Страница:
— Ты чего? — прошептал он.
Она показала ему на пустое купе. На одной из багажных полок стоял солидной величины чемодан из мерцающей темно-синей ткани.
— А напротив занавески задернуты, так что никто тебя не увидит. Зайди и задерни портьеры со своей стороны.
Он бросил взгляд на закрытое купе напротив, юркнул в пустое и задернул черные занавески.
— Спешить незачем, — прошипела Кочерыжка. — Располагайся как у себя дома, обормотина.
— Тебе легко говорить. — Он кое-как снял чемодан, удивительно тяжелый. — Если здесь кто-то не у себя дома, то это я.
— Ох и нытик же ты, доложу я тебе.
— А ты... тьфу ты, черт. Он заперт.
— Вот гадство. Дай посмотрю. — Она приложилась глазом к чемоданному замку. — Шпильки у тебя нет, конечно?
— Вообще-то я обычно ношу при себе... — Натужная шутка маскировала растущий страх. Того и гляди, владелец чемодана вернется, поднимет крик, сбегутся кондуктора, и его бросят в тюрьму по образцу братьев Гримм, как и предсказывала Кочерыжка. А ночью, когда никто не видит... — Господи! Его ничем больше открыть нельзя?
— Я тебе сто раз говорила, чтобы ты не божился. От этого все кругом чешутся. Погоди, дай подумать.
Тео не сводил глаз с чемодана.
— Что еще может подойти, кроме ключа?
— У меня есть шпилька, — сказал кто-то сзади. Тео дернулся, как ошпаренный, и выронил чемодан. От падения тот открылся, забросав все купе одеждой и туалетными принадлежностями. — О! Я вижу, она вам больше не понадобится.
В дверях стояла девушка, одетая в длинное черное пальто, в черной шляпке на голове. А может, и не девушка, кто этих фей разберет, но выглядела она очень молодо. Белое сердцевидное личико и большие, поразительно фиолетовые глаза, из-под шляпки на лоб выбивается единственный локон, черный как смоль.
— О Боже, — растерянно вымолвил Тео. — Это ваш чемодан?
Какой-то миг она смотрела на него почти с испугом, потом уголок ее губ приподнялся в озорной усмешке.
— Нет, но я не уверена также, что он ваш. Вы воры?
— Это просто недоразумение, — вмешалась Кочерыжка. — Давай положим все это обратно и поищем свое купе. Извините, что побеспокоили вас, миледи.
— Ах, недоразумение! Тогда все в порядке. Какая долгая, скучная поездка. — Девушка улыбнулась, показав Тео мелкие, идеально белые зубки. — Если вам недостает общества, мое купе как раз напротив.
Кочерыжка, севшая Тео на плечо, лягнула его, и он сказал:
— О-о! Вы очень любезны... миледи, но мы с моей спутницей... должны обсудить один важный вопрос.
— Помочь вам собрать эти вещи? — Вся эта жуткая, конфузливая ситуация, похоже, доставляла незнакомке какое-то нездоровое удовольствие.
Тео впервые в жизни хотелось, чтобы торнадо унес хорошенькую женщину в окно, желательно сию же минуту.
— Нет-нет, не надо. Мы сами. Благодарю вас.
— Может быть, мы увидимся в ресторане? Вы едете до самого Города?
— Нет. — Еще один пинок от Кочерыжки. — То есть да. Очень возможно, что мы увидимся.
Девушка удалилась к себе и скромно задернула занавески, а Тео кинулся рыться в куче одежды. Она, к счастью, была мужская (насколько он разбирался в эльфийской моде). Он отыскал блестящие серые брюки и белую рубашку с длинными широкими рукавами.
— Обувь тоже поискать?
— Обойдется. Шиковать ни к чему — тебе просто надо выглядеть по-другому. Закатаешь рукава, и пойдем обратно в третий класс. Будешь похож на мельника, который вырядился, чтобы устроиться на работу.
Тео запихал остальные вещи в чемодан, вскинул его на полку, а похищенное свернул и взял под мышку. Кочерыжка удостоверилась, что в коридоре пусто, и он вышел из купе вслед за ней. Занавески напротив как будто слегка дрогнули, но больше их, кажется, никто не заметил, и расходившееся сердце Тео понемногу начало успокаиваться.
По пути они зашли в первый же туалет второго класса.
— Переодевайся, — сказала Кочерыжка, — а потом пойдем туда, где вряд ли заметят, что ты не с самого начала там ехал.
— Значит, на прежние места мы не вернемся?
— В другой одежде, которую ты только что спер в первом классе? Именно то, что надо, как по-твоему?
Он вышел, так измотанный всеми этими треволнениями, словно пробежал несколько миль. Краденое сидело довольно прилично, только брюки оказались коротковаты.
— Хорошо, что я сильно похудел после маминой смерти.
— Прими мои соболезнования, Тео, — мягко сказала Кочерыжка, — а теперь шевелись.
Кочерыжка нашла место среди спящих домашних боггартов — так она их определила; для Тео это были просто очередные карлики с колючими бородами и примерно такими же бровями. Пейзаж за окнами не слишком изменился, пока они путешествовали в высшие слои общества, — те же свинцовые небеса над мокрыми лугами. Низкую гряду холмов застилал туман, за которым, по догадке Тео, скрывалось приблизительно то же самое.
— Как ты думаешь, она никому про нас не расскажет?
— Девушка? — сонно отозвалась Кочерыжка, клюющая носом у него на плече. — Может, и нет. Мы тут все равно ничего поделать не можем — разве только убить ее.
— Скажешь тоже! — Хотя действительно, что им еще остается? Поезд в этой волшебной стране шпарит с такой скоростью, что на ходу с него не очень-то спрыгнешь. — Только... почему она не подняла шум? Она ведь знала, что мы делаем.
— Она из Цветков — кто разберет, что у них в голове. Может, подумала, что мы хотим пошалить.
Тео раскрыл тетрадь Эйемона, но сосредоточиться на чтении не удавалось. «Давай, Вильмос. Сейчас самое время поучиться. Если ты завалил вступительные в колледж, это еще не значит, что ты совсем ничего не способен усвоить...» Но его мозг вел себя, как животное в тесной клетке.
— Мы сейчас где? — спросил он.
— Ствол и корень! Ты мне дашь отдохнуть или нет? Мечешься как угорелая, а потом тебе еще и поспать не дают. Это все еще Великая Рябиновая, но граница уже близко. Радуйся, иначе мы бы несколько суток ехали.
— Какая граница?
— Теперь он еще и думать меня заставляет, — простонала она. — До новой луны два дня, стало быть, с Орешником. Звездная на этот раз будет там.
— На этот раз? — Он, помнится, читал что-то об этом, пока мохнач к нему не пристал. — Ты хочешь сказать, что города и села у вас не всегда стоят на одном месте?
— Нет, тупица ты этакий. Города всегда на месте, а вот железнодорожные станции нет. Хотя по отношению к дороге и они остаются на местах, так что ты кое в чем прав.
— О чем ты, черт возьми, толкуешь? Хочешь сказать, что города вроде того, где мы были, — что они движутся? Встают и переходят на другое место, да?
Кочерыжка перелетела на спинку сиденья впереди, пристроившись за чьей-то лохматой толовой — этот пассажир занимал целых два места, а храпел так, словно поезд без конца давил что-то живое.
— Слушай, ты, — тихо, подавшись вперед, заговорила она. — Тенистый, как тебе уже было сказано, пристанционный городок, и от него до Города всегда одиннадцать остановок, в какой бы провинции он сейчас ни находился. Со Звездной дело обстоит точно так же. А вот Алтей — станция Маргаритки и поэтому всегда остается в Рябиннике как и коммуна Маргаритки. Через Алтей проходит местная ветка. Она потому и местная, что всегда в Рябиннике.
Тео потряс начинавшей болеть головой.
— Но мы ведь и с Алтея могли отправиться, ты сама говорила — на Тенистую мы поехали, потому что сочли ее более безопасной. Как это возможно, если станции, имеющие сообщение с Городом, все время движутся? Никак сообразить не могу.
— Все местные линии соединяются с узловой, а она всегда одна и та же.
— Ну да, этим, конечно, все сказано. Ясно как день. — Он уронил голову на спинку своего кресла.
— Вот и хорошо. — Либо Кочерыжка не уловила его сарказма, либо ей просто хотелось спать.
Он снова взялся за книгу Эйемона, надеясь, что смертный автор внесет хоть какую-то ясность в безумную транспортную систему Эльфландии. Не система, а какая-то школьная ролевая игра с временными и на редкость бессмысленными правилами. Но из чтения опять ничего не вышло. Тео сдался и начал смотреть в окно. Этот жуткий день измотал его до крайности, но он боролся со сном. Задремлешь, и тут тебе на плечо опустится тяжелая, отнюдь не человеческая рука, а зычный голос объявит, что игра окончена. Он не сразу осознал, что на дальних холмах движутся чьи-то фигуры.
Темные силуэты, числом около дюжины, спускались на луг. Поезд обогнал их, и Тео подумал, что все-таки задремал и они ему привиделись, но за окном появилась новая кучка всадников. Они стояли, натянув поводья, в высокой траве и провожали поезд желтыми, действующими на нервы глазами. Эта группа находилась гораздо ближе, и их одежда показалась Тео фантастической даже по эльфийским меркам, с множеством лент и развевающимися головными уборами. Ливень их как будто нисколько не беспокоил. Каждый держал в руке то ли копье, то ли стрекало, а за спинами у них, кажется, висели ружья. Узкие длинноносые лица казались до странности знакомыми, но не это заставило Тео разбудить прикорнувшую у него на плече летуницу.
У каждого из верховых животных, напоминающих лошадей, торчал во лбу глянцевитый рог.
— Кочерыжка! Кочерыжка! Там снаружи люди... то есть не знаю кто. Смотрят на нас. Верхом на единорогах!
Крылышки зажужжали, щекоча его, и Кочерыжка повисла перед окном. Следующая группа всадников как раз проходила параллельно поезду, чуть дальше предыдущей. Их уверенная посадка давала понять, что они могут скакать наравне с поездом, если сочтут нужным, и Тео, глядя на их легконогих скакунов, почти что этому верил.
Но скоро они остались позади, и мокрая равнина опять опустела.
— Гниль луковая! — произнесла Кочерыжка, скорее удивленная, чем встревоженная. — Такое не часто увидишь.
— Кто это?
— Гримы. Дикие гоблины, как их называют. Они живут в горах и пустынях, пасут там коров и овец, но к железной дороге и к городам почти никогда не приближаются. Я слыхала, они иногда бывают в Ясенях и Ольшанике, обменять шкуры, травы и все такое, но в Рябинах я их вижу впервые.
— Они, случайно, не собираются на нас напасть?
— Да нет, с чего бы? Разве в твоих местах такое случается?
— Нет. — Ему вспомнились вестерны, где индейцы скачут рядом с рельсами, вопя и злобно глядя на перепуганных пассажиров. — Там, где я живу, в последнее время не случалось.
— У нас тоже когда-то были бандиты, но очень давно. После Гоблинской войны их, по-моему, уже не стало, а при Зимней династии и подавно. Надо же — гримы на Рябиновой Равнине, — снова подивилась она. — Куда это они, интересно? Ну и времечко. Чего только не увидишь.
Кочерыжка опять устроилась на плече у Тео, и он стал подумывать, не соснуть ли и ему тоже, но тут звук движения стал каким-то другим. Локомотив и раньше работал не так, как его земной эквивалент, издавая тихое урчание вместо привычного «чух-чух», но Тео насторожился сразу, еще до того, как заскрипели тормоза.
— Поезд останавливается. Что это, уже станция?
— Ни шиша подобного. До Звездной еще час, не меньше.
— Может, те гоблины разозлились и взорвали путь? Может, ваш великий эльфийский вождь говорил с ними языком змеи? — Поезд в самом деле останавливался. Пассажиры просыпались и переговаривались, но без особого беспокойства. Тео тоже попытался взять себя в руки.
— Ты иногда несешь такое, что уши вянут, но выяснить не помешает. — Кочерыжка полетела по проходу, сначала низко — но пассажиры начали вставать с мест, и она взмыла под самый потолок. Тео как можно старательнее прикидывался нормальным дремлющим эльфом, который ездил навещать своих друзей, а теперь возвращается домой. Он не заметил, куда девалась Кочерыжка, — многие из попутчиков теперь стояли в проходе, смотрели в окна и обсуждали неожиданную остановку.
Увидел он ее за секунду до посадки — она так неслась, что для торможения ей пришлось усиленно поработать крыльями.
— Все очень плохо, Тео. Они остановили состав.
— Это я вижу, но кто они-то?
— К нам сели констебли, но это еще не самое скверное. Их ведет по вагонам один из щельников, вот что худо. Они кого-то ищут — спорим, что нас?
— Ой... блин.
— Погоди, я залезу тебе за пазуху.
— Чего?
— Если это тот щельник, что был на станции — до сих пор он, наверное, с машинистом ехал, — то он будет искать большого эльфа с летуницей. Вот я и хочу спрятаться. Ты теперь одет по-другому, может, он тебя и не узнает — может, они не успели рассмотреть тебя вблизи. У таких троллей зрение не больно хорошее.
— Ты предлагаешь мне просто сидеть на месте? Что значит «не больно хорошее»?
— Они ведь в пещерах живут. Зато слух и нюх у них хоть куда, так что помалкивай — от твоих разговоров только вред один. Покажешь билет и притворишься глухонемым.
— Нет, мне эта идея не нравится. Не хочу я здесь оставаться. Бежать надо.
— По-твоему, у них нет кого-то в хвосте? Я видела их форму — это не какие-нибудь деревенские пентюхи, это полевые констебли, а там дураков не держат. Сиди и не рыпайся. — Она залезла ему под воротник и пробралась под рубашку. Цепляясь руками и ногами, она крепко прижалась к нему и распласталась у него на груди. Он испытал странное интимное ощущение, как будто у него за пазухой пристроилась ожившая кукла Барби.
«Может, это и к лучшему, что жить мне осталось недолго, — мелькнула горячечная мысль. — Иначе пришлось бы долго лечиться у психиатра».
— И смотри не напорись на что-нибудь, — прошипела Кочерыжка из-под левого соска. — Раздавишь меня, как букашку.
— Может, Пижме позвонить? Пусть он за меня поручится или что-то вроде этого!
— Не станет он за тебя ручаться. Нашел дурака. Если уж они поезд остановили и натравили на тебя полевых, то, наверное, Руфинус уже найден, а его убийство повесили на тебя. Пижма их по телефону не разубедит, а себя выставит в дурном свете.
— Черт! Неужели ничего нельзя сделать? — Тео показалось, что его сейчас вырвет, но в следующий миг желудок и все остальное превратилось в сплошную глыбу льда: из двери в дальнем конце появились двое вооруженных эльфов в бронежилетах. За ними двигалась до ужаса знакомая темная фигура. Лицо под низко надвинутой шляпой поблескивало, как рыбье брюхо.
Тео беспомощно смотрел на полицейских. Они шли по проходу медленно, подчиняясь отдаваемым шепотом указаниям щельника. У обоих, видимо, были крылья — их темно-серые доспехи, во всяком случае, сильно вспучивались за плечами. Глаза скрывались за зеркальными темными очками — точно такие же Тео видел на патрульных дорожной службы, которые останавливали его и презрительно выслушивали его сбивчивые объяснения, но эти, казалось, излучали собственный свет. Тяжелые перчатки тоже как будто светились — возможно, это был просто оптический фокус. Больше всего тревоги вызывало их оружие — автоматы с магазинами в виде не то ручных гранат, не то ананасов.
— Нет. Осиные гнезда — вот что это такое, понял Тео. Похожие на модерновые ульи.
Под его ключицей что-то закопошилось, и Кочерыжка высунула голову из-под воротника.
— Однако! Они небось думают, что ты Собор поджег, не иначе. У них осевики. — Кочерыжка тяжко вздохнула и снова скрылась у него под рубашкой.
Полицейские почти ни у кого не спрашивали ни билетов, ни документов. Глядя, как они приближаются, Тео даже почувствовал некоторое облегчение: вид у них скучающий — начальству, мол, опять неймется, заставляет нас заниматься пес знает чем. Зато щельник отнюдь не скучал: он шел между констеблями и принюхивался, как собака, не желающая уходить с прогулки.
Тео ушел поглубже в кресло. Может, за чтение взяться? Нет, очень уж демонстративно — может показаться подозрительным. Все остальные, кто был в вагоне, таращились на троицу как завороженные и паниковали, судя по виду, не меньше, чем он сам.
«Незавидная у них тут жизнь, — думал он. — Раньше все было иначе. Эльфландия переживает трудные времена».
К его изумлению, полицейские даже не задержались около него: их зеркальные окуляры скользнули по нему, как по пустому месту.
«Да! — хотелось крикнуть ему. — Я пустое место! Я ничто!»
За ними надвинулся щельник, и Тео показалось, что поросячьи глазки под шляпой приняли на миг настороженное выражение. Сердце у Тео разрослось так, что билось с большим трудом. Щельник, мельком взглянув на трясущегося боггарта рядом, прошел дальше, к следующему ряду сидений.
Тео обмяк, закатив глаза. Еще немного — и он лишился бы чувств от громадного, истерического облегчения. Но как только он собрался перевести дыхание, сдерживаемое так долго, что перед глазами плясали искры, бледное, наполовину скрытое лицо снова обернулось к нему. Щельник нагнул голову и громко втянул в себя воздух. Потом протянул руку, сверкнув липкой белой кожей между черной перчаткой и черным рукавом, и тронул за локоть одного из констеблей.
— Вон там, сзади. — Голос звучал через силу, как будто речевые органы тролля проектировались для какой-то другой цели.
Полицейский вернулся обратно. Щельник продолжал принюхиваться, словно охотничий пес. Глазки под полями шляпы снова нащупали Тео и на этот раз не ушли в сторону.
— Этот, — сказал тролль. — Вот он.
16
Она показала ему на пустое купе. На одной из багажных полок стоял солидной величины чемодан из мерцающей темно-синей ткани.
— А напротив занавески задернуты, так что никто тебя не увидит. Зайди и задерни портьеры со своей стороны.
Он бросил взгляд на закрытое купе напротив, юркнул в пустое и задернул черные занавески.
— Спешить незачем, — прошипела Кочерыжка. — Располагайся как у себя дома, обормотина.
— Тебе легко говорить. — Он кое-как снял чемодан, удивительно тяжелый. — Если здесь кто-то не у себя дома, то это я.
— Ох и нытик же ты, доложу я тебе.
— А ты... тьфу ты, черт. Он заперт.
— Вот гадство. Дай посмотрю. — Она приложилась глазом к чемоданному замку. — Шпильки у тебя нет, конечно?
— Вообще-то я обычно ношу при себе... — Натужная шутка маскировала растущий страх. Того и гляди, владелец чемодана вернется, поднимет крик, сбегутся кондуктора, и его бросят в тюрьму по образцу братьев Гримм, как и предсказывала Кочерыжка. А ночью, когда никто не видит... — Господи! Его ничем больше открыть нельзя?
— Я тебе сто раз говорила, чтобы ты не божился. От этого все кругом чешутся. Погоди, дай подумать.
Тео не сводил глаз с чемодана.
— Что еще может подойти, кроме ключа?
— У меня есть шпилька, — сказал кто-то сзади. Тео дернулся, как ошпаренный, и выронил чемодан. От падения тот открылся, забросав все купе одеждой и туалетными принадлежностями. — О! Я вижу, она вам больше не понадобится.
В дверях стояла девушка, одетая в длинное черное пальто, в черной шляпке на голове. А может, и не девушка, кто этих фей разберет, но выглядела она очень молодо. Белое сердцевидное личико и большие, поразительно фиолетовые глаза, из-под шляпки на лоб выбивается единственный локон, черный как смоль.
— О Боже, — растерянно вымолвил Тео. — Это ваш чемодан?
Какой-то миг она смотрела на него почти с испугом, потом уголок ее губ приподнялся в озорной усмешке.
— Нет, но я не уверена также, что он ваш. Вы воры?
— Это просто недоразумение, — вмешалась Кочерыжка. — Давай положим все это обратно и поищем свое купе. Извините, что побеспокоили вас, миледи.
— Ах, недоразумение! Тогда все в порядке. Какая долгая, скучная поездка. — Девушка улыбнулась, показав Тео мелкие, идеально белые зубки. — Если вам недостает общества, мое купе как раз напротив.
Кочерыжка, севшая Тео на плечо, лягнула его, и он сказал:
— О-о! Вы очень любезны... миледи, но мы с моей спутницей... должны обсудить один важный вопрос.
— Помочь вам собрать эти вещи? — Вся эта жуткая, конфузливая ситуация, похоже, доставляла незнакомке какое-то нездоровое удовольствие.
Тео впервые в жизни хотелось, чтобы торнадо унес хорошенькую женщину в окно, желательно сию же минуту.
— Нет-нет, не надо. Мы сами. Благодарю вас.
— Может быть, мы увидимся в ресторане? Вы едете до самого Города?
— Нет. — Еще один пинок от Кочерыжки. — То есть да. Очень возможно, что мы увидимся.
Девушка удалилась к себе и скромно задернула занавески, а Тео кинулся рыться в куче одежды. Она, к счастью, была мужская (насколько он разбирался в эльфийской моде). Он отыскал блестящие серые брюки и белую рубашку с длинными широкими рукавами.
— Обувь тоже поискать?
— Обойдется. Шиковать ни к чему — тебе просто надо выглядеть по-другому. Закатаешь рукава, и пойдем обратно в третий класс. Будешь похож на мельника, который вырядился, чтобы устроиться на работу.
Тео запихал остальные вещи в чемодан, вскинул его на полку, а похищенное свернул и взял под мышку. Кочерыжка удостоверилась, что в коридоре пусто, и он вышел из купе вслед за ней. Занавески напротив как будто слегка дрогнули, но больше их, кажется, никто не заметил, и расходившееся сердце Тео понемногу начало успокаиваться.
По пути они зашли в первый же туалет второго класса.
— Переодевайся, — сказала Кочерыжка, — а потом пойдем туда, где вряд ли заметят, что ты не с самого начала там ехал.
— Значит, на прежние места мы не вернемся?
— В другой одежде, которую ты только что спер в первом классе? Именно то, что надо, как по-твоему?
Он вышел, так измотанный всеми этими треволнениями, словно пробежал несколько миль. Краденое сидело довольно прилично, только брюки оказались коротковаты.
— Хорошо, что я сильно похудел после маминой смерти.
— Прими мои соболезнования, Тео, — мягко сказала Кочерыжка, — а теперь шевелись.
Кочерыжка нашла место среди спящих домашних боггартов — так она их определила; для Тео это были просто очередные карлики с колючими бородами и примерно такими же бровями. Пейзаж за окнами не слишком изменился, пока они путешествовали в высшие слои общества, — те же свинцовые небеса над мокрыми лугами. Низкую гряду холмов застилал туман, за которым, по догадке Тео, скрывалось приблизительно то же самое.
— Как ты думаешь, она никому про нас не расскажет?
— Девушка? — сонно отозвалась Кочерыжка, клюющая носом у него на плече. — Может, и нет. Мы тут все равно ничего поделать не можем — разве только убить ее.
— Скажешь тоже! — Хотя действительно, что им еще остается? Поезд в этой волшебной стране шпарит с такой скоростью, что на ходу с него не очень-то спрыгнешь. — Только... почему она не подняла шум? Она ведь знала, что мы делаем.
— Она из Цветков — кто разберет, что у них в голове. Может, подумала, что мы хотим пошалить.
Тео раскрыл тетрадь Эйемона, но сосредоточиться на чтении не удавалось. «Давай, Вильмос. Сейчас самое время поучиться. Если ты завалил вступительные в колледж, это еще не значит, что ты совсем ничего не способен усвоить...» Но его мозг вел себя, как животное в тесной клетке.
— Мы сейчас где? — спросил он.
— Ствол и корень! Ты мне дашь отдохнуть или нет? Мечешься как угорелая, а потом тебе еще и поспать не дают. Это все еще Великая Рябиновая, но граница уже близко. Радуйся, иначе мы бы несколько суток ехали.
— Какая граница?
— Теперь он еще и думать меня заставляет, — простонала она. — До новой луны два дня, стало быть, с Орешником. Звездная на этот раз будет там.
— На этот раз? — Он, помнится, читал что-то об этом, пока мохнач к нему не пристал. — Ты хочешь сказать, что города и села у вас не всегда стоят на одном месте?
— Нет, тупица ты этакий. Города всегда на месте, а вот железнодорожные станции нет. Хотя по отношению к дороге и они остаются на местах, так что ты кое в чем прав.
— О чем ты, черт возьми, толкуешь? Хочешь сказать, что города вроде того, где мы были, — что они движутся? Встают и переходят на другое место, да?
Кочерыжка перелетела на спинку сиденья впереди, пристроившись за чьей-то лохматой толовой — этот пассажир занимал целых два места, а храпел так, словно поезд без конца давил что-то живое.
— Слушай, ты, — тихо, подавшись вперед, заговорила она. — Тенистый, как тебе уже было сказано, пристанционный городок, и от него до Города всегда одиннадцать остановок, в какой бы провинции он сейчас ни находился. Со Звездной дело обстоит точно так же. А вот Алтей — станция Маргаритки и поэтому всегда остается в Рябиннике как и коммуна Маргаритки. Через Алтей проходит местная ветка. Она потому и местная, что всегда в Рябиннике.
Тео потряс начинавшей болеть головой.
— Но мы ведь и с Алтея могли отправиться, ты сама говорила — на Тенистую мы поехали, потому что сочли ее более безопасной. Как это возможно, если станции, имеющие сообщение с Городом, все время движутся? Никак сообразить не могу.
— Все местные линии соединяются с узловой, а она всегда одна и та же.
— Ну да, этим, конечно, все сказано. Ясно как день. — Он уронил голову на спинку своего кресла.
— Вот и хорошо. — Либо Кочерыжка не уловила его сарказма, либо ей просто хотелось спать.
Он снова взялся за книгу Эйемона, надеясь, что смертный автор внесет хоть какую-то ясность в безумную транспортную систему Эльфландии. Не система, а какая-то школьная ролевая игра с временными и на редкость бессмысленными правилами. Но из чтения опять ничего не вышло. Тео сдался и начал смотреть в окно. Этот жуткий день измотал его до крайности, но он боролся со сном. Задремлешь, и тут тебе на плечо опустится тяжелая, отнюдь не человеческая рука, а зычный голос объявит, что игра окончена. Он не сразу осознал, что на дальних холмах движутся чьи-то фигуры.
Темные силуэты, числом около дюжины, спускались на луг. Поезд обогнал их, и Тео подумал, что все-таки задремал и они ему привиделись, но за окном появилась новая кучка всадников. Они стояли, натянув поводья, в высокой траве и провожали поезд желтыми, действующими на нервы глазами. Эта группа находилась гораздо ближе, и их одежда показалась Тео фантастической даже по эльфийским меркам, с множеством лент и развевающимися головными уборами. Ливень их как будто нисколько не беспокоил. Каждый держал в руке то ли копье, то ли стрекало, а за спинами у них, кажется, висели ружья. Узкие длинноносые лица казались до странности знакомыми, но не это заставило Тео разбудить прикорнувшую у него на плече летуницу.
У каждого из верховых животных, напоминающих лошадей, торчал во лбу глянцевитый рог.
— Кочерыжка! Кочерыжка! Там снаружи люди... то есть не знаю кто. Смотрят на нас. Верхом на единорогах!
Крылышки зажужжали, щекоча его, и Кочерыжка повисла перед окном. Следующая группа всадников как раз проходила параллельно поезду, чуть дальше предыдущей. Их уверенная посадка давала понять, что они могут скакать наравне с поездом, если сочтут нужным, и Тео, глядя на их легконогих скакунов, почти что этому верил.
Но скоро они остались позади, и мокрая равнина опять опустела.
— Гниль луковая! — произнесла Кочерыжка, скорее удивленная, чем встревоженная. — Такое не часто увидишь.
— Кто это?
— Гримы. Дикие гоблины, как их называют. Они живут в горах и пустынях, пасут там коров и овец, но к железной дороге и к городам почти никогда не приближаются. Я слыхала, они иногда бывают в Ясенях и Ольшанике, обменять шкуры, травы и все такое, но в Рябинах я их вижу впервые.
— Они, случайно, не собираются на нас напасть?
— Да нет, с чего бы? Разве в твоих местах такое случается?
— Нет. — Ему вспомнились вестерны, где индейцы скачут рядом с рельсами, вопя и злобно глядя на перепуганных пассажиров. — Там, где я живу, в последнее время не случалось.
— У нас тоже когда-то были бандиты, но очень давно. После Гоблинской войны их, по-моему, уже не стало, а при Зимней династии и подавно. Надо же — гримы на Рябиновой Равнине, — снова подивилась она. — Куда это они, интересно? Ну и времечко. Чего только не увидишь.
Кочерыжка опять устроилась на плече у Тео, и он стал подумывать, не соснуть ли и ему тоже, но тут звук движения стал каким-то другим. Локомотив и раньше работал не так, как его земной эквивалент, издавая тихое урчание вместо привычного «чух-чух», но Тео насторожился сразу, еще до того, как заскрипели тормоза.
— Поезд останавливается. Что это, уже станция?
— Ни шиша подобного. До Звездной еще час, не меньше.
— Может, те гоблины разозлились и взорвали путь? Может, ваш великий эльфийский вождь говорил с ними языком змеи? — Поезд в самом деле останавливался. Пассажиры просыпались и переговаривались, но без особого беспокойства. Тео тоже попытался взять себя в руки.
— Ты иногда несешь такое, что уши вянут, но выяснить не помешает. — Кочерыжка полетела по проходу, сначала низко — но пассажиры начали вставать с мест, и она взмыла под самый потолок. Тео как можно старательнее прикидывался нормальным дремлющим эльфом, который ездил навещать своих друзей, а теперь возвращается домой. Он не заметил, куда девалась Кочерыжка, — многие из попутчиков теперь стояли в проходе, смотрели в окна и обсуждали неожиданную остановку.
Увидел он ее за секунду до посадки — она так неслась, что для торможения ей пришлось усиленно поработать крыльями.
— Все очень плохо, Тео. Они остановили состав.
— Это я вижу, но кто они-то?
— К нам сели констебли, но это еще не самое скверное. Их ведет по вагонам один из щельников, вот что худо. Они кого-то ищут — спорим, что нас?
— Ой... блин.
— Погоди, я залезу тебе за пазуху.
— Чего?
— Если это тот щельник, что был на станции — до сих пор он, наверное, с машинистом ехал, — то он будет искать большого эльфа с летуницей. Вот я и хочу спрятаться. Ты теперь одет по-другому, может, он тебя и не узнает — может, они не успели рассмотреть тебя вблизи. У таких троллей зрение не больно хорошее.
— Ты предлагаешь мне просто сидеть на месте? Что значит «не больно хорошее»?
— Они ведь в пещерах живут. Зато слух и нюх у них хоть куда, так что помалкивай — от твоих разговоров только вред один. Покажешь билет и притворишься глухонемым.
— Нет, мне эта идея не нравится. Не хочу я здесь оставаться. Бежать надо.
— По-твоему, у них нет кого-то в хвосте? Я видела их форму — это не какие-нибудь деревенские пентюхи, это полевые констебли, а там дураков не держат. Сиди и не рыпайся. — Она залезла ему под воротник и пробралась под рубашку. Цепляясь руками и ногами, она крепко прижалась к нему и распласталась у него на груди. Он испытал странное интимное ощущение, как будто у него за пазухой пристроилась ожившая кукла Барби.
«Может, это и к лучшему, что жить мне осталось недолго, — мелькнула горячечная мысль. — Иначе пришлось бы долго лечиться у психиатра».
— И смотри не напорись на что-нибудь, — прошипела Кочерыжка из-под левого соска. — Раздавишь меня, как букашку.
— Может, Пижме позвонить? Пусть он за меня поручится или что-то вроде этого!
— Не станет он за тебя ручаться. Нашел дурака. Если уж они поезд остановили и натравили на тебя полевых, то, наверное, Руфинус уже найден, а его убийство повесили на тебя. Пижма их по телефону не разубедит, а себя выставит в дурном свете.
— Черт! Неужели ничего нельзя сделать? — Тео показалось, что его сейчас вырвет, но в следующий миг желудок и все остальное превратилось в сплошную глыбу льда: из двери в дальнем конце появились двое вооруженных эльфов в бронежилетах. За ними двигалась до ужаса знакомая темная фигура. Лицо под низко надвинутой шляпой поблескивало, как рыбье брюхо.
Тео беспомощно смотрел на полицейских. Они шли по проходу медленно, подчиняясь отдаваемым шепотом указаниям щельника. У обоих, видимо, были крылья — их темно-серые доспехи, во всяком случае, сильно вспучивались за плечами. Глаза скрывались за зеркальными темными очками — точно такие же Тео видел на патрульных дорожной службы, которые останавливали его и презрительно выслушивали его сбивчивые объяснения, но эти, казалось, излучали собственный свет. Тяжелые перчатки тоже как будто светились — возможно, это был просто оптический фокус. Больше всего тревоги вызывало их оружие — автоматы с магазинами в виде не то ручных гранат, не то ананасов.
— Нет. Осиные гнезда — вот что это такое, понял Тео. Похожие на модерновые ульи.
Под его ключицей что-то закопошилось, и Кочерыжка высунула голову из-под воротника.
— Однако! Они небось думают, что ты Собор поджег, не иначе. У них осевики. — Кочерыжка тяжко вздохнула и снова скрылась у него под рубашкой.
Полицейские почти ни у кого не спрашивали ни билетов, ни документов. Глядя, как они приближаются, Тео даже почувствовал некоторое облегчение: вид у них скучающий — начальству, мол, опять неймется, заставляет нас заниматься пес знает чем. Зато щельник отнюдь не скучал: он шел между констеблями и принюхивался, как собака, не желающая уходить с прогулки.
Тео ушел поглубже в кресло. Может, за чтение взяться? Нет, очень уж демонстративно — может показаться подозрительным. Все остальные, кто был в вагоне, таращились на троицу как завороженные и паниковали, судя по виду, не меньше, чем он сам.
«Незавидная у них тут жизнь, — думал он. — Раньше все было иначе. Эльфландия переживает трудные времена».
К его изумлению, полицейские даже не задержались около него: их зеркальные окуляры скользнули по нему, как по пустому месту.
«Да! — хотелось крикнуть ему. — Я пустое место! Я ничто!»
За ними надвинулся щельник, и Тео показалось, что поросячьи глазки под шляпой приняли на миг настороженное выражение. Сердце у Тео разрослось так, что билось с большим трудом. Щельник, мельком взглянув на трясущегося боггарта рядом, прошел дальше, к следующему ряду сидений.
Тео обмяк, закатив глаза. Еще немного — и он лишился бы чувств от громадного, истерического облегчения. Но как только он собрался перевести дыхание, сдерживаемое так долго, что перед глазами плясали искры, бледное, наполовину скрытое лицо снова обернулось к нему. Щельник нагнул голову и громко втянул в себя воздух. Потом протянул руку, сверкнув липкой белой кожей между черной перчаткой и черным рукавом, и тронул за локоть одного из констеблей.
— Вон там, сзади. — Голос звучал через силу, как будто речевые органы тролля проектировались для какой-то другой цели.
Полицейский вернулся обратно. Щельник продолжал принюхиваться, словно охотничий пес. Глазки под полями шляпы снова нащупали Тео и на этот раз не ушли в сторону.
— Этот, — сказал тролль. — Вот он.
16
ПОППИ
— Вот он!
Тео узнал этот голос, но так оцепенел от ужаса, что не соображал, чей это голос и откуда он его знает. Повернувшиеся к нему констебли и тролль остановились, услышав этот возглас.
— Ты что здесь делаешь, противный? — Девушка в черном с фиолетовыми глазами, шла со стороны первого класса и ее длинное пальто колыхалось, как крылья. Полицейские вылупились на нее, разинув рты, Тео тоже одурел — ведь она, по всей видимости, обращалась к нему. — Уж не собираешься ли ты весь день тут проспать? Я, конечно, либеральная хозяйка, — сообщила она всему вагону, — но, право же! Я тебя спрашиваю! — И она хлопнула Тео по затылку. — Вставай сейчас же, лодырь этакий. Я на тебя сердита. Звоню уже несколько минут, а тебя нет как нет. Улизнул, чтобы играть на деньги и рассказывать сальные анекдоты, верно? — Тео таращил на нее глаза, ничего не видящая Кочерыжка ерзала под рубашкой, девушка весело улыбалась констеблям. — Мой слуга украл что-нибудь? Если так, я разрешаю вам вывести его вон и пристрелить на месте! — улыбка сменилась насмешливо-хмурой гримасой. — К сожалению, мама и папа очень к нему привязаны. Пожалуй, все-таки не стоит его расстреливать.
— Тут какая-то хитрость. — Тролль подался вперед. — Это он, я уверен...
— Встань, Кеюс, и скажи, чем ты насолил этому... мокрому. — Девушка продела руку под локоть Тео и силой заставила его встать. Все косые глаза и оттопыренные уши в вагоне нацелились на них. До остолбеневшего Тео не сразу дошло, что девушка старается всунуть ему в руку что-то тонкое и твердое — нож, что ли? Неужели она хочет, чтобы он напал на вооруженных до зубов констеблей?
— Я... не знаю, — с великим трудом выговорил он.
— Он убийца, — проскрежетал щельник. — Он убил молодого цветочного лорда на станции Тенистой несколько часов назад. — В публике послышались охи и ахи — теперь все смотрели на Тео с обновленным интересом. Шепот бежал по вагону, как ветерок по пшеничному полю.
— Вздор, — отрезала девушка. — Он находился при мне весь день, пока я не прилегла отдохнуть здесь, в своем вагоне.
— А на Тенистой мы даже не выходили. Покажи им свой билет, Кеюс.
Тео взглянул на то, что держал в руке — тонкий, как вафля, квадратик, ломтик пастромы, словно отрезанный от драгоценного камня, — и перевел взгляд на девушку. Она ободряюще улыбнулась ему.
— Он немножко глуповат, как видите, — сказала она полицейским, — и порой приводит меня в бешенство, но зла еще никогда никому не делал.
Тео дрожащей рукой предъявил диковинный билет. Констебли обозрели его с некоторым почтением, но щельник продолжал смотреть на Тео и девушку с ненавистью, которой не могли скрыть даже шляпа и поднятый воротник.
Полицейский подержал кристаллическую вафельку в своей блестящей перчатке и вернул Тео. Скучающее лицо зажглось энтузиазмом, как наэлектризованное.
— Все в порядке.
— Тогда пойдем обратно в купе, Кеюс, — сказала девушка. — Боюсь, что дома ты будешь наказан за то, что вызвал такой переполох.
— Извините за беспокойство, миледи, — произнес другой констебль.
— Да, просим извинить нас, леди Дурман, — подхватил тот, что проверял билет. Вид у него по-прежнему был такой, будто его допустили на время к ведущей в рай лестнице.
— Леди Дурман — это моя мать, — рассмеялась девушка, — а я всего лишь «госпожа».
— Да, госпожа. Разумеется.
Щельник зашипел и стал крутить головой так, словно шея у него была без костей.
— Вы что, собираетесь отпустить его, дурачье? Поймались на такую нехитрую уловку?
— А ну заткнись, — ответил ему констебль. — Начнем с того, что труп на Тенистой никто не находил. Мы проверили.
— Значит, преступник или его сообщники спрятали тело. Я сам был свидетелем убийства!
— Прекрасно. — Констебль смотрел на тролля с нескрываемым отвращением. — Отец вот этой барышни — первый советник парламента, а ты кто такой? Частный сыск? Закончим проверку на этом, или ты намерен задерживать нас еще дольше?
Казалось, что щельник сейчас завопит или вцепится констеблю в горло. Вместо этого он отвесил спасительнице Тео гуттаперчевый поклон, злобно поблескивая глазками из-под шляпы.
— Не знаю, что за игру вы ведете, миледи, но пока перевес на вашей стороне.
Она только засмеялась, увлекая Тео за собой по проходу.
— Пойдемте-ка в клуб, — весело предложила она, когда они оказались на площадке между вагонами. — Этот кошмарный тип, кажется, очень зол. Он поступил бы глупо, попытавшись предпринять что-то на глазах у стольких свидетелей, но уединяться нам не стоит — лучше его не искушать.
— Что тут, во имя Дерев, происходит? — вскричала Кочерыжка, выбравшись наконец из-под рубашки.
— А вот и ваша подружка. Мы, пожалуй, можем и ее взять с собой. Что ты пьешь, дорогая?
При входе в клубный вагон Кочерыжка скользнула обратно, и ее ответ потерялся в районе диафрагмы Тео.
— Я так рада. — Девушка заняла место в отгороженной нише. — Эта поездка обещала быть ужасно скучной. — Тео тоже сел, очень осторожно — и не только потому, что оберегал Кочерыжку: ему казалось, что при любом резком движении голова у него оторвется и скатится под стол.
— Спасибо вам, — сказал он. — За все.
— О, не стоит. Что будете пить? Вам обязательно нужно выпить хоть что-нибудь, прежде чем мы перейдем к этому ужасному делу.
Из-за пазухи Тео высунулась голова величиной с виноградину.
— Прошу прощения, госпожа, но во что это вы играете?
— А что? Разве он твой?
— В общем-то нет, но я за ним присматриваю. Вы, я слышала, из Дурманов будете?
Девушка закатила глаза.
— По рождению, но не по выбору. Дерева знают, я гораздо охотнее родилась бы в обыкновенной семье, как Левкои или Вербейники.
— В обыкновенной семье, где денег куры не клюют, — уточнила Кочерыжка, но девушка как будто и не расслышала. Тео, до сих пор не пришедший в себя, только и мог, что пялить глаза на эту экзотическую брюнетку, спасшую ему жизнь. Всего пять минут назад он был уверен в своей скорой гибели, а теперь его персональная Динь-Динь* [22], похоже, желает знать, не влюблена ли в него эта принцесса.
— Но кто же вы? — выпалил он. — Почему они вас послушались? И кто такой этот... Квейс?
— Кеюс — один из наших слуг. Он часто сопровождает меня в путешествиях, потому я и держу для него открытый билет, но сейчас он помогает семье готовиться к похоронам.
— К похоронам?
— За мной послали мою старую гувернантку с телохранителем, — будто не слыша, продолжала она, — но я не хотела ехать с ними и отправилась в путь досрочно, не дожидаясь их.
Тео растерянно посмотрел на Кочерыжку, которая сидела теперь на солонке и болтала ногами, но та только головой мотнула. Все происходящее, как видно, не слишком ее радовало — что было странно, учитывая альтернативу.
— Разве вы не слышали про похороны? — спросила девушка. — Об этом было во всех зеркальных потоках, но сначала побудьте героем и закажите мне выпить... о, я ведь не знаю даже, как вас зовут.
— Тео, — сказал он и виновато покосился на Кочерыжку. Та продолжала дуться. А, ладно, теперь поздно идти на попятный.
— Какое необычное имя! Может быть, вы родом из Ясеней или Ольшаника... или из земледельцев, что живут в Ивах, — ослепительно улыбнулась она. — Мое имя Поппея, но все зовут меня просто Поппи. Так будьте же Розой и закажите мне что-нибудь, хорошо?
— М-м-м... что же мне взять?
«И как я буду расплачиваться?» — хотелось добавить ему.
— Глупыш. Бармен сам знает, что мне требуется. Просто скажите, чтобы записал на мой счет.
Разрешив эту проблему, Тео отправился в дорогу. Почти все столики, к счастью, оставались незанятыми. Во всем вагоне сидело не больше дюжины посетителей, в основном одиночки или пары, тихо беседующие между собой. Здесь царила тишина, с которой он встречался, лишь когда доставлял заказы в кабинеты высших административных чинов, — тишина, обеспечиваемая надежной денежной изоляцией. Почти все, кого он видел, помещались на человеческом конце эльфийского спектра и, следовательно, были красивы. «Должен быть и другой бар — для таких, как я, и для ребят с крыльями и копытами», — подумал Тео.
Тео узнал этот голос, но так оцепенел от ужаса, что не соображал, чей это голос и откуда он его знает. Повернувшиеся к нему констебли и тролль остановились, услышав этот возглас.
— Ты что здесь делаешь, противный? — Девушка в черном с фиолетовыми глазами, шла со стороны первого класса и ее длинное пальто колыхалось, как крылья. Полицейские вылупились на нее, разинув рты, Тео тоже одурел — ведь она, по всей видимости, обращалась к нему. — Уж не собираешься ли ты весь день тут проспать? Я, конечно, либеральная хозяйка, — сообщила она всему вагону, — но, право же! Я тебя спрашиваю! — И она хлопнула Тео по затылку. — Вставай сейчас же, лодырь этакий. Я на тебя сердита. Звоню уже несколько минут, а тебя нет как нет. Улизнул, чтобы играть на деньги и рассказывать сальные анекдоты, верно? — Тео таращил на нее глаза, ничего не видящая Кочерыжка ерзала под рубашкой, девушка весело улыбалась констеблям. — Мой слуга украл что-нибудь? Если так, я разрешаю вам вывести его вон и пристрелить на месте! — улыбка сменилась насмешливо-хмурой гримасой. — К сожалению, мама и папа очень к нему привязаны. Пожалуй, все-таки не стоит его расстреливать.
— Тут какая-то хитрость. — Тролль подался вперед. — Это он, я уверен...
— Встань, Кеюс, и скажи, чем ты насолил этому... мокрому. — Девушка продела руку под локоть Тео и силой заставила его встать. Все косые глаза и оттопыренные уши в вагоне нацелились на них. До остолбеневшего Тео не сразу дошло, что девушка старается всунуть ему в руку что-то тонкое и твердое — нож, что ли? Неужели она хочет, чтобы он напал на вооруженных до зубов констеблей?
— Я... не знаю, — с великим трудом выговорил он.
— Он убийца, — проскрежетал щельник. — Он убил молодого цветочного лорда на станции Тенистой несколько часов назад. — В публике послышались охи и ахи — теперь все смотрели на Тео с обновленным интересом. Шепот бежал по вагону, как ветерок по пшеничному полю.
— Вздор, — отрезала девушка. — Он находился при мне весь день, пока я не прилегла отдохнуть здесь, в своем вагоне.
— А на Тенистой мы даже не выходили. Покажи им свой билет, Кеюс.
Тео взглянул на то, что держал в руке — тонкий, как вафля, квадратик, ломтик пастромы, словно отрезанный от драгоценного камня, — и перевел взгляд на девушку. Она ободряюще улыбнулась ему.
— Он немножко глуповат, как видите, — сказала она полицейским, — и порой приводит меня в бешенство, но зла еще никогда никому не делал.
Тео дрожащей рукой предъявил диковинный билет. Констебли обозрели его с некоторым почтением, но щельник продолжал смотреть на Тео и девушку с ненавистью, которой не могли скрыть даже шляпа и поднятый воротник.
Полицейский подержал кристаллическую вафельку в своей блестящей перчатке и вернул Тео. Скучающее лицо зажглось энтузиазмом, как наэлектризованное.
— Все в порядке.
— Тогда пойдем обратно в купе, Кеюс, — сказала девушка. — Боюсь, что дома ты будешь наказан за то, что вызвал такой переполох.
— Извините за беспокойство, миледи, — произнес другой констебль.
— Да, просим извинить нас, леди Дурман, — подхватил тот, что проверял билет. Вид у него по-прежнему был такой, будто его допустили на время к ведущей в рай лестнице.
— Леди Дурман — это моя мать, — рассмеялась девушка, — а я всего лишь «госпожа».
— Да, госпожа. Разумеется.
Щельник зашипел и стал крутить головой так, словно шея у него была без костей.
— Вы что, собираетесь отпустить его, дурачье? Поймались на такую нехитрую уловку?
— А ну заткнись, — ответил ему констебль. — Начнем с того, что труп на Тенистой никто не находил. Мы проверили.
— Значит, преступник или его сообщники спрятали тело. Я сам был свидетелем убийства!
— Прекрасно. — Констебль смотрел на тролля с нескрываемым отвращением. — Отец вот этой барышни — первый советник парламента, а ты кто такой? Частный сыск? Закончим проверку на этом, или ты намерен задерживать нас еще дольше?
Казалось, что щельник сейчас завопит или вцепится констеблю в горло. Вместо этого он отвесил спасительнице Тео гуттаперчевый поклон, злобно поблескивая глазками из-под шляпы.
— Не знаю, что за игру вы ведете, миледи, но пока перевес на вашей стороне.
Она только засмеялась, увлекая Тео за собой по проходу.
— Пойдемте-ка в клуб, — весело предложила она, когда они оказались на площадке между вагонами. — Этот кошмарный тип, кажется, очень зол. Он поступил бы глупо, попытавшись предпринять что-то на глазах у стольких свидетелей, но уединяться нам не стоит — лучше его не искушать.
— Что тут, во имя Дерев, происходит? — вскричала Кочерыжка, выбравшись наконец из-под рубашки.
— А вот и ваша подружка. Мы, пожалуй, можем и ее взять с собой. Что ты пьешь, дорогая?
При входе в клубный вагон Кочерыжка скользнула обратно, и ее ответ потерялся в районе диафрагмы Тео.
— Я так рада. — Девушка заняла место в отгороженной нише. — Эта поездка обещала быть ужасно скучной. — Тео тоже сел, очень осторожно — и не только потому, что оберегал Кочерыжку: ему казалось, что при любом резком движении голова у него оторвется и скатится под стол.
— Спасибо вам, — сказал он. — За все.
— О, не стоит. Что будете пить? Вам обязательно нужно выпить хоть что-нибудь, прежде чем мы перейдем к этому ужасному делу.
Из-за пазухи Тео высунулась голова величиной с виноградину.
— Прошу прощения, госпожа, но во что это вы играете?
— А что? Разве он твой?
— В общем-то нет, но я за ним присматриваю. Вы, я слышала, из Дурманов будете?
Девушка закатила глаза.
— По рождению, но не по выбору. Дерева знают, я гораздо охотнее родилась бы в обыкновенной семье, как Левкои или Вербейники.
— В обыкновенной семье, где денег куры не клюют, — уточнила Кочерыжка, но девушка как будто и не расслышала. Тео, до сих пор не пришедший в себя, только и мог, что пялить глаза на эту экзотическую брюнетку, спасшую ему жизнь. Всего пять минут назад он был уверен в своей скорой гибели, а теперь его персональная Динь-Динь* [22], похоже, желает знать, не влюблена ли в него эта принцесса.
— Но кто же вы? — выпалил он. — Почему они вас послушались? И кто такой этот... Квейс?
— Кеюс — один из наших слуг. Он часто сопровождает меня в путешествиях, потому я и держу для него открытый билет, но сейчас он помогает семье готовиться к похоронам.
— К похоронам?
— За мной послали мою старую гувернантку с телохранителем, — будто не слыша, продолжала она, — но я не хотела ехать с ними и отправилась в путь досрочно, не дожидаясь их.
Тео растерянно посмотрел на Кочерыжку, которая сидела теперь на солонке и болтала ногами, но та только головой мотнула. Все происходящее, как видно, не слишком ее радовало — что было странно, учитывая альтернативу.
— Разве вы не слышали про похороны? — спросила девушка. — Об этом было во всех зеркальных потоках, но сначала побудьте героем и закажите мне выпить... о, я ведь не знаю даже, как вас зовут.
— Тео, — сказал он и виновато покосился на Кочерыжку. Та продолжала дуться. А, ладно, теперь поздно идти на попятный.
— Какое необычное имя! Может быть, вы родом из Ясеней или Ольшаника... или из земледельцев, что живут в Ивах, — ослепительно улыбнулась она. — Мое имя Поппея, но все зовут меня просто Поппи. Так будьте же Розой и закажите мне что-нибудь, хорошо?
— М-м-м... что же мне взять?
«И как я буду расплачиваться?» — хотелось добавить ему.
— Глупыш. Бармен сам знает, что мне требуется. Просто скажите, чтобы записал на мой счет.
Разрешив эту проблему, Тео отправился в дорогу. Почти все столики, к счастью, оставались незанятыми. Во всем вагоне сидело не больше дюжины посетителей, в основном одиночки или пары, тихо беседующие между собой. Здесь царила тишина, с которой он встречался, лишь когда доставлял заказы в кабинеты высших административных чинов, — тишина, обеспечиваемая надежной денежной изоляцией. Почти все, кого он видел, помещались на человеческом конце эльфийского спектра и, следовательно, были красивы. «Должен быть и другой бар — для таких, как я, и для ребят с крыльями и копытами», — подумал Тео.