- Можно ли оказывать им порицание? - Маленький человек махнул рукой в сторону пустой улицы. - Не питаю сомнений, что огромное множество ужасных вещей проистекало здесь, но это не в нашей компетенции. Мы производим разыскания.
   - Конечно, - быстро ответила Мириамель, не в силах сосредоточиться на том, что говорил тролль. Трудно было оторвать взгляд от забрызганных грязью стен и мрачных пустых улиц. Это выглядело так, словно мощный поток промчался по ним, унеся с собой людей. - Конечно, - повторила она. - Но как мы это найдем?
   - На карте конец туннеля выглядывает в центре города. Следуем ли мы в правильном направлении?
   - Да, Центральный ряд идет через весь город до самых Нирулагских ворот.
   - Тогда что это может означивать? - спросил Бинабик. - Оно перегораживает продвижение вперед!
   Действительно, в нескольких фарлонгах от них огромная темная масса загородила дорогу.
   - Это? - Мириамель все еще не могла собраться с мыслями, так что ей потребовалось некоторое время, чтобы узнать. - О, это задний фасад Святого Сутрина, кафедрального собора.
   Бинабик некоторое время молчал.
   - А он имеет нахождение в середине поселения?
   - Более или менее. - Что-то в голосе тролля наконец отвлекло внимание принцессы от пустынной заброшенной улицы, напоминающей ночной кошмар. Бинабик? В чем дело? Что-то случилось?
   - Давайте подождем осмотра с большой близости. Почему произошло отсутствие золотой стены? Я выводил из рассказываний пилигримов, что таковая стена была известной принадлежностью данного собора.
   - Это с другой стороны, с той, что выходит на замок.
   Они продолжали путь по главной улице. Мириамель думала: есть ли здесь люди? Может ли оказаться, что этот почти пустой город полностью заселен? Может быть, все его обитатели запуганы, как и тот, которого они видели? Может быть, сейчас они следят за ними из-за ставен? Почему-то эта мысль была не менее отвратительна, чем та, что люди ушли из Эрчестера.
   Или, может быть, все еще хуже? По обеим сторонам дороги стояли пустые лавки, в которых некогда размещались многочисленные торговцы. Теперь она почувствовала, что эти пустые дыры застыли в странном ожидании какой-то новой жизни.
   Золото с фасада Святого Сутрина содрали мародеры. Даже каменная резьба была попорчена, как будто люди, сбивавшие с нее металл, должны были закончить свою работу в течение часа и очень торопились.
   - Он был прекрасен. - У Мириамели уже не было сил огорчаться или удивляться. - Когда солнце освещало его, казалось, что собор объят божественным пламенем.
   - В очень нехорошие времена люди питают больше любви к золоту, чем к красивости, - задумчиво сказал Бинабик, щурясь на разбитые лица святых. Будем испробовать дверь.
   - Ты думаешь, он здесь? Туннель?
   - Вы видывали на карте, что он поднимается к центру этого города Эрчестера. Я предполагаю, что фундамент собора местополагается глубже всех построений в этом городе.
   Огромные деревянные двери долго не поддавались, но Мириамель и Бинабик нажали плечами, петли застонали, и створки приоткрылись почти на локоть, так что они смогли протиснуться внутрь.
   Собор потерял основную массу внутреннего убранства. По обеим сторонам двери стояли пустые пьедесталы, а огромные гобелены, благодаря которым стены становились словно бы окнами в жизнь Узириса Эйдона, валялись теперь на полу, испещренные следами грязных ног. Пахло сыростью и разложением, словно тут давно никого не было, но из алтарных дверей сочился свет.
   - Там кто-то есть, - прошептала Мириамель.
   - Или кто-то еще совершает приходы для зажигания свеч.
   Они сделали всего несколько шагов, когда у внутренних дверей появился человек.
   - Кто вы? Что вы. ищете в Божьем доме?
   Мириамель так была удивлена звуком человеческого голоса, что молчала несколько секунд, прежде чем ответить. Бинабик сделал шаг вперед, но она положила руку ему на плечо.
   - Мы путники, - сказала она. - Мы хотели увидеть Святого Сутрина. Раньше здесь не закрывали дверей.
   - Вы эйдониты?
   Мириамель подумала, что этот голос знаком ей.
   - Я да. Мой спутник из далекой страны, но он не раз оказывал услуги Матери Церкви.
   Последовало недолгое молчание, потом человек заговорил снова:
   - Тогда войдите, если вы поклянетесь, что не враги нам. - Судя по его дрожащему голосу, говоривший вряд ли смог бы остановить их, даже если бы они были врагами.
   - Спасибо. Мы не враги.
   Смутная фигура отступила назад, и Мириамель провела Бинабика внутрь. Она все еще беспокоилась. В этом призрачном городе в кафедральном соборе мог жить кто угодно. Его вполне могли использовать как ловушку, приманку для доверчивых путников - так паук ткет свою паутину.
   Внутри было не намного теплее, чем снаружи, огромный собор был полон теней. Всего дюжина свечей горела в гигантском помещении, и их света едва хватало, чтобы был виден высокий сводчатый потолок.
   В куполе тоже было что-то странное. Всмотревшись, Мириамель поняла, что витражи исчезли, но несколько цветных осколков все еще цеплялись за рамы. Одинокая звезда мерцала в обнаженном небе.
   - Разбиты ветром, - произнес кто-то рядом с ней. Она резко повернулась, испуганная и удивленная. - Все наши прекрасные окна, работа стольких веков! Это суд над человечеством. - Рядом с ней в слабом свете свечей стоял старик в грязно-сером балахоне. Его лицо было изборождено тысячью морщин, лысеющая голова в белых клочьях волос была увенчана кривобокой шляпой. - Вы выглядели так грустно, - пробормотал он. Говор выдавал в нем эркинландера. - Вы видели когда-нибудь нашего Сутрина... - он помедлил, пытаясь найти слово, - вы видели его... раньше?
   - Да. - Мириамель знала, что лучше было бы изобразить невежество, но старик казался таким трогательно гордым, что у нее не хватило на это мужества. - Я видела его. Он действительно был прекрасен.
   - Только Великая Церковь в Санкеллане Эйдонитисе могла сравниться с ним, сказал он тоскливо. - Интересно, она по-прежнему цела? До нас сейчас доходит немного вестей с юга.
   - Я уверена, что цела.
   - Ах, да? Это очень хорошо. - Но в голосе его послышалось некоторое разочарование тем, что главный соперник его собора избежал такой позорной судьбы. - Но, да простит нас наш Искупитель, мы были плохими хозяевами. Внезапно он схватил Мириамель за руку слегка дрожащей ладонью. - Заходите и укройтесь от бури. Вы и ваш сын. - Он указал на Бинабика, который удивленно поднял глаза. Старик уже забыл, что Мириамель сказала ему. - Будете здесь в безопасности. Они забрали наши прекрасные вещи, но не смогли лишить опеки божественного ока.
   Он повел их вверх по длинному приделу к алтарю - каменному блоку, покрытому тканью, бормоча по пути о прекрасных вещах, которые стояли тут или там, и об ужасных происшествиях, которые случились с ними. Мириамель невнимательно слушала его. Она смотрела на разбросанные темные человеческие фигуры, которые прислонялись к стенам или лежали в углах. Одна или две, завернутые в ткани, лежали вдоль скамеек, словно во сне. Всего в огромной церкви было несколько дюжин человек, все безмолвные и неподвижные. У Мириамели появилось страшное подозрение.
   - Кто все эти люди? - спросила она. - Они... мертвые?
   Старик удивленно поднял глаза, потом улыбнулся и покачал головой:
   - Они пилигримы, как и вы, путники, ищущие безопасного приюта. Вот, Бог привел их сюда, и они нашли его в нашей церкви.
   Когда старик снова начал описывать прежнее великолепие Святого Сутрина, Мириамель почувствовала, что ее тянут за рукав.
   - Спрашивайте, имеет ли это место что-нибудь, похожее на предмет нашего разыскания.
   Мириамель воспользовалась первой же возможностью:
   - Есть ли туннели под собором?
   - Туннели? - В глазах старика загорелся странный свет. - Что вы хотите сказать? Тут есть катакомбы, в которых отдыхают все епископы собора и будут отдыхать до Судного дня, но туда никто не ходит. Это... святая земля. - Он казался обеспокоенным и смотрел мимо алтаря на что-то, чего не видела Мириамель. - Это не место для путников. Но почему вы спрашиваете?
   Мириамели не хотелось расстраивать его еще больше.
   - Мне говорили, что там было... святое место. - Она склонила голову. Дорогой для меня человек находится в опасности. Я думала, что здесь, может быть, есть особая святыня... - То, что казалось ложью, быстро пришло ей в голову, но, подумав секунду, она поняла, что сказала чистую правду: дорогой ей человек действительно в опасности. Она должна поставить свечку за Саймона, прежде чем оставит это место.
   - Ах! - Старик, казалось, был удовлетворен этим объяснением. - Нет, это не такое место, совсем нет. А теперь пойдем. Скоро настанет время вечерней мансы.
   Мириамель была удивлена. Значит, здесь до сих пор совершают богослужения, хотя от собора осталась только жалкая скорлупа. Она подумала о том, что же случилось с толстым чванливым епископом Дометисом и его священниками.
   Он повел их к первому ряду скамеек перед алтарем и жестом велел сесть. Грустная ирония происходящего не ускользнула от Мириамели: она часто сидела здесь со своим отцом, а еще раньше с дедушкой. Старик подошел к алтарю и поднял руки.
   - Идите, друзья мои, - громко сказал он. - Теперь вы можете вернуться. Бинабик посмотрел на Мириамель. Она пожала плечами, не понимая, чего хочет от них этот старик.
   Но он обращался не к ним. Мгновением позже из-под купола с шумом и хлопаньем опустилась толпа темных фигур. Мириамель удивленно вскрикнула, когда вороны сели на алтарь. Около двух десятков птиц стояли крыло к крылу, черные перья поблескивали в свете свечей.
   Старик начал читать Мансу Никталис, и пока он делал это, вороны чистили перья клювами и хорохорились.
   - В чем дело? - спросил Бинабик. - Это не имеет похожести на ваши богослужения, о которых слыхивал я.
   Мириамель покачала головой. Старик явно сошел с ума. Он адресовал наббанайские слова молитвы воронам, которые важно бродили взад и вперед по алтарю, издавая резкие хриплые вопли. Но было еще что-то в этой сцене, почти такое же странное, как жуткая церемония, что-то неуловимое... Внезапно, когда старик поднял руки и сделал ритуальный знак великого древа, Мириамель узнала его. У алтаря стоял епископ Дометис собственной персоной - или то, что от него осталось, поскольку он, видимо, потерял больше половины своего прежнего веса. Даже голос его изменился: освобожденный от отягощавшей его плоти, он стал пронзительным и тонким. Когда старик перешел к звучным модуляциям в конце мансы, большая часть прежнего Дометиса, казалось, вернулась; в ее усталом мозгу возник епископ, каким он был когда-то: раздувшаяся огромная бычья лягушка, преисполненная самомнения.
   - Бинабик, - прошептала она. - Я знаю его. Это здешний епископ, но он так изменился...
   Тролль смотрел на прыгающих воронов со смесью восхищения и удивления.
   - Тогда вы можете уговаривать его оказывать нам помощь?
   Мириамель задумалась.
   - Вряд ли. По-видимому, он очень заботится о своей церкви и не захочет позволить нам спуститься в катакомбы.
   - Тогда имею предположение, что именно в это место мы и должны отправляться, - тихо сказал Бинабик. - Будем питать ожидание, что шанс придет к нам. - Он посмотрел на Дометиса, который стоял, откинув голову назад и закрыв глаза. Он широко развел руки, как бы имитируя свою Авианскую конгрегацию. - Есть вещь, которую я имею должность проделывать прямо сейчас. Имейте ожидание. Это будет очень недолгое время. - Он тихо встал со скамейки, потом повернулся и быстро двинулся назад по приделу по направлению к выходу.
   - Бинабик! - тихо позвала принцесса, но он только махнул рукой и исчез. Обеспокоенная, она неохотно повернулась, чтобы продолжить созерцание странного представления.
   Дометис, видимо, совершенно забыл, что мансу слушает кто-то, кроме него и воронов. Парочка птиц сорвалась с алтаря и уселась на его плечах. Они цепко держались за его одеяние, когда он раскачивался, а в моменты, когда епископ, в пылу речи, начинал размахивать руками, хлопали огромными черными крыльями, чтобы сохранить равновесие на своих насестах.
   Наконец, когда епископ приблизился к концу мансы, вся стая поднялась и начала кружиться над его головой, подобно каркающей грозовой туче. Теперь в этой сцене не было ничего смешного; Мириамель испугалась. Неужели в мире не осталось ни одного уголка, который не скатился бы в безумие?
   Дометис речитативом проговорил последние наббанайские фразы и замолчал. Вороны кружили над ним еще несколько мгновений, потом поднялись к разрушенному куполу, и только эхо их резких криков осталось висеть в воздухе. Когда и оно смолкло и собор погрузился в тишину, епископ Дометис, посеревший от усталости, склонился за алтарем. Прошло некоторое время, а он все еще не поднялся, и Мириамель начала думать, что старик упал в обморок или даже умер. Она встала и осторожно двинулась к алтарю, с опаской посматривая на потолок - ей казалось, что вороны в любой момент могут спикировать на нее, с когтями и клювами наготове...
   Дометис свернулся на оборванном одеяле за алтарем, тихо похрапывая. Лицо его было расслаблено, и кожа свисала глубокими складками, словно на нем была маска из растопленного свечного воска. Мириамель содрогнулась и заторопилась назад к своему стулу, но через некоторое время ей и там стало неуютно: комната была полна безмолвными фигурами, и она вообразила, что все эти люди только притворяются спящими и ждут, чтобы удостовериться, что ее спутник не вернется, а потом поднимутся и подойдут к ней.
   Мириамель ждала возвращения Бинабика, как ей показалось, очень долго. В притворе было даже холоднее, чем под разбитым куполом, но зато отсюда было легче убежать. Ночной ветер проникал в приоткрытую дверь, отчего она чувствовала себя гораздо ближе к свободе и безопасности, но принцесса все равно подскочила, когда дверные петли заскрипели.
   - Ах, - сказал Бинабик, скользнув внутрь, - дождь все еще имеет великую сильность. - Он стряхнул воду на каменный пол.
   - Епископ Дометис спит за алтарем. Бинабик, куда ты ходил?
   - Водил вашу лошадь к ожиданию Домой и Кантаки. Если мы не будем находить нашего разыскания, мы можем с легкостью путешествовать через город на ногах. Но если вход в туннель обнаружится, мы можем задерживаться и находить вашу лошадь основой супа у каких-нибудь голодающих персон.
   Мириамель не подумала об этом, но она не сомневалась, что он прав.
   - Я рада, что ты сделал это. А что теперь?
   - Идем производить охоту на наш туннель, - ответил Бинабик.
   - Когда епископ Дометис рассказывал про катакомбы, он все время смотрел назад, вот на эту стену за алтарем.
   - Хмм. - Тролль кивнул. - Большая разумность в вашем замечании и запоминании. Я предполагаю, что это первое место, нуждающееся в обыскивании.
   - Но мы же не хотим разбудить его!
   - Как снежные мыши мы будем, шепотом ходящие по ледяному насту. - Бинабик сжал ее руку.
   Тревога по поводу спящего Дометиса оказалась напрасной. Старик тоненько храпел и даже не шевельнулся, когда они прошли мимо. Огромная стена за алтарем, которая некогда была украшена изразцами, изображавшими мучения святого Сутрина, превратилась в крошащуюся, осыпающуюся известку с несколькими пятнами сохранившейся керамики. У одного края стены, скрытая за оборванной занавеской, находилась низкая дверь. Бинабик дернул, и она легко распахнулась, как будто ею пользовались достаточно часто. Тролль заглянул внутрь, потом обернулся.
   - Будем забирать очень немного свечей, - прошептал он. - Таким образом мы получим возможность оберегать факелы в наших сумках для более очень позднего времени.
   Мириамель вернулась и вытащила из подсвечников две свечи. Она чувствовала легкие угрызения совести, поскольку Дометис был по-своему добр к ним, но рассудила, что их главная цель важнее случайного воровства и, может быть, епископ будет вознагражден когда-нибудь, увидев, как восстанавливают его обожаемый собор. Она с интересом подумала, будут ли здесь тогда привечать воронов - хорошо бы, чтоб не привечали.
   Держа по свече, Мириамель и Бинабик осторожно спускались по узкой лестнице. Многие века использования стерли каменные ступени в центре, и вниз струился желобок, подобный высохшему руслу реки. Они сошли со ступеней в помещение с низкими потолками и остановились, чтобы оглядеться. Стены по обеим сторонам напоминали пчелиные соты, состоящие из небольших ниш, в каждой из которых покоилась безмолвная каменная фигура в сутане и с другими принадлежностями церковных деятелей. Не считая этого, узкий зал казался абсолютно пустым.
   Бинабик указал на один проход, выглядевший заброшенным.
   - Я предполагаю, нам следует уходить в ту сторону.
   Мириамель заглянула в темный коридор. Белые отштукатуренные стены были чистыми, ничего, претендующего на святость, там не было. Она глубоко вздохнула.
   - Пошли.
   В соборе два ворона слетели с потолка и, сделав несколько быстрых кругов, приземлились на алтаре. Их блестящие глаза не отрывались от двери в катакомбы. Но они не были единственными наблюдателями. Странная фигура отделилась от темной стены и осторожно прокралась через собор. Она прошла мимо алтаря, ступая так же тихо, как Мириамель и тролль, потом постояла мгновение перед дверью в подвал, словно прислушиваясь. По прошествии некоторого времени темная фигура скользнула в дверь и стала тихо спускаться по ступеням.
   После этого ничего не было слышно в темном соборе: только ровный храп епископа и шелест крыльев.
   8 КОРНИ БЕЛОГО ДЕРЕВА
   Саймон смотрел на эту удивительную вещь довольно долго. Он подошел поближе, потом нервно отскочил. Как это может быть? Наверное, это сон, как и многое другое в этих бесконечных туннелях.
   Он протер глаза, потом снова взглянул. Тарелка стояла в нише у лестницы на уровне груди. На ней, разложенные как на королевском банкете, лежали маленькое зеленое яблоко, луковица, горбушка хлеба. Рядом стояла закрытая керамическая миска.
   Саймон отскочил, дико озираясь. Кто мог это сделать? Зачем кому-то оставлять прекрасный ужин на пустой лестнице в глубинах земли. Он поднял свой догорающий факел, чтобы еще раз осмотреть волшебное угощение.
   В это было трудно поверить - невозможно поверить. Он блуждал уже многие часы после того, как оставил огромный пруд, пытаясь идти вверх, но был совершенно не уверен, что извивающиеся мосты, ведущие вниз коридоры и причудливые лестницы не уводят его еще глубже в землю, вне зависимости от того, по скольким ступеням он взобрался. Пламя его факела становилось все слабее, пока не превратилось в желтоватую искорку, которую мог задуть самый легкий ветерок. Он старался не думать о том, что будет потерян навсегда, умрет от голода в темноте, и потом вдруг нашел это... Этот мираж. Дело было не только в еде, хотя от одного ее вида рот его наполнился слюной, а пальцы конвульсивно сжались. Нет, это означало, что где-то поблизости должны быть люди - а значит, и свет, и свежий воздух. Даже стены, грубо обработанные людьми, говорили о близости поверхности. Он был почти спасен!
   Подожди-ка, он остановился, уже протянув руку к яблок. Что, если это ловушка? Что, если они узнали, что внизу кто-то есть, и пытаются выманить его?
   Но кто могут быть эти "они"? О том, что он тут, могут знать только его друзья, буккены да духи ситхи из призрачного замка. Нет, кто-то принес сюда ужин, а потом почему-то ушел, забыв его забрать.
   Если он все-таки настоящий.
   Саймон протянул руку, готовый к тому, что еда исчезнет, превратится в пыль... но этого не случилось. Его пальцы сомкнулись на яблоке. Оно было твердым и гладким. Саймон схватил его, быстро понюхал - хотя кто его знает, как пахнет яд, - и откусил.
   Спасибо тебе, милостивый Узирис, спасибо тебе!
   Это было... замечательно. Плод был неспелый, сок его терпкий и кисловатый, но Саймону казалось, что в его руках зеленая жизнь, и солнце, ветер и дождь хрустят на его зубах, когда он откусывал кусочек. На некоторое время он забыл обо всем, смакуя это великолепие.
   Он поднял крышку с миски, понюхал, чтобы убедиться, что это действительно вода, потом выпил ее жадными глотками. Когда миска опустела, он схватил с тарелки еду и ринулся назад по коридору, ища надежного убежища, чтобы спокойно поесть.
   Саймон боролся с собой, стараясь растянуть яблоко, хотя каждый глоток казался годом возвращенной ему жизни. Когда он закончил и облизал липкие от сока пальцы, его тоскующий взор обратился к хлебу и луковице. С удивительным самообладанием Саймон в конце концов запихнул их в карман штанов. Даже если он выберется на поверхность и найдет такое место, где есть люди, нет никакой гарантии, что его накормят. Если он выйдет наружу в Эрчестере или в одном из маленьких селений по берегам Кинслага, то, возможно, найдет какое-нибудь укрытие или даже союзников - но если это случится в Хейхолте, ему никто не поможет. Ну а если еда вовсе не означает близости людей - что ж, тогда он с благодарностью съест хлеб и лук, когда пройдет эффект от этого совершенного яблока.
   Он поднял факел - теперь его прозрачно-голубое пламя стало еще более тусклым - вышел в коридор и шел вперед, пока не достиг развилки. Озноб охватил его. В какую сторону он повернул? Он так торопился убежать подальше от того, кто мог бы вернуться за едой, что действовал без обычной осторожности. Сделал ли он левый поворот, как и следовало? Он не был в этом уверен.
   Ему ничего не оставалось, кроме как снова воспользоваться своим методом. Он выбрал левое ответвление: через несколько мгновений он убедился, что ошибся: этот путь вел вниз. Он вернулся и пошел по другому коридору, но этот тоже спускался. Недолгое исследование показало, что все проходы ведут туда же. Он вернулся к тому месту, где съел яблоко, и нашел брошенный огрызок, но когда он поднес к земле догорающий факел, то увидел, что следы на пыльном полу ведут в ту сторону, откуда он пришел.
   Будь проклято это место! Будь проклят этот сумасшедший лабиринт!
   Саймон вернулся обратно к развилке. Что-то случилось, в этом не было сомнений - туннели снова изменились каким-то странным образом. Смирившись, он выбрал дорогу, уходившую вниз под меньшим углом, и снова пустился в путь.
   Коридор извивался и поворачивал, уводя его в глубину. Скоро на стенах опять появились признаки работы ситхи: изящная резьба под вековой грязью. Проход расширился, потом еще расширился. Он вышел на широкое открытое место, и понял это только по тому, как звучало эхо от его шагов, - его факел едва тлел.
   Эта пещера казалась такой же высокой, как та, в которой был пруд. По мере того, как Саймон двигался вперед, его глаза привыкали к более крупным размерам. Он приободрился. Это и в другом отношении было похоже на зал с прудом: огромная лестница, поднимаясь в темноту, вилась по стенам. Что-то еще слабо светилось в центре зала. Он подошел ближе и в умирающем свете факела обнаружил большой каменный круг, который мог быть основанием фонтана; в его центре стояло дерево, уходящее вверх - намного выше Саймона. Во всяком случае, это казалось деревом: внизу было что-то вроде узловатых спутанных корней, наверху виднелась паутина веток. Но как бы близко он ни подносил факел, невозможно было разглядеть детали, словно огромный ствол был закутан в темноту.
   Когда он наклонился ниже, призрачное дерево зашумело от неощутимого ветра, словно тысячи сухих рук потерлись друг о друга. Саймон отскочил назад. Он был готов коснуться его, уверенный, что это камень, но вместо этого обогнул дерево и поспешил к лестнице. Кружа по периметру зала и поднимаясь по ступенькам в слабом свете факела, он все еще сильно ощущал присутствие дерева, стоящего в центре зала. Он слышал, как шуршали его листья, но еще сильнее он ощущал дерево. Оно ощущалось в темноте, как человек, лежащий рядом в постели. Это было не похоже ни на что, испытанное им прежде. Не такое абсолютное могущество, как у пруда, но дыхание тонкого безграничного разума, древнего как сам мир. Магия пруда была похожа на сверкающий фейерверк, способный гореть и светиться, но ожидающий кого-то, кто сможет достойно использовать его силу. Саймон не мог вообразить никого, кто стал бы использовать для чего-нибудь это дерево. Оно стояло и дремало, ему никто не был нужен, в нем не было ни добра, ни зла, оно просто было.
   Снова и снова Саймон чувствовал его присутствие. Свет факела становился все слабее и слабее. После того, как Саймон прошел несколько сотен ступеней, он наконец иссяк. Этот давно предвиденный момент был, тем не менее, совершенно ужасен: Саймон плюхнулся на ступени в полной темноте, слишком усталый даже для слез. Он набил полный рот хлебом и луком, потом выжал немного воды из высыхающей рубашки. Закончив, он глубоко вздохнул и пополз вверх по лестнице, ощупывая дорогу.
   Трудно было сказать, чем были голоса, которые следовали за ним: призраками подземных коридоров или порождением его собственного больного воображения.
   Лезь наверх. Скоро все будет готово.
   Снова на коленях, простак?
   Ступенька сменяла ступеньку под его руками. Пальцы его онемели, колени и голени ныли.
   Завоеватель идет! Скоро все будет готово.
   Но одного не хватает!
   Это не имеет значения. Деревья горят. Все умерли, исчезли. Это не имеет значения.
   Мысли Саймона блуждали, он поднимался по вьющейся лестнице. Нетрудно было вообразить, что его целиком проглотили, что он в животе какого-то огромного зверя. Может быть, это дракон - дракон, о котором говорилось в надписи на его кольце. Он остановился и потрогал свой палец. Ощущение металлического ободка успокоило его. Что, сказал Бинабик, означает эта надпись? "Дракон и смерть"?