В том же году в Новгороде был голод и мор. За четверть ржи приходилось платить гривну серебра и больше. Бедные ели мох, липовую кору, собак, кошек… Чернь, обезумевшая от голода, поджигала дома зажиточных людей, имевших запасы хлеба, и грабила их. Несколько десятков тысяч людей погибло от голода и болезней. На улицах, на площади, на мосту голодные собаки терзали не погребенные тела. Родители, чтобы не слышать воплей детей своих, отдавали их чужеземцам в рабство.
   – Не было у людей жалости, – говорит летописец, – казалось, что отец стал чужим для сына, дочь для матери. Сосед соседу не хотел отломить куска хлеба!
   Кто мог, бежал в другие области. Но бедствие было тогда по всей Русской земле, кроме Киева; в одном Смоленске, тогда очень многолюдном, умерло около тридцати тысяч людей. Весною следующего года вдобавок губительный пожар опустошил Новгород. Казалось, пришел ему конец. К счастью, немцы из-за моря привезли хлеб, и таким образом голод в Новгороде прекратился, и жители стали мало-помалу оправляться.
   Таким образом, одна беда за другою обрушивалась на Русскую землю; но самое горшее было еще впереди.
* * *
   В 1227 г. умер Чингисхан. Великим ханом провозглашен был сын его Угэдей. Новый властелин отправил племянника своего Батыя с огромным полчищем на запад для покорения стран к северу и западу от Каспийского моря.
   В начале зимы 1237 г. двинул Батый свои бесчисленные полчища на болгар (живших по Волге). Столица их была обращена в пепел, жители беспощадно избиты. Сквозь густые леса татары вступили в южную часть Рязанской области.
   Они послали требовать у рязанских князей покорности и десятины (то есть десятой части) всего имения их. Князья ответили послам:
   – Когда из нас никого не останется в живых, тогда возьмите все!
   Послали князья во Владимир к великому князю Юрию просить помощи, но ему надо было еще собрать войско. (Есть в одной летописи сказание, что рязанский великий князь послал сына своего Феодора к Батыю с дарами. Феодор был умерщвлен, а жена его, прекрасная Евпраксия, узнав о гибели любимого мужа, не хотела пережить его и покончила самоубийством – бросилась с младенцем своим с высокого терема.)
 
   Монгольские конные лучники
 
   Батый двинулся к Рязани. На пути татары разорили города Пронск, Белгород и другие, без милосердия избивая людей; 16 декабря осадили Рязань и устроили вокруг города тын, или острог, чтобы скрываться от русских стрел. Мог ли устоять город против врагов, когда их было во сто раз больше, чем защитников? Все защитники города должны были безотлучно находиться на стенах, ожидая с часу на час приступа, а татарские отряды, стоявшие под городом, могли сменяться и драться со свежими силами. Пять дней татары томили осажденных постоянной тревогой и поражали их стрелами; на шестой, 21 декабря, подошли к стенам города, начали бить их стенобитными машинами, бросать в город огонь и зажгли крепость. Сквозь дым и огонь ворвались они в город. Никому не давали пощады: князь, его супруга, мать, бояре, народ погибли… Хищники распинали пленников или расстреливали их стрелами, связав им руки; грабили церкви, оскверняли их. Весь город с окрестными монастырями был обращен в груду развалин и пепла. Несколько дней продолжались дикие убийства. В некоторых летописях есть любопытное сказание о подвиге одного рязанского боярина – Евпатия Коловрата. Узнав о нападении татар, он спешил на родину, чтобы принять участие в обороне, но было уже поздно: пред ним были только пепелища да трупы избитых людей. Пылая чувством мести, Евпатий с 1700 воинами пустился вдогонку за врагами, нагнал их и неожиданным нападением смял их задние отряды. У татар поднялся страшный переполох. Некоторым из них почудилось, будто избитые рязанцы восстали на них. Батый спросил у взятых в плен, кто они такие.
   – Слуги князя рязанского, – отвечали они, – полку Евпатиева. Нам велено с честью проводить тебя, как русские провожают от себя иноплеменников, – стрелами и копьями!
   Долго татары не могли управиться с Евпатием и его удальцами. Он был, по преданию, настоящий богатырь: громадного роста и непомерной силы. Своим тяжелым мечом избил он много врагов – одних перерубал пополам, других рассекал вдоль до самого седла. Тысячи татар побиты были им и его дружиной.
   Евпатий и смелая дружина его, конечно, погибли; немногие из них попали в плен. Батый, говорит сказание, уважая такое редкое мужество, велел освободить их.
   Один город за другим гибли под ударами свирепых врагов… Суздальская рать, шедшая на помощь рязанцам, была разбита; взята и разрушена Коломна, сожжена Москва. Здесь попал в плен врагам второй сын Юрия – Владимир. Пришел в ужас великий князь Юрий, когда услыхал о новых победах и неистовствах татар: тут только увидел он, что приходится иметь дело с могучим и страшным врагом. Поручил он защиту Владимира двум сыновьям своим, Всеволоду и Мстиславу, а сам с небольшою дружиною удалился в Ярославскую область, расположился станом на берегах Сити и стал поспешно отовсюду собирать к себе войско.
   2 февраля подступили татары к стенам Владимира. Ужаснулся народ, увидев огромное полчище врагов. Князья Всеволод и Мстислав и воевода ободряли жителей. Небольшой конный отряд татар подъехал к Золотым воротам, и посланные Батыем люди спросили:
   – Здесь ли великий князь или нет?
   Вместо ответа со стен было пущено несколько стрел.
   – Не стреляйте! – кричали из татарского отряда.
   Затем татары выставили вперед взятого в плен князя Владимира Юрьевича и спросили:
   – Узнаете ли вашего князя?
   Изможденного, исхудалого Владимира трудно было узнать. Заплакали от горя братья его и воины, когда наконец признали его. Всеволод и Мстислав порывались немедля выйти из города и ударить на татар в открытом поле.
   – Умрем, – говорили они дружине, – но умрем с честью и в поле!
   Опытный воевода Петр сдержал их: надеялся он, что великий князь соберет войско и подоспеет вовремя на выручку своей столицы.
   Часть войска Батыева отправлена была к Суздалю. Город этот был скоро взят. Немного спустя та же участь постигла и Владимир. Татары окружили его стены, установили свои пороки (стенобитные машины) и стали громить город. 6 февраля начали готовиться к приступу. Князья и бояре вполне сознавали, что спасения нет, что им не совладать с бесчисленными полчищами врагов, но унижаться и просить мира они считали постыдным да и бесполезным: им хорошо было известно, что татары никому пощады не дают. Оставалось одно – умереть, обороняя родные стены. Князья и некоторые бояре постриглись в иноки и приготовились к смерти. 7 февраля, в воскресенье, начался приступ; ворвались татары в город у Золотых ворот и с северной стороны от речки Лыбеди и еще в нескольких местах. Князья с дружиною укрылись в Старый, или Печерный, город, а епископ Митрофан, великая княгиня, супруга Юрия, с дочерью, внуками, снохами, с боярами и многими из жителей заперлись в главной соборной церкви. Татары отбили наконец церковную дверь, ворвались во храм, и начался грабеж. Драгоценные камни, золото, серебряные сосуды, ризы с икон, древние княжеские одежды, которые хранились в церкви, – все попало в руки хищников. Татары зажгли ее. Епископ громко молился и благословлял всех несчастных, осужденных погибнуть в пламени. Одни погибли от огня, другие задохнулись от дыма. Жители от старого до малого были беспощадно избиваемы; те немногие, которых хотели татары увести в рабство и тащили за собой, босых и нагих, гибли от стужи и болезней.
   Князья Всеволод и Мстислав, видя, что никакой возможности нет отразить татар, отважились с небольшим отрядом пробиться сквозь полчище врагов и оба погибли в бою.
   После того татары разделились на несколько отдельных отрядов: одни пошли к Ростову и Ярославлю, другие – на Галич и Городец, Переяславль, Юрьев, Дмитров и другие были взяты. В один февраль татары овладели четырнадцатью городами, кроме множества слобод и деревень.
   Великий князь Юрий стоял в это время с войском на реке Сити. Когда весть о гибели столицы и семьи дошла до князя, он, по словам летописца, зарыдал…
   – Господи, – проговорил он, – разве пришел для меня конец Твоему милосердию?! Лучше мне умереть, чем жить на этом свете. Ради чего останусь жить?
   Но мужество не покинуло его: он решился вступить в бой с врагом. Отряд, посланный на разведку, вернулся с вестью, что татарские полки уже обходят русских. Юрий, брат его Святослав и племянники изготовили войско к бою.
   Словно грозные тучи надвинулись полчища татар со всех сторон на русскую рать… Закипел кровавый бой… Отчаянно бились русские, напрягали они все силы – бились насмерть… Все было напрасно! Татары одолели: их и числом было больше, и в военном деле у них было больше сноровки, чем у русских воинов, из которых многие держали и оружие в руках первый раз в жизни. В этой несчастной битве, 4 марта, был убит и великий князь, и множество воинов. Один из племянников великого князя Василько попал в плен. Татары предлагали ему перейти на их сторону и помогать им в походе своими указаниями… Василько с негодованием ответил, что он не может быть заодно с лютыми кровопийцами и врагами отечества. Татары его убили.
   Полчища Батыя направились к Новгороду. Слышали хищники много о богатствах его. Взяли они Волок-Ламский, Тверь и подступили к Торжку. Две недели длилась осада. Жители оборонялись мужественно – надеялись, что новгородцы вовремя подоспеют на помощь и выручат их из беды. Но помощь не приходила. Город был взят, и жители беспощадно истреблены. Двинулись татары дальше, уничтожая все на пути, «кося людей (по выражению летописи) как траву». Около ста верст оставалось врагам до Новгорода, но они неожиданно повернули назад. Дело в том, что наступала весна; начиналось весеннее половодье рек и озер. Новгородская область изобиловала реками, озерами и болотами, и потому татарам приходилось беспрестанно устраивать переправы. И в наше время очень нелегкое дело устраивать их, особенно для многочисленного войска, а для татар это было гораздо труднее. Если нельзя было перейти вброд, то переправлялись они через реки обыкновенно так: делали большие кожаные мешки, набивали их сеном или клали в них одежду, сгоняли лошадей в воду, к хвостам их привязывали мешки, и на них, как на плотах, переправлялись. Понятно, что при широком разливе рек и быстром течении их такой способ переправы был очень опасен: кроме рек в Новгородской области на пути татарам беспрестанно встречались бы и широкие озера, и вязкие болота. Притом степняки привыкли к степному сухому воздуху, и сырость порождала между ними болезни. Таким образом, природные свойства Новгородской области спасли Новгород от татарского погрома.
   На возвратном пути упорное сопротивление татарам оказал город Козельск. Семь недель Батый ничего не мог сделать. Жители решились умереть, но не сдаваться татарам.
   – Хотя князь наш и молод, – сказали они, – но положим жизнь свою за него: и на земле славу приобретем, и на небе венцы небесные получим!
   После долгих усилий татары наконец разбили городские стены и ворвались в город; но и тут жители отчаянно резались с врагом. Часть их вышла из города, напала на татарские полки и перебила более 4000 врагов. Горсть этих смельчаков была вся истреблена. Хан в ярости приказал избить в городе всех без различия: и женщин, и младенцев. Кровь лилась потоками. Татары прозвали Козельск «Злым городом». Молодой князь Козельский (по имени Василий) пропал без вести; некоторые говорили, будто он утонул в крови.
   По взятии Козельска Батый с полчищами своими двинулся в половецкие степи. Половецкий хан был разбит и удалился с остатками своего народа в Венгрию, где получил земли для поселения.

Нашествие татар на Южную Русь

   В следующем, 1239 г. татары совершили нашествие на Южную Русь. Пошли они тем же путем, каким обыкновенно делали свои набеги половцы.
   Взят был город Переяславль и опустошен. Церковь Св. Михаила, великолепно украшенная золотом и серебром, была разграблена и разрушена до основания. Большая часть жителей беспощадно истреблена… Затем татары осадили Чернигов, но здесь встретили сильный отпор. Город стоял на высоком берегу реки Десны, и жители отчаянно оборонялись, поражали неприятелей с высоты большими камнями. Наконец татары осилили, сожгли Чернигов и направились к Киеву. Батый слышал давно уже о богатстве и красоте древней русской столицы. Он послал с передовым отрядом своего родича Менгу, внука Чингисхана, осмотреть Киев. Увидал Менгу город с левой стороны Днепра.
   На противоположном крутом берегу величественного Днепра красовался город. Гористый и обрывистый берег с его лесами и садами, белеющие стены, сверкающие главы многочисленных церквей – все это вместе представляло необыкновенно красивую картину. Менгу, по словам летописца, не мог надивиться красоте местоположения древней русской столицы…
   В 1240 г. Батый явился под Киевом. Несметные полчища татар со всех сторон облегли город. От скрипа бесчисленных телег, рева верблюдов, мычания быков, ржания лошадей и свирепых криков татар такой гул стоял над Киевом, что, по словам летописца, жители, разговаривая между собою, едва могли слышать друг друга. Киев тогда был в руках Даниила Романовича Галицкого, но самого князя в городе не было. Для защиты его был оставлен воевода Димитрий. От одного взятого в плен татарина он узнал, что Батый стоит под стенами Киева со всеми важнейшими своими ханами и что вражьей рати нет числа. Но русский воевода выказал замечательную неустрашимость: он решился защищать город до последней крайности. Татары с той стороны города, где лес близко примыкал к городским воротам (Лядским), день и ночь били стены стенобитными орудиями (пороками). Наконец стены рухнули, и татары ворвались в город. Тучи стрел летели на защитников города. Загорелся отчаянный рукопашный бой… Треск ломающихся копий, щитов, лязг мечей и сабель, дикие вопли татар, стоны раненых, попираемых ногами, крики сражающихся – все это вместе сливалось в тяжелый, страшный гул. К вечеру татары овладели стеною. Утомленные мужественным сопротивлением, остановились они на отдых. За ночь русские устроили наскоро тын вокруг Десятинной церкви и готовились снова к борьбе. Множество жителей с пожитками своими заперлись в самой церкви. Спасения не было… Но никто и не думал умолять лютого врага о пощаде. Воевода Димитрий, страдая от раны, мужественно готовился к новому бою. Утром татары начали битву. Слабая, наскоро устроенная ограда не долго сдерживала их напор; но русские бились так отчаянно, что татары, хотя и достигли до церкви, но устлали весь путь своими трупами. Димитрий был схвачен татарами. Батый, беспощадно истреблявший пленных, уважал воинскую доблесть, и мужественному воеводе была дарована жизнь.
   Несколько дней дикие победители торжествовали свою победу. Совершались всевозможные ужасы истребления и разрушения. Древний Киев исчез, и исчез навеки! Десятинный храм был разрушен до основания. Та же участь постигла Печерскую лавру и другие здания. (Хотя впоследствии Печерская лавра и была восстановлена, но, по словам позднейшего летописца, прежнее строение лавры было величественнее и красивее, чем новое.)
   Весть о гибели Киева нагнала страх и на западных соседей. Даниил Галицкий поспешил в Венгрию просить помощи. Батый шел дальше на запад. Города Каменец, Владимир, Галич и много других были взяты, разграблены и разорены. Тогда пленный Димитрий, по словам летописи, желая спасти русские земли от окончательной гибели, стал говорить Батыю:
   – Будет тебе здесь воевать; время идти на венгров. Если станешь еще медлить, то там соберутся с силами и не пустят тебя в свою землю!
   Батый, конечно, и сам это понимал и двинулся к венгерским границам.
   Ужас охватил Западную Европу, когда разнеслась повсюду грозная весть о приближении татарских полчищ. Рассказы о жестокостях их на Руси, о свирепой кровожадности их разносились по всей Германии. Суеверны и невежественны были тогда европейцы: рассказывали, будто войско татар так громадно, что занимает пространство на двадцать дней пути в длину и на пятнадцать в ширину, будто огромные табуны диких лошадей следуют за полчищем татар, будто татары вышли прямо из ада, ужасны своим наружным видом и не похожи на других людей…
   Германский император Фридрих II рассылал повсюду воззвания, чтобы все вооружались и готовились к отпору.
   «Настало время, – писал он, – пробудиться от сна! Лежит уже секира при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью всему христианству. Давно уже слышали мы об ужасном враге, но считали опасность далекою, так как между врагом и нами было столько храбрых народов и князей. Теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, настала пора стать всему христианству против свирепого врага».
   Но воззвание это не привело ни к чему – в это время и в Германии не было единодушия: император сильно враждовал тогда с папою, а без благословения его многие подчиненные императору князья и бароны не хотели идти в поход.
   Весною 1241 г. перешел Батый Карпаты, разбил венгерского короля, потом поразил двух польских князей. Затем татары вторглись в Силезию; здесь разбили герцога силезского. Путь в Германию был открыт. Спасли ее войска чешского короля. При осаде города Ольмюца в первый раз татары потерпели поражение; разбил их здесь чешский воевода Ярослав из Штернберга. После этого орды татар скоро отхлынули снова на восток, и Западная Европа была спасена. Весь тяжкий гнет дикой орды пришлось выдержать только нашему отечеству…
* * *
   Ужасное зрелище представляла Русская земля после татарского погрома. Словно моровая язва, землетрясение и лютые пожары – все вместе свирепствовали здесь… Груды обгоревших развалин вместо городов и сел, белеющие кости не погребенных людей, поля, заросшие сорной травой, – вот что представляла Русская земля в тех местах, где проходили дикие орды татар!
   «Когда мы проезжали по Русской земле, – говорит путешественник Плано Карпини, видевший ее через пять лет после татарского погрома, – то видели бесчисленное множество черепов и костей человеческих в степи. Киев был прежде и велик и многолюден, а ныне в нем едва ли 200 домов».
   Многие храбрые князья пали в битвах, другие скитались в чужих краях – искали помощи у иноземных государей – и не находили. Запустела земля Русская. Сотни тысяч людей были избиты, десятки тысяч уведены в плен. Редкая мать, оставшаяся в живых, не оплакивала участи своих детей, или погибших в бою, или замученных татарами, или уведенных в тяжелую неволю. Успевшие скрыться от свирепости врагов хотя и возвращались на родные пепелища, но что была им за жизнь, когда приходилось быть постоянно в страхе, чтобы не попасть в руки врагов?! Живые завидовали спокойствию мертвых…

Поездки русских князей в Орду

   Узнав о гибели Юрия, следующий за ним по старшинству брат – Ярослав прибыл княжить во Владимир. Он оказался князем твердого нрава, очень деятельным и распорядительным. Дела было много. Приходилось восстановлять из пепла города и села, собирать рассеявшихся жителей, ободрять их – словом, обновить государство. На дорогах, на улицах, в развалинах домов, в обгорелых церквах тлело множество не погребенных тел. Ярослав приказывал немедленно убрать их и схоронить, чтобы отвратить заразу. И мало-помалу на севере восстановился порядок благодаря распорядительности великого князя. Раздал он братьям своим волости в управление и восстановил правосудие.
   Татары оставляли в покое только те народы, которые показывали им полную покорность. О сопротивлении хану, конечно, Ярославу нечего было и думать: одна мысль о новом вторжении дикой орды приводила всех в трепет. Приходилось смириться и выразить покорность пред самим ханом, и великий князь отправился к Батыю, который стал станом на берегу Волги. Хан, по словам летописи, принял Ярослава с честью и сказал ему:
   – Будь ты старшим между всеми князьями в Русской земле.
   За великим князем отправились в Орду и все родичи его, и другие князья. Но этим дело не ограничилось: пришлось Ярославу ехать в Татарию (т. е. Монголию) к самому великому хану с изъявлением покорности. Здесь Ярослав в 1246 г. и скончался.
   Князьям приходилось в Орде подвергаться разным унизительным обрядам: проходить между пылающими кострами, разложенными подле ханской ставки, преклоняться пред изображением великого хана, становиться на колени, пить кумыс и прочее.
   Вот как описывает свое представление Батыю папский посол Плано Карпини:
   «Когда мы прибыли к хану, нас поместили в расстоянии одной мили от жилища его.
   Прежде чем вести нас в палатку Батыя, нам объявили, что мы должны пройти между огней. Сначала мы не соглашались, но нам сказали: «Не бойтесь! Мы требуем этого лишь потому, что огонь уничтожит зло, если оно есть в намерении вашем против нашего повелителя или если вы несете с собою яд». Тогда мы ответили: «Мы готовы пройти меж костров, чтобы не дать повода подозревать нас в чем-либо подобном».
   Когда пришли мы в Орду, чиновник Батыя спросил, чем мы намерены ему ударить челом, то есть какие поднесем подарки. Когда подарки были даны, тот же чиновник спросил нас о причине нашего приезда. После этих переговоров нас повели в юрту. На пороге ее сделали нам наставление, как вести себя. Вошедши в юрту хана, мы стали на колени и сказали нашу речь, затем подали письмо и просили дать нам переводчиков для перевода его.
   Батый окружает себя большим великолепием, имеет телохранителей и разных придворных чиновников, как император. Садится он на более возвышенном месте, как бы на троне, с одною из жен; другие жены, братья, сыновья и прочие младшие родичи садятся ниже на скамьях; остальные же лица за ними, на земле, мужчины вправо, женщины влево. Палатка Батыя просторна и очень красива. Мы, объяснив наше дело, сели по левую сторону, так как обычай требует, чтобы приезжающие послы садились по левой стороне, а отъезжающие по правой. Среди палатки, ближе к двери, поставлен был стол с напитками в золотых и серебряных сосудах. Ни хан, ни вельможи его, особенно в собрании, не пьют без пения и музыки.
   Когда хан едет на лошади, над головой его несут всегда зонтик на длинной палке; такой же обычай соблюдается и всеми более знатными татарами и женами их».
 
   Золотые пайцзы – знаки представителей ордынской власти на Руси. XIV–XV вв.
 
   Татары в то время, как настоящие кочевники, не имели еще домов, жили в юртах, хлебопашества не знали, а кормились одним скотоводством. Постоянных мест поселения у них не было, а были как бы подвижные огромные города: состояли они из множества юрт (кибиток). Где пожелает хан, там и устраивали кочевой город. Потом по приказу хана все укладывалось на телеги, навьючивалось на верблюдов, и огромный обоз из нескольких тысяч телег, запряженных волами и лошадьми, со стадами овец и другого скота, с табунами лошадей несколько дней шел по степи и располагался станом на новом месте, где приказывал хан.
   Все князья, которые хотели сохранить свою волость, должны были ехать в Орду на поклон хану и получить от него ярлык, то есть утвердительную грамоту. Тем из них, которые не выказывали хану полной покорности, грозила большая беда.
   В летописи сохранилось следующее сказание о смерти в Орде черниговского князя Михаила и боярина его Феодора.
   Ханские сановники стали делать на Руси перепись оставшимся в живых жителям, налагали тяжкую поголовную дань на всех, – от крестьянина до боярина.
   Прибыли они между прочим и в Черниговскую область и велели князю черниговскому Михаилу уехать в Орду на поклон к хану. Нечего делать – надо было повиноваться.
   Когда князь Михаил прибыл в Орду, от него потребовали, чтобы он исполнил все обряды: прошел бы между огнями, поклонился бы изображениям умерших ханов. Михаил воспротивился и сказал:
   – Недостойно христианам исполнять языческие обряды и поклоняться идолам, которым кланяются язычники. Вера христианская заповедует не кланяться ни тварям, ни идолам, но чтить святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа.
   Сильно разгневался Батый, когда узнал, что князь не хочет исполнить требуемых обрядов, и велел сказать Михаилу:
   – Если ты исполнишь волю мою, то и жив останешься, и всю область свою получишь; если же не исполнишь, то погибнешь лютою смертью!
   На это князь ответил:
   – Тебе, царю, кланяюсь, так как Бог дал тебе царство и славу мира сего; но тому, чему кланяются язычники, не поклонюсь.
   – Но знай, – говорили ему татары, – неминуемая смерть ждет тебя!
   – Хочу я пострадать за Христа и за истинную веру кровь свою пролить! – отвечал твердо Михаил.
   Он достал запасные дары, которые были при нем, причастился Святых Тайн, читал молитвы и пел псалмы. Любимый боярин его Феодор пожелал разделить участь своего князя, пострадать вместе с ним. Напрасно внук Михаила, Борис Василькович, бывший с ним, и бояре уговаривали его подчиниться требованию хана.
   – Все за тебя епитимию примем, князь, – умоляли они, – со всею областью твоею; подчинись воле хана!
   – Не хочу я, – возразил князь, – быть только по имени христианином, а творить дела язычников… Для вас не погублю души своей!