Уэлч Джейн. Певец из Кастагвардии (Онд - 2)

   Перрен мыла не взял. Хотя все дружно настаивали, горовик бурчал, что он и так достаточно чистый, потому что у него хватило ума не измазаться в лягушачьей грязи.
   - Но это тебя вылечит, - настаивала беременная. Однако Перрен был непреклонен.
   - Я себе и так нравлюсь, - заявил он и уселся спиной к стене, откуда его невозможно было сдвинуть.
   Каспар тем временем подозрительно изучал мыло.
   - Древесный уголь? - изумленно спросил он, узнавая ноздреватый материал.
   Женщина кивнула.
   - Да, но с частичками второго желудка жабоеда. Единственное, что отчищает жабий яд.
   - Бедный Огнебой! И бедная Урсула! - неожиданно для всех выпалил Папоротник. - Они ведь так и остались измазаны в этом!
   Он явил больше сочувствия к рабыне при мысли, что она воняет лягушками, чем когда узнал, какая ужасная казнь ее ждет. Похоже, лёсик мог сочувствовать только тем страданиям, которые испытал самолично.
   Беременная женщина пожала плечами. При ближайшем рассмотрении ее волосы казались неестественно черными, такими же, как и платье, и Каспар догадался, что и ткань, и волосы крашены одной и той же краской.
   Без всякого стеснения он стащил с себя одежду и бросил в котел. В других обстоятельствах юноша устыдился бы своего худого тела, но сейчас ему было все равно - лишь бы избавиться от невыносимой вони. А вот Папоротник вовсю упирался, не желая раздеваться, и тихонько заскулил, когда женщина начала расстегивать ему пуговицы. Только по настоянию Каспара он все-таки сбросил наконец свой камзольчик. Женщина ахнула, да и Каспар был удивлен, увидев, что спина и плечи лёсика покрыты короткой шелковистой шерсткой, рыжей, как у белки.
   Она ничего не спросила. Только указала обоим на огромный котел, стоявший недалеко от огня. Котел был почти до краев налит теплой водой и оставался у очага, чтобы не остывать. Каспар и Папоротник погрузились в воду, получив указание, что так им придется просидеть не меньше часа.
   Сразу стало ясно, что это не просто вода. Она была несколько более плотной и серебристой, к тому же очищала кожу юноши, как ничто другое. Таким чистым он, кажется, не бывал с самого рождения. Все раны, синяки и повреждения кожи почти перестали болеть. Маг-изгнанник, как назвал себя Элергиан, то и дело подходил к котлу и бросал туда разные ароматные травы, в том числе арнику и иссоп для исцеления ран и облегчения боли. Каспар разнежился и решил, что ради такой ванны стоило по уши перемазаться жабьими чернилами.
   Элергиан расхаживал туда и обратно, бормоча под нос заклинания. В какой-то момент он подлил в котел густой теплой жидкости и заставил купавшихся окунуть в воду головы. Процесс сопровождался фырканьем Перрена, которое немало раздражало мага. Он явно любил восторженную аудиторию, и скептический горовик ему не нравился.
   Трога было куда труднее заставить принять ванну, чем его хозяина. Он яростно рычал и вырывался, когда сразу несколько девушек попытались затащить его в большой таз с водой. Только когда черноволосая леди взяла на руки более спокойного волчонка и поставила его в таз, где зверек начал радостно плескаться, Трог согласился последовать за Рункой.
   Долгое купание подходило к концу. Элергиан занялся куда менее обременительным делом - подсыпанием разных травяных и ягодных добавок в котелки с лягушачьими чернилами. И тут в дверь заколотило множество кулаков.
   - Элергиан! Элергиан! - кричали молодые голоса, наперебой объясняя что-то на чужом языке.
   Каспар наморщил лоб, пытаясь понять хоть что-нибудь. Но они говорили на кеолотианском, а не ваалаканском, и юноша различил только что-то вроде "большой, большой". По плитам застучали башмаки. И еще один звук сопровождал идущих - шорох чего-то тяжелого, что тащат волоком. Маг поспешил навстречу полудюжине парней, которые за хвост затаскивали в зал огромную рептилию.
   Каспар высунул голову из котла, насколько это было возможно, чтобы разглядеть чудовище. Он скривился от отвращения: это была белобрюхая мертвая ящерица с шестью ногами и кривым рогом на морде. Размером она равнялась с хорошим оленем.
   - У нас гости, - предупредил Элергиан, и юноши тут же перешли на бельбидийский язык, чтобы не показаться Каспару неучтивыми.
   - Вы становитесь все храбрее - или все глупее, мои охотники, - ласково пожурил их старик. - Нападать на такую большую особь слишком опасно.
   Он обращался с охотниками немного свысока и очень дружелюбно; по беспокойству в его голосе Каспар понял, что эти юноши некогда играли у ног старика, как нынешние дети с цыплятами.
   - Да нет, не становимся! Он был уже дохлый.
   - Уже дохлый? - Старик недоверчиво взглянул на ящера.
   - Ну да. Ты посмотри! На нем же нет следов от наших копий!
   - Все назад! Может быть, он только спит, - скомандовал Элергиан, выхватывая у одного из охотников длинный нож.
   Но жабоед не выказал ни малейших признаков жизни, когда маг проткнул ему горло ножом. Элергиан успокоился. Охотники подняли ящера, чьи короткие лапы болтались, как у дохлого крота, и Каспар взглянул на его выпуклые мутные глаза, сочившиеся кровью. Он невольно содрогнулся.
   - Несите его в дальнюю комнату, - приказал маг. - Сегодня у нас будет праздник.
   Элергиан, сияя, пошел за молодыми людьми, с трудом тащившими мертвую рептилию. Хвост ее свисал и волочился по плитам.
   Все еще плещась в тазу, Трог скулил, взывая о пощаде. А вот Рунке понравилось купаться. Она лакала серебристую жидкость и брызгалась, как ребенок.
   Каспар уже начал волноваться, что скоро совсем размокнет. Кожа у него на ладонях и на ступнях побелела и сморщилась. Но от мыслей о себе его отвлек процесс разделки жабоеда. Восемь человек не без труда уложили рептилию брюхом вверх. Маг в изгнании, бормоча заклинания и производя кривым длинным ножом какие-то ритуальные движения, сделал первый разрез на белом брюхе ящера. Кожа разошлась, заблестели темные внутренности. Охотники смотрели с интересом, как будто при них открывали раковину устрицы, ища жемчужины. Потом дружно выдохнули с облегчением, а Элергиан довольным голосом потребовал золотое блюдо.
   - Осторожно, теперь очень осторожно, - приговаривал он, когда охотники подставляли под жабоеда большое блюдо. Он аккуратно разрезал ножом кровавые кишки, пальцы мага ищуще шарили между темными органами. - Нашел! воскликнул он радостно. - Рейна! Помогай!
   Беременная женщина поспешила к нему, сияя улыбкой взамен своего обычного встревоженного выражения лица. Она протянула руки, принимая на ладони вздутый темный пузырь. Вместе с магом они бережно опустили его на блюдо.
   - Он переполнен и готов прорваться, - предупредил Элергиан.
   Они с Рейной осторожно водрузили блюдо на плиту алтаря у стены, где маг зазвякал чем-то. Каспар пораженно смотрел, как он снова идет к туше, неся несколько крюкообразных инструментов. На лице у него было выражение мрачной решимости. Сжав зубы, Элергиан начал кромсать и копаться в плоти ящера, запачкав руки до локтей темной кровью.
   - Оно зацепилось за позвоночник, - пыхтел он недовольно.
   Еще несколько усилий - и маг наконец вытащил наружу то, что так старательно искал. Это был пузырь поменьше, ядовито-зеленого цвета. Элергиан уложил его на другое блюдо.
   - Нам повезло с жабоедом. Похоже, он умер от обжорства. Никогда не видел такого полного желудка.
   Он осторожно отнес пузырь в один из котлов, где тихо побулькивала серебристая жидкость. Встретив удивленный взгляд Каспара, маг улыбнулся.
   - Если бы он прорвался на этой стадии, все, кто находится в этой комнате, потеряли бы от вони сознание на целую неделю. Но эта штука стоит больше, чем все здешние одежки. В тысячу раз больше.
   Каспар был немало впечатлен. Одежды, о которых говорил маг, казались шелковыми, а шелк стоил дорого. Да еще таких красивых цветов...
   - Вы имеете в виду, что все прекрасные краски делаются из жабьего яда?
   Элергиан закивал.
   - Ну, конечно, не без помощи некоторых добавок. Но получается хорошо, не так ли? Жаба выплескивает свои чернила за секунду, и чтобы набрать столько, потребовались бы годы. Кроме того, в их яде содержится и еще одно вещество, то самое, которое воняет. Но наш добрый друг жабоед переваривает жабу, и чернила для краски выделяются в один его желудок, а яд - в другой. В этой стране я мог бы продать желудочек с ядом по цене небольшого королевства. Яд совершенно смертелен, но мы открыли, что, если его варить и очищать с помощью специальных трав, ядовитость выпаривается. И мы по капельке получаем триночницу.
   Каспар поперхнулся воздухом от изумления.
   - Но это же просто история! Триночницы не бывает! Перрен, сидевший у стены, как будто проснулся.
   - Э, кто тут сказал про историю? Сейчас будет история?
   - Нет тут никакой истории. - Элергиан махнул рукой на ряды серебряных сосудов по полкам. - Триночница - могущественное средство, оно исцеляет даже самые глубокие раны. Известно, что помогает даже против чумы. Но на триночнице я заработал бы вдесятеро меньше, чем на торговле необработанным ядом. Каждый день ко мне приходят заказы. Но...
   - Понятно, совесть не позволяет, - понимающе закивал Каспар.
   - В основном это совесть Рейны, - засмеялся маг. - Ага, наконец ты мне поверил! Вообще-то в Кабаллане никто не верит в подобные чудеса, и мне или супругу Рейны, Каликсу, раз в несколько лет приходится плавать за Алмазные моря, чтобы продать свой товар. Конечно, красками мы торгуем повсюду, их покупают даже в Ориаксии и так далее. - Он помахал рукой туда-сюда, подразумевая многие неведомые страны. - Сейчас Калике как раз уехал с новой партией. Его нет уже месяц.
   Рейна взглянула на свой вздутый живот и тихо вздохнула. Маг взглянул на нее с тем же выражением, что и на охотников. Она слишком стара, чтобы носить ребенка, снова подумал Каспар. Приглядевшись к лицам девушек и девочек, он понял, что, должно быть, они все дочери Рейны.
   - Я каждый день купаюсь в триночнице, чтобы она дала мне сил выносить ребенка и уничтожить проклятие. - В глазах беременной женщины блеснула надежда. Она смотрела на серебряную гладь котла, как в окно в неизвестность. - Что же, юноша, я полагаю, довольно с тебя. Вылезай, теперь вам нужно выпить триночницы, и вы трижды впадете в глубокий сон. Это единственный способ одолеть яд, который, хотя и действует медленно, уже начал свою работу. Он попадает внутрь через кожу и всасывается в кровь. Ваша смерть была бы ужасна, потому что яд клокотал бы в самом горле. Это отвратительная смерть.
   Каспара словно окатило жаром. Он поспешно выбрался из котла, чувствуя, что кожа его дышит, а боль в колене окончательно исчезла. Впервые за долгие дни он был здоров и крепок! Каспар широко улыбнулся - но тут вспомнил про Урсулу и Огнебоя, у которых нет триночницы, чтобы исцелиться.
   - Нам... Нам надо идти. Нельзя терять времени.
   - Только после того, как вы трижды поспите, - настаивала Рейна. - За это время как раз высохнет ваша одежда. - И, повернувшись к Элергиану, добавила: - Может быть, время нашего изгнания подходит к концу.
   - Я наблюдал звезды этой ночью. Небеса не дают никаких знаков, отозвался он.
   - Ха! Ты разучился читать по звездам с тех пор, как начал собирать лунное серебро и добавлять в наши краски, - рассмеялась Рейна.
   Маг закивал.
   - В этом есть доля правды, моя госпожа. Но лишь доля. Как и предсказывала Рейна, Каспар начал чувствовать легкую сонливость. Вскоре он уже клевал носом, и охотники отвели его в богатую спальню с широкими кроватями и бархатными скамьями, которые сделали бы честь любому замку. Гобелены самых удивительных расцветок закрывали стены. На них изображались прекрасные рыцари в доспехах, с обнаженными мечами и длинными копьями; все они были явно вооружены для войны, а не для турнира.
   Но Каспар отвлекся от гобеленов на еще более удивительный предмет. На столике за стеклом лежала на атласной подушке корона. Сработанная из белого золота и украшенная солнечными рубинами на каждом из двенадцати зубцов, она, должно быть, стоила безмерно много. Каспар успел подивиться, как подобное сокровище могло сюда попасть, - но вскоре провалился в глубокий сон.
   Проснулся он от сильного голода и жажды. Его сухая одежда лежала рядом на стуле. Юноша быстро оделся и помог Перрену замотать лицо и кисти рук чистыми полосками ткани. В зале уже ожидал накрытый стол. Напротив каждого места стоял прибор. Перрену надоело доказывать всем и каждому, что он вовсе не обожжен вулканической пылью, и он решил вернуться к старой маскировке.
   Похоже, изготовители красок не привыкли к столь волчьему аппетиту. Они смотрели, широко раскрыв глаза, как Папоротник выхватывает куски с соседних тарелок и обеими руками запихивает себе в рот. Лёсик выбрал момент, когда Каспар обернулся к Рейне, и стащил у него кисть винограда.
   За едой Каспар несколько раз обратил внимание, что Элергиан обращается к Рейне "моя госпожа". Это казалось странным, потому что остальные не выказывали ей никаких особых знаков почтения, никто и не думал кланяться ей или простираться у ног.
   - Куда ты идешь, Каспар? - спросила она, поймав его пристальный взгляд.
   Юноша помедлил перед ответом, ища слов.
   - Мы охотимся на волка, очень опасного волка, - наконец сказал он. Это была вполне правдоподобная история, не менее удивительная, чем весь этот странный дом и рассказы о триночнице, а кроме того не содержала в себе ни слова лжи. - Но когда я посплю в третий раз, я должен купить у вас триночницы - заплачу, сколько вам угодно.
   Мне нужно исцелить мою подругу и коня. Их ведут в Кастагвардию, это в...
   - В Кеолотии, - закончила за него Рейна и с трудом поднялась на ноги. Она с восторженным удивлением взглянула на собственный округлый живот и провела по нему рукой. - Моя цена проста: вы берете меня с собой.
   Старый маг вскричал, что это просто смешно. Рейне нельзя странствовать в таком состоянии! А триночница стоит очень много, пятнадцать солнечных рубинов за пузырек, и ее нельзя раздавать направо и налево!
   - Кроме того, что сказал бы Калике? Он бы не отпустил вас!
   Женщина фыркнула, не обратив на взрыв негодования особого внимания.
   - Но Каликса здесь нет! - В голосе ее слышалось скрытое торжество, как будто это она сама все подстроила. - Мне нужно добраться до Кастагвардии до дня родов. Это цена триночницы, и юноша меня отведет.
   Каспару меньше всего хотелось брать с собой чужаков.
   - У меня есть обязательства, - начал он протестующе, но Рейна не слушала.
   - Мимо нас проходит так мало странников, и подумать только, что вы идете именно в Кастагвардию... Это знак судьбы!
   - Вы не больше понимаете в знаках, чем я, - негодовал Элергиан.
   - Может быть, но я беременна. Женщина, носящая ребенка, куда более чувствительна к знакам. В особенности, - выговорила Рейна торжественно, если она носит истинного наследника всей Кеолотии.
   Каспар поперхнулся вином. Где же король Дагонет мог успеть овладеть этой женщиной? Однако эта новость произвела на остальных сотрапезников совсем другое воздействие. Девушки повскакивали и запрыгали от восторга, некоторые бросились в прихожую, потому что им стало плохо от таких прыжков на полный желудок; остальные бурно радовались, обливая друг друга вином. Кто-то бросался виноградом, а самая старшая девушка принесла корону и бросила ее своей матери. Та, со смехом поймав венец на лету, приложила его к своему животу. Все завизжали от восторга и захлопали в ладоши. Маг стучал посохом по полу, призывая к тишине.
   - Моя дорогая Рейна, - заговорил он, едва все утихли, и забрал у нее корону, чтобы церемонно возложить ее на прежнее место. Он даже сдул с венца невидимые пылинки, недовольно качая головой. Остальные смирно уселись за стол и ждали. - Вы родили двенадцать детей, так же как и ваша мать, и ваша бабка, и прабабка, и мать прабабки - и так далее, на протяжении двадцати семи поколений. Я умолял вас не решаться на тринадцатые роды. Двенадцать истощили вас, кроме того, вы уже не в том возрасте.
   - Я выдержу! - яростно ответила Рейна. - Я смогу. Я должна. Я не могу допустить, чтобы моя старшая дочь прошла через те же самые мучения. Мне плевать, станет мой сын королем или нищим, но я разорву путы древнего проклятия, лежащего на нас.
   Элергиан взял ее за руку, и Каспар впервые заметил в его взгляде непреходящую боль. Маг обернулся к юноше и выговорил с тоской:
   - Она же умрет. Предсказано, что только тринадцатый ребенок может быть мальчиком, и только мальчик может унаследовать трон. Но до сих пор все матери умирали в попытке родить тринадцатое дитя. Уже множество поколений они умирают, в муках, в агонии, потому что дитя оказывается слишком велико для чрева собственной матери и убивает ее изнутри до собственного рождения. И проклятие вместе с тяжелым жребием переходит к старшей дочери.
   - Я разобью это проклятие. - Рейна выпрямилась, глаза ее сверкали. - Я выживу. Я принимаю триночницу каждый день вот уже много лет, купаюсь в ней и пью ее, и у меня достаточно силы.
   Голос ее звучал решительно, но по бледности женщины Каспар понимал, что все далеко не так хорошо.
   - Мой ребенок должен родиться в Кеолотии. Принцы не могут рождаться в изгнании. И поэтому ты, юноша, возьмешь меня с собой.
   Рейна не просила, она приказывала.
   Последнее, чего желал Каспар в своем путешествии, - это возиться с беременной и полусумасшедшей женщиной. Он замотал головой.
   - Я никуда вас не возьму. - Он старался, чтобы голос звучал спокойно и твердо. - По крайней мере пока мне не объяснят, что происходит.
   - Сядь на место и пей свое вино, потому что я расскажу тебе правду, неожиданно вмешался Перрен. Голос его звучал глухо из-под повязок на лице. Семь веков назад король Кеолотии изменил своей бездетной жене. Весь мир знал, что у него не может быть сына, но он зачал ребенка и представил его как своего единственного наследника. Мальчик же походил не на жену короля, но на сестру, которая, как считалось, в это время была в паломничестве. После этого на королевский дом Кеолотии пало проклятие. В каждом поколении старший сын должен был рождаться слабоумным и неспособным наследовать престол. Таковы последствия кровосмешения. До сих пор в Кеолотии наследуют корону вторые сыновья.
   Перрен перевел дыхание и похрустел пальцами. Звук получился неожиданно громкий.
   - Все понимают, что по человеческим меркам король Кеолотии совершил зло и грех.
   Все дружно закивали.
   - Но мало кто знает, что у королевы уже был ребенок от короля. Дочь. Именно поэтому владыка и возлег со своей сестрой: у него не было сына, а роды так сильно повредили королеве, что она больше не могла выносить ребенка. Однако по праву наследницей Кеолотии была именно эта девочка, принцесса. По тамошним законам она не могла стать правящей королевой, но должна была избрать себе мужа и повиноваться ему до тех пор, пока не родит сына. Сестра короля узнала о принцессе и решила избавиться от нее, чтобы правил ее собственный сын. Тогда она отослала маленькую племянницу прочь под охраной дядюшки, мага. Это было совсем нетрудно сделать, потому что народ Кеолотии с радостью принял наследника мужского пола и не задавался вопросом, где принцесса. Наследник женского пола их бы не порадовал.
   К счастью, королевская сестра не желала марать руки убийством. Она лишь наложила на девочку проклятие, сказав, что та должна выносить двенадцать дочерей, прежде чем родит мальчика, способного наследовать престол. И этот ребенок выживет в родах не раньше, чем волки вернутся в сердца человеческие желанными гостями. Это, надо полагать, означало "никогда".
   Рейна обернулась к Каспару.
   - И тут появляешься ты! В компании ручного волка ты проходишь через нашу деревню по пути в Кастагвардию! Из всех мест на свете именно туда. И как раз во время моей тринадцатой беременности. Я пойду с тобой.
   - Вы имеете в виду, что вы все - потомки древнего кеолотианского короля? - спросил Каспар невнятно, так как рот его был набит едой.
   Рейна кивнула.
   - Почему бы вам, леди, тогда самой не претендовать на трон, вместо того чтобы ожидать сына? - спрашивая, Каспар опасливо косился на блюдо перед собой. Там в окружении салата лежала длинная жареная лягушачья нога. - В Кабаллане очень много правящих королев.
   - Но только не в Кеолотии. Народ тут же взбунтуется, - объяснила Рейна. - Кроме того, я хочу не трона, а спасения от проклятия. Если я выношу сына, моя старшая дочь сможет жить, как все остальные женщины, и ее старшая дочь - тоже... Я не хочу, чтобы мои потомки страдали еще семьсот лет.
   Она стиснула зубы, бледные щеки ее полыхали. Каспар замер, пораженный силой ее чувств.
   - Но я не могу взять вас с собой, - выговорил он твердо. - В любое другое время... - Под взглядом умоляющих глаз он попробовал оправдаться: Вас очень много. Почему бы не попробовать добраться до Кастагвардии без меня?
   Рейна покачала головой:
   - Но с тобою волк.
   - Вы про Рунку?
   Каспар кивнул на белого волчонка, который свернулся рядом с Трогом и посапывал во сне.
   - Да... И не только. Куда больше. Ведь ты - защитник волков.
   Каспар недоумевал, откуда она может это знать.
   - Первая мать, - продолжала женщина царственной крови, несомненно, имея в виду отвергнутую королеву, - хорошо разбиралась в древних искусствах. Это было еще до того, как наши земли захватила Новая Вера, и пришлось долго ждать, пока истинная вера вернется. Мы всегда хранили верность Великой Матери в своих сердцах - и в учении.
   Она опустила руку в карман и вытащила на свет что-то маленькое и белое.
   - Боюсь, ты не простишь меня. Я позволила себе обыскать твою одежду, прежде чем положить ее в котел. И нашла вот это.
   Рейна раскрыла ладонь, и Каспар узнал резную пластинку из кости.
   - Здесь начертана руна, руна волка. В твоем сердце волк - желанный гость. Значит, мое время пришло!
   Каспар порывисто поднялся и перегнулся через стол, опрокинув свой кубок с вином, чтобы схватить руну, данную ему Морригвэн.
   - Но я не могу вас взять с собой! У меня есть дело... Очень срочное!
   Хотя он старался говорить непреклонно, сердце уже дало слабину. Ведь эта женщина может умереть родами, если проклятие в самом деле существует. Тогда двенадцать девушек Старой Веры останутся сиротами.
   Рейна откинулась на спинку стула, торжествующе улыбаясь.
   - Нет, можешь. И ты возьмешь меня в Кастагвардию. Ты - человек, хранящий в сердце любовь к волку, и это защитит меня от проклятия. Кроме того, если ты откажешься взять меня с собой, я не дам тебе триночницы для твоих друзей.
   ГЛАВА 21
   Май отшатнулась, дрожа от ужаса и изнеможения. В этот самый миг и послышались звуки голоса, исполненного магической силой. Песня волной нахлынула на животных у колен Май, превращая их в полупрозрачные тени. Сумасшедший солдат вздрогнул, выронив меч, и бросился бежать.
   Когда твердая рука легла Май на плечо, она не смогла сдержать возгласа облегчения.
   - Амариллис! Амариллис, о, ты пришел...
   Сумасшедший на бегу наткнулся на угол стола, поскользнулся на полу - и пробежал несколько шагов на четвереньках. Потом поднялся на ноги и вскоре затерялся в густом дыму дальнего конца зала. Амариллис обратил свой голос на ближайшего из солдат, который на миг закостенел - и бросился вслед за своим соратником, только для того, чтобы вернуться через несколько минут со словами, что тот убежал куда-то в Дальние коридоры, и его уже не поймать.
   Как ни дико, остальные кеолотианцы сидели смирно, сложив руки на коленях и слушая Амариллиса. Интонация его изменилась: теперь он завел одну из здешних солдатских песенок, ту, что Май не так давно слышала в этом зале. Но в устах Амариллиса простенькие слова сделались почти неузнаваемыми из-за глубокого чувства, вложенного в них. Грубые куплеты заблистали невиданной красотой.
   Он тем временем обнял Май за плечи, делясь с ней своей силой, и в паузу меж песнями успел шепнуть ей на ухо:
   - Милая Радостная Луна, не бойся, я тебя защищу. Но прежде чем бежать, тебе надлежало оставить мне крылатую лошадь, чтобы я мог угнаться за твоим единорогом. Я ведь чуть не опоздал.
   Май не в силах была понять, как Амариллис вообще умудрился ее догнать и найти. Никто не мог сравниться с единорогом в быстроте! И как он догадался, где ее искать? Правда, сейчас это мало заботило Май. Она обмякла в его объятиях и закрыла глаза, когда Амариллис запел новую, балладу.
   Солдаты слушали с величайшим вниманием и бешено зааплодировали, едва песня кончилась. Певец вздохнул:
   - Легко в исполнении, но мне что-то надоели кеолотианские баллады. В них мало благородства.
   Беззаботно рассмеявшись, он завел колыбельную, негромкую и ласкающую слух. Май тут же начала задремывать. Она видела, что на солдат колыбельная действует точно так же: один за другим вояки роняли головы на стол, некоторые уже громко храпели.
   Глаза Май слипались. Она прислонилась к плечу Амариллиса и ровно задышала. Тот откинул ей волосы со лба и поцеловал девушку в щеку. Май не могла противиться. Она вообще больше не могла ему сопротивляться. Амариллис дарил ей спокойствие, и Май была рада, что он пришел.
   - Бедная моя Радостная Луна, - тихонько приговаривал он. - Бедная моя, милая моя. Я не могу применять к тебе свои чары.
   Он легонько похлопал девушку по щеке, и та проснулась. Оглядевшись, она увидела, что все солдаты погружены в блаженный сон.
   - Как ты добрался сюда?
   - Прибежал! - хохотнул Амариллис.
   - На таких коротких ножках? - поддразнила его Май.
   - По твоим меркам я невысок, - легко согласился он. - Зато я сильный и быстрый хотя и не столь быстроногий, как единорог. Любое другое создание в мире я бы обогнал, но не единорога.