Страница:
ней уже нет надобности для построения полного социализма? Что ее может
заменить? Ведь Ленин учил в статье "О кооперации", что у нас есть все
"необходимые и достаточные" общественно-политические предпосылки (да и то
только внутренние), но что нам как раз не хватает культуры, техники, над
выработкой которой нам нужно еще только долго и упорно работать.
и) При каких внешнеполитических условиях возможна победа
социалистического строя в СССР?
Возникает поэтому вопрос: сумеем ли мы создать себе эти
технико-материальные предпосылки ("культуру" в широком смысле этого слова)
еще до победы мировой революции и при теперешних внешнеполитических условиях
изоляции, неизбежно замедляющих наш рост. Ни в 4-й, ни в 5-й главе нет
ответа на этот вопрос, играющий такую большую роль в наших спорах за
последние годы.
Правда, в первой главе ("О мировой системе капитализма" и т. д.) мы
встречаем в слегка перефразированном виде легко узнаваемые слова Ленина из
известной предреволюционной его статьи 1916 г. о том, "что возможна победа
социализма первоначально в немногих и даже в одной отдельно взятой
капиталистической стране"89 (с. 20).
Но весь спор по вопросу о "построении социализма в одной стране" по
существу дела сводился к тому, как толковать слова Ленина о "победе
социализма": в смысле ли социалистической революции или социалистического
строя? Оппозиция и тов. Сталин до 1924 г. защищали то положение, что слова
Ленина следует понимать в том смысле, что победа социалистической революции
возможна и в "одной отдельно взятой" стране, но что для победы
социалистического строя (т. е. уничтожения товарного производства и
классового строения общества) необходима победа революции в ряде стран.
Противники этого взгляда расширенно толковали слова Ленина о "победе
социализма", т. е. и в смысле возможности победы социалистической революции
и социалистического строя (построения полного социалистического общества) в
"одной отдельно взятой стране". Точное повторение слов Ленина о "победе
социализма" в проекте программы есть, поэтому, не ответ на вопрос, а
дипломатическая увертка, уклонение от ответа на возбуждающий столько споров
вопрос. После принятия такой "программной формулировки" спор мог бы начаться
снова при наличии объективных предпосылок с той только разницей, что вместо
толкования слов Ленина из статьи 1916 г. пришлось бы спорить о толковании
слов программы 1928 г. Судя по тому, что эти слова включены в первую главу,
где речь идет о революции, а не в четвертую или пятую, где речь идет о
строительстве социализма, я полагаю, что автор хотел придать словам "победа
социализма" оппозиционное толкование в смысле социалистической революции, но
все же не уверен, что правильно толкую мысль автора. Такое сознательное
пользование в программе недомолвками совершенно недопустимо и противоречит
всем традициям большевизма.
Вместо этаких недомолвок я считал бы необходимым, чтобы в программе
было ясно сказано, что "расширение и укрепление социалистического
строительства в СССР усиливает в конечном счете позиции международного
пролетариата; но и обратно -- для завершения и победы полного социализма в
СССР (уничтожения товарного хозяйства и классовой структуры общества)
необходимым предварительным условием является победа социалистической
революции в ряде других стран передового капитализма, а затем и во всем
мире, ибо только такая победа социалистической революции во всем
цивилизованном мире окончательно закрепит победу социалистического строя и
не даст отживающим, но не отжившим и частично возрождающимся силам старого
мира отнять у нас обратно то, что мы завоевали и сделали для социализма".
а) Новый проект делает шаг вперед по сравнению с прежним в том
отношении, что он пытается к абстрактно-теоретическому анализу, в духе
которого был написан прежний проект, добавить конкретную
материально-историческую характеристику мирового развития и борющихся в нем
сил. Это приближает новый проект к типу манифеста, удаляя его от более
узкого типа программы, образом которого была Эрфуртская
программа90. К сожалению, это только привело к разбуханию и
удлинению проекта. Новый проект втрое больше предыдущего. Это, во-первых,
затруднит для рабочего прочтение программы до конца; во-вторых,
принципиальные формулировки совершенно теряются в массе описательного
материала и простых повторений. Особенно это относится к "Введению" и ко 2-й
главе ("Общий кризис капитализма"), где имеется обратная пропорциональность
между количеством слов и идейным содержанием в виде принципиальных
формулировок. Введение говорит вкратце о всех вопросах, о которых в
следующих главах говорится подробнее. Отсюда совершенно ненужные повторения.
О социал-демократии, например, говорится в десятке мест, но сводной четкой
характеристики ее, так же как и мелкой буржуазии, нет нигде. Гораздо лучше
было бы краткое введение к проекту V конгресса, которое по образцу введения
к Коммунистическому Манифесту Маркса и Энгельса объясняло, почему коммунисты
находят нужным изложить в программе свои взгляды. Неизвестно, зачем дан во
второй главе такой описательный материал, как хроника революционных событий
1917 г. Таким вещам место в комментарии, а не в программе, все это выкинуть
надо, сжав и сократив за этот счет общее изложение. Следует помнить слова
Энгельса по поводу проекта программы 1891 г.:
"По-моему, программа должна быть возможно краткой и точной. Если
придется употребить иностранное слово или в первую минуту неясное во всем
его объеме предложение, то в этом нет никакого вреда. Устное изложение во
время обсуждения, а также пояснение в печати, довершает остальное, краткое
же четкое предложение раз понятно, уже запечатлевается в памяти, делается
лозунгом, чего никогда не бывает с толкованием многословным".
б) Проект чересчур бухаринский. Это значит, во-первых, что во всех
вопросах, когда-то спорных между Лениным и Бухариным, принята точка зрения
Бухарина. Это я уже показал в вопросах о раннем капитализме, госкапитализме
и программе переходных лозунгов. До чего тов. Бухарин постарался "воплотить"
в этом проекте все свои программные идеи, какие только когда-либо приходили
ему в голову, видно из следующего, не столь уж важного вопроса. На VII
съезде РКП Бухарин предложил после анализа капитализма дать в программе
описание коммунистического и социалистического общества. Ленин высмеял это
предложение, указав, что можно только указать самые общие принципы будущего
строя. Бухарин дважды выступал в защиту своего предложения -- Ленин дважды
против. Съезд отверг предложение Бухарина. На VIII съезде последний уже не
стал предлагать это. Но вот в новом проекте в специальной главе на пяти
страницах дано описание коммунизма и социализма, как будто автор за время с
1919 г. успел совершить экскурсию в эти края и досконально там все
осмотреть.
Во-вторых, проект чересчур "бухаринский" в том смысле, что в нем
слишком много того, что нам всем желательно и что удалено от нас годами, и
немножко мало того, что есть теперь и что надо делать в ближайшие годы. До
чего у авторов проекта велика была "любовь к дальнему" можно показать на
следующем: как мы уже знаем, в резолюции IV конгресса К[оммунистического]
И[нтернационала] предлагалось дать в программе разбивку стран по основным
типам в отношении разного метода применения единого фронта в них и различий
в переходных лозунгах борьбы за власть, сообразно социальной структуре этих
стран. В новом проекте этого нет, зато в 4-й главе сделана на трех страницах
(59 -- 61) попытка разбить страны на разные типы с точки зрения того,
надлежит ли им более быстрым или более медленным темпом переходить к
социализму после завоевания власти пролетариатом...
в) Попробуем теперь свести воедино все указанные недостатки отдельных
глав проекта.
Введение совершенно зря пытается предвосхитить вседальнейшее изложение.
Оно должно ограничиться кратким ука-занием цели программы коммунизма.
Первая глава отступает от более правильного анализа капи-тализма и
империализма предыдущего проекта. Первую главу пре-дыдущего проекта,
содержащую, так же как и первая глава новогопроекта абстрактно-теоретический
анализ капитализма, следуетво всех отношениях предпочесть теперешним
формулировкам.
Вторая глава о кризисе капитализма добавлена сызнова.Это следовало бы
приветствовать как попытку дать картину по-слевоенного мирового развития в
общих штрихах. К сожале-нию, эта задача выполнена из рук вон плохо. Это
самая бессо-держательная в принципиальном отношении глава. Вместокартины
мира с ее противоречиями и борьбой сил получилсяисторический очерк, а
местами просто хронология и даже хро-ника. Нет никакого серьезного анализа
революционных годови событий с 1918 по 1927 г. Не выделен с достаточной
резкос-тью могущественный фактор современного мирового разви-тия --
американско-европейское противоречие. Стабилизациипосвящено 20 стр. О
рационализации ни слова.
Третья глава, трактующая о том, чего не ведает никто -- обосновных
чертах будущего общества -- вообще должна была быбыть выпущена. Она
разрывает программу на две части, вкли-ниваясь в середину. Из этой главы
надо только сохранить со-держание последних сорока строк о двух ступенях в
развитиик коммунизму, низшей и высшей фазе, что следует включитьв начало
следующей главы о диктатуре. Все остальное имееттолько
агитационно-публицистическое, но никак не принципи-альное значение.
Четвертая глава (о диктатуре и переходном периоде)должна быть
дополнена: а)указанием на экономические задачипролетарского государства в
деле уничтожения товарного хо-зяйства и классов, б)изменением формулировки о
военном ком-мунизме и нэпе, в)требованием национализации земли и
г)из-менением формулировки блока рабочих и крестьян в борьбе за диктатуру.
Пятая глава (о развитии СССР) должна быть переработанапод углом зрения
а) указания на борьбу в экономике и политикеСССР двух начал --
капиталистического и социалистического --за то, "кто кого" обгонит в темпе
развития, б) гарантией противперерождения должно быть указано развитие
рабочей демокра-тии у нас и международная революция, в) необходимо указатьна
связь между бойкотом со стороны внутреннего капитализмапланов
социалистического хозяйства и одновременным наступ-лением на нас
международного капитализма и г) судьбы социа-лизма в СССР зависят от судеб
мировой революции.
Шестая глава (о стратегии и тактике К[оммунистическо-го]
И[нтернационала]) нуждается в радикальной переработке.Из нее должно быть
удалено все схоластическое, включенное туда стройности ради. Там нужно дать
характеристику основныхдействующих при капитализме классов (мелкой буржуазии
в осо-бенности) и партий (социал-демократии в особенности). Нужноуказать,
что в империалистических странах главным вопросомкоммунистической тактики
является отношение к социал-демо-кратии, в других странах -- к мелкой
буржуазии и ее политичес-ким организациям. Надо дать четкую и ясную
характеристикуи обоснование тактики единого фронта, обобщить имеющийсяопыт,
конкретизировать лозунги единого фронта на весь предре-волюционный период,
наметить "программу действий" на бли-жайшие годы для компартий по разным
типам стран. А самоеглавное, оговорить и обставить возможно более строгими
целе-сообразными рогатками тактику блоков и соглашений с други-ми партиями,
чтобы ни при каких условиях компартии не становились привесками
социал-демократии в одних странах,к мелкой буржуазии -- в других. Программа
Коминтерна должна во что бы то ни стало создать гарантию политической
самостоятельности и организационной независимости всех компартий во всем
мире.
Общий вывод: VI конгресс К[оммунистического] И[нтернационала] должен
выбрать комиссию и поручить ей: переработать проект. Торопиться с его
принятием через один месяц после опубликования нельзя. Правильным является
решение ЦК к[оммунистической] п[артии] У[краины], совпадающее с предложением
ряда товарищей (тов. Клары Цеткин91, в том числе), что VI конгресс не должен
окончательно утверждать программы, а передать проект для дискуссии в секции
К[оммунистического] И[нтернационала], поручив окончательное утверждение
следующему конгрессу или, в крайнем случае, расширенному пленуму ИККИ,
который соберется через некоторое время после VI конгресса.
Многоуважаемый тов. Дингелыптедт, я с большим вниманием прочел Ваше
письмо. Оно заслуживает внимания всех оппозиционеров, ибо сигнализирует
глубокие идейные кризисы, которые переживает часть оппозиции. Я недавно
получил письмо тов. Виктора Эльцина. Оно посвящено оценке положения. И в
полности92 совпадает с оценкой тов. В. М. Смирнова. "Термидор уже
совершился... только через катастрофы может идти путь". Вы пишете о
китайских делах, но уже договорились до вещей, которые являются катастрофой
не только Вашего ленинизма, но и Вашего марксизма вообще. Тяжелейшие
исторические события потрясли так наших друзей, видно, что они теряют
душевное равновесие и идейный багаж. Это неудивительно у молодежи, но
поражает у товарищей с предвоенным стажем, видавшем виды. Большевизм после
поражения 1905 г. породил отзовизм93. Если ему суждено будет
пройти через полосу тяжелых поражений, то он выкристаллизует, с одной
стороны, кулако-болыпевизм типа Слепкова, с другой -- какой-то максимализм
чисто волюнтаристического типа. Понятно, я не хочу сказать, что у Вас этот
процесс завершен. Но если вместо того, чтобы взяться за серьезное продумание
ошибок, нашедших выражение в Вашем письме, Вы будете в них упорствовать, то
ничто Вас не удержит на этом пути. Надеюсь, что Л. Д. [Троцкий], которому я
посылаю Ваше письмо вместе с моим ответом, со своей стороны напишет Вам свое
мнение, тем более, что Вы, кажется, думаете, что защищаете его взгляды.
Я, понятно, не могу так подробно разобрать Ваше письмо, как оно этого
заслуживает. Остановлюсь только на основных пунктах. Марксизм и ленинизм
никогда не доказывали, что де-
мократическая диктатура обязательно во всякой стране должна победить и
что только после ее победы возможна победа социализма. Эта точка зрения есть
точка зрения марксизма, скатившегося до социал-демократии. Но марксизм и
ленинизм всегда доказывали, что без борьбы за демократию нет борьбы за
социализм. История может так сложиться, что совсем не доходит до победы
демократической революции и что социалистической революции -- диктатуре
пролетариата приходится решать задачи, нерешенные бурж[уазной] революцией.
Поэтому Ленин никогда не утверждал, что демократическая диктатура
обязательна как исторический этап, но доказывал, что на известной стадии
развития обязательна борьба за демократическую революцию и за ее завершение
в форме демократической диктатуры.
Оставаясь на почве ленинизма, Вы могли бы доказывать, что Китай уже
перерос этот период демократической революции, что совокупность обстановки,
в которой совершается китайская революция, предопределяет социалистический
характер ближайшего этапа. Я с этим в корне не согласен, считаю Ваше
утверждение, что Китай пережил уже не только 1905 г.94 и
Февраль95, но и начало Октября, ничем не доказанным. Китайские
события 1927 г. я считаю незавершенной не Октябрьской, а Февральской
революцией. Не намерен в этом письме обширно разбирать это разногласие,
потому что между нами, т. е. мною и Вами, не тут центр расхождений. Центр
расхождений между нами это все то, что Вы говорите о русской Февральской
революции. Марксистский историк анализирует то, что было; Вы анализируете
то, чего не было, но что, по Вашему мнению, могло бы быть. Это занятие
вообще праздное, но оно у Вас дало совершенно неожиданные результаты. Вы
пришли к тому выводу, что "Февральская революция не была ни необходимой, ни
неизбежной... вся беда в том, что Ильич опоздал приезжать больше, чем на
месяц". Сталин и Каменев были оппортунистами, партийные организации
ослаблены арестами. Они позволили буржуазии захватить власть, и Ильич
"потому был вынужден занять пассивно-пропагандистскую линию". Вы забываете в
этой Вашей историографии маленькую вещь: Ильич перед Февральской революцией
выдвигал лозунг демократической диктатуры. Если Вы считаете, что только
недостаточной подготовке верхушки надо приписать факт, что мы в феврале не
взяли власти, то незачем Вам в этой верхушке перечислять только Сталина и
Каменева. Тогда скажите, что благодаря неправильной теории Ленина,
большевизма, выдвигавшего лозунг демократической диктатуры, верхушка
большевистской партии была неподготовлена и погубила или отодвинула на
восемь месяцев революцию.
Не пытайтесь отговориться указанием на разногласия между Лениным, с
одной, и Сталиным и Каменевым, с другой стороны. Против такой попытки
достаточно указать на письмо Ленина "К швейцарским рабочим" и на ленинские
"Письма из далека". Эти статьи писал Ленин в самом начале Февральской
революции, ничего не зная об ошибках Сталина и Каменева. Для всякого, кто
знает Ленина, не подлежит сомнению, что если бы он считал, что они в первые
дни Февральской революции сделали ошибку, состоящую в том, что упустили
момент для взятия власти, то он сказал бы это во всеуслышание и сделал бы из
этого все выводы. Спор он с ними вел в совершенно другой области, а именно:
что надо делать в положении, которое создала Февральская революция? Но зачем
нам мудрствовать: в письме "К швейцарским товарищам" 8 апреля 1917 г. Ленин
пишет:
"Крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном
фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 г. может придать громадный
размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей
революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней" (т.
XIV, ч. 2, с. 407).
А в третьем "Письме из далека", датированном от 11/24 марта 1917 г.,
развертывая уже программу государства-коммуны, Ленин пишет об этой
программе: "Такие меры еще не социализм, они касаются разверстки
потребления, а не переорганизации производства. Они не были бы еще
"диктатурой пролетариата", а только "революционно-демократической диктатурой
пролетариата и беднейшего крестьянства"" (т. XX, ч. 2, с. 75).
Таким образом, Вы не можете прятаться за погрешности Сталина и
Каменева. Вы обвиняете Ленина в том, что он не понял в феврале 1917 года,
что можно установить диктатуру пролетариата. Из Вашего письма видно, что Вы
очень мужественный человек, и я не удивлюсь, если Вы доскажете до конца то,
что Вы сказали, и заявите, что большевистская партия и Ленин до 1917 года
недостаточно подготовляли идейно пролетариат для пролетарской диктатуры.
Если Вы не решитесь сказать это, ибо тогда пришлось бы Вам отказаться от
названия большевика-ленинца, то объясните мне, пожалуйста, как это
случилось, что, хотя большевики были подготовлены всей своей предыдущей
историей к тому, чтобы понять свой час, то все-таки все они, включая Ленина,
оказались неспособны понять, когда пробил этот час диктатуры пролетариата.
О теоретической нелепости утверждения, что если бы Ленин прибыл на
месяц раньше, то Февральская революция была бы не Февральская, а
Октябрьская, -- вообще не приходится говорить. Вы, видно, с таким размахом
вылетели из партии, что по пути растеряли свой марксистский багаж. И только
это объясняет все прочее, что Вы говорите о Февральской революции. Сводится
все это утверждение к тому, что в самом начале Февральской революции за нами
было не только большинство рабочих, но и крестьян и солдат, что за
меньшевиками и эсерами никто не стоял. Я считаю ненужным указывать Вам на
соотношение сил в Советах, на крестьянских и армейских съездах, на все то,
что писал Ленин. Я скажу только коротко: кто думает, что в крестьянской
стране раньше, чем крестьянская масса получила на деле возможность
мелкобуржуазную партию эсеров, она может идти сразу рабочим массам, тот
потерял возможность маркистского мышления96. Вы поймете, что
после этого меня не очень огорчила идентификация моей позиции с позицией
Каменева.
Наконец, несколько слов о Вашей оценке Смилги, Преображенского и моего
заявления. Будучи в основном согласен с этим заявлением, Вы считаете, что
выводы его доказывают готовность капитулировать на всяких условиях. Когда Вы
отправлялись в ссылку, Вы прислали мне свою книгу с лестной надписью:
"Дорогому руководителю и вождю". Вы, видно, очень легкомысленно выбираете
себе дорогих учителей и вождей. Вожди могут ошибиться, но тогда они обязаны,
в первую очередь, сказать тем, кем они руководили, о своей ошибке, призвать
их совместно искать выхода из положения. Если бы Преображенский, Смилга и я
пришли к убеждению об ошибке в основах политики оппозиции, то мы бы в первую
очередь известили об этом сосланных вместе с нами за общее дело товарищей.
Если мы этого не делаем, то потому, что убеждены в правоте платформы.
Разногласия, которые существуют в рядах оппозиции в русских вопросах, чисто
тактического характера, и потому и Смилга, и я, послав свое заявление, ибо
текста заявления Л. Д. [Троцкого] не имели, подписали заявление Л. Д.
[Троцкого]. Тов. Преображенский хотел сделать то же самое. Рассылка писем о
капитуляции есть легкомыслие, сеяние паники, недостойное старого
революционера. Только благодаря тому, что вижу, что Вы и некоторые другие
переживаете идейный кризис, и что считаю своей обязанностью помочь выйти из
него, отвечаю на письмо с подобными упреками. Когда подумаете и нервы Ваши
придут в равновесие (а нам крепкие нервы необходимы, ибо эта ссылка чепуха
по сравнению с тем, что еще придется увидеть впереди), то Вам, старому члену
партии, стыдно станет так терять голову.
С комприветом. Томск,
8 августа 1928 г.
Дорогой Сергей, посылаю тебе письма Врачеву, Ищенко, Дингельштедту, --
кажется, все написанное мной за последнее время. А теперь что касается
твоего письма.
Основное в нем -- твое короткое замечание, что левого курса не было.
Так зачем же ты подписывал заявление Л. Д. [Троцкого] , что оппозиция левый
курс будет поддерживать? Нет для революционера крупнее опасности, как не
видеть действительности. Ты пишешь мне, что в общем согласен с моим
проектом. В проекте этом я, не увлекаясь левым курсом, не принимая никаких
ручательств, что он не будет скомкан и не уступит место даже открытому
правому курсу, показал, что я понимаю под левым курсом. А понимаю я под ним
попытку партии дать отпор наступлению кулака и очиститься от одолевающей ее
грязи, которая по существу является результатом неправильной политики. Что
дала эта попытка? Она дала полугодичную агитацию против кулацкой опасности:
то, что до этого времени объявлялось выдумкой оппозиции, пошло в массы в
сотнях миллионов экземпляров как взгляд партии. Лозунг самокритики -- это
лозунг обкорнанной внутрипартийной демократии, но на живых примерах рабочие
в сотнях городов вслух заговорили о том, что что-то гнило в царстве
датском98. Большинство, которое до этого времени все наши
утверждения о внутрипартийном положении называло клеветой, должно было
признать, что рабочие в нашей партии, из боязни подвергнуться преследованию,
молчали. И эта агитация против кулака и агитация против внутрипартийного
разложения находится снова под ударом и будет, быть может, снова зажата. Но
ведь было бы полной слепотой не видеть, что сотни тысяч членов партии в
первый раз после 1923 года, а некоторые вообще в первый раз, заговорили.
Думать, что все это прошло бесследно, это означает впадать в полное
отчаяние, прикрытое молодецким наплювизмом. Если это так, то на что же мы
надеемся в будущем? Я повторю, ничто не является таким опасным для
революционера, как слепота. Но есть слепота и слепота. Человек, который не
видит, может завтра увидеть. А вот тот, кто не хочет видеть, тот никогда не
увидит. Слепота целого ряда наших товарищей есть не что другое как функция
децистских настроений. Они были очень сильны среди нашей молодежи перед
исключением из партии. Наша молодежь, слыша, что мы против двух партий,
думала, что мы хитрим. Теперь эти настроения нас заливают; выражаются они
разным образом. Виктор [Эльцин] пишет, что термидор уже совершился.
Дингелыптедт пишет Смилге, что нас ничто не отделяет теперь от децистов. Это
в тот момент, когда Вл. Мих. [Смирнов] пишет черным по белому, что ВКП труп.
Может, то, что пишут децисты, окажется в будущем тяжелейшей
действительностью, -- тогда не революционер будет тот, кто этого не признает
и будет прятать голову в песок. Но тогда надо будет объявить нашу платформу
пройденным этапом и выдвинуть лозунг второй партии, второй революции. Не
делать этого, заявлять себя защитником платформы, подписывать заявления Л.
Д. [Троцкого] , выдвигающие лозунг: реформу данной партии (реформировать
можно только живое, мертвое -- можно только хоронить) -- это политически
заменить? Ведь Ленин учил в статье "О кооперации", что у нас есть все
"необходимые и достаточные" общественно-политические предпосылки (да и то
только внутренние), но что нам как раз не хватает культуры, техники, над
выработкой которой нам нужно еще только долго и упорно работать.
и) При каких внешнеполитических условиях возможна победа
социалистического строя в СССР?
Возникает поэтому вопрос: сумеем ли мы создать себе эти
технико-материальные предпосылки ("культуру" в широком смысле этого слова)
еще до победы мировой революции и при теперешних внешнеполитических условиях
изоляции, неизбежно замедляющих наш рост. Ни в 4-й, ни в 5-й главе нет
ответа на этот вопрос, играющий такую большую роль в наших спорах за
последние годы.
Правда, в первой главе ("О мировой системе капитализма" и т. д.) мы
встречаем в слегка перефразированном виде легко узнаваемые слова Ленина из
известной предреволюционной его статьи 1916 г. о том, "что возможна победа
социализма первоначально в немногих и даже в одной отдельно взятой
капиталистической стране"89 (с. 20).
Но весь спор по вопросу о "построении социализма в одной стране" по
существу дела сводился к тому, как толковать слова Ленина о "победе
социализма": в смысле ли социалистической революции или социалистического
строя? Оппозиция и тов. Сталин до 1924 г. защищали то положение, что слова
Ленина следует понимать в том смысле, что победа социалистической революции
возможна и в "одной отдельно взятой" стране, но что для победы
социалистического строя (т. е. уничтожения товарного производства и
классового строения общества) необходима победа революции в ряде стран.
Противники этого взгляда расширенно толковали слова Ленина о "победе
социализма", т. е. и в смысле возможности победы социалистической революции
и социалистического строя (построения полного социалистического общества) в
"одной отдельно взятой стране". Точное повторение слов Ленина о "победе
социализма" в проекте программы есть, поэтому, не ответ на вопрос, а
дипломатическая увертка, уклонение от ответа на возбуждающий столько споров
вопрос. После принятия такой "программной формулировки" спор мог бы начаться
снова при наличии объективных предпосылок с той только разницей, что вместо
толкования слов Ленина из статьи 1916 г. пришлось бы спорить о толковании
слов программы 1928 г. Судя по тому, что эти слова включены в первую главу,
где речь идет о революции, а не в четвертую или пятую, где речь идет о
строительстве социализма, я полагаю, что автор хотел придать словам "победа
социализма" оппозиционное толкование в смысле социалистической революции, но
все же не уверен, что правильно толкую мысль автора. Такое сознательное
пользование в программе недомолвками совершенно недопустимо и противоречит
всем традициям большевизма.
Вместо этаких недомолвок я считал бы необходимым, чтобы в программе
было ясно сказано, что "расширение и укрепление социалистического
строительства в СССР усиливает в конечном счете позиции международного
пролетариата; но и обратно -- для завершения и победы полного социализма в
СССР (уничтожения товарного хозяйства и классовой структуры общества)
необходимым предварительным условием является победа социалистической
революции в ряде других стран передового капитализма, а затем и во всем
мире, ибо только такая победа социалистической революции во всем
цивилизованном мире окончательно закрепит победу социалистического строя и
не даст отживающим, но не отжившим и частично возрождающимся силам старого
мира отнять у нас обратно то, что мы завоевали и сделали для социализма".
а) Новый проект делает шаг вперед по сравнению с прежним в том
отношении, что он пытается к абстрактно-теоретическому анализу, в духе
которого был написан прежний проект, добавить конкретную
материально-историческую характеристику мирового развития и борющихся в нем
сил. Это приближает новый проект к типу манифеста, удаляя его от более
узкого типа программы, образом которого была Эрфуртская
программа90. К сожалению, это только привело к разбуханию и
удлинению проекта. Новый проект втрое больше предыдущего. Это, во-первых,
затруднит для рабочего прочтение программы до конца; во-вторых,
принципиальные формулировки совершенно теряются в массе описательного
материала и простых повторений. Особенно это относится к "Введению" и ко 2-й
главе ("Общий кризис капитализма"), где имеется обратная пропорциональность
между количеством слов и идейным содержанием в виде принципиальных
формулировок. Введение говорит вкратце о всех вопросах, о которых в
следующих главах говорится подробнее. Отсюда совершенно ненужные повторения.
О социал-демократии, например, говорится в десятке мест, но сводной четкой
характеристики ее, так же как и мелкой буржуазии, нет нигде. Гораздо лучше
было бы краткое введение к проекту V конгресса, которое по образцу введения
к Коммунистическому Манифесту Маркса и Энгельса объясняло, почему коммунисты
находят нужным изложить в программе свои взгляды. Неизвестно, зачем дан во
второй главе такой описательный материал, как хроника революционных событий
1917 г. Таким вещам место в комментарии, а не в программе, все это выкинуть
надо, сжав и сократив за этот счет общее изложение. Следует помнить слова
Энгельса по поводу проекта программы 1891 г.:
"По-моему, программа должна быть возможно краткой и точной. Если
придется употребить иностранное слово или в первую минуту неясное во всем
его объеме предложение, то в этом нет никакого вреда. Устное изложение во
время обсуждения, а также пояснение в печати, довершает остальное, краткое
же четкое предложение раз понятно, уже запечатлевается в памяти, делается
лозунгом, чего никогда не бывает с толкованием многословным".
б) Проект чересчур бухаринский. Это значит, во-первых, что во всех
вопросах, когда-то спорных между Лениным и Бухариным, принята точка зрения
Бухарина. Это я уже показал в вопросах о раннем капитализме, госкапитализме
и программе переходных лозунгов. До чего тов. Бухарин постарался "воплотить"
в этом проекте все свои программные идеи, какие только когда-либо приходили
ему в голову, видно из следующего, не столь уж важного вопроса. На VII
съезде РКП Бухарин предложил после анализа капитализма дать в программе
описание коммунистического и социалистического общества. Ленин высмеял это
предложение, указав, что можно только указать самые общие принципы будущего
строя. Бухарин дважды выступал в защиту своего предложения -- Ленин дважды
против. Съезд отверг предложение Бухарина. На VIII съезде последний уже не
стал предлагать это. Но вот в новом проекте в специальной главе на пяти
страницах дано описание коммунизма и социализма, как будто автор за время с
1919 г. успел совершить экскурсию в эти края и досконально там все
осмотреть.
Во-вторых, проект чересчур "бухаринский" в том смысле, что в нем
слишком много того, что нам всем желательно и что удалено от нас годами, и
немножко мало того, что есть теперь и что надо делать в ближайшие годы. До
чего у авторов проекта велика была "любовь к дальнему" можно показать на
следующем: как мы уже знаем, в резолюции IV конгресса К[оммунистического]
И[нтернационала] предлагалось дать в программе разбивку стран по основным
типам в отношении разного метода применения единого фронта в них и различий
в переходных лозунгах борьбы за власть, сообразно социальной структуре этих
стран. В новом проекте этого нет, зато в 4-й главе сделана на трех страницах
(59 -- 61) попытка разбить страны на разные типы с точки зрения того,
надлежит ли им более быстрым или более медленным темпом переходить к
социализму после завоевания власти пролетариатом...
в) Попробуем теперь свести воедино все указанные недостатки отдельных
глав проекта.
Введение совершенно зря пытается предвосхитить вседальнейшее изложение.
Оно должно ограничиться кратким ука-занием цели программы коммунизма.
Первая глава отступает от более правильного анализа капи-тализма и
империализма предыдущего проекта. Первую главу пре-дыдущего проекта,
содержащую, так же как и первая глава новогопроекта абстрактно-теоретический
анализ капитализма, следуетво всех отношениях предпочесть теперешним
формулировкам.
Вторая глава о кризисе капитализма добавлена сызнова.Это следовало бы
приветствовать как попытку дать картину по-слевоенного мирового развития в
общих штрихах. К сожале-нию, эта задача выполнена из рук вон плохо. Это
самая бессо-держательная в принципиальном отношении глава. Вместокартины
мира с ее противоречиями и борьбой сил получилсяисторический очерк, а
местами просто хронология и даже хро-ника. Нет никакого серьезного анализа
революционных годови событий с 1918 по 1927 г. Не выделен с достаточной
резкос-тью могущественный фактор современного мирового разви-тия --
американско-европейское противоречие. Стабилизациипосвящено 20 стр. О
рационализации ни слова.
Третья глава, трактующая о том, чего не ведает никто -- обосновных
чертах будущего общества -- вообще должна была быбыть выпущена. Она
разрывает программу на две части, вкли-ниваясь в середину. Из этой главы
надо только сохранить со-держание последних сорока строк о двух ступенях в
развитиик коммунизму, низшей и высшей фазе, что следует включитьв начало
следующей главы о диктатуре. Все остальное имееттолько
агитационно-публицистическое, но никак не принципи-альное значение.
Четвертая глава (о диктатуре и переходном периоде)должна быть
дополнена: а)указанием на экономические задачипролетарского государства в
деле уничтожения товарного хо-зяйства и классов, б)изменением формулировки о
военном ком-мунизме и нэпе, в)требованием национализации земли и
г)из-менением формулировки блока рабочих и крестьян в борьбе за диктатуру.
Пятая глава (о развитии СССР) должна быть переработанапод углом зрения
а) указания на борьбу в экономике и политикеСССР двух начал --
капиталистического и социалистического --за то, "кто кого" обгонит в темпе
развития, б) гарантией противперерождения должно быть указано развитие
рабочей демокра-тии у нас и международная революция, в) необходимо указатьна
связь между бойкотом со стороны внутреннего капитализмапланов
социалистического хозяйства и одновременным наступ-лением на нас
международного капитализма и г) судьбы социа-лизма в СССР зависят от судеб
мировой революции.
Шестая глава (о стратегии и тактике К[оммунистическо-го]
И[нтернационала]) нуждается в радикальной переработке.Из нее должно быть
удалено все схоластическое, включенное туда стройности ради. Там нужно дать
характеристику основныхдействующих при капитализме классов (мелкой буржуазии
в осо-бенности) и партий (социал-демократии в особенности). Нужноуказать,
что в империалистических странах главным вопросомкоммунистической тактики
является отношение к социал-демо-кратии, в других странах -- к мелкой
буржуазии и ее политичес-ким организациям. Надо дать четкую и ясную
характеристикуи обоснование тактики единого фронта, обобщить имеющийсяопыт,
конкретизировать лозунги единого фронта на весь предре-волюционный период,
наметить "программу действий" на бли-жайшие годы для компартий по разным
типам стран. А самоеглавное, оговорить и обставить возможно более строгими
целе-сообразными рогатками тактику блоков и соглашений с други-ми партиями,
чтобы ни при каких условиях компартии не становились привесками
социал-демократии в одних странах,к мелкой буржуазии -- в других. Программа
Коминтерна должна во что бы то ни стало создать гарантию политической
самостоятельности и организационной независимости всех компартий во всем
мире.
Общий вывод: VI конгресс К[оммунистического] И[нтернационала] должен
выбрать комиссию и поручить ей: переработать проект. Торопиться с его
принятием через один месяц после опубликования нельзя. Правильным является
решение ЦК к[оммунистической] п[артии] У[краины], совпадающее с предложением
ряда товарищей (тов. Клары Цеткин91, в том числе), что VI конгресс не должен
окончательно утверждать программы, а передать проект для дискуссии в секции
К[оммунистического] И[нтернационала], поручив окончательное утверждение
следующему конгрессу или, в крайнем случае, расширенному пленуму ИККИ,
который соберется через некоторое время после VI конгресса.
Многоуважаемый тов. Дингелыптедт, я с большим вниманием прочел Ваше
письмо. Оно заслуживает внимания всех оппозиционеров, ибо сигнализирует
глубокие идейные кризисы, которые переживает часть оппозиции. Я недавно
получил письмо тов. Виктора Эльцина. Оно посвящено оценке положения. И в
полности92 совпадает с оценкой тов. В. М. Смирнова. "Термидор уже
совершился... только через катастрофы может идти путь". Вы пишете о
китайских делах, но уже договорились до вещей, которые являются катастрофой
не только Вашего ленинизма, но и Вашего марксизма вообще. Тяжелейшие
исторические события потрясли так наших друзей, видно, что они теряют
душевное равновесие и идейный багаж. Это неудивительно у молодежи, но
поражает у товарищей с предвоенным стажем, видавшем виды. Большевизм после
поражения 1905 г. породил отзовизм93. Если ему суждено будет
пройти через полосу тяжелых поражений, то он выкристаллизует, с одной
стороны, кулако-болыпевизм типа Слепкова, с другой -- какой-то максимализм
чисто волюнтаристического типа. Понятно, я не хочу сказать, что у Вас этот
процесс завершен. Но если вместо того, чтобы взяться за серьезное продумание
ошибок, нашедших выражение в Вашем письме, Вы будете в них упорствовать, то
ничто Вас не удержит на этом пути. Надеюсь, что Л. Д. [Троцкий], которому я
посылаю Ваше письмо вместе с моим ответом, со своей стороны напишет Вам свое
мнение, тем более, что Вы, кажется, думаете, что защищаете его взгляды.
Я, понятно, не могу так подробно разобрать Ваше письмо, как оно этого
заслуживает. Остановлюсь только на основных пунктах. Марксизм и ленинизм
никогда не доказывали, что де-
мократическая диктатура обязательно во всякой стране должна победить и
что только после ее победы возможна победа социализма. Эта точка зрения есть
точка зрения марксизма, скатившегося до социал-демократии. Но марксизм и
ленинизм всегда доказывали, что без борьбы за демократию нет борьбы за
социализм. История может так сложиться, что совсем не доходит до победы
демократической революции и что социалистической революции -- диктатуре
пролетариата приходится решать задачи, нерешенные бурж[уазной] революцией.
Поэтому Ленин никогда не утверждал, что демократическая диктатура
обязательна как исторический этап, но доказывал, что на известной стадии
развития обязательна борьба за демократическую революцию и за ее завершение
в форме демократической диктатуры.
Оставаясь на почве ленинизма, Вы могли бы доказывать, что Китай уже
перерос этот период демократической революции, что совокупность обстановки,
в которой совершается китайская революция, предопределяет социалистический
характер ближайшего этапа. Я с этим в корне не согласен, считаю Ваше
утверждение, что Китай пережил уже не только 1905 г.94 и
Февраль95, но и начало Октября, ничем не доказанным. Китайские
события 1927 г. я считаю незавершенной не Октябрьской, а Февральской
революцией. Не намерен в этом письме обширно разбирать это разногласие,
потому что между нами, т. е. мною и Вами, не тут центр расхождений. Центр
расхождений между нами это все то, что Вы говорите о русской Февральской
революции. Марксистский историк анализирует то, что было; Вы анализируете
то, чего не было, но что, по Вашему мнению, могло бы быть. Это занятие
вообще праздное, но оно у Вас дало совершенно неожиданные результаты. Вы
пришли к тому выводу, что "Февральская революция не была ни необходимой, ни
неизбежной... вся беда в том, что Ильич опоздал приезжать больше, чем на
месяц". Сталин и Каменев были оппортунистами, партийные организации
ослаблены арестами. Они позволили буржуазии захватить власть, и Ильич
"потому был вынужден занять пассивно-пропагандистскую линию". Вы забываете в
этой Вашей историографии маленькую вещь: Ильич перед Февральской революцией
выдвигал лозунг демократической диктатуры. Если Вы считаете, что только
недостаточной подготовке верхушки надо приписать факт, что мы в феврале не
взяли власти, то незачем Вам в этой верхушке перечислять только Сталина и
Каменева. Тогда скажите, что благодаря неправильной теории Ленина,
большевизма, выдвигавшего лозунг демократической диктатуры, верхушка
большевистской партии была неподготовлена и погубила или отодвинула на
восемь месяцев революцию.
Не пытайтесь отговориться указанием на разногласия между Лениным, с
одной, и Сталиным и Каменевым, с другой стороны. Против такой попытки
достаточно указать на письмо Ленина "К швейцарским рабочим" и на ленинские
"Письма из далека". Эти статьи писал Ленин в самом начале Февральской
революции, ничего не зная об ошибках Сталина и Каменева. Для всякого, кто
знает Ленина, не подлежит сомнению, что если бы он считал, что они в первые
дни Февральской революции сделали ошибку, состоящую в том, что упустили
момент для взятия власти, то он сказал бы это во всеуслышание и сделал бы из
этого все выводы. Спор он с ними вел в совершенно другой области, а именно:
что надо делать в положении, которое создала Февральская революция? Но зачем
нам мудрствовать: в письме "К швейцарским товарищам" 8 апреля 1917 г. Ленин
пишет:
"Крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном
фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 г. может придать громадный
размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей
революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней" (т.
XIV, ч. 2, с. 407).
А в третьем "Письме из далека", датированном от 11/24 марта 1917 г.,
развертывая уже программу государства-коммуны, Ленин пишет об этой
программе: "Такие меры еще не социализм, они касаются разверстки
потребления, а не переорганизации производства. Они не были бы еще
"диктатурой пролетариата", а только "революционно-демократической диктатурой
пролетариата и беднейшего крестьянства"" (т. XX, ч. 2, с. 75).
Таким образом, Вы не можете прятаться за погрешности Сталина и
Каменева. Вы обвиняете Ленина в том, что он не понял в феврале 1917 года,
что можно установить диктатуру пролетариата. Из Вашего письма видно, что Вы
очень мужественный человек, и я не удивлюсь, если Вы доскажете до конца то,
что Вы сказали, и заявите, что большевистская партия и Ленин до 1917 года
недостаточно подготовляли идейно пролетариат для пролетарской диктатуры.
Если Вы не решитесь сказать это, ибо тогда пришлось бы Вам отказаться от
названия большевика-ленинца, то объясните мне, пожалуйста, как это
случилось, что, хотя большевики были подготовлены всей своей предыдущей
историей к тому, чтобы понять свой час, то все-таки все они, включая Ленина,
оказались неспособны понять, когда пробил этот час диктатуры пролетариата.
О теоретической нелепости утверждения, что если бы Ленин прибыл на
месяц раньше, то Февральская революция была бы не Февральская, а
Октябрьская, -- вообще не приходится говорить. Вы, видно, с таким размахом
вылетели из партии, что по пути растеряли свой марксистский багаж. И только
это объясняет все прочее, что Вы говорите о Февральской революции. Сводится
все это утверждение к тому, что в самом начале Февральской революции за нами
было не только большинство рабочих, но и крестьян и солдат, что за
меньшевиками и эсерами никто не стоял. Я считаю ненужным указывать Вам на
соотношение сил в Советах, на крестьянских и армейских съездах, на все то,
что писал Ленин. Я скажу только коротко: кто думает, что в крестьянской
стране раньше, чем крестьянская масса получила на деле возможность
мелкобуржуазную партию эсеров, она может идти сразу рабочим массам, тот
потерял возможность маркистского мышления96. Вы поймете, что
после этого меня не очень огорчила идентификация моей позиции с позицией
Каменева.
Наконец, несколько слов о Вашей оценке Смилги, Преображенского и моего
заявления. Будучи в основном согласен с этим заявлением, Вы считаете, что
выводы его доказывают готовность капитулировать на всяких условиях. Когда Вы
отправлялись в ссылку, Вы прислали мне свою книгу с лестной надписью:
"Дорогому руководителю и вождю". Вы, видно, очень легкомысленно выбираете
себе дорогих учителей и вождей. Вожди могут ошибиться, но тогда они обязаны,
в первую очередь, сказать тем, кем они руководили, о своей ошибке, призвать
их совместно искать выхода из положения. Если бы Преображенский, Смилга и я
пришли к убеждению об ошибке в основах политики оппозиции, то мы бы в первую
очередь известили об этом сосланных вместе с нами за общее дело товарищей.
Если мы этого не делаем, то потому, что убеждены в правоте платформы.
Разногласия, которые существуют в рядах оппозиции в русских вопросах, чисто
тактического характера, и потому и Смилга, и я, послав свое заявление, ибо
текста заявления Л. Д. [Троцкого] не имели, подписали заявление Л. Д.
[Троцкого]. Тов. Преображенский хотел сделать то же самое. Рассылка писем о
капитуляции есть легкомыслие, сеяние паники, недостойное старого
революционера. Только благодаря тому, что вижу, что Вы и некоторые другие
переживаете идейный кризис, и что считаю своей обязанностью помочь выйти из
него, отвечаю на письмо с подобными упреками. Когда подумаете и нервы Ваши
придут в равновесие (а нам крепкие нервы необходимы, ибо эта ссылка чепуха
по сравнению с тем, что еще придется увидеть впереди), то Вам, старому члену
партии, стыдно станет так терять голову.
С комприветом. Томск,
8 августа 1928 г.
Дорогой Сергей, посылаю тебе письма Врачеву, Ищенко, Дингельштедту, --
кажется, все написанное мной за последнее время. А теперь что касается
твоего письма.
Основное в нем -- твое короткое замечание, что левого курса не было.
Так зачем же ты подписывал заявление Л. Д. [Троцкого] , что оппозиция левый
курс будет поддерживать? Нет для революционера крупнее опасности, как не
видеть действительности. Ты пишешь мне, что в общем согласен с моим
проектом. В проекте этом я, не увлекаясь левым курсом, не принимая никаких
ручательств, что он не будет скомкан и не уступит место даже открытому
правому курсу, показал, что я понимаю под левым курсом. А понимаю я под ним
попытку партии дать отпор наступлению кулака и очиститься от одолевающей ее
грязи, которая по существу является результатом неправильной политики. Что
дала эта попытка? Она дала полугодичную агитацию против кулацкой опасности:
то, что до этого времени объявлялось выдумкой оппозиции, пошло в массы в
сотнях миллионов экземпляров как взгляд партии. Лозунг самокритики -- это
лозунг обкорнанной внутрипартийной демократии, но на живых примерах рабочие
в сотнях городов вслух заговорили о том, что что-то гнило в царстве
датском98. Большинство, которое до этого времени все наши
утверждения о внутрипартийном положении называло клеветой, должно было
признать, что рабочие в нашей партии, из боязни подвергнуться преследованию,
молчали. И эта агитация против кулака и агитация против внутрипартийного
разложения находится снова под ударом и будет, быть может, снова зажата. Но
ведь было бы полной слепотой не видеть, что сотни тысяч членов партии в
первый раз после 1923 года, а некоторые вообще в первый раз, заговорили.
Думать, что все это прошло бесследно, это означает впадать в полное
отчаяние, прикрытое молодецким наплювизмом. Если это так, то на что же мы
надеемся в будущем? Я повторю, ничто не является таким опасным для
революционера, как слепота. Но есть слепота и слепота. Человек, который не
видит, может завтра увидеть. А вот тот, кто не хочет видеть, тот никогда не
увидит. Слепота целого ряда наших товарищей есть не что другое как функция
децистских настроений. Они были очень сильны среди нашей молодежи перед
исключением из партии. Наша молодежь, слыша, что мы против двух партий,
думала, что мы хитрим. Теперь эти настроения нас заливают; выражаются они
разным образом. Виктор [Эльцин] пишет, что термидор уже совершился.
Дингелыптедт пишет Смилге, что нас ничто не отделяет теперь от децистов. Это
в тот момент, когда Вл. Мих. [Смирнов] пишет черным по белому, что ВКП труп.
Может, то, что пишут децисты, окажется в будущем тяжелейшей
действительностью, -- тогда не революционер будет тот, кто этого не признает
и будет прятать голову в песок. Но тогда надо будет объявить нашу платформу
пройденным этапом и выдвинуть лозунг второй партии, второй революции. Не
делать этого, заявлять себя защитником платформы, подписывать заявления Л.
Д. [Троцкого] , выдвигающие лозунг: реформу данной партии (реформировать
можно только живое, мертвое -- можно только хоронить) -- это политически