Глава 24

   – Да, вот я и говорю, – жаловалась кассирша на почте какой-то толстой даме, которая искала деньги в кошельке. – Вот такая уж у нас зима!
   Штеффи ждала своей очереди. После школы она обычно заходила на почту и спрашивала письма. Вдруг пришло письмо от мамы с папой?
   – Да, вот досада, – сказала дама и выудила банкноту. – Даже моя старая матушка, а ей уже за восемьдесят, не может припомнить подобного холода.
   – А море замерзло на много километров, – сказала кассирша.
   – Да, сейчас наверняка можно дойти по льду до Хьювика.
   Штеффи навострила уши. Хьювик располагался на большой земле к северу от Гётеборга. Подумать только, туда можно дойти!
   Корабли в порту стояли вмерзшие. Рыбаки были вынуждены прорубать торосы и тащить лодки по льду в открытое море. Когда дядя Эверт вернулся домой, его рабочая одежда была заледеневшей, как броня.
   – Это из-за войны? – спросила кассирша. – Как вы думаете, фру Петерсон?
   – Кто знает? – ответила дама и покачала головой. – Тяжелые времена.
   – Тяжелые времена, – согласилась кассирша и протянула ей сдачу.
   Фру Петерссон взяла свою бандероль и попрощалась.
   Наконец-то подошла очередь Штеффи.
   – Здравствуйте, есть ли что-нибудь для Янсонов?
   – Здравствуй, – сказала кассирша. – Я погляжу.
   Она поискала в своих ящичках и покачала головой.
   – Ничего.
   Штеффи закусила губу. Она с Рождества не получала писем из дома. И Нелли тоже.
   – Подожди, – сказала кассирша. – Оно могло завалиться не туда. Я еще раз посмотрю.
   Она снова поискала, но ничего не нашла.
   – Наверняка оно скоро придет, вот увидишь, – утешала кассирша Штеффи. – Загляни-ка завтра, может быть, письмо уже будет здесь.
   – Спасибо, – сказала Штеффи.
   Снег скрипел под подошвами, когда она вышла на лестницу. Зимние ботинки, купленные в прошлом году, немного жали, но она не хотела просить тетю Марту о новой паре.
   Сильвия и Барбру шли к магазину. На Сильвии была шапка из пушистого белого кроличьего меха. У Барбру была такая же, но серая. Вот какую шапку нужно носить зимой. А не такую, как у Штеффи, вязаную, с кисточкой.
   – Чего уставилась? – сказала Сильвия.
   – Ничего.
   – Ни-чего, – передразнила Сильвия. – Нужно произносить «ничево». Учи шведский, если собираешься здесь жить.
   Штеффи не ответила. Она сделала несколько шагов, чтобы пройти мимо них, но Сильвия и Барбру перегородили ей путь.
   – Пропусти меня, – сказала Штеффи.
   – Жаль, что ты спешишь, – сказала Сильвия. – А мы думали поучить тебя немного шведскому языку. Скажи «ничево».
   – Ничево, – Штеффи старалась произнести слово так, чтобы «г» не было слышно.
   – Что ты думаешь? – спросила Сильвия Барбру. – Это похоже на шведский?
   – Нет, – ответила та.
   – Тебе замечание, – сказала Сильвия.
   Она зачерпнула горсть снега. Штеффи попятилась, но сзади стояла Барбру. Сильвия размазала снег по лицу Штеффи.
   – Посмотрите, – издевалась она. – Какая плакса!
   Штеффи попыталась вытереть лицо. Тем временем Барбру засунула ей снежок за воротник пальто. Сильвия собрала побольше снега и снова двинулась на Штеффи. Их двое и обе крупнее и сильнее. Штеффи не сбежать. Вдруг откуда-то вылетел снежный заряд и попал прямо в лоб Сильвии. Та покачнулась и отступила на пару шагов. Барбру швырнула снежок в Штеффи и огляделась в поисках того, кто кидал.
   На дороге стоял Сванте и лепил новый снежок.
   – Двое на одного – это трусость, – крикнул он.
   Сильвия стряхнула снег с одежды.
   – Эй, хватит, – сказала она Барбру. – Пошли в магазин.
   Штеффи отряхнула снег, застрявший в волосах и прилипший к одежде. Она вытащила из-за воротника снежный ком и вытерла лицо носовым платком.
   – Спасибо, что ты помог мне, – сказала она Сванте.
   – Ты больше не сердишься на меня? – спросил он.
   – Нет, – ответила Штеффи. – Я не сержусь на тебя.
   Она не смогла удержаться от смеха. Сванте пришлось спасать ее!
   – Спасибо, – еще раз сказала она. – А теперь мне пора домой.
   На следующий день письма не оказалось, не было его и через два дня. На третий день, как только Штеффи вошла на почту, кассирша помахала ей конвертом.
   – Сегодня пришло! – гордо выкрикнула она, словно это была ее заслуга.
   Штеффи взбежала по лестнице в свою комнату и вскрыла конверт. Внутри было два письма, как обычно.
   «Моя любимая Штеффи, – писала мама. – Наконец-то я получила фотографии, которые послала фру Линдберг. Вы выглядите такими бодрыми и сильными, а у Нелли такие славные сводные брат и сестра! Фру Линдберг тоже кажется очень милой. Жаль, что твоя тетя не смогла сфотографироваться с вами. Мне бы очень хотелось знать, как она выглядит.
   Я вижу, что ты подстриглась. Так ты кажешься старше, или, может быть, еще что-то изменилось? Я уже понимаю, как ты будешь выглядеть, когда вырастешь».
   «Я вижу, что ты подстриглась». Как будто это ничего не значило. Словно это едва волновало маму.
   С тех пор, как Штеффи получила мамино предыдущее письмо, она боялась фотографий, беспокоилась, что мама рассердится из-за стрижки. То, что мама не сердится, теперь казалось еще хуже. Неужели ее больше совсем не интересует, что делает Штеффи?
   – Штеффи! – крикнула тетя Марта из кухни. – Иди и помоги мне погладить белье!
   Тетя Марта расстелила на кухонном столе одеяло и старую простыню. Задачей Штеффи было следить за тем, чтобы под рукой тети Марты всегда находился горячий утюг, и когда тот, которым тетя гладила, остывал, Штеффи приносила новый, а остывший ставила греться на печку.
   Еще она должна была смачивать белье водой из пульверизатора и помогать складывать выглаженную одежду.
   Кучи мятых рубашек, блузок, платьев и нижнего белья хватило на полдня. Только после ужина у Штеффи появилось время, чтобы прочитать папино письмо.
   «Штеффи, моя взрослая девочка! Надежда на то, что мы сможем вместе отправиться в Америку, становится все меньше. Я знаю, что требую слишком многого от тебя, совсем еще ребенка, но я хотел бы попросить тебя попытаться помочь нам с мамой».
   Папа просил ее о помощи! Почти как взрослую. Штеффи с волнением читала дальше.
   «Возможно, в Швеции, не принимающей участия в войне, могли бы нас принять. Поговори с твоими приемными родителями и попроси их помочь тебе связаться с властями. Сообщи о гонениях здесь и скажи, что мы должны покинуть Австрию. Пока еще немцы не препятствуют нашему отъезду, если только какая-нибудь страна согласится принять нас. Сделай все, что в твоих силах, мой друг, напиши и сообщи, как все прошло».
   Штеффи покажет, что знает, как сделать это лучше всего. Комитет помощи наверняка сможет устроить так, чтобы папе с мамой разрешили приехать. Она поговорит с тетей Альмой и попросит ее позвонить как можно скорее.
   На следующий день после школы Штеффи зашла к тете Альме. Она притворилась, что пришла навестить Нелли, но та собиралась уходить.
   – Пойду, поиграю с Соней, – сообщила Нелли. – Мы будем лепить снеговика в ее дворе.
   – Да-да, – сказала тетя Альма. – Заходи, Штеффи. Поешь что-нибудь, раз ты пришла.
   Она поставила на стол молоко и булочки.
   – Последнее время ты нечасто заходишь, – сказала тетя Альма. – Но ты, наверное, загружена уроками и друзьями.
   Штеффи дождалась, пока Нелли уйдет. Она сделала глоток молока и собралась с духом.
   – Тетя Альма, – осторожно начала Штеффи. – Мой папа просил меня попытаться помочь им с мамой приехать сюда. Дома им сейчас очень тяжело.
   Улыбка сошла с лица тети Альмы.
   – Милое дитя, – сказала она. – Я бы охотно помогла тебе. Но я не могу вмешиваться в политику. Сигурд бы этого не одобрил.
   – Политика? – Штеффи не понимала, о чем говорит тетя Альма.
   – Да, что мы, собственно, знаем о том, что там происходит. Не сажают же людей в тюрьму просто так?
   Штеффи смотрела на круглое лицо тети Альмы с вьющимися у висков волосами. Она всегда считала ее доброй, но сейчас казалось, что все это доброе и мягкое было чем-то вроде ваты, которой тетя Альма набита, и из-за которой невозможно достучаться до нее.
   – Спасибо за булочки, – сказала Штеффи. – Я должна идти.
   Дядя Эверт был на рыболовном промысле, и дома его ждали только через неделю. Оставалась только тетя Марта.
   – Я получила письмо от папы, сказала Штеффи.
   Тетя Марта кивнула, не отрывая взгляда от носка, который вязала.
   – Да, да.
   – Они не получили въездную визу в Америку. Папа думает, что они вообще никогда ее не получат.
   – На все Божья воля, – сказала тетя Марта.
   Штеффи захотелось встряхнуть ее.
   – Они не могут там оставаться, – сказала она. – Это невозможно! Разве вы не понимаете?
   – Не говори со мной таким тоном, девочка, – ответила тетя Марта.
   Как она могла подумать, что получит какую-то помощь от тети Марты? Никто не хочет ей помочь. Она никогда не встретится с мамой и папой.
   Слезы хлынули так внезапно, что Штеффи не успела выйти из комнаты. Она громко и несдержанно зарыдала.
   – Я хочу домой! – кричала Штеффи. – Я хочу домой!
   – Успокойся, – сказала тетя Марта. – Завтра я позвоню в Комитет помощи. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет. Но долг христианина – попытаться помочь страждущему.
   Штеффи смотрела сквозь слезы на тетю Марту. Ее лицо было серьезным. Она выглядела как человек, который принял твердое решение.
   – Иди, умойся, – сказала тетя Марта. – И избавь меня впредь от подобных выпадов.
   Пока Штеффи умывала холодной водой свои пылающие щеки, она думала, что, возможно, надежда есть. Если и есть кто-то, кто может повлиять на ситуацию силой своей воли, так это тетя Марта.

Глава 25

   – Что они сказали?
   Штеффи стояла в дверях кухни, запыхавшаяся и покрасневшая. Всю дорогу от школы до дома она бежала со всех ног.
   Тетя Марта повернулась от плиты.
   – О чем это ты? И почему ты в обуви? Сейчас же иди в прихожую и разуйся!
   Штеффи повиновалась. К тому времени она уже хорошо изучила тетю Марту, и понимала, что в противном случае не получит ответа на свой вопрос.
   – Вытри, – распорядилась тетя Марта, когда Штеффи вернулась.
   Штеффи взяла половую тряпку и вытерла с пола несколько едва различимых мокрых пятнышек. Затем прополоскала тряпку, выжала ее и повесила сушиться.
   – Тетя Марта, вы звонили в Комитет помощи?
   – Ты, верно, думаешь, что у меня других дел не было целый день, кроме как сидеть у телефона? – огрызнулась тетя Марта.
   – Нет, – попыталась смягчить ее Штеффи. – Я только думала…
   – Это заняло больше часа, – сказала тетя Марта.
   – Я могу почистить картошку, – предложила Штеффи.
   Стоило поднять тете Марте настроение, если она рассчитывала узнать что-нибудь.
   – Почисти, – немного дружелюбнее сказала тетя Марта. – Возьми эмалированную миску.
   Штеффи наполнила водой бледно-желтую с зелеными краями миску. Затем принесла из погреба картошку и взяла специальный ножик для чистки кожуры.
   Тетя Марта потрошила треску. Сизо-красные внутренности, которые она извлекала из рыбьего брюха, имели тухлый запах. Штеффи зажала нос и задержала дыхание, чтобы не чувствовать вони.
   – Тетя Марта, вы что-нибудь узнали?
   – В результате да.
   – Что они сказали?
   – Сказали, что ничего не смогут сделать.
   Нож соскользнул с картофелины в руке Штеффи. Левый указательный палец обожгло болью, и выступила капля крови.
   – Подумать только, надо же быть такой неуклюжей, – сказала тетя Марта. – Дай посмотрю палец.
   Она сунула палец Штеффи под кран и смыла кровь. Ранка была едва заметна, но в пальце пульсировала боль.
   – Почему? – спросила Штеффи.
   – Что почему? Порез нужно промыть.
   – Нет, я имела в виду, почему они не смогут ничего сделать?
   – Потому что они заботятся только о детях. Так решило правительство. Взрослых беженцев не пускают, если нет на то особых причин.
   – Так ведь есть, – попыталась возразить Штеффи. – Мы же с Нелли здесь.
   – И пятьсот других детей, – сказала тетя Марта. – Как ты себе представляешь, если все привезут сюда своих родителей?
   – Но мой папа – врач. Он мог бы быть здесь полезен. Он работал бы на острове и на соседних островах, если бы нашелся кто-нибудь, кто возил бы его на лодке.
   Тетя Марта обернула палец куском пластыря.
   – Такой ответ я получила. К сожалению. Ничего не поделаешь. Теперь можешь продолжать чистить картошку.
   Штеффи очищала картофелины и ополаскивала их в проточной воде. Если бы она могла понять хоть что-нибудь!
   Оставался только один выход. Ей самой нужно поговорить с дамами из Комитета помощи. Если она все расскажет, покажет папино письмо и действительно сможет объяснить, как обстоят дела, тогда они поймут, что обязаны помочь маме с папой.
   Она должна отправиться в Гётеборг. Но как?
   «Можно дойти по льду до Хьювика». Так сказала женщина на почте. Хьювик был расположен на большой земле. Оттуда можно доехать до Гётеборга на автобусе.
   «В среду», – решила Штеффи. В среду занятия в школе закончатся рано. Она не будет есть в школе свои бутерброды или попытается раздобыть еще несколько. Ей понадобится теплая одежда и маленький компас, которым научил ее пользоваться дядя Эверт.

Глава 26

   Штеффи взяла с собой пару чулок и самую теплую кофту. Она тайком сунула в ранец компас и сказала тете Марте, что собирается после школы погулять и покататься на санках.
   – Приходи домой к ужину вовремя, – сказала тетя Марта.
   – Можно мне взять еще бутерброды? – спросила Штеффи. – Вдруг я проголодаюсь на горке.
   Тетя Марта не возражала. Папино письмо Штеффи положила в карман пальто вместе с нравоучительным письмом из Комитета помощи. На конверте был адрес. Туда она отправится, приехав в Гётеборг.
   В тепле в классе от чулок стали чесаться ноги. Штеффи крутилась за партой, как червяк, пытаясь извернуться и почесать бедро так, чтобы никто не заметил.
   – Что с тобой, у тебя блохи? – прошептала Брита. После рождественских каникул она смилостивилась настолько, что снова стала разговаривать со Штеффи.
   – Это чулки, – прошептала в ответ та. – Они новые.
   Брита понимающе кивнула. Новые шерстяные чулки, от которых чешутся ноги, были ей тоже знакомы.
   После школы Штеффи пошла к пристани, везя за собой санки, но ей не хотелось отправляться в путь по льду прямо оттуда. Кто-нибудь может увидеть ее и заинтересоваться, куда она идет. Вместо этого она свернула налево и немного прошла вдоль берега, пока не отыскала место, где ее не было видно с мыса.
   Штеффи спрятала санки в кустах, и только тут ее осенило, что она должна будет каким-то образом вернуться на остров.
   До сих пор ее планы не простирались дальше, чем дойти по льду до большой земли и доехать на автобусе до Гётеборга. Она надеялась, что десяти эре, которые лежали у нее в кармане, хватит на автобусный билет. Когда она доберется до Гётеборга, она спросит, как найти адрес, написанный на конверте из Комитета помощи.
   А потом? Неужели ей придется весь путь назад до острова идти пешком? Или дамы из Комитета помощи дадут ей денег на поездку на корабле? Лучше всего было бы, если бы она смогла остаться в городе до приезда мамы с папой.
   Мама и папа чувствовали бы себя лучше в Гётеборге, чем на острове.
   Папа съездил бы и забрал Нелли, и тогда они бы могли снимать в городе квартиру. Ничего, если она будет маленькая, зато они снова будут вместе.
   Штеффи проверила ногой лед на прочность. Он не поддавался. Она сделала несколько осторожных шагов. Покрытый снегом лед казался почти таким же крепким, как и земля.
   Штеффи выбрала направление по компасу, как учил ее дядя Эверт. Она решила пойти прямо на восток. Там должна быть большая земля.
   Первые отрезки пути Штеффи прошла с подветренной стороны острова, но, когда она отошла от берега дальше, с моря подул холодный ветер. Какая удача, что она тепло одета.
   Штеффи обернулась и посмотрела на остров. Может быть, она видит его в последний раз. Ей было весело смотреть на гавань, причалы и лодочные навесы с этого расстояния, идти пешком по льду, который раньше был открытым морем.
   Здесь, на море, ветер гнал поземку по снежному покрывалу. Штеффи немного пробежала, разгоняясь, и прокатилась по ледяной дорожке.
   Перед ней был небольшой остров с тремя домами и несколькими лодочными навесами. Там жила ее одноклассница Маргит. Она со своим братом каждый день вынуждена была добираться до школы на лодке, хотя теперь они, конечно, могут пройти по льду.
   Штеффи прибавила шагу, проходя мимо заселенной части острова, и обогнула мыс. Скрывшись за мысом, она села на камень у края берега, открыла ранец и достала пакет с бутербродами. Она могла сейчас съесть один бутерброд. Второй следовало оставить. Путь предстоял долгий, и неизвестно, когда она доберется до Гётеборга.
   Штеффи проглотила последний кусочек бутерброда с колбасой и отхлебнула молока из бутылки. Затем она поднялась, проверила по компасу направление и двинулась дальше.
   Когда остров остался далеко позади, перед ней раскинулась открытая ледяная равнина. Бесконечная и белая, она простиралась, насколько хватало взгляда. Лишь несколько покрытых снегом шхер возвышались надо льдом.
   Холод проникал через подошвы в ступни и выше в ноги. Ей нужно было набить ботинки соломой, как это делали в Альпах люди из книги, которую она читала, хотя в ее тесных ботинках вряд ли бы поместилось много соломы.
   Штеффи остановилась, чтобы еще раз проверить направление. Она сунула руку в ранец, на ощупь поискала компас, но не нашла. Она выложила пакет с бутербродами и учебники и перевернула ранец. Компаса не было. Должно быть, она выронила его на острове.
   Она обернулась и украдкой взглянула на холм вдалеке за собой. Нужно ли ей вернуться? Это займет по меньшей мере полчаса, а затем еще полчаса, чтобы дойти до места, где она стояла сейчас. Если она просто пойдет прямо вперед, наверное, она справится без компаса.
   Ледяная равнина, казалось, не имела конца. Штеффи мерзла всем телом, несмотря на кофту и две пары чулок. Она съела последний бутерброд, пока шла. В бутылке с молоком плавали льдинки.
   Хуже всего было то, что начало смеркаться. Свет стал тусклым, и ее тень на льду чудно вытянулась. Казалось, что она идет на ходулях.
   Быстро темнело. Вскоре она ничего не сможет увидеть. Подумать только, а ведь там могут быть проруби и трещины во льду!
   Штеффи испугалась, но выхода не было. Если она останется там, где находится сейчас, замерзнет насмерть ночью. Снег скрипел, а лед слегка потрескивал. Вдали мигал красным светом маяк.
   Наконец, когда почти совсем стемнело, она увидела впереди очертания земли. Штеффи прибавила шагу. Смертельно устав и промерзнув до костей, она ступила на твердую почву. Она стояла на каменистом берегу. Справа был причал и навес для лодки…
   Штеффи подняла глаза. Прямо перед ней стоял белый дом с высокой каменной лестницей.
   Этот дом она узнала.
   Должно быть, она ходила по кругу, вместо того, чтобы идти прямо вперед; свернула от моря, думая, что идет к большой земле, обогнула остров на таком большом расстоянии, что сама не видела его, прежде чем снова отклонилась от курса и пришла к берегу с левой стороны. Маяк, который она видела, был, видимо, тот же, на который она обычно смотрела с вершины холма.
   Все это долгое путешествие оказалось бессмысленным. Она вернулась туда, откуда начала. Она ничего не смогла сделать, чтобы помочь маме с папой. Ничего.
   В кухонном окне горел свет. Открыв входную дверь, Штеффи почувствовала запах жареной свинины.
   – Штеффи, – крикнула тетя Марта из кухни. – Это ты?
   Тетя Марта разогревала тушеные бобы для нее и была недовольна, что она опоздала.
   – Могла бы постараться не опаздывать, – сказала она. – Я же просила прийти домой к ужину?
   – Я не знала, который час, – ответила Штеффи.
   – Ты так долго каталась на санках?
   Штеффи покачала головой.
   – Нет, мы еще ходили на лед недалеко.
   – Ну и затея, – сказала тетя Марта. – Будь осторожна, чтобы не упасть в какую-нибудь прорубь.

Глава 27

   Никто ничего не узнает о ее путешествии по льду. Это останется ее тайной. Санки она заберет после воскресной школы, а тете Марте скажет, что оставила их у Бриты.
   Когда дядя Эверт вернулся домой, Штеффи рассказала ему о папином письме и об ответе Комитета помощи. К ее изумлению тетя Марта сказала:
   – Это неправильно. Должен же быть какой-нибудь выход.
   Дядя Эверт на некоторое время погрузился в раздумья и затем сказал:
   – Я могу написать нашему депутату риксдага. Возможно, он попробует что-нибудь сделать.
   – Депутату риксдага? Кто это? – спросила Штеффи.
   – Риксдаг, – сказал дядя Эверт, – это место, где заседают политики и принимаются государственные решения. Наш депутат риксдага родом с островов. С ним можно поговорить, как с обычным человеком.
   Дядя Эверт расспросил Штеффи о ее родителях и написал письмо. «Риксдаг Швеции» стояло под именем на конверте.
   Штеффи пошла на почту вместе с дядей Эвертом, чтобы отправить письмо в Стокгольм. На кассиршу это произвело впечатление.
   – Вот как, решили заняться политикой? – сказала она.
   – Конечно, – ответил дядя Эверт.
   Покинув здание почты, Штеффи и дядя Эверт от души посмеялись над любопытным выражением лица кассирши.
   – Ей бы очень хотелось узнать, о чем это письмо, – сказал дядя Эверт.
   Теперь Штеффи с таким же нетерпением ждала письмо из Стокгольма, как и от мамы с папой. Она представляла себе узкий длинный конверт с золотистой кромкой и гербом Швеции на желто-голубом поле. Внутри должно лежать письмо, где написано, что мама и папа приглашены в Швецию.
   Недели следовали одна за другой, не принося никаких писем. Мороз усилился. В школе дети сидели, не снимая верхней одежды.
   В среду, в начале марта, учительница сообщила, что школу закроют на несколько недель. Слишком много тратилось кокса, чтобы согреть здание.
   – Нужно экономить топливо, особенно сейчас, когда идет война. У нас коксовые каникулы до Пасхи. Затем так и так должно уже потеплеть.
   Они получили задания для работы дома, пока школа будет закрыта, примеры и упражнения по правописанию. Штеффи скучала по школе. Дни тянулись так долго. Она ждала письма из Стокгольма, открытия школы, наступления весны.
   В этом году Пасха была ранняя. Море все еще сковано льдом и покрыто снегом. Незадолго до Пасхи дети и молодежь принялись собирать на самом высоком месте острова огромную кучу хвороста. Это будет пасхальный костер.
   – Он должен быть виден издалека, – сказала Нелли, когда они со Штеффи тащили вверх к костру несколько кусков старой фанеры. – Чтобы на других островах увидели, что у нас самый большой огонь.
   Костер зажгут в пасхальный вечер, когда начнет смеркаться. В понедельник, как обычно, Штеффи отправилась на почту. По дороге ей встретились два странных существа. Они выглядели как маленькие старушонки, но оделись не в черное, как было принято на острове, а вырядились в пестрые юбки, передники и шали.
   Подойдя поближе, Штеффи увидела, что это два ребенка. Длинные юбки путались у них в ногах. Один ребенок нес метлу. У другого был медный котел. Щеки нарумянены, а носы – в саже.
   Только когда они подошли вплотную, Штеффи их узнала. Нелли и Соня. Что они с собой сделали?
   – Подари монетку пасхальным бабкам, – сказала Соня и протянула Штеффи котел.
   Штеффи пришла в ярость. Ее младшая сестра бродила по дорогам и попрошайничала, вырядившись, как оборванка.
   Подумать только, если бы мама с папой об этом узнали! Она сорвала с Нелли цветастую шаль и закричала:
   – Ты с ума сошла? Ты еще будешь позорить нас на весь остров?
   – Пусти! – заревела Нелли и попыталась перетянуть шаль на себя. – Побереги шаль, она – тети Альмы.
   – Сними с себя эти лохмотья, – продолжала кричать Штеффи. – Иди домой и умойся! Ты похожа на попрошайку. Что подумают люди?
   – Это ты сошла с ума, – закричала ей в ответ Нелли. – Ты ничего не знаешь. Мы – пасхальные бабки. Только ты не знаешь, что это такое. Ты ведь считаешь, что все должно быть как дома.
   – Соня! Нелли! – послышалось несколько детских голосов. Прибежали три маленькие девочки. Они были одеты точно так же как Нелли и Соня.
   – У вас уже что-нибудь есть?
   Соня показала свой котел. Она потрясла его, и внутри что-то загромыхало.
   Штеффи переводила взгляд с одного нарумяненного и вымазанного сажей детского лица на другое. Пасхальные бабки?
   – Отдай мне шаль, – сказала Нелли. – Здесь все переодеваются в пасхальных старушек. Спроси кого угодно, тебе скажут.
   Штеффи протянула Нелли шаль и пошла дальше. Почта оказалась закрыта.
   Вечером Штеффи пошла с тетей Мартой и дядей Эвертом на холм к пасхальному костру. Еще как следует не стемнело. Небо было темно-синим.
   Все население острова собралось вокруг костра: молодые и старые, мальчики и девочки, мужчины и женщины. Там же была и Нелли со своими подружками. Все еще выряженные.
   Пэр-Эрик с несколькими мальчишками отвечали за костер. Они взяли с собой бидон с керосином, чтобы огонь вспыхнул.
   – Когда же зажгут? – спросила Штеффи.
   – Скоро, – сказал дядя Эверт. – Но мы не первые. Нам придется подождать.