Страница:
– Пока ты семь раз отмеряешь, другие давно отрезать успеют! – насмешливо подсказал красивый мужской голос.
Я тяжело вздохнула, попыталась усилием воли прогнать острую боль, почему-то непрерывно терзающую мои запястья, но не смогла и вынужденно приоткрыла глаза. Очередное возвращение в мир живых оказалось нерадостным. Я висела на толстой стальной цепи, перекинутой через балку под потолком и прикрепленной к широким наручникам, плотно обхватывавшим мои саднящие и покрытые синяками запястья. Примерно в метре под ногами виднелся утоптанный земляной пол, на котором живописно валялись наши вещи и оружие. Не очень-то приятно прийти в сознание и увидеть себя в роли бессильной, обреченной на заклание тушки, находящейся непонятно где. Ситуацию не скрашивала даже ограниченная компания избранных лиц. Или, что больше смахивало на правду, избранная компания ограниченных лиц – это уж как кому угодно называть, потому что на вкус и цвет все краски, безусловно, разные. На расстоянии вытянутой руки от меня, точно в таком же неприглядном виде, обнаружился насмешливо скалящий зубы белокурый принц, правее которого кулем обвисла обморочно постанывающая Гельда.
– Ексель-моксель! И часто ты вслух рассуждаешь? – с любопытством спросил любимый мужчина, заметив, что мой взгляд обрел осмысленность.
– Часто, – откровенно призналась я. – И причем это почти всего заканчивается чем-нибудь неприятным или страшным.
– Вполне логично: ведь ты и в маске страшная, и без маски страшная! – хамовато подмигнул мне белокурый.
– Комплимента от тебя точно не дождешься, даже перед смертью, – укорила я его.
– Комплименты – удел слабых мужчин, – небрежно фыркнул принц. – Сильные мужчины всегда говорят правду!
– Поэтому сильные мужчины обычно умирают в очень молодом возрасте! – сердито огрызнулась я.
– Ого! – заливисто хохотнул мой нахальный собеседник. – Придется мне в целях выживания срочно в лжецы податься! Или ты таким бесцеремонным образом в писаные красавицы метишь?
– Кстати о правде: куда это нас забросило? – Я решила вежливо уклониться от скользкой темы о моей весьма сомнительной внешней привлекательности.
– Туда, где нас не спасет даже самый преданный друг, – громыхнул цепями недавний недруг. – Кажется, мы в Геферте!
– Ну я имею достаточное количество друзей для того, чтобы…
– Друзей не иметь надо, – снова развеселился прекрасный шутник. – С ними нужно дружить!
– А с врагами? – с вызовом спросила я, желая намекнуть, что такие товарищи, как белокурые, мне вовсе не товарищи.
– О-о-о! – К моему удивлению, принц резко махнул связанными ногами, невысоко подбрасывая свое тело в воздухе и передвигаясь на один рывок ближе ко мне. – Враги… – мечтательно протянул он, снова напряг мускулы и перепрыгнул еще ближе, скользя цепью по балке. – Враги, радость моя, – это великая сила. Лишь судя по боевому и духовному уровню твоих личных врагов, можно достоверно сказать, совершил ли сам ты что-то стоящее за прожитые тобой годы. Не зря ли, не впустую ли небо коптил. Потому что чем сильнее твои противники, тем громче твои подвиги! А значит, ты, принцесса, мой самый желанный и любимый враг: ведь о тебе складывают легенды, больше похожие на враки! – Он оказался совсем близко, уверенно (явно действуя совершенно обдуманно, а не по наитию) наклонил увенчанную спутанными локонами голову и ловко поймал своим усмехающимся ртом мои обветренные губы.
Я возмущенно отпрянула:
– Что ты себе позволяешь? Иные упреки звучат как похвалы, а из твоих уст даже похвала хуже злословия…
– Ульрика! – жарко шепнул он, не обращая внимания на мои слова и придвигаясь еще ближе. – Возможно, мы скоро умрем! Благоразумно ли в подобной ситуации лишать себя последней доступной нам радости?
Я не могла не признать, что в чем-то он, безусловно, оказался прав. Но в очередной раз упрямо пошла на поводу у своего строптивого характера, получая от этого огромное удовольствие:
– Ты по-прежнему мой враг – это раз. Мы не на земле: мы висим в воздухе – и мы в плену – это два. Ну и три – опасность, неосведомленность и угроза нашей дальнейшей судьбе отбивают малейшую тягу к любовным утехам.
– Ох уж мне эти женщины, цветы жизни! – немного разочарованно хохотнул белокурый. – Воистину место им либо в воде, либо в земле. Хотя, чую, лично меня ты первая своей вредностью в могилу загонишь. У меня так, наоборот, опасность лишь усиливает сердечное и плотское влечение. Клянусь, – прищурился он многообещающе, – если бы у меня были свободны руки, а мой меч находился поблизости, то я бы еще сильно подумал, против кого его стоит повернуть в первую очередь в качестве укрощения: против тебя, несговорчивая моя, или же наших негостеприимных хозяев…
Но я не отвечала.
– Ульрика, ну не молчи ты на меня так сердито, – жалобно попросил принц.
– Цыц, ты можешь не болтать хотя бы минуту и дать мне подумать? – цыкнула я.
– Могу, – радостно согласился он, – если займу рот чем-нибудь другим!
– Займи! – необдуманно предложила я, и он не преминул тут же воспользоваться моим легкомысленным разрешением.
Вишневые, изящно оттененные тонкими черными усиками губы приблизились. И не было в целом мире ничего слаще этого отчаянного затянувшегося поцелуя двух смертельных врагов, повстречавшихся на краю гибели, в логове ужасных ледяных тварей. Я недоумевала: неужели он не способен сейчас думать о чем-то не фривольном – еще не зная на собственном опыте, как может любовь стать дороже всего на свете. Дороже жизни и здоровья, дороже будущего и настоящего… А возможно, принц просто интуитивно догадывался, что у нас нет этого самого совместного будущего, а поэтому торопился насладиться настоящим…
Но в тот момент я всего этого не знала, да и не могла знать! Однако, подчинившись своим мечтам об этом мужчине, преследовавшим меня со дня нашей встречи в Лабиринте судьбы, и покорившись чарующей магии его ласк, я ответила со всем жаром истосковавшегося по любви сердца. Принц замер, прижимаясь ко мне трепещущим от возбуждения телом. Его нежные, полные, горячие губы раскрылись, как два лепестка расцветшей под солнцем розы, даря головокружительное ощущение и веру в то, что и я могу быть любима столь прекрасным мужчиной, несмотря на все мои сумасбродства и редкостное физическое уродство. Воспоминание об ужасном лице, скрытом под золотой маской, подействовало на меня отрезвляюще. Я с трудом заставила себя оторваться от нежной, обволакивающей сладости его губ и, отодвинув голову, внимательно всмотреться в черты любимого человека. Человека? Нет, уж кто-кто, а он-то точно человеком не являлся. Ну не обладают люди столь безупречной, совершенной красотой. И почему мне когда-то взбрело в голову, что он злодей? Почему я решила, что эти утонченные скулы, этот изящный подбородок на самом деле принадлежат выродку и негодяю, скрывающемуся под маской благородства? Нет, каждая мельчайшая черточка его четко очерченного, дышавшего силой и отвагой лица выдавала в нем истинного рыцаря, следующего своим убеждениям и идеалам и неспособного творить необдуманное зло. Словно угадав мои мысли, принц загадочно улыбнулся и открыл золотистые глаза, сиявшие теплом и нежностью, будто два солнышка.
– Ты понимаешь не хуже меня, что все в этом мире противостоит нашей любви, но, возможно, именно поэтому она разгорается все жарче и жарче, – тихо, проникновенно признался он, и что-то в его интонациях подсказывало мне, что сказочный красавец не врет. – Но я готов бороться за наши чувства с целым миром! – шептали вишневые губы. – Ты мое нереальное, горькое, краденое счастье…
И эти последние произнесенные едва слышимым голосом слова настолько совпали с моими недавними размышлениями о смысле и сути счастья, что я невольно вздрогнула, охваченная недобрым предчувствием.
– Ульрика, – продолжил принц, – я должен признаться тебе кое в чем – не хочу, чтобы между нами осталась хоть малейшая недосказанность…
Но его излияния снова прервали самым бесцеремонным образом, хоть на этот раз этим некстати вмешавшимся элементом оказался вовсе не мой зловредный белобрысый дядюшка, а ревнивая черноволосая Гельда. Ведьма оклемалась, открыла глаза, мигом просекла сложившуюся ситуацию и надрывно взвыла оскорбленным голосом:
– Рыжая уродина, немедленно прекрати охмурять моего распрекрасного жениха!
– Жениха? – оторопел принц. – С какой это радости?
– Говорите тише, – попросила я, – иначе сюда сбегутся наши тюремщики, а я еще не придумала, как мы можем освободиться и выбраться наружу.
Но глупая некромантка не желала внимать разумным доводам и орала как резаная:
– Я боролась с ледяными тварями и теперь, согласно нашим законам, получила священное право сама выбирать себе мужчину!
– И ты убила кого-то из врагов? – недоверчиво спросил принц, почему-то вопросительно оглядываясь на меня. – Я, конечно, уважительно отношусь к традициям, но жениться на тебе…
Я покривилась, а потом сделала отсутствующее лицо и неопределенно пожала плечами.
– Убила! – не моргнув глазом, соврала Гельда. – Убила, убила… – Она кричала все громче и громче.
– Верим, верим, только заткнись, – недовольно буркнул принц и добавил сквозь зубы так, чтобы его услышала только я: – Как отвратительны неискренние люди. Им врут, а они старательно делают вид, что поверили…
Я понимающе усмехнулась. Но, к нашему величайшему облегчению, Гельда наконец-то успокоилась и значительно снизила громкость.
– И что дальше? – требовательно спросила она.
– Почаще молчи и делай вид, будто ты умная. Глядишь, окружающие тебе и поверят, – ехидно посоветовал кандидат в женихи.
Ведьма не нашла, что ответить, и сердито надулась.
– Ах, если бы я мог дотянуться до своего клинка… – продолжил принц.
Я глянула вниз и радостно рассмеялась. Так и есть: на полу как попало валялись все наши вещи – и моя сумка, и кучка кинжалов, и дага Разящая игла, и даже меч Полумгла, – но Нурилона там не обнаружилось. Я перевела взгляд к потолку и облегченно вздохнула. Как и следовало ожидать, мой своенравный Нурилон опять не дался в руки врагов, а по своей укоренившейся привычке свободно болтался над нашими головами, прилепившись к грязному своду. Я хихикнула и показала принцу взглядом – смотри! Белокурый восхищенно присвистнул:
– Вот так оружие! Если не ошибаюсь, это ведь один из клинков, созданных демиургами?
– Малыш, – нежно позвала я, – иди сюда, помоги мне освободиться.
Нурилон нахально дернулся, словно отказываясь, и невозмутимо остался на прежнем месте. Я даже рот приоткрыла от удивления, не зная, что следует предпринять дальше.
– Клянусь богами, он ревнует! – прозорливо догадался принц. – Задобри его как-нибудь.
– Милый, – нежно заворковала я, – если ты мне не поможешь, то меня вскоре убьют. Клянусь, не один мужчина никогда не станет для меня дороже и ближе тебя!
Принц скептически хмыкнул.
Нурилон сорвался с места и устремился вниз. Острое лезвие попало точно по звеньям толстой цепи, удерживающей меня на балке. Полоса из железных колец распалась на две части. Я легко приземлилась на ноги и уже хотела развязать опутывающую меня веревку, как дверь нашей темницы со скрипом распахнулась. На пороге возник мутный, бесформенный серый силуэт.
– Ты не успела, – панически завопила Гельда. – Они пришли за нами!
ГЛАВА 6
Я тяжело вздохнула, попыталась усилием воли прогнать острую боль, почему-то непрерывно терзающую мои запястья, но не смогла и вынужденно приоткрыла глаза. Очередное возвращение в мир живых оказалось нерадостным. Я висела на толстой стальной цепи, перекинутой через балку под потолком и прикрепленной к широким наручникам, плотно обхватывавшим мои саднящие и покрытые синяками запястья. Примерно в метре под ногами виднелся утоптанный земляной пол, на котором живописно валялись наши вещи и оружие. Не очень-то приятно прийти в сознание и увидеть себя в роли бессильной, обреченной на заклание тушки, находящейся непонятно где. Ситуацию не скрашивала даже ограниченная компания избранных лиц. Или, что больше смахивало на правду, избранная компания ограниченных лиц – это уж как кому угодно называть, потому что на вкус и цвет все краски, безусловно, разные. На расстоянии вытянутой руки от меня, точно в таком же неприглядном виде, обнаружился насмешливо скалящий зубы белокурый принц, правее которого кулем обвисла обморочно постанывающая Гельда.
– Ексель-моксель! И часто ты вслух рассуждаешь? – с любопытством спросил любимый мужчина, заметив, что мой взгляд обрел осмысленность.
– Часто, – откровенно призналась я. – И причем это почти всего заканчивается чем-нибудь неприятным или страшным.
– Вполне логично: ведь ты и в маске страшная, и без маски страшная! – хамовато подмигнул мне белокурый.
– Комплимента от тебя точно не дождешься, даже перед смертью, – укорила я его.
– Комплименты – удел слабых мужчин, – небрежно фыркнул принц. – Сильные мужчины всегда говорят правду!
– Поэтому сильные мужчины обычно умирают в очень молодом возрасте! – сердито огрызнулась я.
– Ого! – заливисто хохотнул мой нахальный собеседник. – Придется мне в целях выживания срочно в лжецы податься! Или ты таким бесцеремонным образом в писаные красавицы метишь?
– Кстати о правде: куда это нас забросило? – Я решила вежливо уклониться от скользкой темы о моей весьма сомнительной внешней привлекательности.
– Туда, где нас не спасет даже самый преданный друг, – громыхнул цепями недавний недруг. – Кажется, мы в Геферте!
– Ну я имею достаточное количество друзей для того, чтобы…
– Друзей не иметь надо, – снова развеселился прекрасный шутник. – С ними нужно дружить!
– А с врагами? – с вызовом спросила я, желая намекнуть, что такие товарищи, как белокурые, мне вовсе не товарищи.
– О-о-о! – К моему удивлению, принц резко махнул связанными ногами, невысоко подбрасывая свое тело в воздухе и передвигаясь на один рывок ближе ко мне. – Враги… – мечтательно протянул он, снова напряг мускулы и перепрыгнул еще ближе, скользя цепью по балке. – Враги, радость моя, – это великая сила. Лишь судя по боевому и духовному уровню твоих личных врагов, можно достоверно сказать, совершил ли сам ты что-то стоящее за прожитые тобой годы. Не зря ли, не впустую ли небо коптил. Потому что чем сильнее твои противники, тем громче твои подвиги! А значит, ты, принцесса, мой самый желанный и любимый враг: ведь о тебе складывают легенды, больше похожие на враки! – Он оказался совсем близко, уверенно (явно действуя совершенно обдуманно, а не по наитию) наклонил увенчанную спутанными локонами голову и ловко поймал своим усмехающимся ртом мои обветренные губы.
Я возмущенно отпрянула:
– Что ты себе позволяешь? Иные упреки звучат как похвалы, а из твоих уст даже похвала хуже злословия…
– Ульрика! – жарко шепнул он, не обращая внимания на мои слова и придвигаясь еще ближе. – Возможно, мы скоро умрем! Благоразумно ли в подобной ситуации лишать себя последней доступной нам радости?
Я не могла не признать, что в чем-то он, безусловно, оказался прав. Но в очередной раз упрямо пошла на поводу у своего строптивого характера, получая от этого огромное удовольствие:
– Ты по-прежнему мой враг – это раз. Мы не на земле: мы висим в воздухе – и мы в плену – это два. Ну и три – опасность, неосведомленность и угроза нашей дальнейшей судьбе отбивают малейшую тягу к любовным утехам.
– Ох уж мне эти женщины, цветы жизни! – немного разочарованно хохотнул белокурый. – Воистину место им либо в воде, либо в земле. Хотя, чую, лично меня ты первая своей вредностью в могилу загонишь. У меня так, наоборот, опасность лишь усиливает сердечное и плотское влечение. Клянусь, – прищурился он многообещающе, – если бы у меня были свободны руки, а мой меч находился поблизости, то я бы еще сильно подумал, против кого его стоит повернуть в первую очередь в качестве укрощения: против тебя, несговорчивая моя, или же наших негостеприимных хозяев…
Но я не отвечала.
– Ульрика, ну не молчи ты на меня так сердито, – жалобно попросил принц.
– Цыц, ты можешь не болтать хотя бы минуту и дать мне подумать? – цыкнула я.
– Могу, – радостно согласился он, – если займу рот чем-нибудь другим!
– Займи! – необдуманно предложила я, и он не преминул тут же воспользоваться моим легкомысленным разрешением.
Вишневые, изящно оттененные тонкими черными усиками губы приблизились. И не было в целом мире ничего слаще этого отчаянного затянувшегося поцелуя двух смертельных врагов, повстречавшихся на краю гибели, в логове ужасных ледяных тварей. Я недоумевала: неужели он не способен сейчас думать о чем-то не фривольном – еще не зная на собственном опыте, как может любовь стать дороже всего на свете. Дороже жизни и здоровья, дороже будущего и настоящего… А возможно, принц просто интуитивно догадывался, что у нас нет этого самого совместного будущего, а поэтому торопился насладиться настоящим…
Но в тот момент я всего этого не знала, да и не могла знать! Однако, подчинившись своим мечтам об этом мужчине, преследовавшим меня со дня нашей встречи в Лабиринте судьбы, и покорившись чарующей магии его ласк, я ответила со всем жаром истосковавшегося по любви сердца. Принц замер, прижимаясь ко мне трепещущим от возбуждения телом. Его нежные, полные, горячие губы раскрылись, как два лепестка расцветшей под солнцем розы, даря головокружительное ощущение и веру в то, что и я могу быть любима столь прекрасным мужчиной, несмотря на все мои сумасбродства и редкостное физическое уродство. Воспоминание об ужасном лице, скрытом под золотой маской, подействовало на меня отрезвляюще. Я с трудом заставила себя оторваться от нежной, обволакивающей сладости его губ и, отодвинув голову, внимательно всмотреться в черты любимого человека. Человека? Нет, уж кто-кто, а он-то точно человеком не являлся. Ну не обладают люди столь безупречной, совершенной красотой. И почему мне когда-то взбрело в голову, что он злодей? Почему я решила, что эти утонченные скулы, этот изящный подбородок на самом деле принадлежат выродку и негодяю, скрывающемуся под маской благородства? Нет, каждая мельчайшая черточка его четко очерченного, дышавшего силой и отвагой лица выдавала в нем истинного рыцаря, следующего своим убеждениям и идеалам и неспособного творить необдуманное зло. Словно угадав мои мысли, принц загадочно улыбнулся и открыл золотистые глаза, сиявшие теплом и нежностью, будто два солнышка.
– Ты понимаешь не хуже меня, что все в этом мире противостоит нашей любви, но, возможно, именно поэтому она разгорается все жарче и жарче, – тихо, проникновенно признался он, и что-то в его интонациях подсказывало мне, что сказочный красавец не врет. – Но я готов бороться за наши чувства с целым миром! – шептали вишневые губы. – Ты мое нереальное, горькое, краденое счастье…
И эти последние произнесенные едва слышимым голосом слова настолько совпали с моими недавними размышлениями о смысле и сути счастья, что я невольно вздрогнула, охваченная недобрым предчувствием.
– Ульрика, – продолжил принц, – я должен признаться тебе кое в чем – не хочу, чтобы между нами осталась хоть малейшая недосказанность…
Но его излияния снова прервали самым бесцеремонным образом, хоть на этот раз этим некстати вмешавшимся элементом оказался вовсе не мой зловредный белобрысый дядюшка, а ревнивая черноволосая Гельда. Ведьма оклемалась, открыла глаза, мигом просекла сложившуюся ситуацию и надрывно взвыла оскорбленным голосом:
– Рыжая уродина, немедленно прекрати охмурять моего распрекрасного жениха!
– Жениха? – оторопел принц. – С какой это радости?
– Говорите тише, – попросила я, – иначе сюда сбегутся наши тюремщики, а я еще не придумала, как мы можем освободиться и выбраться наружу.
Но глупая некромантка не желала внимать разумным доводам и орала как резаная:
– Я боролась с ледяными тварями и теперь, согласно нашим законам, получила священное право сама выбирать себе мужчину!
– И ты убила кого-то из врагов? – недоверчиво спросил принц, почему-то вопросительно оглядываясь на меня. – Я, конечно, уважительно отношусь к традициям, но жениться на тебе…
Я покривилась, а потом сделала отсутствующее лицо и неопределенно пожала плечами.
– Убила! – не моргнув глазом, соврала Гельда. – Убила, убила… – Она кричала все громче и громче.
– Верим, верим, только заткнись, – недовольно буркнул принц и добавил сквозь зубы так, чтобы его услышала только я: – Как отвратительны неискренние люди. Им врут, а они старательно делают вид, что поверили…
Я понимающе усмехнулась. Но, к нашему величайшему облегчению, Гельда наконец-то успокоилась и значительно снизила громкость.
– И что дальше? – требовательно спросила она.
– Почаще молчи и делай вид, будто ты умная. Глядишь, окружающие тебе и поверят, – ехидно посоветовал кандидат в женихи.
Ведьма не нашла, что ответить, и сердито надулась.
– Ах, если бы я мог дотянуться до своего клинка… – продолжил принц.
Я глянула вниз и радостно рассмеялась. Так и есть: на полу как попало валялись все наши вещи – и моя сумка, и кучка кинжалов, и дага Разящая игла, и даже меч Полумгла, – но Нурилона там не обнаружилось. Я перевела взгляд к потолку и облегченно вздохнула. Как и следовало ожидать, мой своенравный Нурилон опять не дался в руки врагов, а по своей укоренившейся привычке свободно болтался над нашими головами, прилепившись к грязному своду. Я хихикнула и показала принцу взглядом – смотри! Белокурый восхищенно присвистнул:
– Вот так оружие! Если не ошибаюсь, это ведь один из клинков, созданных демиургами?
– Малыш, – нежно позвала я, – иди сюда, помоги мне освободиться.
Нурилон нахально дернулся, словно отказываясь, и невозмутимо остался на прежнем месте. Я даже рот приоткрыла от удивления, не зная, что следует предпринять дальше.
– Клянусь богами, он ревнует! – прозорливо догадался принц. – Задобри его как-нибудь.
– Милый, – нежно заворковала я, – если ты мне не поможешь, то меня вскоре убьют. Клянусь, не один мужчина никогда не станет для меня дороже и ближе тебя!
Принц скептически хмыкнул.
Нурилон сорвался с места и устремился вниз. Острое лезвие попало точно по звеньям толстой цепи, удерживающей меня на балке. Полоса из железных колец распалась на две части. Я легко приземлилась на ноги и уже хотела развязать опутывающую меня веревку, как дверь нашей темницы со скрипом распахнулась. На пороге возник мутный, бесформенный серый силуэт.
– Ты не успела, – панически завопила Гельда. – Они пришли за нами!
ГЛАВА 6
Лилуилле приснился страшный сон. Словно что-то холодное, беспощадное и омерзительно студенистое вдруг страстно обняло ее, прижало к себе и лишило самого ценного женского достояния – молодости и красоты… Девушка испуганно завизжала, одним стремительным движением воли вырвала себя из липких тенет дремоты и еще несколько минут лежала молча, постепенно приходя в себя и бессмысленного вглядываясь в оранжевые язычки пламени, танцевавшие в глубине камина. Дрова почти прогорели, и последние отблески умирающего огня рисовали странные, причудливо изгибающиеся тени, лениво ползающие по потолку обширной опочивальни. Княжна медленно переводила взгляд с одного уже ставшего привычным предмета обстановки на другой, недоумевая, отчего же ее так сильно напугал этот непонятный, отрывочный и скомканный сон. Неужели она сама смогла выдумать эти мрачные черные глаза, рассматривающие ее с беспристрастностью опытной хозяйки, оценивающей кусок кровяной колбасы, поднесенной мясником? Лилуилла даже вдумываться не хотела, как это кто-то смеет разглядывать ее столь равнодушно, не принимая в расчет сияющей, непревзойденной прелести… Девушка капризно повела беломраморными плечиками, стремясь поскорее прогнать прочь унижающие ее домыслы, и с удивлением обнаружила, что рукава просторного ночного одеяния вдруг стали непривычно узки, став излишне туго облегать ее хрупкие, худенькие предплечья. Роскошный пеньюар, сшитый из теплой полушерстяной тафты, щедро отороченный полосками пушистого меха, просторный и чуть ли не дважды оборачивающийся вокруг ее стройного тела, она привезла из дома и использовала в качестве спального наряда, весьма подошедшего для вечно холодного климата этого морозного края. Лилуилла решила, что, наверно, ворочаясь во сне, она так сильно завернулась в болтавшееся на ней одеяние, что оно свилось удушающим жгутом и плотно обхватило ее тонкий стан.
Девушка протянула руку, желая поправить роскошную волну золотых волос, но вместо этого ее пальцы неожиданно наткнулись на что-то жидкое, сальное и на ощупь более всего напоминающее прелую прошлогоднюю солому. Девушка испуганно отдернула ладонь и краем глаза шокированно разглядела красную, распухшую, толстую, как окорок, конечность, едва вмещавшуюся в рукав узкого для нее пеньюара.
От испуга и недоумения Лилуилла лишилась дара речи. Она неповоротливо выбралась из-под толстого одеяла, совершенно не понимая, куда подевались ее прежде порывистые, ловкие движения, и бросилась к огромному зеркалу, целиком занимавшему одну из стен спальни. Но вместо очаровательной юной красавицы зеркало неожиданно отразило низенькую пожилую толстуху, оплывшую ряху которой усеивало бессчетное множество коричневых волосатых бородавок, почему-то одетую в наряд Лилуиллы, едва налезавший на тучное тело.
Девушка взволнованно облизала губы, но мерзкая баба в зеркале, не отставая, сделала то же самое. Княжна схватилась за голову, но беспощадное отражение с неумолимой точностью повторило мельчайшие подробности ее растерянного жеста. Несчастная девушка шагнула вперед и недоверчиво потрогала холодную стеклянную плоскость, желая пощупать незнакомое омерзительное существо, беззубо ухмыляющееся с полированной серебристой поверхности. И тогда до Лилуиллы дошло: эта уродливая баба отныне и есть она сама – прекраснейшая дева Поющего Острова, благородная эльфийка, княжна Лилуилла эль-Реанон. Какие-то неведомые, злобные силы в непонятных для Лилуиллы целях воспользовались ее беспомощным положением узницы и похитили единственное достояние беззащитной девушки – цветущую молодость и не знающую себе равных красоту. И тогда Лилуилла закричала – горестно, громко и пронзительно… Но, увы: куда исчезли золотые трели соловья, прежде слетавшие с ее алых уст? Кривые, тонкие губы омерзительной твари оказались способны родить только хриплый гортанный вой, напоминающий дребезжание грубого горшка для нечистот. И лишь потухшее сознание своевременно спасло девушку от дальнейших подробностей постигшего ее несчастья, милосердно погрузив в темный омут глубокого обморока…
А в прозрачном кубе, водруженном на алтарь черного храма, ликующе хохотал Ледяной бог, вполне довольный результатом своего колдовства.
Тварей, ввалившихся в камеру, насчитывалось никак не меньше двух десятков. Все они выглядели едва различимыми серыми пятнами, постоянно плавно перетекающими из одного расплывчатого контура в другой, не менее призрачный образ. Но холодная волна замораживающего жизнь воздуха, фронтом идущая впереди тварей, мгновенно отбивала желание сопротивляться, наглядно показывая, что ожидает нас в случае неповиновения. Наши тюремщики даже не снизошли до какого-либо наказания или порицания за мое самовольное освобождение от оков. Они быстро опустили вниз принца и Гельду, одним обжигающе холодным касанием избавили нас от цепей и веревок и жестами разрешили собрать разбросанные вещи и оружие. Поместив Нурилон в наспинные ножны, укрепив на поясе Разящую иглу и рассовав по карманам и отворотам богатый запас метательных звездочек, я почувствовала себя увереннее. Нас выстроили в цепочку и вывели наружу.
Присвистнув от изумления, я потрясенно рассматривала величественную картину, представшую нашим взорам. Мы очутились на заметенной снегом улице, по обе стороны которой высились полуразрушенные руины каких-то громадных зданий, больше всего напоминавших дворцы или храмы. Скудные отсветы синих гнилушек, струящиеся из глазниц надетых на палки черепов, заменяли освещение. Чуть поодаль громоздилась бесформенная груда золотых слитков, перемешанных с потемневшими человеческими костями. В узком проходе между зданиями жутко завывал пронизывающий ветер, неся вихри колючей снежной крупы, впивающейся в наши лица. Нас повели по едва заметной тропке, петляющей между обелисками из черного мрамора.
– Эй, ты ведь вроде маг! – сердито прошипела я в затылок идущего впереди меня белокурого красавца, усиленно дыша на озябшие пальцы. – Сделай же что-нибудь, пока мы все до смерти не замерзли!
– Это Геферт! – хмыкнул принц, одетый в полупрозрачную белую рубашку, но вроде бы совершенно не ощущавший зверского холода. – Здесь я бессилен.
– Не работает, совсем не работает! – жаловалась невидимая для меня Гельда где-то у нас за спиной, кажется, пытавшаяся сотворить что-нибудь при помощи своего посоха.
Я с любопытством оглянулась. Одна из взявших нас в кольцо тварей сразу же недовольно заворчала, но я успела заметить, что некромантка бессильно поводила из стороны в сторону хрустальным шаром-набалдашником, разочарованно убеждаясь в недейственности своей магии.
– Это Геферт! – снова выразительно повторил принц. – Молчите, не тратьте силы попусту и берегите крохи доступного вам тепла. Если нас не убили сразу, значит, мы зачем-то понадобились этим холодным тварям.
Я хмыкнула. Нужно признать по справедливости: в экстраординарных ситуациях принц соображает куда быстрее меня и сразу же принимает самое оптимальное на данный момент решение. Подождем и посмотрим, куда заведут нас эти жуткие твари и его примерное благоразумие!
Шли мы довольно долго. Если бы не холод, я бы, наверно, от души повосхищалась противоестественной мертвой красотой этого удивительного города, но медленно убивающая нас стужа заставляла сосредоточиться на одном стремлении – как бы сберечь хоть каплю тепла и не превратиться в ледышку задолго до окончания нашего похода, кажущегося бесконечным. Принц несколько раз пытался обернуться и часто спрашивал, как я себя чувствую, искренне волнуясь и переживая за мое благополучие, но я, в свою очередь, не желая расстраивать того, чьи поцелуи еще помнили мои губы, каждый раз бодро рапортовала, что «все фигня, кроме пчел, но если разобраться, то и пчелы тоже фигня». Желанный мужчина одобрительно хмыкал и за спиной украдкой показывал мне восхищенно оттопыренный, почти синий от холода большой палец правой руки. И возможно, единственным, что не дало нам замерзнуть до смерти, стало жгучее желание выжить и быть рядом с любимым вопреки не только холодным тварям, но даже всему на свете. Не зная, чего ожидать от самого ближайшего будущего, я тем не менее старалась запомнить все повороты и перекрестки проходимых нами улиц. Мы миновали монументальное округлое сооружение, напоминающее амфитеатр, и очутились на расчищенной площади, в центре которой возвышалось черное здание, сложенное из уходящих в самое небо кубических мраморных блоков.
– Храм Ледяного бога! – взволнованно выдохнул принц вместе с клубами мгновенно застывающего пара. – Вот оно, средоточие зла!
– А ты сам не зло разве? – насмешливо фыркнула я.
Любимый иронично хлопнул белыми от инея ресницами:
– Ну если ты когда-нибудь скажешь «зла не хватает», я буду знать, что тебе не хватает именно меня!
Я восторженно расхохоталась:
– Клянусь Аолой, если мы выживем, то я позволю тебе целовать меня сколько захочешь!
– Пфе, – кисло скривился он. – Если только целовать и больше ничего, то лучше мне умереть…
– Подумаю! – игриво шепнула я, совершенно очарованная его манерой шутить всегда – и даже тогда, когда впору плакать от ужаса или безнадежности.
– Девушка, которая смеется, наполовину уже завоевана, – констатировал он. А потом посерьезнел и приблизил ко мне свое прекрасное лицо, почти прожигая насквозь блеском пронзительных, непреклонных глаз: – Ульрика, сердце мое, пообещай, что ты не сдашься и станешь бороться до последнего даже на краю гибели, даже если… – он повысил голос, – если я погибну!
– Хорошо! – пообещала я, чтобы успокоить его, хотя больше всего в то мгновение мне хотелось сказать, что если погибнет он, то и мне самой уже станет совершенно незачем жить!
Но он улыбнулся ласково и тепло и сердито покачал головой, словно угадывая мои мысли.
– Я люблю тебя, моя удивительная, моя Сумасшедшая принцесса! – произнес он проникновенно, и меня в разгар бушующей вокруг нас вьюги удивительно согрело нежное тепло этих простых слов.
За нашими спинами гневно сопела Гельда. Но мы не замечали никого и ничего. Я подняла голову и в упор встретила взгляд его золотых глаз, самых прекрасных в мире, единственных для меня. И что-то незримое проскользнуло между нами, соединив нас в одно неделимое целое на веки вечные, создав золотой ободок в глубине моих зеленых глаз и густо напитав изумрудными точками его золотистые очи.
– Я тоже тебя… – начала я, но твари стужи, разъяренные непредвиденной заминкой, толкнули нас в спины холодными щупальцами, убийственное прикосновение которых чуть не остановило, чуть не заморозило наши сердца, и вынудили начать подниматься по ступеням черного храма, ведущим, как сказал принц, в логово величайшего зла.
– Ульрика, – в голосе любимого слышались мука и раскаяние, – хочу подготовить тебя. Мне искренне жаль, я сам не понимал раньше, что творю… Но твой сводный брат Ужас отдал мне одного небезразличного тебе мужчину, которого принесли в жертву Ледяному богу. Боюсь, что он…
Принц не успел договорить. Коридор закончился, и мы очутились в обширном, ярко освещенном зале. На некоем подобии грубого алтаря громоздилась огромная глыба чистейшего, ослепительно искрящегося льда. Множество тонких нитей с непрерывно циркулирующей в них яркой, алой кровью начиналось в бронзовых чашах и тянулось к ледяной глыбе, присоединяясь к конечностям заключенного в них существа. От фигуры питаемой кровью твари веяло мощью и страшной древней магией. Это был высокий, мускулистый мужчина, облаченный в богатые черные одежды. Буйные кудри цвета воронова крыла каскадом падали на широкие плечи, вились вокруг белой колонны сильной шеи. Его склоненное лицо ужасало и восхищало одновременно. Чуть опустив голову и сонно прикрыв глаза, бог невесомо парил внутри прозрачного ледяного куба. Неожиданно по его мощному телу прошла волна дрожи, мужчина поднял веки и гордо вскинул подбородок. Левая часть бледного лика оставалась безобразной, усеянной шрамами и язвами, но правая поражала безупречной красотой, оказавшись как две капли воды похожей на благородное лицо моего младшего брата, короля Ульриха, и на мое собственное, несостоявшееся, виденное мною только в Зеркале истинного облика. Я вскрикнула, словно молнией пронзенная страшной догадкой, подпитанной подсказкой белокурого принца. Эти хорошо знакомые миндалевидные глаза – черные, а не зеленые, эти густые кудри – антрацитовые, а не рыжие… Тот, кого не нашлось ни среди живых, ни среди мертвых. Ледяной бог получил тело моего бесследно исчезнувшего отца – короля Мора!
Потревоженный моим криком, бог еще выше поднял голову, окидывая нас холодным, засасывающим взором угольно-черных глаз, не имевших ни зрачка, ни радужки. Два бездонных озера тьмы и силы. Не вынеся психологического давления, Гельда обморочно пискнула и без чувств повалилась на холодный мраморный пол. Я упрямо сжала губы, услышав, как Нурилон тихонько звякнул в ножнах, осознав близкое присутствие заклятого врага. Принц протянул руку и крепко сжал мою ладонь, подбадривая меня, давая понять, что он здесь, рядом. Вокруг нас снежным вихрем бесновались дети холода, возмущенные нашей непоколебимостью.
Девушка протянула руку, желая поправить роскошную волну золотых волос, но вместо этого ее пальцы неожиданно наткнулись на что-то жидкое, сальное и на ощупь более всего напоминающее прелую прошлогоднюю солому. Девушка испуганно отдернула ладонь и краем глаза шокированно разглядела красную, распухшую, толстую, как окорок, конечность, едва вмещавшуюся в рукав узкого для нее пеньюара.
От испуга и недоумения Лилуилла лишилась дара речи. Она неповоротливо выбралась из-под толстого одеяла, совершенно не понимая, куда подевались ее прежде порывистые, ловкие движения, и бросилась к огромному зеркалу, целиком занимавшему одну из стен спальни. Но вместо очаровательной юной красавицы зеркало неожиданно отразило низенькую пожилую толстуху, оплывшую ряху которой усеивало бессчетное множество коричневых волосатых бородавок, почему-то одетую в наряд Лилуиллы, едва налезавший на тучное тело.
Девушка взволнованно облизала губы, но мерзкая баба в зеркале, не отставая, сделала то же самое. Княжна схватилась за голову, но беспощадное отражение с неумолимой точностью повторило мельчайшие подробности ее растерянного жеста. Несчастная девушка шагнула вперед и недоверчиво потрогала холодную стеклянную плоскость, желая пощупать незнакомое омерзительное существо, беззубо ухмыляющееся с полированной серебристой поверхности. И тогда до Лилуиллы дошло: эта уродливая баба отныне и есть она сама – прекраснейшая дева Поющего Острова, благородная эльфийка, княжна Лилуилла эль-Реанон. Какие-то неведомые, злобные силы в непонятных для Лилуиллы целях воспользовались ее беспомощным положением узницы и похитили единственное достояние беззащитной девушки – цветущую молодость и не знающую себе равных красоту. И тогда Лилуилла закричала – горестно, громко и пронзительно… Но, увы: куда исчезли золотые трели соловья, прежде слетавшие с ее алых уст? Кривые, тонкие губы омерзительной твари оказались способны родить только хриплый гортанный вой, напоминающий дребезжание грубого горшка для нечистот. И лишь потухшее сознание своевременно спасло девушку от дальнейших подробностей постигшего ее несчастья, милосердно погрузив в темный омут глубокого обморока…
А в прозрачном кубе, водруженном на алтарь черного храма, ликующе хохотал Ледяной бог, вполне довольный результатом своего колдовства.
Тварей, ввалившихся в камеру, насчитывалось никак не меньше двух десятков. Все они выглядели едва различимыми серыми пятнами, постоянно плавно перетекающими из одного расплывчатого контура в другой, не менее призрачный образ. Но холодная волна замораживающего жизнь воздуха, фронтом идущая впереди тварей, мгновенно отбивала желание сопротивляться, наглядно показывая, что ожидает нас в случае неповиновения. Наши тюремщики даже не снизошли до какого-либо наказания или порицания за мое самовольное освобождение от оков. Они быстро опустили вниз принца и Гельду, одним обжигающе холодным касанием избавили нас от цепей и веревок и жестами разрешили собрать разбросанные вещи и оружие. Поместив Нурилон в наспинные ножны, укрепив на поясе Разящую иглу и рассовав по карманам и отворотам богатый запас метательных звездочек, я почувствовала себя увереннее. Нас выстроили в цепочку и вывели наружу.
Присвистнув от изумления, я потрясенно рассматривала величественную картину, представшую нашим взорам. Мы очутились на заметенной снегом улице, по обе стороны которой высились полуразрушенные руины каких-то громадных зданий, больше всего напоминавших дворцы или храмы. Скудные отсветы синих гнилушек, струящиеся из глазниц надетых на палки черепов, заменяли освещение. Чуть поодаль громоздилась бесформенная груда золотых слитков, перемешанных с потемневшими человеческими костями. В узком проходе между зданиями жутко завывал пронизывающий ветер, неся вихри колючей снежной крупы, впивающейся в наши лица. Нас повели по едва заметной тропке, петляющей между обелисками из черного мрамора.
– Эй, ты ведь вроде маг! – сердито прошипела я в затылок идущего впереди меня белокурого красавца, усиленно дыша на озябшие пальцы. – Сделай же что-нибудь, пока мы все до смерти не замерзли!
– Это Геферт! – хмыкнул принц, одетый в полупрозрачную белую рубашку, но вроде бы совершенно не ощущавший зверского холода. – Здесь я бессилен.
– Не работает, совсем не работает! – жаловалась невидимая для меня Гельда где-то у нас за спиной, кажется, пытавшаяся сотворить что-нибудь при помощи своего посоха.
Я с любопытством оглянулась. Одна из взявших нас в кольцо тварей сразу же недовольно заворчала, но я успела заметить, что некромантка бессильно поводила из стороны в сторону хрустальным шаром-набалдашником, разочарованно убеждаясь в недейственности своей магии.
– Это Геферт! – снова выразительно повторил принц. – Молчите, не тратьте силы попусту и берегите крохи доступного вам тепла. Если нас не убили сразу, значит, мы зачем-то понадобились этим холодным тварям.
Я хмыкнула. Нужно признать по справедливости: в экстраординарных ситуациях принц соображает куда быстрее меня и сразу же принимает самое оптимальное на данный момент решение. Подождем и посмотрим, куда заведут нас эти жуткие твари и его примерное благоразумие!
Шли мы довольно долго. Если бы не холод, я бы, наверно, от души повосхищалась противоестественной мертвой красотой этого удивительного города, но медленно убивающая нас стужа заставляла сосредоточиться на одном стремлении – как бы сберечь хоть каплю тепла и не превратиться в ледышку задолго до окончания нашего похода, кажущегося бесконечным. Принц несколько раз пытался обернуться и часто спрашивал, как я себя чувствую, искренне волнуясь и переживая за мое благополучие, но я, в свою очередь, не желая расстраивать того, чьи поцелуи еще помнили мои губы, каждый раз бодро рапортовала, что «все фигня, кроме пчел, но если разобраться, то и пчелы тоже фигня». Желанный мужчина одобрительно хмыкал и за спиной украдкой показывал мне восхищенно оттопыренный, почти синий от холода большой палец правой руки. И возможно, единственным, что не дало нам замерзнуть до смерти, стало жгучее желание выжить и быть рядом с любимым вопреки не только холодным тварям, но даже всему на свете. Не зная, чего ожидать от самого ближайшего будущего, я тем не менее старалась запомнить все повороты и перекрестки проходимых нами улиц. Мы миновали монументальное округлое сооружение, напоминающее амфитеатр, и очутились на расчищенной площади, в центре которой возвышалось черное здание, сложенное из уходящих в самое небо кубических мраморных блоков.
– Храм Ледяного бога! – взволнованно выдохнул принц вместе с клубами мгновенно застывающего пара. – Вот оно, средоточие зла!
– А ты сам не зло разве? – насмешливо фыркнула я.
Любимый иронично хлопнул белыми от инея ресницами:
– Ну если ты когда-нибудь скажешь «зла не хватает», я буду знать, что тебе не хватает именно меня!
Я восторженно расхохоталась:
– Клянусь Аолой, если мы выживем, то я позволю тебе целовать меня сколько захочешь!
– Пфе, – кисло скривился он. – Если только целовать и больше ничего, то лучше мне умереть…
– Подумаю! – игриво шепнула я, совершенно очарованная его манерой шутить всегда – и даже тогда, когда впору плакать от ужаса или безнадежности.
– Девушка, которая смеется, наполовину уже завоевана, – констатировал он. А потом посерьезнел и приблизил ко мне свое прекрасное лицо, почти прожигая насквозь блеском пронзительных, непреклонных глаз: – Ульрика, сердце мое, пообещай, что ты не сдашься и станешь бороться до последнего даже на краю гибели, даже если… – он повысил голос, – если я погибну!
– Хорошо! – пообещала я, чтобы успокоить его, хотя больше всего в то мгновение мне хотелось сказать, что если погибнет он, то и мне самой уже станет совершенно незачем жить!
Но он улыбнулся ласково и тепло и сердито покачал головой, словно угадывая мои мысли.
– Я люблю тебя, моя удивительная, моя Сумасшедшая принцесса! – произнес он проникновенно, и меня в разгар бушующей вокруг нас вьюги удивительно согрело нежное тепло этих простых слов.
За нашими спинами гневно сопела Гельда. Но мы не замечали никого и ничего. Я подняла голову и в упор встретила взгляд его золотых глаз, самых прекрасных в мире, единственных для меня. И что-то незримое проскользнуло между нами, соединив нас в одно неделимое целое на веки вечные, создав золотой ободок в глубине моих зеленых глаз и густо напитав изумрудными точками его золотистые очи.
– Я тоже тебя… – начала я, но твари стужи, разъяренные непредвиденной заминкой, толкнули нас в спины холодными щупальцами, убийственное прикосновение которых чуть не остановило, чуть не заморозило наши сердца, и вынудили начать подниматься по ступеням черного храма, ведущим, как сказал принц, в логово величайшего зла.
– Ульрика, – в голосе любимого слышались мука и раскаяние, – хочу подготовить тебя. Мне искренне жаль, я сам не понимал раньше, что творю… Но твой сводный брат Ужас отдал мне одного небезразличного тебе мужчину, которого принесли в жертву Ледяному богу. Боюсь, что он…
Принц не успел договорить. Коридор закончился, и мы очутились в обширном, ярко освещенном зале. На некоем подобии грубого алтаря громоздилась огромная глыба чистейшего, ослепительно искрящегося льда. Множество тонких нитей с непрерывно циркулирующей в них яркой, алой кровью начиналось в бронзовых чашах и тянулось к ледяной глыбе, присоединяясь к конечностям заключенного в них существа. От фигуры питаемой кровью твари веяло мощью и страшной древней магией. Это был высокий, мускулистый мужчина, облаченный в богатые черные одежды. Буйные кудри цвета воронова крыла каскадом падали на широкие плечи, вились вокруг белой колонны сильной шеи. Его склоненное лицо ужасало и восхищало одновременно. Чуть опустив голову и сонно прикрыв глаза, бог невесомо парил внутри прозрачного ледяного куба. Неожиданно по его мощному телу прошла волна дрожи, мужчина поднял веки и гордо вскинул подбородок. Левая часть бледного лика оставалась безобразной, усеянной шрамами и язвами, но правая поражала безупречной красотой, оказавшись как две капли воды похожей на благородное лицо моего младшего брата, короля Ульриха, и на мое собственное, несостоявшееся, виденное мною только в Зеркале истинного облика. Я вскрикнула, словно молнией пронзенная страшной догадкой, подпитанной подсказкой белокурого принца. Эти хорошо знакомые миндалевидные глаза – черные, а не зеленые, эти густые кудри – антрацитовые, а не рыжие… Тот, кого не нашлось ни среди живых, ни среди мертвых. Ледяной бог получил тело моего бесследно исчезнувшего отца – короля Мора!
Потревоженный моим криком, бог еще выше поднял голову, окидывая нас холодным, засасывающим взором угольно-черных глаз, не имевших ни зрачка, ни радужки. Два бездонных озера тьмы и силы. Не вынеся психологического давления, Гельда обморочно пискнула и без чувств повалилась на холодный мраморный пол. Я упрямо сжала губы, услышав, как Нурилон тихонько звякнул в ножнах, осознав близкое присутствие заклятого врага. Принц протянул руку и крепко сжал мою ладонь, подбадривая меня, давая понять, что он здесь, рядом. Вокруг нас снежным вихрем бесновались дети холода, возмущенные нашей непоколебимостью.