Черные, или тайные, рынки существовали во всех цивилизованных городах. Они занимались подпольной торговлей многими товарами — от духовых ружей, владеть которыми в Чаризате могли только лица, обладавшие гражданством, «чудо-масла» — пахучей смолы, которая позволяет нюхающему ее видеть самые удивительные сны наяву и длительное употребление которой ведет к полному безумию, до текстиля и духов из городов Илакры в Низком Пекле, у которых нет официальных торговых отношений с городами Приграничья и торговля с которыми поэтому находится под запретом. Но в Чаризате главным предметом операций на черном рынке были редкости.
   Ожидание дилера сопровождалось и кое-какими событиями. Хета прекрасно знали в этом районе, и люди приносили ему вещи для оценки, расплачиваясь за работу по обычной рыночной таксе — несколькими кусочками меди. Обычно находки были сделаны ими в кучах мусора и под фундаментами снесенных лачуг в Седьмом или Восьмом ярусах. У других были драгоценности, переходившие из поколения в поколение. За время ожидания Хет определил четыре кусочка необработанного мифенина, обломки керамической плитки с цветочным узором, а какому-то старику сказал, что ею «древняя деревянная табличка писца» изготовлена не больше года назад и что тому следует поскорее с ней расстаться, пока цена на тиковое дерево еще держится, так как не прибыли караваны Низкого сезона. А затем Хет наткнулся на маленькое сокровище.
   Женщина была не старше Илин, босая, в кафтане из домотканой материи, которая от долгой носки стала совсем серой, с двумя маленькими детьми, цепляющимися за ее юбку. В руке она держала небольшой блестящий предмет, который Хет взял в руки весьма уважительно. Предмет имел в длину около двух дюймов и был сделан из тяжелого дымчатого стекла.
   — Какая-то птица? — спросила Илин, перегибаясь так, чтобы тень Хета не мешала ей смотреть.
   Он локтем отстранил ее.
   — Нет, это морское животное. Вот эти похожие на крылья выступы и треугольный хвост служили ему для плавания в воде. Видишь, они гладкие, без перьев.
   — О, я о таких читала. Они и сейчас еще живут в Последнем море.
   Женщина смотрела на них с надеждой в глазах. Хет спросил ее:
   — Этот кусок отбит от чего-то, возможно, от сосуда. У тебя больше ничего нет?
   — Нет. — Она нервно облизала губы, и Хет подумал, что женщина очень близка к тому, чтобы сменить ярус на более низкий. Если б она уже жила в Восьмом и ей грозило бы изгнание, она бы выглядела куда более испуганной. Сколько…
   Он вернул ей обломок.
   — Отнеси его в Академию. Проси пятьдесят дней, но не отдавай меньше, чем за сорок. Это справедливая цена. Вся ценность тут в материале. Теперь такого стекла не найдешь.
   — Сорок? — Удивленная, она тщательно спрятала осколок. — Неужели так много?
   — Это справедливая цена. Они не будут торговаться. Но на всякий случай проси пятьдесят.
   Глядя, как женщина собирает детей и исчезает в толпе, Илин спросила:
   — Если это такая редкость, то почему ты сам не купил?
   — Я не могу дать ей такую цену. А она не может взять меньше.
   — Но ты же назвал цену?
   Иногда Илин бывала настырна и тупа. Он бросил на нее косой взгляд.
   — Есть люди, которых мне приятно было бы надуть. Но она не из их числа. Как ты думаешь, сколько она проживет в Пекле или даже в Восьмом ярусе?
   Немного подумав, Илин качнула головой и ничего не ответила.
   И в этот момент Хет увидел свою дичь. Дилер черного рынка небрежной походкой двигался в их направлении, иногда останавливаясь, чтобы полюбоваться на прилавки, мимо которых проходил. Хет же, когда человек был уже поблизости, проявил явно преувеличенный интерес к деятельности, кипевшей в лавке медника. Дилер на ходу закусывал жареными бобами, которые брал из дешевого глиняного горшочка, обожженного на солнце. У него было меланхоличное, непроницаемое лицо и ничего не выражающие, пустые глаза завзятого игрока. Звали его Кастер, и, хотя это был вовсе не тот человек, который приходит на рынок, чтобы полюбоваться на его шумную жизнь, все равно ни один неискушенный человек не догадался бы о настоящей цели его визита.
   — Ну, удалось обделать какие-нибудь делишки сегодня? — спросил он, подойдя к Хету и Илин.
   Хет дернул плечом:
   — Мелочевка. Вообще последнее время тут ничего хорошего нет. На рынке один мусор, больше ни черта.
   — Фигня одна, — согласился Кастер, тяжело вздыхая.
   Дилеры — даже дилеры черного рынка — никогда не признавались, что дела у них идут хорошо. Рынок всегда был никудышный, продававшиеся там редкости мусор, или подделки, или дерьмо, которого всегда как грязи. Кастер осторожно указал на Илин.
   — А это кто?
   — Моя ученица.
   — Ты взял ученика? — Его любопытство так возбудилось, что Кастер даже как-то ожил. — Тарги Изода озвереет. Он же хотел, чтобы ты взял его сына.
   — Его сын идиот.
   Кастер кивнул в знак полного согласия.
   — Но ему этого не объяснили. О, я знаю, ты ему говорил, да только он слушать не стал. Я его парнишку тоже на дух не переношу, это уж точно! — Он поглядел на Илин с новым интересом. — Сагай тебя тоже будет обучать?
   — Сагай еще не решил, но это возможно. — Хет решил, что Кастер уже созрел для разговора о делах, но хотел, чтобы инициатором стал дилер.
   Кастер мечтательно оглядел ближайшие лавки.
   — Ищешь чего или просто ее натаскиваешь?
   Хет с сожалением покачал головой:
   — Есть у меня покупатель, которому нужна хорошая вещь, но я для него ничего подходящего никак не найду. А его жетоны, между прочим, с верхних ярусов.
   — Даже так? Плохо дело. — Кастер предложил горшочек с бобами Илин, которая взяла одну фасолину и разгрызла ее очень осторожно. — Он имеет в виду что-то определенное? Может, я тебе что-нибудь подыщу?
   — Овал из мифенина, поверхность фасеточная, в центре вырезанная фигура с крыльями; вид примерно вот такой… — Легкими штрихами на пыльной стене Хет набросал контуры фигуры. — Другая же… — Хет чувствовал себя глупо, даже описывая эту вещь, которая совершенно не походила на древность. Если б он не видел ее изображения на страницах аутентичного текста Выживших, он бы сам не поверил в ее существование… — Большой прямоугольный блок, размер примерно четыре на два фута, на поверхности гравированный узор из линий.
   Брови Кастера полезли на лоб, но он не сказал ничего, что вызвало бы сомнение в успехе поисков такой нелепой штуковины. Он помолчал, Хету даже показалось, что молчание длилось немного дольше, чем надо. Потом спросил:
   — А насколько сечет в деле твой покупатель?
   — Еще как сечет! — А Илин Хет объяснил: — Он спрашивает, примет ли покупатель подделку.
   — Ох! — воскликнула она с удивлением.
   — Обязан спросить, — объяснил ей Кастер. — Искусным ремесленникам тоже кушать надо. — Потом поинтересовался у Хета: — Это возвращение?
   Некоторые коллекционеры нанимали дилеров, чтобы «возвратить» вещи, украденные то ли из их собственных коллекций, то ли из чужих, то ли из Академии. Хет понял, что ему сегодня везет.
   — Давай лучше назовем это «вторичной находкой».
   — Я знаю овальную вещицу или, во всяком случае, похожую на нее как две капли воды. Но ее больше на рынке нет.
   — Надо разузнать подробности.
   — Я сделаю, что смогу, но эту сделку организовать не сумею. Честно. Скажи ему, пусть ищет что-то другое.
   — Частный коллекционер? — Кастер пожал плечами.
   — Мы могли бы заплатить и за имя.
   Кастер помолчал, показывая, что такие дела его не интересуют.
   — Я спрошу, но ни на что не рассчитывай.
   Для Хета это было хорошим знаком.
   Глаза дилера внезапно прищурились.
   — Ха! Ну и компания же у нас! — На краю рынка появились носилки, крикливо-пышные, с цветастыми шелковыми занавесками и множеством золоченых арабесок. Это был паланкин Лушана.
   Кастер нырнул в толпу, и Хету очень хотелось последовать за ним. У него все еще болела голова, и для встречи с Лушаном настроения не было.
   Человек в грязной и заношенной до дыр одежде уже давно сидел неподалеку, деликатно держась вне пределов слышимости. У него был вид и запах мусорщика, который зарабатывает прочисткой засорившихся сточных труб где-то на Восьмом ярусе. Теперь он решительно шагнул вперед и бросил у их ног мокрый мешок с кучей каких-то липких обломков, видно, собранных в городских стоках. Илин вцепилась пальцами в стену и отшатнулась, почувствовав всю силу аромата.
   Хет наклонился, чтобы порыться в мусоре. Может, зловоние заглушит омерзительный запах притираний Лушана?
   — Редкости! — сказал старик, улыбаясь им беззубой улыбкой.
   — Такое часто бывает? — спросила Илин. Ей с трудом удалось сделать вдох, но выглядела она так, будто ее вот-вот вырвет.
   — Иногда таким образом удается найти что-нибудь любопытное, — ответил Хет. Палочкой он отгреб в сторонку несколько сломанных деталек часовых механизмов — неопытные люди нередко принимали их за кусочки механизмов магических машин. — Это не древности, это тоже не древность. — Уголком глаза он продолжал следить за Лушаном, который с трудом вылез из паланкина и теперь, колыхаясь, тащился в их сторону. Он носил золотистую шелковую верхнюю мантию, ослепительно сверкавшую в злом солнечном свете; один из слуг расчищал ему дорогу, тогда как другой держал над его головой зонтик с кисточками, не позволяя солнцу пробиться через бесконечные слои кисеи, окутывающие лицо хозяина. Двое здоровенных наемников болтались позади носильщиков. Лушан посещал все рынки по очереди, чтобы присмотреть за дилерами, работающими на него, и попугать своих конкурентов. Просто Хету не повезло, что он пришел на этот рынок именно сегодня.
   Лушан приблизился к ним, когда Хет выудил из кучи мусора несколько кусочков мифенина.
   — Я вижу, у тебя новый мальчишка-помощник, — произнес брокер. — Неужто торговля дерьмом из сточных труб так прибыльна?
   Илин моргнула — ее приняли за мальчишку, хотя она на этот раз и не маскировалась. Однако она благоразумно воздержалась от ответа. Мусорщик удивленно поднял на нее глаза. Мухи и оводы слетались со всех сторон, привлеченные пятнами на его одежде.
   — Неужто я отбираю у тебя твой хлеб? Говорят, ты с этого начинал, ответил Хет.
   Поговаривали, что Лушан родился в Восьмом ярусе и оттуда пробился наверх. Брокер терпеть не мог, когда ему об этом напоминали. Его чадра всколыхнулась — единственное свидетельство раздражения.
   — Ты еще приползешь ко мне на брюхе за работой, крис. А куда тебе деваться! — Лушан злобно махнул своим слугам, и вся процессия проследовала дальше.
   — Этот омерзительный тип решил, будто я мальчишка, — сказала Илин. Ее возбуждение было неподдельным.
   «А вот это чудесно, — подумал Хет, глядя, как исчезает вдали чудовищная фигура, — но ты все же всего лишь одна из моих самых малых неприятностей». Жетонов, которые ему заплатит Илин, было достаточно, чтобы заплатить долг Лушану, да и дразнить его было весело.
   — Это Лушан. Он слеп на один глаз, — ответил ей Хет. — Да, пожалуй, это удачно, что он принял тебя за мальчишку. — Репутация Лушана среди женщин-дилеров была какой угодно, только не белоснежной.
   — Она же девушка, — сказал пораженный мусорщик, глядя на Илин.
   — Мы знаем, — заверил его Хет. — Восемь кусочков меди за все.
   — По рукам.
   Когда мусорщик, забрав кусочки меди и свой мешок, ушел, Илин спросила:
   — Почему этот Лушан хочет, чтобы ты работал на него?
   — Он очень жадный подонок, но ему до меня никто этого не говорил. Хет, сощурившись, смотрел в небо. Уже с самого утра он чувствовал, что с востока надвигается дождь, а теперь на сверкающей синеве появилось несколько темных тучек. Все торговцы с надеждой посматривали на эти облака, вытирали горшки и всякую другую посуду, выставляя ее на всякий случай возле себя.
   — Что ж, сказанное Кастером обнадеживает, — заметила Илин, вытирая кирпичную пыль с рук подолом своего кафтана. — Как ты думаешь, он что-то знает?
   — Нет, но считаю, в самом недалеком времени он что-нибудь выкопает.
   Внезапно пошел дождь. Облака были почти прозрачные, поэтому солнце продолжало ярко светить. Капли падали крупные, но редкие. Вся торговля остановилась, ибо продавцы стремительно кинулись на открытые места, чтобы собрать жалкие капли в горшки и ведра, а в самом крайнем случае — на свои тела. Хет просто улегся на стене, подставляя дождю все тело.
   Дождь кончился так же внезапно, как и начался, и торговля на рыночной площади возобновилась. Беспокойство, лихорадившее всех, как-то улеглось, хотя дождь был так короток, что вряд ли мог хоть немного сказаться на цене воды на сегодня.
   Илин воспользовалась своим влажным шарфом, чтобы смыть пыль с лица.
   — А мы сейчас не можем сходить к Риатену?
   Она вела себя на своем первом уроке спокойно, во всяком случае, большую часть времени, решил Хет. Что ж, пришла очередь сыграть по ее правилам, хотя бы пока. Он улыбнулся Илин.
   — Пойдем, когда ты купишь мне завтрак.
   На пути к пандусу, ведущему на Третий ярус, Хет оказался позади группы людей, возглавляемой почтенным торговцем с Пятого яруса, которая направлялась в дом какого-то патриция, чтобы показать ему частным порядком образцы своих товаров. Стража у ворот пропустила и торговца, и Илин с Хетом, не задавая никаких вопросов.
   — Я думала, у нас будут трудности, — призналась Илин, когда они оставили за спиной ворота и двинулись по центральной улице Третьего яруса. Дома патрициев здесь несколько раз обворовывали за последние десять дней. В Третий ярус вход разрешался в течение всего дня, но прекращался после захода солнца для всех, кроме самих патрициев и их слуг. Ворота в Доках были единственными на нижних ярусах, где стояла стража, но даже они никогда не закрывались, и все петли давно проржавели.
   Хет пожал плечами, ему было интересно все, что он видел вокруг, так что отвечать не хотелось. Ведь его предыдущие вылазки сюда приходились на ночное время, когда доступ для выходцев из нижних ярусов прекращался, а настоятельная необходимость остаться незамеченным требовала безлунных ночей: это лишало его возможности составить полное впечатление о здешних достопримечательностях.
   Казалось, Третий ярус мало чем отличается от лучших жилых районов Четвертого. Лавок тут было поменьше, и торговали они преимущественно предметами роскоши. В них сидели продавцы мяты и других редких трав, книготорговцы и ювелиры, которые из нитей драгоценных металлов изготовляли сетки и цепочки; все эти ремесла ориентировались исключительно на богатых людей. Торговля вразнос почти отсутствовала, гадальщики тоже, в переулках не толпились лодыри и бедняки. Ремесленники, покупавшие привозное сырье и создавшие славу Чаризату своими экспортными товарами, работали обычно в ярусах ниже Четвертого.
   Здесь жили менее знатные патрицианские семьи, размещавшиеся в больших усадьбах, расположенных вблизи от чисто выметенных улиц, за высокими стенами и воротами, преграждавшими вход в частные дворы. Многие дома горделиво поднимали свои ветровые башни — высокие узкие надстройки на крышах, ловившие ветер узкими вентиляционными бойницами, чтобы снабжать чистым воздухом весь дом. Сквозь редкие незапертые ворота Хет мог видеть то колонну, то фонтан, то растения в больших горшках.
   — А зачем тебе нужен партнер? — внезапно задала вопрос Илин. — Разве это не уменьшает твои доходы?
   Хет фыркнул, обдумывая ответ.
   «Доходы? Плохо ты, однако, разбираешься в делах, Илин».
   — Сагай учился в Гильдии ученых Кеннильяра. Ему бы следовало сидеть в Академии, но туда чужеземцев-ученых не берут.
   Удивленная Илин обдумывала услышанное.
   — А тогда зачем ему нужен ты?
   — Другие дилеры смотрят на него, видят его седину и думают: вот сидит старик, который может стать легкой добычей. Он-то на самом деле куда более крутой, чем выглядит, но ему приходится все время это доказывать. А он не любит калечить людей. — Хет искоса глянул на Илин. — А мне это менее противно, чем Сагаю.
   — От твоих слов меня прямо в дрожь бросает, — отшутилась она, сохраняя тем не менее совершенно неподвижное лицо. — Неужели тебя кто-нибудь боится?
   — Каждому нужен кто-то, кто подстрахует его с тыла. — Он смущенно пожал плечами. — На Восьмом ярусе меня как-то раз пытались поймать охотники за костями. Сагай наткнулся на нас как раз в ту минуту, когда они собирались перерезать мне глотку. Еще чуть-чуть, и он опоздал бы. У меня до сих пор есть шрам.
   Охотники за костями хватали любого, а потом утверждали, что это кости крнса, казненного преступника или ребенка, родившегося в сорочке. Их главными охотничьими угодьями был Восьмой ярус, где царила страшная нужда, так что если они похищали ребенка, то его семья скорее ощущала радость, смешанную с чувством вины, а потому вероятность погони вопящей стаи родственников и соседей была маловероятна Многие поставщики костей на самом деле торговали костями ящериц или крыс, а также крали трупы из мертвецких до того, как те подвергались кремации. Но всем им было известно, какие кости приносят наибольший доход.
   Охотники за костями, напавшие на Хета, не убили его сразу только потому, что знали — от своего покупателя они получат больше, если докажут, что он и в самом деле крис. Поэтому они и заспорили, как лучше это сделать: показав его мертвым или живым? Он очнулся, лежа лицом вниз на пропитанном кровью полу покойницкой. Голова трещала, его рвало, он был связан, так что двигаться не мог, и задыхался от кляпа во рту. Тот разбойник, который считал, что предъявлять лучше мертвяка, только что одержал в споре победу. Он схватил Хета за волосы и приставил ему к горлу острый кривой нож, служащий обычно для сдирания кож. Вот тут-то Сагай и свалился им на головы через люк в крыше лачуги. Никого из охотников в живых не осталось, а Сагай и Хет с тех пор могли беспрепятственно спускаться по делам в Восьмой ярус.
   — О! — воскликнула Илин, чувствуя, что совершила какую-то неловкость. Но почему же ты остаешься здесь, где тебя поджидают такие опасности?
   — Тут самые лучшие редкости, — ответил он так, будто это объясняет все. — А кроме того, ведь все равно когда-нибудь придется помирать.
   У ворот, ведущих на Второй ярус, в тени, падавшей от пилонов, Хет, пока Илин договаривалась о проходе, отдыхал и думал о том, каким таким способом она умудрится пройти через хорошо охраняемые ворота сама, не говоря уж о нем.
   Илин, однако, всего-навсего предъявила печать величиной с торговый жетон. Стражник торопливо поклонился и махнул рукой своим товарищам, чтобы они открывали тяжелые металлические ворота, украшенные резьбой.
   — Если древности так дороги, то почему вы с Сагаем так бедны? спросила Илин, когда они шли по широкой улице, где не было даже признака вони от сточных канав. Высокие стены, скрывавшие частные дома, тянулись вдоль всей улицы. Здания за ними были велики, украшены куполами, сверкающими шпилями или высокими тонкими башенками, выложенными золоченой плиткой. Все кругом было из известняка или мрамора, и даже стены украшались узорами из полудрагоценных камней или мозаикой из эмали и стекла. Близилась середина дня, так что народу на улицах было мало: слуги, спешившие по поручениям хозяев и удивленно таращившиеся на Хета с Илин, да одинокие фигуры патрициев в чадрах и со слугами, закрывавшими их от солнца белыми зонтиками. Покрытые потом носильщики тащили богато изукрашенные паланкины с прозрачными шелковыми занавесями и золочеными украшениями на ручках.
   — Ни один из нас не может купить лицензию на право пользования монетами имперской чеканки, так что если мы каким-то чудом нападем на редкую вещь, мы не можем продать ее коллекционеру, — объяснил ей Хет. Они только недавно миновали ворота, но эта улица уже успела вызвать у него раздражение. Она была слишком чиста, слишком тиха, слишком хорошо охраняема, и они на этой улице привлекали внимание одним фактом своего присутствия. На Третьем ярусе было куда больше деятельности, торговцев, метельщиков улиц, и он не ощущал там на себе подозрительных взглядов. — Мы можем заниматься только мелочевкой, достаточно дешевой, чтобы обмениваться на торговые жетоны, и брать комиссионные за оценку или помощь в заключении сделки, если, конечно, продавец нас не надует. А Сагай еще частенько уступает неплохие дела людям, которых он жалеет.
   — Это Сагай, значит, так поступает? — Голос Илин звучал почему-то насмешливо.
   Встречные обходили их далеко, одна старуха демонстративно подобрала юбки и трясла ими, будто боясь заразы. Илин на все это обращала внимания еще меньше, чем Хет.
   Они шли вверх по улице, пока наконец Илин не свернула на посыпанную галькой дорожку, которая вела через что-то вроде общественного садика, где в каменных вазах росли быстро расцветающие цветы пустыни и низкие колючие деревца. Вскоре они подошли к высокой калитке, покрытой изображениями лиан и листьев. Стоило Илин протянуть руку к щеколде, как калитку открыл изнутри ликтор в белых одеждах и с духовым ружьем за плечами.
   Хет замер на месте, и Илин, уже прошедшая в калитку, обернулась к нему:
   — Пошли. Это частная дорога на Первый ярус. Она куда короче, чем если идти через главные ворота.
   Хет еще колебался. Он знал, что ему придется побывать в местах, где люди с духовыми ружьями будут преграждать ему дорогу домой, но только сейчас до него дошло, как глубоко на вражескую территорию его завлечет это предприятие. Илин уже проявляла признаки нетерпения. «Слишком поздно пятиться назад», — сказал он себе и поплелся сквозь калитку.
   Ликтор смотрел на них ничего не выражающими глазами.

Глава 7

   Дорожка уводила все дальше и дальше в глубину сада. По обеим ее сторонам поднимались патрицианские дворцы, впереди громоздилось черное облако стены, служившей основанием Первого яруса. Хет заметил, что земля между вазами с цветами и деревцами была покрыта «серебряным мечом» крошечным растением с узенькими листочками, похожими на белые иголки и блестящие волоски, отражающими яростный солнечный свет и превращающими землю в сверкающий ковер. Он подумал: а знают ли патриции этого яруса, что это растение встречается в песчаных «карманах» в сердце Пекла? Если б знали, то небось послали бы своих слуг тотчас выжечь такую пакость.
   Они достигли стены яруса раньше, чем Хет заметил калитку, о которой ему говорила Илин. Прямо в стене был вырублен проход с узкими ступенями, уходящими вверх. Всякий, кто поднимался по ним, был скрыт от чужих взглядов выступом неровной стены; углубления же, в котором вилась лестница, с улицы, проходившей вдоль сада, вообще не было заметно.
   — Лестница идет прямо к дому Риатена, — объясняла Илин, карабкаясь по узким и крутым ступенькам. — Но ты, конечно, никому об этом не должен говорить. — Хет промолчал. — Должна сказать, что ты здорово скрываешь свой энтузиазм при виде этого яруса.
   Илин уже достигла верха, где ступеньки вели во двор выложенный синей и золотистой плиткой, с трех сторон огороженный стенами очень большого и красивого дома из полированного известняка. Хет, следовавший за ней еще медленнее, чем прежде, отозвался:
   — Зато когда мы будем спускаться обратно, я выкажу весь энтузиазм, на который способен.
   Илин остановилась и бросила на него суровый взгляд:
   — А ведь тебе и вправду все не так уж тут нравится, верно?
   Прямо перед ними во внутренней стене дома была дверь, перед которой стояли еще два ликтора с пневматическими ружьями. Это была вполне разумная предосторожность. Любой, кто пробрался бы по лестнице, оказывался в ловушке. Узкие прорези окон второго этажа скорее предназначались для стрельбы из укрытия, нежели для вентиляции комнат. Хет начал чувствовать себя как козел, которого ласковыми словами заманили на бойню. Он ответил:
   — Разумеется.
   Ликторы узнали Илин и открыли им дверь без всяких расспросов, тут же опять заперев ее. Внутренние стены вестибюля были облицованы синей плиткой различных оттенков, что создавало иллюзию прохлады; у подножия лестницы, ведущей внутрь дома, журчал трехъярусный фонтан.
   Они поднимались, минуя площадки, откуда резные арки вели в другие комнаты. Весь дом Нетты уместился бы вместе с крышей и прочим внутри одного здешнего лестничного колодца. Стены украшала плитка, но там, где ее не было, сверкал полированный мрамор. Тут было действительно куда прохладнее, чем во дворе. И уж конечно, не пахло человеческими испражнениями и немытыми телами, а лишь слегка веяло запахом горящего сандалового дерева.
   Но самым странным была тишина. Ни шума с улиц, ни криков, доносившихся сквозь щели в стенах соседних домов, не было слышно и обитателей этого дома. Это был тот тип тишины, который Хет встречал лишь на просторах Пекла. Несмотря на безмолвие, а может быть, именно из-за него, плечи Хета напружинились, будто он ожидал нападения сзади.
   На следующей площадке лестницы большая дверь с занавесями из тюля вела во внутренний двор под открытым небом. Там Хет остановился, чтобы посмотреть, заинтересованный происходящим против своего желания. На согретом солнцем сером камне двора человек десять, все в возрасте Илин и даже моложе, совершали ритмические движения какого-то формализованного ритуального танца. Хет сразу же узнал эти движения: первая подготовительная ступень к освоению старинного боевого искусства — единственного вида древних искусств, дошедшего до нынешних времен почти в неизменном виде. Магия Хранителей тоже была искусством Древних, но она шла не от природы, как не от природы было и нашествие Пекла, а потому большинство Выживших от нее отказалось.