Дункан поглощал изысканные закуски и сочное мясо, разложенные на огромных блюдах, стараясь не смотреть на жену, поскольку возбуждение внизу живота не проходило.
   Надо было сосредоточиться на ужине. Фергус превзошел самого себя, накрыв стол с небывалой роскошью. Это был пир, достойный самого короля Брюса.
   Дункан потянулся за вином. Может быть, наевшись до отвала и влив в себя изрядную дозу спиртного, он забудет, что у него появилась новая жена.
   – Ты ничего не ешь, – упрекнул он Линнет, кивая на куски жареной оленины, которые отобрал специально для нее. – Чем скорее мы покончим с ужином, тем раньше сможем уйти из-за стола.
   – Я не голодна, милорд.
   – Тогда я сам все съем, – раздраженно ответил Дункан, засовывая в рот очередной кусок мяса, чтобы хоть как-то заглушить терзавшее его желание.
   Вместо дурнушки провидицы, которая должна была разрешить его сомнения и ответить на главный вопрос, он получил красавицу. Не прилагая особых усилий, она разожгла в нем желание, пренебрегая при этом установленным им в доме порядком.
   И он должен был лишить ее невинности, прямо сейчас, как требовал весь его клан.
   Видит Бог, как ему этого хочется.
   Дункан хорошо знал, что огонь в чреслах легко гаснет, а боль в душе остается навсегда. Он снова наполнил свой кубок и залпом осушил до дна.
   Если его людям не терпится уложить его жену в постель, он не станет им мешать.
   А сам будет спать всю ночь.

Глава 5

   Уже перевалило за полночь, когда Линнет, голая, закутавшись, словно в саван, в льняную простыню, которую стащила с постели, мерила шагами комнату.
   Даже сквозь плотную дубовую дверь Линнет слышала, как ее новые родственники удаляются в зал, после того как внесли ее и Дункана в спальню и бросили на кровать.
   Стоило вспомнить, с каким удовольствием эти шутники раздевали их, как ее охватывало негодование.
   Даже Элспет участвовала в этой недостойной затее. Твердя Линнет о том, что таков обычай, она раздела ее, оставив в чем мать родила. Даже материнский плед унесла с собой и заперла на ключ сундук со всеми платьями.
   Дункан сразу уснул, едва голова коснулась подушки. Казалось бы, стесняться ей некого, и все-таки она ощущала неловкость. И к тому же очень замерзла.
   – Ты так и будешь расхаживать тут всю ночь? – Услышав голос мужа, Линнет едва не обронила простыню, которую прижимала к груди. – От тебя шума больше, чем от толпы родственничков внизу в зале.
   – Я хожу, чтобы согреться, сэр, – едва слышно ответила Линнет, злясь на себя за то, что его широкая мускулистая грудь заставляет ее сердце биться сильнее. Напрасно она не задернула полог, чтобы не видеть его.
   Он просто великолепен.
   И не все ли равно, Маккензи он или нет?
   И есть ли у него сердце?
   – Жаль, что никто не догадался развести в камине огонь. – Она поплотнее укуталась в простыню.
   И тут же пожалела о сказанном, потому что Дункан отбросил в сторону покрывало и вскочил на ноги.
   – Тогда я сам сделаю это.
   Красивый, словно языческий бог плодородия, Дункан пересек комнату.
   В неровном свете свечей его тело казалось отлитым из бронзы.
   Линнет не могла отвести от него глаз.
   И вдруг, точно ангелы смилостивились над ней, порыв холодного морского ветра погасил свечи и комната погрузилась во мрак.
   Острый запах моря, смешанный с ароматами летней ночи, наполнил комнату, и Линнет замерла, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
   Сердце ее едва не выскочило из груди, когда он взял ее за локоть и что-то горячее коснулось ее бедра.
   Она догадалась, что именно, и кровь забурлила в жилах.
   – Я отведу тебя в постель, – сказал он ей на ухо, обдав теплым дыханием. Голос его звучал спокойно.
   – Мне не хочется спать. – Линнет отдернула руку.
   – А мне хочется, но ты мешаешь, бегая туда-сюда по комнате, – проворчал Дункан, снова беря ее за руку и таща к кровати.
   – Тогда я сяду в кресло у огня.
   – О Господи, милая, я устал, и у меня буквально раскалывается голова. Не выводи меня из терпения. – Дотащив до кровати, он усадил ее поверх покрывала. – Ложись здесь. Я тебя не трону, не бойся.
   Линнет залезла в постель и быстро перебралась на дальний край кровати, натянув покрывало до самого подбородка.
   К ее удивлению, Дункан отошел к стене, снял один из гобеленов, расстелил на полу и начал скатывать в рулон.
   – Что… что вы делаете?
   Он взял скатанный гобелен и бросил на середину кровати.
   – Ничего особенного, просто хочу, чтобы ты спокойно спала, – ответил он, усаживаясь на кровать с противоположной стороны. – Завтра я уже буду спать в своей комнате и тебе никто не помешает.
   Все ясно. Она для него ничего не значит.
   Если бы только у нее хватило мужества сбежать отсюда и провести остаток ночи в другом месте. Она бы так и сделала, если бы не Робби. Ради него придется как-то наладить отношения с его отцом, хотя для нее это унизительно. Не очень-то приятно сознавать, что муж скорее переспал бы с овцой, чем с ней.
   Но ее собственные чувства теперь ничего не значат. Она привыкла к тому, что ее не любят. Ради мальчика она готова на все. И не скажет Дункану о Робби правду даже под страхом пытки до тех пор, пока он не изменит к сыну отношения.
   Дункан нужен мальчику. Линнет с трудом сдержала тяжелый вздох. Удастся ли ей когда-нибудь заставить его принять Робби, прежде чем он узнает правду?
   Во всяком случае, она попытается. Даже если ей это будет стоить жизни.
   Под порывами ветра ставни громко ударили о стену, и звук этот эхом прокатился по темной комнате.
   Задремавшая было Линнет проснулась и испуганно огляделась. Жемчужный свет луны лился в комнату сквозь открытое окно, наполняя ее серебристым сиянием.
   Она бросила взгляд на мужа. Он по-прежнему крепко спал, дыша глубоко и ровно.
   Ее взгляд задержался на его фаллосе, и по телу разлилось приятное тепло.
   Она продолжала смотреть и отвернулась, лишь когда заныло внизу живота.
   Она чувствовала себя совершенно опустошенной. И такой одинокой!
   Желание не покидало ее. Но она старалась его подавить.
   Ей не нужен мужчина, который ее не желает. Лишь за одно его имя, не говоря уже об остальных недостатках.
   Постепенно желание уступило место гневу.
   К счастью, муж не видел, как она разглядывала его.
   Интересно, что бы он сказал, узнав, что внизу ее живота становится горячо и влажно от одного только вида его мужского достоинства? Мог ли он догадаться, как ей хотелось протянуть руку и коснуться его?
   Линнет задрожала.
   Страшно подумать, что он мог прочесть ее мысли.
   Стыдно.
   Она умерла бы от унижения.
   Ставни снова ударились о стену. Дункан застонал и перевернулся на бок. Стараясь не разбудить его, Линнет осторожно выскользнула из постели и закрепила ставни. При этом заскрипела ржавая задвижка, и муж что-то пробормотал во сне.
   Линнет замерла, все еще держась за холодную задвижку, дожидаясь, пока он снова уснет. И вскоре его тихий храп смешался с ровным шумом ветра, первыми каплями дождя и жужжанием пчел.
   Пчел?
   Но она не заметила в комнате никаких насекомых. Чисто выметенные полы были усыпаны свежей таволгой.
   Неужели пчелы залетели в комнату, чтобы укрыться от дождя? Она сняла со спинки кресла сине-зеленый плед мужа, набросила на плечи и внимательно осмотрела комнату.
   Пчел нигде не было видно.
   Между тем жужжание все усиливалось, и в висках у Линнет застучало.
   Танцующие на стенах тени как-то странно удлинялись, превращаясь в сосновую рощицу. Жужжание стало невыносимым, причиняя боль. От пола поднялся туман, плотной стеной окружив рощицу и… кровать.
   Линнет охватил страх, сердце отбивало тяжелые медленные удары, на лбу выступили капли пота. Это только видение, всего лишь видение, повторяла она себе, отчаянно цепляясь за остатки сознания.
   Такое случалось с ней не раз.
   Но сейчас все было по-другому. Впрочем, не совсем.
   Прикусив до крови губу, Линнет с трудом сдерживала крик.
   У нее и так хватает проблем с мужем. Ни к чему, чтобы он увидел ее в таком состоянии. Отец эти ее приступы называл безумием.
   Она зажмурила глаза в надежде, что, когда откроет их, видение исчезнет. Но стук в висках и звон в ушах усиливались.
   Она должна открыть глаза. Иначе ночной кошмар не кончится.
   Замирая от ужаса, она открыла наконец глаза и устремила взгляд на пелену тумана над кроватью.
   И снова перед ней возник черный олень. Тот самый. С вырванным из груди сердцем. В его обращенном на нее взгляде она увидела мольбу, горечь и боль.
   По ее подбородку побежала тонкая струйка крови, во рту появился неприятный металлический привкус.
   Она попыталась отвести взгляд, но не смогла, подчиняясь силе более могущественной, чем ее воля.
   Несчастное существо на кровати пошевелилось, меняя свою форму, и теперь она знала, что будет дальше. На ее глазах олень превратился в мужчину.
   Ее собственного мужа.
   Человека без сердца.
   Дункан Маккензи смотрел на нее с мольбой.
   Словно зачарованная, она не могла отвести от него взгляд.
   Он протянул к ней руки, они были в крови.
   «Помоги… ты нужна мне», – умолял он усталым, хриплым голосом. Его страдание обрушилось на нее всей своей тяжестью, она не могла двинуться с места, моля Бога о том, чтобы видение исчезло прежде, чем она умрет от страха.
   «Умоляю…» – произнес он и, тяжело вздохнув, умолк. Туман рассеялся. Длинные тени на стенах вновь превратились в обычные. Исчезли и высокие сосны.
   Стало стихать жужжание, уступив место привычным звукам летней ночи: тихому шуму дождя и шелесту ветра.
   Исчезло все, кроме самого Дункана, лежащего на кровати с разорванной грудью.
   Она даже чувствовала запах крови, почти осязала пятна крови на простынях, слышала, как кровь капает на каменный пол.
   Это было реально.
   Слишком реально.
   В отчаянии она отвернулась, пытаясь взять себя в руки, чтобы не разбудить мужа.
   Вдруг она услышала тихий звук и, обернувшись, к своему ужасу, увидела, что Дункан приподнялся на локтях. Губы его беззвучно шевелились.
   Он подался вперед.
   Зачем? Чтобы прикоснуться к ней?
   При мысли об этом она задрожала и зажала рукой рот, чтобы подавить рвущийся наружу крик.
   И тут он заговорил, но разобрать слова было невозможно.
   И вдруг с его губ сорвались слова, от которых кровь стыла в жилах:
   «Верни мое сердце!»
   Линнет отскочила назад и закричала, не в силах больше сдерживаться.
   Ее душераздирающий вопль наверняка достиг самых отдаленных уголков замка, разорвав ночную тишину. Дункан Маккензи с проклятиями вскочил с кровати и потянулся к мечу.
   Святая Дева Мария, на них напали!
   – Всем на стены! – заорал он. – Замок в осаде!
   Его руки напрасно шарили в поисках оружия. Черт бы их всех побрал, где его меч? Впопыхах он наткнулся на сундук, который почему-то оказался у него на дороге, и палец пронзила острая боль.
   – Кто переставил мебель в моей спальне? – прорычал он, бросившись к своем мечу, который почему-то висел на стене напротив двери, а под ним на полу лежали кинжал и пояс.
   Дункан нахмурился. Перед сном он всегда клал оружие на аккуратно сложенный плед.
   Но пледа тоже не оказалось на месте.
   Ну когда эти глупые женщины перестанут орать, от их криков раскалывается голова и он никак не может понять, что происходит.
   Но прежде всего он должен позаботиться о спасении всего клана.
   Если потребуется, даже голый.
   Застегнув пояс на бедрах, Дункан приладил к нему меч и собрался выскочить из комнаты, готовый присоединиться к сражению.
   Но дверь почему-то не открывалась.
   Была заперта снаружи!
   В этот момент за его спиной вновь раздался пронзительный крик. Боже, это кричали не женщины в замке, а кто-то у него в спальне! Размахивая мечом, он обернулся и… замер.
   У очага стояла какая-то дикарка!
   Ее огненно-рыжие волосы разметались по плечам, по подбородку струилась кровь. Мертвенно-бледная, она устремила на него отрешенный взгляд, и от ее жуткого вопля у него подгибались колени.
   И ради всего святого, на ней был его плед!
   – Не приближайся ко мне! – орала дикарка.
   Она подняла руки, и плед скользнул к ее ногам.
   Внезапно до него дошел смысл происходящего, сердце учащенно забилось, а нижняя челюсть, отвисла. Никто не нападал на Айлин-Крейг, никаких врагов в замке нет.
   А эта дикарка – его собственная жена!
   И все происходит в ее спальне, а не в его комнате.
   – В чем дело? – проревел Дункан с сильно бьющимся сердцем. – Что с тобой? У тебя на подбородке кровь!
   Потрясенная, Линнет коснулась подбородка, и на пальцах остались следы крови.
   – Я не хотела вас разбудить, милорд, – ответила она, рассматривая окровавленные пальцы. – У меня редко бывают такие страшные видения.
   – Но кровь… – Дункану казалось, что он стоит на пороге ада.
   – Я просто прикусила губу, сэр.
   Поняв, что она вся во власти видения, Дункан успокоился. Однако напряжение не проходило.
   Он отложил в сторону оружие и направился к кровати. С той же яростью, с которой только что сжимал в руках меч, оторвал от простыни полоску ткани.
   – Ты видела то, что интересует меня? – спросил он, не поворачиваясь к ней. – Робби мой сын?
   Ответом было молчание.
   Дункан сжал кулаки. Неужели он никогда не узнает правды? Ведь о способностях этой девчонки ходят легенды! Дункан рассвирепел.
   – Я не могу сказать, ваш ли сын Робби, – ответила наконец Линнет. – Это видение никак не было связано с тем, что вы хотели бы знать.
   Дункан с трудом сдержал готовое вырваться проклятие, от которого свернулся бы в кольцо хвост самого дьявола.
   Разве она не понимает, как это ему необходимо?
   Его нетерпение взяло верх, и Дункан обернулся. Пальцы его протянутой руки все еще сжимали полоску ткани.
   – Вытри подбородок. – Резкие слова замерли на его губах при виде зрелища, разбудившего в нем совсем другие желания.
   Неужели он совсем ослеп, словно седовласый старец? Как он мог не заметить, что перед ним совершенно голая девушка? Ее щеки пылали, когда она взяла из его рук полоску ткани и прижала к губе.
   – Спасибо, – сказала она, но Дункан не обратил на это внимания. Кровь хлынула к его чреслам, и возбуждение, которое он так долго старался подавить, выплеснулось наружу. Его взгляд скользил по ее роскошному телу, налитой груди, пышным бедрам и завиткам волос между ними. Таким же бронзово-золотым, как и сияющие локоны, ниспадающие густыми волнами до самой талии.
   Господи, как же она его распалила!
   – Насколько я поняла, вы не хотели разделить со мной ложе, милорд?
   Этот вопрос немного остудил его пыл. Он не хотел ни смутить, ни обидеть ее.
   – Ты же видишь, как я хочу тебя, – ответил он с дрожью в голосе. – Но это ничего не меняет. Близость между нами невозможна.
   – Я понимаю, – сказала она тем же тоном, что и накануне вечером, когда он требовал у нее ответа на свой главный вопрос.
   При воспоминании о том злосчастном вечере Дункан нахмурился.
   Ему и в голову не приходило, что он снова испытает страсть, способную все разрушить на своем пути.
   Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как опасно излить сперму в лоно красавицы жены. Тут можно потерять не только семя, но и душу.
   Дункан давно потерял душу.
   Черт бы побрал его людей, уговоривших взять ее в жены. Вместо дурнушки ему подсунули такую, что и монаха соблазнит.
   Он взъерошил волосы, поднял с пола плед и набросил ей на плечи, пытаясь свободной рукой прикрыть свою плоть.
   – Завернись в плед, – приказал он и, отвернувшись, добавил: – Лучше я не буду на тебя смотреть. Завернулась? – спросил он.
   – Да, – ответила Линнет.
   Он повернулся к ней лицом, но избегал ее взгляда.
   – Ложись в постель, я не буду тебя беспокоить. Остаток ночи проведу в кресле.
   Она не стала возражать и прошла к кровати, крепко прижимая к груди плед. Отчаяние на ее лице поразило его, словно нож, всаженный под ребро по самую рукоятку. Он презирал себя как последнего ублюдка.
   Но стоит ему взглянуть на нее еще хоть раз – и он набросится на нее, даже не добравшись до кровати.
   Господи, она как морская нимфа, поднявшаяся из глубины вод, дикая, прекрасная, соблазнительная.
   Дункан подождал, пока она затихнет под простынями, опустился в кресло у камина и вытянул ноги.
   Огонь в камине давно погас, стало прохладно, но у Дункана не было сил снова развести его.
   Он мрачно огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы укрыться, но ничего не нашел.
   В комнате не было ничего, что напоминало бы фантазии его бывшей жены.
   Почти рядом с его креслом лежала кожаная сумка с травами. Дункан посмотрел на нее с горькой иронией.
   Не устроиться ли на полу, подложив сумку под голову, пока его жена-девственница спит в постели в нескольких шагах от него. Он схватил сумку и положил себе на колени. Пусть хоть сумка их согреет, раз не приходится рассчитывать на большее.
   Но ничто не могло его согреть. Даже дюжина девиц в постели, а сверху гора теплых овчин.
   Потому что холод был у него внутри.

Глава 6

   Что за сукин сын осмелился воткнуть ему в глаза раскаленные иглы! Дункан вскочил на ноги, готовый наказать наглеца, и тут же снова рухнул в кресло. От резкого движения голову пронзила невыносимая боль.
   Он застонал.
   За раскаленные иглы он принял солнечные лучи, пробившиеся сквозь ставни.
   Ради всех святых, что с ним произошло? Неужели он перепил накануне?
   Возможно.
   Никогда еще ему не было так плохо. И почему он спал в кресле, а не в своей кровати?
   Дункан снова застонал и прикрыл ладонью глаза. Щурясь от яркого солнечного света, поискал глазами оруженосца Локлана.
   Обычно юноша спал на низкой кушетке у камина, но сейчас его нигде не было видно. Как, впрочем, и самой кушетки.
   И этот камин вовсе не его.
   Что за странная незнакомая спальня?
   Ну, не то чтобы совсем незнакомая. Дункан постепенно приходил в себя.
   Его взгляд скользнул по кровати и разметавшимся по подушке золотым локонам. Наконец-то он понял, где провел ночь.
   Благодарение небесам, его жена все еще спала. И у него не было ни малейшего желания пожелать ей доброго утра.
   По крайне мере в таком виде – совершенно голым, с одним лишь поясом на бедрах.
   При более детальном рассмотрении обнаружился его плед, висевший в изголовье кровати, меч с кинжалом лежали на столе у двери.
   Дверь была приоткрыта.
   Медленно, словно пробиваясь сквозь пульсирующую боль, туманящую рассудок, к нему возвращались воспоминания о вчерашнем дне. Дне его свадьбы.
   Вчера ему хотелось поскорее покончить с празднеством, отослать жену к Робби, а самому удалиться в свою комнату и там побыть в одиночестве. Но все произошло совсем не так. Вместо покорности и послушания жена проявила характер и привела малыша к высокому столу, хотя наверняка знала, что Дункан запретил сыну показываться ему на глаза.
   А все эти наглецы, его родственники, вынудили его принять участие в дурацкой церемонии с супружеским камнем, потом затащили его и невесту в постель, хотя знали, что он не собирается спать с ней.
   Дункан зажмурился и прижал пальцы к вискам. Не надо было привозить сюда эту девицу и тем более жениться на ней.
   За какие-то несколько часов, она перевернула все вверх дном, нарушила установленный в доме порядок.
   От нервного напряжения у Дункана стал дергаться глаз. Эта женщина зашла слишком далеко, переступила все мыслимые границы в первый же день, как стала хозяйкой Айлин-Крейга.
   О первой брачной ночи он старался не думать, но то и дело мысленно возвращался к Линнет с ее роскошным телом и золотистыми волосами. Он не должен думать о ней, желать ее.
   Гораздо проще и безопаснее иметь дело с деревенскими девками.
   Всего за несколько монет он может воспользоваться всеми их прелестями и истасканными приемами обольщения. Но даже в глазах этих шлюх он видел страх и отвращение всякий раз, когда имел с ними дело.
   Они были уверены, что это он убил Кассандру.
   Дункан чертыхнулся. Даже после смерти она приносила ему одни несчастья. Ее предательство уничтожило Дункана.
   Впрочем, его не очень-то волновала ее неверность.
   По крайней мере, после нескольких лет их совместной жизни. Он разлюбил ее задолго до того, как обнаружил измену. Но не сама по себе измена ранила его душу. Он стал сомневаться в том, что Робби его сын. Загадкой казалась смерть его сестры и его матери.
   Пусть простит его Господь, если он ошибается, но почти все в доме не сомневались в том, что здесь не обошлось без этой ведьмы.
   Его дорогая сестра Арабелла лежала в сырой земле рядом с любимой матерью.
   В день своей смерти Кассандра сказала ему, что Робби сын Кеннета. Но в Дункане еще теплилась искорка надежды, что это не так, и он не мог ее погасить, как ни старался.
   Кассандра лишила его жизни в момент, когда, наступив на край платья, сорвалась с крепостной стены, а он наблюдал за ее падением и ничего не мог сделать.
   Наверное, она нашла в могиле успокоение от безумных желаний, которые превратили ее в исчадие ада. А он никак не мог освободиться от преследующих его демонов.
   Уж лучше смерть, чем такое мучение.
   Ни одна женщина больше не заставит его так страдать.
   Страдать придется и его новой жене. И тут ничего не изменишь. Ей придется смириться.
   Линнет между тем крепко спала, не подозревая о буре переживаний, вызванной в нем ее присутствием. Дункан почувствовал легкий укол совести, но тут же отбросил все сомнения и решил держаться подальше от жены.
   Дункан тихонько поднялся, чтобы не разбудить Линнет. Пора кое с кого спросить за все случившееся. Только не с нее. Он не может обидеть этого ангела.
   А о Робби спросит ее в другой раз, когда соберется с мыслями и наденет штаны, прикрыв свое мужское достоинство.
   К тому же Линнет ни в чем не виновата.
   Не она заперла дверь снаружи.
   И не она отперла ее сегодня утром, потому что не выходила из комнаты.
   Наверняка это дело рук одноглазого англичанина. Только Стронгбоу мог выдумать такой план. Что и говорить, великолепно задумано – оставить его совершенно голым наедине с голой женой!
   Этот хитрец уверен, что они, поддавшись животным инстинктам, провели ночь в страстных объятиях друг друга.
   Одному Богу известно, как он был близок к этому.
   Удивительная способность Мармадьюка читать мысли Дункана порой пугала его.
   И раздражала до крайности.
   Надо поговорить с ним начистоту.
   Дункан взял свой плед, захватил оружие и выскользнул из комнаты.
 
   Линнет проснулась, когда утро уже было в самом разгаре, и с облегчением обнаружила, что Дункана в комнате нет. Должно быть, небеса сжалились над ней, и ей не придется встретиться лицом к лицу со своим мужем после всего, что произошло ночью. По крайней мере, не сразу. У нее будет время собраться с мыслями.
   Дверь была приоткрыта, какая-то добрая душа отперла шкаф, и она могла спокойно одеться. Даже ее плед лежал аккуратно сложенный на спинке стула.
   Дрожа от утренней прохлады, Линнет торопливо ополоснулась водой из кувшина, натянула платье и вышла из спальни.
   Хотя винтовая лестница уже не казалась темной и мрачной, здесь было очень сыро после ночного шторма, и Линнет продолжала дрожать от холода.
   Ей казалось, что даже яркое солнце не в силах развеять нависшую над Айлин-Крейгом тьму.
   До тех пор, пока владелец этого замка не прогонит тьму из своего сердца.
   Гордо вскинув голову, Линнет сбежала с последних ступенек. Хотя бы ради Робби она должна принести свет и тепло в эту угрюмую островную крепость, чего бы это ей ни стоило. Войдя в большой зал, она увидела сорочку, очень похожую на ее собственную, ходившую по рукам как боевой трофей. Даже слуги, подбирающие с пола сор и выгребающие золу из каминов, вместе с остальными членами клана что-то возбужденно обсуждали.
   Задержавшись в тени под аркой, Линнет вгляделась в сорочку и увидела на ней кровь. Это действительно была ее сорочка, та самая, которую Элспет сорвала с нее прошлой ночью. Линнет в волнении прижала руки к груди. Откуда на сорочке кровь?
   Сейчас совсем не те дни месяца, а Дункан Маккензи заснул задолго до того, как Элспет ушла из спальни.
   Кто-то нарочно запачкал сорочку кровью.
   Неужели Элспет?
   Но зачем?
   Или ей показалось, что Элспет едва ли не силой раздевала ее? Иногда она путалась с подсчетом своих циклов, особенно когда теряла счет дням и часам из-за своих видений.
   А вчерашнее было одним из самых впечатляющих. В общем, она вполне могла перепутать события первой брачной ночи.
   Но если даже Элспет не уносила ее сорочку, она все равно не могла быть испачкана ее девственной кровью. Ведь муж проспал почти всю ночь. Сначала на кровати, отгородившись от нее гобеленом, а потом в кресле, у камина.
   Да, он просыпался, когда у нее было видение, и даже стоял с ней рядом, но не прикасался к ней.
   Или прикасался?
   Она смутно припоминала его обнаженного, с восставшим естеством, которое увеличивалось прямо у нее на глазах, но образы были почти неуловимыми и ускользали от нее.
   Как будто сам дьявол мучил ее, оставляя в неведении.
   Мог ли муж овладеть ею во время ее видения? Или после? Когда ее рассудок был затуманен? Перед глазами всплыл образ человека, протягивающего к ней руки и требующего вернуть ему сердце. Может быть, Дункан Маккензи сделал то, о чем просил так похожий на него мужчина из видения?