Борис резко наклонился вбок и свалился в воду. Он нырнул под плот и разлепил веки. Пресная вода резанула по глазам, но он все же заметил зеленоватое расплывчатое пятно и пузырьки воздуха, струившиеся от него. Пятно удалялось и тускнело: вода в озере была коричневатой.
Борис изо всех сил заработал ногами, по-собачьи подгребая под живот ладонями. Ему удалось догнать рюкзак, и пальцы его вцепились в какой-то ремень. Он развернулся ногами вверх и попытался всплыть. В ту же секунду у него зашумело в голове, словно заработал насос. Нестерпимо захотелось вздохнуть хоть один раз.
Рюкзак идти наверх не хотел. Правда, вниз он тоже не опускался борьба между ним и Борисом шла на одном уровне. Но в отличие от Бориса, ему не нужно было дышать.
Перед закрытыми глазами возникли искрящиеся шарики - это был последний сигнал, и Борис его понял. Он разжал руки и заболтал непомерно тяжелыми ногами в последнем усилии. Он поднимался медленно, бесконечно долго, почти всю жизнь. Если бы ему сказали, что с момента падения рюкзака и до появления его очумелой головы на поверхности прошло всего девятнадцать секунд, он бы не поверил.
Когда круги перед глазами исчезли, а звон в ушах прекратился, Борис обнаружил, что Мартышки на плоту нет. Она болталась в воде возле плота, придерживаясь за него руками.
- Я ду... ма.. ла... ты упал... - сказала Мартышка, дыша так же часто и отрывисто, как Борис.
Она часто моргала, и то, что текло по ее щекам, было очень похоже на слезы.
Веника на плоту тоже не было. Когда рюкзак, а за ним Борис и Мартышка плюхнулись в воду, Веник решил, что это уже слишком. Он прыгнул вслед за ними, но тут же раскаялся: ноги его болтались в воде, не ощущая привычной опоры, и он чувствовал себя беспомощным. Как и все собаки, плавать он умел от рождения, но это открытие ничуть его не обрадовало. Он и сам не знал, зачем прыгнул в эту жидкую, мокрую и холодную воду.
На поверхности от Веника оставались только кусочек хвоста и голова с ушами, торчащими словно малярные кисти. Увидев Бориса, он подплыл к нему и попытался на него взобраться, положив передние ноги на его плечи. Впрочем, можно было подумать, что Веник приступил к спасательной операции.
Стряхнув собаку, Борис уцепился за плот рядом с Мартышкой.
- Упустил... - сообщил он. - Чуть бы пораньше...
- Ты нарочно нырнул?
- Неужели нечаянно...
- Что же теперь делать?
- Будем помирать.
Лжедмитриевна протянула Борису руку.
- Влезай. Я тебе помогу.
Борис презрительно фыркнул в воду, нырнул под плот и вынырнул с другой стороны.
За время всей этой возни их снесло назад. Упущенные весла болтались недалеко от плота: их сносило медленнее. Борис поплыл за ними.
На том берегу все это видели, хотя и не понимали, в чем дело. К плоту уже плыли трое. Когда Борис прибуксировал весла, можно было различить Стасика, Гену и Чижика.
Борис закинул весла на плот.
- Давай влезать одновременно, - сказал он Мартышке. - По счету три. Раз...
Борис и Мартышка с противоположных бортов, дрыгая ногами, втянули на плот по половинке туловища. Веник заскулил. Он не то чтобы твердо решил, что его бросают: это было бы стопроцентным предательством в таком положении, - он просто напоминал, что есть на свете такая собака Веник, которой не хотелось бы оставаться одной среди такого обширного и такого мокрого пространства.
Мартышка помогла Венику взобраться на бревна. Он тут же отряхнулся. Когда Веник вытряхивал последнюю мелкую водяную пыль, около него возникло радужное облако. Лжедмитриевна получила свою порцию душа. Ее это не огорчило, а Бориса не порадовало, что непременно произошло бы в другой обстановке: сейчас было не до мелкой мести.
Подплывшие ребята окружили плот, ухватились за него.
- Вы что тут кувыркаетесь? - спросил Стасик.
- Рюкзак упал, - сообщила Мартышка.
- Какой?
- С продуктами.
- Поймали?
Вопрос был излишним: все видели, что на плоту оставался только один рюкзак. Однако для подобного разбирательства место было не совсем подходящим. Плот продолжало сносить. Борис и Мартышка начали понемногу синеть, кожа их покрывалась пупырышками. И только Лжедмитриевна сидела неподвижно. Правда, на ребят она не смотрела, и можно было подумать, что она тоже переживает.
- Гребите, - сказал Стасик, - мы вас будем подталкивать.
Прежде чем Мартышка взяла весло, его неожиданно перехватила Лжедмитриевна. Совесть ее, что ли, заела или что-то другое - Борис не понял. Но, как и обычно, ничего хорошего из этого не получилось. Лжедмитриевна гребла, а неподвижная Мартышка мерзла все больше.
- Возьми весло, - сквозь зубы сказал Борис, увидев, как Мартышка потирает озябшие руки.
- Елена Дмитриевна, давайте я погребу, - попросила Мартышка.
- Замерзла?
- Ага.
- Накинь на себя что-нибудь.
Эта неожиданная заботливость возмутила Бориса.
- Я тебе говорю: возьми весло! - заорал он. Взрыв этот относился не к Мартышке, но она не поняла.
- Не кричи, - сказала она. - Ты еще молод на меня кричать.
Мартышка была старше Бориса примерно на полгода. Откуда она об этом знала - одном богу известно. Наверное, просто знала, и все. В другое время он бы возмутился. Он и сейчас слегка возмутился, но очень вяло. Все-таки Мартышка брякнулась с плота не зачем-нибудь, а для его же спасения. Конечно, спасти она никого не могла, но ведь хотела...
- Я не на тебя кричу, - пояснил Борис.
Мартышка снова не поняла. Обычно девочки гораздо лучше чувствуют психологические зигзаги. Мартышка не была исключением. Но в данную минуту ее интуиция находилась в замороженном состоянии.
- А на кого? - спросила она.
Вопрос остался без ответа. Лжедмитриевна внимательно взглянула на Бориса и передала Мартышке весло.
- Вы чего там ругаетесь? - спросили из воды. - Гребите сильней, мы замерзли.
- Плывите на берег, мы догребем, - посоветовал Борис.
- Точно?
- Точно.
Ребята отпустили плот и поплыли к берегу.
Тем временем Алексей Палыч нервно расхаживал вдоль кромки воды, то снимая, то надевая очки. Он постоянно справлялся у Шурика.
- Что там сейчас?
- Доплыли.
- А сейчас?
- Мартышка и ваш дружок залезли на плот.
- А сейчас?
- Плывут сюда.
- Никак не пойму: что там могло случиться?
- А ничего не случилось, раз не кричат. Может, просто решили искупаться на середине.
- Это по меньшей мере странно, - сказал Алексей Палыч.
- А вы-то что волнуетесь? Не вам отвечать.
- Странно ты рассуждаешь. За поход я не отвечаю, но есть еще такое понятие, как человеческая ответственность. Разве не ясно?
- Все ясно. Только не стоит из-за ерунды шум поднимать.
Что-то в ответах Шурика не нравилось Алексею Палычу. Повинуясь нечетким еще своим мыслям, он неожиданно спросил:
- А почему ты не поплыл?
- Надо кому-то на берегу остаться... А почему вы не поплыли?
- Я об этом жалею.
- Ну вот видите...
- Что я вижу?
- Что тоже не поплыли, - сказал Шурик. - Давайте костер разведем побольше. Сейчас приплывут - жрать захотят со страшной силой.
Последняя реплика не прошла мимо ушей Валентины, сидевшей подле костра.
- Скажи лучше, что сам хочешь.
- Ну и хочу. Ну и что? Нельзя?
- Не заработал еще.
- Не меньше тебя несу, - сказал Шурик. - Не больше тебя ем. Возражения есть?
- Хватит вам ссориться, - попросил Алексей Палыч.
- А мы и не ссоримся, - сказал Шурик. - Вполне нормальный разговор. Когда начнем ссориться, вы сразу поймете. Я вот, например, имею на вас зуб за кеды, но молчу: такой уговор - в походе ничего не выяснять.
- Мне кажется, что ты уже выясняешь? - сказал Алексей Палыч, стараясь придать своим словам форму деликатного вопроса. Он даже предоставил Шурику возможность для почетного отступления. - Или мне показалось?
Шурик возможностью воспользовался.
- Показалось. Все это - семечки.
Но Алексей Палыч, не чувствуя себя виноватым, все же понял, что Шурик не из тех, кто легко прощает обиды - как реальные, так и выдуманные.
Когда плот пристал к берегу, ребята собрались у костра. В суматохе тяжесть потери оценили не сразу, но постепенно до всех дошло, что это означает конец похода.
- Как это получилось? - спросил Стасик.
- Я не видел. Услышал, как плеснуло... только тогда...
- А ты?
- И я не видела, - сказала Марина. - Видела, как Боря нырнул. Я думала, он свалился.
- Может, плот сильно наклонили?
- Не наклоняли. Плыли спокойно. Мы ничего... Мы не виноваты.
- Но ведь кто-то виноват? - заявил Шурик. - Так не бывает, чтобы никто не виноват.
- Мы гребли... - сказал Борис и кивнул в сторону Лжедмитриевны. Она сидела... Она все видела.
Лжедмитриевна молчала, и на сей раз молчание ее было непонятно всей группе.
- Самый ценный рюкзак, - сказал Стасик. - Пускай бы любой другой. Я, конечно, тоже виноват. Но и вы могли сообразить - привязать!
- Любой другой сразу бы не утонул, - сказал Шурик. - А в этот, как нарочно, все банки напихали.
"А он нечаянно попал в точку, - подумал Алексей Палыч. - Не "как нарочно", а просто нарочно... Она сама уложила... А ведь по логике, при переправе самое ценное надо разделить, а не складывать в одно место."
Алексей Палыч понимал, что Лжедмитриевне придется прекратить поход и, значит, его цель будет достигнута. Но нельзя сказать, что он очень радовался в эту минуту. Он видел расстроенные лица ребят, их растерянность. Ребят было жалко. Алексей Палыч слегка раздваивался. Если бы была такая возможность, он сам сейчас нырнул бы за рюкзаком. Это лишний раз доказывает, что Алексей Палыч не был человеком железной воли, не умел идти к цели по прямой, что вообще-то не так и плохо, ибо люди, идущие к цели прямолинейно, не всегда смотрят, кто попадается им под ноги.
Ребята не решались обвинить Лжедмитриевну вслух. Они молчали. Молчание затягивалось, и становилось ясно, что на сей раз одним словом ей не отделаться.
Шурик продолжал затягивать петлю.
- Кто укладывал рюкзак на плот?
- Елена Дмитриевна, - сказала Марина.
Алексей Палыч, видевший уже на горизонте станцию, электричку и благополучное возвращение в Город, попытался смягчить обстановку.
- По-моему, - сказал он, - в данной ситуации это не имеет особого значения. Произошел несчастный случай. Нужно искать выход.
Ему никто не ответил. Молчание становилось уже совершенно невыносимым, оно грохотало в ушах сильней барабанов.
Лжедмитриевна подняла голову и сказала:
- Рюкзак задела я. Привязать просто не догадалась: я никогда раньше не плавала на плотах.
Алексей Палыч подумал, что все сказанное было правдой на сто процентов, если не считать слова "задела". Задеть и столкнуть понятия разные.
Как ни странно, признание Лжедмитриевны вызвало некоторое облегчение. Возможно, никому из ребят не хотелось произносить слова, которые напрашивались сами собой.
- Что делать дальше, будем решать коллективно, - сказала Лжедмитриевна.
- Сейчас бы хорошо коллективно поесть, - сказал Шурик.
- Хорошо, - сказала Лжедмитриевна, - давайте обыщем рюкзаки - у кого что осталось.
Ребята, словно обрадовавшись, что закончился этот тягостный разговор, бросились потрошить рюкзаки. Добыча оказалась невелика:
полбуханки черствого хлеба,
восемь конфет "Старт",
банка сгущенки,
начатая пачка чая,
лавровый лист и перец, взятые Геной для ухи.
Каждую вещь перетрясли несколько раз и набрали еще две пригоршни крупы пополам с мусором. Алексей Палыч и Борис, разумеется, ничего не могли внести, кроме идей.
Выходить было уже поздно. Сегодня решили дальше не двигаться, а хорошо все обдумать. Борис предложил поискать грибов: по его расчетам, они должны уже появиться. Борис и Алексей Палыч ушли в лес. Мартышка, уже на правах старой подруги, увязалась за ними.
Гена направился на берег ловить рыбу.
Валентина осталась выуживать крупинки из мусора.
Шурик расстелил палатку и улегся на нее мечтать об обеде.
Лжедмитриевна с необычным для нее рвением принялась носить к стоянке дрова.
В общем, все пока выглядело так, будто ничего страшного не произошло. Да и что может произойти в довольно населенном районе нашей перенаселенной планеты? Привыкнув к сытости, трудно представить себе голод.
Из ребят только Стасик и Чижик попытались решить проблему одним ударом. До вечера они болтались на плоту посреди озера, шаря по дну самодельной кошкой, но ничего не нашли.
Что же касается Веника, то, порыскав у костра, поискав рюкзак, начиненный вкусными запахами, он его не обнаружил, но выводов из этого не сделал.
НАЗАД ИДТИ
НЕЛЬЗЯ
Пологий склон тянулся вверх от озера; он порос густым осинником, кое-где попадались березы. В таком лесу как раз и должны расти первые грибы. Это Борис знал совершенно точно. Но грибы об этом, очевидно, не знали.
- Поднимемся повыше? - предложил Алексей Палыч.
- В бору сейчас делать нечего, - заявил Борис. - Разве горькушки...
- Боря, а какой гриб лучше всего? - спросила Мартышка.
- Тот, который в корзине. - Так говорил отец Бориса, гордившийся тем, что собирал только молоденькие, находя их чуть ли не под землей.
- А я думаю - сыроежки. Их можно есть сырыми.
- Где это написано?
- Нигде. По названию видно.
- Найдем - попробуй, - хмыкнул Борис.
Из всех грибов Мартышка четко могла распознать только мухомор, да и то потому, что дома был цветной телевизор. В ее семье грибами не увлекались. Борис и Алексей Палыч тоже не были знатоками. Они даже не подозревали, что съедобны почти все грибы. Из примерно тысячи пятисот видов съедобных они собрали всего несколько: белый, подосиновик, подберезовик, лисичку, волнушку, сыроежку, масленок. Все остальные на их языке именовались "поганками". Это общечеловеческое заблуждение приносит лесу большую пользу: кое-что в век тотального опустошения леса остается для животных и насекомых.
Первый гриб все же нашла Мартышка. Она радостно взвизгнула и бросилась к нему с такой скоростью, словно тот от нее убегал.
- Теперь можешь попробовать, - сказал Борис.
- Поганка?
- Сыроежка.
- Дай честное слово.
Борис молча пожал плечами: это уж точно - протяни ей палец, она до плеча руку отхватит.
Мартышка откусила кусочек сыроежки, пожевала и выплюнула.
- Горько... - сказала она с какой-то обидой, будто не гриб ее обманул, а Борис. - Почему ты меня не учишь грибы собирать?
Да, теперь уж получалось, что Борис ей как будто бы что-то должен. А он не любил ходить в должниках. Он и так уже чуть ли не превратился в подхалима, не нагрубив Мартышке ни разу за последние полчаса.
- Поменьше разговаривай, - сказал Борис. - Грибы шума не любят.
- Разве они слышат? - наивно спросила Мартышка.
Но цену ее наивности Борис уже знал.
- Не мешай.
- Попроси как следует, - тут же нашлась Мартышка.
Поняв, что любое его слово никогда не будет последним, Борис замолчал надолго. И сразу же начали попадаться грибы. Сначала два сросшихся черноголовика, затем семейство упругих рыжих лисичек. Все это отправилось в кепку. Еще черноголовик и маленький красный.
- Какой хорошенький, - сказала Мартышка. - Как называется?
- Подосиновик.
- А почему он рос под березой?
"О господи!" - произнес Борис мысленно. Вслух он заметил:
- Не он под ней, а она над ним росла.
Пока Мартышка пыталась разобраться в этой подозрительной фразе, Борис успел удрать к Алексею Палычу.
У Алексея Палыча дела шли похуже, но зато он нашел один белый.
- Не густо... - сказал Алексей Палыч. - Сухо, наверное.
Как и большинство грибников, Алексей Палыч был склонен обвинять не себя, а природу. Если грибник найдет мало грибов, то он всегда найдет много причин: мало дождей, много дождей, ранняя весна, поздняя весна, ночные заморозки, мало солнца и, годящаяся на все случаи, - "тут до нас целый полк прошел, все вытоптали".
На сей раз виноватым оказалось солнце, ну, а если добираться до самых корней, то Бюро прогнозов погоды, лишившее дождей целую область, вопреки своим показаниям. "Тюрьма по ним плачет" - так говорили в Кулеминске про метеорологов рыбаки, грибники и дачники. Алексей Палыч сначала помалкивал: образование он получил как раз в Метеорологическом институте, но со временем и он распоясался.
- Сухо, - повторил Алексей Палыч. - Да и вообще, в нашем положении грибы не спасение. Калорий на их сбор мы затрачиваем больше, чем получаем при еде. Впрочем, надеюсь, у нее хватит ума не настаивать на продолжении похода.
- Смешно говорить, - сказал Борис. - Остальные-то соображают... А рюкзак она нарочно столкнула. Я хоть и не видел... От края он лежал далеко, а ног у него нет.
- Вот это мне совсем непонятно. Казалось бы, она заинтересована в продолжении похода... Теперь ясно, что это невозможно. Что-то, Боря, концы с концами не сходятся.
Подошла Мартышка. Нет, не подошла - подбежала, задыхаясь от счастья. В руках она несла громадный белый гриб.
- Во какой! Это какой? - крикнула она, показывая Борису язык.
Но Борис знал цену таким шикарным грибам, особенно в сухое лето. Он взял "полковника" - так называли в Кулеминске белые - и безжалостно отломил половину его ноги. Мартышка ойкнула, словно это была ее собственная нога. Борис показал ей трухлявую половинку и отломил остаток. Гриб оказался весь источенным червями, а в шляпке они обнаружились в живом виде.
- Ну и что! - сопротивлялась Мартышка. - Симпатичные червяки. Их можно выгнать, а гриб засушить.
Борис протянул ей остатки "полковника".
- Выгоняй. Скажи им "кыш"!
Мартышка ударила Бориса по руке.
- Ты все умеешь испортить!
Пока Борис размышлял, что такого он тут напортил, Алексей Палыч, со свойственным ему стремлением к миру, выступил в роли огнетушителя.
- Марина, - сказал он голосом мягким, и призрак пальмовой ветви возник в его кулаке, - гриб твой прекрасен, но он червивый и в пищу не годится. Борис поступил правильно.
Но Мартышка мира не приняла.
- При чем тут пища! - закричала она. - Он такой красивый и большой! И я сама его нашла! При чем тут правильно-неправильно?! Ломайте свои!
Слегка обескураженный этим взрывом, Алексей Палыч чувствовал, что дело тут не в грибе. Кажется, Борис уничтожил не продукт, а нечто иное. Он понимал также, что сейчас не время для ссор, даже самых пустячных.
- Возьми мой, - предложил он примирительно. - Он тоже белый и совершенно чистый.
- А мне ваш не нужен! Мне нужен мой! И вообще, я дальше не пойду с вами!
Марина развернулась и побежала к берегу озера.
- Не заблудись! - крикнул ей вслед Алексей Палыч.
- Не заблудится, не беспокойтесь, - заметил Борис.
- А ты думай, прежде чем сказать или сделать.
- О чем думать?
- О том... - сказал Алексей Палыч туманно, ибо четко сформулировать свою мысль не успел. - О том самом, что ты не один на свете живешь. Кроме того, она первая предложила тебе свитер...
- Значит, я теперь всю жизнь должен кланяться?
- Довольно, - строго сказал Алексей Палыч, - не хватает еще, чтобы мы с тобой поссорились.
Борис слегка обиделся, но промолчал. Он не понял, почему Мартышка кричала на Алексея Палыча, а не на него. Он еще не научился понимать, что при ссоре двоих очень часто достается третьему, невиновному. Так же как сегодня на плоту попало Мартышке, хотя гнев Бориса был направлен на Лжедмитриевну.
Кроме того, мысли об утонувших продуктах постепенно, но неутомимо натягивали нервы всей группе. Бактерии ссоры плавали в воздухе невидимым облаком. Всем было обидно, что поход завершается, едва начавшись. Обида была общей, но растекалась она по разным каналам.
Как раз сейчас у костра Шурик ссорился с Валентиной из-за того, что отказался идти за водой.
Примерно в это время Гена не полез в воду отцеплять крючок, зацепившийся за камыш, а дернул с такой силой, что порвалась леска.
И даже Стасик и Чижик, устав от бесплодных поисков, перемолвились парочкой слов, совсем не относящихся к тому, чем они занимались.
После ухода Мартышки дело пошло побыстрей. Алексей Палыч и Борис не отвлекались на разговоры: впервые в жизни они искали грибы не для удовольствия, не ради грибного азарта, а с настойчивостью голодных людей. Это изменило психологию поиска. Алексей Палыч заметил, что глаза его стали зорче, безошибочно отсекали жухлые листья, световые пятна и другие "обманки". Зато почти полностью отключился слух - все органы чувств работали на желудок.
Кепка Бориса быстро наполнилась. Урожай состоял в основном из сыроежек с редкими, как сказал бы геолог, вкраплениями красных; белых грибов больше не попадалось.
Борис снял свитер, перетянул рукавами воротник; часа через полтора наполнился и свитер.
Когда Алексей Палыч и Борис вернулись к костру, все уже были там.
Стасик и Чижик сидели с понурым видом: они обшарили все дно по линии переправы, но кошка их не вытащила ничего, кроме куска сети. Это говорило о том, что озеро посещалось браконьерами. Встретить браконьеров было бы просто прекрасно, но надежды на это не было; сеть оказалась давнишней, совершенно гнилой.
Мартышка, в соответствии со своим городским воспитанием, забыла, зачем пошла в лес, и принесла букетик цветов. Практичный Шурик заметил, что цветы очень украсят ее могилу, когда она помрет с голоду.
Гена поймал три небольшие плотвицы и два озерных ерша, которые могли выглядеть рыбинами только под микроскопом.
И лишь Алексей Палыч и Борис принесли нечто существенное.
Целая куча грибов вызвала приступ оптимизма. Кто-то даже заметил, что в лесу не так уж и трудно прокормиться. Даже Шурик, центр управления которым помещался в желудке, поддался обману и побежал за водой.
Современная наука утверждает, что грибы на девяносто процентов состоят из воды. С этой точки зрения они скорее пригодны для умывания, чем для еды. Но ведь и в человеческом теле, даже в мозгу, воды больше, чем всего остального. Тем не менее, мы о себе довольно высокого мнения.
Борис сам почистил грибы. Котелок заполнился с верхом и еще осталось.
- Уварится, - сказал Борис.
Он оказался прав настолько, что это было уже излишним. По мере варки грибная куча оседала, таяла, словно состояла из снега. Чтобы хватило на всех, Борис прибавлял воды.
Калорий от этого не прибавлялось. Варево постепенно темнело, из серого становилось коричневым, приобрело цвет болотной воды и продолжало темнеть дальше.
Веник первым определил малосъедобность похлебки. Он долго принюхивался к незнакомому запаху, затем потерял к нему интерес, чихнул и отвернулся. Раскинув своими собачьими мозгами, он решил, что эта забава вечно продолжаться не может и скоро хозяевам придется достать что-нибудь съедобное.
- Ну скоро там?.. - спросил Шурик.
- Ты особенно не надейся, - утешил его Борис, - может, еще и есть не станешь.
- Зря ты червяков выскребал, - заметил Шурик. - Было бы с мясом...
Никто не засмеялся. Все понимали, что юмор Шурика идет из желудка. Между тем Алексею Палычу, по причине его технического образования, было поручено разделить последние полбуханки. Задача чисто геометрическая, но проводить перпендикуляры на хлебе оказалось трудней, чем на бумаге. Алексей Палыч волновался: за ним следили восемь пар глаз. Это были вовсе не те глаза, которые равнодушно наблюдают, как смахивают в ведро остатки хлеба со столов в школьной столовой. У него даже мелькнула мысль, что неплохо бы устроить в школе что-то вроде голодных дней - перестанут тогда швыряться кусками хлеба. Но тут же возникла мысль номер два: за одно только такое предложение его самого съедят как родители, так и начальство. И вторая мысль погасила первую.
Лжедмитриевна от своей порции отказалась.
- Елена Дмитриевна, этим вы никого не спасете, - сказал Стасик.
Алексей Палыч отметил, что с сегодняшнего дня Стасик имя руководительницы стал выговаривать совершенно четко. Не "Елена Дмитна" или "Елен Дмитрина", как раньше, а "Елена Дмитриевна", тщательно прожевывая каждую букву.
- Хлеба я не хочу, - сказала Лжедмитриевна.
- И суп не будете?
- Попробую.
- Борька, - спохватился Шурик, - а ты плёхни туда рыбу. Генка, почисти ее по-быстрому.
- Там и чистить нечего.
- Не хотите - я съем.
- Разварится, ты и не заметишь, - сказал Гена. - Пускай лучше Веник съест.
- Смотри, как бы самого Веника есть не пришлось. В некоторых странах, например, собак едят и не жалуются.
- Ты что, на самом деле смог бы?
- Думаешь, не вкусно?
- Я не про вкусно...
- А чего... - сказал Шурик. - Я, например, читал, что мы едим какую-то, может, миллионную часть из всего съедобного. Знаешь, как диверсантов готовят? Сбрасывают на парашюте в какие-нибудь джунгли... Никаких поселков, может, на тысячу километров нет. А у него ни продуктов, ни воды, ни оружия, ни спичек, ни компаса. Только нож. И он должен выйти в определенное место. Мы бы с тобой через несколько дней загнулись. А его специально обучали и воду добывать, и всякую дрянь есть. Вода есть во всех растениях, деревьях, он знает, в каких. Питаться может змеями, ящерицами, насекомыми, разными личинками. Он знает, какие не ядовитые и как их найти. Даже червяков едят.
- Это я знаю, - сказал Гена. - Он-то идет, а над ним вертолет...
- Никаких вертолетов. Если он из джунглей не выйдет, его даже искать не будут. Так и называется: испытание на выживание. Понимаешь? Если кто не справится, то пускай погибает: значит - слабак, а такие не нужны. Но они почти все выходят, потому что направление умеют определять без ошибок. Если нет личинок, ищут всякие корешки, растения. Даже знают, какие цветы съедобны. Голодают, конечно, но зато в живых остаются. А уж когда вернутся, им сразу и тушенку дают, и сахар, и колбасу - сколько хочешь.
Борис изо всех сил заработал ногами, по-собачьи подгребая под живот ладонями. Ему удалось догнать рюкзак, и пальцы его вцепились в какой-то ремень. Он развернулся ногами вверх и попытался всплыть. В ту же секунду у него зашумело в голове, словно заработал насос. Нестерпимо захотелось вздохнуть хоть один раз.
Рюкзак идти наверх не хотел. Правда, вниз он тоже не опускался борьба между ним и Борисом шла на одном уровне. Но в отличие от Бориса, ему не нужно было дышать.
Перед закрытыми глазами возникли искрящиеся шарики - это был последний сигнал, и Борис его понял. Он разжал руки и заболтал непомерно тяжелыми ногами в последнем усилии. Он поднимался медленно, бесконечно долго, почти всю жизнь. Если бы ему сказали, что с момента падения рюкзака и до появления его очумелой головы на поверхности прошло всего девятнадцать секунд, он бы не поверил.
Когда круги перед глазами исчезли, а звон в ушах прекратился, Борис обнаружил, что Мартышки на плоту нет. Она болталась в воде возле плота, придерживаясь за него руками.
- Я ду... ма.. ла... ты упал... - сказала Мартышка, дыша так же часто и отрывисто, как Борис.
Она часто моргала, и то, что текло по ее щекам, было очень похоже на слезы.
Веника на плоту тоже не было. Когда рюкзак, а за ним Борис и Мартышка плюхнулись в воду, Веник решил, что это уже слишком. Он прыгнул вслед за ними, но тут же раскаялся: ноги его болтались в воде, не ощущая привычной опоры, и он чувствовал себя беспомощным. Как и все собаки, плавать он умел от рождения, но это открытие ничуть его не обрадовало. Он и сам не знал, зачем прыгнул в эту жидкую, мокрую и холодную воду.
На поверхности от Веника оставались только кусочек хвоста и голова с ушами, торчащими словно малярные кисти. Увидев Бориса, он подплыл к нему и попытался на него взобраться, положив передние ноги на его плечи. Впрочем, можно было подумать, что Веник приступил к спасательной операции.
Стряхнув собаку, Борис уцепился за плот рядом с Мартышкой.
- Упустил... - сообщил он. - Чуть бы пораньше...
- Ты нарочно нырнул?
- Неужели нечаянно...
- Что же теперь делать?
- Будем помирать.
Лжедмитриевна протянула Борису руку.
- Влезай. Я тебе помогу.
Борис презрительно фыркнул в воду, нырнул под плот и вынырнул с другой стороны.
За время всей этой возни их снесло назад. Упущенные весла болтались недалеко от плота: их сносило медленнее. Борис поплыл за ними.
На том берегу все это видели, хотя и не понимали, в чем дело. К плоту уже плыли трое. Когда Борис прибуксировал весла, можно было различить Стасика, Гену и Чижика.
Борис закинул весла на плот.
- Давай влезать одновременно, - сказал он Мартышке. - По счету три. Раз...
Борис и Мартышка с противоположных бортов, дрыгая ногами, втянули на плот по половинке туловища. Веник заскулил. Он не то чтобы твердо решил, что его бросают: это было бы стопроцентным предательством в таком положении, - он просто напоминал, что есть на свете такая собака Веник, которой не хотелось бы оставаться одной среди такого обширного и такого мокрого пространства.
Мартышка помогла Венику взобраться на бревна. Он тут же отряхнулся. Когда Веник вытряхивал последнюю мелкую водяную пыль, около него возникло радужное облако. Лжедмитриевна получила свою порцию душа. Ее это не огорчило, а Бориса не порадовало, что непременно произошло бы в другой обстановке: сейчас было не до мелкой мести.
Подплывшие ребята окружили плот, ухватились за него.
- Вы что тут кувыркаетесь? - спросил Стасик.
- Рюкзак упал, - сообщила Мартышка.
- Какой?
- С продуктами.
- Поймали?
Вопрос был излишним: все видели, что на плоту оставался только один рюкзак. Однако для подобного разбирательства место было не совсем подходящим. Плот продолжало сносить. Борис и Мартышка начали понемногу синеть, кожа их покрывалась пупырышками. И только Лжедмитриевна сидела неподвижно. Правда, на ребят она не смотрела, и можно было подумать, что она тоже переживает.
- Гребите, - сказал Стасик, - мы вас будем подталкивать.
Прежде чем Мартышка взяла весло, его неожиданно перехватила Лжедмитриевна. Совесть ее, что ли, заела или что-то другое - Борис не понял. Но, как и обычно, ничего хорошего из этого не получилось. Лжедмитриевна гребла, а неподвижная Мартышка мерзла все больше.
- Возьми весло, - сквозь зубы сказал Борис, увидев, как Мартышка потирает озябшие руки.
- Елена Дмитриевна, давайте я погребу, - попросила Мартышка.
- Замерзла?
- Ага.
- Накинь на себя что-нибудь.
Эта неожиданная заботливость возмутила Бориса.
- Я тебе говорю: возьми весло! - заорал он. Взрыв этот относился не к Мартышке, но она не поняла.
- Не кричи, - сказала она. - Ты еще молод на меня кричать.
Мартышка была старше Бориса примерно на полгода. Откуда она об этом знала - одном богу известно. Наверное, просто знала, и все. В другое время он бы возмутился. Он и сейчас слегка возмутился, но очень вяло. Все-таки Мартышка брякнулась с плота не зачем-нибудь, а для его же спасения. Конечно, спасти она никого не могла, но ведь хотела...
- Я не на тебя кричу, - пояснил Борис.
Мартышка снова не поняла. Обычно девочки гораздо лучше чувствуют психологические зигзаги. Мартышка не была исключением. Но в данную минуту ее интуиция находилась в замороженном состоянии.
- А на кого? - спросила она.
Вопрос остался без ответа. Лжедмитриевна внимательно взглянула на Бориса и передала Мартышке весло.
- Вы чего там ругаетесь? - спросили из воды. - Гребите сильней, мы замерзли.
- Плывите на берег, мы догребем, - посоветовал Борис.
- Точно?
- Точно.
Ребята отпустили плот и поплыли к берегу.
Тем временем Алексей Палыч нервно расхаживал вдоль кромки воды, то снимая, то надевая очки. Он постоянно справлялся у Шурика.
- Что там сейчас?
- Доплыли.
- А сейчас?
- Мартышка и ваш дружок залезли на плот.
- А сейчас?
- Плывут сюда.
- Никак не пойму: что там могло случиться?
- А ничего не случилось, раз не кричат. Может, просто решили искупаться на середине.
- Это по меньшей мере странно, - сказал Алексей Палыч.
- А вы-то что волнуетесь? Не вам отвечать.
- Странно ты рассуждаешь. За поход я не отвечаю, но есть еще такое понятие, как человеческая ответственность. Разве не ясно?
- Все ясно. Только не стоит из-за ерунды шум поднимать.
Что-то в ответах Шурика не нравилось Алексею Палычу. Повинуясь нечетким еще своим мыслям, он неожиданно спросил:
- А почему ты не поплыл?
- Надо кому-то на берегу остаться... А почему вы не поплыли?
- Я об этом жалею.
- Ну вот видите...
- Что я вижу?
- Что тоже не поплыли, - сказал Шурик. - Давайте костер разведем побольше. Сейчас приплывут - жрать захотят со страшной силой.
Последняя реплика не прошла мимо ушей Валентины, сидевшей подле костра.
- Скажи лучше, что сам хочешь.
- Ну и хочу. Ну и что? Нельзя?
- Не заработал еще.
- Не меньше тебя несу, - сказал Шурик. - Не больше тебя ем. Возражения есть?
- Хватит вам ссориться, - попросил Алексей Палыч.
- А мы и не ссоримся, - сказал Шурик. - Вполне нормальный разговор. Когда начнем ссориться, вы сразу поймете. Я вот, например, имею на вас зуб за кеды, но молчу: такой уговор - в походе ничего не выяснять.
- Мне кажется, что ты уже выясняешь? - сказал Алексей Палыч, стараясь придать своим словам форму деликатного вопроса. Он даже предоставил Шурику возможность для почетного отступления. - Или мне показалось?
Шурик возможностью воспользовался.
- Показалось. Все это - семечки.
Но Алексей Палыч, не чувствуя себя виноватым, все же понял, что Шурик не из тех, кто легко прощает обиды - как реальные, так и выдуманные.
Когда плот пристал к берегу, ребята собрались у костра. В суматохе тяжесть потери оценили не сразу, но постепенно до всех дошло, что это означает конец похода.
- Как это получилось? - спросил Стасик.
- Я не видел. Услышал, как плеснуло... только тогда...
- А ты?
- И я не видела, - сказала Марина. - Видела, как Боря нырнул. Я думала, он свалился.
- Может, плот сильно наклонили?
- Не наклоняли. Плыли спокойно. Мы ничего... Мы не виноваты.
- Но ведь кто-то виноват? - заявил Шурик. - Так не бывает, чтобы никто не виноват.
- Мы гребли... - сказал Борис и кивнул в сторону Лжедмитриевны. Она сидела... Она все видела.
Лжедмитриевна молчала, и на сей раз молчание ее было непонятно всей группе.
- Самый ценный рюкзак, - сказал Стасик. - Пускай бы любой другой. Я, конечно, тоже виноват. Но и вы могли сообразить - привязать!
- Любой другой сразу бы не утонул, - сказал Шурик. - А в этот, как нарочно, все банки напихали.
"А он нечаянно попал в точку, - подумал Алексей Палыч. - Не "как нарочно", а просто нарочно... Она сама уложила... А ведь по логике, при переправе самое ценное надо разделить, а не складывать в одно место."
Алексей Палыч понимал, что Лжедмитриевне придется прекратить поход и, значит, его цель будет достигнута. Но нельзя сказать, что он очень радовался в эту минуту. Он видел расстроенные лица ребят, их растерянность. Ребят было жалко. Алексей Палыч слегка раздваивался. Если бы была такая возможность, он сам сейчас нырнул бы за рюкзаком. Это лишний раз доказывает, что Алексей Палыч не был человеком железной воли, не умел идти к цели по прямой, что вообще-то не так и плохо, ибо люди, идущие к цели прямолинейно, не всегда смотрят, кто попадается им под ноги.
Ребята не решались обвинить Лжедмитриевну вслух. Они молчали. Молчание затягивалось, и становилось ясно, что на сей раз одним словом ей не отделаться.
Шурик продолжал затягивать петлю.
- Кто укладывал рюкзак на плот?
- Елена Дмитриевна, - сказала Марина.
Алексей Палыч, видевший уже на горизонте станцию, электричку и благополучное возвращение в Город, попытался смягчить обстановку.
- По-моему, - сказал он, - в данной ситуации это не имеет особого значения. Произошел несчастный случай. Нужно искать выход.
Ему никто не ответил. Молчание становилось уже совершенно невыносимым, оно грохотало в ушах сильней барабанов.
Лжедмитриевна подняла голову и сказала:
- Рюкзак задела я. Привязать просто не догадалась: я никогда раньше не плавала на плотах.
Алексей Палыч подумал, что все сказанное было правдой на сто процентов, если не считать слова "задела". Задеть и столкнуть понятия разные.
Как ни странно, признание Лжедмитриевны вызвало некоторое облегчение. Возможно, никому из ребят не хотелось произносить слова, которые напрашивались сами собой.
- Что делать дальше, будем решать коллективно, - сказала Лжедмитриевна.
- Сейчас бы хорошо коллективно поесть, - сказал Шурик.
- Хорошо, - сказала Лжедмитриевна, - давайте обыщем рюкзаки - у кого что осталось.
Ребята, словно обрадовавшись, что закончился этот тягостный разговор, бросились потрошить рюкзаки. Добыча оказалась невелика:
полбуханки черствого хлеба,
восемь конфет "Старт",
банка сгущенки,
начатая пачка чая,
лавровый лист и перец, взятые Геной для ухи.
Каждую вещь перетрясли несколько раз и набрали еще две пригоршни крупы пополам с мусором. Алексей Палыч и Борис, разумеется, ничего не могли внести, кроме идей.
Выходить было уже поздно. Сегодня решили дальше не двигаться, а хорошо все обдумать. Борис предложил поискать грибов: по его расчетам, они должны уже появиться. Борис и Алексей Палыч ушли в лес. Мартышка, уже на правах старой подруги, увязалась за ними.
Гена направился на берег ловить рыбу.
Валентина осталась выуживать крупинки из мусора.
Шурик расстелил палатку и улегся на нее мечтать об обеде.
Лжедмитриевна с необычным для нее рвением принялась носить к стоянке дрова.
В общем, все пока выглядело так, будто ничего страшного не произошло. Да и что может произойти в довольно населенном районе нашей перенаселенной планеты? Привыкнув к сытости, трудно представить себе голод.
Из ребят только Стасик и Чижик попытались решить проблему одним ударом. До вечера они болтались на плоту посреди озера, шаря по дну самодельной кошкой, но ничего не нашли.
Что же касается Веника, то, порыскав у костра, поискав рюкзак, начиненный вкусными запахами, он его не обнаружил, но выводов из этого не сделал.
НАЗАД ИДТИ
НЕЛЬЗЯ
Пологий склон тянулся вверх от озера; он порос густым осинником, кое-где попадались березы. В таком лесу как раз и должны расти первые грибы. Это Борис знал совершенно точно. Но грибы об этом, очевидно, не знали.
- Поднимемся повыше? - предложил Алексей Палыч.
- В бору сейчас делать нечего, - заявил Борис. - Разве горькушки...
- Боря, а какой гриб лучше всего? - спросила Мартышка.
- Тот, который в корзине. - Так говорил отец Бориса, гордившийся тем, что собирал только молоденькие, находя их чуть ли не под землей.
- А я думаю - сыроежки. Их можно есть сырыми.
- Где это написано?
- Нигде. По названию видно.
- Найдем - попробуй, - хмыкнул Борис.
Из всех грибов Мартышка четко могла распознать только мухомор, да и то потому, что дома был цветной телевизор. В ее семье грибами не увлекались. Борис и Алексей Палыч тоже не были знатоками. Они даже не подозревали, что съедобны почти все грибы. Из примерно тысячи пятисот видов съедобных они собрали всего несколько: белый, подосиновик, подберезовик, лисичку, волнушку, сыроежку, масленок. Все остальные на их языке именовались "поганками". Это общечеловеческое заблуждение приносит лесу большую пользу: кое-что в век тотального опустошения леса остается для животных и насекомых.
Первый гриб все же нашла Мартышка. Она радостно взвизгнула и бросилась к нему с такой скоростью, словно тот от нее убегал.
- Теперь можешь попробовать, - сказал Борис.
- Поганка?
- Сыроежка.
- Дай честное слово.
Борис молча пожал плечами: это уж точно - протяни ей палец, она до плеча руку отхватит.
Мартышка откусила кусочек сыроежки, пожевала и выплюнула.
- Горько... - сказала она с какой-то обидой, будто не гриб ее обманул, а Борис. - Почему ты меня не учишь грибы собирать?
Да, теперь уж получалось, что Борис ей как будто бы что-то должен. А он не любил ходить в должниках. Он и так уже чуть ли не превратился в подхалима, не нагрубив Мартышке ни разу за последние полчаса.
- Поменьше разговаривай, - сказал Борис. - Грибы шума не любят.
- Разве они слышат? - наивно спросила Мартышка.
Но цену ее наивности Борис уже знал.
- Не мешай.
- Попроси как следует, - тут же нашлась Мартышка.
Поняв, что любое его слово никогда не будет последним, Борис замолчал надолго. И сразу же начали попадаться грибы. Сначала два сросшихся черноголовика, затем семейство упругих рыжих лисичек. Все это отправилось в кепку. Еще черноголовик и маленький красный.
- Какой хорошенький, - сказала Мартышка. - Как называется?
- Подосиновик.
- А почему он рос под березой?
"О господи!" - произнес Борис мысленно. Вслух он заметил:
- Не он под ней, а она над ним росла.
Пока Мартышка пыталась разобраться в этой подозрительной фразе, Борис успел удрать к Алексею Палычу.
У Алексея Палыча дела шли похуже, но зато он нашел один белый.
- Не густо... - сказал Алексей Палыч. - Сухо, наверное.
Как и большинство грибников, Алексей Палыч был склонен обвинять не себя, а природу. Если грибник найдет мало грибов, то он всегда найдет много причин: мало дождей, много дождей, ранняя весна, поздняя весна, ночные заморозки, мало солнца и, годящаяся на все случаи, - "тут до нас целый полк прошел, все вытоптали".
На сей раз виноватым оказалось солнце, ну, а если добираться до самых корней, то Бюро прогнозов погоды, лишившее дождей целую область, вопреки своим показаниям. "Тюрьма по ним плачет" - так говорили в Кулеминске про метеорологов рыбаки, грибники и дачники. Алексей Палыч сначала помалкивал: образование он получил как раз в Метеорологическом институте, но со временем и он распоясался.
- Сухо, - повторил Алексей Палыч. - Да и вообще, в нашем положении грибы не спасение. Калорий на их сбор мы затрачиваем больше, чем получаем при еде. Впрочем, надеюсь, у нее хватит ума не настаивать на продолжении похода.
- Смешно говорить, - сказал Борис. - Остальные-то соображают... А рюкзак она нарочно столкнула. Я хоть и не видел... От края он лежал далеко, а ног у него нет.
- Вот это мне совсем непонятно. Казалось бы, она заинтересована в продолжении похода... Теперь ясно, что это невозможно. Что-то, Боря, концы с концами не сходятся.
Подошла Мартышка. Нет, не подошла - подбежала, задыхаясь от счастья. В руках она несла громадный белый гриб.
- Во какой! Это какой? - крикнула она, показывая Борису язык.
Но Борис знал цену таким шикарным грибам, особенно в сухое лето. Он взял "полковника" - так называли в Кулеминске белые - и безжалостно отломил половину его ноги. Мартышка ойкнула, словно это была ее собственная нога. Борис показал ей трухлявую половинку и отломил остаток. Гриб оказался весь источенным червями, а в шляпке они обнаружились в живом виде.
- Ну и что! - сопротивлялась Мартышка. - Симпатичные червяки. Их можно выгнать, а гриб засушить.
Борис протянул ей остатки "полковника".
- Выгоняй. Скажи им "кыш"!
Мартышка ударила Бориса по руке.
- Ты все умеешь испортить!
Пока Борис размышлял, что такого он тут напортил, Алексей Палыч, со свойственным ему стремлением к миру, выступил в роли огнетушителя.
- Марина, - сказал он голосом мягким, и призрак пальмовой ветви возник в его кулаке, - гриб твой прекрасен, но он червивый и в пищу не годится. Борис поступил правильно.
Но Мартышка мира не приняла.
- При чем тут пища! - закричала она. - Он такой красивый и большой! И я сама его нашла! При чем тут правильно-неправильно?! Ломайте свои!
Слегка обескураженный этим взрывом, Алексей Палыч чувствовал, что дело тут не в грибе. Кажется, Борис уничтожил не продукт, а нечто иное. Он понимал также, что сейчас не время для ссор, даже самых пустячных.
- Возьми мой, - предложил он примирительно. - Он тоже белый и совершенно чистый.
- А мне ваш не нужен! Мне нужен мой! И вообще, я дальше не пойду с вами!
Марина развернулась и побежала к берегу озера.
- Не заблудись! - крикнул ей вслед Алексей Палыч.
- Не заблудится, не беспокойтесь, - заметил Борис.
- А ты думай, прежде чем сказать или сделать.
- О чем думать?
- О том... - сказал Алексей Палыч туманно, ибо четко сформулировать свою мысль не успел. - О том самом, что ты не один на свете живешь. Кроме того, она первая предложила тебе свитер...
- Значит, я теперь всю жизнь должен кланяться?
- Довольно, - строго сказал Алексей Палыч, - не хватает еще, чтобы мы с тобой поссорились.
Борис слегка обиделся, но промолчал. Он не понял, почему Мартышка кричала на Алексея Палыча, а не на него. Он еще не научился понимать, что при ссоре двоих очень часто достается третьему, невиновному. Так же как сегодня на плоту попало Мартышке, хотя гнев Бориса был направлен на Лжедмитриевну.
Кроме того, мысли об утонувших продуктах постепенно, но неутомимо натягивали нервы всей группе. Бактерии ссоры плавали в воздухе невидимым облаком. Всем было обидно, что поход завершается, едва начавшись. Обида была общей, но растекалась она по разным каналам.
Как раз сейчас у костра Шурик ссорился с Валентиной из-за того, что отказался идти за водой.
Примерно в это время Гена не полез в воду отцеплять крючок, зацепившийся за камыш, а дернул с такой силой, что порвалась леска.
И даже Стасик и Чижик, устав от бесплодных поисков, перемолвились парочкой слов, совсем не относящихся к тому, чем они занимались.
После ухода Мартышки дело пошло побыстрей. Алексей Палыч и Борис не отвлекались на разговоры: впервые в жизни они искали грибы не для удовольствия, не ради грибного азарта, а с настойчивостью голодных людей. Это изменило психологию поиска. Алексей Палыч заметил, что глаза его стали зорче, безошибочно отсекали жухлые листья, световые пятна и другие "обманки". Зато почти полностью отключился слух - все органы чувств работали на желудок.
Кепка Бориса быстро наполнилась. Урожай состоял в основном из сыроежек с редкими, как сказал бы геолог, вкраплениями красных; белых грибов больше не попадалось.
Борис снял свитер, перетянул рукавами воротник; часа через полтора наполнился и свитер.
Когда Алексей Палыч и Борис вернулись к костру, все уже были там.
Стасик и Чижик сидели с понурым видом: они обшарили все дно по линии переправы, но кошка их не вытащила ничего, кроме куска сети. Это говорило о том, что озеро посещалось браконьерами. Встретить браконьеров было бы просто прекрасно, но надежды на это не было; сеть оказалась давнишней, совершенно гнилой.
Мартышка, в соответствии со своим городским воспитанием, забыла, зачем пошла в лес, и принесла букетик цветов. Практичный Шурик заметил, что цветы очень украсят ее могилу, когда она помрет с голоду.
Гена поймал три небольшие плотвицы и два озерных ерша, которые могли выглядеть рыбинами только под микроскопом.
И лишь Алексей Палыч и Борис принесли нечто существенное.
Целая куча грибов вызвала приступ оптимизма. Кто-то даже заметил, что в лесу не так уж и трудно прокормиться. Даже Шурик, центр управления которым помещался в желудке, поддался обману и побежал за водой.
Современная наука утверждает, что грибы на девяносто процентов состоят из воды. С этой точки зрения они скорее пригодны для умывания, чем для еды. Но ведь и в человеческом теле, даже в мозгу, воды больше, чем всего остального. Тем не менее, мы о себе довольно высокого мнения.
Борис сам почистил грибы. Котелок заполнился с верхом и еще осталось.
- Уварится, - сказал Борис.
Он оказался прав настолько, что это было уже излишним. По мере варки грибная куча оседала, таяла, словно состояла из снега. Чтобы хватило на всех, Борис прибавлял воды.
Калорий от этого не прибавлялось. Варево постепенно темнело, из серого становилось коричневым, приобрело цвет болотной воды и продолжало темнеть дальше.
Веник первым определил малосъедобность похлебки. Он долго принюхивался к незнакомому запаху, затем потерял к нему интерес, чихнул и отвернулся. Раскинув своими собачьими мозгами, он решил, что эта забава вечно продолжаться не может и скоро хозяевам придется достать что-нибудь съедобное.
- Ну скоро там?.. - спросил Шурик.
- Ты особенно не надейся, - утешил его Борис, - может, еще и есть не станешь.
- Зря ты червяков выскребал, - заметил Шурик. - Было бы с мясом...
Никто не засмеялся. Все понимали, что юмор Шурика идет из желудка. Между тем Алексею Палычу, по причине его технического образования, было поручено разделить последние полбуханки. Задача чисто геометрическая, но проводить перпендикуляры на хлебе оказалось трудней, чем на бумаге. Алексей Палыч волновался: за ним следили восемь пар глаз. Это были вовсе не те глаза, которые равнодушно наблюдают, как смахивают в ведро остатки хлеба со столов в школьной столовой. У него даже мелькнула мысль, что неплохо бы устроить в школе что-то вроде голодных дней - перестанут тогда швыряться кусками хлеба. Но тут же возникла мысль номер два: за одно только такое предложение его самого съедят как родители, так и начальство. И вторая мысль погасила первую.
Лжедмитриевна от своей порции отказалась.
- Елена Дмитриевна, этим вы никого не спасете, - сказал Стасик.
Алексей Палыч отметил, что с сегодняшнего дня Стасик имя руководительницы стал выговаривать совершенно четко. Не "Елена Дмитна" или "Елен Дмитрина", как раньше, а "Елена Дмитриевна", тщательно прожевывая каждую букву.
- Хлеба я не хочу, - сказала Лжедмитриевна.
- И суп не будете?
- Попробую.
- Борька, - спохватился Шурик, - а ты плёхни туда рыбу. Генка, почисти ее по-быстрому.
- Там и чистить нечего.
- Не хотите - я съем.
- Разварится, ты и не заметишь, - сказал Гена. - Пускай лучше Веник съест.
- Смотри, как бы самого Веника есть не пришлось. В некоторых странах, например, собак едят и не жалуются.
- Ты что, на самом деле смог бы?
- Думаешь, не вкусно?
- Я не про вкусно...
- А чего... - сказал Шурик. - Я, например, читал, что мы едим какую-то, может, миллионную часть из всего съедобного. Знаешь, как диверсантов готовят? Сбрасывают на парашюте в какие-нибудь джунгли... Никаких поселков, может, на тысячу километров нет. А у него ни продуктов, ни воды, ни оружия, ни спичек, ни компаса. Только нож. И он должен выйти в определенное место. Мы бы с тобой через несколько дней загнулись. А его специально обучали и воду добывать, и всякую дрянь есть. Вода есть во всех растениях, деревьях, он знает, в каких. Питаться может змеями, ящерицами, насекомыми, разными личинками. Он знает, какие не ядовитые и как их найти. Даже червяков едят.
- Это я знаю, - сказал Гена. - Он-то идет, а над ним вертолет...
- Никаких вертолетов. Если он из джунглей не выйдет, его даже искать не будут. Так и называется: испытание на выживание. Понимаешь? Если кто не справится, то пускай погибает: значит - слабак, а такие не нужны. Но они почти все выходят, потому что направление умеют определять без ошибок. Если нет личинок, ищут всякие корешки, растения. Даже знают, какие цветы съедобны. Голодают, конечно, но зато в живых остаются. А уж когда вернутся, им сразу и тушенку дают, и сахар, и колбасу - сколько хочешь.