Страница:
пространство имеет не только географические, но и временные границы. За его
чертой находится ночное время". А затем резюмирует: "Эта характеристика
могла бы быть полностью приложена к песне "Старый дом"",- пространство
которой, по его мнению, является "гиблым местом", находящимся вне пределов
нормального мира.
Трактовка Дома как образа небытия и сама по себе очень спорна. Я
полагаю, что Дом - воплощение не низа, а середины. Вот это-то по-настоящему
и страшно: когда срединное человеческое житье-бытье так пугающе похоже на
небытие. Как верно замечено, на то, что в Доме живут именно люди, а не
нечисть, указывают иконы. Это - люди, и это - их жизнь. Такая трактовка
имеет еще одно, очень серьезное основание, а именно то, что в Доме и
домочадцах мы, современники и сограждане Высоцкого, узнавали свою
собственную убогую и, увы, реальную жизнь. Кто из поколения сорокалетних и
более пожилых людей скажет, что ВВ сгустил краски?
Но о том, как понимать образ Дома, по крайней мере можно спорить,
однако бесспорно, что приведенный мной отрывок из цитированного коллегой
источника к этой песне никак не подходит. Хоть Дом и похож на "гиблое
место", однако действие во второй части "Очей черных" происходит вовсе не
ночью. Представление о ночном происшествии, видимо, зиждется на том, что Дом
погружен во мрак. Но там ведь и стервятник имелся, который спустился и сузил
круги. А эта птица не принадлежит к разряду ночных. То есть вокруг Дома
совсем не тьма. Диалог этих двух деталей текста говорит нам о том, что день
- не день вокруг, а в Доме, отворотившемся от мира, все мрак. Время
остановилось в этом Доме.
Можно подумать, что я противник теорий. Ничуть. Чтение сочинений по
теории литературы - увлекательнейшее занятие. Проблема возникает лишь при
попытке применить теорию к литературным произведениям. Непредвзятый взгляд
обыкновенно без труда замечает, что кафтан то в плечах жмет, то рукава
коротки.
Может быть, литературоведческие теории - такие же произведения
литературы, как рассказ или поэма, но в другом жанре? А может, сами теории
как-то не так надо применять к литературе, и все дело не в теориях, а в
исполнителях? Но тогда это больше похоже не на науку, а на искусство...
Впрочем, эти мои размышления неоригинальны, что избавляет от необходимости
длить тему.
Ретроспектива публикаций о Высоцком, наверное, уникальна: оглянувшись
назад, мы с удивлением обнаружим, что в зачине высоцковедения - работы,
претендующие на всеохватность. "Пространство и время Владимира Высоцкого" -
так называлась дипломная работа, защищенная в 1985 году на филфаке
Ленинградского университета. Как мы знаем, студенческой резвостью этот
процесс не ограничивается.
Если представить себе песенную поэзию Высоцкого в виде горного массива,
например, Гималаев, то первопишущие о ВВ явно стремились покорить если и не
весь массив за одну экспедицию, то уж все восьмитысячники - непременно.
Точнее всех об этом сказал, конечно, сам Высоцкий:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал,
На которых никто не бывал.
Но в реальных горах есть твердая почва под ногами, и ты, доберешься до
вершины или нет, но, по крайности, можешь быть уверен, что движешься по
горному склону. А в искусстве все эфемерно, и глобалистские устремления, по
неизбежности неконкретные, хоть и захватывают дух широтой, размахом, но
лишают твердой почвы, в данном случае - опоры на текст.
Масштаб, как известно, завораживает: "панорамные" работы, одни названия
которых вызывают почтительный трепет, появляются и по сей день. Установка на
всеохватность, чем бы она ни была вызвана в каждом конкретном случае, - один
из главных факторов, приведших к тому, что слишком многое из написанного о
поэзии ВВ не выдерживает столкновения с реальностью - текстами самого
Высоцкого. Поразительно, но, высказываясь о том или ином тексте в целом,
автор частенько не удосуживается проверить, укладывается ли в трактовку не
только цитируемый фрагмент, но и весь текст.
Сложилась традиция восприятия исследователями текстов, тем, мотивов
песенной поэзии Высоцкого. Подчеркну: в основе многих привычных
представлений о поэзии ВВ лежат не исследования, а восприятие - собственные
читательские / слушательские впечатления авторов от текстов песен Высоцкого.
Возьмите "Коней", главную песню ВВ. Ни в одном из многочисленных известных
мне упоминаний, развернутых фрагментов и целых статей, посвященных этой
песне, даже не названа такая необычная особенность ее текста, что герой едет
вдоль, то есть мимо обрыва-пропасти-края (и этот образ открывает текст!).
Что уж говорить об одновременности ветра и тумана, чего, как мы знаем, в
природе не бывает, - и это ведь тоже что-нибудь да значит. Что?
Если это и много-много другого в "Конях" не заметить, то можно,
конечно, случайно попасть в точку, но, боюсь, это будет уже не из области
науки, а из области чудес, которые в жизни тоже случаются, но пристало ли
служителям науки на них уповать?
За полтора десятка лет мы сотворили не один миф о поэтическом мире
Высоцкого. На мой взгляд, наиболее мифологизированы, а значит, далеки от
реальности представления, связанные с мотивом смерти в поэзии ВВ.
* * *
При чтении глобальных высоцковедческих текстов вспоминается
Достоевский. Перефразируя его, можно сказать: "Широк наш взгляд на Высоцкого
- надо бы сузить". Сузить - значит конкретизировать. Я совсем не противница
"обзорного" взгляда на ВВ, и удивление мое вызывает не сам такой подход, а
то, что подобным публикациям, как явствует из них же самих, не предшествует
столь же обширное исследование.
"Обзорное" отношение к ВВ приводит к тому, что отдельные тексты
Высоцкого, более-менее локальные темы не так уж часто оказываются в центре
внимания пишущих о поэте-певце. Возможно, это следствие фрагментарности
занятий ВВ, о чем я уже говорила, не исключено, что - стремления к
первенству на всех магистральных направлениях. Этот обзорный подход, однако,
оказывается не конечным пунктом, а звеном в цепи - не только следствием, но
и причиной. По-моему, именно он лежит в основании самой странной тенденции в
нынешнем высоцковедении: когда автор всецело сосредоточен на типичном и
остается равнодушен к индивидуальной окраске сюжета, мотива, образа.
Изумляет, понятно, не интерес к проявлению типического в поэзии
Высоцкого, (этот ракурс сам по себе нужный и важный, ведь всякое явление
искусства - лишь часть целого, и должны быть выявлены эти связи), а
отсутствие интереса к своеобразию ВВ. Подобный фокус исследовательского
внимания к предмету (а не личные качества авторов работ), на мой взгляд,
приводит к тому, что за бортом некоторых концепций и трактовок остаются как
раз самые удивительные, необычные, своеобразные детали текстов.
Так, много написано о пороге, крае в поэтическом мире Высоцкого. Но,
насколько мне известно, никто из разрабатывавших эту тему не заинтересовался
тем, что гораздо чаще движения, направленного к, в и через, в центральных
песнях ВВ присутствует движение вдоль порога / края / границы: очень
своеобразное сочетание. (Я полагаю, что это - одно из многочисленных
проявлений доминирующего значения категории времени в песенно-поэтическом
мире Высоцкого. Не исключено, что это следствие звуковой, песенной природы
его стиха).
От индивидуальной окраски текста может отвлекать интерес исследователя
не к эстетическим, а к этическим аспектам. Наверное, поэтому в самом
знаменитом жилище - в Доме из "Очей черных" - внимание пишущих притягивал
исключительно интерьер: перекошенные иконы в черной копоти, погасшие лампады
и покатый пол. А у этого Дома и экстерьер не подкачал. По-моему, это самая
удивительная часть пространства в мире Высоцкого. Представляете, как
выгнулся тремя (а может, всеми четырьмя?) стенами Дом, что все его окна
обращены в овраг! Причем - обратясь - это не кто-то так дом построил, а это
воля и мироотношение самого Дома: он сам отворотился от мира. Потому мы и не
можем считать, что в нем просто все окна на одной стене, той, что обращена к
оврагу. (Дом - имя персонажа, субъекта действия, я и пишу его с прописной
буквы - из-за его самостоятельности, а вовсе не из восторга перед нравом и
внутренним устройством Дома).
И ведь только при таком раскладе - все окна на одной стороне, а
дверь-ворота на другой, - возможны шальные продувные ветры. Только такой Дом
и открыт всем ветрам, насквозь продуваем. Люди живут в Доме на авось, куда
ветер подует. А жизнь по проезжему тракту мимо движется. Вдоль обрыва... И
каким ветром занесло в этот Дом героя с его лошадками?..
* * *
Вот мой корреспондент замечает по поводу "Мира Высоцкого": "Такое
многописание не может продолжаться бесконечно". Он полагает, что с
седьмого-восьмого выпусков "МирВис" стал бы страдать "от повторения и
измельчения тематики". Тут смешаны два вопроса, давайте их разделим. Сначала
- о многописании.
Семь толстенных томов за такой короткий срок - это, наверное, уникально
для филологической науки. Уникально - потому что противоестественно. Я имею
в виду, что это порождение и свидетельство научной моды на ВВ,
исследовательского бума. В таких ситуациях всегда полный порядок с
количеством и сильные затруднения с качеством. Потому что много шума и
спешки. Не только служенье муз не терпит суеты, но и любая другая
эффективная человеческая деятельность, в том числе, конечно, и наука.
Мой коллега считает желательным перерождение "Мира Высоцкого" в сборник
с более общим титулом "Авторская песня". То есть он предлагает продолжить
движение вширь - все шире, и шире, и шире: "Высоцковедение превращается в
науку об авторской песне в целом". Я полагаю, высоцковедению ни во что не
нужно превращаться, а нужно становиться на ноги. Для чего, как известно,
существует один путь, и это движение не вширь, а вглубь.
Исходя из интересов науки о Высоцком, альманах, посвященный ВВ, должен
существовать. Исследовательская золотая лихорадка завершится, все войдет в
нормальное русло. На "Мире Высоцкого" это отразится так, что либо он будет
выходить регулярно в разном объеме: сколько пришло работ, которые
редколлегия считает достойными публикации, столько и публиковать; либо
альманах будет выходить в традиционном "толстом" виде, но - когда наберется
соответствующий объем. На мой взгляд, регулярность предпочтительнее
внушительного объема.
Разумеется, ясно, что в реальности продолжение "Мира Высоцкого"
возможно лишь в том случае, если в Музее Высоцкого найдется или появится
человек, который будет этим заниматься, как до сих пор - ушедший из Музея
Андрей Крылов. И если этому человеку удастся решить массу организационных и
финансовых вопросов. Но я в данном случае говорю не столько о вероятности,
сколько о желательности такого развития событий. Исхожу из интересов науки о
Высоцком, как я их понимаю.
И к чему вообще перелицовывать кафтан? Может, лучше сшить новый?
Вопрос второй - насчет повторения и измельчения тематики в "Мире ВВ",
если он не закроется. У меня нет никаких сомнений, что и без изменения
вектора, то есть даже при продолжении движения вширь, заявке все новых и
новых тем, нам есть еще куда двигаться. На десяток томов-лет, по крайней
мере, хватит, и все это время вполне можно поддерживать альманах на том же
качественном уровне. Другое дело, имеет ли смысл по-прежнему ориентироваться
лишь на тематическую новизну. Но такие вопросы директивно не решаются, и
остается либо радоваться, либо огорчаться ходом событий.
Ощущение, будто титул "МирВиса" уже жмет в плечах, не индивидуально. С
чем связано стремление сменить название, желание уйти из здесь "Мира
Высоцкого" в там "Авторской песни"? Боюсь, с тем же, с чем и все подобные
человеческие порывы: с ощущением, что здесь "все неладно". Это уже давненько
чувствовалось, но вот-вот станет столь очевидным, что сей малоприятный факт
уже нельзя будет скрыть от самих себя. Так чем менять порядки в нами же
созданном доме, не лучше ль бежать из него в другой? Или, на худой конец,
сменить вывеску? Но ведь от себя не убежишь. В другом доме будет то же...
Говорите, "Миру Высоцкого" в ближайшем будущем грозит мелкотемье? Но,
может, оно здесь ни при чем? А при чем другое: может, наше многописание
обнаружило наше же мелкодуманье? Количество обнажило качество? Кавалерийская
атака захлебнулась. Денечек покумекали - и оказалось, что работы здесь - на
долгие года. А по-другому и быть не могло. Мы ведь дом завелись строить,
чтобы понять что-то в Высоцком, а заодно - в себе самих. Или я ошибаюсь?
Впрочем, желание уйти из-под обложки "Мира Высоцкого" может быть в
некоторых случаях связано с тем, что человек изначально был в этом доме
гостем. Он решил для себя какие-то вопросы, связанные с темой своих научных
интересов, и откланялся. Нормальная ситуация. Вряд ли стоит по такому случаю
менять вывеску: может, в этом доме и постоянные жильцы появятся?
* * *
Однако коллега заявил и другую тему: не замыкаться на Высоцком,
поставить его творчество в широкий эстетический контекст. Спору нет: верное
и нужное направление, только как это можно сделать помимо и до исследований
самого творчества ВВ, мне не очень понятно. Мы уже не раз ставили телегу
впереди лошади: свое видение поэтического мира Высоцкого прежде и вместо
изучения его поэзии. Стоит ли повторять опыт?
С самого начала было ясно, что творчество Высоцкого требует
исследований звучащего синтетического текста. Три года назад, на второй
московской конференции, в разговоре со своим нынешним корреспондентом я
упомянула, что об этом в начале восьмидесятых писал Юрий Андреев, что это
был главный вывод моей дипломной работы (май 1985 г.). Что он же повторен в
книге "Хула и комплименты", увидевшей свет десять лет назад, летом 1993 г.
Вот этот фрагмент.
"<...> у ситуации с песенным наследием Высоцкого есть
специфические черты. Чтобы качественное критическое осмысление его
творчества вообще было возможным, нужны определенные условия. Вот, на мой
взгляд, главные из них.
Во-первых, исследователи должны получить доступ к собраниям рукописей и
фонограмм (так как издания "полного собрания сочинений" - как в печатном -
факсимильном, - так и в звучащем виде - все неповторяющиеся фонограммы, - в
обозримом будущем ждать не приходится).
Во-вторых, синтетический талант Высоцкого нуждается в синтетическом же
таланте критиков, а поскольку таковые пока не выявлены, для всестороннего
исследования песенной поэзии Высоцкого как единого целого необходимо
объединение специалистов различного профиля (филологов, кино-, театро-,
музыковедов, психологов - нужно исследовать и так называемую обратную связь
- как восприятие песен слушателями повлияло на дальнейшую работу автора над
ними)"78*.
Конечно, авторская песня не уникальна. Вернее, уникальна - как любое
явление искусства, и, как опять же в любом явлении искусства, это в ней
главное. А не уникальна она в том смысле, что имеет общий знаменатель с
другими явлениями, в том числе и с рок-поэзией, о которой пишет мой
корреспондент. И с тем, что должна быть общая теория, охватывающая эти (а
возможно, и другие) родственные феномены, тоже никто спорить не станет.
А вот утверждение, что "рок-песня ничем, по сути, от авторской не
отличается", скоропалительно. В вопросе о том, что считать авторской песней,
у исследователей пока нет единства, это все еще тема дискуссионная. Мне
приходилось писать об этом в статье "Прошла пора вступлений и
прелюдий..."79*. Последовавшие за этой работой годы изучения песенного
творчества Высоцкого лишь укрепили меня во мнении, что триединство авторства
- принципиальная составляющая авторской песни. По крайней мере это видно на
материале творчества ВВ. Впрочем, декларациями ничего не решишь: нужны
исследования и дискуссии по их результатам.
Вот одна из возможных тем обсуждения. Ее изучение еще далеко не
завершено, и все-таки можно с достаточной определенностью говорить, что
взаимодействие художественного времени песни и реального, физического
времени ее исполнения / звучания имело для Высоцкого, автора и исполнителя,
огромное значение на всех этапах творчества - как в период ее создания, так
и в период ее исполнения (понятно, что этот фактор имеет место только при
полном авторстве), оно влияло на сам создаваемый поэтический мир ВВ. Так ли
значим этот факт и для других авторов? Если да, то как он может повлиять
наше понимание природы "авторской песни"80?
Вопросы, вопросы... Может, не стоит торопиться с ответами? Ну, по
крайней мере - с "последними"...
10 октября 2003 г.
Андрею Крылову
Странная судьба у этой песни: ее запись широко распространена, цитату
из нее вы найдете в любой статье о Высоцком, а сам он пел песню редко. Во
всяком случае за пятнадцать лет собирания записей я обнаружила всего два
разных исполнения "Правды и лжи". Странная и песня: Высоцкий поет ее с
неизменной интонацией, малюет одной краской. Дело не в иронии (ВВ вообще
поэт ироничный, причем в гораздо большей степени, чем принято думать81) -
удивительно нехарактерно для Высоцкого мононастроение.
И что значит посвящение Окуджаве, или вариант названия - "В подражание
Булату Окуджаве"? Вспоминается, что вальсовость, пронизывающая песню, у
Высоцкого - знак иронии, но вместе с тем - заметный признак почерка
Окуджавы. Случайное совпадение? Впрочем, есть и более интересные вопросы,
которые можно задать песне. Один из них - что и сколько говорит "некий
чудак"? Этот вопрос, и сам по себе важный, позволяет к тому же выслушать
предшественников. Итак...
К. Рудницкий: "Иной раз Высоцкий может, как и Окуджава, прибегнуть к
аллегории. Что из этого получается, понимаешь, когда слушаешь посвященную
Окуджаве и навеянную лирикой Окуджавы песню "Правда и Ложь".
Прежде всего Высоцкий снижает и заземляет избранную тему. Одна из двух
героинь, Правда, "слюни пустила и заулыбалась во сне" (эти "слюни" в песне
Окуджавы немыслимы). Далее аллегорические фигуры Правды и Лжи вступают в
трагикомическое противоборство. Разыгрывается почти обязательный для
Высоцкого целый сюжет, и песня становится современной балладой. <...>
Только изложив одну за другой все перипетии конфликта между Правдой и Ложью,
он хмуро резюмирует:
Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает все, что проделала явная Ложь"82*.
К. Рудницкому возразил Вл. Новиков: "Двуголосое" слово поэта то и дело
наталкивается на неадекватное восприятие. Нелегко, к примеру, проследить
прихотливо-ироническое движение мысли в философско-аллегорической песне
"Правда и Ложь", где есть такие слова:
Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь.
Цитируя эти строки в своей интересной и темпераментной статье
<...>, К. Рудницкий считает, что именно так "хмуро резюмирует" смысл
песни сам автор. Между тем эта релятивистская точка зрения принадлежит
одному из персонажей. Приведенная сентенция должна и печататься, и читаться
как чужое слово, как слово в кавычках. На это недвусмысленно указывают и две
предшествующие строки:
Некий чудак и поныне за Правду воюет.
Правда, в речах его правды на ломаный грош:
"Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь".
Существенный смысловой оттенок! Автор песни не капитулирует перед
цинизмом, а вступает с ним в спор"83*.
От того, какие слова мы услышим авторскими, а какие отдадим персонажу,
действительно, зависит наше понимание авторской позиции. По К. Рудницкому,
вся строфа - авторская речь, а Вл. Новиков оставил автору лишь первые две
строки, услышав в третьей и четвертой слова персонажа.
По первой версии, в этой части текста отражен мрачный, пессимистический
взгляд автора на действительность, ибо К. Рудницкий пишет о "хмуром резюме"
поэта". А по второй - перед нами заочный спор автора с персонажем-циником
(высказывание коллеги Новиков обозначает как "неточное прочтение авторской
позиции"). Мне же кажется, ни одна из версий не согласуется с текстом и
песней. Прежде чем перейти к анализу интересующей нас строфы, отметим
следующее. По словам А. Крылова, в рукописи "Правды и Лжи" в начале строки
"Чистая Правда со временем восторжествует" стоят открывающие кавычки -
значит, прямая речь в тексте есть. Однако Высоцкий не отметил ее окончание.
Процитирую строфу еще раз - без спорных знаков препинания, чтобы мысль не
свернула в накатанную колею:
Некий чудак и поныне за Правду воюет.
Правда, в речах его правды - на ломаный грош
"Чистая Правда со временем восторжествует
Если проделает то же, что явная Ложь.
Речь персонажа можно продлить до конца строфы или ограничить второй
строкой, считая остальные три комментарием поэта. Я думаю, этот вариант
более соответствует смыслу, эмоциональному строю текста.
* * *
Кто таков персонаж, которому ВВ дал слово? "Чудак". Как автор к нему
относится? Две первых строки - неоспоримый авторский комментарий -
перенасыщены "правдой" (это слово в разных значениях трижды - из одиннадцати
знаменательных слов! - повторяется в них), так что, когда оно появляется в
тексте в четвертый раз - в речи чудака, - возникает комический эффект. Слово
"правда" лишается к этому моменту конкретного содержания.
Вначале "Правда" - персонаж, за ее интересы "воюет" герой. Затем -
вводное слово, означающее, по словарю, "в самом деле", а здесь - "только"
(автор как бы пытается умерить наш пыл, восторг самоотверженностью вояки).
Потом "правда" выступает уже в своем основном смысловом обличье - того, что
верно, истинно. И когда о "правде" заговаривает чудак, мы уже совершенно
сбиты с толку - что имеется в виду? Но как раз этот эффект автору и нужен: в
круговерти смыслов слово потеряло конкретный смысл.
Теперь эпически-неспешное "поныне" - о чем оно говорит? Во-первых, о
растянутости действия во времени: в прошлом оно тянулось, да и нынче никак
не кончится (прямо "Репка": "Тянет-потянет, вытянуть не может"). А еще это
слово придает действию оттенок однообразия. Теперь соединим тягомотное
"поныне" с активно-наступательным, боевым "воюет" - неужели не улыбаетесь?
Но главное противоречие впереди. Оказывается, все воительство - это не дело,
действие, как мы ожидали, а лишь "речи", которыми чудак и ограничивается.
Естественно, правды в таких речах - на ломаный грош. Автор тут же дает нам
послушать "чудака" - чтобы самим убедиться:
"Чистая Правда со временем восторжествует!"
Комическое несоответствие смыслов соседних слов проявляется здесь
наиболее отчетливо: искра смеха высекается столкновением уныло-тягучего,
неопределенно-туманного, убаюкивающего "со временем" (параллель с "поныне",
которое как бы продляется в будущее) и парадно-бравого, рапортующего
"восторжествует" (можно прослушать менее заметную его параллель с "воюет",
поддержанную рифмой). И только тут вдруг замечаешь странноватое "некий".
"Некий чудак", то есть какой-то, неизвестно кто. Все вместе эти
неопределенности - "поныне", "со временем", "некий" - сильно размагничивают
текст. В его атмосфере "некий" обретает смысл "неважно какой".
Все настраивает на несерьезное отношение к герою и его словам. Вот и
автор о нем, единственном воителе за правду, говорит всего лишь как о
"некоем чудаке"84. Ну а в чем смысл реплики чудака? "Чистая Правда со
временем восторжествует", - то есть делать ничего не надо, она, Правда, и
сама по себе восторжествует. Со временем. А чего спешить?
За словами персонажа следует ироническое послесловие автора, оно
подчеркивает беспочвенность таких прекраснодушных мечтаний.
"Восторжествует", конечно, "если проделает то же, что явная Ложь". Только
чем она тогда от Лжи будет отличаться? В последней строке автор снова (ср.:
"Если, конечно, и ту и другую раздеть"85) напрямую отождествляет двух
героинь.
* * *
Что мы имеем? Персонаж на словах воюет за правду. Автор с легкой
иронией, с усмешкой наблюдает, не принимая ни чудака, ни его речи всерьез. А
если речь персонажа продлить, как предлагает критик, еще на одну строку? Она
обретет совершенно иной смысл - действительно, станет циничной, то есть
вызывающе презрительной по отношению к общепринятым нормам нравственности.
Здесь критик прав. Но дело-то в том, что авторский комментарий останется
прежним. И по смыслу и по тону.
Тут и возникают два противоречия. Первое. Если персонаж циник, то речь
его оказывается для циника необычно возбужденной, слишком активной86.
Второе. Для Высоцкого, поэта, который подчеркнуто ориентирован на
традиционные, вечные нравственные ценности, разве возможно легкое, со
стороны, снисходительно-ироничное отношение к цинизму? Разве мыслима для
такого поэта пассивно-созерцательная реакция на цинизм? Иными словами,
авторское "предисловие" к речам некоего чудака не могло по смыслу своему
быть откликом на цинизм (скажем, можно ли циника назвать всего лишь
"чудаком"?).
В трактовке "некоего чудака" как циника есть невольная ирония. Этого
чертой находится ночное время". А затем резюмирует: "Эта характеристика
могла бы быть полностью приложена к песне "Старый дом"",- пространство
которой, по его мнению, является "гиблым местом", находящимся вне пределов
нормального мира.
Трактовка Дома как образа небытия и сама по себе очень спорна. Я
полагаю, что Дом - воплощение не низа, а середины. Вот это-то по-настоящему
и страшно: когда срединное человеческое житье-бытье так пугающе похоже на
небытие. Как верно замечено, на то, что в Доме живут именно люди, а не
нечисть, указывают иконы. Это - люди, и это - их жизнь. Такая трактовка
имеет еще одно, очень серьезное основание, а именно то, что в Доме и
домочадцах мы, современники и сограждане Высоцкого, узнавали свою
собственную убогую и, увы, реальную жизнь. Кто из поколения сорокалетних и
более пожилых людей скажет, что ВВ сгустил краски?
Но о том, как понимать образ Дома, по крайней мере можно спорить,
однако бесспорно, что приведенный мной отрывок из цитированного коллегой
источника к этой песне никак не подходит. Хоть Дом и похож на "гиблое
место", однако действие во второй части "Очей черных" происходит вовсе не
ночью. Представление о ночном происшествии, видимо, зиждется на том, что Дом
погружен во мрак. Но там ведь и стервятник имелся, который спустился и сузил
круги. А эта птица не принадлежит к разряду ночных. То есть вокруг Дома
совсем не тьма. Диалог этих двух деталей текста говорит нам о том, что день
- не день вокруг, а в Доме, отворотившемся от мира, все мрак. Время
остановилось в этом Доме.
Можно подумать, что я противник теорий. Ничуть. Чтение сочинений по
теории литературы - увлекательнейшее занятие. Проблема возникает лишь при
попытке применить теорию к литературным произведениям. Непредвзятый взгляд
обыкновенно без труда замечает, что кафтан то в плечах жмет, то рукава
коротки.
Может быть, литературоведческие теории - такие же произведения
литературы, как рассказ или поэма, но в другом жанре? А может, сами теории
как-то не так надо применять к литературе, и все дело не в теориях, а в
исполнителях? Но тогда это больше похоже не на науку, а на искусство...
Впрочем, эти мои размышления неоригинальны, что избавляет от необходимости
длить тему.
Ретроспектива публикаций о Высоцком, наверное, уникальна: оглянувшись
назад, мы с удивлением обнаружим, что в зачине высоцковедения - работы,
претендующие на всеохватность. "Пространство и время Владимира Высоцкого" -
так называлась дипломная работа, защищенная в 1985 году на филфаке
Ленинградского университета. Как мы знаем, студенческой резвостью этот
процесс не ограничивается.
Если представить себе песенную поэзию Высоцкого в виде горного массива,
например, Гималаев, то первопишущие о ВВ явно стремились покорить если и не
весь массив за одну экспедицию, то уж все восьмитысячники - непременно.
Точнее всех об этом сказал, конечно, сам Высоцкий:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал,
На которых никто не бывал.
Но в реальных горах есть твердая почва под ногами, и ты, доберешься до
вершины или нет, но, по крайности, можешь быть уверен, что движешься по
горному склону. А в искусстве все эфемерно, и глобалистские устремления, по
неизбежности неконкретные, хоть и захватывают дух широтой, размахом, но
лишают твердой почвы, в данном случае - опоры на текст.
Масштаб, как известно, завораживает: "панорамные" работы, одни названия
которых вызывают почтительный трепет, появляются и по сей день. Установка на
всеохватность, чем бы она ни была вызвана в каждом конкретном случае, - один
из главных факторов, приведших к тому, что слишком многое из написанного о
поэзии ВВ не выдерживает столкновения с реальностью - текстами самого
Высоцкого. Поразительно, но, высказываясь о том или ином тексте в целом,
автор частенько не удосуживается проверить, укладывается ли в трактовку не
только цитируемый фрагмент, но и весь текст.
Сложилась традиция восприятия исследователями текстов, тем, мотивов
песенной поэзии Высоцкого. Подчеркну: в основе многих привычных
представлений о поэзии ВВ лежат не исследования, а восприятие - собственные
читательские / слушательские впечатления авторов от текстов песен Высоцкого.
Возьмите "Коней", главную песню ВВ. Ни в одном из многочисленных известных
мне упоминаний, развернутых фрагментов и целых статей, посвященных этой
песне, даже не названа такая необычная особенность ее текста, что герой едет
вдоль, то есть мимо обрыва-пропасти-края (и этот образ открывает текст!).
Что уж говорить об одновременности ветра и тумана, чего, как мы знаем, в
природе не бывает, - и это ведь тоже что-нибудь да значит. Что?
Если это и много-много другого в "Конях" не заметить, то можно,
конечно, случайно попасть в точку, но, боюсь, это будет уже не из области
науки, а из области чудес, которые в жизни тоже случаются, но пристало ли
служителям науки на них уповать?
За полтора десятка лет мы сотворили не один миф о поэтическом мире
Высоцкого. На мой взгляд, наиболее мифологизированы, а значит, далеки от
реальности представления, связанные с мотивом смерти в поэзии ВВ.
* * *
При чтении глобальных высоцковедческих текстов вспоминается
Достоевский. Перефразируя его, можно сказать: "Широк наш взгляд на Высоцкого
- надо бы сузить". Сузить - значит конкретизировать. Я совсем не противница
"обзорного" взгляда на ВВ, и удивление мое вызывает не сам такой подход, а
то, что подобным публикациям, как явствует из них же самих, не предшествует
столь же обширное исследование.
"Обзорное" отношение к ВВ приводит к тому, что отдельные тексты
Высоцкого, более-менее локальные темы не так уж часто оказываются в центре
внимания пишущих о поэте-певце. Возможно, это следствие фрагментарности
занятий ВВ, о чем я уже говорила, не исключено, что - стремления к
первенству на всех магистральных направлениях. Этот обзорный подход, однако,
оказывается не конечным пунктом, а звеном в цепи - не только следствием, но
и причиной. По-моему, именно он лежит в основании самой странной тенденции в
нынешнем высоцковедении: когда автор всецело сосредоточен на типичном и
остается равнодушен к индивидуальной окраске сюжета, мотива, образа.
Изумляет, понятно, не интерес к проявлению типического в поэзии
Высоцкого, (этот ракурс сам по себе нужный и важный, ведь всякое явление
искусства - лишь часть целого, и должны быть выявлены эти связи), а
отсутствие интереса к своеобразию ВВ. Подобный фокус исследовательского
внимания к предмету (а не личные качества авторов работ), на мой взгляд,
приводит к тому, что за бортом некоторых концепций и трактовок остаются как
раз самые удивительные, необычные, своеобразные детали текстов.
Так, много написано о пороге, крае в поэтическом мире Высоцкого. Но,
насколько мне известно, никто из разрабатывавших эту тему не заинтересовался
тем, что гораздо чаще движения, направленного к, в и через, в центральных
песнях ВВ присутствует движение вдоль порога / края / границы: очень
своеобразное сочетание. (Я полагаю, что это - одно из многочисленных
проявлений доминирующего значения категории времени в песенно-поэтическом
мире Высоцкого. Не исключено, что это следствие звуковой, песенной природы
его стиха).
От индивидуальной окраски текста может отвлекать интерес исследователя
не к эстетическим, а к этическим аспектам. Наверное, поэтому в самом
знаменитом жилище - в Доме из "Очей черных" - внимание пишущих притягивал
исключительно интерьер: перекошенные иконы в черной копоти, погасшие лампады
и покатый пол. А у этого Дома и экстерьер не подкачал. По-моему, это самая
удивительная часть пространства в мире Высоцкого. Представляете, как
выгнулся тремя (а может, всеми четырьмя?) стенами Дом, что все его окна
обращены в овраг! Причем - обратясь - это не кто-то так дом построил, а это
воля и мироотношение самого Дома: он сам отворотился от мира. Потому мы и не
можем считать, что в нем просто все окна на одной стене, той, что обращена к
оврагу. (Дом - имя персонажа, субъекта действия, я и пишу его с прописной
буквы - из-за его самостоятельности, а вовсе не из восторга перед нравом и
внутренним устройством Дома).
И ведь только при таком раскладе - все окна на одной стороне, а
дверь-ворота на другой, - возможны шальные продувные ветры. Только такой Дом
и открыт всем ветрам, насквозь продуваем. Люди живут в Доме на авось, куда
ветер подует. А жизнь по проезжему тракту мимо движется. Вдоль обрыва... И
каким ветром занесло в этот Дом героя с его лошадками?..
* * *
Вот мой корреспондент замечает по поводу "Мира Высоцкого": "Такое
многописание не может продолжаться бесконечно". Он полагает, что с
седьмого-восьмого выпусков "МирВис" стал бы страдать "от повторения и
измельчения тематики". Тут смешаны два вопроса, давайте их разделим. Сначала
- о многописании.
Семь толстенных томов за такой короткий срок - это, наверное, уникально
для филологической науки. Уникально - потому что противоестественно. Я имею
в виду, что это порождение и свидетельство научной моды на ВВ,
исследовательского бума. В таких ситуациях всегда полный порядок с
количеством и сильные затруднения с качеством. Потому что много шума и
спешки. Не только служенье муз не терпит суеты, но и любая другая
эффективная человеческая деятельность, в том числе, конечно, и наука.
Мой коллега считает желательным перерождение "Мира Высоцкого" в сборник
с более общим титулом "Авторская песня". То есть он предлагает продолжить
движение вширь - все шире, и шире, и шире: "Высоцковедение превращается в
науку об авторской песне в целом". Я полагаю, высоцковедению ни во что не
нужно превращаться, а нужно становиться на ноги. Для чего, как известно,
существует один путь, и это движение не вширь, а вглубь.
Исходя из интересов науки о Высоцком, альманах, посвященный ВВ, должен
существовать. Исследовательская золотая лихорадка завершится, все войдет в
нормальное русло. На "Мире Высоцкого" это отразится так, что либо он будет
выходить регулярно в разном объеме: сколько пришло работ, которые
редколлегия считает достойными публикации, столько и публиковать; либо
альманах будет выходить в традиционном "толстом" виде, но - когда наберется
соответствующий объем. На мой взгляд, регулярность предпочтительнее
внушительного объема.
Разумеется, ясно, что в реальности продолжение "Мира Высоцкого"
возможно лишь в том случае, если в Музее Высоцкого найдется или появится
человек, который будет этим заниматься, как до сих пор - ушедший из Музея
Андрей Крылов. И если этому человеку удастся решить массу организационных и
финансовых вопросов. Но я в данном случае говорю не столько о вероятности,
сколько о желательности такого развития событий. Исхожу из интересов науки о
Высоцком, как я их понимаю.
И к чему вообще перелицовывать кафтан? Может, лучше сшить новый?
Вопрос второй - насчет повторения и измельчения тематики в "Мире ВВ",
если он не закроется. У меня нет никаких сомнений, что и без изменения
вектора, то есть даже при продолжении движения вширь, заявке все новых и
новых тем, нам есть еще куда двигаться. На десяток томов-лет, по крайней
мере, хватит, и все это время вполне можно поддерживать альманах на том же
качественном уровне. Другое дело, имеет ли смысл по-прежнему ориентироваться
лишь на тематическую новизну. Но такие вопросы директивно не решаются, и
остается либо радоваться, либо огорчаться ходом событий.
Ощущение, будто титул "МирВиса" уже жмет в плечах, не индивидуально. С
чем связано стремление сменить название, желание уйти из здесь "Мира
Высоцкого" в там "Авторской песни"? Боюсь, с тем же, с чем и все подобные
человеческие порывы: с ощущением, что здесь "все неладно". Это уже давненько
чувствовалось, но вот-вот станет столь очевидным, что сей малоприятный факт
уже нельзя будет скрыть от самих себя. Так чем менять порядки в нами же
созданном доме, не лучше ль бежать из него в другой? Или, на худой конец,
сменить вывеску? Но ведь от себя не убежишь. В другом доме будет то же...
Говорите, "Миру Высоцкого" в ближайшем будущем грозит мелкотемье? Но,
может, оно здесь ни при чем? А при чем другое: может, наше многописание
обнаружило наше же мелкодуманье? Количество обнажило качество? Кавалерийская
атака захлебнулась. Денечек покумекали - и оказалось, что работы здесь - на
долгие года. А по-другому и быть не могло. Мы ведь дом завелись строить,
чтобы понять что-то в Высоцком, а заодно - в себе самих. Или я ошибаюсь?
Впрочем, желание уйти из-под обложки "Мира Высоцкого" может быть в
некоторых случаях связано с тем, что человек изначально был в этом доме
гостем. Он решил для себя какие-то вопросы, связанные с темой своих научных
интересов, и откланялся. Нормальная ситуация. Вряд ли стоит по такому случаю
менять вывеску: может, в этом доме и постоянные жильцы появятся?
* * *
Однако коллега заявил и другую тему: не замыкаться на Высоцком,
поставить его творчество в широкий эстетический контекст. Спору нет: верное
и нужное направление, только как это можно сделать помимо и до исследований
самого творчества ВВ, мне не очень понятно. Мы уже не раз ставили телегу
впереди лошади: свое видение поэтического мира Высоцкого прежде и вместо
изучения его поэзии. Стоит ли повторять опыт?
С самого начала было ясно, что творчество Высоцкого требует
исследований звучащего синтетического текста. Три года назад, на второй
московской конференции, в разговоре со своим нынешним корреспондентом я
упомянула, что об этом в начале восьмидесятых писал Юрий Андреев, что это
был главный вывод моей дипломной работы (май 1985 г.). Что он же повторен в
книге "Хула и комплименты", увидевшей свет десять лет назад, летом 1993 г.
Вот этот фрагмент.
"<...> у ситуации с песенным наследием Высоцкого есть
специфические черты. Чтобы качественное критическое осмысление его
творчества вообще было возможным, нужны определенные условия. Вот, на мой
взгляд, главные из них.
Во-первых, исследователи должны получить доступ к собраниям рукописей и
фонограмм (так как издания "полного собрания сочинений" - как в печатном -
факсимильном, - так и в звучащем виде - все неповторяющиеся фонограммы, - в
обозримом будущем ждать не приходится).
Во-вторых, синтетический талант Высоцкого нуждается в синтетическом же
таланте критиков, а поскольку таковые пока не выявлены, для всестороннего
исследования песенной поэзии Высоцкого как единого целого необходимо
объединение специалистов различного профиля (филологов, кино-, театро-,
музыковедов, психологов - нужно исследовать и так называемую обратную связь
- как восприятие песен слушателями повлияло на дальнейшую работу автора над
ними)"78*.
Конечно, авторская песня не уникальна. Вернее, уникальна - как любое
явление искусства, и, как опять же в любом явлении искусства, это в ней
главное. А не уникальна она в том смысле, что имеет общий знаменатель с
другими явлениями, в том числе и с рок-поэзией, о которой пишет мой
корреспондент. И с тем, что должна быть общая теория, охватывающая эти (а
возможно, и другие) родственные феномены, тоже никто спорить не станет.
А вот утверждение, что "рок-песня ничем, по сути, от авторской не
отличается", скоропалительно. В вопросе о том, что считать авторской песней,
у исследователей пока нет единства, это все еще тема дискуссионная. Мне
приходилось писать об этом в статье "Прошла пора вступлений и
прелюдий..."79*. Последовавшие за этой работой годы изучения песенного
творчества Высоцкого лишь укрепили меня во мнении, что триединство авторства
- принципиальная составляющая авторской песни. По крайней мере это видно на
материале творчества ВВ. Впрочем, декларациями ничего не решишь: нужны
исследования и дискуссии по их результатам.
Вот одна из возможных тем обсуждения. Ее изучение еще далеко не
завершено, и все-таки можно с достаточной определенностью говорить, что
взаимодействие художественного времени песни и реального, физического
времени ее исполнения / звучания имело для Высоцкого, автора и исполнителя,
огромное значение на всех этапах творчества - как в период ее создания, так
и в период ее исполнения (понятно, что этот фактор имеет место только при
полном авторстве), оно влияло на сам создаваемый поэтический мир ВВ. Так ли
значим этот факт и для других авторов? Если да, то как он может повлиять
наше понимание природы "авторской песни"80?
Вопросы, вопросы... Может, не стоит торопиться с ответами? Ну, по
крайней мере - с "последними"...
10 октября 2003 г.
Андрею Крылову
Странная судьба у этой песни: ее запись широко распространена, цитату
из нее вы найдете в любой статье о Высоцком, а сам он пел песню редко. Во
всяком случае за пятнадцать лет собирания записей я обнаружила всего два
разных исполнения "Правды и лжи". Странная и песня: Высоцкий поет ее с
неизменной интонацией, малюет одной краской. Дело не в иронии (ВВ вообще
поэт ироничный, причем в гораздо большей степени, чем принято думать81) -
удивительно нехарактерно для Высоцкого мононастроение.
И что значит посвящение Окуджаве, или вариант названия - "В подражание
Булату Окуджаве"? Вспоминается, что вальсовость, пронизывающая песню, у
Высоцкого - знак иронии, но вместе с тем - заметный признак почерка
Окуджавы. Случайное совпадение? Впрочем, есть и более интересные вопросы,
которые можно задать песне. Один из них - что и сколько говорит "некий
чудак"? Этот вопрос, и сам по себе важный, позволяет к тому же выслушать
предшественников. Итак...
К. Рудницкий: "Иной раз Высоцкий может, как и Окуджава, прибегнуть к
аллегории. Что из этого получается, понимаешь, когда слушаешь посвященную
Окуджаве и навеянную лирикой Окуджавы песню "Правда и Ложь".
Прежде всего Высоцкий снижает и заземляет избранную тему. Одна из двух
героинь, Правда, "слюни пустила и заулыбалась во сне" (эти "слюни" в песне
Окуджавы немыслимы). Далее аллегорические фигуры Правды и Лжи вступают в
трагикомическое противоборство. Разыгрывается почти обязательный для
Высоцкого целый сюжет, и песня становится современной балладой. <...>
Только изложив одну за другой все перипетии конфликта между Правдой и Ложью,
он хмуро резюмирует:
Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает все, что проделала явная Ложь"82*.
К. Рудницкому возразил Вл. Новиков: "Двуголосое" слово поэта то и дело
наталкивается на неадекватное восприятие. Нелегко, к примеру, проследить
прихотливо-ироническое движение мысли в философско-аллегорической песне
"Правда и Ложь", где есть такие слова:
Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь.
Цитируя эти строки в своей интересной и темпераментной статье
<...>, К. Рудницкий считает, что именно так "хмуро резюмирует" смысл
песни сам автор. Между тем эта релятивистская точка зрения принадлежит
одному из персонажей. Приведенная сентенция должна и печататься, и читаться
как чужое слово, как слово в кавычках. На это недвусмысленно указывают и две
предшествующие строки:
Некий чудак и поныне за Правду воюет.
Правда, в речах его правды на ломаный грош:
"Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь".
Существенный смысловой оттенок! Автор песни не капитулирует перед
цинизмом, а вступает с ним в спор"83*.
От того, какие слова мы услышим авторскими, а какие отдадим персонажу,
действительно, зависит наше понимание авторской позиции. По К. Рудницкому,
вся строфа - авторская речь, а Вл. Новиков оставил автору лишь первые две
строки, услышав в третьей и четвертой слова персонажа.
По первой версии, в этой части текста отражен мрачный, пессимистический
взгляд автора на действительность, ибо К. Рудницкий пишет о "хмуром резюме"
поэта". А по второй - перед нами заочный спор автора с персонажем-циником
(высказывание коллеги Новиков обозначает как "неточное прочтение авторской
позиции"). Мне же кажется, ни одна из версий не согласуется с текстом и
песней. Прежде чем перейти к анализу интересующей нас строфы, отметим
следующее. По словам А. Крылова, в рукописи "Правды и Лжи" в начале строки
"Чистая Правда со временем восторжествует" стоят открывающие кавычки -
значит, прямая речь в тексте есть. Однако Высоцкий не отметил ее окончание.
Процитирую строфу еще раз - без спорных знаков препинания, чтобы мысль не
свернула в накатанную колею:
Некий чудак и поныне за Правду воюет.
Правда, в речах его правды - на ломаный грош
"Чистая Правда со временем восторжествует
Если проделает то же, что явная Ложь.
Речь персонажа можно продлить до конца строфы или ограничить второй
строкой, считая остальные три комментарием поэта. Я думаю, этот вариант
более соответствует смыслу, эмоциональному строю текста.
* * *
Кто таков персонаж, которому ВВ дал слово? "Чудак". Как автор к нему
относится? Две первых строки - неоспоримый авторский комментарий -
перенасыщены "правдой" (это слово в разных значениях трижды - из одиннадцати
знаменательных слов! - повторяется в них), так что, когда оно появляется в
тексте в четвертый раз - в речи чудака, - возникает комический эффект. Слово
"правда" лишается к этому моменту конкретного содержания.
Вначале "Правда" - персонаж, за ее интересы "воюет" герой. Затем -
вводное слово, означающее, по словарю, "в самом деле", а здесь - "только"
(автор как бы пытается умерить наш пыл, восторг самоотверженностью вояки).
Потом "правда" выступает уже в своем основном смысловом обличье - того, что
верно, истинно. И когда о "правде" заговаривает чудак, мы уже совершенно
сбиты с толку - что имеется в виду? Но как раз этот эффект автору и нужен: в
круговерти смыслов слово потеряло конкретный смысл.
Теперь эпически-неспешное "поныне" - о чем оно говорит? Во-первых, о
растянутости действия во времени: в прошлом оно тянулось, да и нынче никак
не кончится (прямо "Репка": "Тянет-потянет, вытянуть не может"). А еще это
слово придает действию оттенок однообразия. Теперь соединим тягомотное
"поныне" с активно-наступательным, боевым "воюет" - неужели не улыбаетесь?
Но главное противоречие впереди. Оказывается, все воительство - это не дело,
действие, как мы ожидали, а лишь "речи", которыми чудак и ограничивается.
Естественно, правды в таких речах - на ломаный грош. Автор тут же дает нам
послушать "чудака" - чтобы самим убедиться:
"Чистая Правда со временем восторжествует!"
Комическое несоответствие смыслов соседних слов проявляется здесь
наиболее отчетливо: искра смеха высекается столкновением уныло-тягучего,
неопределенно-туманного, убаюкивающего "со временем" (параллель с "поныне",
которое как бы продляется в будущее) и парадно-бравого, рапортующего
"восторжествует" (можно прослушать менее заметную его параллель с "воюет",
поддержанную рифмой). И только тут вдруг замечаешь странноватое "некий".
"Некий чудак", то есть какой-то, неизвестно кто. Все вместе эти
неопределенности - "поныне", "со временем", "некий" - сильно размагничивают
текст. В его атмосфере "некий" обретает смысл "неважно какой".
Все настраивает на несерьезное отношение к герою и его словам. Вот и
автор о нем, единственном воителе за правду, говорит всего лишь как о
"некоем чудаке"84. Ну а в чем смысл реплики чудака? "Чистая Правда со
временем восторжествует", - то есть делать ничего не надо, она, Правда, и
сама по себе восторжествует. Со временем. А чего спешить?
За словами персонажа следует ироническое послесловие автора, оно
подчеркивает беспочвенность таких прекраснодушных мечтаний.
"Восторжествует", конечно, "если проделает то же, что явная Ложь". Только
чем она тогда от Лжи будет отличаться? В последней строке автор снова (ср.:
"Если, конечно, и ту и другую раздеть"85) напрямую отождествляет двух
героинь.
* * *
Что мы имеем? Персонаж на словах воюет за правду. Автор с легкой
иронией, с усмешкой наблюдает, не принимая ни чудака, ни его речи всерьез. А
если речь персонажа продлить, как предлагает критик, еще на одну строку? Она
обретет совершенно иной смысл - действительно, станет циничной, то есть
вызывающе презрительной по отношению к общепринятым нормам нравственности.
Здесь критик прав. Но дело-то в том, что авторский комментарий останется
прежним. И по смыслу и по тону.
Тут и возникают два противоречия. Первое. Если персонаж циник, то речь
его оказывается для циника необычно возбужденной, слишком активной86.
Второе. Для Высоцкого, поэта, который подчеркнуто ориентирован на
традиционные, вечные нравственные ценности, разве возможно легкое, со
стороны, снисходительно-ироничное отношение к цинизму? Разве мыслима для
такого поэта пассивно-созерцательная реакция на цинизм? Иными словами,
авторское "предисловие" к речам некоего чудака не могло по смыслу своему
быть откликом на цинизм (скажем, можно ли циника назвать всего лишь
"чудаком"?).
В трактовке "некоего чудака" как циника есть невольная ирония. Этого