Томас Пенелопа. Тайна

   — Теперь Вы взяли на себя роль моего советчика? — пробормотал он.
   Я окаменела.
   — Можете издеваться сколько угодно, но Ваше сегодняшнее поведение никакой пользы Клариссе не принесло.
   — Она еще мала, чтобы придавать значение балам.
   — Через несколько лет ее отношение изменится, ей нужно будет выезжать в свет.
   Я чуть не сказала «вырываться из Холла», но вовремя поправилась.
   Он провел пальцем по моей руке, подчеркивая нашу близость.
   — У нее есть Вы, Вашего общества ей достаточно.
   — Мать ей нужна не меньше.
   Я в ужасе осеклась, поняв, что сказала слишком много. Лорд Вульфберн заморгал от удивления.
   — Вы хотите сказать, что уже подобрали мне жену? — спросил он.
   — Конечно, нет. Но Вы не можете запретить мне иметь свое мнение. Например, мне очень нравится мисс Пенгли, у нее столько достоинств. Каждому ясно, что ее присутствие в доме могло бы неузнаваемо изменить жизнь Холла.
   — Она не в моем вкусе и для этих целей совершенно не подходит.
   Он посмотрел на меня серьезно и многозначительно, у меня замерло все внутри. Если бы он не держал меня крепко за руку, я бы поспешила пуститься в бегство от того, что я прочла в его глазах.
   Но так как бегство было невозможно, я перешла в наступление.
   — А как насчет Клариссы, ее нужды Вы принимаете в расчет?
   — У нее есть Вы, я же сказал.
   — Я только гувернантка.
   — Ее устраивает, она вполне довольна.
   — Она не пожалуется, даже если ее это не будет устраивать.
   Он разжал пальцы.
   — Довольно. Я не собираюсь обсуждать этот вопрос с Вами.
   — Тогда, как я понимаю, мне можно подняться к себе.
   Я освободила руку и поднялась на следующую ступеньку, повернувшись к нему спиной.
   — Джессами, — позвал он. Я обернулась.
   — Вам действительно было бы приятно видеть меня женатым на мисс Пенгли?
   Я сглотнула, зная, что не могу дать положительный ответ на этот вопрос, не погрешив против истины. Но мне трудно было признаться даже самой себе.
   — Приятно мне или неприятно — это к делу совершенно не относится.
   — Вы не ответили.
   — Это было праздное любопытство, я не считаю нужным отвечать на глупые вопросы.
   — Но Вы не смеетесь.
   — Не поняла?
   — Глупые вопросы обычно вызывают смех.
   — Не следует понимать буквально. Не все, что глупо, должно вызывать смех.
   Он улыбнулся.
   — Равно как все, что кажется лишенным смысла, бессмысленно на самом деле.
   — Вы начали изъясняться загадками, а я слишком устала, чтобы их разгадывать.
   — Давайте отложим до следующего раза.
   — Не вижу необходимости. Все уже сказано.
   — В самом деле, Джессами?
   — Конечно.
   — Как странно. Мне показалось, что наш разговор только начинается.

Глава 9

   После шокирующего поведения лорда Вульфберна в Пенглихаус я ожидала снова увидеть разбитного бесцеремонного барина, каким я его застала в первый день приезда. К счастью, я ошиблась. В течение последующих дней он вел себя безупречно, даже внешности своей уделял больше внимания. Волосы были гладко причесаны, одежда безукоризненна, манеры корректны. Он не пытался больше задевать мое самолюбие или вернуться к вечернему разговору.
   Хотелось верить, что это не игра, не новое представление, хотя рассудком я понимала, что ошибаюсь. «Пора уже привыкнуть к обстановке Холла», — убеждала я себя. В этом доме все было иным, чем казалось, включая хозяина.
   Цель чудесного превращения стала ясна в первый же вечер, когда он пригласил меня обедать за его столом. В течение трапезы, которая проходила в молчании, его поведение было столь же жестким и официальным, как его белый накрахмаленный воротничок. Когда посуду убрали, он продолжал торжественно разглядывать меня через широкий стол.
   — Надеюсь, Вы не собираетесь искать другого места? — начал он.
   — Такая мысль мне не приходила в голову, — заверила я. Да у меня и не было ни малейшего желания менять место.
   Он несколько расслабился.
   — Весьма рад. Для Клариссы это была бы самая большая потеря со времени смерти матери.
   — Вам незачем беспокоиться, — успокоила я его. — Я вполне довольна жизнью здесь, и моя роль меня вполне устраивает.
   — Я тоже доволен, — сказал он тихо. Сердце забилось сильнее.
   Он забрал салфетку с колен и сложил ее нервными и резкими движениями пальцев.
   — Мне показалось… — он замолчал. — Неважно. Скажу только, что я рад, что ошибся.
   — Я не думала покидать Холл. Вы меня убедили, что здесь я нужна, — сказала я, радуясь в душе, что он избавил меня от необходимости выслушивать то, что могло поставить меня в неловкое положение.
   — Вам так важно чувствовать себя необходимой?
   — Мне кажется, всем это важно. Каждому хочется, чтобы его труд ценился и приносил пользу.
   — Более важно, чем жить нормальной жизнью?
   — Если не из чего выбирать, то уж лучше жить с сознанием, что делаешь что-то нужное, — ответила я.
   Он стал барабанить по столу пальцами. Пламя свечи, попадая на золотое кольцо, отражалось острыми лучами.
   — У Вас ужасная привычка избегать прямых ответов на вопросы, мисс Лейн. Мне нужен прямой ответ, на меньшее я не согласен.
   Это требование заслуживало резкого осуждения, так как исходило от человека, весь образ жизни которого был маскарадом. Но вопрос меня заинтересовал. Он был прав — у меня никогда не было нормальной жизни. Несмотря на неприглядные стороны пребывания в Холле, я обрела здесь приют и свое место, которого у меня до этого не было. Отказываться от них не входило в мои намерения.
   — Если бы мне нужно было пожертвовать одним ради другого, я выбрала бы первое. Я действительно считаю, что быть нужной важнее, чем пользоваться какими-то незначительными преимуществами независимой жизни.
   Он внимательно слушал, пристально наблюдал за мной. Ему не столько было важно, что я говорила, сколько то, как говорила. Как только я замолчала, ехидная улыбочка снова появилась.
   — Меня это устраивает. Больше не буду следить за своим поведением, дам себе полную волю, а в качестве компенсации за моральный ущерб стану чаще повторять, как Вы мне нужны и как я ценю Ваши услуги.
   Я ожидала, что он перевернет мои слова с ног на голову и сделает самые неподобающие выводы.
   — Не понимаю, зачем Вам понадобилось передергивать. Все, что я сказала, Вам только на руку.
   — Мы ведь противники в этом поединке, не так ли? — сказал он весело. — Такой поворот не должен оказаться неожиданным. Помните — пощада не нужна, и ее не будет?
   — Вы не даете мне возможности забыть. Получив ответ на свои вопросы, он позвонил, чтобы принесли десерт, хотя ему достаточно было стакана бренди. Уплетая пирог с крыжовником, я призналась себе, что когда он следит за собой, то выглядит намного моложе и интереснее. Сейчас он был очень хорош собой, за столом умел вести себя утонченно, у него были осанка и повадки человека, привыкшего властвовать.
   Одновременно можно было рассмотреть и отрицательную сторону его личности. Создавалось впечатление, что видишь перед собой двух разных людей — одного бледного, похожего на призрак, другого — живого и энергичного. Каждая из этих двух сторон его натуры претендовала на главенствующее положение. А где-то в глубине притаилась и третья, возможно, единственная реальная из всех — она искусно манипулировала двумя другими, когда и как ей было угодно. Можно было только удивляться, как человеку удавалось держать под контролем свою внутреннюю жизнь при полном хаосе ее внешнего проявления.
   Лорд Вульфберн спокойно подождал, пока я доела десерт.
   — Если Вы кончили, давайте перейдем в кабинет. Я хочу дать Вам почитать одну любопытную книгу.
   — Как угодно, милорд.
   Я покорно встала, чтобы следовать за ним.
   Кабинет тоже носил следы охватившего хозяина стремления к самоусовершенствованию. Я даже остановилась у порога от неожиданности. Кучи мусора исчезли. Полки и столы были тщательно протерты от пыли, ковер и диванные подушки выбиты и приведены в аккуратный вид. Панель из темного дуба, тянувшаяся вдоль стен, была отполирована; медные подсвечники на камине и другие украшения — начищены до блеска.
   — Комнату нельзя узнать, — сказала я, желая подразнить его. — Можно подумать, что хозяин решил начать новую жизнь, но здесь подстерегает опасность ошибиться.
   — Но Вы такую ошибку не совершите.
   — Я уже совершила подобную ошибку и постараюсь во второй раз быть осторожнее.
   Он сделал знак, чтобы я вошла, не стояла в дверях. Кастор и Поллукс спокойно дремали у камина, не сочтя мое появление достаточной причиной для беспокойства. Я решила сесть ближе к камину.
   Лорд Вульфберн последовал за мной, но не сел — он не чувствовал себя уютно в кресле, за исключением случаев, когда бывал не очень трезв и мог вытянуть ноги, не считаясь с приличиями. На этот раз он ткнул пса ботинком в морду, чтобы тот подвинулся, поставил ногу на каминную решетку и стоял так, опершись о решетку и теребя пальцем кольцо.
   — Вы не правы, — наконец проговорил он.
   — Милорд?
   — Я очень сильно изменился за последнее время. Это Ваша заслуга.
   Лицо выражало искренность, но скромность не позволяла мне принять эту фразу всерьез. Скорее всего он хотел, чтобы я почувствовала свою значимость, но я знала, что это было бы заблуждением.
   — Вам нравится дразнить меня, — сказала я с укором.
   — Очень. Но в данном случае я вполне серьезен.
   — Не вижу разницы. Просто переменили позу.
   — Почему бы и Вам не переменить? — он сделал шаг ко мне. — А то Вы так далеко сидите, что Вам не слышен стук моего сердца, и Вы не ощущаете, как кипит кровь в моих венах.
   — Это не моя заслуга. Просто Вы — живой человек, у Вас должно биться сердце и бежать по венам кровь.
   Он покачал головой.
   — Раньше я тоже двигался и дышал, и делал все остальное, что делают живые люди, но я не жил.
   Он хотел взять мою руку, но я быстро отдернула ее.
   — Вы хотели дать мне книгу, не так ли? Он вздохнул и опустил руку.
   — Да, конечно. Сейчас достану.
   Он подошел к книжному шкафу и достал толстый том.
   — Вот, смотрите. Возможно, название Вам знакомо. Я прочла вслух:
   — «О происхождении видов», Чарльз Дарвин. Да, я слышала об этой работе. В прошлом году, когда она была опубликована, все в Лондоне только о ней и говорили.
   Я перевернула обложку и увидела, что это было первое издание.
   — Как вам удалось ее приобрести? Она была распродана за один день.
   — Один из моих лондонских друзей, зная, что меня эти вопросы интересуют, приобрел ее для меня. Очень ему обязан. Так Вы читали ее?
   — Нет. Леди Вульфберн не потерпела бы в доме то, что она называла «Такое богохульное произведение».
   — Вы разделяете ее мнение?
   — Не берусь судить о том, чего не читала. Хотя я слышала о его идеях, но это были мнения других людей, я же предпочитаю иметь свое.
   — Вполне согласен. Может быть, Вы найдете возможность прочитать ее ради меня. Мне интересно знать Ваше мнение.
   Я ожидала увидеть обычную насмешку в его глазах, но взгляд был серьезен. Значит, он имел в виду то, что сказал, хотя просьба прозвучала несколько странно.
   Я пожала плечами.
   — Если хотите. Но этой книгой уже занимались более умные люди. Боюсь, что не смогу добавить что-либо новое к их оценке.
   — Тем не менее мне будет интересно услышать, что Вы о ней думаете. Если даже я не узнаю ничего нового об эволюции, то обязательно открою для себя что-то о Вас лично.
   Эта перспектива меня не очень привлекала. Как и он сам, я не любила вторжения в свои сокровенные мысли.
   Прошло несколько дней, прежде чем представилась возможность снова поговорить. Время прошло спокойно, ночи тоже были тихими. Погода стояла ясная. Полная луна, не затемненная тучами или туманом, приветливо освещала болота. Трудно было представить лучшую возможность совершить разведку и выяснить, что заставляло собак неистово выть по ночам, хотя теперь они были спокойны. Однажды я подглядела, как они растянулись на лужайке и мирно спали.
   «Вот тебе и сторожевые псы», — подумала я с иронией.
   Но, возможно, их просто ничто не беспокоило.
   Спокойный ночной сон благотворно сказался на Клариссе. Щечки ее порозовели, глаза сияли. Она охотно и часто смеялась и не жаловалась, когда я уводила ее подальше от развалин во время дневных прогулок.
   Новые платья были готовы и доставлены. Кларисса спокойно отнеслась к своим нарядам для прогулок и проявила гораздо больше интереса к моим. Они поражали многоцветной веселой гаммой и модными фасонами. Я тоже радовалась, как ребенок, глядя на них. Но я постаралась подавить свой восторг, вспомнив, что они были заказаны не для моего личного удовольствия, а для улучшения настроения Клариссы. Я боялась пережить разочарование, если позволю себе считать их символом новой и лучшей жизни.
   — Что Вы сделаете со старыми платьями? — нагнув голову набок и неодобрительно разглядывал мой траурный тафтовый наряд, спросила Кларисса.
   Я улыбнулась. В сравнении с яркими нарядами, разложенными на моей кровати, черная тафта действительно выглядела не лучшим образом.
   — Одно оставлю, остальные уберу в чемодан. В шкафу все не поместятся, — ответила я.
   Она предложила помочь мне, но я посоветовала ей надеть одно из ее новых платьев и пойти погулять. Она радостно побежала выбирать, что лучше надеть: темно-зеленое или темно-синее платье, которые Мэри отнесла уже в ее комнату.
   Сняв с плечиков свои траурные одеяния, я повесила на их место новые наряды и, подвинув к шкафу стул, забралась на него, чтобы достать чемодан. Он легко соскользнул вниз и со стуком упал на пол. Я спустилась со стула и вдруг обратила внимание на крышку чемодана. По всей ее поверхности шел глубокий разрез, вернее, несколько разрезов, словно кто-то исполосовал его ножом в четырех местах.
   Разрезы шли друг за другом в одном направлении, два средних были несколько длиннее наружных.
   Кто мог это сделать?
   И зачем?
   Кто-то сделал это нарочно, чтобы досадить мне, но было непонятно, кому я причинила зло, чтобы так мстить.
   В Холле у меня не было врагов, так мне, по крайней мере, казалось. Вряд ли это была попытка Его Светлости задержать меня в доме подобным образом, он сам предложил мне свободу выбора. Он скорее боялся, что я останусь вопреки своему желанию, чем уеду из протеста против его обращения со мной.
   Осторожно я потянула кусочек надреза. Чемодан был приведен в полную негодность. Конечно, платья можно было положить, но лишь при условии, что их не понадобится перевозить.
   Не могла ли миссис Пендавс испортить его, чтобы отрезать мне пути к отступлению? Я отогнала эту мысль. Представить такую добропорядочную женщину с ножом в руках, кромсающую мою вещь, было абсурдно. Даже ради Клариссы она бы на это не пошла.
   Кто же тогда?
   — Мэри?
   Никогда. Сама она этого бы не сделала. Разве что по приказу. Но кто мог отдать такой приказ?
   Я терялась в догадках. Можно было заподозрить Уилкинса, но он никогда не поднимался наверх, хотя его я могла представить за этим некрасивым занятием. Я знала, что меня он недолюбливает. Но зачем тогда мешать моему отъезду? Просто из зловредности? Трудно было поверить. Он мог сильно повредить себе, если бы хозяин узнал о том, что он сделал. А Уилкинс дорожил местом, здесь он получал намного больше, чем мог заработать в другом месте. Нет, это не мог сделать Уилкинс, как мне ни хотелось обвинить именно его.
   Кто же? Оставалась Кларисса. Она, конечно, могла войти в мою комнату. Но реально ли было предположить, что ее желание удержать меня в Холле было настолько сильно, что она осмелилась на преступление?
   Я не допускала этой мысли.
   Должен был быть другой ответ.
   Я попробовала припомнить, когда в последний раз я видела чемодан невредимым. Это было в день приезда, когда я оставила его в канаве у дороги. Постаралась припомнить, не было ли место завалено камнями, об острые края которых крышка могла распороться при падении. Нет, камней не было, только грязь и болотная трава. Может, Дейви порвал крышку, когда вез чемодан в телеге? Или на чердаке он попал на острый предмет?
   Я прошла по коридору, ища Мэри, надеясь получить ответ. Она была на галерее, мыла окна, раскрасневшись от работы.
   — Что случилось, мисс? — спросила она, поняв по моему лицу, что что-то не так.
   — Ничего особенного. Просто я обнаружила, что мой чемодан весь порезан, и я хотела узнать, как это случилось.
   — Да, я видела большие разрезы. Они уже были, когда я вынимала Ваши вещи. Думала, что носильщик неосторожно повредил крышку.
   Я покачала головой.
   — Может быть, Дейви знает? Это ведь он забирал мои вещи с дороги, где я их оставила вечером?
   — Да, мисс. Он сейчас, наверное, в кухне. Если Вы спуститесь, то застанете его там.
   Дейви восседал в кухне на табуретке, начищая ботинки Его Светлости. Это был тот самый молодой человек, которого я видела в саду. Наш короткий разговор мало что прояснил. Он заявил, что когда поднимал чемодан, он уже был разрезан, и он, как и Мэри, решил, что это случилось в поезде.
   — Это не могли быть камни, мисс. Изрезана была верхняя крышка, а не нижняя.
   Загадка казалась неразрешимой. Но, по крайней мере, хорошо, что некого было винить. Может, какой-нибудь зверь, тот, который убивал овец, или даже собаки, хотя Его Светлость уверял, что Кастор и Поллукс не выходят за ворота.
   Дальнейшее расследование пришлось отложить. Кларисса увидела меня, когда я поднималась по лестнице, подбежала в новом платье и покрутилась в ожидании одобрения. Получив его, она настояла, чтобы мы тут же отправились на прогулку.
   — Вот, смотрите, я принесла Матильду, — она покачала куклой перед моим носом. — Она никогда не гуляла по болотам и просто ни за что не согласится остаться дома.
   — Неудивительно. Она уже одну веселую прогулку пропустила на этой неделе. Мы, конечно же, не сможем лишить ее еще одной.
   Погода уже несколько дней стояла ясная и теплая, можно было не бояться тумана или дождя. Главное — сосредоточить внимание на том, чтобы не сходить с протоптанных тропинок. Одни были пошире — вероятно, проложены людьми или овцами, другие — совсем узкие — оставлены кроликами. Если держаться тропинок, то опасность попасть в трясину оставалась небольшой. Я старалась не терять Холла из виду, это было не трудно, так как башня была видна на километры.
   — Ну как, нравится Матильде на болотах? — спросила я Клариссу, когда мы пробирались сквозь густые заросли высокой травы.
   Она счастливо закивала.
   — Но она говорит, что ей хотелось бы собрать красных цветов, чтобы приколоть в волосы.
   — Васильков или лихнисов? У лихнисов более пурпурный оттенок.
   — Все равно, только не репейник. Она не любит репейник.
   — Очень мудро с ее стороны.
   Я посмотрела на куклу и встретила, как и ожидала, всепонимающий взгляд ее синих глаз. Мне тоже захотелось, чтобы она поверяла мне сокровенные желания.
   — У меня тоже когда-то была кукла, — начала я рассказ, полагая, что Клариссе будет интересно услышать про Мег. — Хотя она была не такая красивая, как Матильда.
   Так мы гуляли по болотам, и я рассказывала историю своего детства. Сороки трещали у нас над головами, жужжали пчелы, но мне казалось, что я ощущаю звуки и запахи Лондона.
   — И Вы не вернулись за ней? — спросила Кларисса, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.
   Я отрицательно покачала головой.
   — Леди Вульфберн не понимала меня. Она подарила мне других кукол, красивых, как Матильда. Ей казалось, что так и нужно. Она хотела мне добра, — добавила я скорее, чтобы успокоить саму себя. Это было до рождения Анабел. — Но она не понимала меня.
   Кларисса наклонилась к Матильде и горячо зашептала:
   — Я тебя никогда-никогда не оставлю. Что бы ни случилось. Клянусь! — добавила она, словно это решало дело. — Матильда мой самый лучший друг, — заявила она. — После папы. Теперь и Вас, конечно. Но Матильде я могу все сказать. Даже то, что никому другому не говорю.
   — Надеюсь, скоро ты поймешь, что со мной тоже можешь говорить обо всем, как с Матильдой.
   Она благодарно сжала мою руку.
   — Знаю, что Вы мне друг, Джессами. Но мне не нужно думать, правильно ли я поступаю, когда говорю с Матильдой. Она никогда не обманывает и не придумывает, даже если это в моих интересах, потому что я единственный человек, который ее понимает. Она, видите ли, немая, как Уилкинс.
   Я остановилась от неожиданности. Идеальный поверенный. Как Уилкинс.
   — Да, — пробормотала я невнятно. — Да, понимаю. Как это я раньше не подумала?
   Разговор с Клариссой окончательно убедил меня в том, что в Холле есть секреты, которые лорд Вульфберн не желает предавать огласке. Уилкинс как раз был тем человеком, на которого можно было полностью положиться. Он не мог выдать ни случайно, ни намеренно. Он также не умел ни читать, ни писать. Любопытные качества для человека, выполняющего роль управляющего!
   Что это была за тайна, надежно скрываемая Уилкинсом? Что-то связанное с развалинами? Я готова была забыть о данном обещании и отправиться туда, куда мне было запрещено ходить. Но не ночью, тайно, тем более, что собаки охраняли территорию. А если это сделать днем, то лорд Вульфберн наверняка узнает. Он пригрозил, что если ослушаюсь, то тут же отправит меня из Холла. Неужели он говорил серьезно? Да, можно было не сомневаться — он так и сделает.
   И что тогда будет с Клариссой?
   Рисковать было немыслимо.
   Дни протекли опять по заведенному плану. Какие бы вопросы меня ни тревожили, им пока суждено было оставаться без ответа.
   Каждое утро, поднявшись с постели, и каждую ночь, перед тем, как лечь спать, я подходила к окну и долго рассматривала башню, ища ответа. Возможно, если бы я не была целый день занята, то не смогла бы устоять перед искушением, но было много другого, что требовало моего внимания.
   Прежде всего представлялось необходимым выяснить все подробности детства Клариссы — так я надеялась лучше понять ее. Она была сложным ребенком, многое скрывала, я хотела найти ключ к ее сердцу. Кое-что мне уже было известно. Мэри охотно рассказывала о моих предшественницах — гувернантках, но новой информации ее рассказы не давали. Все они были достойные, хорошо воспитанные молодые леди, которых приводили в состояние полного замешательства обстановка Холла и хозяин дома. Только мисс Осборн обладала достаточной силой характера и не боялась лорда Вульфберна. Но даже она не рисковала ослушаться его приказаний, по крайней мере явно. Однако собак она подкармливала неспроста. Мэри, казалось, была убеждена, что самоуверенность мисс Осборн объяснялась лишь позой. Правда, она недолюбливала эту надменную даму, которая часто превышала свои полномочия. Все эти сведения не помогали лучше понять ребенка.
   Придя к выводу, что необходимо изучить прошлое девочки, я решила попросить лорда Вульфберна рассказать больше о его покойной жене. Такой неуместный вопрос мог спровоцировать его на новые выходки, но он и так искал повода, чтобы дать выход своим эмоциям, и находил его, если он не представлялся сам.
   Тем не менее я заранее подготовилась к разговору и только ждала удобного случая. И он вскоре представился. В тот вечер лорд Вульфберн обедал один, но, видно, от одиночества послал миссис Пендавс, чтобы она попросила меня спуститься в гостиную.
   — Пожалуйста, скажите Его Светлости, что я скоро приду, — передала я, так как нужно было привести себя в порядок.
   Я надела самое нарядное из новых платьев — шелковое, цвета неяркого сапфира с пышными рукавами, красиво вышитыми манжетами и плиссированной юбкой. Проблему представляла прическа — плотный узел на затылке не шел к этом наряду. После нескольких неудачных попыток придать волосам более свободную форму, я отказалась от этой мысли и поспешила вниз.
   Гостиная в Холле не обладала той роскошью убранства, которую я видела в доме Пенгли, возможно потому, что лорд Вульфберн чаще проводил время в кабинете и уделял этой комнате мало внимания. Позолота кое-где стерлась, обивка на подлокотниках кресел и дивана обтрепалась. Но гостиная все еще носила следы былой красоты. Камин был выложен из белого мрамора и отделан резьбой, хрустальная люстра поражала необычностью и роскошью формы.
   Лорд Вульфберн сидел в кресле перед горящим камином, вытянув ноги, держа стакан бренди. Он задумчиво смотрел на огонь, когда я вошла, и, заметив меня, подался мне навстречу.
   — Вы хотите постоянно заставлять меня ждать? — недовольно спросил он.
   — Простите, милорд. Мне нужно было переодеться.
   — В самом деле?
   Он оглядел меня с головы до пят, заметив, как завязан каждый бант, на месте ли он расположен. Я вся сжалась под этим пристальным взглядом. Затем он отвел глаза и улыбнулся.
   — На этот раз считайте, что получили прощение. Вы не зря потратили время.
   Он грациозно поклонился и поднес мою руку к губам. Пальцы легко держали мою ладонь, губами он лишь слегка коснулся руки, но по мне словно пробежал огонь.
   Он понимающе улыбнулся, догадываясь о моем смущении.
   — Любой мужчина, увидев Вас в этом платье, влюбится сразу и до безумия, — его голос и слова дразнили, но взгляд был серьезен.
   Я чувствовала, что нужно сменить тему, и сказала твердо:
   — Я не заслужила столь высокой похвалы, милорд. Можно мне сесть?
   Он еще несколько мгновений разглядывал меня, потом пожал плечами.