Вздохнув, я стала заполнять протокол допроса.
— Как получилось, что он к вам подошел? — спросила я для разминки.
— Это я к нему подошла, — ответила Яна. — Я пришла на пляж с бутылкой пива, купила в ларьке на станции. А открывашки у меня не было. На пляже попробовала открыть бутылку об камень, потом об дерево, не получилось. А потом смотрю — на скамеечке сидит парень. Я к нему и подошла, — не откроешь, спрашиваю, бутылку? Он мне ее и открыл.
— Чем?
— Чем? — переспросила Яна. — Пистолетом.
— Чем-чем? — я даже поперхнулась.
— Пистолетом. Он что-то такое с ним сделал, как-то щелкнул, из пистолета такая штука высунулась, и он ею сорвал пробку.
Понятно, перевела я про себя: он поставил пистолет на затворную задержку, а когда отходит затворная рама, обнажается ствол; им упираются в пробку, а нижним выступом станины ее поддевают. Я столько раз видела этот фокус в милиции… Но маньяк-то каков! То, что он расхаживает с пистолетом, мы уже знаем. Но то, что он беззастенчиво светит его в общественных местах…
— Яна, а вы как на это отреагировали?
— А что такого? — не поняла Яна. — А, вы про то, что он с пистолетом? Ну и что? Сейчас многие с оружием ходят.
— А он никак не комментировал тот факт, что у него пистолет?
— Нет. Просто отдал мне бутылку, а пистолет убрал.
— Куда убрал?
— Сунул куда-то под куртку. На нем была такая курточка легонькая, под ней футболка, и он был в старых джинсах. Не фирменных. Вас же приметы интересуют?
Я кивнула, не отрываясь от протокола, и Яна продолжила:
— У него лицо такое… — она щелкнула пальцами, подыскивая определение, — простое. Такое крестьянское, круглое, обветрившееся. Глазки близко посаженные, губы узкие. В нижней губе кольцо, простенькое. Ему, кстати, не шло.
— А почему? — я подняла голову от протокола и посмотрела на Яну.
— Почему? Он не похож на человека, который ходит с пирсингом. Не тот тип. У него солдатская внешность, а пирсинг с ней диссонирует, — рассуждала Яна, а я думала, что еще до допроса Яны Кривенченко у меня складывалось впечатление, что пирсинг для маньяка — нечто чужеродное. Недаром у Вараксина он появился уже без кольца в губе.
— А что дальше было, Яна?
— А дальше я пошла, расстелила подстилку, разделась и легла. И через некоторое время подошел он. Присел на корточки, спросил, сколько мне лет и как меня зовут.
— Вы сказали?
— Я сказала.
— А он?
— А он стал спрашивать разные глупости. Вот на них я ему уже не отвечала.
— А конкретнее?
— Ну, нес всякую ахинею на половую тему. Испытываю ли я оргазм, — Яна хихикнула, — сколько у меня было половых партнеров…
— Про колготки не спрашивал?
— Спрашивал, а вы откуда знаете? — удивилась Яна. — А, он, наверное, у других девушек спрашивал про это?
— Да. Так что про колготки?
Яна нахмурила бровки, вспоминая.
— Сначала он спросил, не нужны ли мне колготки. Я ему не ответила. Он помолчал, потом стал спрашивать, как часто я их меняю, ношу ли рваные, — Яну все время разбирал смех, похоже, что она уже перестала бояться маньяка. Может, закинуть удочку про патрулирование?
— А потом он вдруг сорвался с места и ушел, — продолжила Яна. — в принципе, я даже огорчилась немного. Он меня забавлял.
— Вы его не боялись?
— Да нет, а чего его бояться?
— А зачем тогда заявление в милицию написали?
— А-а. За компанию с подругой. Вот она его испугалась. К ней он приставал на следующий день. Мы с ней договорились встретиться на пляже, она пришла раньше, он к ней пристал.
— Вы видели, как он приставал к вашей подруге? Вы имеете в виду Ольгу Малову? — я полистала копии заявлений.
— Ну да. Нет, он ушел еще до меня. Просто она мне рассказала — ну, один в один. И одет был так же. Она-то сразу побежала в милицию, и меня за компанию потащила. А там милиционер узнал, что и я его видела, и уговорил меня написать заявление. Кстати, Ольга сейчас ко мне зайдет.
Я чуть не захлопала в ладоши. Это было очень удачно, поскольку именно Маловой наш маньяк показывал свое студенческое удостоверение.
Мы с Яной скоротали время до прихода Маловой, оформляя протокол допроса: я писала, Яна читала и подписывала, и вот наконец раздался звонок в дверь.
Вопреки моим ожиданиям, Малова оказалась высокой девушкой. Правда, не худой, а достаточно крупной, и блондинкой, как и все остальные, но с тощими голенастыми ногами. Правда, как только я начала уточнять обстоятельства происшествия, все встало на свои места. Маньяк пристал к Ольге, когда она лежала на подстилке, и оценить ее ноги, а также рост он в полной мере не мог. Занервничав от его приставаний, Ольга вскочила, оказавшись на целую голову выше него, и он тут же ретировался.
Попутно я уточнила, в чем была Яна, когда подошла к парню на пляже; оказалось, в закрытом купальнике и обвязанном вокруг бедер парео.
Записав подробности стандартного диалога между девушкой и маньяком, я стала допрашивать Малову про студенческое удостоверение. Толку от ее показаний, к сожалению, было мало. Да, она запомнила имя в студенческом билете — Александр, но на фамилию внимания не обратила, может сказать только, что фамилия была короткая и несложная.
— Оля, а фотография в студенческом билете соответствовала его внешности?
— Ой, да что вы! — Ольга замахала на меня руками. — Я и не вглядывалась в фотографию, меня от страха колотило.
— Но имя-то все-таки запомнили?
— А имя запомнила потому, что он мое внимание на этом акцентировал. Он мне сунул под нос свой студбилет, и сказал — вот, смотри, это мой студенческий, я в медицинском учусь, и зовут меня Саша, вот смотри, в билете написано — Александр.
Я записала то, что мне сказала Ольга, отчетливо понимая, что в медицинском институте мы маньяка не найдем. Он слишком настойчиво показывал документ, слишком настойчиво упоминал, что зовут его Саша. У него наверняка чужие документы. А вот с пистолетом он обращается уверенно, и даже не боится демонстрировать его на пляже…
— Яна, а когда он на пляже открывал пистолетом пиво, кто-нибудь еще был поблизости?
— В смысле, мог ли еще кто-то видеть пистолет? — пухленькая Яна на секунду задумалась и тряхнула головой. — Да, кто-то был, какая-то парочка под кустом загорала, еще тетенька по пляжу ходила, пустые бутылки собирала…
Значит, он не боится демонстрировать наличие оружия. Имеет разрешение?
Когда я вышла на улицу, вместо прокуратурской машины меня ждал на своей “восьмерке” Васильков.
— О как! — удивилась я, открывая пассажирскую дверцу. — Как ты меня нашел?
— Неважно, главное — нашел.
— Что-то срочное?
— Во-первых, я заехал в пикет на “Звездной”, — отчитался Коленька. — Там сидит достаточно приятный парень, он сказал, что видел клиента, похожего по приметам, который терся у лотка “Олимпии”. Даже с железом в губе.
— Вот как?
— Да. Вараксина и компанию он знал, и еще удивлялся, куда они пропали. В общем, обещал помочь. Если клиент снова на рынке нарисуется, Романевский этот нам позвонит.
— Хорошо бы, — грустно сказала я и поделилась сомнениями насчет подлинности студенческой ксивы, которую маньяк предъявлял девушкам. Но Васильков не разделил моего упаднического настроения.
— Я и сам об этом думал, — сказал он, — нам надо искать студента, который утратил студбилет. Задача упрощается.
Студента, который утратил студбилет, Васильков нашел на третий день планового охмурежа девочек из деканатов. В Санитарно-гигиеническом институте быстро вспомнили, что Саша Романов с третьего курса терял билет в прошлом году, и даже вызвали этого Сашу с лекции. Коленька тут же притащил Сашу ко мне в прокуратуру.
Саша явно был не тем, кого мы так долго искали. Тщедушный и лысоватый, в огромных выпуклых очках, он к тому же производил впечатление человека сильно пьющего. При взгляде на него становилось понятно и без дополнительных разъяснений, при каких обстоятельствах он мог утратить документ.
Как только Саша открыл рот, обдав нас кислым запахом застарелого перегара, предположения наши блестяще подтвердились. Студент Романов в мае напился до галлюцинаций и очнулся в придорожной канаве под Октябрьской железной дорогой. При нем не было студенческого билета и тех жалких остатков денег, которые ему выдали на сдачу при покупке последней порции спиртного. Он не помнил, ни где пил, ни с кем, ни, тем более, как он очутился в придорожной канаве. Об утере студбилета ему пришлось заявить в деканат, поскольку он в июне собирался приобрести льготный железнодорожный билет и отбыть на каникулы в родную провинцию.
В хорошем темпе записав сбивчивые показания этого юного алкоголика, я ткнула пальцем туда, где он должен был расписаться, и как можно быстрее выставила его восвояси, сразу после его ухода открыв форточку.
В предъявлении его на опознание девушкам не было никакой необходимости, они описывали совершенно другого человека.
Между тем эксперты исследовали отпечаток обуви, оставленный на месте обнаружения трупа Красноперова. К моему глубокому разочарованию, это оказался не след кроссовки. Отпечаток был оставлен ботинком; единственное, что утешало — совпадала величина следов. Ботинок был тоже сорок второго размера.
Тупо уставясь в протокол допроса пьющего студента, я поинтересовалась у Василькова, не вернулся ли в Питер из своей командировки гражданин Островерхий, бывший владелец телефона, которым беззастенчиво попользовался разыскиваемый нами Петров.
— Сейчас узнаю, — с готовностью ответил Коленька, сделал пару звонков и доложил, что Островерхий будет к концу недели.
И мной, и Коленькой овладела апатия. Мы оба понимали, что настал такой момент в расследовании, когда новая информация уже ничего не добавит, надо анализировать уже имеющуюся, разгадка уже перед нами, надо только правильно собрать ответ из кусочков головоломки.
Мобильный телефон Василькова зазвонил как нельзя более кстати.
— Да, — сказал Коленька в трубку. — Лечу! — и отключился.
— Что? — я пожирала его глазами.
— Позвонил сержант из пикета на “Звездной”. Объявился наш клиент.
— Я с тобой, — вскочила я, но Коленька усадил меня на стул.
— Нечего. Тебя что, не учили? Следователь не должен лезть в оперативные мероприятия. Мало ли, его брать придется.
— Ерунда, — я вскочила снова. — Я не собираюсь лезть в оперативные мероприятия. Пока вы будете его брать, я посижу в пикете. А вдруг он начнет колоться? Тебе понадобится следователь.
— Ладно, поехали, — смирился Коленька, — но учти, если что, ты действительно будешь сидеть в пикете.
Сержант Романевский, крепенький симпатичный парень, ждал нас у выхода из метро. С Коленькой он поздоровался за руку, а на меня глянул вопросительно, и Васильков представил меня:
— Это следователь прокуратуры, Мария Сергеевна Швецова.
— Маша? — переспросил сержант. — Очень приятно. Саша, — и протянул мне свою руку.
— Мария Сергеевна, — уточнила я, пожимая протянутую руку. В конце концов, откуда сержанту из метрополитена быть знатоком приличий? Ну не знает он, что первой руку должна подавать женщина, ну и фиг с ним. Что это меняет? Но меня резануло это фамильярное “Маша”; это как раз та простота, которая, как известно, хуже воровства. Но тоже не смертельно. Вообще-то я в прокуратуре работаю, а не в посольстве, можно и стерпеть некоторые отступления от дворцового этикета.
— Друг, проводи Марию Сергеевну в пикет, — попросил Коленька, — и давай быстро показывай, где клиент.
Сержант в темпе отвел меня в пикет, где сидел его хмурый напарник, и предложил присесть в продавленное кресло. Я не отказалась; кресло занимало такую удобную позицию, что сидя в нем, я видела всех входящих, а они не сразу обращали на меня внимание. Одного только я не учла, плюхаясь в кресло, — что оно такое низкое. Да еще что-то больно вонзилось мне в филейную часть. Привстав, я обозрела вытертое сиденье, но никаких кнопок и гвоздей не обнаружила и осторожно уселась обратно. Наверное, пружина вылезала из измученного креслиного чрева…
Оставшийся в пикете милиционер и не думал развлекать меня разговорами. Более того, он демонстративно достал большую кружку, налил себе чаю и стал громко отхлебывать, не предлагая мне присоединиться. Ну и пожалуйста, подумала я. Откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и стала собирать воедино кусочки головоломки.
Наш злодей имеет оружие, скорее всего, на законных основаниях, и умеет с ним обращаться. Он стырил студенческий билет у Саши Романова, и я не сомневалась в том, что он же стырил мобильный телефон у господина Островерхого. Совпадение? Островерхий тоже спал в придорожной канаве?..
Мои размышления прервал скрип двери пикета. Дверь приоткрылась, и в крохотную милицейскую комнатенку сразу же ворвался гул махины метрополитена. Я вскинула глаза и встретилась взглядом с Алисой Кулиш, которая, заметив меня, молниеносно захлопнула дверь и испарилась.
— Тебе чего, девочка? — запоздало крикнул ей вслед милиционер. — Второй раз уже приходит, — поделился он со мной. — К Сашке, наверное, он девок любит.
Да, но фамилия его не Петров, с некоторым сожалением подумала я. Тут дверь снова хлопнула — это вернулись Васильков с сержантом. Вернулись ни с чем, это читалось на их расстроенных лицах.
— Ушел, — сказал Васильков, бухаясь на стул, и стукнул кулаком по стене.
— Я думал, что он, как всегда, будет долго там тусоваться, — оправдывался сержант. — А пока я вам звонить ходил, пока мы тут даму в пикет провожали…
— А чего ему тут долго тусоваться, если Вараксина с компанией на рынке уже нет, — с досадой заметил Васильков.
— Ну мало ли, что ему тут надо. Ты ж говорил, он и кроссовки на рынке покупал…
Я уже открыла было рот, чтобы поставить Василькова в известность о появлении в пикете Алисы Кулиш, но почему-то придержала язык. Сама не знаю, что на меня нашло, но сказала я ему про это только тогда, когда мы вышли из пикета.
— Вот чертова девчонка! Что ей тут надо? В Пинкертона играет? Доиграется, — Васильков был не в настроении.
— Она знает, что ее сестра покупала здесь, на “Звездной”, учебник, и скорее всего, познакомилась с убийцей.
— И что? Теперь она тут приключений ищет на свою задницу? Чтоб мы еще и ее труп поимели?
И вот тут-то, после гневной и в общем справедливой реплики Василькова, у меня в голове кое-что начало проясняться.
— Коленька… А что ты сказал этому сержанту? Ты говорил ему про трупы девочек?
— Нет. А что? — испугался Коленька.
— Да ничего, успокойся. Просто не хотелось бы утечки информации. Он ведь именно на “Звездной” работает, мало ли с кем он общается. Еще сболтнет ненароком… И потом, он не один в пикете.
— Я ему сказал, что меня интересует парень по убийству Вараксина. Сказал, что есть информация, что парень крышевал тут… — Коленька нахмурился, вспоминая, что еще он сболтнул в пикете.
— Хорошо. А кстати, как зовут напарника этого сержанта Романевского?
— Сейчас узнаем, — Коленька набрал по мобильнику номер пикета. — Романевского, пожалуйста. Саша, это Васильков из УРа. Как зовут твоего напарника? Да ничего особенного, просто интересуюсь. Вдруг придется обратиться. Как? Петров?! Тоже Саша?!
Коленька растерянно глянул на меня.
— Что будем делать?
— Давай для начала сядем в машину, — предложила я, — и спокойно все обсудим.
Коленьку трясло так, что он не мог попасть ключом в замок зажигания.
— Елки зеленые, — повторял он, — ведь я чуть не прокололся. На волосок был. Хорошо, что я с Романевским разговоры разговаривал за пределами пикета, в основном на улице! Как ты думаешь, он ничего напарнику не слил?
— Надо выяснить, какие у них отношения. И аккуратно обкладывать этого Петрова.
— Нет, ты понимаешь, как все приходится одно к одному?
— Конечно. Вот тебе и “крыша” над коммерсантами. Вот тебе и девятимиллиметровые пули. “ПМ” это был.
— Подожди! Он что, дурак, что ли, из табельного оружия людей валить?
— Он не дурак, Коленька. У нас что, хоть одна пуля есть в наличии? Или гильза?
— Тоже верно.
— Он мне, кстати, сразу не понравился, — наябедничала я. — Бирюк какой-то невежливый. Одно слово, маньяк.
— Точно, — поддакнул Васильков. — Хорошо, что я с ним на контакт не пошел.
— Между прочим, вот откуда у него студбилет Романова и телефон Островерхого. Наверняка оба пьяные попали в пикет. Он их и обобрал. И не надо шастать по придорожным канавам — деньги и ценности сами плывут сюда в карманах пьяных граждан.
— Согласен. Надо проверить его группу крови. По убийству Хворостовской известна группа спермы преступника.
— А как мы узнаем его группу?
— Что-нибудь придумаем.
— Стоп! — вдруг сказала я. — Ну, узнаем мы его группу крови. Это еще ни о чем не говорит. Ну, даже изымем его кроссовки; он в ответ нам может выдать какую-нибудь отмазку.
— Его Люда опознает, — подсказал Коленька, но я покачала головой.
— Опознает как человека, с которым вместе уходил Вараксин; причем, заметь, уходил добровольно. А то, что происходило на пляже, не содержит никакого состава преступления.
— На что ты намекаешь? Что у нас нет доказательств?
— Коленька. Доказательств полно. Но они все косвенные, у нас ни одной прямой улики нет.
— И что теперь?
— Все эти доказательства приобретут свое полновесное значение либо при наличии его признания…
— Либо?..
— Либо его нужно брать на эпизоде, — договорили мы с ним хором.
Единственная закавыка — это кольцо в губе. Как мог милиционер сделать себе пирсинг? Это у меня плохо укладывалось в голове. К тому же я не видела никаких дырок на губе у милиционера Петрова (правда, я не особо-то его рассматривала). Заросла дырочка? Или он ее маскирует?
В задумчивости я вошла домой и застала привычную картину — ребенок нажимает кнопки “Плейстейшена”, сидючи перед экраном. Я мимоходом кивнула ему и пошла на кухню, но была остановлена удивленным сыновьим возгласом:
— Мама, что это?
— Где? — я обернулась к нему, но он вскочил и забежал мне в тыл.
— Вот, — нагнувшись, он что-то снял с моей юбки.
— Что это, Гошенька?
Ребенок показывал мне зажатое между пальцами маленькое незамкнутое колечко из белого металла.
— Мамуля, ты что, решила сделать пирсинг на попе? — удивился он.
— Какой пирсинг? Да что это вообще такое и откуда взялось?
— Откуда взялось, это тебе лучше знать, — хитро прищурился сын. — А вообще это кольцо для пирсинга. Колись, зачем оно тебе?
Я вдруг вспомнила что-то острое, таившееся в продавленном кресле из пикета.
— Гоша, а бывают съемные кольца для пирсинга? Которые можно снимать и надевать, когда захочешь? Не прокалывая ничего?
— А я тебе о чем говорю? — Гошка нетерпеливо вздохнул и потряс блестящим колечком. — Вот, смотри.
Он ловко нацепил его себе на губу, и я непроизвольно стукнула его по пальцам, как маленького:
— Ты что, балда! Всякую дрянь в рот тянешь! Неизвестно, где оно валялось и кто его куда надевал!
Испугавшись, Гошка сорвал с губы кольцо и бросил мне в протянутую ладонь.
— Да ладно! Забирай.
Я положила колечко на край стола, обняла и поцеловала сына в макушку.
— Спасибо, Хрюндик. Теперь мне все ясно.
— Что тебе ясно? — запереживал Хрюндик, опасаясь подвоха.
— Ясно, как можно работать в милиции и носить кольцо в губе.
— А-а, — протянул Гошка. — Это в целях маскировки, да? В форме он как будто милиционер. А с кольцом в губе — как будто продвинутый пацан.
— Все всё понимают, — пробормотала я, подбрасывая колечко на ладони. — Одна я плутаю в темноте.
На следующий день мы с Васильковым поехали в прокуратуру метрополитена с просьбой показать нам какие-нибудь рапорта, материалы или книги, заполненные милиционерами из пикета на “Звездной”.
— Каким нарядом? Романевский — Петров? — уточнил молоденький помощник прокурора по надзору за милицией.
— Да-да, именно.
Помощник вытащил из сейфа кипу документов, долго в них копался, потом выловил бумажку и протянул нам. Мы с Васильковым одновременно вцепились в нее и потянули каждый к себе.
— Эй, эй! Не порвите мне документ, — предупредил помощник прокурора.
Мы наконец благополучно уложили бумажку на стол. Это был рапорт о задержании, составленный от имени милиционера Петрова. Я достала из сумки записную книжку Кати Кулиш и амбарную книгу фирмы “Олимпия”, открыла их на нужных страницах и сверила почерки. Конечно, потом я проведу почерковедческую экспертизу, но пока нам нужно было удостовериться, что почерки хотя бы похожи. И они были похожи. Несмотря на то, что рапорт и записи в книгах делались в разных условиях, имя “Александр Петров” в книжках писалось явно второпях, на ходу, это — совершенно очевидно — был почерк одного и того же человека.
Мы с Васильковым переглянулись.
— Так что можешь не переживать, что вы кого-то там упустили с Романевским. Наверняка этот твой сержант просто хотел услужить.
— Да, он парень такой, услужливый, — вслушиваясь в наш разговор, подтвердил помощник прокурора. — А что, сажать будете?
— Скорее всего, Петрова, — осторожно сказала я.
— Петрова? Он парень мутноватый, — согласился помпрокурора. — Оба они мутноватые. Взятка?
— Похоже, убийство, — я не стала вдаваться в подробности.
— Убийство? — удивился помощник. — Никогда бы не подумал.
— А у вас случайно нет книги учета задержанных за прошлый год?
— Этого пикета? — на всякий случай уточнил помощник.
— Да.
— Случайно есть, — улыбнулся он и выложил книгу на стол.
Нет, так повезти не может, приговаривала я, листая книгу дрожащими руками; это слишком, такого не бывает. Но факт был фактом, мне повезло: двенадцатого августа прошлого года нарядом Романевский — Петров на станции метро “Звездная” была задержана за попытку пройти через турникет без оплаты Наташа Хворостовская.
Хворостовской Петров звонил с трубки домой на следующий день после задержания, тринадцатого. А назавтра она была убита.
Записи о задержании Насти Полевич мы не нашли, но факт оставался фактом: Полевич занималась музыкой раз в неделю, ездила к учительнице на метро. И бесследно исчезла в районе станции метро “Звездная”.
Посмотреть книгу за этот год мы не могли, не придумав благовидного предлога, потому что она лежала в пикете. Не исключено, что там мы нашли бы фамилии Кулиш и Коровиной. Но с этим приходилось подождать — лучше не возбуждать у негодяя лишних подозрений.
Мы с Васильковым немножко поколебались, когда предъявлять Петрова на опознание Люде Хануриной: сейчас — негласно или после задержания официально, с понятыми и подставными. И сошлись на том, что лучше приберечь это опознание как доказательство, предъявить Петрова процессуально, на протокол. В конце концов, мы и так уже имеем достаточно оснований полагать, что Петров — это тот, кто нам нужен, и пока в подтверждении Люды не нуждаемся.
Когда мы выходили из прокуратуры метро, Васильков вдруг вспомнил, что запись в книжке Кати сделана на букву “В”, и задумался, что бы это значило.
— Ладно, возьмем негодяя, расколем, сам скажет.
— Лучше подумай, как нам его брать? — проворчала я. — Надо торопиться. Мы и так уже засветились. Да еще Алиса там бродит, как бы не наворотила чего-нибудь. Начнет с ним разговаривать на провокационные темы, намекать на свою сестру… Спугнем.
— Да, — скупо согласился Васильков. Мы оба замолчали и молчали до нашей прокуратуры, куда направлялись, чтобы выработать план действий. Было ясно, что нам нужна подсадная утка. И где же нам брать агентессу или сотрудницу, выглядящую так молодо, что она может сойти за пятнадцати-семнадцатилетнюю девочку: пухленькую, с пепельными волосами и толстыми ножками?
Именно такая девушка дожидалась нас в прокуратуре возле моего кабинета. При виде нас Алиса Кулиш вскочила со скамейки в коридоре и чуть не бросилась мне в ноги.
— Мария Сергеевна, я знаю, кто он!
Я завела ее в кабинет и усадила на стул.
— Алиса, — сказала я строго, — мы же с тобой договаривались, что ты не будешь заниматься самодеятельностью. Зачем ты ходила в пикет на “Звездной”?
— Как вы не понимаете! Он там работает! Убийца!
— Алиса!
— Ну что Алиса! — девчонка чуть не плакала, и у меня от жалости к ней заныло сердце. — Я могу доказать, что это он. Что это милиционер со станции “Звездная” убил Катю!
— Но ты же видишь, что мы тоже это знаем. Мы ведь работаем, уж доверь эту работу профессионалам. Не лезь ты сама никуда. Он ведь и тебя убить может.
— Ну и пусть! — запальчиво сказал Алиса. — Зато у вас появятся доказательства.
— Во-первых, нам не нужны доказательства, полученные такой ценой. А во-вторых, твои родители вряд ли скажут “ну и пусть”.
При упоминании о родителях Алиса притихла. И даже смахнула слезу. За ее спиной мы с Васильковым обменивались знаками. Васильков энергично махал рукой в сторону двери, а потом изображал решеточку из скрещенных пальцев — мол, гони ее отсюда поганой метлой, пусть сидит по месту жительства под домашним арестом. Я показывала, что это безнадежно, лучше нам контролировать ее.
— Как получилось, что он к вам подошел? — спросила я для разминки.
— Это я к нему подошла, — ответила Яна. — Я пришла на пляж с бутылкой пива, купила в ларьке на станции. А открывашки у меня не было. На пляже попробовала открыть бутылку об камень, потом об дерево, не получилось. А потом смотрю — на скамеечке сидит парень. Я к нему и подошла, — не откроешь, спрашиваю, бутылку? Он мне ее и открыл.
— Чем?
— Чем? — переспросила Яна. — Пистолетом.
— Чем-чем? — я даже поперхнулась.
— Пистолетом. Он что-то такое с ним сделал, как-то щелкнул, из пистолета такая штука высунулась, и он ею сорвал пробку.
Понятно, перевела я про себя: он поставил пистолет на затворную задержку, а когда отходит затворная рама, обнажается ствол; им упираются в пробку, а нижним выступом станины ее поддевают. Я столько раз видела этот фокус в милиции… Но маньяк-то каков! То, что он расхаживает с пистолетом, мы уже знаем. Но то, что он беззастенчиво светит его в общественных местах…
— Яна, а вы как на это отреагировали?
— А что такого? — не поняла Яна. — А, вы про то, что он с пистолетом? Ну и что? Сейчас многие с оружием ходят.
— А он никак не комментировал тот факт, что у него пистолет?
— Нет. Просто отдал мне бутылку, а пистолет убрал.
— Куда убрал?
— Сунул куда-то под куртку. На нем была такая курточка легонькая, под ней футболка, и он был в старых джинсах. Не фирменных. Вас же приметы интересуют?
Я кивнула, не отрываясь от протокола, и Яна продолжила:
— У него лицо такое… — она щелкнула пальцами, подыскивая определение, — простое. Такое крестьянское, круглое, обветрившееся. Глазки близко посаженные, губы узкие. В нижней губе кольцо, простенькое. Ему, кстати, не шло.
— А почему? — я подняла голову от протокола и посмотрела на Яну.
— Почему? Он не похож на человека, который ходит с пирсингом. Не тот тип. У него солдатская внешность, а пирсинг с ней диссонирует, — рассуждала Яна, а я думала, что еще до допроса Яны Кривенченко у меня складывалось впечатление, что пирсинг для маньяка — нечто чужеродное. Недаром у Вараксина он появился уже без кольца в губе.
— А что дальше было, Яна?
— А дальше я пошла, расстелила подстилку, разделась и легла. И через некоторое время подошел он. Присел на корточки, спросил, сколько мне лет и как меня зовут.
— Вы сказали?
— Я сказала.
— А он?
— А он стал спрашивать разные глупости. Вот на них я ему уже не отвечала.
— А конкретнее?
— Ну, нес всякую ахинею на половую тему. Испытываю ли я оргазм, — Яна хихикнула, — сколько у меня было половых партнеров…
— Про колготки не спрашивал?
— Спрашивал, а вы откуда знаете? — удивилась Яна. — А, он, наверное, у других девушек спрашивал про это?
— Да. Так что про колготки?
Яна нахмурила бровки, вспоминая.
— Сначала он спросил, не нужны ли мне колготки. Я ему не ответила. Он помолчал, потом стал спрашивать, как часто я их меняю, ношу ли рваные, — Яну все время разбирал смех, похоже, что она уже перестала бояться маньяка. Может, закинуть удочку про патрулирование?
— А потом он вдруг сорвался с места и ушел, — продолжила Яна. — в принципе, я даже огорчилась немного. Он меня забавлял.
— Вы его не боялись?
— Да нет, а чего его бояться?
— А зачем тогда заявление в милицию написали?
— А-а. За компанию с подругой. Вот она его испугалась. К ней он приставал на следующий день. Мы с ней договорились встретиться на пляже, она пришла раньше, он к ней пристал.
— Вы видели, как он приставал к вашей подруге? Вы имеете в виду Ольгу Малову? — я полистала копии заявлений.
— Ну да. Нет, он ушел еще до меня. Просто она мне рассказала — ну, один в один. И одет был так же. Она-то сразу побежала в милицию, и меня за компанию потащила. А там милиционер узнал, что и я его видела, и уговорил меня написать заявление. Кстати, Ольга сейчас ко мне зайдет.
Я чуть не захлопала в ладоши. Это было очень удачно, поскольку именно Маловой наш маньяк показывал свое студенческое удостоверение.
Мы с Яной скоротали время до прихода Маловой, оформляя протокол допроса: я писала, Яна читала и подписывала, и вот наконец раздался звонок в дверь.
Вопреки моим ожиданиям, Малова оказалась высокой девушкой. Правда, не худой, а достаточно крупной, и блондинкой, как и все остальные, но с тощими голенастыми ногами. Правда, как только я начала уточнять обстоятельства происшествия, все встало на свои места. Маньяк пристал к Ольге, когда она лежала на подстилке, и оценить ее ноги, а также рост он в полной мере не мог. Занервничав от его приставаний, Ольга вскочила, оказавшись на целую голову выше него, и он тут же ретировался.
Попутно я уточнила, в чем была Яна, когда подошла к парню на пляже; оказалось, в закрытом купальнике и обвязанном вокруг бедер парео.
Записав подробности стандартного диалога между девушкой и маньяком, я стала допрашивать Малову про студенческое удостоверение. Толку от ее показаний, к сожалению, было мало. Да, она запомнила имя в студенческом билете — Александр, но на фамилию внимания не обратила, может сказать только, что фамилия была короткая и несложная.
— Оля, а фотография в студенческом билете соответствовала его внешности?
— Ой, да что вы! — Ольга замахала на меня руками. — Я и не вглядывалась в фотографию, меня от страха колотило.
— Но имя-то все-таки запомнили?
— А имя запомнила потому, что он мое внимание на этом акцентировал. Он мне сунул под нос свой студбилет, и сказал — вот, смотри, это мой студенческий, я в медицинском учусь, и зовут меня Саша, вот смотри, в билете написано — Александр.
Я записала то, что мне сказала Ольга, отчетливо понимая, что в медицинском институте мы маньяка не найдем. Он слишком настойчиво показывал документ, слишком настойчиво упоминал, что зовут его Саша. У него наверняка чужие документы. А вот с пистолетом он обращается уверенно, и даже не боится демонстрировать его на пляже…
— Яна, а когда он на пляже открывал пистолетом пиво, кто-нибудь еще был поблизости?
— В смысле, мог ли еще кто-то видеть пистолет? — пухленькая Яна на секунду задумалась и тряхнула головой. — Да, кто-то был, какая-то парочка под кустом загорала, еще тетенька по пляжу ходила, пустые бутылки собирала…
Значит, он не боится демонстрировать наличие оружия. Имеет разрешение?
Когда я вышла на улицу, вместо прокуратурской машины меня ждал на своей “восьмерке” Васильков.
— О как! — удивилась я, открывая пассажирскую дверцу. — Как ты меня нашел?
— Неважно, главное — нашел.
— Что-то срочное?
— Во-первых, я заехал в пикет на “Звездной”, — отчитался Коленька. — Там сидит достаточно приятный парень, он сказал, что видел клиента, похожего по приметам, который терся у лотка “Олимпии”. Даже с железом в губе.
— Вот как?
— Да. Вараксина и компанию он знал, и еще удивлялся, куда они пропали. В общем, обещал помочь. Если клиент снова на рынке нарисуется, Романевский этот нам позвонит.
— Хорошо бы, — грустно сказала я и поделилась сомнениями насчет подлинности студенческой ксивы, которую маньяк предъявлял девушкам. Но Васильков не разделил моего упаднического настроения.
— Я и сам об этом думал, — сказал он, — нам надо искать студента, который утратил студбилет. Задача упрощается.
Студента, который утратил студбилет, Васильков нашел на третий день планового охмурежа девочек из деканатов. В Санитарно-гигиеническом институте быстро вспомнили, что Саша Романов с третьего курса терял билет в прошлом году, и даже вызвали этого Сашу с лекции. Коленька тут же притащил Сашу ко мне в прокуратуру.
Саша явно был не тем, кого мы так долго искали. Тщедушный и лысоватый, в огромных выпуклых очках, он к тому же производил впечатление человека сильно пьющего. При взгляде на него становилось понятно и без дополнительных разъяснений, при каких обстоятельствах он мог утратить документ.
Как только Саша открыл рот, обдав нас кислым запахом застарелого перегара, предположения наши блестяще подтвердились. Студент Романов в мае напился до галлюцинаций и очнулся в придорожной канаве под Октябрьской железной дорогой. При нем не было студенческого билета и тех жалких остатков денег, которые ему выдали на сдачу при покупке последней порции спиртного. Он не помнил, ни где пил, ни с кем, ни, тем более, как он очутился в придорожной канаве. Об утере студбилета ему пришлось заявить в деканат, поскольку он в июне собирался приобрести льготный железнодорожный билет и отбыть на каникулы в родную провинцию.
В хорошем темпе записав сбивчивые показания этого юного алкоголика, я ткнула пальцем туда, где он должен был расписаться, и как можно быстрее выставила его восвояси, сразу после его ухода открыв форточку.
В предъявлении его на опознание девушкам не было никакой необходимости, они описывали совершенно другого человека.
Между тем эксперты исследовали отпечаток обуви, оставленный на месте обнаружения трупа Красноперова. К моему глубокому разочарованию, это оказался не след кроссовки. Отпечаток был оставлен ботинком; единственное, что утешало — совпадала величина следов. Ботинок был тоже сорок второго размера.
Тупо уставясь в протокол допроса пьющего студента, я поинтересовалась у Василькова, не вернулся ли в Питер из своей командировки гражданин Островерхий, бывший владелец телефона, которым беззастенчиво попользовался разыскиваемый нами Петров.
— Сейчас узнаю, — с готовностью ответил Коленька, сделал пару звонков и доложил, что Островерхий будет к концу недели.
И мной, и Коленькой овладела апатия. Мы оба понимали, что настал такой момент в расследовании, когда новая информация уже ничего не добавит, надо анализировать уже имеющуюся, разгадка уже перед нами, надо только правильно собрать ответ из кусочков головоломки.
Мобильный телефон Василькова зазвонил как нельзя более кстати.
— Да, — сказал Коленька в трубку. — Лечу! — и отключился.
— Что? — я пожирала его глазами.
— Позвонил сержант из пикета на “Звездной”. Объявился наш клиент.
— Я с тобой, — вскочила я, но Коленька усадил меня на стул.
— Нечего. Тебя что, не учили? Следователь не должен лезть в оперативные мероприятия. Мало ли, его брать придется.
— Ерунда, — я вскочила снова. — Я не собираюсь лезть в оперативные мероприятия. Пока вы будете его брать, я посижу в пикете. А вдруг он начнет колоться? Тебе понадобится следователь.
— Ладно, поехали, — смирился Коленька, — но учти, если что, ты действительно будешь сидеть в пикете.
Сержант Романевский, крепенький симпатичный парень, ждал нас у выхода из метро. С Коленькой он поздоровался за руку, а на меня глянул вопросительно, и Васильков представил меня:
— Это следователь прокуратуры, Мария Сергеевна Швецова.
— Маша? — переспросил сержант. — Очень приятно. Саша, — и протянул мне свою руку.
— Мария Сергеевна, — уточнила я, пожимая протянутую руку. В конце концов, откуда сержанту из метрополитена быть знатоком приличий? Ну не знает он, что первой руку должна подавать женщина, ну и фиг с ним. Что это меняет? Но меня резануло это фамильярное “Маша”; это как раз та простота, которая, как известно, хуже воровства. Но тоже не смертельно. Вообще-то я в прокуратуре работаю, а не в посольстве, можно и стерпеть некоторые отступления от дворцового этикета.
— Друг, проводи Марию Сергеевну в пикет, — попросил Коленька, — и давай быстро показывай, где клиент.
Сержант в темпе отвел меня в пикет, где сидел его хмурый напарник, и предложил присесть в продавленное кресло. Я не отказалась; кресло занимало такую удобную позицию, что сидя в нем, я видела всех входящих, а они не сразу обращали на меня внимание. Одного только я не учла, плюхаясь в кресло, — что оно такое низкое. Да еще что-то больно вонзилось мне в филейную часть. Привстав, я обозрела вытертое сиденье, но никаких кнопок и гвоздей не обнаружила и осторожно уселась обратно. Наверное, пружина вылезала из измученного креслиного чрева…
Оставшийся в пикете милиционер и не думал развлекать меня разговорами. Более того, он демонстративно достал большую кружку, налил себе чаю и стал громко отхлебывать, не предлагая мне присоединиться. Ну и пожалуйста, подумала я. Откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и стала собирать воедино кусочки головоломки.
Наш злодей имеет оружие, скорее всего, на законных основаниях, и умеет с ним обращаться. Он стырил студенческий билет у Саши Романова, и я не сомневалась в том, что он же стырил мобильный телефон у господина Островерхого. Совпадение? Островерхий тоже спал в придорожной канаве?..
Мои размышления прервал скрип двери пикета. Дверь приоткрылась, и в крохотную милицейскую комнатенку сразу же ворвался гул махины метрополитена. Я вскинула глаза и встретилась взглядом с Алисой Кулиш, которая, заметив меня, молниеносно захлопнула дверь и испарилась.
— Тебе чего, девочка? — запоздало крикнул ей вслед милиционер. — Второй раз уже приходит, — поделился он со мной. — К Сашке, наверное, он девок любит.
Да, но фамилия его не Петров, с некоторым сожалением подумала я. Тут дверь снова хлопнула — это вернулись Васильков с сержантом. Вернулись ни с чем, это читалось на их расстроенных лицах.
— Ушел, — сказал Васильков, бухаясь на стул, и стукнул кулаком по стене.
— Я думал, что он, как всегда, будет долго там тусоваться, — оправдывался сержант. — А пока я вам звонить ходил, пока мы тут даму в пикет провожали…
— А чего ему тут долго тусоваться, если Вараксина с компанией на рынке уже нет, — с досадой заметил Васильков.
— Ну мало ли, что ему тут надо. Ты ж говорил, он и кроссовки на рынке покупал…
Я уже открыла было рот, чтобы поставить Василькова в известность о появлении в пикете Алисы Кулиш, но почему-то придержала язык. Сама не знаю, что на меня нашло, но сказала я ему про это только тогда, когда мы вышли из пикета.
— Вот чертова девчонка! Что ей тут надо? В Пинкертона играет? Доиграется, — Васильков был не в настроении.
— Она знает, что ее сестра покупала здесь, на “Звездной”, учебник, и скорее всего, познакомилась с убийцей.
— И что? Теперь она тут приключений ищет на свою задницу? Чтоб мы еще и ее труп поимели?
И вот тут-то, после гневной и в общем справедливой реплики Василькова, у меня в голове кое-что начало проясняться.
— Коленька… А что ты сказал этому сержанту? Ты говорил ему про трупы девочек?
— Нет. А что? — испугался Коленька.
— Да ничего, успокойся. Просто не хотелось бы утечки информации. Он ведь именно на “Звездной” работает, мало ли с кем он общается. Еще сболтнет ненароком… И потом, он не один в пикете.
— Я ему сказал, что меня интересует парень по убийству Вараксина. Сказал, что есть информация, что парень крышевал тут… — Коленька нахмурился, вспоминая, что еще он сболтнул в пикете.
— Хорошо. А кстати, как зовут напарника этого сержанта Романевского?
— Сейчас узнаем, — Коленька набрал по мобильнику номер пикета. — Романевского, пожалуйста. Саша, это Васильков из УРа. Как зовут твоего напарника? Да ничего особенного, просто интересуюсь. Вдруг придется обратиться. Как? Петров?! Тоже Саша?!
Коленька растерянно глянул на меня.
— Что будем делать?
— Давай для начала сядем в машину, — предложила я, — и спокойно все обсудим.
Коленьку трясло так, что он не мог попасть ключом в замок зажигания.
— Елки зеленые, — повторял он, — ведь я чуть не прокололся. На волосок был. Хорошо, что я с Романевским разговоры разговаривал за пределами пикета, в основном на улице! Как ты думаешь, он ничего напарнику не слил?
— Надо выяснить, какие у них отношения. И аккуратно обкладывать этого Петрова.
— Нет, ты понимаешь, как все приходится одно к одному?
— Конечно. Вот тебе и “крыша” над коммерсантами. Вот тебе и девятимиллиметровые пули. “ПМ” это был.
— Подожди! Он что, дурак, что ли, из табельного оружия людей валить?
— Он не дурак, Коленька. У нас что, хоть одна пуля есть в наличии? Или гильза?
— Тоже верно.
— Он мне, кстати, сразу не понравился, — наябедничала я. — Бирюк какой-то невежливый. Одно слово, маньяк.
— Точно, — поддакнул Васильков. — Хорошо, что я с ним на контакт не пошел.
— Между прочим, вот откуда у него студбилет Романова и телефон Островерхого. Наверняка оба пьяные попали в пикет. Он их и обобрал. И не надо шастать по придорожным канавам — деньги и ценности сами плывут сюда в карманах пьяных граждан.
— Согласен. Надо проверить его группу крови. По убийству Хворостовской известна группа спермы преступника.
— А как мы узнаем его группу?
— Что-нибудь придумаем.
— Стоп! — вдруг сказала я. — Ну, узнаем мы его группу крови. Это еще ни о чем не говорит. Ну, даже изымем его кроссовки; он в ответ нам может выдать какую-нибудь отмазку.
— Его Люда опознает, — подсказал Коленька, но я покачала головой.
— Опознает как человека, с которым вместе уходил Вараксин; причем, заметь, уходил добровольно. А то, что происходило на пляже, не содержит никакого состава преступления.
— На что ты намекаешь? Что у нас нет доказательств?
— Коленька. Доказательств полно. Но они все косвенные, у нас ни одной прямой улики нет.
— И что теперь?
— Все эти доказательства приобретут свое полновесное значение либо при наличии его признания…
— Либо?..
— Либо его нужно брать на эпизоде, — договорили мы с ним хором.
* * *
Я была собой недовольна. Какая я дура, твердила я про себя по дороге домой. Как я могла раньше не понять, что наш маньяк — милиционер?! Только идиотка могла придумывать, почему же это преступник не стесняется показывать пистолет на людях — да ксива у него милицейская — вот почему!Единственная закавыка — это кольцо в губе. Как мог милиционер сделать себе пирсинг? Это у меня плохо укладывалось в голове. К тому же я не видела никаких дырок на губе у милиционера Петрова (правда, я не особо-то его рассматривала). Заросла дырочка? Или он ее маскирует?
В задумчивости я вошла домой и застала привычную картину — ребенок нажимает кнопки “Плейстейшена”, сидючи перед экраном. Я мимоходом кивнула ему и пошла на кухню, но была остановлена удивленным сыновьим возгласом:
— Мама, что это?
— Где? — я обернулась к нему, но он вскочил и забежал мне в тыл.
— Вот, — нагнувшись, он что-то снял с моей юбки.
— Что это, Гошенька?
Ребенок показывал мне зажатое между пальцами маленькое незамкнутое колечко из белого металла.
— Мамуля, ты что, решила сделать пирсинг на попе? — удивился он.
— Какой пирсинг? Да что это вообще такое и откуда взялось?
— Откуда взялось, это тебе лучше знать, — хитро прищурился сын. — А вообще это кольцо для пирсинга. Колись, зачем оно тебе?
Я вдруг вспомнила что-то острое, таившееся в продавленном кресле из пикета.
— Гоша, а бывают съемные кольца для пирсинга? Которые можно снимать и надевать, когда захочешь? Не прокалывая ничего?
— А я тебе о чем говорю? — Гошка нетерпеливо вздохнул и потряс блестящим колечком. — Вот, смотри.
Он ловко нацепил его себе на губу, и я непроизвольно стукнула его по пальцам, как маленького:
— Ты что, балда! Всякую дрянь в рот тянешь! Неизвестно, где оно валялось и кто его куда надевал!
Испугавшись, Гошка сорвал с губы кольцо и бросил мне в протянутую ладонь.
— Да ладно! Забирай.
Я положила колечко на край стола, обняла и поцеловала сына в макушку.
— Спасибо, Хрюндик. Теперь мне все ясно.
— Что тебе ясно? — запереживал Хрюндик, опасаясь подвоха.
— Ясно, как можно работать в милиции и носить кольцо в губе.
— А-а, — протянул Гошка. — Это в целях маскировки, да? В форме он как будто милиционер. А с кольцом в губе — как будто продвинутый пацан.
— Все всё понимают, — пробормотала я, подбрасывая колечко на ладони. — Одна я плутаю в темноте.
На следующий день мы с Васильковым поехали в прокуратуру метрополитена с просьбой показать нам какие-нибудь рапорта, материалы или книги, заполненные милиционерами из пикета на “Звездной”.
— Каким нарядом? Романевский — Петров? — уточнил молоденький помощник прокурора по надзору за милицией.
— Да-да, именно.
Помощник вытащил из сейфа кипу документов, долго в них копался, потом выловил бумажку и протянул нам. Мы с Васильковым одновременно вцепились в нее и потянули каждый к себе.
— Эй, эй! Не порвите мне документ, — предупредил помощник прокурора.
Мы наконец благополучно уложили бумажку на стол. Это был рапорт о задержании, составленный от имени милиционера Петрова. Я достала из сумки записную книжку Кати Кулиш и амбарную книгу фирмы “Олимпия”, открыла их на нужных страницах и сверила почерки. Конечно, потом я проведу почерковедческую экспертизу, но пока нам нужно было удостовериться, что почерки хотя бы похожи. И они были похожи. Несмотря на то, что рапорт и записи в книгах делались в разных условиях, имя “Александр Петров” в книжках писалось явно второпях, на ходу, это — совершенно очевидно — был почерк одного и того же человека.
Мы с Васильковым переглянулись.
— Так что можешь не переживать, что вы кого-то там упустили с Романевским. Наверняка этот твой сержант просто хотел услужить.
— Да, он парень такой, услужливый, — вслушиваясь в наш разговор, подтвердил помощник прокурора. — А что, сажать будете?
— Скорее всего, Петрова, — осторожно сказала я.
— Петрова? Он парень мутноватый, — согласился помпрокурора. — Оба они мутноватые. Взятка?
— Похоже, убийство, — я не стала вдаваться в подробности.
— Убийство? — удивился помощник. — Никогда бы не подумал.
— А у вас случайно нет книги учета задержанных за прошлый год?
— Этого пикета? — на всякий случай уточнил помощник.
— Да.
— Случайно есть, — улыбнулся он и выложил книгу на стол.
Нет, так повезти не может, приговаривала я, листая книгу дрожащими руками; это слишком, такого не бывает. Но факт был фактом, мне повезло: двенадцатого августа прошлого года нарядом Романевский — Петров на станции метро “Звездная” была задержана за попытку пройти через турникет без оплаты Наташа Хворостовская.
Хворостовской Петров звонил с трубки домой на следующий день после задержания, тринадцатого. А назавтра она была убита.
Записи о задержании Насти Полевич мы не нашли, но факт оставался фактом: Полевич занималась музыкой раз в неделю, ездила к учительнице на метро. И бесследно исчезла в районе станции метро “Звездная”.
Посмотреть книгу за этот год мы не могли, не придумав благовидного предлога, потому что она лежала в пикете. Не исключено, что там мы нашли бы фамилии Кулиш и Коровиной. Но с этим приходилось подождать — лучше не возбуждать у негодяя лишних подозрений.
Мы с Васильковым немножко поколебались, когда предъявлять Петрова на опознание Люде Хануриной: сейчас — негласно или после задержания официально, с понятыми и подставными. И сошлись на том, что лучше приберечь это опознание как доказательство, предъявить Петрова процессуально, на протокол. В конце концов, мы и так уже имеем достаточно оснований полагать, что Петров — это тот, кто нам нужен, и пока в подтверждении Люды не нуждаемся.
Когда мы выходили из прокуратуры метро, Васильков вдруг вспомнил, что запись в книжке Кати сделана на букву “В”, и задумался, что бы это значило.
— Ладно, возьмем негодяя, расколем, сам скажет.
— Лучше подумай, как нам его брать? — проворчала я. — Надо торопиться. Мы и так уже засветились. Да еще Алиса там бродит, как бы не наворотила чего-нибудь. Начнет с ним разговаривать на провокационные темы, намекать на свою сестру… Спугнем.
— Да, — скупо согласился Васильков. Мы оба замолчали и молчали до нашей прокуратуры, куда направлялись, чтобы выработать план действий. Было ясно, что нам нужна подсадная утка. И где же нам брать агентессу или сотрудницу, выглядящую так молодо, что она может сойти за пятнадцати-семнадцатилетнюю девочку: пухленькую, с пепельными волосами и толстыми ножками?
Именно такая девушка дожидалась нас в прокуратуре возле моего кабинета. При виде нас Алиса Кулиш вскочила со скамейки в коридоре и чуть не бросилась мне в ноги.
— Мария Сергеевна, я знаю, кто он!
Я завела ее в кабинет и усадила на стул.
— Алиса, — сказала я строго, — мы же с тобой договаривались, что ты не будешь заниматься самодеятельностью. Зачем ты ходила в пикет на “Звездной”?
— Как вы не понимаете! Он там работает! Убийца!
— Алиса!
— Ну что Алиса! — девчонка чуть не плакала, и у меня от жалости к ней заныло сердце. — Я могу доказать, что это он. Что это милиционер со станции “Звездная” убил Катю!
— Но ты же видишь, что мы тоже это знаем. Мы ведь работаем, уж доверь эту работу профессионалам. Не лезь ты сама никуда. Он ведь и тебя убить может.
— Ну и пусть! — запальчиво сказал Алиса. — Зато у вас появятся доказательства.
— Во-первых, нам не нужны доказательства, полученные такой ценой. А во-вторых, твои родители вряд ли скажут “ну и пусть”.
При упоминании о родителях Алиса притихла. И даже смахнула слезу. За ее спиной мы с Васильковым обменивались знаками. Васильков энергично махал рукой в сторону двери, а потом изображал решеточку из скрещенных пальцев — мол, гони ее отсюда поганой метлой, пусть сидит по месту жительства под домашним арестом. Я показывала, что это безнадежно, лучше нам контролировать ее.