восхитительным вкусом и ароматом и высоко ценится восточными
гастрономами. На клюве у этих птиц в известном возрасте
появляются желобки, или бороздки. Наблюдаются эти бороздки
только у старых птиц, и голландские колонисты, живущие на
Молуккских островах, пытаются определять по ним возраст птицы,
считая, что каждая бороздка соответствует одному году. Поэтому
носорог получил у них название "годовая птица".
Как мы уже сказали, Карлу были хорошо известны все эти
разновидности птицы-носорога. Но в данный момент он и не думал
делиться своими знаниями с товарищами, так как все трое
пристально следили за самцом. Несомненно эта птица принадлежит
к плотоядным, так как, когда самец спускался, видно было, что у
него из клюва свешивается что-то длинное, похожее на кусок
веревки; они разглядели, что это кусок змеи -- голова и часть
туловища. Очевидно, и самка не привыкла к растительной пище,
так как по движениям самца наблюдатели поняли, что змея
предназначается ей. Без сомнения, это был ее обед, так как
время близилось к полудню.
Ей не пришлось долго ждать.
Опустившись на длинный сук, ее кормилец движением головы
подбросил кусок змеи в воздух и поймал его на лету -- не для
того, чтобы проглотить, а чтобы схватить поудобнее и половчее
всунуть в клюв самки, торчавший из отверстия и раскрытый в
ожидании еды.
Еще миг -- и лакомый кусочек перешел из клюва самца в клюв
самки; могучие щипцы, словно сделанные из слоновой кости,
крепко зажали змею и мгновенно скрылись в дупле.
Самец ни на минуту не задержался на дереве. Он принес
самке обед и, вероятно, должен был принести десерт. Он тут же
взлетел, громко хлопая крыльями, причем его роговые челюсти
щелкали, как кастаньеты, и этот необычный звук мог бы напугать
человека, незнакомого с подобными птицами.
Когда улетела птица, о которой молодые искатели
приключений узнали столько интересного, слон снова занял их
внимание. Не потому, что он изменил свою тактику -- он
по-прежнему описывал круги, -- но охотники знали, что, пока он
здесь, им нельзя спуститься с дерева; и они обернулись к слону
-- посмотреть, не собирается ли он уходить.
Ho, увы! Слон не обнаруживал намерения покинуть это место.
Наблюдая за своим врагом, они отвернулись от смоковницы и,
вероятно, не скоро бы на нее взглянули, если бы не услышали
звук, доносившийся со стороны гнезда птицы-носорога. Это был
тихий, довольно жалобный звук, не похожий на крик птицы, да и
вообще его не могла издавать птица. Казалось, это крик
животного или даже человека -- отчетливо раздавалось:
"ва-ва-ва".
Но это не был человек. Оссару с первого звука догадался,
кто это; братья тоже быстро поняли, в чем дело. Повернувшись к
смоковнице, они увидели на длинном суку, где недавно сидел
самец-носорог, существо совсем другого рода -- представителя
четвероногих.
У него было массивное округлое туловище и очень толстый
пушистый полосатый хвост; морда у зверька была короткая и
круглая, вроде кошачьей, гладкий, блестящий мех одевал его с
головы до пят пушистой шубкой. У него была темно-рыжая, с
золотистым отливом спина, глянцевитый черный живот, белые щеки
и желтая полоска на морде. Каспар должен был признаться, что
ему редко приходилось видеть такое красивое создание.
В ответ на восторженное восклицание, вырвавшееся у брата,
Карл сказал, что известный натуралист Кювье еще задолго до
Каспара оценил красоту этого животного.
Оссару знал, что его называют "ва" (звукоподражательное
название), а иногда "читва" или "панда".
Услыхав это название от Оссару (да и сам зверь "назвал"
себя), Карл сразу же понял, с кем имеет дело.
Увидев зверька на высоком суку, Карл и Каспар с первого же
взгляда убедились в его ловкости, а в следующий миг убедились,
что он не прочь полакомиться птичьими яйцами. Не прошло и
минуты, как они сообразили, что он охотится за яйцами
птицы-носорога, а может быть, собирается отведать мяса самой
птицы.
Стоя на суку, он поднялся на свои массивные задние лапы,
как маленький медведь, и начал царапать передними длинную
стенку, на возведение которой самец затратил столько времени и
труда. Быть может, если бы зверьку никто не препятствовал, ему
и удалось бы проникнуть в гнездо; во всяком случае, у него было
такое намерение. Однако ему помешали. Правда, самка,
находившаяся в дупле, не очень-то могла обороняться, хотя все
время то высовывала, то втягивала обратно клюв, и ее сердитое
шипение доказывало, что она понимает грозящую ей опасность и
знает, какой враг атакует ее крепость.
Зверек изо всех сил царапал стенку, и возможно, что она
развалилась бы под ударами его когтей, но вдруг над деревьями
раздалось громкое хлопанье, щелканье и стук; а через миг
широкие, раскидистые крылья старого самца засвистели над
головой четвероногого разбойника и длинный, острый, подобный
кинжалу, клюв мигом прервал его злодейские труды.
Захваченный врасплох, панда струсил, ибо старый самец,
подобно всякому главе семейства, который, возвращаясь домой,
находит там грабителя, налетел на него с бешеной яростью.
Однако разбойник, видимо, привыкший к такого рода отпору,
вскоре овладел собой: вместо того чтобы убежать, он плотнее
укрепился на суку и, повернувшись к своему пернатому
противнику, приготовился к битве.
И битва началась: птица то и дело налетала на врага, била
его своими мощными крыльями и клевала огромным клювом, а зверь
бешено отбивался зубами и лапами, иной раз вырывая пучки перьев
из груди своего крылатого противника.
Чем окончилось бы единоборство панды и птицы-носорога, об
этом можно лишь догадываться. По всей вероятности, четвероногое
одержало бы победу над двуногим, стенка гнезда была бы
взломана, самка сброшена с гнезда, скорее всего, убита и
съедена, а вслед за нею были бы истреблены и яйца.
Но, видно, в книге судеб была предначертана иная развязка
этой маленькой драмы, так как внезапно произошло нечто,
изменившее характер борьбы, и после ряда инцидентов битва
окончилась совершенно неожиданным образом как для ее
участников, так и для наблюдателей.
Первый инцидент, резко изменивший положение дел, был
весьма забавного свойства и рассмешил зрителей, сидевших на
дереве.
В пылу борьбы стоящий на задних лапах панда отвернулся от
маленького отверстия, представлявшего вход в гнездо. Не
помышляя об опасности с этой стороны, грабитель старался
уберечь свои глаза от самца, нападавшего свepxy. Но самка в
гнезде, которой было довольно хорошо видно все происходящее
снаружи, и не думала оставаться пассивной зрительницей; улучив
момент, когда враг оказался совсем близко от дупла, она
тихонько высунула свой длинный, твердый, как слоновая кость,
клюв и изо всех сил ударила панду в глаз; острие клюва, словно
кирка, вонзилось до самой кости.
Ошеломленный этим неожиданным нападением, зверек испустил
от боли резкий крик и мигом скатился с дерева; казалось, он
думал только о бегстве. Это ему, несомненно, удалось бы,
несмотря на потерю глаза; но за ним следил еще один враг, с
которым ему предстояло схватиться. Привлеченный шумом стычки,
Фриц выглянул из кустов, окружавших дерево, и, подойдя поближе,
следил за сражением. Честный Фриц не мог не сочувствовать
безвинной птице, на которую напал подлый враг; и едва панда
появился внизу, как пес бросился на него и начал трепать,
словно этот зверек был его давнишним, заклятым врагом.
Положение панды было отчаянным, но разъяренный зверек не
хотел сдаваться без борьбы. И хотя напавший на него пес был
гораздо сильнее его, он все же хотел оставить врагу на память
одну-две царапины, следы которых тот носил бы до могилы.
Но в этот миг Фрицу грозила куда более серьезная
опасность, чем удары когтей панды. Если бы в пылу битвы он не
взглянул случайно в сторону обелиска, то оказался бы во власти
противника, который проявил бы к нему не больше милосердия, чем
он сам к злополучному панде.
Но случай ему помог: бросив взгляд на своего
преследователя, он увидел, что слон направляется прямо на него;
в глазах его сверкала ярость и хобот был угрожающе вытянут
вперед. Фриц мгновенно решил, как ему поступить. Бросив панду,
словно почуяв, что мясо его ядовито, он метнулся прочь от слона
и через несколько мгновений скрылся в зарослях.
Из всех принимавших участие в этой необычной схватке
больше всего пострадал злополучный панда, так как вместе с этой
драмой окончилась и его жизнь. На него нападали все новые
враги, а под конец он повстречался с самым ужасным врагом,
который вскоре с ним покончил. Это был слон. Он собирался
уничтожить Фрица, но, увидев, что тот убежал, решил не упустить
подвернувшуюся ему жертву. Итак, он не стал преследовать Фрица
в чаще, и его ярость обрушилась на панду. Гигант понимал, что
зверьку не уйти от него: наполовину ослепленный клювом птицы,
полузадушенный Фрицем, он не заметил приближения слона. Быть
может, он и увидел опасность, но было уже поздно: слон стоял
над ним -- и ему нельзя было убежать.
Не успел панда опомниться, как слон обвил его цепким
хоботом и поднял кверху, будто перышко. Потом безжалостное
чудовище сделало несколько шагов к поверженному обелиску и,
словно выбрав подходящее место, опустило барахтающегося панду
наземь, наступило на него огромными передними ногами и
принялось его топтать, пока от раздавленного зверька не остался
лишь бесформенный комок кровавого мяса и клочки шерсти.
Для сидевших на дереве зрителей это было неприятное
зрелище; но за ним последовало другое, доставившее им радость:
слон повернул в сторону леса и стал удаляться, видимо решив
совсем уйти отсюда.
Удовлетворил ли он жажду мести, убив панду, или отправился
на поиски Фрица -- этого никто не мог бы сказать; во всяком
случае, он уходил -- что-то заставило его снять осаду, которая
порядком уже надоела охотникам.
Когда слон скрылся из виду, осажденные начали совещаться:
можно ли им сойти на землю? Они очень устали сидеть на дереве
все в той же позе. Правда, ничего не стоит просидеть несколько
минут верхом на ветке, но если такое сидение затягивается, оно
становится мучительным, почти невыносимым. Каспар больше всех
страдал от вынужденного бездействия и был очень зол на бродягу.
Несколько раз он собирался покинуть свой насест и прокрасться
за ружьем, но Карл догадывался о его намерениях и убеждал
брата, что благоразумие требует подождать.
Всем троим не терпелось сойти с дерева, и они спустились
бы на землю, как только исчез страшный враг, если бы были
уверены, что он больше не вернется. Но они подозревали, что он
ушел только на время, -- быть может, бродяга пустился на эту
уловку, чтобы выманить их из убежища: ведь известно, что
слоны-бродяги умеют хитрить не хуже двуногих бродяг.
Они не могли сразу решить, как лучше поступить, но тут
Оссару положил конец их колебаниям, предложив спуститься
первым. Он решил прокрасться по следам слона, чтобы
удостовериться, действительно ли тот ушел отсюда или стоит в
засаде на опушке леса.
Шикари умел скользить в кустах бесшумно, как змея, и
братья знали, что он не будет подвергаться чрезмерной
опасности, если только не заберется слишком далеко. Он,
конечно, своевременно заметит слона, а в случае, если тот
вернется и погонится за ним, сможет снова найти убежище на
дереве.
Не успели товарищи дать согласие, как Оссару начал
спускаться по ветвям, а очутившись на земле, быстро и бесшумно
зашагал в том направлении, в каком скрылся слон.
Карл и Каспар оставались на дереве еще минут пять; но так
как шикари все не возвращался, они потеряли терпение и тоже
спустились на землю.
Первым делом они разыскали ружья и перезарядили их; потом
встали около дерева, чтобы в случае внезапного нападения можно
было снова взобраться на ветви, и начали поджидать Оссару.
Прошло довольно много времени, а от шикари не было ни
слуху ни духу. Не слышно было вообще ничего: царило глубокое
молчание, лишь изредка нарушаемое хлопаньем крыльев
птицы-носорога. Самец все еще держался близ гнезда, видимо
озадаченный таинственным стечением обстоятельств, так внезапно
избавившим его от четвероногого врага.
Но птица больше не интересовала ни Карла, ни Каспара,
которых беспокоило долгое отсутствие Оссару.
Вскоре, однако, они с радостью увидели, что шикари
вынырнул из зарослей и быстро к ним приближается. Их обрадовало
также, что по пятам за Оссару следовал Фриц. Оссару встретил
пса на опушке, где тот спрятался от разъяренного слона.
Когда Оссару подошел ближе. Карл и Каспар заметили по
выражению его лица и поспешности, с какой он шагал, что тот
хочет сообщить им нечто важное.
-- Ну, Осси, -- спросил Каспар, -- что нового? Видел ты
бродягу?
-- Ах, он бродяга, это верно, -- ответил Оссару, и в его
голосе послышался затаенный страх. -- Вы верно говорить, саиб,
он бродяга, если не хуже.
-- Что случилось? Ты видел что-нибудь?
-- Видел, саиб! Вы думать, куда он пойти?
-- Куда же?
-- К хижине.
-- К хижине?..
-- Прямо. Ах, саибы, -- продолжал шикари, понижая голос,
и на лице его отразился суеверный ужас, -- он уж слишком умный
для зверя, слишком много знать! Боюсь, он не слон совсем, а
злой дух принять вид слона. Зачем он пойти туда?
-- Да, зачем, интересно знать? -- повторил Каспар. -- Ты
думаешь, он хочет подстеречь нас возле хижины? Если так, --
продолжал он, не дожидаясь ответа, -- то нам не будет покоя,
пока он жив. Одно из двух: либо мы должны его убить, либо он
нас.
-- Саиб, -- заметил шикари, многозначительно покачав
головой, -- мы не убить его: слон не умирать никогда.
-- Что за ерунда, Осси! -- возразил Каспар, которому был
смешон суеверный страх шикари. -- Впрочем, думай как хочешь, но
я-то не сомневаюсь, что мы сможем его убить, как только он
подвернется под хороший выстрел. Честное слово, чем скорее мы
это сделаем, тем лучше! Он недаром пошел в нашу хижину -- ясно,
что у него какое-то скверное намерение. Может быть, он
вспомнил, что Фриц там в первый раз напал на него, и так как он
думает, что пес ушел туда, то и отправился его искать... Э,
Фриц, старина, тебе нечего бояться! Ты можешь ускользнуть от
него в любой миг. Твоим хозяевам хуже приходится, чем тебе,
дружище.
-- А ты уверен, Оссару... -- спросил Карл после минутного
раздумья, -- ты уверен, что он пошел к хижине?
Оссару, конечно, не мог утверждать, что слон направился
именно туда, где стояла хижина; но он прошел по следам слона по
густому лесу, а потом, взобравшись на дерево, видел, что гигант
двинулся в сторону хижины. Оссару почти не сомневался, что слон
пошел именно туда, но он был так напуган, что ничего не
соображал и даже не пытался догадаться о намерениях слона.
-- Ясно одно, -- снова заговорил Карл, поразмыслив
некоторое время: -- бесполезно продолжать задуманную нами
разведку, пока мы не избавимся от слона. Ты верно сказал,
Каспар! Теперь он выследил нас, и к тому же он разъярен ранами,
которые мы ему нанесли, и едва ли забудет об этом приключении.
У нас не будет ни минуты покоя, и нечего думать о безопасности,
пока не удастся уничтожить его. Почему бы нам не заняться этим
делом сейчас же? Речь идет о нашей жизни, и над нами будет
висеть угроза, пока мы с ним не расправимся.
-- Идемте же! -- вскричал Каспар. -- И пусть нашим
девизом будет: "Смерть бродяге! "
Наши охотники немедленно направились к хижине: именно туда
пошел слон, как можно было судить по его следам, которые уже
обнаружил зоркий шикари и на которые по дороге указал своим
спутникам. Там и сям на мягкой почве виднелись огромные
отпечатки, а где их не было, путь бродяги обозначался сбитыми
на землю листьями и поломанными сучьями, а также крупными
ветвями, валявшимися в траве; видно было, что слон волок их
некоторое время, а потом бросил.
Шикари не раз приходилось выслеживать диких слонов в
джунглях Бенгалии, и он был знаком с их повадками. Он сообщил
товарищам, что бродяга и не думал пастись, так как на сучьях и
листьях не видно было следов зубов; слон шел довольно быстро и,
казалось, с определенным намерением. Валявшиеся на земле ветки
были сломаны, вероятно, с досады -- он просто срывал на них
свою злобу.
Оссару не приходилось напоминать товарищам об
осторожности. Они знали не хуже его, что с разъяренным слоном,
будь то бродяга или обыкновенный слон, лучше не встречаться; а
этот бродяга был до крайности разъярен -- в этом они убедились
и сами, и со слов шикари.
Поэтому они продвигались крайне осторожно, осматриваясь по
сторонам и чутко прислушиваясь, шли они в полном молчании, лишь
изредка перешептываясь.
Они возвращались домой не тем путем, каким шли на
разведку. Обследование утесов завело их довольно далеко, и
теперь они шли по следам слона, которые вели, как и предполагал
Оссару, прямо к хижине.
Приближаясь к своему примитивному жилищу, они догадались
по некоторым признакам, что враг где-то совсем близко. Зная,
что вблизи горячего источника, у которого стояла хижина, нет ни
крупных деревьев, ни других безопасных мест, куда можно было бы
укрыться в случае нападения, они удвоили осторожность. Они
могли увидеть хижину лишь с довольно близкого расстояния,
подойдя к ней ярдов на двести. Сперва надо было пройти полосу
невысоких зарослей, закрывавших ее.
Охотники углубились в эти заросли и вскоре с тревогой
обнаружили свежие следы слона. Не оставалось сомнений, что он
недавно прошел здесь, направляясь прямо к хижине.
Что ему там было нужно? Этот вопрос, конечно, пришел в
голову всем троим. Право, было похоже, что слон их там
разыскивал! Вероятно, потеряв их из виду, он подумал, что они
вернулись домой, и решил нанести им визит.
После того, что им пришлось увидеть, невольно являлась
мысль, что это гигантское животное наделено каким-то
сверхъестественным умом. Разумеется, они гнали эту нелепую
мысль, но все же в душе оставалась странная, гнетущая тревога.
То, что они обнаружили, выйдя из чащи, усилило эту тревогу;
более того -- привело их в ужас.
Хижины больше не существовало. Виднелись лишь ее
развалины. Крупные валуны, из которых были сложены стены, балки
и настил, составлявшие крышу, травяные постели, примитивная
посуда и другая утварь, -- все это было разбросано по земле.
Никто бы не догадался, что на этом месте недавно находилось
человеческое жилье. Да, охотники нашли одни руины -- не
осталось и камня на камне.
Они смотрели на это разрушение с невольным ужасом. Теперь
они уже не решились бы обвинить в суеверии язычника,
поклонявшегося Браме или Вишну. Его молодые спутники-христиане,
казалось, готовы были также поверить в чудесное. Им было ясно,
кто разрушил хижину. Хотя самого злодея нигде не было видно, но
они знали, что это был слон. Другого объяснения не оставалось;
и пугал их не сам факт, а мысль о том, что это животное
обладало прямо-таки человеческим, вернее -- дьявольским,
разумом, который толкнул его на такое мщение; значит, можно
было ожидать чего-нибудь еще более ужасного.
Хотя хижина была разрушена всего за несколько минут до их
прихода, слон, по-видимому, уже ушел отсюда. По крайней мере,
поблизости его нигде не было видно, хотя они тщательно
разыскивали его. Опасаясь с ним повстречаться, охотники
держались под прикрытием кустов и лишь издали смотрели на
развалины. Прошло немало времени, пока наконец они решились
выйти из зарослей и приблизиться к месту катастрофы.
Подойдя, они убедились, что хижина совсем разрушена.
Охотники остались без крова. Но еще больше их огорчала
потеря находившегося в хижине небольшого запаса зарядов --
порох, который они так старательно сберегали, был рассыпан
среди мусора и безвозвратно потерян. Они хранили его в большой
тыквенной фляге, сделанной специально для этой цели, а она
вместе с остальной утварью погибла под ногами слона. Запасы
провизии были вытащены из кладовой и втоптаны в землю. Но это
еще не такая беда. Провизию можно снова заготовить, хотя это
будет и не так легко сделать. Но как восстановить порох?
Охотники еще долго бы стояли на месте разрушения,
оплакивая свою безвозвратную потерю, если бы не боялись, что
слон вернется. Куда он ушел? Они спрашивали об этом друг друга,
тревожно озираясь по сторонам.
Бродяга ушел, должно быть, всего несколько минут назад:
раздавленная его тяжелыми стопами трава была еще влажна,
выпущенный ею сок не успел высохнуть. И все же вокруг, на
расстоянии доброй четверти мили, слона нигде не было видно.
Вблизи хижины не было зарослей, где могло бы скрыться такое
крупное животное, как слон.
Так думали Карл и Каспар, но Оссару был другого мнения. Он
заявил, что слон вполне может укрыться в полосе зарослей, из
которых они недавно вышли. Ему было известно на основании
охотничьего опыта, что слон, даже очень крупный, умеет ловко
спрятаться в самом незначительном укрытии, выбрав подходящее
место, хотя бы и такое, где ему не повернуться; он зачастую
ухитряется, стоя совершенно неподвижно, обманывать самого
опытного охотника. Карл с Каспаром не слишком-то ему верили, но
Оссару был убежден, что слон спрятался в неширокой полосе
джунглей совсем близко от них.
К несчастью, мнение Оссару очень скоро подтвердилось.
Пока они стояли, зорко оглядывая джунгли и напряженно
прислушиваясь, чтобы уловить малейший звук, доносящийся оттуда,
вершины высоких молодых деревьев, поднимавшихся над зарослями,
вдруг закачались. Еще миг -- и оттуда вылетели, шумя крыльями,
два великолепных аргуса; они издавали громкие, тревожные крики.
Птицы пролетели над головой наших искателей приключений и
так громко кричали, что Фриц залился продолжительным лаем.
Выжидал ли враг в засаде удобного случая напасть или лай
собаки, уже знакомый ему и ненавистный, донесся до него и снова
разжег в нем ярость, но не успели охотники перекинуться словом,
как из редких кустов появились длинный хобот и толстые,
массивные ноги, и они увидели, что чудовище идет прямо на них.
Казалось, слон приближался неспешной трусцой, но на самом деле
он мчался с быстротой лошади, несущейся галопом.
Еще мгновение охотники стояли неподвижно -- не потому, что
ожидали нападения и хотели его отразить, а просто потому, что
не знали, куда бежать.
Нападение слона их ошеломило так, что в первый момент им
даже не приходил в голову никакой план спасения.
Инстинктивно, почти автоматически. Карл и Каспар
прицелились, хотя у них было мало надежды, что пули, пущенные
из их малокалиберных ружей, остановят такую страшную атаку.
Оба выстрелили одновременно, затем Каспар выпустил второй
заряд, но, как они и ожидали, слон продолжал наступление.
К счастью, шикари не воспользовался своим луком. Он знал
по опыту, что в таких обстоятельствах стрела -- бесполезное
оружие. С таким же успехом он мог бы лягнуть слона или воткнуть
ему в хобот булавку -- это значило бы только еще пуще его
разозлить.
Итак, шикари и не думал обороняться; он поспешно
осматривался по сторонам, соображая, куда бы укрыться.
По правде сказать, окружающая их местность не обещала
ничего хорошего.
На скалах не видно было уступов, где можно было бы
спастись от бродяги; правда, чаща могла временно их приютить,
но смышленый зверь быстро бы их там разглядел. К тому же слон
находился как раз между ними и джунглями, и отступать в эту
сторону -- значило бежать навстречу врагу.
Что делать? На что решиться? Но вот взгляд шикари упал на
одинокое дерево, стоявшее неподалеку. Это дерево однажды уже
спасло ему жизнь. Оно росло на самом берегу залива, где Оссару
ставил свои сети, и, сидя на его ветвях, Каспар вытащил шикари
из зыбучих песков.
Дерево было очень высокое; оно стояло на открытом месте, и
его ветви широко раскинулись во все стороны, нависая над
заливом.
Оссару не стал терять драгоценные мгновения на пустые
раздумья: криком и жестом приказав молодым саибам следовать его
примеру, он кинулся к дереву со всей быстротой, на какую был
способен, и, только взобравшись на третий или четвертый ярус
ветвей, оглянулся, ища глазами товарищей.
Братья сломя голову бросились вслед за шикари и вскоре
очутились на дереве.
Фриц добежал вместе со своими хозяевами до подножия
дерева, но, разумеется не мог на него взобраться вслед за ними.
Однако он не собирался оставаться под деревом, так как это
означало бы верную гибель; не медля ни минуты, он кинулся в
воду и поплыл через залив.
Выбравшись на берег, он нырнул в заросли камыша и
притаился там.
На этот раз слон не обратил на него внимания. Взгляд егo
был устремлен на охотников, и на них была обращена вся его
ярость. Он гнался за ними по пятам, когда они бежали по
открытому месту, и видел, что они взобрались на дерево. Он был
так близко, что Карлу и Каспару пришлось снова бросить ружья,
чтобы удобнее было карабкаться.
Малейшая задержка могла бы оказаться для них роковой.
Карл карабкался вслед за братом и едва успел перебраться с
одной ветки на следующую, повыше, как бродяга обвил ветку
хоботом и сломал ее пополам, точно хворостинку.
гастрономами. На клюве у этих птиц в известном возрасте
появляются желобки, или бороздки. Наблюдаются эти бороздки
только у старых птиц, и голландские колонисты, живущие на
Молуккских островах, пытаются определять по ним возраст птицы,
считая, что каждая бороздка соответствует одному году. Поэтому
носорог получил у них название "годовая птица".
Как мы уже сказали, Карлу были хорошо известны все эти
разновидности птицы-носорога. Но в данный момент он и не думал
делиться своими знаниями с товарищами, так как все трое
пристально следили за самцом. Несомненно эта птица принадлежит
к плотоядным, так как, когда самец спускался, видно было, что у
него из клюва свешивается что-то длинное, похожее на кусок
веревки; они разглядели, что это кусок змеи -- голова и часть
туловища. Очевидно, и самка не привыкла к растительной пище,
так как по движениям самца наблюдатели поняли, что змея
предназначается ей. Без сомнения, это был ее обед, так как
время близилось к полудню.
Ей не пришлось долго ждать.
Опустившись на длинный сук, ее кормилец движением головы
подбросил кусок змеи в воздух и поймал его на лету -- не для
того, чтобы проглотить, а чтобы схватить поудобнее и половчее
всунуть в клюв самки, торчавший из отверстия и раскрытый в
ожидании еды.
Еще миг -- и лакомый кусочек перешел из клюва самца в клюв
самки; могучие щипцы, словно сделанные из слоновой кости,
крепко зажали змею и мгновенно скрылись в дупле.
Самец ни на минуту не задержался на дереве. Он принес
самке обед и, вероятно, должен был принести десерт. Он тут же
взлетел, громко хлопая крыльями, причем его роговые челюсти
щелкали, как кастаньеты, и этот необычный звук мог бы напугать
человека, незнакомого с подобными птицами.
Когда улетела птица, о которой молодые искатели
приключений узнали столько интересного, слон снова занял их
внимание. Не потому, что он изменил свою тактику -- он
по-прежнему описывал круги, -- но охотники знали, что, пока он
здесь, им нельзя спуститься с дерева; и они обернулись к слону
-- посмотреть, не собирается ли он уходить.
Ho, увы! Слон не обнаруживал намерения покинуть это место.
Наблюдая за своим врагом, они отвернулись от смоковницы и,
вероятно, не скоро бы на нее взглянули, если бы не услышали
звук, доносившийся со стороны гнезда птицы-носорога. Это был
тихий, довольно жалобный звук, не похожий на крик птицы, да и
вообще его не могла издавать птица. Казалось, это крик
животного или даже человека -- отчетливо раздавалось:
"ва-ва-ва".
Но это не был человек. Оссару с первого звука догадался,
кто это; братья тоже быстро поняли, в чем дело. Повернувшись к
смоковнице, они увидели на длинном суку, где недавно сидел
самец-носорог, существо совсем другого рода -- представителя
четвероногих.
У него было массивное округлое туловище и очень толстый
пушистый полосатый хвост; морда у зверька была короткая и
круглая, вроде кошачьей, гладкий, блестящий мех одевал его с
головы до пят пушистой шубкой. У него была темно-рыжая, с
золотистым отливом спина, глянцевитый черный живот, белые щеки
и желтая полоска на морде. Каспар должен был признаться, что
ему редко приходилось видеть такое красивое создание.
В ответ на восторженное восклицание, вырвавшееся у брата,
Карл сказал, что известный натуралист Кювье еще задолго до
Каспара оценил красоту этого животного.
Оссару знал, что его называют "ва" (звукоподражательное
название), а иногда "читва" или "панда".
Услыхав это название от Оссару (да и сам зверь "назвал"
себя), Карл сразу же понял, с кем имеет дело.
Увидев зверька на высоком суку, Карл и Каспар с первого же
взгляда убедились в его ловкости, а в следующий миг убедились,
что он не прочь полакомиться птичьими яйцами. Не прошло и
минуты, как они сообразили, что он охотится за яйцами
птицы-носорога, а может быть, собирается отведать мяса самой
птицы.
Стоя на суку, он поднялся на свои массивные задние лапы,
как маленький медведь, и начал царапать передними длинную
стенку, на возведение которой самец затратил столько времени и
труда. Быть может, если бы зверьку никто не препятствовал, ему
и удалось бы проникнуть в гнездо; во всяком случае, у него было
такое намерение. Однако ему помешали. Правда, самка,
находившаяся в дупле, не очень-то могла обороняться, хотя все
время то высовывала, то втягивала обратно клюв, и ее сердитое
шипение доказывало, что она понимает грозящую ей опасность и
знает, какой враг атакует ее крепость.
Зверек изо всех сил царапал стенку, и возможно, что она
развалилась бы под ударами его когтей, но вдруг над деревьями
раздалось громкое хлопанье, щелканье и стук; а через миг
широкие, раскидистые крылья старого самца засвистели над
головой четвероногого разбойника и длинный, острый, подобный
кинжалу, клюв мигом прервал его злодейские труды.
Захваченный врасплох, панда струсил, ибо старый самец,
подобно всякому главе семейства, который, возвращаясь домой,
находит там грабителя, налетел на него с бешеной яростью.
Однако разбойник, видимо, привыкший к такого рода отпору,
вскоре овладел собой: вместо того чтобы убежать, он плотнее
укрепился на суку и, повернувшись к своему пернатому
противнику, приготовился к битве.
И битва началась: птица то и дело налетала на врага, била
его своими мощными крыльями и клевала огромным клювом, а зверь
бешено отбивался зубами и лапами, иной раз вырывая пучки перьев
из груди своего крылатого противника.
Чем окончилось бы единоборство панды и птицы-носорога, об
этом можно лишь догадываться. По всей вероятности, четвероногое
одержало бы победу над двуногим, стенка гнезда была бы
взломана, самка сброшена с гнезда, скорее всего, убита и
съедена, а вслед за нею были бы истреблены и яйца.
Но, видно, в книге судеб была предначертана иная развязка
этой маленькой драмы, так как внезапно произошло нечто,
изменившее характер борьбы, и после ряда инцидентов битва
окончилась совершенно неожиданным образом как для ее
участников, так и для наблюдателей.
Первый инцидент, резко изменивший положение дел, был
весьма забавного свойства и рассмешил зрителей, сидевших на
дереве.
В пылу борьбы стоящий на задних лапах панда отвернулся от
маленького отверстия, представлявшего вход в гнездо. Не
помышляя об опасности с этой стороны, грабитель старался
уберечь свои глаза от самца, нападавшего свepxy. Но самка в
гнезде, которой было довольно хорошо видно все происходящее
снаружи, и не думала оставаться пассивной зрительницей; улучив
момент, когда враг оказался совсем близко от дупла, она
тихонько высунула свой длинный, твердый, как слоновая кость,
клюв и изо всех сил ударила панду в глаз; острие клюва, словно
кирка, вонзилось до самой кости.
Ошеломленный этим неожиданным нападением, зверек испустил
от боли резкий крик и мигом скатился с дерева; казалось, он
думал только о бегстве. Это ему, несомненно, удалось бы,
несмотря на потерю глаза; но за ним следил еще один враг, с
которым ему предстояло схватиться. Привлеченный шумом стычки,
Фриц выглянул из кустов, окружавших дерево, и, подойдя поближе,
следил за сражением. Честный Фриц не мог не сочувствовать
безвинной птице, на которую напал подлый враг; и едва панда
появился внизу, как пес бросился на него и начал трепать,
словно этот зверек был его давнишним, заклятым врагом.
Положение панды было отчаянным, но разъяренный зверек не
хотел сдаваться без борьбы. И хотя напавший на него пес был
гораздо сильнее его, он все же хотел оставить врагу на память
одну-две царапины, следы которых тот носил бы до могилы.
Но в этот миг Фрицу грозила куда более серьезная
опасность, чем удары когтей панды. Если бы в пылу битвы он не
взглянул случайно в сторону обелиска, то оказался бы во власти
противника, который проявил бы к нему не больше милосердия, чем
он сам к злополучному панде.
Но случай ему помог: бросив взгляд на своего
преследователя, он увидел, что слон направляется прямо на него;
в глазах его сверкала ярость и хобот был угрожающе вытянут
вперед. Фриц мгновенно решил, как ему поступить. Бросив панду,
словно почуяв, что мясо его ядовито, он метнулся прочь от слона
и через несколько мгновений скрылся в зарослях.
Из всех принимавших участие в этой необычной схватке
больше всего пострадал злополучный панда, так как вместе с этой
драмой окончилась и его жизнь. На него нападали все новые
враги, а под конец он повстречался с самым ужасным врагом,
который вскоре с ним покончил. Это был слон. Он собирался
уничтожить Фрица, но, увидев, что тот убежал, решил не упустить
подвернувшуюся ему жертву. Итак, он не стал преследовать Фрица
в чаще, и его ярость обрушилась на панду. Гигант понимал, что
зверьку не уйти от него: наполовину ослепленный клювом птицы,
полузадушенный Фрицем, он не заметил приближения слона. Быть
может, он и увидел опасность, но было уже поздно: слон стоял
над ним -- и ему нельзя было убежать.
Не успел панда опомниться, как слон обвил его цепким
хоботом и поднял кверху, будто перышко. Потом безжалостное
чудовище сделало несколько шагов к поверженному обелиску и,
словно выбрав подходящее место, опустило барахтающегося панду
наземь, наступило на него огромными передними ногами и
принялось его топтать, пока от раздавленного зверька не остался
лишь бесформенный комок кровавого мяса и клочки шерсти.
Для сидевших на дереве зрителей это было неприятное
зрелище; но за ним последовало другое, доставившее им радость:
слон повернул в сторону леса и стал удаляться, видимо решив
совсем уйти отсюда.
Удовлетворил ли он жажду мести, убив панду, или отправился
на поиски Фрица -- этого никто не мог бы сказать; во всяком
случае, он уходил -- что-то заставило его снять осаду, которая
порядком уже надоела охотникам.
Когда слон скрылся из виду, осажденные начали совещаться:
можно ли им сойти на землю? Они очень устали сидеть на дереве
все в той же позе. Правда, ничего не стоит просидеть несколько
минут верхом на ветке, но если такое сидение затягивается, оно
становится мучительным, почти невыносимым. Каспар больше всех
страдал от вынужденного бездействия и был очень зол на бродягу.
Несколько раз он собирался покинуть свой насест и прокрасться
за ружьем, но Карл догадывался о его намерениях и убеждал
брата, что благоразумие требует подождать.
Всем троим не терпелось сойти с дерева, и они спустились
бы на землю, как только исчез страшный враг, если бы были
уверены, что он больше не вернется. Но они подозревали, что он
ушел только на время, -- быть может, бродяга пустился на эту
уловку, чтобы выманить их из убежища: ведь известно, что
слоны-бродяги умеют хитрить не хуже двуногих бродяг.
Они не могли сразу решить, как лучше поступить, но тут
Оссару положил конец их колебаниям, предложив спуститься
первым. Он решил прокрасться по следам слона, чтобы
удостовериться, действительно ли тот ушел отсюда или стоит в
засаде на опушке леса.
Шикари умел скользить в кустах бесшумно, как змея, и
братья знали, что он не будет подвергаться чрезмерной
опасности, если только не заберется слишком далеко. Он,
конечно, своевременно заметит слона, а в случае, если тот
вернется и погонится за ним, сможет снова найти убежище на
дереве.
Не успели товарищи дать согласие, как Оссару начал
спускаться по ветвям, а очутившись на земле, быстро и бесшумно
зашагал в том направлении, в каком скрылся слон.
Карл и Каспар оставались на дереве еще минут пять; но так
как шикари все не возвращался, они потеряли терпение и тоже
спустились на землю.
Первым делом они разыскали ружья и перезарядили их; потом
встали около дерева, чтобы в случае внезапного нападения можно
было снова взобраться на ветви, и начали поджидать Оссару.
Прошло довольно много времени, а от шикари не было ни
слуху ни духу. Не слышно было вообще ничего: царило глубокое
молчание, лишь изредка нарушаемое хлопаньем крыльев
птицы-носорога. Самец все еще держался близ гнезда, видимо
озадаченный таинственным стечением обстоятельств, так внезапно
избавившим его от четвероногого врага.
Но птица больше не интересовала ни Карла, ни Каспара,
которых беспокоило долгое отсутствие Оссару.
Вскоре, однако, они с радостью увидели, что шикари
вынырнул из зарослей и быстро к ним приближается. Их обрадовало
также, что по пятам за Оссару следовал Фриц. Оссару встретил
пса на опушке, где тот спрятался от разъяренного слона.
Когда Оссару подошел ближе. Карл и Каспар заметили по
выражению его лица и поспешности, с какой он шагал, что тот
хочет сообщить им нечто важное.
-- Ну, Осси, -- спросил Каспар, -- что нового? Видел ты
бродягу?
-- Ах, он бродяга, это верно, -- ответил Оссару, и в его
голосе послышался затаенный страх. -- Вы верно говорить, саиб,
он бродяга, если не хуже.
-- Что случилось? Ты видел что-нибудь?
-- Видел, саиб! Вы думать, куда он пойти?
-- Куда же?
-- К хижине.
-- К хижине?..
-- Прямо. Ах, саибы, -- продолжал шикари, понижая голос,
и на лице его отразился суеверный ужас, -- он уж слишком умный
для зверя, слишком много знать! Боюсь, он не слон совсем, а
злой дух принять вид слона. Зачем он пойти туда?
-- Да, зачем, интересно знать? -- повторил Каспар. -- Ты
думаешь, он хочет подстеречь нас возле хижины? Если так, --
продолжал он, не дожидаясь ответа, -- то нам не будет покоя,
пока он жив. Одно из двух: либо мы должны его убить, либо он
нас.
-- Саиб, -- заметил шикари, многозначительно покачав
головой, -- мы не убить его: слон не умирать никогда.
-- Что за ерунда, Осси! -- возразил Каспар, которому был
смешон суеверный страх шикари. -- Впрочем, думай как хочешь, но
я-то не сомневаюсь, что мы сможем его убить, как только он
подвернется под хороший выстрел. Честное слово, чем скорее мы
это сделаем, тем лучше! Он недаром пошел в нашу хижину -- ясно,
что у него какое-то скверное намерение. Может быть, он
вспомнил, что Фриц там в первый раз напал на него, и так как он
думает, что пес ушел туда, то и отправился его искать... Э,
Фриц, старина, тебе нечего бояться! Ты можешь ускользнуть от
него в любой миг. Твоим хозяевам хуже приходится, чем тебе,
дружище.
-- А ты уверен, Оссару... -- спросил Карл после минутного
раздумья, -- ты уверен, что он пошел к хижине?
Оссару, конечно, не мог утверждать, что слон направился
именно туда, где стояла хижина; но он прошел по следам слона по
густому лесу, а потом, взобравшись на дерево, видел, что гигант
двинулся в сторону хижины. Оссару почти не сомневался, что слон
пошел именно туда, но он был так напуган, что ничего не
соображал и даже не пытался догадаться о намерениях слона.
-- Ясно одно, -- снова заговорил Карл, поразмыслив
некоторое время: -- бесполезно продолжать задуманную нами
разведку, пока мы не избавимся от слона. Ты верно сказал,
Каспар! Теперь он выследил нас, и к тому же он разъярен ранами,
которые мы ему нанесли, и едва ли забудет об этом приключении.
У нас не будет ни минуты покоя, и нечего думать о безопасности,
пока не удастся уничтожить его. Почему бы нам не заняться этим
делом сейчас же? Речь идет о нашей жизни, и над нами будет
висеть угроза, пока мы с ним не расправимся.
-- Идемте же! -- вскричал Каспар. -- И пусть нашим
девизом будет: "Смерть бродяге! "
Наши охотники немедленно направились к хижине: именно туда
пошел слон, как можно было судить по его следам, которые уже
обнаружил зоркий шикари и на которые по дороге указал своим
спутникам. Там и сям на мягкой почве виднелись огромные
отпечатки, а где их не было, путь бродяги обозначался сбитыми
на землю листьями и поломанными сучьями, а также крупными
ветвями, валявшимися в траве; видно было, что слон волок их
некоторое время, а потом бросил.
Шикари не раз приходилось выслеживать диких слонов в
джунглях Бенгалии, и он был знаком с их повадками. Он сообщил
товарищам, что бродяга и не думал пастись, так как на сучьях и
листьях не видно было следов зубов; слон шел довольно быстро и,
казалось, с определенным намерением. Валявшиеся на земле ветки
были сломаны, вероятно, с досады -- он просто срывал на них
свою злобу.
Оссару не приходилось напоминать товарищам об
осторожности. Они знали не хуже его, что с разъяренным слоном,
будь то бродяга или обыкновенный слон, лучше не встречаться; а
этот бродяга был до крайности разъярен -- в этом они убедились
и сами, и со слов шикари.
Поэтому они продвигались крайне осторожно, осматриваясь по
сторонам и чутко прислушиваясь, шли они в полном молчании, лишь
изредка перешептываясь.
Они возвращались домой не тем путем, каким шли на
разведку. Обследование утесов завело их довольно далеко, и
теперь они шли по следам слона, которые вели, как и предполагал
Оссару, прямо к хижине.
Приближаясь к своему примитивному жилищу, они догадались
по некоторым признакам, что враг где-то совсем близко. Зная,
что вблизи горячего источника, у которого стояла хижина, нет ни
крупных деревьев, ни других безопасных мест, куда можно было бы
укрыться в случае нападения, они удвоили осторожность. Они
могли увидеть хижину лишь с довольно близкого расстояния,
подойдя к ней ярдов на двести. Сперва надо было пройти полосу
невысоких зарослей, закрывавших ее.
Охотники углубились в эти заросли и вскоре с тревогой
обнаружили свежие следы слона. Не оставалось сомнений, что он
недавно прошел здесь, направляясь прямо к хижине.
Что ему там было нужно? Этот вопрос, конечно, пришел в
голову всем троим. Право, было похоже, что слон их там
разыскивал! Вероятно, потеряв их из виду, он подумал, что они
вернулись домой, и решил нанести им визит.
После того, что им пришлось увидеть, невольно являлась
мысль, что это гигантское животное наделено каким-то
сверхъестественным умом. Разумеется, они гнали эту нелепую
мысль, но все же в душе оставалась странная, гнетущая тревога.
То, что они обнаружили, выйдя из чащи, усилило эту тревогу;
более того -- привело их в ужас.
Хижины больше не существовало. Виднелись лишь ее
развалины. Крупные валуны, из которых были сложены стены, балки
и настил, составлявшие крышу, травяные постели, примитивная
посуда и другая утварь, -- все это было разбросано по земле.
Никто бы не догадался, что на этом месте недавно находилось
человеческое жилье. Да, охотники нашли одни руины -- не
осталось и камня на камне.
Они смотрели на это разрушение с невольным ужасом. Теперь
они уже не решились бы обвинить в суеверии язычника,
поклонявшегося Браме или Вишну. Его молодые спутники-христиане,
казалось, готовы были также поверить в чудесное. Им было ясно,
кто разрушил хижину. Хотя самого злодея нигде не было видно, но
они знали, что это был слон. Другого объяснения не оставалось;
и пугал их не сам факт, а мысль о том, что это животное
обладало прямо-таки человеческим, вернее -- дьявольским,
разумом, который толкнул его на такое мщение; значит, можно
было ожидать чего-нибудь еще более ужасного.
Хотя хижина была разрушена всего за несколько минут до их
прихода, слон, по-видимому, уже ушел отсюда. По крайней мере,
поблизости его нигде не было видно, хотя они тщательно
разыскивали его. Опасаясь с ним повстречаться, охотники
держались под прикрытием кустов и лишь издали смотрели на
развалины. Прошло немало времени, пока наконец они решились
выйти из зарослей и приблизиться к месту катастрофы.
Подойдя, они убедились, что хижина совсем разрушена.
Охотники остались без крова. Но еще больше их огорчала
потеря находившегося в хижине небольшого запаса зарядов --
порох, который они так старательно сберегали, был рассыпан
среди мусора и безвозвратно потерян. Они хранили его в большой
тыквенной фляге, сделанной специально для этой цели, а она
вместе с остальной утварью погибла под ногами слона. Запасы
провизии были вытащены из кладовой и втоптаны в землю. Но это
еще не такая беда. Провизию можно снова заготовить, хотя это
будет и не так легко сделать. Но как восстановить порох?
Охотники еще долго бы стояли на месте разрушения,
оплакивая свою безвозвратную потерю, если бы не боялись, что
слон вернется. Куда он ушел? Они спрашивали об этом друг друга,
тревожно озираясь по сторонам.
Бродяга ушел, должно быть, всего несколько минут назад:
раздавленная его тяжелыми стопами трава была еще влажна,
выпущенный ею сок не успел высохнуть. И все же вокруг, на
расстоянии доброй четверти мили, слона нигде не было видно.
Вблизи хижины не было зарослей, где могло бы скрыться такое
крупное животное, как слон.
Так думали Карл и Каспар, но Оссару был другого мнения. Он
заявил, что слон вполне может укрыться в полосе зарослей, из
которых они недавно вышли. Ему было известно на основании
охотничьего опыта, что слон, даже очень крупный, умеет ловко
спрятаться в самом незначительном укрытии, выбрав подходящее
место, хотя бы и такое, где ему не повернуться; он зачастую
ухитряется, стоя совершенно неподвижно, обманывать самого
опытного охотника. Карл с Каспаром не слишком-то ему верили, но
Оссару был убежден, что слон спрятался в неширокой полосе
джунглей совсем близко от них.
К несчастью, мнение Оссару очень скоро подтвердилось.
Пока они стояли, зорко оглядывая джунгли и напряженно
прислушиваясь, чтобы уловить малейший звук, доносящийся оттуда,
вершины высоких молодых деревьев, поднимавшихся над зарослями,
вдруг закачались. Еще миг -- и оттуда вылетели, шумя крыльями,
два великолепных аргуса; они издавали громкие, тревожные крики.
Птицы пролетели над головой наших искателей приключений и
так громко кричали, что Фриц залился продолжительным лаем.
Выжидал ли враг в засаде удобного случая напасть или лай
собаки, уже знакомый ему и ненавистный, донесся до него и снова
разжег в нем ярость, но не успели охотники перекинуться словом,
как из редких кустов появились длинный хобот и толстые,
массивные ноги, и они увидели, что чудовище идет прямо на них.
Казалось, слон приближался неспешной трусцой, но на самом деле
он мчался с быстротой лошади, несущейся галопом.
Еще мгновение охотники стояли неподвижно -- не потому, что
ожидали нападения и хотели его отразить, а просто потому, что
не знали, куда бежать.
Нападение слона их ошеломило так, что в первый момент им
даже не приходил в голову никакой план спасения.
Инстинктивно, почти автоматически. Карл и Каспар
прицелились, хотя у них было мало надежды, что пули, пущенные
из их малокалиберных ружей, остановят такую страшную атаку.
Оба выстрелили одновременно, затем Каспар выпустил второй
заряд, но, как они и ожидали, слон продолжал наступление.
К счастью, шикари не воспользовался своим луком. Он знал
по опыту, что в таких обстоятельствах стрела -- бесполезное
оружие. С таким же успехом он мог бы лягнуть слона или воткнуть
ему в хобот булавку -- это значило бы только еще пуще его
разозлить.
Итак, шикари и не думал обороняться; он поспешно
осматривался по сторонам, соображая, куда бы укрыться.
По правде сказать, окружающая их местность не обещала
ничего хорошего.
На скалах не видно было уступов, где можно было бы
спастись от бродяги; правда, чаща могла временно их приютить,
но смышленый зверь быстро бы их там разглядел. К тому же слон
находился как раз между ними и джунглями, и отступать в эту
сторону -- значило бежать навстречу врагу.
Что делать? На что решиться? Но вот взгляд шикари упал на
одинокое дерево, стоявшее неподалеку. Это дерево однажды уже
спасло ему жизнь. Оно росло на самом берегу залива, где Оссару
ставил свои сети, и, сидя на его ветвях, Каспар вытащил шикари
из зыбучих песков.
Дерево было очень высокое; оно стояло на открытом месте, и
его ветви широко раскинулись во все стороны, нависая над
заливом.
Оссару не стал терять драгоценные мгновения на пустые
раздумья: криком и жестом приказав молодым саибам следовать его
примеру, он кинулся к дереву со всей быстротой, на какую был
способен, и, только взобравшись на третий или четвертый ярус
ветвей, оглянулся, ища глазами товарищей.
Братья сломя голову бросились вслед за шикари и вскоре
очутились на дереве.
Фриц добежал вместе со своими хозяевами до подножия
дерева, но, разумеется не мог на него взобраться вслед за ними.
Однако он не собирался оставаться под деревом, так как это
означало бы верную гибель; не медля ни минуты, он кинулся в
воду и поплыл через залив.
Выбравшись на берег, он нырнул в заросли камыша и
притаился там.
На этот раз слон не обратил на него внимания. Взгляд егo
был устремлен на охотников, и на них была обращена вся его
ярость. Он гнался за ними по пятам, когда они бежали по
открытому месту, и видел, что они взобрались на дерево. Он был
так близко, что Карлу и Каспару пришлось снова бросить ружья,
чтобы удобнее было карабкаться.
Малейшая задержка могла бы оказаться для них роковой.
Карл карабкался вслед за братом и едва успел перебраться с
одной ветки на следующую, повыше, как бродяга обвил ветку
хоботом и сломал ее пополам, точно хворостинку.