил. Ему снилось, что он возле Торбы-на-Круче и чего-то он такое
ищет на огороде, но тяжко навьючен и чуть землю носом не бороздит. Там все
почему-то заросло и как-то запаршивело: сплошные репьи да купыри, аж до
нижней изгороди. "Работенки невпроворот, а я, как на грех, уставши, -
приговаривал он и вдруг вспомнил, что ему надо. - Да трубку же!" - сказал он
и проснулся.
- Вот дубина! - обругал он себя, открыв глаза и раздумывая, с чего бы
это он валяется под забором. Потом сообразил, что трубку искать не надо -
она в котомке, а табаку-то нет - и что он за сотни миль от Торбы. Он сел.
Было темным-темно. Ишь, хозяин додумался: не будить его до самого вечера! -
Это вы совсем не спали, сударь? - строго сказал он. - Времени-то сколько?
Вроде уже поздно.
- Нет, не поздно, - сказал Фродо. - Просто день становится все темнее.
А так-то и за полдень, поди, еще не перевалило, и проспал ты не больше трех
часов.
- Интересные дела, - сказал Сэм. - Это что ж, буря собирается? Такой
бури небось еще и на свете не бывало. Не худо бы забраться куда и поглубже,
а то вон веточками прикрылись. - Он прислушался. - Что это, гром, барабаны
или так просто тарахтит?
- Не знаю, - сказал Фродо. - Уж давно затарахтело. То будто земля
дрожит, а то словно кровь стучит в ушах.
Сэм огляделся.
- А где Горлум? - спросил он. - Неужто не приходил?
- Нет, - сказал Фродо. - Ни слуху ни духу.
- Ну, невелика потеря, - сказал Сэм. - Такой кучей дерьма я еще никогда
не запасался в дорогу. Это надо же, сто миль провисеть на шее, а потом
запропаститься, как раз когда в тебе есть нужда, хотя какая в нем нужда -
это еще вопрос.
- Ты все-таки не забывай Болота, - сказал Фродо. - Надеюсь, ничего с
ним не стряслось.
- А я надеюсь, что он ничего не затевает или хотя бы не угодил, как
говорится, в хорошие лапы, а то нам крутенько придется.
Опять прокатилось громыхание, гулче и ближе. Земля под ними задрожала.
- Куда уж круче, - сказал Фродо. - Вот, наверно, и конец нашему путешествию.
- Может, и так, - согласился Сэм, - только мой Жихарь говорил: "Поколь
жив, все жив" - и добавлял в придачу: "А не помрешь, так и есть захочется".
Вы перекусите, сударь, потом на боковую.
"Хошь - день, а не хошь - как хошь", - говорил себе Сэм, выглядывая
из-под тернового укрытия. Бурая мгла превращалась в бесцветный непроницаемый
туман. Стояла холодная духота. Фродо спал беспокойно, ворочался и метался,
бормотал во сне. Дважды Сэму послышалось имя Гэндальфа. Время тянулось
по-страшному. Наконец Сэм услышал за спиной шипение и, обернувшись, увидел
Горлума на карачках; глаза его сверкали.
- Вставайте, вставайте! Вставайте, сони! - зашептал он. - Вставайте
бысстренько! Нельзя мешкать, ниссколько нельзя. Надо идти, надо выходить
сейчас. Мешкать нельзя!
Сэм недоуменно взглянул на него: перепугался, что ли, или так
гоношится?
- Прямо сейчас? Чего это ты вскинулся? Еще не время. Еще и
полдничать-то не время: в порядочных домах даже на стол собирать не начали.
- Глупоссти! - засипел Горлум. - Мы не в порядочных домах. Время
уходит, время бежит, потом будет поздно. Мешкать нельзя! Надо идти! Вставай,
хозяин, вставай!
Он потряс за плечо Фродо, и Фродо, внезапно разбуженный, сел и
перехватил его руку. Горлум вырвался и попятился.
- Без всяких глупостей, - процедил он. - Надо идти. Нельзя мешкать!
Объяснений они от него не добились, не сказал он, и где был, и с чего
так заторопился. Донельзя подозрительно все это было Сэму, но Фродо вникать
не хотел. Он вздохнул, вскинул котомку и, видно, готов был брести невесть
куда, в густую темень.
Со всей осторожностью вывел их Горлум на гору, прячась, где только
возможно, и перебегая открытые места; но едва ли и самый зоркий зверь
углядел бы хоббитов в капюшонах и эльфийских плащах, да и бесшумны они были,
как сущие хоббиты: ни веточка не хрустнула, ни былинка не прошелестела.
Час или около того они молча шли гуськом в сумраке и полной тишине,
лишь изредка погромыхивали то ли раскаты грома, то ли барабаны в горах. Они
спускались, забирая все южнее, насколько позволяли буераки. Невдалеке темной
стеной возникла купа деревьев. Подобравшись ближе, они увидели, что деревья
огромные и очень старые, но все же величавые, хотя обугленные их вершины
были обломаны, будто в них била молния, но ни она, ни свирепая буря не
смогли сгубить их или выдрать из земли вековые корни.
- Развилок, да, - прошептал Горлум, молчавший от самой рытвины. - Нам
его не миновать.
Свернув на восток, он повел их в гору, и вдруг перед глазами открылась
Южная дорога, извивавшаяся у горных подножий и исчезавшая меж деревьев.
- Иначе не пройти, - шепнул Горлум. - За дорогой тропок нет, ни
тропочки. Надо дойти до Развилка. Мешкать нельзя! Только ни слова!
Скрытно, будто разведчики во вражеском стане, сползли они вниз к дороге
и по-кошачьи крались у западной обочины, подле серого парапета, сами серее
камней. И вошли в древесную колоннаду, как в разрушенный дворец под темным
пологом небес, и словно арки зияли промежутки меж исполинскими стволами.
Посреди колоннады крестом расходились четыре дороги: одна вела назад, к
Мораннону, другая - на дальний юг, справа вздымалась дорога из древнего
Осгилиата: она пересекала тракт и уходила на восток, в темноту; туда и лежал
их путь.
На миг остановившись в страхе, Фродо вдруг заметил, что кругом
посветлело и отблесками дальнего света озарилось лицо Сэма. Он обратил
взгляд к прямой, как тугая лента, дороге книзу, на Осгилиат. Далеко над
скорбным Гондором, одетым тенью, солнце выглянуло из-под медленной лавины
туч, и огнистое крыло заката простерлось к еще не оскверненному Морю. И
осветилась огромная сидячая фигура, величественная, под стать Каменным
Гигантам на Андуине. Обветренная тысячелетиями, она была покалечена и
изуродована недавно. Голову отломали, на место ее в насмешку водрузили
валун: грубо намалеванная рожа с одним красным глазом во лбу ухмылялась во
весь рот. Колени, высокий трон и постамент были исписаны бранными словами и
разрисованы мерзостными мордорскими иероглифами.
И вдруг Фродо увидел в последних солнечных лучах голову старого
государя, брошенную у дороги.
- Гляди, Сэм! - крикнул он, от изумления снова обретя дар речи. -
Гляди! Он в короне!
Глаза были выбиты и отколота каменная борода, но на высоком суровом
челе появился серебряно-золотой венец. Повилика в белых звездочках
благоговейно обвила голову поверженного государя, а желтые цветы жив-травы,
заячьей капусты осыпали его каменные волосы.
- Не вечно им побеждать! - сказал Фродо.
Но солнечные блики уже пропали, а солнце погасло, как разбитая лампа, и
ночная темень стала еще чернее.
Горлум дергал Фродо за плащ и трясся от страха и нетерпения.
- Идти, идти надо, - шипел он. - Здесь нельзя стоять. И мешкать нельзя!
Фродо нехотя повернулся спиной к западу и следом за своим провожатым
вышел из кольца деревьев дорогой, уводящей в горы. Сперва она тоже вела
прямо, но скоро отклонилась на юг, к огромному каменному утесу, виденному с
холма; проступая сквозь темноту, он грозно придвинулся к ним. Дорога
заползла в его тень и, огибая отвесное подножие, подалась к востоку и круто
пошла в гору.
У Фродо и Сэма было так тяжко на сердце, что они перестали заглядывать
в будущее, и страх отпустил их. Фродо брел, свесив голову: ноша опять
тяготила его. Как только они свернули с Развилка, этот гнет, почти забытый в
Итилии, усиливался с каждой минутой. Изнывая от крутизны дороги под ногами,
он устало поднял взгляд - и увидел ее, в точности как говорил Горлум, прямо
над собой: крепость Кольценосцев. Его отшатнуло к парапету.
Длинная долина теневым клином вдавалась в горы. По ту ее сторону, на
высоком уступе, точно на черных коленях Эфель-Дуата, высились башня и стены
Минас-Моргула. Над темной землей застыло темное небо, а крепость светилась,
но не тем оправленным в мрамор лунным сиянием, каким лучились некогда стены
Минас-Итила, озаряя окрестные горы. Теперь ее свет был болезненно-мутным,
лунно-белесым; она источала его, точно смрадное гниение, светилась, как
гниющий труп, не освещая ничего. В стенах и башне зияли черные оконные дыры,
а купол был извернуто скруглен: мертвец, казалось, косится с ухмылкой. Три
спутника замерли и съежились, глядя как завороженные. Горлум опомнился
первым. Он молча тянул их за плащи и чуть не тащил вперед. Каждый шаг был
мучителен, время растянулось, и тошнотворно медленно ступала нога.
Так они добрели до белого моста. Дорога, слабо мерцая, пересекала поток
посреди долины и подбиралась извивами к воротам - черной пасти в северной
стене. По берегам протянулись плоские низины, туманные луга в беловатых
цветах. Они светились по-своему, красивые и жуткие, точно увиденные в
страшном сне, и разливали гниловато-кладбищенский запах. Мост вел от луга к
лугу; изваяния стояли при входе - искусные подобия людей и зверей, бредовые
искажения земных обличий. Вода струилась беззвучно; клубясь, овеивали мост
ее мертвенно-холодные отравные испарения. У Фродо закружилась голова и в
глазах померкло; вдруг, словно незримая сила одолела его волю, он
заторопился, заковылял вперед, вытянув руки; голова его моталась. Сэм с
Горлумом оба кинулись за ним. Сэм подхватил хозяина: тот споткнулся и чуть
не упал у самого входа на мост.
- Не сюда! Нет, только не сюда! - прошептал Горлум, но его шипение
сквозь зубы свистом прорезало безмолвие, и он в ужасе бросился наземь.
- Постойте, сударь! - выдохнул Сэм в самое ухо Фродо. - Назад, назад!
Нам не сюда, на этот раз я с Горлумом согласен.
Фродо провел рукой по лбу и оторвал взгляд от крепости на возвышении.