Надин ведет меня через школьный двор, хотя ноги у меня превратились в студень. Меня качает из стороны в сторону. Я пытаюсь сделать каменное лицо, но чем ближе мы подходим, тем сильнее маска грозит рассыпаться в пыль.
   — Элли?
   Это Рассел — улыбается мне!
   Ну и наглость! Я прохожу мимо, высоко подняв голову.
   — Элли!
   Это Магда, она тоже улыбается.
   Мне что-то начинает щипать глаза. Плохо и то, что Рассел меня предал, но что Магда, моя лучшая подруга, могла так со мной поступить, и даже не скрываясь, — это невозможно вынести.
   — Элли, постой! Подожди! Мне нужно с тобой поговорить. — Рассел бросается за мной.
   — А она не хочет с тобой разговаривать, — говорит Надин, отпихивая его локтем.
   — Элли? Надин? Вы что? — спрашивает Магда, подбегая с другой стороны.
   — Нет, это с тобой что? — говорит Надин. — Магда, как ты могла?
   — Что я могла? Я тут из кожи вон лезу, как какой-нибудь Купидон задрипанный, стараюсь помирить этих двух идиотов, а ты на меня взъелась, как будто я совершила что-то ужасное!
   Я останавливаюсь. Надин останавливается. Магда останавливается. Рассел мнется в стороне, пока мы, три девчонки, пристально смотрим друг на друга.
   — О чем речь, Магда? — спрашивает Надин.
   — Рассел меня остановил, когда я выходила из школы, и стал спрашивать, как Элли, сердится ли еще на него. Он вчера полдня проторчал в «Макдоналдсе», а она не пришла, и вот он хочет узнать, согласна ли она помириться или он безнадежно все испортил. Я ему сказала, что, по-моему, Элли до сих пор по нем сохнет и страдает, и будет очень даже рада помириться, а тут вы обе проплываете мимо, задрав нос и не говоря ни слова. Не понимаю, в чем дело? Я к тому, Элли, что ты можешь не разговаривать с Расселом, если не хочешь, но на мне-то не надо срывать свою злость.
   — Ах, Магз, — произносит Надин. — Ты даже не представляешь, что Элли подумала!
   — Ты и сама то же самое подумала! — напоминаю я, ослабев от радости.
   — Что ты подумала? — спрашивает Магда.
   — Ничего! — поспешно выпаливаю я, потому что Расселу все слышно.
   Я оборачиваюсь посмотреть на него. Он смотрит на меня. Теперь уже я ощущаю себя мороженым. Быстро тающим.
   — Шагайте отсюда, ребята, — говорит Магда, — насладитесь своим романтическим примирением. Пообнимайтесь от души в «Макдоналдсе».
   — Французский поцелуй над картошкой по-французски!
   — Буря чувств среди гамбургеров!
   — Запейте страсть кока-колой!
   — Вскипятите кофе жаром своих объятий!
   — Да заткнитесь вы, — говорю я с нежностью.
   Какие они замечательные подруги! И Рассел такой замечательный!
   Когда мы наконец остаемся вдвоем, он рассказывает, как ему было стыдно своих слов о том, чтобы пригласить на бал другую девочку.
   — Я просто хотел сделать тебе больно, Элли. Очень глупо. Ты ведь не поверила, правда?
   — Конечно, не поверила! — уверяю я. — Ах, Рассел, мне честно очень совестно, что я тебя подвела.
   — Ну, по правде говоря, это не какое-то необыкновенное, суперклевое событие. Просто школьная дискотека. Скорее всего, все будут страшно стесняться и помирать от скуки, так что, наверное, это даже лучше, что ты не пойдешь.
   — Может, сходим вместе на танцы как-нибудь в другой раз?
   — Конечно! Это будет здорово. Хотя, если честно, я не очень хорошо танцую. В основном машу руками и ногами в разные стороны и выгляжу полным придурком. Может, от такого зрелища у тебя пропадет всякое чувство. Если, конечно, было какое-то чувство.
   — Это ты бесчувственный. В прошлый раз ты так на меня разозлился…
   — А ты не пришла вчера в «Макдоналдс». Я сто лет ждал.
   — Ты не предложил встретиться. Я думала, ты не придешь. Думала, ты больше не хочешь меня видеть.
   — Я хочу тебя видеть.
   — И я тоже. Тоже хочу тебя видеть.
   — Ах, Элли. — Рассел неожиданно притягивает меня к себе, прямо посреди улицы.
   Пусть на нас все смотрят, мне наплевать. Я обнимаю его за шею.
   Раздается пронзительный гудок.
   — Элеонора Аллард!
   О боже! Миссис Хендерсон высунулась из окна своей машины.
   — Сейчас же поставь этого мальчика на землю! — кричит она, а потом поднимает стекло и уезжает.
   — Ого! — говорит Рассел с опаской. — Кто это? Какая-нибудь подруга твоей мамы?
   — Миссис Хендерсон — наш классный руководитель, — отвечаю я, охрипнув от потрясения.
   — Классный руководитель? Она у вас действительно классная!
   — Да, пожалуй, — соглашаюсь я.
   Правда, на следующий день миссис Хендерсон устраивает мне получасовую лекцию на тему о том, как нужно себя вести, находясь на улице в школьной форме. Счастье, что она не наткнулась на нас с Расселом немного позднее, на огородах!
   — Значит, вы снова как голубки с Ходячим Альбомом? — спрашивает Надин.
   — Не смей его так называть, Надин, у него есть имя — Рассел, — говорю я, подталкивая Надин локтем в бок. Потом толкаю Магду. — Оказывается, ты обзываешь Рассела мелким пижоном?
   — Я? — Магда убедительно изображает оскорбленную невинность. — Да ведь я же — Купидон, который вас помирил!
   Просто невероятно, как это хорошо — снова быть с Расселом. И с Магдой, и с Надин.
   — Я так счастлива, счастлива, тра-ля-ля-ля! — распеваю я, стоя под душем, в день концерта Клоди. Это такая смешная глупая песенка, которую она прицепила в самом конце своего альбома. Там дальше так:
   «Мне не надо хорошего парня, не надо плохого, не надо совсем никакого. Позабыты печали, сердце бьется свободно снова… Я так счастлива, счастлива…» и т. д. Но я пою по-другому. Я придумываю собственные слова: «Да, мне надо хорошего парня, не надо плохого. Мне Рассела надо, я люблю его снова и снова. Я так счастлива, счастлива, тра-ля-ля-ля…»
   Душ включен на полную мощность, поэтому я уверена, что меня никто не слышит. Но я ошибаюсь.
   Из-за двери раздается папин голос:
   — Мне надо хорошего мыла, или даже плохого, вообще хоть какого. Немытый папаша бьется в двери снова и снова… Дочка в ванной засела надолго, тра-ля-ля-ля-ля!
   — Папа! — Я выглядываю из ванной, завернувшись в купальное полотенце и страшно краснея. — Зачем ты слушаешь?
   — Элли! — Папа дергает меня за мокрую прядь волос. — Как же я могу не услышать, если ты поешь с такой силой, что того и гляди лопнешь, о дочь моя, примадонна купальной кабинки? Но, знаешь, я рад, что ты счастлива. Так, какие планы на вечер? Кто вас повезет, папа Надин или Магды? Жаль, что у меня сегодня это дурацкое собрание в училище.
   Я говорю:
   — Нас отвезет Магдин папа.
   — Вот бедолага, — вздыхает папа с благодарностью. — Я у него в долгу.
   Но в школе Магда сообщает нам, что ее папа все-таки не сможет нас отвезти, потому что у него в машине вчера вечером полетел вал, и она пару дней пробудет в ремонте.
   Мы с ожиданием смотрим на Надин.
   — Караул! — говорит Надин. — По пятницам папа возит маму с Наташей на их дебильные вечерние занятия по танцам.
   — А у моего папы собрание, и ему нужна машина, так что Анна тоже не сможет нас отвезти. Да она все равно сидит с Моголем и каждый вечер вяжет по девятьсот девяносто девять дурацких свитерочков, — говорю я.
   Мы тяжко задумываемся.
   — Знаете что? — говорит Магда. — Поедем сами. Поездом, потом на метро. Проще простого.
   — Сложнее сложного! — говорит Надин. — Мама меня не отпустит.
   — Анна, скорее всего, тоже, — подхватываю я. — И потом, доехать-то мы доедем, а вот обратно как? Ночью? Разве твоя мама не будет против, Магз?
   — Само собой. Но она не узнает. Она думает, что нас повезет твой папа, Элли. Твои, Надин, тоже думают, что нас отвезет Эллин папа. А ты, Элли, можешь сказать, что нас повезет мой папуля. Тогда никто не будет волноваться, и мы сможем спокойно отчалить и как следует повеселиться.
   — Классно, — говорит Надин, но вид у нее озабоченный.
   — Блеск, — говорю я, хотя меня не очень радует, что придется снова врать.
   — Значит, решено, — говорит Магда. — Встречаемся в шесть, хорошо? На станции. Элли, насчет наличных не беспокойся, можешь одолжить у меня. Это будет просто фантастика! Настоящий девичник.
   Так мы и сделали. Надин прибывает на станцию первая. Она великолепно выглядит, вся в черном, в новых черных туфельках на высоченных каблуках, в них она кажется еще выше.
   — Мне придется залезать на стремянку каждый раз, когда захочется поболтать с тобой, — жалуюсь я. — Рядом с тобой я чувствую себя совсем уж коротышкой.
   — Элли, не ерунди. Ты замечательно выглядишь, — говорит Надин.
   Надо сказать, я и правда постаралась, перемерила половину своего гардероба и в итоге натянула (зловещее слово!) черные брючки и серебристо-серый топ. Все-таки я действительно толстушка. Если бы стать стройной, длинной и гибкой, как Надин! Но, по крайней мере, Рассел, кажется, не возражает против моего облика. Он позвонил, когда я одевалась.
   — Я только хотел пожелать тебе хорошо провести время на концерте, — сказал он.
   — Если я туда вообще доберусь! Никак не могу решить, что надеть.
   В данную минуту я нахожусь в процессе натягивания штанов.
   — Спасите! Больше ничего не говори, а то я уже горю.
   — Успокойся, Рассел, это малопривлекательное зрелище.
   — Ты — очень даже привлекательное зрелище. По-моему, ты прекрасно смотришься в брюках — особенно в процессе их натягивания.
   — Да ну тебя! Но вообще-то ты милый. Я надела твои заколки. Они замечательные. И ты замечательный, Рассел.
   Неожиданно совсем рядом раздается мерзкий звук — Моголь подкрался сзади и теперь притворяется, будто его тошнит.
   — Элли? Ты в порядке? — встревоженно спрашивает Рассел.
   — Я-то в порядке, а вот мой младший брат Моголь в ближайшую миллисекунду лишится головы, — говорю я. — В общем, желаю тебе повеселиться на дискотеке, Рассел. Мне правда очень, очень жаль, что я не могу пойти с тобой.
   — Зато я совершенно точно знаю, куда ты со мной пойдешь, чтобы загладить свою вину, — говорит Рассел с загадочным смешком.
   — Я с тобой куда угодно пойду, Рассел, — говорю я, в результате чего Моголь принимается так бурно изображать тошноту, что его и в самом деле чуть не выворачивает наизнанку.
   Я не стала отрывать ему голову. Мне так здорово, что я просто смеюсь над ним.
   Вот и сейчас мне здорово, и плевать, если я и выгляжу здоровой (по размерам).
   — Я так счастлива! — пою я опять, а Надин весело подхватывает мотив. Проходит десять минут, и нам уже не так весело. Магды до сих пор нет, а билеты-то у нее.
   — Почему она всегда опаздывает? — спрашиваю я.
   — Наверное, заболталась с каким-нибудь парнем, — говорит
   Надин. — Ты же знаешь, какая она.
   — А ты как, Надин? — тихо спрашиваю я. — Лайам наконец в прошлом, и ты готова общаться с другими мальчиками?
   — Конечно, — твердо отвечает Надин, но тут мимо проходит парень с темными волосами и бесовскими глазами, обнимая за талию какую-то девушку. Голова Надин немедленно поворачивается, как на шарнире, лицо белеет.
   Я тоже оглядываюсь и говорю:
   — Это не Лайам.
   — Знаю. Просто на минуту подумала — вдруг это он, — отвечает Надин.
   — Ах, Надди, ведь ты уже все про него знаешь. Забудь ты о нем!
   Скоро ты встретишь кого-нибудь еще.
   — Вряд ли я когда-нибудь встречу такого, как Лайам, — говорит Надин. — Хотя такого мне, естественно, не нужно.
   Надеюсь, Надин говорит серьезно. Она как-то приуныла, и я решаю сменить тему.
   — Где же Магда? — говорю я. — Почему она всегда так с нами поступает?
   — Привет, девчонки!
   Это Магда бежит к нам, ковыляя на высоких каблуках, и на ходу кокетливо машет рукой двум мальчишкам, которые с ухмылкой меряют ее взглядом.
   — Простите, я немножко опоздала. — (Все-таки Магда может довести до бешенства!) — Просто зашел Уоррен — одолжить галстук у одного из моих братьев, а вы же знаете, я всегда была в него чуточку влюблена — помните, он учился с моим братом? — ой, видели бы вы его волосы, он сделал себе такую шикарную моднющую стрижку, выглядит бесподобно, а когда увидел меня при полном параде, вдруг словно впервые в жизни меня заметил. До него наконец дошло, что я не просто глупая маленькая школьница. Ни за что не угадаете, куда он сегодня собирается! Представьте себе, он получил стипендию и поступил в Холмерскую школу, идет туда на праздник. Угадайте еще: месяца два назад он порвал со своей подружкой, поэтому собирался идти один, а тут мы с ним разговорились, и Уоррен спросил, не хочу ли я, случайно, пойти с ним! Видали? Честно говоря, искушение было большое.
   — Что?! — кричу я.
   Магда смеется:
   — Но потом я подумала: это будет не по-товарищески. Я ему объяснила, что никак не могу подвести подружек. Он так огорчился, но сказал, что все понимает. И еще угадайте: он пригласил меня на свидание на завтрашний вечер. Настоящее свидание, в ресторане, знаете, «Терраса», итальянское заведение, очень шикарное. Не то что гамбургер в «Макдоналдсе», а?
   — Везет тебе, — говорю я довольно кисло.
   — Да, но, может, хватит об этом? — говорит Надин. — Ты билеты на концерт не забыла?
   — Конечно, не забыла. Веселей, девчонки! Сегодня у нас большой девичник, верно?
   В поезде мы веселеем и дружно распеваем песенки Клоди. У вокзала Ватерлоо мы попадаем не на ту линию метро, приходится возвращаться обратно, в исходную точку, а там мы с налету врезаемся в каких-то солидных бизнесменов средних лет и хихикаем, как ненормальные, а выйдя из метро, не знаем, куда двигаться дальше, и бродим туда-сюда, пока Магда не заговаривает с полицейским, и он провожает нас до места.
   Время идет, и мы уже боимся, как бы не опоздать на концерт. Я тяну за собой Магду и Надин, но они не могут бежать на своих каблуках-ходулях. Вот мы сворачиваем на широкую улицу и видим толпу народа в футболках с портретом Клоди. Это обнадеживает, но тут мы вдруг понимаем, что все они идут не в концертный зал, а из него.
   — В чем дело? Куда вы идете? Разве Клоди не там выступает? — бросается Магда с вопросами к какой-то компании девчонок.
   — Она отменила концерт, — отвечает одна из девочек с несчастным видом.
   — Что такое? Почему? Заболела?
   — Ага, больная на голову, — сердито говорит другая девчонка.
   — Ты о чем? — не понимает Надин.
   — Что случилось с Клоди? — спрашиваю я.
   — Помните, она завела себе дружка? В прошлом месяце об этом писали во всех газетах. Какой-то поганый футболист, который недостоин целовать ей руки, — говорит третья девчонка, со злостью дергая свою футболку, так что портрет Клоди растягивается в комической гримасе.
   — Ну и что? Завести дружка — не преступление. Кажется, это Фрэнки Добсон? По мне, так он очень даже ничего, — говорит Магда.
   — Ну, так ты, наверное, считаешь нормальным, что он заставил Клоди уйти с эстрады, — говорит девочка в футболке.
   — Уйти?!
   — Из-за того, что он ей велел?
   — Но почему?
   — Вчера вечером он явился на ее концерт в Манчестере, был огромный успех. Одна моя подружка там была, она мне все рассказала по телефону. Зал был набит битком, Клоди исполнила все свои самые популярные песни, где есть настоящее чувство. Фанатки вопили и орали, как сумасшедшие. Безмозглый Фрэнки этого не перенес. Обиделся на содержание песен, потому что там много говорится о женской независимости, о том, что женщина может обойтись и без мужиков, — и вот он объявил Клоди ультиматум. Она должна прервать гастроли и больше не исполнять самые удачные свои песни, а иначе он ее бросит.
   — Так она бы послала его куда подальше! — говорит Магда.
   — Вот именно! А она, представьте себе, сказала, что он для нее очень много значит, а эстрадная карьера без него — ничто.
   — Клоди не могла такого сказать! — возмущаюсь я. — Она же кумир всех феминисток! Это было бы вразрез абсолютно со всем, что говорится в ее песнях.
   — И я тоже не поверила, хотя об этом сообщали сегодня утром на первых страницах всех бульварных газеток. И вот мы пришли на концерт в надежде, что все это просто глупые слухи, может, даже рекламный трюк. А оказалось, это правда. Концерт отменяется. Клоди прервала гастроли, как он потребовал.
   И все-таки я не верю. Мы подходим к концертному залу, чтобы убедиться своими глазами. На всех афишах Клоди прилеплены маленькие наклеечки: «Концерт отменяется в связи с болезнью певицы».
   — Может быть, она действительно заболела, — говорю я, потому что Клоди — моя героиня, я все ее песни знаю наизусть, я ловила каждое ее слово и теперь чувствую себя так, словно Клоди предала меня.
   Но Магда отправляется в билетную кассу, чтобы попробовать получить деньги обратно, и тип в кассе подтверждает все, что говорили нам девчонки.
   — Подайте, пожалуйста, заявление в письменном виде. Клоди нас кинула без всякого предупреждения, у нас сейчас нет наличности, чтобы всем вернуть деньги. Сумасшедшая, да и только: поломала карьеру ради своего Фрэнки. А он ни одной юбки не пропустит. Она и глазом не успеет моргнуть, как он от нее ускачет к очередной блондинке, и куда она тогда?
   — Как она могла так поступить? — спрашиваю я, чуть не плача.
   — Не расстраивайся, Элли. Мы тебе придумаем нового кумира, — говорит Магда.
   — А сейчас что будем делать? — спрашивает Надин. — Хочется послушать музыку. Наверное, где-нибудь что-нибудь найдется?
   — А как насчет пойти послушать нас?
   Мы резко оборачиваемся. На нас смотрят несколько парней, довольно клевых — правда, один шибко готический, с длинными черными волосами и ювелирными украшениями из массивного серебра. Надин, потрясенная, не сводит с него глаз.
   — Так у вас что… группа? — спрашивает Надин.
   — Ясное дело.
   А по-моему, дело довольно темное.
   — Пошли, Надин, — зову я.
   Напрасные усилия! Магда тоже улыбается, склонив голову набок.
   — Ах, группа? — говорит она. — А как вы называетесь?
   — Ну, название несколько раз менялось. В данное время у нас просто маленькая инди-группа [5]*. Мы подумывали назвать нашу группу «Инди», потому что я — Дейв, он — Иан, а вот он — Ивэн, почти все инициалы в сборе. Я — лидер-гитарист, он — бас-гитара, Ивэн — ударные. Осталось только подобрать солиста по имени Невилл, или Нил, или что-то в этом духе. — Он окидывает взглядом Надин. — Или, может, солистку. По имени Надин.
   Фу! Староваты приемчики, но Надин, кажется, клюнула. Она встряхивает волосами и смотрит на Дейва сквозь длинные ресницы.
   — Вы правда ищете певицу? — спрашивает она.
   — Ясное дело! Пошли сейчас ко мне, устроим небольшой джем-сейшн?
   — Я не умею петь! — признается Надин.
   Что верно, то верно, петь она не умеет. Я-то знаю, я стою рядом с ней на уроках пения.
   — Я умею петь, — выскакивает Магда.
   — Так пошли с нами, Краснушка, — говорит белобрысый парень — Ивэн, ударник.
   — А ты как поешь, детка? — спрашивает бас-гитарист Иан, глядя на меня.
   Терпеть не могу парней, которые называют девочек «детка», как поросенка в чудном детском фильме «Бейб». Иан и сам слегка напоминает поросенка: короткий курносый нос-пятачок и довольно заметное пузцо.
   — Нам нужно домой, — говорю я твердо. — Идем, Магда. Идем, Надин.
   Магда пожимает плечами и машет парням ручкой, но Надин все не сводит восхищенных глаз с готического Дейва.
   — Мне нравятся твои перстни, — кивает она на здоровенные серебряные черепа.
   — Хочешь примерить? — Он снимает кольцо и протягивает ей.
   — Bay! Я бы все на свете отдала за такие украшения, — говорит Надин.
   — У меня их дома полно, и кресты, и разные штуки. Пойдем, посмотришь. И голос попробуешь. Видок-то у тебя что надо, правда, парни?
   Надин умоляюще смотрит на меня.
   — Пойдем, Элли? Совсем ненадолго?
   Я мотаю головой в полном изумлении.
   — Пошли. Наша тачка там, за углом.
   — Мой фургон, — говорит Ивэн, как будто рассчитывает этим произвести на нас впечатление. Он с надеждой смотрит на Магду. — До хаты Дейва всего ничего, минут десять. Правда, поедем?
   У Магды, как видно, что-то забрезжило в мозгу.
   — Да нет, пожалуй, ребята, — говорит она, берет меня под руку и кивком головы подает знак Надин. — Пошли, Над.
   Надин смотрит на нас, на Дейва. Кусает губы, не зная, на что решиться. Опускает голову, длинные волосы падают на лицо.
   — Надин! — зову я.
   — Ты всегда слушаешься подружек, Надин? — спрашивает Дейв и нежно отводит ее волосы в сторону, чтобы заглянуть в лицо.
   — Не всегда, — вспыхивает Надин. — Я поеду с тобой, Дейв. — Она с вызовом смотрит на нас с Магдой. — Встретимся на вокзале в одиннадцать, о'кей?
   Мы выпучиваем на нее глаза, как будто она и вправду спятила. Неужели она это всерьез? Хочет ехать куда-то с тремя совершенно незнакомыми парнями???
   — Надин, ну пожалуйста, — шепчу я, но я знаю, какая она иногда бывает упрямая.
   К тому же она без ума от чумовых инди-групп. Ей, наверное, кажется, что сбылись ее самые заветные мечты. Только она не понимает, что этот сладкий сон может в любую минуту обернуться кошмаром.
   — Нельзя ее отпускать с ними одну, — шепчет Магда мне на ухо. — У нее крыша поехала. Надо всем ехать, а то как бы с ней чего не случилось.
   — Ой, Магз, это же сумасшедший дом какой-то.
   — Согласна, но вместе мы выпутаемся. Может быть.
   — Магда!
   — Все-таки ведь такой случай раз в жизни бывает. А что, если они на самом деле прославятся? А Надин будет солисткой. Или… или я…
   Я не знаю, что делать. Мои подружки обе разом лишились разума. Надин уже уходит со своим Дейвом-Черепом, а Магда мило улыбается ударнику Ивэну, спрашивает, где стоит его фургон. Я, игнорируя свиненка Иана, уныло плетусь за остальными.
   Фургон — кошмарная развалюха, вся побитая и отвратительно грязная. Магда слегка теряется, и даже Надин дрогнула. Я поскорее хватаю ее за руку.
   — Надин, нельзя садиться к ним в фургон. Мы понятия не имеем, кто они такие, — уговариваю я свистящим шепотом.
   — Мы знаем, кто они такие. Они — музыканты, — говорит Надин.
   — Они, наверное, все выдумали. А если даже они музыканты, неужели ты думаешь, они правда возьмут тебя певицей, идиотка?
   — А почему нет? — обиженно смотрит Надин. — И вообще, я хочу посмотреть украшения Дейва. Правда, он просто сказочный? От него с ума сойти можно!
   — Ты с ним знакома ровно две минуты!
   — Слушай, Элли, ты сама мне говорила, что я скоро встречу кого-нибудь совершенно необыкновенного! Ты сама мне это предсказывала!
   — Да, но я не предсказывала, что ты попрешься куда-то с совершенно незнакомым парнем.
   — Ты же пошла с Расселом.
   — Это совсем другое дело. Он не такой.
   — Точно, он — просто глупый мальчишка. А тут — потрясающие ребята, — говорит Надин.
   Я не знаю, как докричаться до нее. Если у нее и была капля мозгов, теперь они, как видно, усохли до размеров горошины и болтаются в упрямой черепушке, совсем как те серебряные черепа на пальцах потрясающего Дейва. Он уже тянет Надин за собой.
   — Пошли, детка, — говорит он, распахивая перед ней дверцу фургона.
   Она улыбается ему… и залезает внутрь.
   Магда дергает головой:
   — Нам тоже надо лезть.
   — Знаю. Но это сумасшедший дом. Мы просто ненормальные.
   — Давай, Краснушка, забирайся, — говорит Ивэн, отбрасывая со лба светлые волосы. Наверное, его можно назвать красивым, если кому нравятся молодые люди этого типа. Магде, похоже, нравятся.
   — Может, пришло время рисковой жизни, — говорит она и тоже залезает в фургон.
   Ну, и я тоже лезу следом за ними, хотя и понимаю, что это БОЛЬШАЯ ошибка.
 

Глава 8
Время подходит к концу

   До дома Дейва больше десяти минут. Ивэн ведет машину никак не меньше получаса. Я понятия не имею, где мы находимся. Неужели все это происходит на самом деле? Магда еще ничего устроилась, она сидит впереди рядом с Иваном, а у него, по крайней мере, одна рука занята рулем. А вот я сижу сзади, с Ианом, Дейвом и Надин.
   Надин с Дейвом почти сразу же принимаются изображать влюбленную парочку. Надин старательно доказывает, что она — не мраморный столб. Я не знаю, куда девать глаза. Во всяком случае, я не смотрю на Иана.
   Он как будто ко мне довольно равнодушен, и все-таки, когда на повороте меня бросает к нему, он делает попытку прижать меня к себе.
   — Не надо! — выворачиваюсь я.
   — Да что с тобой? Я так просто, по-дружески, — говорит он.
   — Не надо мне никакой дружбы. У меня уже есть друг, — говорю я с благовоспитанным видом.
   — Ну и что? У меня тоже есть подружка. Ну давай, устраивайся поуютнее.
   — Нет, спасибо.
   — Ну, как хочешь. Ты просто сопливая малявка. Бери пример с подруг. Они-то хоть умеют веселиться.
   Вот свинья! Я представляю себе, как он роется в грязи, окунув толстое розовое свинячье пузо в лужу.
   Между прочим, Магде совсем не весело. Она смеется на каждую шуточку Ивэна, но вдруг сердито отшатывается — как видно, он зашел слишком далеко.
   Надин тоже встревожилась. Она пытается отодвинуться от Дейва.
   — Где мы? — нервничает она. — Едем уже целую вечность.
   — Почти приехали. Только за угол завернуть, — говорит Дейв-Череп.
   И еще за угол, и еще, и еще… В конце концов Ивэн сбрасывает скорость, мы медленно движемся по какому-то захудалому району с заколоченными магазинами, переполненными мусорными ящиками и оборванными мальчишками, которые сосут из банок пиво, точно младенцы — молоко из бутылочек.
   — Вот мы и дома, — говорит Дейв.