Страница:
возражаю против этого, так как я обязался не переходить за пределы 4.500
слов. К вопросу о сокращениях хорошо было бы привлечь товарища Шахтмана,
который хорошо знает исторические материалы и может быть очень полезен.
В одной из глав статьи имеются цитаты из стенографического отчета о
московском процессе в феврале 1938 г. (Бухарин, Рыков, Ягода и пр.).
Для удобства перевода я достал здесь английскую стенограмму процесса398
и но полях рукописи указываю карандашом страницы, на которых Вы можете найти
соответственные цитаты.
Жму сердечно руку.
[Л.Д.Троцкий]
14 октября 1939 г.
Койоакан.
Мы требуем референдума по вопросу о войне, потому что мы хотим
парализовать или ослабить империалистический централизм. Но можем ли мы
признать референдум как нормальный метод разрешения вопросов в нашей
собственной партии? На этот вопрос нельзя ответить иначе, как отрицательно.
Кто стоит за референдум, тот тем самым признает, что решение партии
есть просто арифметическая сумма решений местных организаций, каждая из
которых вынуждена по необходимости ограничиваться собственными силами и
собственным ограниченным опытом. Кто стоит за референдум, тот должен стоять
и за императивные мандаты399; т. е. за право каждой местной организации
обязать своего представителя на партийном съезде голосовать определенным
образом. Кто признает императивные мандаты, тот тем самым отрицает значение
партийных съездов, высших органов партии. Вместо съезда достаточно завести
счетчика голосов. Партия как централизованное целое при этом исчезает. При
референдуме почти совсем устраняется влияние более передовых местных
организаций, более опытных и дальнозорких товарищей из столицы или
промышленных центров на менее опытных в отсталой провинции и т. д.
Мы стоим, разумеется, за то, чтобы каждый вопрос всесторонне обсуждался
и голосовался каждой партийной организацией, каждой партийной ячейкой. Но
вместе с тем каждый делегат, выбранный местной организацией, должен иметь
право взвесить на партийном съезде все доводы по существу и голосовать, как
ему подскажет его политическое сознание. Если он голосует на съезде против
делегировавшего его большинства местной организации и если после съезда он
не сумеет убедить свою организацию в своей правоте, то организация может в
следующий раз лишить его своего политического доверия. Такие случаи
неизбежны. Но они представляют собою несравненно меньшее зло, чем системы
референдума или императивных мандатов, которые полностью убивают партию как
целое.
[Л.Д.]Т[роцкий]
21 октября 1939 г.
Каждое государство есть принудительная организация господствующего
класса. Социальный режим устойчив до тех пор, пока господствующий класс
остается способен через государство навязывать свою волю эксплуатируемым
классам. Важнейшими орудиями государства являются полиция и армия.
Капиталисты отказываются (правда, далеко не полностью) от содержания своих
частных армий в пользу государства, чтобы таким образом препятствовать
рабочему классу создавать свою собственную вооруженную силу. До тех пор,
пока капитализм идет вверх, государственная монополия вооруженной силы
воспринимается как нечто естественное даже угнетенными классами. До прошлой
мировой войны международная социал-демократия даже в лучшие свои периоды
совсем не поднимала вопроса о вооружении рабочих, более того, отвергала
такого рода идею, как романтический отголосок далекого прошлого.
Только в царской России молодой пролетариат начал уже в первые годы
этого столетия прибегать к вооружению своих боевых отрядов. В этом наиболее
ярко обнаруживалась неустойчивость старого режима. При помощи своих
нормальных органов, т. е. полиции и армии, царская монархия оказывалась все
менее способна регулировать общественные отношения и все чаще вынуждена была
прибегать к помощи добровольческих банд (черные сотни400 с их погромами
евреев, армян, студентов, рабочих и пр.). В ответ на это рабочие, как и
различные национальные группы, начали строить свои отряды самообороны. Эти
факты означали начало революции.
В Европе вопрос о вооруженных рабочих отрядах встал только к концу
войны; в Соединенных Штатах - еще позже. Во всех без исключения случаях
капиталистическая реакция первой начинала и начинает прибегать к созданию
особых боевых организаций, наряду с полицией и армией буржуазного
государства. Объясняется это тем, что буржуазия более предусмотрительна и
беспощадна, чем пролетариат. При напряжении классовых противоречий она уже
не полагается полностью на собственное государство, поскольку его руки все
же связаны до некоторой степени "демократическими" нормами. Появление
"добровольческих" боевых организаций, имеющих своей целью физическое
подавление пролетариата, есть безошибочный симптом начавшегося распада
демократии, вследствие невозможности регулировать старыми методами классовые
противоречия.
Надежды реформистских партий Второго и Третьего Интернационалов и
профессиональных союзов на то, что органы демократического государства
защитят их от фашистских банд, везде и всегда оказывались иллюзией. Во время
острых кризисов полиция неизменно сохраняет по отношению к
контрреволюционным бандам позицию дружественного нейтралитета, если не
прямого содействия. Однако крайняя живучесть демократических иллюзий
приводит к тому, что рабочие с большим запозданием приступают к организации
собственных боевых отрядов. Название "самооборона" полностью отвечает их
назначению, по крайней мере в первый период, так как нападение неизменно
исходит со стороны банд контрреволюции. Стоящий за их спиною монополистский
капитал открывает против пролетариата превентивную войну, чтобы сделать его
неспособным на социалистическую революцию.
Процесс зарождения и развития рабочих отрядов самообороны неразрывно
связан со всем ходом классовой борьбы в стране и потому отражает ее
неизбежные обострения и смягчения, приливы и отливы. Революция надвигается
на общество не непрерывно, а в виде ряда конвульсий, разделенных различными,
иногда длительными промежутками, в течение которых политические отношения
настолько смягчаются, что сама идея революции как бы теряет свою реальность.
В соответствии с этим лозунг отрядов самообороны то встречает сочувственный
отголосок, то звучит как бы в пустыне, чтобы через некоторое время снова
приобрести популярность.
Особенно ярко можно проследить этот противоречивый процесс во Франции в
течение последних лет. В результате ползучего экономического кризиса реакция
перешла в открытое наступление в феврале 1934 года. Фашистские организации
быстро росли. С другой стороны, идея самообороны приобретала популярность в
рабочих рядах. Даже реформистская социалистическая партия вынуждена была в
Париже создать некоторое подобие самообороны. Политика "народного фронта",
т. е. полной прострации рабочих организаций перед буржуазией, отодвинула в
неопределенное будущее опасность революции и дала возможность буржуазии
снять фашистский переворот с порядка дня. Более того, освободившись от
непосредственной внутренней опасности и оказавшись лицом к лицу с
возрастающей опасностью извне, французская буржуазия немедленно же стала
эксплуатировать факт "спасения" демократии в империалистических целях. Снова
было провозглашено, что ближайшая война будет войной за демократию. Политика
официальных рабочих организаций приняла открыто империалистический характер.
Секция Четвертого Интернационала, сделавшая в 1934 году серьезный шаг
вперед, почувствовала себя в следующий период изолированной. Лозунг рабочей
самообороны повис в воздухе. От кого, в самом деле, обороняться? Ведь
"демократия" торжествует по всей линии... В нынешнюю войну французская
буржуазия вступила под знаменем "демократии" и при поддержке всех
официальных рабочих организаций, что позволило "радикал-социалисту" Даладье
сразу же установить "демократическое" подобие тоталитарного режима. Вопрос
об организации самообороны возродится в рядах французского пролетариата
вместе с ростом революционного отпора против войны и империализма.
Дальнейшее политическое развитие Франции, как и других стран, неразрывно
связано ныне с войной. Рост недовольства масс породил на первых порах
жесточайшую реакцию сверху. На помощь буржуазии и ее государственной власти
придет милитаризованный фашизм. Вопрос об организации самообороны встанет
перед трудящимися, как вопрос жизни и смерти. На этот раз в руках рабочих
окажутся, надо думать, в достаточном количестве ружья, пулеметы и пушки.
Однородные явления, хотя и в менее яркой форме, обнаружились и в
политической жизни Соединенных Штатов. После того, как рузвельтовское
преуспеяние, обманув ожидания, уступило место осенью 1937 г. вертикальному
упадку, реакция начала выступать в открытой и боевой форме. Провинциальный
городской голова Хейг сразу стал "национальной" фигурой. Погромные проповеди
патера Кофлина приобрели широкий отголосок. Демократическая администрация и
ее полиция отступали перед бандами монополистского капитала. В этот период
идея боевых отрядов для защиты рабочих организаций и печати явно начала
встречать отклик среди наиболее сознательных рабочих и наиболее угрожаемых
прослоек мелкой буржуазии, в частности еврейской.
Новое экономическое оживление, начавшееся в июле 1938 г. в несомненной
связи с ростом вооружений и империалистической войной, возродило доверие 60
семейств к своей "демократии". К этому прибавилась, с другой стороны,
опасность вовлечения Соединенных Штатов в войну. Сейчас не время для
потрясений! Все части буржуазии сближаются на политике осторожности и
сохранения "демократии". Положение Рузвельта в конгрессе укрепляется. Хейг и
патер Кофлин отходят далеко на задний план. Одновременно комиссия Дайеса401,
которую в 1937 году не брали всерьез ни справа, ни слева, приобретает за
последние месяцы значительный авторитет. Буржуазия снова "против фашизма,
как и против коммунизма", она хочет показать, что может справиться со
всякими "крайностями" парламентским путем.
При этих условиях лозунг рабочей самообороны не мог не потерять
притягательной силы. После обнадеживающего начала организация самообороны
как бы попала в тупик. В одних местах трудно привлечь к делу внимание
рабочих. В других, где рабочие успели вступить в самооборону в значительном
числе, руководители не знают, какое дать применение энергии рабочих. Интерес
к делу падает. Во всем этом нет ничего неожиданного или загадочного. Вся
история организаций рабочей самообороны состоит в смене периодов подъема и
упадка. И те, и другие отражают спазмы социального кризиса.
*
Из общих исторических условий нашей эпохи, как и из ее конкретных
колебаний, вытекают задачи пролетарской партии в области рабочей
самообороны. Вовлечь сравнительно широкие круги рабочих в боевые отряды
неизмеримо легче в тех условиях, когда банды реакции непосредственно
нападают на рабочие пикеты, профессиональные союзы, печать и пр. Когда же
буржуазия считает более разумным отказаться от нерегулярных банд и выдвигает
на передний план методы "демократического" властвования над массами, интерес
рабочих к организации самообороны неизбежно понижается. Так происходит
именно теперь. Значит ли, однако, что в этих условиях мы должны отказаться
от задачи вооружения рабочего авангарда? Ни в каком случае. Сейчас, во время
начавшейся мировой войны, мы более, чем когда-либо, исходим из неизбежности
и близости международной пролетарской революции. Эта основная идея,
отличающая Четвертый Интернационал от всех других рабочих организаций,
определяет всю нашу деятельность, в том числе и в отношении организации
отрядов самообороны. Это не значит, однако, что мы не считаемся с
конъюнктурными колебаниями в экономике, как и в политике, с временными
приливами и отливами. Если исходить лишь из одной общей характеристики
эпохи, игнорируя ее конкретные этапы, легко впасть в схематизм, сектантство
или донкихотство. При каждом серьезном повороте событий мы приспосабливаем
свои основные задачи к изменившимся конкретным условиям данного этапа. В
этом и состоит искусство тактики.
Нам необходимы будут партийные кадры, специализированные в военном
деле. Они должны поэтому продолжать свою практическую и теоретическую работу
также и теперь, во время "отлива". Теоретическая работа должна состоять в
изучении опыта военных боевых организаций большевиков, ирландских и польских
революционных националистов, фашистских организаций, испанской милиции и пр.
Необходимо составить образцовую программу занятий и библиотеку по этим
вопросам, устраивать лекции и пр.
Штабная работа должна также продолжаться непрерывно. Необходимо
собирать и изучать выписки из газет и другие сведения относительно всякого
рода контрреволюционных организаций, а также национальных группировок
(евреи, негры и пр.), которые могут в критический момент сыграть
революционную роль. Сюда же относится чрезвычайно важная часть работы,
посвященная обороне против ГПУ. Именно ввиду исключительно трудного
положения, в которое попал Коминтерн и в значительной степени заграничная
агентура ГПУ, опирающаяся на Коминтерн, можно ждать со стороны ГПУ бешеных
ударов по Четвертому Интернационалу. Надо уметь разгадать их и предупредить
их вовремя!
Наряду с этой тесной работой, рассчитанной на чисто партийные элементы,
необходимо создавать более широкие, открытые организации для различного рода
частных целей, так или иначе связанных с будущими военными задачами
пролетариата. Сюда относятся различного рода спортивные рабочие организации
(атлетов, боксеров, стрелков и пр.), наконец, певческие и музыкальные
общества. При перемене политической обстановки все эти подсобные организации
могут послужить непосредственным фундаментом для более широких отрядов
рабочей самообороны.
*
В этом наброске программы действий мы исходим из той мысли, что
политические условия данного момента, прежде всего ослабление давления
внутреннего фашизма, отводят узкие рамки для работы в области самообороны.
Так оно и есть, поскольку дело идет о создании чисто классовых боевых
отрядов. Решительный поворот в пользу рабочей самообороны наступит только
при новом крушении демократических иллюзий, которое в условиях мировой войны
должно наступить скоро и принять катастрофические черты.
Но зато, с другой стороны, война открывает теперь же, немедленно, такие
возможности для обучения рабочих военному делу, о которых в мирное время
нельзя было и думать. И не только война, но и период, непосредственно
предшествующий войне.
Всех практических возможностей предвидеть заранее нельзя; но они будут,
несомненно, становиться с каждым днем все шире, по мере того, как будут
расти вооруженные силы страны. Надо сосредоточить на этом деле самое
пристальное внимание, создав для этой цели особую комиссию (или поручить это
дело штабу самообороны, соответственно пополнив его).
Прежде всего надо широко использовать интерес к военным проблемам,
пробужденный войною, и организовать ряд лекций по вопросу о современных
родах оружия и тактических приемах. Для этого рабочие организации могут
привлекать военных специалистов, совершенно не связанных с партией и ее
целями.
Но это лишь первый шаг. Надо использовать правительственную подготовку
к войне для обучения военному делу как можно большего числа членов партии и
профессиональных союзов, находящихся под ее влиянием.
Сохраняя полностью нашу основную задачу: создание классовых боевых
отрядов, надо крепко связать разрешение этой задачи с теми условиями,
которые создает империалистическая подготовка к войне. Ничем не поступаясь
из своей программы, надо разговаривать с массой на ее языке. "Мы,
большевики, тоже хотим защищать демократию, но не такую, которой командуют
60 некоронованных королей. Очистим прежде нашу демократию от магнатов
капитала, тогда будем защищать ее до последней капли крови. Вы, не
большевики, готовы защищать и эту демократию? Но надо, по крайней мере,
уметь защищать ее как следует, чтобы не явиться слепым орудием в руках 60
семейств и преданных им буржуазных офицеров. Рабочий класс должен учиться
военному делу, чтобы выдвинуть из своей среды как можно большее число
офицеров".
"Надо потребовать, чтоб государство, которое завтра предъявит спрос на
рабочую кровь, дало сегодня рабочим возможность как можно лучше овладеть
военной техникой, дабы достигнуть военных результатов с наименьшей затратой
человеческих жизней".
"Одной лишь постоянной армии и ее казарм для этого недостаточно. Нужно,
чтобы рабочие имели возможность обучаться военному делу при своих заводах,
фабриках, шахтах, в определенные часы, оплачиваемые капиталистами. Если
рабочим суждено отдавать свои жизни, буржуазные патриоты могут пойти хоть на
маленькие материальные жертвы".
"Нужно, чтобы государство выдало каждому способному носить оружие
рабочему ружье и устроило в доступных рабочим местах тиры и полигоны для
обучения военному делу".
Наша агитация по поводу войны и вся наша политика в связи с войною
должна быть одинаково далека как от уступок империализму, так и от
пацифизма. "Эта война - не наша война. Ответственность за нее ложится
целиком на капиталистов. Но поскольку мы еще не в силах опрокинуть их и
вынуждены сражаться в рядах их армии, мы обязаны научиться владеть оружием
возможно лучше!" Женщины-работницы должны также иметь право на ружье. Как
можно большее число их должно иметь возможность за счет капиталистов изучить
ремесло сестры милосердия. Подобно тому, как каждый рабочий, эксплуатируемый
капиталистом, стремится как можно лучше овладеть техникой производства, так
и каждый пролетарский солдат империалистической армии должен как можно лучше
овладеть искусством войны, чтоб уметь при изменившихся условиях применить
его в интересах рабочего класса.
Мы не пацифисты, нет. Мы революционеры. И мы знаем, что ожидает нас
впереди.
Не пацифист
[Л.Д.Троцкий]
25 октября 1939 г.
Com. J.P.Cannon
Communist League
126 East 16 theatre
New York City
Дорогой т. Кеннон!
Лидеры оппозиции402 до сих пор не принимали боя в принципиальной
плоскости и несомненно попытаются уклониться от этого и впредь. Нетрудно
поэтому догадаться, что они скажут по поводу прилагаемой статьи403. В
статье, - скажут они, - много правильных азбучных истин, мы их совершенно не
оспариваем, но статья не отвечает на жгучие "конкретные" вопросы, Троцкий
слишком далеко стоит от партии, чтобы судить правильно. Не все
мелкобуржуазные элементы, - скажут они, - с оппозицией; не все рабочие - с
большинством. Некоторые прибавят, вероятно, что статья приписывает им такие
взгляды, которых они никогда не высказывали.
Под ответами на "конкретные" вопросы оппозиционеры понимают рецептуру
поваренной книги для эпохи империалистической войны. Такой поваренной книги
я писать не собираюсь. Но из нашего принципиального отношения к основным
вопросам мы всегда сумеем вынести правильное решение каждого частного
вопроса, как бы запутан он ни был. На вопросе о Финляндии404 оппозиция
обнаружила именно свою неспособность отвечать на конкретные вопросы.
"Чистых" по составу фракций не бывает. Мелкобуржуазные элементы имеются
по необходимости в каждой рабочей партии и фракции. Но вопрос в том, кто
задает тон. У оппозиции тон задают мелкобуржуазные элементы. Неизбежное
обвинение в том, что статья "приписывает" оппозиции взгляды, которых она
никогда не выражала, объясняется бесформенностью и противоречивостью
взглядов оппозиции, которые не терпят прикосновения критического анализа. На
самом деле статья не приписывает лидерам оппозиции ничего от себя, она
только доводит до конца некоторые их мысли. Разумеется, мне приходится
наблюдать развитие борьбы со стороны. Но общие очертания борьбы со стороны
виднее.
Крепко жму руку
Л.Троцкий.
15 декабря 1939 г.
Койоакан.
P.S. Я бы стоял за перенесение принципиальной полемики со страниц
"Бюллетеня" на страницы "Нью Интернейшенел" и "Социалист"405. Выгода
двойная: 1) учиться будет более широкий круг читателей; 2) писатели будут
стараться писать более серьезно. Скрывать внешнюю фракционную борьбу и
невозможно, и нет основания.
Л.Троцкий
Дорогой т. Маламут,
Посылаю окончание главы о 1917 г.
Глава о гражданской войне (большая) через две недели407.
С искренним приветом
Л.Троцкий
30 декабря 1939 г.
Койоакан.
С новым годом!
Дорогой товарищ!
Мне сообщают, что по поводу моей статьи о мелкобуржуазной оппозиции409
вы выразились в том смысле, что не намерены спорить со мной о диалектике, а
будете спорить о "конкретных политических вопросах". "Я давно уже перестал
заниматься религиозными вопросами," - прибавили вы иронически. В свое время
я уже слышал эту фразу от Макса Истмена.
Есть ли логика в отождествлении логики и религии?
Насколько я понимаю, ваши слова означают, что диалектика Маркса,
Энгельса и Ленина относится к области религии. Каков смысл этого
утверждения? Диалектика, напоминаю еще раз, есть логика развития. Как
инструментальная мастерская на заводе служит для снабжения инструментом всех
цехов, так и логика необходима для всех областей человеческого знания. Если
вы не считаете логику вообще религиозным предрассудком (к сожалению,
противоречивые писания оппозиции все больше наводят на эту грустную мысль),
то какую именно логику вы признаете? Я знаю две системы логики,
заслуживающие внимания: логику Аристотеля410 (формальную логику) и логику
Гегеля (диалектику)411. Логика Аристотеля исходит из неизменных предметов и
явлений. Научное мышление нашей эпохи изучает все явления в рождении,
преобразовании и распаде. Думаете ли вы, что движение наук, включая
дарвинизм, марксизм, современную химию и пр., не оказало никакого влияния на
формы нашего мышления? Думаете ли вы, другими словами, что в мире, где все
изменяется, силлогизм412 является единственно неизменным и вечным? Евангелие
святого Иоанна413 начинается со слов: "Вначале был Логос", т. е. вначале был
Разум, или Слово (разум, выраженный в слове, т. е. силлогизм). У Иоанна
силлогизм является одним из литературных псевдонимов бога. Если вы считаете,
что силлогизм неизменен, т. е. не имеет ни происхождения, ни развития,
значит он и для вас является продуктом божественного откровения. Если же вы
признаете, что логические формы нашего мышления развиваются в процессе
нашего приспособления к природе, то потрудитесь сказать, кто именно после
Аристотеля изучил и описал дальнейшее движение логики. Пока вы этого не
разъяснили, я позволяю себе утверждать, что отождествлять логику
(диалектику) с религией значит обнаруживать полную неосведомленность и
поверхностность в основных вопросах человеческого мышления.
Может ли революционер не бороться с религией?
Допустим, однако, что вы правы в вашем более чем смелом суждении. Дело
от этого не станет для вас лучше. Религия, как вы, надеюсь, согласитесь,
отвлекает от действительного знания к мнимому, от борьбы за лучшую судьбу -
к ложным надеждам на загробное воздаяние. Религия есть опиум для народа. Кто
не борется против религии, тот недостоин называться революционером. По
какому же праву вы отказываетесь бороться против диалектики, раз вы
считаете, что она есть разновидность религии?
Вы давно покончили, по вашим словам, с религиозными вопросами. Но ведь
вы покончили только для себя. А кроме вас существуют еще все остальные. Их
довольно много. Мы, революционеры, никогда не "кончаем" с религиозными
вопросами, ибо задача для нас состоит в том, чтобы освободить от влияния
религии не только себя, но и массы. Если диалектика есть религия, как же
можно отказываться от борьбы с опиумом внутри собственной партии?
Или, может быть, вы хотите сказать, что религия не имеет политического
значения? Что можно быть религиозным человеком и в то же время
последовательным коммунистом и революционным борцом? Вряд ли вы рискнете на
такое утверждение. Разумеется, мы со всей осторожностью отнесемся к
религиозным предрассудкам отсталого рабочего. Если он хочет бороться за нашу
программу, мы его примем в партию; но в то же время наша партия будет
настойчиво воспитывать его в духе материализма и атеизма. Если вы согласны с
этим, как же вы можете отказываться от борьбы против "религии", разделяемой,
насколько знаю, подавляющим большинством членов вашей собственной партии,
которые интересуются теоретическими вопросами? Вы явно забыли об этой
важнейшей стороне вопроса.
Среди образованных буржуа есть немало людей, которые лично порвали с
религией, но свой атеизм держат исключительно для собственного употребления;
слов. К вопросу о сокращениях хорошо было бы привлечь товарища Шахтмана,
который хорошо знает исторические материалы и может быть очень полезен.
В одной из глав статьи имеются цитаты из стенографического отчета о
московском процессе в феврале 1938 г. (Бухарин, Рыков, Ягода и пр.).
Для удобства перевода я достал здесь английскую стенограмму процесса398
и но полях рукописи указываю карандашом страницы, на которых Вы можете найти
соответственные цитаты.
Жму сердечно руку.
[Л.Д.Троцкий]
14 октября 1939 г.
Койоакан.
Мы требуем референдума по вопросу о войне, потому что мы хотим
парализовать или ослабить империалистический централизм. Но можем ли мы
признать референдум как нормальный метод разрешения вопросов в нашей
собственной партии? На этот вопрос нельзя ответить иначе, как отрицательно.
Кто стоит за референдум, тот тем самым признает, что решение партии
есть просто арифметическая сумма решений местных организаций, каждая из
которых вынуждена по необходимости ограничиваться собственными силами и
собственным ограниченным опытом. Кто стоит за референдум, тот должен стоять
и за императивные мандаты399; т. е. за право каждой местной организации
обязать своего представителя на партийном съезде голосовать определенным
образом. Кто признает императивные мандаты, тот тем самым отрицает значение
партийных съездов, высших органов партии. Вместо съезда достаточно завести
счетчика голосов. Партия как централизованное целое при этом исчезает. При
референдуме почти совсем устраняется влияние более передовых местных
организаций, более опытных и дальнозорких товарищей из столицы или
промышленных центров на менее опытных в отсталой провинции и т. д.
Мы стоим, разумеется, за то, чтобы каждый вопрос всесторонне обсуждался
и голосовался каждой партийной организацией, каждой партийной ячейкой. Но
вместе с тем каждый делегат, выбранный местной организацией, должен иметь
право взвесить на партийном съезде все доводы по существу и голосовать, как
ему подскажет его политическое сознание. Если он голосует на съезде против
делегировавшего его большинства местной организации и если после съезда он
не сумеет убедить свою организацию в своей правоте, то организация может в
следующий раз лишить его своего политического доверия. Такие случаи
неизбежны. Но они представляют собою несравненно меньшее зло, чем системы
референдума или императивных мандатов, которые полностью убивают партию как
целое.
[Л.Д.]Т[роцкий]
21 октября 1939 г.
Каждое государство есть принудительная организация господствующего
класса. Социальный режим устойчив до тех пор, пока господствующий класс
остается способен через государство навязывать свою волю эксплуатируемым
классам. Важнейшими орудиями государства являются полиция и армия.
Капиталисты отказываются (правда, далеко не полностью) от содержания своих
частных армий в пользу государства, чтобы таким образом препятствовать
рабочему классу создавать свою собственную вооруженную силу. До тех пор,
пока капитализм идет вверх, государственная монополия вооруженной силы
воспринимается как нечто естественное даже угнетенными классами. До прошлой
мировой войны международная социал-демократия даже в лучшие свои периоды
совсем не поднимала вопроса о вооружении рабочих, более того, отвергала
такого рода идею, как романтический отголосок далекого прошлого.
Только в царской России молодой пролетариат начал уже в первые годы
этого столетия прибегать к вооружению своих боевых отрядов. В этом наиболее
ярко обнаруживалась неустойчивость старого режима. При помощи своих
нормальных органов, т. е. полиции и армии, царская монархия оказывалась все
менее способна регулировать общественные отношения и все чаще вынуждена была
прибегать к помощи добровольческих банд (черные сотни400 с их погромами
евреев, армян, студентов, рабочих и пр.). В ответ на это рабочие, как и
различные национальные группы, начали строить свои отряды самообороны. Эти
факты означали начало революции.
В Европе вопрос о вооруженных рабочих отрядах встал только к концу
войны; в Соединенных Штатах - еще позже. Во всех без исключения случаях
капиталистическая реакция первой начинала и начинает прибегать к созданию
особых боевых организаций, наряду с полицией и армией буржуазного
государства. Объясняется это тем, что буржуазия более предусмотрительна и
беспощадна, чем пролетариат. При напряжении классовых противоречий она уже
не полагается полностью на собственное государство, поскольку его руки все
же связаны до некоторой степени "демократическими" нормами. Появление
"добровольческих" боевых организаций, имеющих своей целью физическое
подавление пролетариата, есть безошибочный симптом начавшегося распада
демократии, вследствие невозможности регулировать старыми методами классовые
противоречия.
Надежды реформистских партий Второго и Третьего Интернационалов и
профессиональных союзов на то, что органы демократического государства
защитят их от фашистских банд, везде и всегда оказывались иллюзией. Во время
острых кризисов полиция неизменно сохраняет по отношению к
контрреволюционным бандам позицию дружественного нейтралитета, если не
прямого содействия. Однако крайняя живучесть демократических иллюзий
приводит к тому, что рабочие с большим запозданием приступают к организации
собственных боевых отрядов. Название "самооборона" полностью отвечает их
назначению, по крайней мере в первый период, так как нападение неизменно
исходит со стороны банд контрреволюции. Стоящий за их спиною монополистский
капитал открывает против пролетариата превентивную войну, чтобы сделать его
неспособным на социалистическую революцию.
Процесс зарождения и развития рабочих отрядов самообороны неразрывно
связан со всем ходом классовой борьбы в стране и потому отражает ее
неизбежные обострения и смягчения, приливы и отливы. Революция надвигается
на общество не непрерывно, а в виде ряда конвульсий, разделенных различными,
иногда длительными промежутками, в течение которых политические отношения
настолько смягчаются, что сама идея революции как бы теряет свою реальность.
В соответствии с этим лозунг отрядов самообороны то встречает сочувственный
отголосок, то звучит как бы в пустыне, чтобы через некоторое время снова
приобрести популярность.
Особенно ярко можно проследить этот противоречивый процесс во Франции в
течение последних лет. В результате ползучего экономического кризиса реакция
перешла в открытое наступление в феврале 1934 года. Фашистские организации
быстро росли. С другой стороны, идея самообороны приобретала популярность в
рабочих рядах. Даже реформистская социалистическая партия вынуждена была в
Париже создать некоторое подобие самообороны. Политика "народного фронта",
т. е. полной прострации рабочих организаций перед буржуазией, отодвинула в
неопределенное будущее опасность революции и дала возможность буржуазии
снять фашистский переворот с порядка дня. Более того, освободившись от
непосредственной внутренней опасности и оказавшись лицом к лицу с
возрастающей опасностью извне, французская буржуазия немедленно же стала
эксплуатировать факт "спасения" демократии в империалистических целях. Снова
было провозглашено, что ближайшая война будет войной за демократию. Политика
официальных рабочих организаций приняла открыто империалистический характер.
Секция Четвертого Интернационала, сделавшая в 1934 году серьезный шаг
вперед, почувствовала себя в следующий период изолированной. Лозунг рабочей
самообороны повис в воздухе. От кого, в самом деле, обороняться? Ведь
"демократия" торжествует по всей линии... В нынешнюю войну французская
буржуазия вступила под знаменем "демократии" и при поддержке всех
официальных рабочих организаций, что позволило "радикал-социалисту" Даладье
сразу же установить "демократическое" подобие тоталитарного режима. Вопрос
об организации самообороны возродится в рядах французского пролетариата
вместе с ростом революционного отпора против войны и империализма.
Дальнейшее политическое развитие Франции, как и других стран, неразрывно
связано ныне с войной. Рост недовольства масс породил на первых порах
жесточайшую реакцию сверху. На помощь буржуазии и ее государственной власти
придет милитаризованный фашизм. Вопрос об организации самообороны встанет
перед трудящимися, как вопрос жизни и смерти. На этот раз в руках рабочих
окажутся, надо думать, в достаточном количестве ружья, пулеметы и пушки.
Однородные явления, хотя и в менее яркой форме, обнаружились и в
политической жизни Соединенных Штатов. После того, как рузвельтовское
преуспеяние, обманув ожидания, уступило место осенью 1937 г. вертикальному
упадку, реакция начала выступать в открытой и боевой форме. Провинциальный
городской голова Хейг сразу стал "национальной" фигурой. Погромные проповеди
патера Кофлина приобрели широкий отголосок. Демократическая администрация и
ее полиция отступали перед бандами монополистского капитала. В этот период
идея боевых отрядов для защиты рабочих организаций и печати явно начала
встречать отклик среди наиболее сознательных рабочих и наиболее угрожаемых
прослоек мелкой буржуазии, в частности еврейской.
Новое экономическое оживление, начавшееся в июле 1938 г. в несомненной
связи с ростом вооружений и империалистической войной, возродило доверие 60
семейств к своей "демократии". К этому прибавилась, с другой стороны,
опасность вовлечения Соединенных Штатов в войну. Сейчас не время для
потрясений! Все части буржуазии сближаются на политике осторожности и
сохранения "демократии". Положение Рузвельта в конгрессе укрепляется. Хейг и
патер Кофлин отходят далеко на задний план. Одновременно комиссия Дайеса401,
которую в 1937 году не брали всерьез ни справа, ни слева, приобретает за
последние месяцы значительный авторитет. Буржуазия снова "против фашизма,
как и против коммунизма", она хочет показать, что может справиться со
всякими "крайностями" парламентским путем.
При этих условиях лозунг рабочей самообороны не мог не потерять
притягательной силы. После обнадеживающего начала организация самообороны
как бы попала в тупик. В одних местах трудно привлечь к делу внимание
рабочих. В других, где рабочие успели вступить в самооборону в значительном
числе, руководители не знают, какое дать применение энергии рабочих. Интерес
к делу падает. Во всем этом нет ничего неожиданного или загадочного. Вся
история организаций рабочей самообороны состоит в смене периодов подъема и
упадка. И те, и другие отражают спазмы социального кризиса.
*
Из общих исторических условий нашей эпохи, как и из ее конкретных
колебаний, вытекают задачи пролетарской партии в области рабочей
самообороны. Вовлечь сравнительно широкие круги рабочих в боевые отряды
неизмеримо легче в тех условиях, когда банды реакции непосредственно
нападают на рабочие пикеты, профессиональные союзы, печать и пр. Когда же
буржуазия считает более разумным отказаться от нерегулярных банд и выдвигает
на передний план методы "демократического" властвования над массами, интерес
рабочих к организации самообороны неизбежно понижается. Так происходит
именно теперь. Значит ли, однако, что в этих условиях мы должны отказаться
от задачи вооружения рабочего авангарда? Ни в каком случае. Сейчас, во время
начавшейся мировой войны, мы более, чем когда-либо, исходим из неизбежности
и близости международной пролетарской революции. Эта основная идея,
отличающая Четвертый Интернационал от всех других рабочих организаций,
определяет всю нашу деятельность, в том числе и в отношении организации
отрядов самообороны. Это не значит, однако, что мы не считаемся с
конъюнктурными колебаниями в экономике, как и в политике, с временными
приливами и отливами. Если исходить лишь из одной общей характеристики
эпохи, игнорируя ее конкретные этапы, легко впасть в схематизм, сектантство
или донкихотство. При каждом серьезном повороте событий мы приспосабливаем
свои основные задачи к изменившимся конкретным условиям данного этапа. В
этом и состоит искусство тактики.
Нам необходимы будут партийные кадры, специализированные в военном
деле. Они должны поэтому продолжать свою практическую и теоретическую работу
также и теперь, во время "отлива". Теоретическая работа должна состоять в
изучении опыта военных боевых организаций большевиков, ирландских и польских
революционных националистов, фашистских организаций, испанской милиции и пр.
Необходимо составить образцовую программу занятий и библиотеку по этим
вопросам, устраивать лекции и пр.
Штабная работа должна также продолжаться непрерывно. Необходимо
собирать и изучать выписки из газет и другие сведения относительно всякого
рода контрреволюционных организаций, а также национальных группировок
(евреи, негры и пр.), которые могут в критический момент сыграть
революционную роль. Сюда же относится чрезвычайно важная часть работы,
посвященная обороне против ГПУ. Именно ввиду исключительно трудного
положения, в которое попал Коминтерн и в значительной степени заграничная
агентура ГПУ, опирающаяся на Коминтерн, можно ждать со стороны ГПУ бешеных
ударов по Четвертому Интернационалу. Надо уметь разгадать их и предупредить
их вовремя!
Наряду с этой тесной работой, рассчитанной на чисто партийные элементы,
необходимо создавать более широкие, открытые организации для различного рода
частных целей, так или иначе связанных с будущими военными задачами
пролетариата. Сюда относятся различного рода спортивные рабочие организации
(атлетов, боксеров, стрелков и пр.), наконец, певческие и музыкальные
общества. При перемене политической обстановки все эти подсобные организации
могут послужить непосредственным фундаментом для более широких отрядов
рабочей самообороны.
*
В этом наброске программы действий мы исходим из той мысли, что
политические условия данного момента, прежде всего ослабление давления
внутреннего фашизма, отводят узкие рамки для работы в области самообороны.
Так оно и есть, поскольку дело идет о создании чисто классовых боевых
отрядов. Решительный поворот в пользу рабочей самообороны наступит только
при новом крушении демократических иллюзий, которое в условиях мировой войны
должно наступить скоро и принять катастрофические черты.
Но зато, с другой стороны, война открывает теперь же, немедленно, такие
возможности для обучения рабочих военному делу, о которых в мирное время
нельзя было и думать. И не только война, но и период, непосредственно
предшествующий войне.
Всех практических возможностей предвидеть заранее нельзя; но они будут,
несомненно, становиться с каждым днем все шире, по мере того, как будут
расти вооруженные силы страны. Надо сосредоточить на этом деле самое
пристальное внимание, создав для этой цели особую комиссию (или поручить это
дело штабу самообороны, соответственно пополнив его).
Прежде всего надо широко использовать интерес к военным проблемам,
пробужденный войною, и организовать ряд лекций по вопросу о современных
родах оружия и тактических приемах. Для этого рабочие организации могут
привлекать военных специалистов, совершенно не связанных с партией и ее
целями.
Но это лишь первый шаг. Надо использовать правительственную подготовку
к войне для обучения военному делу как можно большего числа членов партии и
профессиональных союзов, находящихся под ее влиянием.
Сохраняя полностью нашу основную задачу: создание классовых боевых
отрядов, надо крепко связать разрешение этой задачи с теми условиями,
которые создает империалистическая подготовка к войне. Ничем не поступаясь
из своей программы, надо разговаривать с массой на ее языке. "Мы,
большевики, тоже хотим защищать демократию, но не такую, которой командуют
60 некоронованных королей. Очистим прежде нашу демократию от магнатов
капитала, тогда будем защищать ее до последней капли крови. Вы, не
большевики, готовы защищать и эту демократию? Но надо, по крайней мере,
уметь защищать ее как следует, чтобы не явиться слепым орудием в руках 60
семейств и преданных им буржуазных офицеров. Рабочий класс должен учиться
военному делу, чтобы выдвинуть из своей среды как можно большее число
офицеров".
"Надо потребовать, чтоб государство, которое завтра предъявит спрос на
рабочую кровь, дало сегодня рабочим возможность как можно лучше овладеть
военной техникой, дабы достигнуть военных результатов с наименьшей затратой
человеческих жизней".
"Одной лишь постоянной армии и ее казарм для этого недостаточно. Нужно,
чтобы рабочие имели возможность обучаться военному делу при своих заводах,
фабриках, шахтах, в определенные часы, оплачиваемые капиталистами. Если
рабочим суждено отдавать свои жизни, буржуазные патриоты могут пойти хоть на
маленькие материальные жертвы".
"Нужно, чтобы государство выдало каждому способному носить оружие
рабочему ружье и устроило в доступных рабочим местах тиры и полигоны для
обучения военному делу".
Наша агитация по поводу войны и вся наша политика в связи с войною
должна быть одинаково далека как от уступок империализму, так и от
пацифизма. "Эта война - не наша война. Ответственность за нее ложится
целиком на капиталистов. Но поскольку мы еще не в силах опрокинуть их и
вынуждены сражаться в рядах их армии, мы обязаны научиться владеть оружием
возможно лучше!" Женщины-работницы должны также иметь право на ружье. Как
можно большее число их должно иметь возможность за счет капиталистов изучить
ремесло сестры милосердия. Подобно тому, как каждый рабочий, эксплуатируемый
капиталистом, стремится как можно лучше овладеть техникой производства, так
и каждый пролетарский солдат империалистической армии должен как можно лучше
овладеть искусством войны, чтоб уметь при изменившихся условиях применить
его в интересах рабочего класса.
Мы не пацифисты, нет. Мы революционеры. И мы знаем, что ожидает нас
впереди.
Не пацифист
[Л.Д.Троцкий]
25 октября 1939 г.
Com. J.P.Cannon
Communist League
126 East 16 theatre
New York City
Дорогой т. Кеннон!
Лидеры оппозиции402 до сих пор не принимали боя в принципиальной
плоскости и несомненно попытаются уклониться от этого и впредь. Нетрудно
поэтому догадаться, что они скажут по поводу прилагаемой статьи403. В
статье, - скажут они, - много правильных азбучных истин, мы их совершенно не
оспариваем, но статья не отвечает на жгучие "конкретные" вопросы, Троцкий
слишком далеко стоит от партии, чтобы судить правильно. Не все
мелкобуржуазные элементы, - скажут они, - с оппозицией; не все рабочие - с
большинством. Некоторые прибавят, вероятно, что статья приписывает им такие
взгляды, которых они никогда не высказывали.
Под ответами на "конкретные" вопросы оппозиционеры понимают рецептуру
поваренной книги для эпохи империалистической войны. Такой поваренной книги
я писать не собираюсь. Но из нашего принципиального отношения к основным
вопросам мы всегда сумеем вынести правильное решение каждого частного
вопроса, как бы запутан он ни был. На вопросе о Финляндии404 оппозиция
обнаружила именно свою неспособность отвечать на конкретные вопросы.
"Чистых" по составу фракций не бывает. Мелкобуржуазные элементы имеются
по необходимости в каждой рабочей партии и фракции. Но вопрос в том, кто
задает тон. У оппозиции тон задают мелкобуржуазные элементы. Неизбежное
обвинение в том, что статья "приписывает" оппозиции взгляды, которых она
никогда не выражала, объясняется бесформенностью и противоречивостью
взглядов оппозиции, которые не терпят прикосновения критического анализа. На
самом деле статья не приписывает лидерам оппозиции ничего от себя, она
только доводит до конца некоторые их мысли. Разумеется, мне приходится
наблюдать развитие борьбы со стороны. Но общие очертания борьбы со стороны
виднее.
Крепко жму руку
Л.Троцкий.
15 декабря 1939 г.
Койоакан.
P.S. Я бы стоял за перенесение принципиальной полемики со страниц
"Бюллетеня" на страницы "Нью Интернейшенел" и "Социалист"405. Выгода
двойная: 1) учиться будет более широкий круг читателей; 2) писатели будут
стараться писать более серьезно. Скрывать внешнюю фракционную борьбу и
невозможно, и нет основания.
Л.Троцкий
Дорогой т. Маламут,
Посылаю окончание главы о 1917 г.
Глава о гражданской войне (большая) через две недели407.
С искренним приветом
Л.Троцкий
30 декабря 1939 г.
Койоакан.
С новым годом!
Дорогой товарищ!
Мне сообщают, что по поводу моей статьи о мелкобуржуазной оппозиции409
вы выразились в том смысле, что не намерены спорить со мной о диалектике, а
будете спорить о "конкретных политических вопросах". "Я давно уже перестал
заниматься религиозными вопросами," - прибавили вы иронически. В свое время
я уже слышал эту фразу от Макса Истмена.
Есть ли логика в отождествлении логики и религии?
Насколько я понимаю, ваши слова означают, что диалектика Маркса,
Энгельса и Ленина относится к области религии. Каков смысл этого
утверждения? Диалектика, напоминаю еще раз, есть логика развития. Как
инструментальная мастерская на заводе служит для снабжения инструментом всех
цехов, так и логика необходима для всех областей человеческого знания. Если
вы не считаете логику вообще религиозным предрассудком (к сожалению,
противоречивые писания оппозиции все больше наводят на эту грустную мысль),
то какую именно логику вы признаете? Я знаю две системы логики,
заслуживающие внимания: логику Аристотеля410 (формальную логику) и логику
Гегеля (диалектику)411. Логика Аристотеля исходит из неизменных предметов и
явлений. Научное мышление нашей эпохи изучает все явления в рождении,
преобразовании и распаде. Думаете ли вы, что движение наук, включая
дарвинизм, марксизм, современную химию и пр., не оказало никакого влияния на
формы нашего мышления? Думаете ли вы, другими словами, что в мире, где все
изменяется, силлогизм412 является единственно неизменным и вечным? Евангелие
святого Иоанна413 начинается со слов: "Вначале был Логос", т. е. вначале был
Разум, или Слово (разум, выраженный в слове, т. е. силлогизм). У Иоанна
силлогизм является одним из литературных псевдонимов бога. Если вы считаете,
что силлогизм неизменен, т. е. не имеет ни происхождения, ни развития,
значит он и для вас является продуктом божественного откровения. Если же вы
признаете, что логические формы нашего мышления развиваются в процессе
нашего приспособления к природе, то потрудитесь сказать, кто именно после
Аристотеля изучил и описал дальнейшее движение логики. Пока вы этого не
разъяснили, я позволяю себе утверждать, что отождествлять логику
(диалектику) с религией значит обнаруживать полную неосведомленность и
поверхностность в основных вопросах человеческого мышления.
Может ли революционер не бороться с религией?
Допустим, однако, что вы правы в вашем более чем смелом суждении. Дело
от этого не станет для вас лучше. Религия, как вы, надеюсь, согласитесь,
отвлекает от действительного знания к мнимому, от борьбы за лучшую судьбу -
к ложным надеждам на загробное воздаяние. Религия есть опиум для народа. Кто
не борется против религии, тот недостоин называться революционером. По
какому же праву вы отказываетесь бороться против диалектики, раз вы
считаете, что она есть разновидность религии?
Вы давно покончили, по вашим словам, с религиозными вопросами. Но ведь
вы покончили только для себя. А кроме вас существуют еще все остальные. Их
довольно много. Мы, революционеры, никогда не "кончаем" с религиозными
вопросами, ибо задача для нас состоит в том, чтобы освободить от влияния
религии не только себя, но и массы. Если диалектика есть религия, как же
можно отказываться от борьбы с опиумом внутри собственной партии?
Или, может быть, вы хотите сказать, что религия не имеет политического
значения? Что можно быть религиозным человеком и в то же время
последовательным коммунистом и революционным борцом? Вряд ли вы рискнете на
такое утверждение. Разумеется, мы со всей осторожностью отнесемся к
религиозным предрассудкам отсталого рабочего. Если он хочет бороться за нашу
программу, мы его примем в партию; но в то же время наша партия будет
настойчиво воспитывать его в духе материализма и атеизма. Если вы согласны с
этим, как же вы можете отказываться от борьбы против "религии", разделяемой,
насколько знаю, подавляющим большинством членов вашей собственной партии,
которые интересуются теоретическими вопросами? Вы явно забыли об этой
важнейшей стороне вопроса.
Среди образованных буржуа есть немало людей, которые лично порвали с
религией, но свой атеизм держат исключительно для собственного употребления;