Синий цвет неба стал еще на тон темнее.
– Теперь пора, – сказал дядя Эверт.
Далеко-далеко на севере слабым светом вспыхнуло пламя. Еще одно, немного ближе, и еще, на соседнем острове. Пэр-Эрик вылил содержимое бидона на кучу хвороста и поджег. Взметнулось большое пламя. Захрустел и затрещал сухой хворост.
– Огонь разгорается, – удовлетворенно сказал дядя Эверт.
Эстафета передавалась с острова на остров, дальше и дальше к югу. Как пылающая цепь, горели костры на вершинах самых высоких холмов.
Жар был так силен, что Штеффи пришлось немного отступить. Казалось, будто летнее солнце согревало лицо и тело спереди, а за спиной все еще была зима.
Дядя Эверт положил руку на плечо Штеффи.
– Замерзла?
Штеффи покачала головой. Огонь бушевал. Языки пламени взвивались к небу, которое уже почти потемнело.
«На всех островах, – думала Штеффи. – На всех островах вокруг костров стоят и греются люди. На всех островах кого-нибудь из детей спрашивают, не замерз ли он. На всех островах смотрят на огни соседних островов».
От этой мысли на душе у нее потеплело.
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
– Теперь пора, – сказал дядя Эверт.
Далеко-далеко на севере слабым светом вспыхнуло пламя. Еще одно, немного ближе, и еще, на соседнем острове. Пэр-Эрик вылил содержимое бидона на кучу хвороста и поджег. Взметнулось большое пламя. Захрустел и затрещал сухой хворост.
– Огонь разгорается, – удовлетворенно сказал дядя Эверт.
Эстафета передавалась с острова на остров, дальше и дальше к югу. Как пылающая цепь, горели костры на вершинах самых высоких холмов.
Жар был так силен, что Штеффи пришлось немного отступить. Казалось, будто летнее солнце согревало лицо и тело спереди, а за спиной все еще была зима.
Дядя Эверт положил руку на плечо Штеффи.
– Замерзла?
Штеффи покачала головой. Огонь бушевал. Языки пламени взвивались к небу, которое уже почти потемнело.
«На всех островах, – думала Штеффи. – На всех островах вокруг костров стоят и греются люди. На всех островах кого-нибудь из детей спрашивают, не замерз ли он. На всех островах смотрят на огни соседних островов».
От этой мысли на душе у нее потеплело.
Глава 28
– Кто из вас осенью собирается продолжить учебу?
Учительница стояла на кафедре в первый учебный день после Пасхи. Дети еще как следует не угомонились за своими партами. Как будто они разучились за долгие каникулы вести себя тихо.
Сильвия и Ингрид, староста класса, одновременно подняли руки. Еще три мальчика подняли руки следом за ними.
– Больше никто?
Штеффи подняла руку.
– Стефания? – сказала учительница.
– Да, – ответила Штеффи. – Я тоже продолжу учиться.
Учительница кивнула.
– Хорошо, сказала она. – Шесть человек – это больше, чем обычно. Я буду заниматься с вами дополнительно до конца учебного года. Вам придется оставаться на какое-то время каждый день после уроков. Я запишу вам названия двух книг и попрошу, чтобы вы достали их уже к следующей неделе.
Учительница написала на черной доске названия книг.
Штеффи аккуратно переписала их в тетрадь. Это были арифметика и книга под названием «Сказания Фенрика Стола».
После занятий учительница попросила Штеффи задержаться на минутку.
– Ты способная девочка, – сказала она. – Я рада, что у тебя есть возможность продолжать учебу. Немецкий, который изучают в полной средней школе, не будет ведь для тебя никакой проблемой.
– Не будет, – согласилась Штеффи, пытаясь угадать, к чему клонит учительница.
– Я тебе принесу эти две книги, которые мы будем проходить весной. У меня есть лишние экземпляры, и я могу тебе одолжить. Завтра я принесу их, а ты дома обернешь бумагой.
Когда Штеффи вышла на лестницу, школьный двор был пуст. Из куч грязного снега в самых тенистых уголках вытекали ручейки, пробивая себе путь через гравий.
Теперь, когда снег начал таять, все ее одноклассники достали свои велосипеды. После уроков они толпой мчались к стоянке велосипедов, садились на них и разъезжались по домам.
Сейчас на стоянке остался лишь один велосипед. Рядом с ним на корточках сидела Вера и накачивала насосом камеру заднего колеса.
Штеффи осторожно подошла. Это был тот случай, которого она ждала, чтобы поговорить с Верой.
Нужно было только просто спросить: ты домой? Пойдем вместе? Но иногда простые вещи становятся слишком сложными. Штеффи почему-то решила начать разговор с чего-нибудь другого. Тогда она сможет идти рядом с Верой, пока та не выведет велосипед за калитку, словно это совершенно естественно, что они вместе идут домой.
Она подошла к велосипедной стоянке.
– Ты не будешь продолжать учиться? – спросила она.
Вера подняла глаза.
– Нет, – сказала она. – Мама не разрешила. Кроме того, я не очень хорошо учусь.
– Ты могла бы учиться лучше, – сказала Штеффи. – Если бы только захотела. Ты бы, например, могла стать актрисой. Ведь у тебя так хорошо получается передразнивать.
– Ну и что, – сказала Вера. – Я выйду замуж. За кого-нибудь богатого, из дачников. Буду жить в городе, и у меня будет домработница.
Она поднялась и бросила украдкой взгляд в сторону изгороди. Только сейчас Штеффи увидела, что на дороге со своими велосипедами стояли Сильвия и Барбру. Они кого-то ждали. Ждали Веру.
– Другое дело ты, – сказала Вера. – Тебе стоит продолжать учиться.
– Пошли же, Вера, – крикнула Сильвия. – Мы уезжаем.
– У тебя, что, нет велосипеда? – спросила Вера.
– Нет.
Пусть лучше другие думают, что у нее нет велосипеда, чем узнают, что она не умеет на нем ездить.
– Жаль, – сказала Вера. – А то мы могли бы покататься вместе. Пока.
Вера села на велосипед и поехала догонять Сильвию и Барбру. Штеффи смотрела им вслед, пока они не исчезли из виду.
В тот день Штеффи ничего не сказала тете Марте о продолжении учебы. На следующий день учительница принесла ей книги. Арифметика оказалась гораздо более сложной, чем их обычная. Там были задачи с «X» и «Y» вместо цифр.
Штеффи взяла книги домой и попросила у тети Марты оберточную бумагу.
– Вы так поздно в этом году получили новые учебники? – спросила она. – Откуда ты их взяла?
– Мне их одолжила учительница, – сказала Штеффи. – Они нам нужны для дополнительных занятий, чтобы продолжить на следующий год учебу в Гётеборге.
– Можешь забыть об этом, – сказала тетя Марта. – Ты не поедешь учиться в Гётеборг.
Штеффи уставилась на нее.
– Но я собираюсь стать врачом! – сказала она. – Я должна учиться!
Тетя Марта хохотнула, и этот сухой смешок прозвучал как кашель.
– Самое время оставить эти аристократические замашки, – сказала она. – Куда, ты думаешь, ты попала? Может, ты думаешь, что мы богачи? Нам не по карману содержать тебя на полном пансионе в городе, ты должна бы это понимать. Да и к чему все это? Ведь даже не известно, как долго ты здесь пробудешь.
– Но что же мне тогда делать, когда закончатся занятия в школе?
– Помогать здесь по дому, – сказала тетя Марта. – Осенью можешь пойти на кухню в школьную столовую, как обычно делают девочки.
– Не хочу я идти ни на какую кухню! – запротестовала Штеффи. – Я хочу учиться в настоящей школе!
– Твои желания никого не интересуют, – сказала тетя Марта. – Иди наверх, в свою комнату, и посиди там, пока не осознаешь это.
На следующий день Штеффи отнесла учительнице арифметику и «Сказания Фенрика Стола» так и не обернув их. На перемене она сказала учительнице, что им нужно поговорить.
– Я не смогу продолжить учебу, – сказала она.
Учительница выглядела огорченной.
– Ты не спросила разрешения?
– Нет.
– Знаешь, – сказала учительница. – Я поговорю с Янсонами.
– Спасибо, – ответила Штеффи. – Только, пожалуйста…
– Что?
– Подождите до пятницы. Тогда дядя Эверт будет дома.
– Его легче уговорить?
Штеффи кивнула.
– Думаю, да. И еще, пожалуйста, ничего не говорите классу. О том, что мне не разрешили учиться дальше.
Учительница все поняла.
– Не буду.
По дороге домой, Штеффи как обычно заглянула на почту. Там был только коричневый конверт, подписанный на машинке, адресованный Эверту Янсону. Тетя Марта убрала его в буфет до возвращения дяди Эверта.
Учительница стояла на кафедре в первый учебный день после Пасхи. Дети еще как следует не угомонились за своими партами. Как будто они разучились за долгие каникулы вести себя тихо.
Сильвия и Ингрид, староста класса, одновременно подняли руки. Еще три мальчика подняли руки следом за ними.
– Больше никто?
Штеффи подняла руку.
– Стефания? – сказала учительница.
– Да, – ответила Штеффи. – Я тоже продолжу учиться.
Учительница кивнула.
– Хорошо, сказала она. – Шесть человек – это больше, чем обычно. Я буду заниматься с вами дополнительно до конца учебного года. Вам придется оставаться на какое-то время каждый день после уроков. Я запишу вам названия двух книг и попрошу, чтобы вы достали их уже к следующей неделе.
Учительница написала на черной доске названия книг.
Штеффи аккуратно переписала их в тетрадь. Это были арифметика и книга под названием «Сказания Фенрика Стола».
После занятий учительница попросила Штеффи задержаться на минутку.
– Ты способная девочка, – сказала она. – Я рада, что у тебя есть возможность продолжать учебу. Немецкий, который изучают в полной средней школе, не будет ведь для тебя никакой проблемой.
– Не будет, – согласилась Штеффи, пытаясь угадать, к чему клонит учительница.
– Я тебе принесу эти две книги, которые мы будем проходить весной. У меня есть лишние экземпляры, и я могу тебе одолжить. Завтра я принесу их, а ты дома обернешь бумагой.
Когда Штеффи вышла на лестницу, школьный двор был пуст. Из куч грязного снега в самых тенистых уголках вытекали ручейки, пробивая себе путь через гравий.
Теперь, когда снег начал таять, все ее одноклассники достали свои велосипеды. После уроков они толпой мчались к стоянке велосипедов, садились на них и разъезжались по домам.
Сейчас на стоянке остался лишь один велосипед. Рядом с ним на корточках сидела Вера и накачивала насосом камеру заднего колеса.
Штеффи осторожно подошла. Это был тот случай, которого она ждала, чтобы поговорить с Верой.
Нужно было только просто спросить: ты домой? Пойдем вместе? Но иногда простые вещи становятся слишком сложными. Штеффи почему-то решила начать разговор с чего-нибудь другого. Тогда она сможет идти рядом с Верой, пока та не выведет велосипед за калитку, словно это совершенно естественно, что они вместе идут домой.
Она подошла к велосипедной стоянке.
– Ты не будешь продолжать учиться? – спросила она.
Вера подняла глаза.
– Нет, – сказала она. – Мама не разрешила. Кроме того, я не очень хорошо учусь.
– Ты могла бы учиться лучше, – сказала Штеффи. – Если бы только захотела. Ты бы, например, могла стать актрисой. Ведь у тебя так хорошо получается передразнивать.
– Ну и что, – сказала Вера. – Я выйду замуж. За кого-нибудь богатого, из дачников. Буду жить в городе, и у меня будет домработница.
Она поднялась и бросила украдкой взгляд в сторону изгороди. Только сейчас Штеффи увидела, что на дороге со своими велосипедами стояли Сильвия и Барбру. Они кого-то ждали. Ждали Веру.
– Другое дело ты, – сказала Вера. – Тебе стоит продолжать учиться.
– Пошли же, Вера, – крикнула Сильвия. – Мы уезжаем.
– У тебя, что, нет велосипеда? – спросила Вера.
– Нет.
Пусть лучше другие думают, что у нее нет велосипеда, чем узнают, что она не умеет на нем ездить.
– Жаль, – сказала Вера. – А то мы могли бы покататься вместе. Пока.
Вера села на велосипед и поехала догонять Сильвию и Барбру. Штеффи смотрела им вслед, пока они не исчезли из виду.
В тот день Штеффи ничего не сказала тете Марте о продолжении учебы. На следующий день учительница принесла ей книги. Арифметика оказалась гораздо более сложной, чем их обычная. Там были задачи с «X» и «Y» вместо цифр.
Штеффи взяла книги домой и попросила у тети Марты оберточную бумагу.
– Вы так поздно в этом году получили новые учебники? – спросила она. – Откуда ты их взяла?
– Мне их одолжила учительница, – сказала Штеффи. – Они нам нужны для дополнительных занятий, чтобы продолжить на следующий год учебу в Гётеборге.
– Можешь забыть об этом, – сказала тетя Марта. – Ты не поедешь учиться в Гётеборг.
Штеффи уставилась на нее.
– Но я собираюсь стать врачом! – сказала она. – Я должна учиться!
Тетя Марта хохотнула, и этот сухой смешок прозвучал как кашель.
– Самое время оставить эти аристократические замашки, – сказала она. – Куда, ты думаешь, ты попала? Может, ты думаешь, что мы богачи? Нам не по карману содержать тебя на полном пансионе в городе, ты должна бы это понимать. Да и к чему все это? Ведь даже не известно, как долго ты здесь пробудешь.
– Но что же мне тогда делать, когда закончатся занятия в школе?
– Помогать здесь по дому, – сказала тетя Марта. – Осенью можешь пойти на кухню в школьную столовую, как обычно делают девочки.
– Не хочу я идти ни на какую кухню! – запротестовала Штеффи. – Я хочу учиться в настоящей школе!
– Твои желания никого не интересуют, – сказала тетя Марта. – Иди наверх, в свою комнату, и посиди там, пока не осознаешь это.
На следующий день Штеффи отнесла учительнице арифметику и «Сказания Фенрика Стола» так и не обернув их. На перемене она сказала учительнице, что им нужно поговорить.
– Я не смогу продолжить учебу, – сказала она.
Учительница выглядела огорченной.
– Ты не спросила разрешения?
– Нет.
– Знаешь, – сказала учительница. – Я поговорю с Янсонами.
– Спасибо, – ответила Штеффи. – Только, пожалуйста…
– Что?
– Подождите до пятницы. Тогда дядя Эверт будет дома.
– Его легче уговорить?
Штеффи кивнула.
– Думаю, да. И еще, пожалуйста, ничего не говорите классу. О том, что мне не разрешили учиться дальше.
Учительница все поняла.
– Не буду.
По дороге домой, Штеффи как обычно заглянула на почту. Там был только коричневый конверт, подписанный на машинке, адресованный Эверту Янсону. Тетя Марта убрала его в буфет до возвращения дяди Эверта.
Глава 29
В пятницу на ужин, как обычно, была жареная скумбрия.
– Сегодня придет учительница Штеффи, – сказала тетя Марта, раскладывая столовые приборы. – Она хочет с нами поговорить.
– Что ты натворила на этот раз? – спросил дядя Эверт, но голос его был шутливым.
– Ничего, – сказала Штеффи. Она не хотела говорить с дядей Эвертом о продолжении учебы при тете Марте.
– Посмотрим, – сказала тетя Марта.
После ужина Штеффи пришлось вытереть пыль в комнате, хотя последний раз она делала это два дня назад. Тетя Марта сказала, что комната должна быть опрятной, когда придет учительница.
Дядя Эверт вошел в комнату.
– Дядя Эверт, – начала Штеффи.
– Да?
Он увидел коричневый конверт, лежащий в буфете, достал свой карманный ножик и вскрыл письмо.
– Учительница придет сюда… это не из-за того, что я что-то сделала.
– Да ничего страшного, – рассеяно сказал дядя Эверт, вынимая из конверта машинописный лист.
– Я не это имела в виду, – сказала Штеффи. – Дело в том… Я бы так хотела…
Она замолчала, заметив, что дядя Эверт не слушает ее. Чем дольше он читал письмо, тем глубже становилась озабоченная морщина на его лбу.
Штеффи подняла горшок с цветком, собираясь вытереть с подоконника пыль.
– Штеффи, – сказал дядя Эверт. – Я должен тебе кое-что рассказать.
– Что?
– Видишь это письмо, – сказал дядя Эверт. – Помнишь, я писал нашему депутату риксдага?
Как она могла забыть!
– Вот его ответ, – продолжал дядя Эверт.
– Что он пишет?
Дядя Эверт вздохнул.
– Он написал, что не смог ничего сделать для твоих родителей.
Цветочный горшок выскользнул из рук Штеффи и, упав на пол, разбился.
– Они могут обратиться за въездной визой в шведское посольство в Вене, но маловероятно, что они ее получат. Здесь написано, что насколько он смог разузнать, почти никому из еврейских беженцев не разрешили приехать в Швецию.
Вбежала тетя Марта.
– Что тут разбилось?
Она увидела разбросанные по полу осколки цветочного горшка, землю и остатки растения.
– Не может быть, девочка, какая же ты неуклюжая! Моя прекрасная пеларгония! Да еще так невовремя!
– Оставь ее, – сказал дядя Эверт. – Не видишь, что она расстроена?
Он протянул тете Марте конверт. Она прочла письмо и затем сказала более дружелюбным тоном:
– Теперь возьми и подмети пол, пока не пришла учительница.
Штеффи подмела.
Закончив, она попросила дядю Эверта дать ей письмо. Штеффи поднялась в свою комнату и с трудом попыталась прочитать запутанные формулировки: «известное ограничение в отношении выдачи разрешения на въездную визу…».
Внизу хлопнула входная дверь и Штеффи услышала голос тети Марты:
– Добро пожаловать, фрекен Бергстрём. Заходите!
– Спасибо, – сказала учительница. – Стефания дома?
– Да, – ответила тетя Марта, – но…
– Я только хотела поздороваться с ней, – сказала учительница.
– Штеффи! – крикнула тетя Марта.
Штеффи отложила письмо и спустилась.
– Здравствуй, Стефания, – сказала учительница.
Это звучало торжественно. Учительница была единственным человеком на острове, кто называл ее Стефанией.
– Здравствуйте.
– Ты здесь неплохо живешь, – сказала учительница. – У тебя даже есть своя комната?
– Да, наверху.
– Подумать только, – сказала учительница. – Прошло уже лет пятнадцать с тех пор, как я была здесь в последний раз. Когда Ан
– Лиза…
– Ну, проходите, – прервала ее тетя Марта. – Проходите и садитесь.
Она пригласила учительницу в гостиную. На столе были выставлены кофейные чашки, молочник и сахарница. Это был изящный фарфор с позолоченными краями и мелким цветочным узором, в будни они никогда не пользовались этой посудой. На блюде с высокими ножками возвышался свежеиспеченный торт.
– Принеси кофе, Штеффи, – сказала тетя Марта, пока учительница здоровалась с дядей Эвертом.
Штеффи перелила кофе из чайника в фарфоровый кофейник, выставленный тетей Мартой. Осторожно она внесла горячий и тяжелый кофейник в комнату и поставила его на стол. Тетя Марта налила кофе.
– Можешь взять кусок торта с собой наверх, – сказала она Штеффи.
Так ей нельзя остаться с ними! Штеффи посмотрела на учительницу, но та помешивала кофе ложечкой и ничего не сказала.
Штеффи положила на тарелку кусочек торта и вышла из гостиной.
– Закрой дверь, будь добра.
Штеффи остановилась в коридоре. Она слышала неясное бормотание голосов через закрытую дверь, но у нее не получалось различать слова. С тем же успехом можно пойти и наверх.
Она села на кровать и принялась разламывать кусок торта на маленькие кусочки. Наконец остались только крошки. Часть просыпалась на кровать. Штеффи было все равно.
Через полчаса она услышала, что дверь из гостиной в коридор открылась.
– Вы уверены, что вас не надо проводить до дома, фрекен Бергстрём? – это был голос дяди Эверта.
– Абсолютно уверена, – ответила учительница. – Но обещайте мне, что вы подумаете об этом серьезно.
– Мы подумаем, – сказала тетя Марта. – Но скорее всего, будет так, как мы сказали.
– Спасибо за кофе и вкусный торт, – сказала учительница.
– Да не за что. Спасибо вам, что зашли.
Они вышли из коридора.
– До свидания, Стефания, – крикнула учительница, подойдя к лестнице.
Штеффи вышла на лестничный пролет.
– До свидания.
– Увидимся в понедельник в школе.
Входная дверь захлопнулась. Учительница ушла.
– Сегодня придет учительница Штеффи, – сказала тетя Марта, раскладывая столовые приборы. – Она хочет с нами поговорить.
– Что ты натворила на этот раз? – спросил дядя Эверт, но голос его был шутливым.
– Ничего, – сказала Штеффи. Она не хотела говорить с дядей Эвертом о продолжении учебы при тете Марте.
– Посмотрим, – сказала тетя Марта.
После ужина Штеффи пришлось вытереть пыль в комнате, хотя последний раз она делала это два дня назад. Тетя Марта сказала, что комната должна быть опрятной, когда придет учительница.
Дядя Эверт вошел в комнату.
– Дядя Эверт, – начала Штеффи.
– Да?
Он увидел коричневый конверт, лежащий в буфете, достал свой карманный ножик и вскрыл письмо.
– Учительница придет сюда… это не из-за того, что я что-то сделала.
– Да ничего страшного, – рассеяно сказал дядя Эверт, вынимая из конверта машинописный лист.
– Я не это имела в виду, – сказала Штеффи. – Дело в том… Я бы так хотела…
Она замолчала, заметив, что дядя Эверт не слушает ее. Чем дольше он читал письмо, тем глубже становилась озабоченная морщина на его лбу.
Штеффи подняла горшок с цветком, собираясь вытереть с подоконника пыль.
– Штеффи, – сказал дядя Эверт. – Я должен тебе кое-что рассказать.
– Что?
– Видишь это письмо, – сказал дядя Эверт. – Помнишь, я писал нашему депутату риксдага?
Как она могла забыть!
– Вот его ответ, – продолжал дядя Эверт.
– Что он пишет?
Дядя Эверт вздохнул.
– Он написал, что не смог ничего сделать для твоих родителей.
Цветочный горшок выскользнул из рук Штеффи и, упав на пол, разбился.
– Они могут обратиться за въездной визой в шведское посольство в Вене, но маловероятно, что они ее получат. Здесь написано, что насколько он смог разузнать, почти никому из еврейских беженцев не разрешили приехать в Швецию.
Вбежала тетя Марта.
– Что тут разбилось?
Она увидела разбросанные по полу осколки цветочного горшка, землю и остатки растения.
– Не может быть, девочка, какая же ты неуклюжая! Моя прекрасная пеларгония! Да еще так невовремя!
– Оставь ее, – сказал дядя Эверт. – Не видишь, что она расстроена?
Он протянул тете Марте конверт. Она прочла письмо и затем сказала более дружелюбным тоном:
– Теперь возьми и подмети пол, пока не пришла учительница.
Штеффи подмела.
Закончив, она попросила дядю Эверта дать ей письмо. Штеффи поднялась в свою комнату и с трудом попыталась прочитать запутанные формулировки: «известное ограничение в отношении выдачи разрешения на въездную визу…».
Внизу хлопнула входная дверь и Штеффи услышала голос тети Марты:
– Добро пожаловать, фрекен Бергстрём. Заходите!
– Спасибо, – сказала учительница. – Стефания дома?
– Да, – ответила тетя Марта, – но…
– Я только хотела поздороваться с ней, – сказала учительница.
– Штеффи! – крикнула тетя Марта.
Штеффи отложила письмо и спустилась.
– Здравствуй, Стефания, – сказала учительница.
Это звучало торжественно. Учительница была единственным человеком на острове, кто называл ее Стефанией.
– Здравствуйте.
– Ты здесь неплохо живешь, – сказала учительница. – У тебя даже есть своя комната?
– Да, наверху.
– Подумать только, – сказала учительница. – Прошло уже лет пятнадцать с тех пор, как я была здесь в последний раз. Когда Ан
– Лиза…
– Ну, проходите, – прервала ее тетя Марта. – Проходите и садитесь.
Она пригласила учительницу в гостиную. На столе были выставлены кофейные чашки, молочник и сахарница. Это был изящный фарфор с позолоченными краями и мелким цветочным узором, в будни они никогда не пользовались этой посудой. На блюде с высокими ножками возвышался свежеиспеченный торт.
– Принеси кофе, Штеффи, – сказала тетя Марта, пока учительница здоровалась с дядей Эвертом.
Штеффи перелила кофе из чайника в фарфоровый кофейник, выставленный тетей Мартой. Осторожно она внесла горячий и тяжелый кофейник в комнату и поставила его на стол. Тетя Марта налила кофе.
– Можешь взять кусок торта с собой наверх, – сказала она Штеффи.
Так ей нельзя остаться с ними! Штеффи посмотрела на учительницу, но та помешивала кофе ложечкой и ничего не сказала.
Штеффи положила на тарелку кусочек торта и вышла из гостиной.
– Закрой дверь, будь добра.
Штеффи остановилась в коридоре. Она слышала неясное бормотание голосов через закрытую дверь, но у нее не получалось различать слова. С тем же успехом можно пойти и наверх.
Она села на кровать и принялась разламывать кусок торта на маленькие кусочки. Наконец остались только крошки. Часть просыпалась на кровать. Штеффи было все равно.
Через полчаса она услышала, что дверь из гостиной в коридор открылась.
– Вы уверены, что вас не надо проводить до дома, фрекен Бергстрём? – это был голос дяди Эверта.
– Абсолютно уверена, – ответила учительница. – Но обещайте мне, что вы подумаете об этом серьезно.
– Мы подумаем, – сказала тетя Марта. – Но скорее всего, будет так, как мы сказали.
– Спасибо за кофе и вкусный торт, – сказала учительница.
– Да не за что. Спасибо вам, что зашли.
Они вышли из коридора.
– До свидания, Стефания, – крикнула учительница, подойдя к лестнице.
Штеффи вышла на лестничный пролет.
– До свидания.
– Увидимся в понедельник в школе.
Входная дверь захлопнулась. Учительница ушла.
Глава 30
– Не всегда все получается так, как нам хочется, – сказал дядя Эверт. – Жизнь надо принимать такой, какая она есть, и радоваться всему хорошему.
Штеффи чертила ногтем по цветастой клеенке и ничего не говорила. Сказать было нечего. Они все решили. Она не сможет поехать учиться в Гётеборг.
– Нечего сидеть и дуться, – сказала тетя Марта. – У тебя нет причин для недовольства. Мы заботились о тебе как о родной. Тебе следовало бы быть благодарной.
– Я вам благодарна. – Голос Штеффи свидетельствовал об обратном.
– Выше нос, – сказал дядя Эверт. – Вот увидишь, все наладится. Если ты останешься здесь надолго, мы позаботимся, чтобы ты со временем выучилась настоящей профессии.
– Можно мне встать из-за стола?
– Пожалуйста, – кивнула тетя Марта.
– Спасибо.
Штеффи надела пальто и отправилась к берегу.
Всего лишь за несколько дней весеннего солнца снег и лед растаяли. С крыш лодочных навесов капала вода. Клуша, крупная морская чайка, закричала у нее над головой. «Ха-ха, ха-ха», – прозвучало гак, словно птица насмехалась над ней.
Штеффи присела на перевернутую верх дном лодку и посмотрела на море. Несколько льдин все еще плавали в бухте.
Голубая вода сверкала. Далеко, на другом конце моря была Америка. Попадет ли она туда когда-нибудь?
Во второй раз Штеффи понесла книги учительнице в школу. Та согласилась принять только арифметику.
– Эту оставь пока, – сказала учительница и протянула назад «Сказания Фенрика Стола». – Ты можешь почитать ее для себя и вернуть мне, когда закончишь.
Штеффи прочла несколько стихов из книги. Речь шла о войне давным-давно. Такие стихи Штеффи не очень нравились.
Каждый день, когда Штеффи видела, как Сильвия, Ингрид и еще три мальчика оставались с учительницей для дополнительных занятий, у нее сжималось сердце. Была бы она одной из них, она бы только и делала, что училась. Она была почти рада весенней простуде, позволившей ей остаться дома на несколько дней.
Поскольку Штеффи заболела, тетя Марта позволяла ей спать сколько угодно. Однажды утром Штеффи проснулась и обнаружила, что тетя Марта уже ушла в магазин. Она босиком в длинной ночной рубашке прокралась вниз.
Утреннее солнце бросало косые лучи сквозь окно в комнате. Штеффи включила радио и прибавила звук, чтобы слышать музыку на кухне. Она отрезала несколько кусков хлеба и достала из кладовой масленку и кувшин с молоком.
Посреди песни музыка прекратилась. Послышался резкий звук, а затем – привычный голос:
– Специальный выпуск новостей от Шведского телеграфного бюро. Германия начала военные действия против Норвегии и Дании. «Радио Осло» сообщило, что сегодня, в три часа утра, германские войска высадились на берег в норвежских портах. Силы германских военных соединений в данный момент находятся в заливе Осло-фьорд.
Штеффи застыла как статуя посреди кухни с кувшином в одной руке и масленкой – в другой.
До Осло недалеко. Если немцы воюют против Норвегии и Дании, то с таким же успехом в любой момент может настать и черед Швеции.
Когда тетя Марта вернулась домой, Штеффи сидела, забравшись с ногами на стул, натянув на поджатые колени ночную рубашку. На кухонном столе стоял нетронутый завтрак. Новости кончились, но радио продолжало работать. В другой раз тетя Марта сразу же выключила бы его и отчитала бы Штеффи за то, что играла музыка, но в этот раз она только сказала:
– Ты слышала?
– Да.
– Я услышала об этом на почте, – сказала тетя Марта. – Это ужасно. Ужасно.
Радио оставалось включенным весь день. Штеффи сидела в комнате, закутавшись в одеяло. С каждым выпуском новостей все больше норвежских городов оказывалось в руках немцев.
– Из-за угрозы мин шведским рыбакам не рекомендуется выходить в Скагеррак и даже в Каттегат, – сообщил в полдень потрескивающий голос.
«Диана» вышла на промысел куда-то к Скагерраку. Дядю Эверта и других рыбаков ожидали домой только послезавтра.
– Дядя Эверт… – прошептала Штеффи.
– С ним все в порядке, – грубо одернула ее тетя Марта, но сжала руки так, что побелели костяшки пальцев. В тот момент, когда диктор сообщал о продолжении боев между германскими и английскими военными судами у норвежских берегов, зазвонил телефон.
– …сильный шторм, море бушует… – говорил голос по радио.
Они переглянулись. Штеффи поняла, что тетя Марта подумала о том же, о чем и она сама: что-то случилось с дядей Эвертом. Тетя Марта поднялась и сняла трубку.
– Алло?
Она слушала мгновение и протянула трубку Штеффи.
– Это тебя.
Штеффи выдохнула.
– Алло? – сказала она в трубку.
Сначала были слышны лишь всхлипывания, затем голос Нелли:
– Штеффи?
– Да?
– Я боюсь. Они придут сюда?
– Я не знаю. Я тоже боюсь.
– Можно мне прийти к тебе?
– Подожди, мне нужно спросить.
Тетя Марта ничего не имела против того, чтобы Нелли пришла.
Тетя Альма с малышами проводили Нелли. Тетя Альма была взволнована. Они с тетей Мартой разговаривали шепотом.
– …вошли в какой-то порт…
– …может быть, по радио…
В пять часов диктор сообщил в новостях, что немцы захватили почтовое отделение и полицейский участок в Осло, а воздушный флот высадился на юге Норвегии. Тогда тетя Марта выключила радио и сказала:
– Я приготовлю ужин. Все равно ведь нужно есть. Если хотите, можете у нас переночевать.
Для тети Альмы и малышей постелили в комнате для гостей.
Нелли легла на полу, на матрасе в комнате Штеффи. Это был первый раз за почти восемь месяцев, когда они спали в одной комнате.
– Штеффи? – прошептала Нелли, когда они погасили свет.
– Что?
– Можно мне к тебе на кровать?
– Я простужена. Ты заразишься.
– Ничего.
Нелли заползла к Штеффи под одеяло. Ее ноги были ледяные. Штеффи обняла ее.
– Если они придут сюда, что мы тогда будем делать? – спросила Нелли.
– Тогда мы поедем куда-нибудь еще, – сказала Штеффи.
– Куда?
– В… в Португалию.
– Португалия, – сказала Нелли. – Там тепло, правда ведь? Там нет снега?
– Нет, – сказала Штеффи. – Только песчаные пляжи и пальмы.
– Ты говорила, что здесь должны были быть пляжи и пальмы, – напомнила ей Нелли.
– Я знаю. Я ошиблась.
– Мама с папой смогут приехать туда?
– Не знаю, – ответила Штеффи. – А сейчас спи.
Нелли замолчала и повернулась в кровати.
Штеффи думала, что она заснула, когда услышала в темноте ее голос:
– Штеффи? А что, если война будет продолжаться так долго, что мама с папой не узнают нас, когда она закончится?
– Они узнают нас, – сказала Штеффи. – Даже если война продлится много лет. Я уверена.
Они заснули, крепко прижавшись друг к другу. Как тогда, когда они были маленькими, дома, в детской.
Штеффи чертила ногтем по цветастой клеенке и ничего не говорила. Сказать было нечего. Они все решили. Она не сможет поехать учиться в Гётеборг.
– Нечего сидеть и дуться, – сказала тетя Марта. – У тебя нет причин для недовольства. Мы заботились о тебе как о родной. Тебе следовало бы быть благодарной.
– Я вам благодарна. – Голос Штеффи свидетельствовал об обратном.
– Выше нос, – сказал дядя Эверт. – Вот увидишь, все наладится. Если ты останешься здесь надолго, мы позаботимся, чтобы ты со временем выучилась настоящей профессии.
– Можно мне встать из-за стола?
– Пожалуйста, – кивнула тетя Марта.
– Спасибо.
Штеффи надела пальто и отправилась к берегу.
Всего лишь за несколько дней весеннего солнца снег и лед растаяли. С крыш лодочных навесов капала вода. Клуша, крупная морская чайка, закричала у нее над головой. «Ха-ха, ха-ха», – прозвучало гак, словно птица насмехалась над ней.
Штеффи присела на перевернутую верх дном лодку и посмотрела на море. Несколько льдин все еще плавали в бухте.
Голубая вода сверкала. Далеко, на другом конце моря была Америка. Попадет ли она туда когда-нибудь?
Во второй раз Штеффи понесла книги учительнице в школу. Та согласилась принять только арифметику.
– Эту оставь пока, – сказала учительница и протянула назад «Сказания Фенрика Стола». – Ты можешь почитать ее для себя и вернуть мне, когда закончишь.
Штеффи прочла несколько стихов из книги. Речь шла о войне давным-давно. Такие стихи Штеффи не очень нравились.
Каждый день, когда Штеффи видела, как Сильвия, Ингрид и еще три мальчика оставались с учительницей для дополнительных занятий, у нее сжималось сердце. Была бы она одной из них, она бы только и делала, что училась. Она была почти рада весенней простуде, позволившей ей остаться дома на несколько дней.
Поскольку Штеффи заболела, тетя Марта позволяла ей спать сколько угодно. Однажды утром Штеффи проснулась и обнаружила, что тетя Марта уже ушла в магазин. Она босиком в длинной ночной рубашке прокралась вниз.
Утреннее солнце бросало косые лучи сквозь окно в комнате. Штеффи включила радио и прибавила звук, чтобы слышать музыку на кухне. Она отрезала несколько кусков хлеба и достала из кладовой масленку и кувшин с молоком.
Посреди песни музыка прекратилась. Послышался резкий звук, а затем – привычный голос:
– Специальный выпуск новостей от Шведского телеграфного бюро. Германия начала военные действия против Норвегии и Дании. «Радио Осло» сообщило, что сегодня, в три часа утра, германские войска высадились на берег в норвежских портах. Силы германских военных соединений в данный момент находятся в заливе Осло-фьорд.
Штеффи застыла как статуя посреди кухни с кувшином в одной руке и масленкой – в другой.
До Осло недалеко. Если немцы воюют против Норвегии и Дании, то с таким же успехом в любой момент может настать и черед Швеции.
Когда тетя Марта вернулась домой, Штеффи сидела, забравшись с ногами на стул, натянув на поджатые колени ночную рубашку. На кухонном столе стоял нетронутый завтрак. Новости кончились, но радио продолжало работать. В другой раз тетя Марта сразу же выключила бы его и отчитала бы Штеффи за то, что играла музыка, но в этот раз она только сказала:
– Ты слышала?
– Да.
– Я услышала об этом на почте, – сказала тетя Марта. – Это ужасно. Ужасно.
Радио оставалось включенным весь день. Штеффи сидела в комнате, закутавшись в одеяло. С каждым выпуском новостей все больше норвежских городов оказывалось в руках немцев.
– Из-за угрозы мин шведским рыбакам не рекомендуется выходить в Скагеррак и даже в Каттегат, – сообщил в полдень потрескивающий голос.
«Диана» вышла на промысел куда-то к Скагерраку. Дядю Эверта и других рыбаков ожидали домой только послезавтра.
– Дядя Эверт… – прошептала Штеффи.
– С ним все в порядке, – грубо одернула ее тетя Марта, но сжала руки так, что побелели костяшки пальцев. В тот момент, когда диктор сообщал о продолжении боев между германскими и английскими военными судами у норвежских берегов, зазвонил телефон.
– …сильный шторм, море бушует… – говорил голос по радио.
Они переглянулись. Штеффи поняла, что тетя Марта подумала о том же, о чем и она сама: что-то случилось с дядей Эвертом. Тетя Марта поднялась и сняла трубку.
– Алло?
Она слушала мгновение и протянула трубку Штеффи.
– Это тебя.
Штеффи выдохнула.
– Алло? – сказала она в трубку.
Сначала были слышны лишь всхлипывания, затем голос Нелли:
– Штеффи?
– Да?
– Я боюсь. Они придут сюда?
– Я не знаю. Я тоже боюсь.
– Можно мне прийти к тебе?
– Подожди, мне нужно спросить.
Тетя Марта ничего не имела против того, чтобы Нелли пришла.
Тетя Альма с малышами проводили Нелли. Тетя Альма была взволнована. Они с тетей Мартой разговаривали шепотом.
– …вошли в какой-то порт…
– …может быть, по радио…
В пять часов диктор сообщил в новостях, что немцы захватили почтовое отделение и полицейский участок в Осло, а воздушный флот высадился на юге Норвегии. Тогда тетя Марта выключила радио и сказала:
– Я приготовлю ужин. Все равно ведь нужно есть. Если хотите, можете у нас переночевать.
Для тети Альмы и малышей постелили в комнате для гостей.
Нелли легла на полу, на матрасе в комнате Штеффи. Это был первый раз за почти восемь месяцев, когда они спали в одной комнате.
– Штеффи? – прошептала Нелли, когда они погасили свет.
– Что?
– Можно мне к тебе на кровать?
– Я простужена. Ты заразишься.
– Ничего.
Нелли заползла к Штеффи под одеяло. Ее ноги были ледяные. Штеффи обняла ее.
– Если они придут сюда, что мы тогда будем делать? – спросила Нелли.
– Тогда мы поедем куда-нибудь еще, – сказала Штеффи.
– Куда?
– В… в Португалию.
– Португалия, – сказала Нелли. – Там тепло, правда ведь? Там нет снега?
– Нет, – сказала Штеффи. – Только песчаные пляжи и пальмы.
– Ты говорила, что здесь должны были быть пляжи и пальмы, – напомнила ей Нелли.
– Я знаю. Я ошиблась.
– Мама с папой смогут приехать туда?
– Не знаю, – ответила Штеффи. – А сейчас спи.
Нелли замолчала и повернулась в кровати.
Штеффи думала, что она заснула, когда услышала в темноте ее голос:
– Штеффи? А что, если война будет продолжаться так долго, что мама с папой не узнают нас, когда она закончится?
– Они узнают нас, – сказала Штеффи. – Даже если война продлится много лет. Я уверена.
Они заснули, крепко прижавшись друг к другу. Как тогда, когда они были маленькими, дома, в детской.
Глава 31
Дядя Эверт вернулся домой уже к следующему вечеру. Он был бледным и усталым. Рыболовецкая лодка с соседнего острова подорвалась на мине.
– Шесть человек погибли, – сказал дядя Эверт. – Это могло случиться и с нами. Мы прошли всего в нескольких сотнях метров друг от друга.
Его руки дрожали, когда он чистил картошку. Дрожали лишь слегка, но Штеффи увидела это и поняла, что дядя Эверт тоже напуган.
– Что будет дальше? – поинтересовалась тетя Марта.
Дядя Эверт покачал головой.
– Мы не можем прекратить рыбачить. Остается только надеяться на Божий промысел. И на то, что война скоро закончится.
Штеффи попыталась что-то сказать, но помешал ком в горле, не дававший словам выйти. Она с трудом сглотнула и наконец задала вопрос.
– Нужно ли вам выходить далеко в море? Разве вы не можете ловить рыбу поближе к берегу?
Она сама услышала, как неестественно и нечетко прозвучал ее голос.
Дядя Эверт улыбнулся, но только губами. Улыбка не тронула его глаз.
– В море есть большие подводные камни. Море богато.
– И опасно, – сказала тетя Марта. – Стыдно и горько, что люди делают его еще опаснее друг для друга.
Она смотрела на дядю Эверта, и такого выражения ее светлых глаз Штеффи никогда раньше не видела. Так часто мама смотрела на папу, вернувшегося из лагеря, обычно вечерами, когда они сидели, разговаривали и думали, что дети заснули. Тогда Штеффи лежала и смотрела на них сквозь полуприкрытые веки, слушая их шепот, улавливая лишь отдельные слова.
– Когда мы проходили мимо Марстранда, военные корабли стояли в море у Патерностера и палили друг в друга, – сказал дядя Эверт.
Марстранд был расположен всего в нескольких десятках километров. Теперь война шла рядом.
По радио сообщили, что все дома нужно затемнить. Если немцы нападут ночью, они не должны увидеть, где находятся дома и люди. Тетя Марта сшила светонепроницаемые шторы из черной ткани и повесила их на окна. В сумерках, когда в доме зажигали свет, шторы должны быть задернутыми. Хорошо, что сейчас весна, и по вечерам светло.
В школе они узнали, что все дети с островов, возможно, будут эвакуированы на большую землю. Каждый ребенок должен иметь при себе упакованную сумку, если придет сообщение, что нужно ехать. Большинству казалось, что это даже интересно. Но Штеффи боялась. Не очередного переезда, не нового путешествия в чужие места с чужими людьми!
Она упаковала в дорожную сумку два платья, украшения и фотографии. Кто знает, если ей придется уехать, возможно, она никогда уже не вернется сюда.
Больше всего Штеффи огорчало, что мама с папой не узнают, где она. Никто заранее не знает никаких адресов. И подумать только, вдруг их с Нелли разлучат!
Но спустя несколько недель сообщили, что никакой эвакуации не будет. Можно было снова распаковывать сумку.
После Пасхи сахар стал выдаваться по талонам, так же как и кофе. Нельзя было купить столько, сколько хочешь, лишь столько, сколько указано в серых талонах, которые тетя Марта принесла с почты. Она внимательно следила за тем, чтобы Штеффи не клала слишком много сахара в овсянку.
Волосы Штеффи стали отрастать. Они уже доставали до плеч. Штеффи заплетала их в две короткие косички. Наверное, они успеют отрасти до отъезда в Америку.
Ветер с моря становился все мягче. Дядя Эверт спустил на воду небольшую лодку и взял Штеффи с собой на лодочную прогулку.
– Иди, садись сюда, научишься грести, – сказал он. – Нужно уметь, если живешь у моря.
Штеффи уселась рядом с дядей Эвертом на деревянной скамье, «банке», так у моряков называется сиденье на гребной шлюпке. Дядя Эверт, стоя на коленях позади Штеффи, помогал ей управлять тяжелыми веслами.
Сначала весла неуклюже болтались в разные стороны, пока палки не попали в специальные крепления на бортике, предназначенные для того, чтобы удерживать их на одном месте. Тогда гребки стали получаться лучше, но Штеффи потребовалось какое-то время, прежде чем удалось заставить весла двигаться в такт. Всякий раз она слишком сильно налегала на правое весло, поэтому лодку разворачивало влево.
– Почему нужно грести, сидя задом наперед? Ведь не видно, куда направляешься.
– Попробуй наоборот, тогда увидишь.
Штеффи развернулась на скамье и попыталась грести наоборот: сначала вперед, а затем назад. Вообще ничего не получилось. Было почти безветренно. Далеко на западе серо-голубая дымка стирала границу между небом и землей. Поверхность воды была ровной, без ряби. Вода лишь мягко колыхалась вперед и назад, словно блестящий шелковый материал маминого самого красивого платья. Пепельно-синий муар, называла его мама. Штеффи было приятно произносить слово «муар», такое же мягкое и красивое, как сама ткань.
– Если продолжать грести на запад, только грести и грести, то можно доплыть до Америки? – спросила Штеффи.
Дядя Эверт засмеялся.
– Да, если тебе посчастливится сохранить курс на запад, двигаясь к северу от Скогена в Дании и к югу от Норвегии, тогда, для начала, ты попадешь в Шотландию. Затем останется только пересечь Атлантику. Тебе придется хорошенько запастись едой, если ты собираешься рискнуть. И надеяться на такой штиль, как сегодня.
Весла натерли Штеффи руки, больнее всего было на мягкой складке кожи между большим и указательным пальцами. Но она не собиралась жаловаться.
Дядя Эверт потянул за деревянную обмотку и выкатил с кормы лодки свернутый линь – тонкий пеньковый трос.
– Подними весла и иди сюда, подержи, – сказал он.
Штеффи подняла весла над краем лодки. Холодная вода капала ей на ноги. Она осторожно перешагнула с «банки» на корму. Лодка казалась неустойчивой. Двигаясь, Штеффи боялась, что она опрокинется.
– Шесть человек погибли, – сказал дядя Эверт. – Это могло случиться и с нами. Мы прошли всего в нескольких сотнях метров друг от друга.
Его руки дрожали, когда он чистил картошку. Дрожали лишь слегка, но Штеффи увидела это и поняла, что дядя Эверт тоже напуган.
– Что будет дальше? – поинтересовалась тетя Марта.
Дядя Эверт покачал головой.
– Мы не можем прекратить рыбачить. Остается только надеяться на Божий промысел. И на то, что война скоро закончится.
Штеффи попыталась что-то сказать, но помешал ком в горле, не дававший словам выйти. Она с трудом сглотнула и наконец задала вопрос.
– Нужно ли вам выходить далеко в море? Разве вы не можете ловить рыбу поближе к берегу?
Она сама услышала, как неестественно и нечетко прозвучал ее голос.
Дядя Эверт улыбнулся, но только губами. Улыбка не тронула его глаз.
– В море есть большие подводные камни. Море богато.
– И опасно, – сказала тетя Марта. – Стыдно и горько, что люди делают его еще опаснее друг для друга.
Она смотрела на дядю Эверта, и такого выражения ее светлых глаз Штеффи никогда раньше не видела. Так часто мама смотрела на папу, вернувшегося из лагеря, обычно вечерами, когда они сидели, разговаривали и думали, что дети заснули. Тогда Штеффи лежала и смотрела на них сквозь полуприкрытые веки, слушая их шепот, улавливая лишь отдельные слова.
– Когда мы проходили мимо Марстранда, военные корабли стояли в море у Патерностера и палили друг в друга, – сказал дядя Эверт.
Марстранд был расположен всего в нескольких десятках километров. Теперь война шла рядом.
По радио сообщили, что все дома нужно затемнить. Если немцы нападут ночью, они не должны увидеть, где находятся дома и люди. Тетя Марта сшила светонепроницаемые шторы из черной ткани и повесила их на окна. В сумерках, когда в доме зажигали свет, шторы должны быть задернутыми. Хорошо, что сейчас весна, и по вечерам светло.
В школе они узнали, что все дети с островов, возможно, будут эвакуированы на большую землю. Каждый ребенок должен иметь при себе упакованную сумку, если придет сообщение, что нужно ехать. Большинству казалось, что это даже интересно. Но Штеффи боялась. Не очередного переезда, не нового путешествия в чужие места с чужими людьми!
Она упаковала в дорожную сумку два платья, украшения и фотографии. Кто знает, если ей придется уехать, возможно, она никогда уже не вернется сюда.
Больше всего Штеффи огорчало, что мама с папой не узнают, где она. Никто заранее не знает никаких адресов. И подумать только, вдруг их с Нелли разлучат!
Но спустя несколько недель сообщили, что никакой эвакуации не будет. Можно было снова распаковывать сумку.
После Пасхи сахар стал выдаваться по талонам, так же как и кофе. Нельзя было купить столько, сколько хочешь, лишь столько, сколько указано в серых талонах, которые тетя Марта принесла с почты. Она внимательно следила за тем, чтобы Штеффи не клала слишком много сахара в овсянку.
Волосы Штеффи стали отрастать. Они уже доставали до плеч. Штеффи заплетала их в две короткие косички. Наверное, они успеют отрасти до отъезда в Америку.
Ветер с моря становился все мягче. Дядя Эверт спустил на воду небольшую лодку и взял Штеффи с собой на лодочную прогулку.
– Иди, садись сюда, научишься грести, – сказал он. – Нужно уметь, если живешь у моря.
Штеффи уселась рядом с дядей Эвертом на деревянной скамье, «банке», так у моряков называется сиденье на гребной шлюпке. Дядя Эверт, стоя на коленях позади Штеффи, помогал ей управлять тяжелыми веслами.
Сначала весла неуклюже болтались в разные стороны, пока палки не попали в специальные крепления на бортике, предназначенные для того, чтобы удерживать их на одном месте. Тогда гребки стали получаться лучше, но Штеффи потребовалось какое-то время, прежде чем удалось заставить весла двигаться в такт. Всякий раз она слишком сильно налегала на правое весло, поэтому лодку разворачивало влево.
– Почему нужно грести, сидя задом наперед? Ведь не видно, куда направляешься.
– Попробуй наоборот, тогда увидишь.
Штеффи развернулась на скамье и попыталась грести наоборот: сначала вперед, а затем назад. Вообще ничего не получилось. Было почти безветренно. Далеко на западе серо-голубая дымка стирала границу между небом и землей. Поверхность воды была ровной, без ряби. Вода лишь мягко колыхалась вперед и назад, словно блестящий шелковый материал маминого самого красивого платья. Пепельно-синий муар, называла его мама. Штеффи было приятно произносить слово «муар», такое же мягкое и красивое, как сама ткань.
– Если продолжать грести на запад, только грести и грести, то можно доплыть до Америки? – спросила Штеффи.
Дядя Эверт засмеялся.
– Да, если тебе посчастливится сохранить курс на запад, двигаясь к северу от Скогена в Дании и к югу от Норвегии, тогда, для начала, ты попадешь в Шотландию. Затем останется только пересечь Атлантику. Тебе придется хорошенько запастись едой, если ты собираешься рискнуть. И надеяться на такой штиль, как сегодня.
Весла натерли Штеффи руки, больнее всего было на мягкой складке кожи между большим и указательным пальцами. Но она не собиралась жаловаться.
Дядя Эверт потянул за деревянную обмотку и выкатил с кормы лодки свернутый линь – тонкий пеньковый трос.
– Подними весла и иди сюда, подержи, – сказал он.
Штеффи подняла весла над краем лодки. Холодная вода капала ей на ноги. Она осторожно перешагнула с «банки» на корму. Лодка казалась неустойчивой. Двигаясь, Штеффи боялась, что она опрокинется.