Триз Джефри. Холмы Варны

   - Эх, если бы я и правда умел писать вот так!
   Они успели только наскоро перелистать страницы, но и этого было достаточно, чтобы убедиться, что перед ними настоящий шедевр, достойный сравнения с лучшими комедиями Аристофана.
   - И все-таки рукописи подделываются, - объяснила Анджела. - Поэтому венецианское правительство поручило особому цензору наблюдать за печатанием латинских и греческих книг.
   Разговаривая, они спустились к озеру, чтобы насладиться прохладным ветерком, дувшим с гор. Догорел еще один великолепный закат, и сгустились сумерки. Кругом царила глубокая тишина, и каждый звук далеко разносился в горном воздухе. Вот почему им удалось расслышать беседу отца Димитрия с другим монахом, которые остановились у парапета высоко, над ними. Они как раз подошли к вырубленным в скале ступенькам, когда до них донесся знакомый грубый голос отца эконома:
   - Я и сам так подумал сегодня утром, брат Григорий. Но как ты догадался?
   - Я подслушивал у дверей библиотеки, брат...
   Алан вздрогнул и схватил Анджелу за локоть. Окаменев, они затаили дыхание.
   - И о чем же они разговаривали?
   - Я не разобрал. Дверь ведь толстая, а они шептались и только иногда говорили громче. Но один называл другого "Анджела".
   . - А ты не ослышался? "Анджело"... "Анджела"... Почти никакой разницы.
   - Но ведь он ставил слова в женском роде! Тут ошибки быть не может: один из них на самом деле девушка, и мы допустили в стены монастыря женщину! Да если настоятель об этом узнает, он умрет от ужаса!
   Отец Димитрий позволил себе хихикнуть.
   - Ну так постараемся, чтобы он об этом узнал. Место в раю, уготованное нашему достопочтенному настоятелю, уже заждалось его.
   Несколько секунд они молчали, а потом второй монах сказал:
   - Когда ты будешь настоятелем, ты... ты вспомнишь про мою дружбу?
   - Я не забуду никого из моих друзей. И из моих врагов.
   - А что сделать с этой девчонкой?
   - Сегодня ничего. Запомни - никому ни слова! А утром проводи их не в библиотеку, а к настоятелю. Я обличу их в его присутствии. Если старик выдержит и такое волнение, значит, на него вообще смерти нет!
   - Ты очень умен, Димитрий. А как ты поступишь со школярами?
   - Как? Прикажу выдрать этих бродяжек плетьми и вышвырнуть их за ворота.
   Необходимо было действовать решительно.
   Как только монахи отошли от парапета, Анджела и Алан бросились в свою каморку за сумками и сунули в них несколько кусков хлеба, который сумели спрятать за обедом и ужином. Затем они крадучись пробрались к наружной стене библиотеки - к этому времени уже совсем стемнело и можно было не опасаться, что их заметят.
   Высоко над их головами смутно чернели три маленьких окна.
   - Она в среднем, - шепнула Анджела.
   Алан, твердо упершись ногами в землю, пригнулся и, когда она взобралась к нему на плечи, стал медленно выпрямляться.
   Анджела испуганно ахнула.
   - Что случилось? - шепнул он.
   - С этой стороны стена гораздо выше!
   - Попробуй дотянуться.
   - Сейчас.
   Алан закусил губу, потому что нога Анджелы больно нажала на его плечо.
   - Побыстрей, - умоляюще проговорил он. - Я тебя долго не удержу.
   - Я ее трогаю пальцами... Вот... Ай!
   С приглушенным стоном она сорвалась на землю. Алан, потеряв равновесие, тоже упал, и оба больно ушиблись. При этом они наделали довольно много шума, но во двор никто не вышел. Анджела первая вскочила на ноги и помогла встать юноше.
   - Все в порядке! - воскликнула она с торжеством. - Рукопись у меня.
   Алан так обрадовался, что совсем забыл про ушибы. Он сунул книгу за пазуху, ощутив приятный холодок кожаного переплета, и они, прячась в тени, направились к воротам.
   Однако привратник, который накануне так неохотно впустил молодых людей в монастырь, на этот раз не проявил никакого желания выпустить их.
   - Час уже поздний, - проворчал он. - Монастырские правила запрещают.
   - Но ведь еще не совсем стемнело! - в отчаянии попробовал убедить его Алан.
   - Какая разница! Еще и десяти минут не прошло, как мне передали приказ настоятеля никого из монастыря не выпускать.
   Итак, отец Димитрий принял меры предосторожности! Алан взглянул на старика привратника, на ключи, болтавшиеся у его пояса... Но из сторожки доносились голоса: значит, сегодня он не один. К нему на помощь сразу бросятся по меньшей мере двое. А ведь далеко не все монахи - дряхлые старики.
   - Ну что ж, - сказал он, пожав плечами.
   И они вновь направились к монастырю по извилистой тропе, тщательно выбирая, куда поставить ногу, потому что оба хорошо помнили пропасти, которые видели здесь днем.
   - Мы пропали, - сказала Анджела. - Этот монастырь - неприступная крепость. С такого обрыва не спустишься, разве что... Послушай, а не попробовать ли нам поискать веревку и...
   - Для этого потребуется очень длинная веревка, да и не одна - ведь их же придется привязывать.
   - А если отрезать веревку от колокола в часовне?
   - Они запирают часовню.
   - Но ведь у них же есть колодец, а уж там наверняка найдется веревка...
   - Нет, они носят воду из озера в бурдюках.
   Следовательно, не было никакой надежды раздобыть веревку достаточной длины, чтобы спуститься хотя бы до первого уступа. Да и во всяком случае, как заметил Алан, предпринять подобный спуск в темноте было равносильно самоубийству. - Мы пропали, - в отчаянии повторила Анджела. Они вернулись в свою темную каморку и сидели там, переговариваясь шепотом. Положение казалось безвыходным.
   Глава семнадцатая. ЧЕРНЫЕ ГЛУБИНЫ ВАРНЫ.
   - Мы кое о чем забыли! - внезапно воскликнул Алан.
   - О чем же?
   - Ведь с утеса есть еще один спуск - лестница, ведущая к озеру.
   В смутном свете лампадки он увидел, что Анджела недоуменно сдвинула брови.
   - Но ведь это же тупик. Лодок здесь нет. Да и все равно тут к берегу нигде не пристанешь.
   - Ах да, я и забыл, - с досадой сказал Алан. - Ты ведь плохо плаваешь.
   - Я не нарочно, - грустно прошептала Анджела и, помолчав, спросила: - Ну, а куда же отсюда можно было бы поплыть... если бы я умела? Ведь озеро окружают обрывы.
   - Ну, все-таки, наверное, где-то можно выбраться на берег. Уж два-то места найдутся непременно: там, где речка вытекает из озера...
   - Ну конечно. - Анджеле стало стыдно, что она сама этого не сообразила.
   Но Алан, не слушая ее, продолжал:
   - Однако это уж на самый крайний случай. Течение в речке бешеное, берега крутые, и вся она усеяна камнями. Если тебя туда затянет, ты не выплывешь.
   Анджела вспомнила, как кипела вода под их ногами, когда они шли по шаткому мостику к утесу, и вздрогнула.
   - А где второе место? - спросила она.
   - Если из озера вытекает река, - терпеливо объяснил Алан, - то, значит, почти наверное она где-то в него впадает - в верхнем его конце. Только там она, скорее всего, гораздо меньше - просто ручей. И все-таки он должен был прорыть в склоне расселину, по которой можно будет подняться.
   - Но ведь ты сам говорил, что до того конца озера не меньше трех миль. Разве ты сумеешь столько проплыть?
   - Я-то проплыл бы, но раз ты не можешь, так о чем говорить?
   Анджела задумалась, а потом сказала решительно:
   - В таком случае ты должен выбраться отсюда один, чтобы спасти Алексида.
   - Не говори глупостей. В любом случае, - добавил он, не желая, чтобы она мучилась от мысли, что все погубило ее неумение плавать, - даже если я и доплыву, вода безнадежно испортит рукопись.
   - Ну, ее-то мы как-нибудь защитим от воды.
   - Каким же образом?
   - Знаю! Возьмем один из бурдюков, в которых монахи держат воду и вино.
   - Но ведь отверстие такое узкое, что книга сквозь него не пройдет.
   - Дурачок! Их же в свое время сшивали. Ведь так? Я подпорю шов и...
   - Но право же... - перебил он и умолк, не зная, какое еще возражение придумать. Ой прекрасно знал, что у нее в сумке есть иголки и нитки, а сослаться на то, что бурдюк станет пропускать воду, было нельзя: раз в них хранят воду, из этого следует, что они должны и предохранять от воды.
   План Анджелы был вполне выполним, а перед кухней лежала целая груда пустых бурдюков. Однако не может же он бежать с рукописью, оставив Анджелу на расправу отцу Димитрию.
   - Я не согласен... - начал он.
   Но Анджела тут жо его перебила:
   - Я придумала еще лучше.
   - Без тебя я отсюда не уйду.
   - А мы уйдем вместе. Ты помнишь, как мы переправлялись через реку по дороге в Рагузу? Брода не было, и мы переплыли на надутых бурдюках.
   - Анджела!
   - Анджело!
   - Ну не все ли равно теперь! Пожалуй, это может получиться. Только вот сумеешь ли ты плыть на бурдюке? Ведь нас будет относить течением.
   - Как-нибудь сумею. Далековато, конечно, но ведь мне не обязательно плыть быстро. Правда?
   Алан взволнованно вскочил на ноги. Конечно, это был опасный план, но ведь и все их путешествие было опасным. А кроме того, у них не оставалось другого выхода: если они не выберутся из монастыря, утром их ждет позор, побои - и уж во всяком случае они лишатся Алексида.
   А в их распоряжении была еще целая ночь. Да и вообще нужно только отплыть от берега. У монахов нет лодки, и пуститься за ними в погоню они не смогут. Если Анджела устанет, она отдохнет, да и он будет ей помогать. Нет, они, конечно, сумеют переплыть озеро.
   Ну, а потом? Что скрывается за угрюмой стеной гор, окружающих Варну? Ничего страшного. В худшем случае - такой же дикий край, как тот, через который они уже проходили. А к северу, за нагорьем и дальним хребтом, несомненно, лежит дорога из Константинополя в Рагузу.
   - Стоит попробовать, - сказал он, - если ты согласна.
   - Я согласна.
   - Тогда погоди здесь, а я схожу за бурдюками.
   Он на цыпочках выскользнул во двор. Ночь была темная, луна пряталась за тучами, и только на краю неба мерцали звезды. Монастырь был погружен в безмолвие: монахи старались хоть немного выспаться перед первой заутреней. Алан никого не встретил и через пять минут уже вернулся к Анджеле с двумя бурдюками.
   - Дай мне Алексида, - сказала она. И, вытащив нож, отмерила по шву нужную длину и распорола его так, чтобы книгу можно было просунуть внутрь. - Надо скорее зашить, пока не погасла лампада.
   - Ну, не вышивать же ты собралась.
   - Вышивать не вышивать, но он не должен пропускать воды. А ты пока надувай второй бурдюк.
   Алан тоже решил плыть на бурдюке: три мили - это все-таки три мили. Ну, а если окажется, что бурдюк - только помеха, его всегда можно будет бросить.
   Однако надуть бурдюк было не так-то просто. В детстве Алан купался с надутыми бычьими пузырями, но то было совсем другое дело. Когда, наконец, он, совсем измучившись, перевел дух и крепко перевязал отверстие, оказалось, что бурдюк надут меньше чем наполовину.
   - А может быть, попробовать с двумя? - спросила Анджела. - То есть с двумя на каждого.
   - Пожалуй, - обрадовано сказал Алан. - Мы привяжем их по бокам к поясу. Это будет даже удобнее, чем лежать грудью на одном бурдюке. Легче будет загребать руками.
   Он осторожно вышел и вскоре вернулся с двумя новыми бурдюками. Анджела как раз затянула последний узелок - и вовремя, потому что лампада уже мигала. Однако при этом мерцающем свете они успели закончить свои приготовления и привязать к поясу надутые бурдюки. Тот, который висел на левом боку Анджелы, хранил драгоценную рукопись.
   Они направились к двери, но тут, нарушая тишину ночи, зазвонил надтреснутый монастырский колокол.
   - Что это? - испуганно спросила Анджела. Они услышали, как стали распахиваться двери келий и по коридорам застучали сандалии. - Вдруг кто-нибудь поднял тревогу?
   - Ничего, - успокоил ее Алан. - Они идут в часовню молиться. Пойдем и мы. Сейчас они нас не услышат.
   Взяв Анджелу за руку, он вывел ее за дверь. Кое-где мелькали тусклые огоньки свечей - это монахи торопились в часовню. Но этот слабый свет не рассеивал тьму, а только наполнял двор причудливыми тенями, так что беглецов никто не заметил.
   Когда они добрались до лестницы в скале, из-за туч, словно для того чтобы помочь им, выглянула луна - узенький серп, который, казалось, рассек облака на косматые лохмотья. По озеру побежала золотая дорожка, но от этого остальная вода стала только еще более черной. Анджела вздрогнула.
   - Бр-р-р!.. Какой у нее холодный вид.
   - Да она и должна быть холодной.
   - Но ведь мы добыли то, ради чего явились сюда. А все остальное - пустяки.
   Пока они пробирались по заросшей камышами отмели, где нагревшаяся за день вода не успела остыть, все было хорошо, но когда они поплыли, у них перехватило дыхание - вода тут была ледяной, потому что озеро питали подземные ключи.
   - Держись поближе ко мне, - с трудом выговорил Алан, - и скажи, если начнешь отставать.
   Он неторопливо и уверенно поплыл к смутной вершине у дальнего конца озера. Через несколько минут он оглянулся и посмотрел на монастырь. Месяц бросал неверный свет на стены, венчавшие утес, а позади них неслись рваные облака.
   Потом черная и зловещая тень, словно крыло какой-то гигантской птицы, быстро надвинулась на Варну, и монастырь погрузился в непроницаемый мрак. Больше Алан ничего не видел. Тучи совсем затянули луну. Беглецов окружала непроглядная тьма, так что даже воздух и воду они могли различать только на ощупь.
   - Ну, как у тебя дела?
   Они уже давно не переговаривались, и теперь голос Анджелы, донесшийся из темноты, звучал как-то странно.
   - Ничего. Мы хоть половину проплыли?
   - Вряд ли. Нас относило течением. Вот почему я и свернул влево. Ты заметила? Плыть придется дальше, но зато под обрывами вода неподвижна.
   Несколько минут они отдыхали. Пока они плыли, они было согрелись, но теперь им снова стало холодно.
   - Что это? - спросила Анджела.
   - Гром.
   Алан лежал неподвижно, опираясь на бурдюки и радуясь минутной передышке. Но тут в разрыве между двумя вершинами, словно какое-то сказочное растение, вспыхнула ветвистая молния, и на мгновение все вокруг залил ослепительный голубовато-серебристый свет. Затем раздался гром - на этот раз не отдаленный рокот, а оглушительный удар, который подхватило эхо, заметавшееся над озером между обрывами.
   - Поплыли, - сказал Алан, когда замер последний раскат. - В этих горах разражаются внезапные бури. На озере может подняться волнение. - Он старался говорить спокойно.
   Новый удар грома заглушил ответ Анджелы, но по плеску воды слева он понял, что девушка поплыла вперед. Эхо еще не успело умолкнуть, как раздался новый звук - шорох сильного ливня. Над водой застонал и засвистел ветер. Когда они только пускались в путь, по небу бешено неслись облака, но в долине было совсем тихо. Теперь ветер налетал порывами, полный злобного коварства. В лицо Алана летели брызги. Впереди, во мраке, замелькали белые гребни. Плыть становилось все труднее, надутые бурдюки только мешали, и Алан с тревогой окликнул Анджелу.
   - Я ничего, - отозвалась она, перекрикивая шум ветра и дождя.
   - Бери левее, к самому обрыву, там будет тише.
   Он надеялся, что там будет тише. Там должно было быть тише. Но пока он не замечал никакой разницы. Озеро, все исчерченное пенными полосами, закипало, словно черный котел ведьмы.
   - Как страшно! - задыхаясь, пробормотала Анджела, которая плыла теперь совсем рядом с ним. - Около тебя мне легче, а будь я одна, я бы насмерть перепугалась.
   Алан был рад, что его присутствие ободряет Анджелу. Хорошо, что она не догадывается, как устал и как боится он сам. Правда, ему не в первый раз грозила опасность утонуть. Дважды он едва успевал выбраться из разлившихся йоркширских речек, а один раз, нырнув в спокойные воды Кэм, чуть было не остался на дне, запутавшись в водорослях. Но тогда ведь спасительный берег был совсем близко!
   - Но мы ведь не можем утонуть, правда? - спросила Анджела.
   Да, утонуть они не могли, пока в привязанных к их поясам бурдюках оставался воздух. Однако, если волнение разыграется всерьез, а у них не хватит сил держать головы высоко над водой, они все равно захлебнутся. Он ведь и так уже успел наглотаться воды. Если усталость возьмет верх, то на заре по озеру будут плавать только их трупы. Для того чтобы стать утопленником, вовсе не обязательно пойти на дно.
   - Поменьше открывай рот, - грубо приказал он Анджеле.
   Гром теперь удалялся и глухо рокотал среди дальних хребтов. Вой ветра все чаще спадал. Из расступившихся туч выглянул месяц и осветил серую завесу дождя, которая тут же рассеялась. Однако по озеру по-прежнему бежали курчавые волны.
   - Я немножко устала, - сказала Анджела тихо.
   - Плыви не останавливаясь, - умоляюще настаивал Алан. - Озеро сейчас успокоится. Не торопись, но не останавливайся. Теперь уже близко.
   Да-да, наверное, близко. Он снова разглядел вершину верхнего конца озера. Теперь она загораживала все небо впереди. Значит, действительно близко... Но разве можно правильно оценить расстояние, когда твои глаза у самой воды?
   Они плыли еще четверть часа. Ветер совсем стих, и волнение тоже почти улеглось.
   - Слушай, - сказал Алан. Из темноты доносился новый звук: журчание бегущей по камням воды. Он почувствовал, что его усталым ногам приходится преодолевать силу течения. - Уже совсем близко, - подбодрил он Анджелу.
   - Очень хорошо. Теперь я немножко отдохну и поплыву дальше.
   Однако отдыхать было нельзя. Вода впадавшей в озеро речки была совсем ледяной, и ее течение чувствовалось уже здесь. Если они перестанут плыть и их затянет на стрежень, они будут отброшены далеко назад, потому что бурдюки окажутся теперь только помехой. Анджела ни за что не проплывет еще раз такое расстояние, да и он сам тоже.
   - Ты не смеешь останавливаться! Плыви! - яростно приказал он. - Ведь иначе...
   - Прости, Алан, я не могу.
   Алан знал, что она говорит правду. Его собственные руки и ноги словно налились свинцом. Ему начинало казаться, что он плывет в полном рыцарском вооружении. А течение даже за те несколько секунд, пока они переговаривались, успело отнести их назад ярдов на пятнадцать.
   Оставался только один выход. Алан расстегнул пояс, оттолкнул бурдюки и повернул к Анджеле. Ему сразу стало легче плыть, и он словно обрел новые силы. Жаль, что Анджелу нельзя освободить от бурдюков. Нет, он должен вытащить на берег и ее, и Алексида.
   - Перевернись на спину! - скомандовал он. - Я тебя потащу.
   Ему приходилось бороться отчаянно, потому что Анджела совсем обессилела и не могла ему помочь. Речка вздулась от недавнего дождя, и течение тащило его назад. Трижды он пытался нащупать дно, но тщетно. И только на четвертый раз его нога уперлась в камень.
   Две минуты спустя, насквозь мокрые, изнемогая от холода и усталости, они упали ничком на шуршащую гальку в устье речки.
   Глава восемнадцатая. ОБРАТНЫЙ ПУТЬ.
   Как ни странно, первой оправилась и предложила идти дальше Анджела.
   Алану же хотелось только одного - спать. Все его тело мучительно ныло. Он так и остался бы лежать у воды, если бы Анджела его не растолкала.
   - Ты насмерть простудишься, - уговаривала она. - У тебя уже озноб. Вставай и пойдем.
   - Куда же мы пойдем в такой темноте?
   - Уже начинает светать. А идти нам можно только вверх по речке.
   Она была права. Другого пути, кроме этой каменистой расселины, отсюда не было. А в сероватом свете зари они уже могли различать дорогу.
   - Только сперва поешь, - сказала Анджела.
   - Хлеб, наверное, совсем размок. Ведь из сумок течет вода.
   - Нет, он цел. Я зашила его вместе с Алексидом.
   Она распорола бурдюк и вытащила его содержимое.
   - И почему только я не догадалась уложить в него все наши вещи! - со вздохом продолжала девушка. - Мы могли бы переодеться сейчас в сухое. Правда, тогда пришлось бы очень долго зашивать шов.
   - Ничего, - отозвался Алан, с удовольствием грызя хлебную корку. - Скоро взойдет солнце, и мы согреемся...
   Его била такая дрожь, что зуб на зуб не попадал, и Анджела посмотрела на него с тревогой.
   - Тебя надо напоить чем-нибудь горячим и уложить в сухую постель. Пойдем поищем какого-нибудь крова.
   - В этих-то горах? - усмехнулся Алан. - Нам еще повезет, если мы хотя бы к вечеру доберемся до какого-нибудь жилья. Но в одном я с тобой согласен - чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше.
   - Во всяком случае, - торжествующе сказала Анджела, высоко подняв рукопись, - это обратный путь.
   Однако Алан, который, спотыкаясь, брел за ней по расселине, никак не мог поверить, что поручение, которое он получил в Кембридже столько месяцев назад, теперь, наконец, выполнено. Они отыскали Варну, они добыли комедию Алексида, и теперь остается только вернуться с ней в Венецию. Сколько раз он мечтал об этой минуте! Каким счастьем, думал он, переполнится его сердце! Но теперь, когда она настала, он чувствовал только, что у него отчаянно болит голова, а мокрая одежда противно липнет к телу.
   Зато Анджела была во власти радостного возбуждения. Она удивительно быстро оправилась после плавания по озеру и теперь взбиралась по склону с легкостью серны. Алан еле поспевал за ней, но гордость мешала ему попросить ее идти помедленнее.
   Взошло солнце, но лучи его не проникали в сумрачную расселину. Оглядываясь, молодые люди видели теперь только самый уголок озера, спокойного и синего под утренним небом. Еще немного, и этот уголок тоже исчез за гребнем перевала.
   - Вот мы и простились с Варной, - сказала Анджела.
   - И будем надеяться, что навсегда!
   Теперь они простились и с речкой и пошли через нагорье по узенькой тропке, которую заметила Анджела.
   - Ведь должна же она куда-то вести! - заявила девушка.
   Алан не стал спорить. Если она берет на себя обязанности проводника, тем лучше. Они свободны, и этого с него довольно. Вот только если бы еще можно было лечь и уснуть!
   Солнце начинало припекать, и от их одежды поднимался пар. Анджела распустила кудри по плечам, не опасаясь, что в этой горной глуши ее кто-нибудь увидит. Алан брел за девушкой, с трудом переставляя ноги, и вдруг заметил, что темная полоска у корней ее волос стала уже совсем широкой. Как давно они уехали из Венеции!
   Он с трудом поднял руку и провел ладонью по подбородку.
   До сих пор ему достаточно было бриться раз в неделю - он начал бриться всего лишь год назад, да и то больше из мальчишеского самолюбия, чем по необходимости. Но с тех пор, как он покинул дом Альда, бритва не касалась его подбородка, и теперь его покрывала настоящая щетина.
   Венеция! Дом Альда! Горячая вода, чистые простыни... Сейчас он готов был отдать за них все сокровища мира. Когда еще ему вновь доведется вымыться в горячей воде и лечь в чистую постель?
   Голос Анджелы заставил его очнуться, и он с испугом понял, что уже давно идет, словно в бреду, ничего не замечая вокруг.
   - Впереди перевал, - сказала Анджела. - Пожалуй, эта тропинка и в самом деле куда-то ведет.
   - А... э... Извини. Я, наверное, спал на ходу.
   - Вот именно, - заметила Анджела с упреком. Взглянув туда, куда указывал ее палец, Алан увидел глубокую зазубрину в стене гор, преграждавших им путь на север.
   - Может быть, отдохнем несколько минут? - робко сказал он.
   - Нет, уж лучше пойдем дальше. - И Анджела засмеялась. - Ты ведь не дал мне отдохнуть на озере.
   - И правильно, что не дал, - ворчал он себе под нос, устало плетясь за ней.
   Но ведь тогда им грозила смерть, а теперь совсем другое дело. Ей-то хорошо! Шагает как ни в чем не бывало. А он совсем болен.
   - Ну ладно, - буркнул он. - До твоего перевала я дойду, но дальше ни шагу не сделаю, пока не отдохну хорошенько.
   Никогда еще он не испытывал к Анджеле такой жгучей ненависти, как в эту минуту.
   До перевала они шли полчаса, но Алану они показались целым днем. К тому же сбылись и его мрачные предсказания: местность, которую они увидели с перевала, ничем не отличалась от той, которая лежала за их спиной, - точно такое же голое холмистое нагорье. Алан решительно опустился на землю, разложил сушиться на соседнем камне свою куртку и рубаху и наотрез отказался сделать еще хоть шаг.
   - Ну пройдем чуть-чуть дальше, - умоляла Анджела.
   - Нет, я сначала отдохну. Да и куда торопиться?
   - По-моему, вон там хижина.
   - Чепуха! Откуда в этой глуши возьмется хижина?
   - Но послушай, неужели ты не слышишь, как звенят овечьи колокольчики?
   - У меня в ушах не только колокольчики звенят, а и лютни, и вино, льющееся в стакан, и...
   - Да нет, это же правда! - не сдавалась Анджела. - И колокольчики звенят, и вон там из оврага поднимается дым. Погляди! Вон она - хижина.
   Она схватила Алана за плечо, но его голова тяжело упала на грудь.
   - Оставь меня в покое, - с досадой проворчал он. - Неужели ты не видишь, что я болен?
   - Конечно, вижу, - совсем другим тоном ответила Анджела. - Уже давно вижу. Прости, что я заставляла тебя идти, но ведь если бы ты потерял сознание, у меня не хватило бы сил тебя тащить.
   Алан с трудом поднялся на ноги, не забыв, однако, подобрать свою одежду.
   - Хорошо, попробую, - сказал он, стуча зубами.
   Все дальнейшее происходило словно во сне. Он смутно вспоминал, как Анджела помогала ему спускаться по тропе. Он помнил, что на них, рыча, бросились две собаки - рыжая и черная с белыми пятнами, и Анджела пыталась отогнать их камнями, только у нее ничего не получалось. Он помнил темный вход в хижину и добродушное испуганное лицо старого пастуха, все исчерченное глубокими морщинами, с белоснежными кустиками бровей.
   А потом он уже ничего не помнил, потому что три дня пролежал без сознания в лихорадке.
   ... - Как ты себя чувствуешь, Алан?
   В хижине было темно и пахло псиной. Он видел только силуэт склонявшейся над ним Анджелы, но очень обрадовался, услышав ее голос.
   - Очень есть хочется, - ответил он, тщетно пытаясь сесть на постели и удивляясь своей слабости.
   - Я так и думала. Вот выпей молока. Оно, правда, слишком уж жирное. Но ведь это козье молоко, а коров здесь нет.