Страница:
«И когда они так молились, пришли половцы и послали перед собою в сторожах Алтунопу, который славился у них мужеством. Так же и русские князья послали сторожей своих. И подстерегли русские сторожа Алтунопу, и, обступив его, убили Алтунопу и тех, кто был с ним, и ни один не спасся, но всех перебили. И пошли полки, как лес, и не окинуть их было взором, и русь пошла против них.
И великий Бог вложил ужас великий в половцев, и страх напал на них и трепет перед лицом русских воинов, и оцепенели сами, и у коней их не было быстроты в ногах. Наши же с весельем на конях и пешие пошли к ним. Половцы же, увидев, как устремились на них русские, не дойдя, побежали перед русскими полками. Наши же погнались, рубя их».
Битва была решительным натиском. Залогом победы стало моральное преимущество русского войска: они шли в бой «с весельем». Половцы ударились в бегство.
«В день 4 апреля свершил Бог великое спасение, а на врагов наших дал нам победу великую. И убили тут в бою 20 князей: Урусобу, Кчия, Арсланапу, Китанопу, Кумана, Асупа, Куртка, Ченегрепу, Сурьбаря и прочих князей их, а Белдюзя захватили.
После того сели братья совещаться, победив врагов своих, и привели Белдюзя к Святополку, и стал Белдюзь предлагать за себя золото, и серебро, и коней, и скот, Святополк же послал его к Владимиру. И когда он пришел, начал спрашивать его Владимир: «Знай, это нарушенная клятва захватила вас! Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему не учил ты сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, но проливали кровь христианскую? Да будет кровь твоя на голове твоей!»
И повелел убить его, и так разрубили его на части. И затем собрались братья все, и сказал Владимир: «Вот день, который даровал Господь, возрадуемся и возвеселимся в этот день, ибо Бог избавил нас от врагов наших, и покорил врагов наших, и «сокрушил головы змеиные и передал достояние их людям» русским». Ибо взяли тогда скот, и овец, и коней, и верблюдов, и вежи с добычей и с челядью, и захватили печенегов и торков с вежами. И вернулись на Русь с полоном великим, и со славою, и с победою великою».
Однако поход 1103 года не покончил полностью с половецкой угрозой.
По выражению великого русского историка XIX века Н.М. Карамзина, «половцы новым грабительством доказали Мономаху, что он еще не сокрушил гидры и что не все главы ее пали от меча Российского». Собственно, никаких особых новых злодейств половцы не совершили. Продолжалось все то же – набеги. В принципе в сложившейся ситуации можно было развернуть длительный переговорный процесс, который, конечно, мог дать результаты. Ответственные современные политики именно так бы и сделали. Однако времена и нравы были средневековые, правители всех стран и народов не упускали случая воспользоваться мечом тогда, когда представлялась такая возможность. Переговоры начинались лишь в том случае, когда противоборствующие стороны убеждались в бессилии оружия. Пока же Русь была явно «на коне» и не собиралась выпускать удачу из рук. В прошлом, ХХ веке автор «теории пассионарности» Л.Н. Гумилев упрекал русских князей в излишней жестокости по отношению к половцам. Упрекал совершенно напрасно: жестокими были сами времена. В борьбе побеждал сильнейший. Если бы удача была на стороне половцев, они бы тоже не упустили шанса ею воспользоваться.
Поход был непростой. Недаром в исторической литературе принято называть его «крестовым походом» против половцев. Начало XII века – время, когда европейское рыцарство, нашив на свои плащи кресты, боролось против сарацин в Малой Азии. У русских храбров была своя крестовая битва и свои язычники. Но, подобно своим западным «коллегам», поход против половцев в 1111 году был проведен под христианскими знаменами. Организатор похода князь Владимир Всеволодович Мономах позаботился об идейной подготовке похода не меньше, чем о военной.
«И оделись в броню, и построили полки, и пошли к городу Шаруканю. И князь Владимир, едучи перед войском, приказал попам петь тропари, и кондаки креста честного, и канон святой Богородицы».
Половецкий город (укрепленное становище), называемый в русских летописях «Шарукань» (т. е. город Шару-хана), был взят без боя. Горожане вышли из города с поклонами и поднесли победителям рыбу и вино. После ночевки Мономах с войском двинулся дальше. На следующий день был сожжен город Сугров.
Наконец 24 марта половцы собрались с силами и дали русскому войску решающий бой.
«Собрались половцы, построили полки свои и пошли в бой. Князья же наши возложили надежду свою на Бога и сказали: «Здесь нам смерть, да станем твердо». И прощались друг с другом и, обратив очи к небу, призывали Бога вышнего.
И когда сошлись обе стороны, была битва жестокая. Бог вышний обратил взор свой на иноплеменников с гневом, и стали они падать перед христианами. И так побеждены были иноплеменники, и пало множество врагов, наших супостатов, перед русскими князьями и воинами на потоке Дегея. И помог Бог русским князьям. И воздали они хвалу Богу в тот день».
Однако это было только первое столкновение. Через два дня половцы немного оправились и попытались ударить вторично. Но и вторая сшибка принесла победу русским войскам. Древнерусский летописец видел причину победы не только в мужестве русских воинов и удачливости русских князей, но и в Божественной помощи, оказанной христианам в борьбе с язычниками. Согласно летописи, в рядах русских воинов наряду с людьми сражались и ангелы.
«Избито было иноплеменников многое множество на реке Салнице. И спас Бог людей своих, Святополк же, и Владимир, и Давыд прославили Бога, давшего им победу такую над язычниками, и взяли полона много, и скота, и коней, и овец, и пленников много захватили руками. И спросили пленников, говоря: «Как это вас такая сила и такое множество не могли сопротивляться и так быстро обратились в бегство?» Они же отвечали, говоря: «Как можем мы биться с вами, когда какие-то другие ездили над вами в воздухе с блестящим и страшным оружием и помогали вам?» Это только и могут быть ангелы, посланные от Бога помогать христианам».
Понятно, что в данном случае мы имеем дело с особенностями средневекового мировоззрения, проникнутого христианским смирением. Это, однако, нисколько не умаляло подвига, а, наоборот, придавало ему больший вес и значимость: ведь Бог бы не стал помогать людям в неправедном гневе.
Битва с половцами в 1111 году сыграла практически ту же роль, что и битва с печенегами в 1036-м: половцы не исчезли с политической и исторической арены, но не представляли уже для Руси столь глобальной угрозы, как раньше. Был достигнут надежный перевес. Хотя набеги случались и после 1111 года, но русские князья отбивали их и сами частенько ходили за добычей в степь (например, попытку такого похода, как наверняка помнит читатель еще из школьной программы, сделал в 1185 году князь Новгород-Северский Игорь Святославич, центральный персонаж «Слова о полку Игореве»). Отношения постепенно перешли в почти мирное русло. Русские князья брали замуж половецких принцесс, обрастая степной родней. Так, например, результатом такого смешанного брака был известный князь, впервые перенесший на некоторое время столицу Руси из Киева во Владимир – Андрей Боголюбский. На его скульптурном портрете, сделанном по черепу антропологом М.М. Герасимовым, отчетливо видны восточные черты. Женат на половчанке был князь Мстислав Мстиславович Удалой. Таким образом, к началу XIII века Русь уже очень хорошо научилась воевать со степью и, не ожидая оттуда беды, погрузилась в междоусобные «разборки». За что и была жестоко наказана Батыем.
Для свершения первой серьезной победы над Ордой Руси потребовалось более 150 лет тяжелых испытаний и тщательной подготовки. На смену Киеву и Владимиру выросла новая столица – Москва. В новом общерусском центре правила династия князей, ведущих происхождение от младшего сына Александра Невского – Даниила. Будучи младшими отпрысками огромного генеалогического древа потомков Рюрика, московские князья вряд ли имели большие шансы выйти на авансцену мировой политики. Да и княжество, доставшееся в удел Даниилу Московскому, было не из крупных. В нем было всего три города: Москва – столица (вряд ли выходившая в то время за границы нынешнего Кремля), Радонеж и Звенигород. Но так распорядилась история, что именно Москве выпал жребий впоследствии стать столицей огромной империи.
Ученых с давних пор интересовал вопрос: как княжество, размеры которого едва превышали 150 на 200 км, выросло в огромную державу (максимума территории Россия достигла к середине XIX века: на западе частью империи были современные Финляндия и Польша, на востоке – Аляска). Наиболее серьезное объяснение этого феномена выдвинул великий русский историк С.М. Соловьев. По его мнению, решающее значение в выдвижении Москвы как общерусского центра сыграло ее удачное геополитическое положение. Город стоял на пересечении торговых и миграционных путей и вместе с тем был закрыт лесами и болотами от случайного нападения татар. Это дало возможность накопить силы и стать главным организатором борьбы против ордынского ига. До середины XIV века борьба эта шла в большей степени политическими силами – для военного выступления потенциал был еще недостаточен. Прямой вызов татарскому владычеству смог бросить лишь правнук Даниила Московского – Дмитрий Иванович Донской. Орда к этому времени уже пережила пик своего могущества и вступила в период политической раздробленности. Русь же, напротив, объединялась. Психологически выступление против грозного поработителя было облегчено тем, что власть в одной из частей Орды захватил узурпатор – Мамай. В XIV веке на Руси принято было считать потомков Чингисхана законными сюзеренами, имеющими право приказывать своим вассалам – русским князьям. Но Мамай не был Чингизидом, и Дмитрий Донской решился на активные действия. В 1380 году в ходе Куликовской битвы войско Мамая было разгромлено.
Вот как повествует об этой битве «Сказание о Мамаевом побоище», созданное русскими книжниками в XV веке:
«И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, испускали дух не только от оружия, но и от ужасной тесноты – под конскими копытами, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть то свирепое побоище. Ибо в один только час, в мановение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий Божьих!»
Русские князья готовы были вести войну и дальше, после великой победы Москва перестала подчиняться и «легитимным» потомкам Чингисхана. Но Орда была еще слишком сильна, а Русь еще не завершила объединения. Хан Тохтамыш, «законный царь» (ханов на Руси в ордынские времена именовали «царями»), сжег Москву и восстановил иго. Окончательно вернуть независимость удалось лишь через 100 лет – в 1480 году после известного «стояния» на реке Угре Иван III Васильевич, объединитель Руси, объявил о свержении ордынской власти.
Русь выстояла под тяжестью монголо-татарского ига и извлекла из печального опыта уроки. Сработала известная мудрость: «То, что нас не убивает, делает сильнее». Сочетание европейского боевого опыта, которым Русь обладала до нашествия, и опыта восточного создало благоприятные условия для освоения огромных азиатских пространств, сделавших Россию самой большой страной в мире (каковой она, несмотря на все перипетии, остается и по сей день).
Не менее серьезное противостояние пришлось выдержать Руси и со странами Запада. Эта история также полна поражений и побед, в равной степени принесших бесценный опыт для развития отечественного военного искусства.
В эпоху раннего Средневековья наиболее интенсивными были контакты славян и финно-угров Восточной Европы со скандинавами – германоязычными племенами, потомки которых – шведы, норвежцы, датчане и исландцы – и теперь населяют территорию Северной Европы[3]. Скандинавы сыграли существенную роль в складывании Киевской державы, дав Руси княжескую династию – Рюриковичей.
В науке с XVIII века и по сей день не прекращается спор между сторонниками так называемых норманнской и антинорманнской теорий происхождения Руси. С обеих позиций выдвигаются весьма интересные аргументы, познакомиться с которыми можно в соответствующей литературе. Рациональное зерно из всего этого бесконечного спора можно вывести такое: государство, если уж использовать этот термин, складывается тогда и только тогда, когда для этого созреют общественные предпосылки. И тут никакие князья (ни свои, ни чужие) ничего изменить не могут. Государство у восточных славян сложилось безо всякого внешнего влияния тогда, когда созрела необходимость. Однако правившая на Руси княжеская династия, Рюриковичи, действительно имеет скандинавское происхождение: современные археологические и лингвистические данные подтверждают рассказ летописца. Рюрик был скандинавским, варяжским конунгом, засевшим в 862 году в Новгороде, собиравшим дань с окрестных племен и контролировавшим торговые пути.
Сомневаться в этом сложно. В IX веке скандинавы были известны всему миру как викинги. Отважные морские воины, которые на своих боевых судах, драккарах (получивших свое название из-за укрепленного на носу судна изображения драконьей головы), совершали грабительские походы по всему миру. Они захватили значительную часть Англии и Ирландии, достигли Пиренейского полуострова, острова Сицилия, несколько раз грабили Париж, взимая с французских королей большую дань. Около 870 года викинги обосновались в Исландии, открыли Гренландию. В 911 году конунг Роберт (Роллон) на севере современной Франции основал Нормандию. В начале XI века викинги даже достигли берега Северной Америки (что совершенно точно доказано археологами, обнаружившими на Ньюфаундленде место их стоянки). Понятно, что земли восточных славян (для достижения которых требовалось переплыть не океан, а всего лишь Ботнический и Финский заливы Балтийского моря) не могли быть обойдены их вниманием.
«Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с поля, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма», – говорится в «Повести временных лет».
Согласно летописи, два славянских племени (кривичи и словене новгородские), а также два финских (чудь и меря) изгнали скандинавов-варягов со своей территории и лишь затем призвали варягов на княжение в Новгород.
В дальнейшем характер отношений несколько изменился. Противостояние сменилось военным сотрудничеством. Скандинавские источники содержат много сведений о Руси, которая именуется в них «Гардар» (или «Гардарики»), то есть «Страна городов».
Викинги были знамениты на всю Европу как профессиональные наемники. Значительный скандинавский отряд постоянно служил при дворе византийского императора (там их называли варангами). Служили варяги и на Руси. В XI веке среди скандинавских воинов считалось честью служить в дружине киевских князей. И даже конунги (а этот титул равен королевскому) поступали на службу в Хольмград (Новгород) и Кэнуград (Киев).
Обращение с наемниками – дело непростое. С одной стороны, порой они позволяют в решительный момент достичь тактического преимущества, с другой – могут создать немало проблем самому нанимателю, если у него не хватит сил и решительности держать их в узде. Русские князья наукой обуздания наемных головорезов владели отлично. Князь Владимир Святославич вообще обращался с ними довольно бесцеремонно: попытки манипулировать княжеской волей строго пресекались. Так, например, после захвата Киева в 890 году варяги, помогавшие Владимиру в этой операции, предъявили ему счет: «Сказали варяги Владимиру: «Это наш город, мы его захватили, – хотим взять выкуп с горожан по две гривны с человека».
Но не тут-то было. Князь начал «кормить» зарвавшихся «кондотьеров» обещаниями, а потом и вовсе отказался платить. «От греха подальше» Владимир выслал опасный отряд в Константинополь, проинструктировав предварительно византийского императора о том, как следует обращаться с буйными вояками:
«И сказал им Владимир: «Подождите с месяц, пока соберут вам куны (деньги)». И ждали они месяц, и не дал им Владимир выкупа, и сказали варяги: «Обманул нас, так отпусти в Греческую землю». Он же ответил им: «Идите». И выбрал из них мужей добрых, умных и храбрых и роздал им города; остальные же отправились в Царьград к грекам.
Владимир же еще прежде них отправил послов к царю (византийскому императору) с такими словами: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного».
Особенно глубокий след в скандинавских сагах оставил сын и наследник Владимира – князь Ярослав Мудрый, которого викинги называли Ярицлейвом-конунгом. Ярослав был женат на дочери шведского короля Олава Эйрикссона – Ингигерд. Установление тесных родственных связей с конунгом открыло путь на Русь новой партии скандинавских наемников. Одним из таких наемников был Эймунд Хрингссон, рассказ о котором содержится в «Саге об Олаве Святом». Сагам вторят русские летописи, сообщающие о службе скандинавов. Ярослав окружил себя варягами в бытность свою еще князем Новгородским. Завоевав киевский престол, он не изменил своим привычкам: варяги во главе с Якуном сражались в его войске против Мстислава Тмутараканского. На службе у Ярослава состояли и племянники Якуна – Фриад и Шимон. Они по-прежнему оставались удобным «расходным материалом», позволявшим экономить силы княжеской дружины. Отношение к наемникам, продававшим свой меч за деньги, лаконично выразил князь Мстислав Тмутараканский, обходя в 1024 году после сражения поле боя, усеянное их телами, он удовлетворенно рассуждает: «Кто сему не рад? Се лежит северянинъ, а се варягъ, а дружина своя цела».
В сагах часто преувеличиваются почести, воздаваемые викингам русским князем. Однако их историческая основа не вызывает сомнения. Данные скандинавских источников подтверждаются источниками русскими, из которых видно, что наемников-варягов часто использовали как «разменную монету» в межкняжеских раздорах. Хорошая боевая выучка и политическая индифферентность делали их удобным инструментом в руках соперничающих сторон. Правда, и Ярослав, подобно своему отцу, с варягами обходился довольно жестко. Слишком настойчивые просьбы о плате натыкались на решительный отказ. Упомянутый Эймунд служил князю несколько лет, однако так и остался без платы. Ярослав обошелся с ним по примеру своего отца.
По-настоящему преданные викинги, делом доказавшие свое мужество, пользовались при киевском дворе заслуженным уважением. Весьма интересна сага о конунге Харальде Сигурарсоне[4], для которого Киев стал вторым домом.
Харальд отправился на Русь, потерпев поражение в борьбе за норвежский престол. Ярослав хорошо принял его и сделал «хёвдингом», то есть, говоря по-русски, воеводой. Харальд разъезжал по всей Руси, и Ярослав ценил его. И вот однажды Харальд решил посвататься к старшей дочери Ярослава – Елизавете. Он поговорил об этом с князем и… получил отказ. Согласно саге, Ярицлейв-конунг сказал ему:
«Это хорошо сказано; думается мне, во многих отношениях дочери моей подходит то, что касается самого тебя; но здесь могут начать говорить крупные хёвдинги, что это было бы несколько поспешное решение, если бы я отдал ее чужестранцу, у которого нет государства для управления и который к тому же недостаточно богат движимым имуществом. Но я не хочу тем не менее отказывать тебе в этой женитьбе; лучше оставить тебе твой почет до подходящего времени, даже если ты немного подождешь; используешь ты для этого, полагаем мы, и святость конунга Олава, и твое собственное физическое и духовное совершенство, поскольку ты так здесь прожил, что себе ты приобрел славу, а нам почет и большой успех нашему государству; очень вероятно также, что, начавшись таким образом, увеличится еще больше твоя слава и почет».
То есть Харальду, конунгу в изгнании, было поставлено условие: используя «свое физическое и духовное совершенство» ни много ни мало – вернуть себе свою страну (или подыскать какую-нибудь другую, подходящую).
Оставаться в Киеве после этого было невозможно. Харальд собрал отряд и отправился в долгое странствие. Отсутствовал он десять лет. Служил в войске византийского императора, участвовал в военной операции против пиратов в Эгейском море, сражался в Болгарии и на Сицилии, участвовал в войнах с сарацинами, путешествовал в Иерусалим, провел много зим в Африке и взял там богатую добычу. При этом все золото и прочие драгоценности, которые он добывал в походах, он посылал не в родную Норвегию, а на хранение конунгу Ярицлейву. Делал он это, во-первых, для того, чтобы уберечь богатства от рук политических противников, во-вторых, можно предположить, не без тайной мысли произвести впечатление на киевскую княжну и ее строгого отца.
И затея его удалась. Исландский скальд и хронист XIII века Снорри Стурлусон утверждал, что «это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел подобного во владении одного человека».
Нужно сказать, Харальд как подобает настоящему викингу, был не только отважным и удачливым воином, но и поэтом. Возвращаясь на Русь, конунг сложил висы, своеобразные древние скандинавские стихотворные произведения, в которых он прославлял свои подвиги и сетовал на то, что, несмотря на все его успехи, русская княжна Элизабет не хочет высказать ему благосклонности. Произведение Харальда складывается в целую поэму, сохранившуюся в составе саги о нем. Называется эта «поэма» – «Висы радости».
Вот строки из нее:
«Корабль проходил перед обширной Сицилией. Мы были горды собой. Корабль с людьми быстро скользил, как и можно только было желать. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
У трёндов оказалось больше войска; мы выдержали поистине горячий бой; будучи молодым, я расстался с молодым конунгом, павшим в бою. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Нас было шестнадцать на корабле, когда внезапно поднялась буря; нагруженный наш корабль был полон воды, которую мы вычерпывали. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Я владею восемью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приемов борьбы.
Я родился там, где уппландцы натягивали луки; теперь у меня есть корабли, ненавистные населению, которые плавают среди островов; с тех пор как мы спустили его на воду, корабль мой рассекал много морей. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Кроме того, ни женщина, ни юноша не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности».
В стихах видно, как страдал из-за своей неудачи герой. И вот, наконец, он со славой и добычей возвращается к Ярославу. Князь оценил боевой и политический потенциал будущего зятя и той же зимой отдал за него дочь. И не прогадал. Набравшись боевого опыта, располагая средствами и связями, Харальд вернул себе норвежский престол. Елизавета стала королевой норвежцев.
Русский поэт XIX века граф Алексей Константинович Толстой, создавший прекрасный поэтический перевод «Вис радости», так описал финал этой истории:
И великий Бог вложил ужас великий в половцев, и страх напал на них и трепет перед лицом русских воинов, и оцепенели сами, и у коней их не было быстроты в ногах. Наши же с весельем на конях и пешие пошли к ним. Половцы же, увидев, как устремились на них русские, не дойдя, побежали перед русскими полками. Наши же погнались, рубя их».
Битва была решительным натиском. Залогом победы стало моральное преимущество русского войска: они шли в бой «с весельем». Половцы ударились в бегство.
«В день 4 апреля свершил Бог великое спасение, а на врагов наших дал нам победу великую. И убили тут в бою 20 князей: Урусобу, Кчия, Арсланапу, Китанопу, Кумана, Асупа, Куртка, Ченегрепу, Сурьбаря и прочих князей их, а Белдюзя захватили.
После того сели братья совещаться, победив врагов своих, и привели Белдюзя к Святополку, и стал Белдюзь предлагать за себя золото, и серебро, и коней, и скот, Святополк же послал его к Владимиру. И когда он пришел, начал спрашивать его Владимир: «Знай, это нарушенная клятва захватила вас! Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему не учил ты сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, но проливали кровь христианскую? Да будет кровь твоя на голове твоей!»
И повелел убить его, и так разрубили его на части. И затем собрались братья все, и сказал Владимир: «Вот день, который даровал Господь, возрадуемся и возвеселимся в этот день, ибо Бог избавил нас от врагов наших, и покорил врагов наших, и «сокрушил головы змеиные и передал достояние их людям» русским». Ибо взяли тогда скот, и овец, и коней, и верблюдов, и вежи с добычей и с челядью, и захватили печенегов и торков с вежами. И вернулись на Русь с полоном великим, и со славою, и с победою великою».
Однако поход 1103 года не покончил полностью с половецкой угрозой.
По выражению великого русского историка XIX века Н.М. Карамзина, «половцы новым грабительством доказали Мономаху, что он еще не сокрушил гидры и что не все главы ее пали от меча Российского». Собственно, никаких особых новых злодейств половцы не совершили. Продолжалось все то же – набеги. В принципе в сложившейся ситуации можно было развернуть длительный переговорный процесс, который, конечно, мог дать результаты. Ответственные современные политики именно так бы и сделали. Однако времена и нравы были средневековые, правители всех стран и народов не упускали случая воспользоваться мечом тогда, когда представлялась такая возможность. Переговоры начинались лишь в том случае, когда противоборствующие стороны убеждались в бессилии оружия. Пока же Русь была явно «на коне» и не собиралась выпускать удачу из рук. В прошлом, ХХ веке автор «теории пассионарности» Л.Н. Гумилев упрекал русских князей в излишней жестокости по отношению к половцам. Упрекал совершенно напрасно: жестокими были сами времена. В борьбе побеждал сильнейший. Если бы удача была на стороне половцев, они бы тоже не упустили шанса ею воспользоваться.
Поход был непростой. Недаром в исторической литературе принято называть его «крестовым походом» против половцев. Начало XII века – время, когда европейское рыцарство, нашив на свои плащи кресты, боролось против сарацин в Малой Азии. У русских храбров была своя крестовая битва и свои язычники. Но, подобно своим западным «коллегам», поход против половцев в 1111 году был проведен под христианскими знаменами. Организатор похода князь Владимир Всеволодович Мономах позаботился об идейной подготовке похода не меньше, чем о военной.
«И оделись в броню, и построили полки, и пошли к городу Шаруканю. И князь Владимир, едучи перед войском, приказал попам петь тропари, и кондаки креста честного, и канон святой Богородицы».
Половецкий город (укрепленное становище), называемый в русских летописях «Шарукань» (т. е. город Шару-хана), был взят без боя. Горожане вышли из города с поклонами и поднесли победителям рыбу и вино. После ночевки Мономах с войском двинулся дальше. На следующий день был сожжен город Сугров.
Наконец 24 марта половцы собрались с силами и дали русскому войску решающий бой.
«Собрались половцы, построили полки свои и пошли в бой. Князья же наши возложили надежду свою на Бога и сказали: «Здесь нам смерть, да станем твердо». И прощались друг с другом и, обратив очи к небу, призывали Бога вышнего.
И когда сошлись обе стороны, была битва жестокая. Бог вышний обратил взор свой на иноплеменников с гневом, и стали они падать перед христианами. И так побеждены были иноплеменники, и пало множество врагов, наших супостатов, перед русскими князьями и воинами на потоке Дегея. И помог Бог русским князьям. И воздали они хвалу Богу в тот день».
Однако это было только первое столкновение. Через два дня половцы немного оправились и попытались ударить вторично. Но и вторая сшибка принесла победу русским войскам. Древнерусский летописец видел причину победы не только в мужестве русских воинов и удачливости русских князей, но и в Божественной помощи, оказанной христианам в борьбе с язычниками. Согласно летописи, в рядах русских воинов наряду с людьми сражались и ангелы.
«Избито было иноплеменников многое множество на реке Салнице. И спас Бог людей своих, Святополк же, и Владимир, и Давыд прославили Бога, давшего им победу такую над язычниками, и взяли полона много, и скота, и коней, и овец, и пленников много захватили руками. И спросили пленников, говоря: «Как это вас такая сила и такое множество не могли сопротивляться и так быстро обратились в бегство?» Они же отвечали, говоря: «Как можем мы биться с вами, когда какие-то другие ездили над вами в воздухе с блестящим и страшным оружием и помогали вам?» Это только и могут быть ангелы, посланные от Бога помогать христианам».
Понятно, что в данном случае мы имеем дело с особенностями средневекового мировоззрения, проникнутого христианским смирением. Это, однако, нисколько не умаляло подвига, а, наоборот, придавало ему больший вес и значимость: ведь Бог бы не стал помогать людям в неправедном гневе.
Битва с половцами в 1111 году сыграла практически ту же роль, что и битва с печенегами в 1036-м: половцы не исчезли с политической и исторической арены, но не представляли уже для Руси столь глобальной угрозы, как раньше. Был достигнут надежный перевес. Хотя набеги случались и после 1111 года, но русские князья отбивали их и сами частенько ходили за добычей в степь (например, попытку такого похода, как наверняка помнит читатель еще из школьной программы, сделал в 1185 году князь Новгород-Северский Игорь Святославич, центральный персонаж «Слова о полку Игореве»). Отношения постепенно перешли в почти мирное русло. Русские князья брали замуж половецких принцесс, обрастая степной родней. Так, например, результатом такого смешанного брака был известный князь, впервые перенесший на некоторое время столицу Руси из Киева во Владимир – Андрей Боголюбский. На его скульптурном портрете, сделанном по черепу антропологом М.М. Герасимовым, отчетливо видны восточные черты. Женат на половчанке был князь Мстислав Мстиславович Удалой. Таким образом, к началу XIII века Русь уже очень хорошо научилась воевать со степью и, не ожидая оттуда беды, погрузилась в междоусобные «разборки». За что и была жестоко наказана Батыем.
Для свершения первой серьезной победы над Ордой Руси потребовалось более 150 лет тяжелых испытаний и тщательной подготовки. На смену Киеву и Владимиру выросла новая столица – Москва. В новом общерусском центре правила династия князей, ведущих происхождение от младшего сына Александра Невского – Даниила. Будучи младшими отпрысками огромного генеалогического древа потомков Рюрика, московские князья вряд ли имели большие шансы выйти на авансцену мировой политики. Да и княжество, доставшееся в удел Даниилу Московскому, было не из крупных. В нем было всего три города: Москва – столица (вряд ли выходившая в то время за границы нынешнего Кремля), Радонеж и Звенигород. Но так распорядилась история, что именно Москве выпал жребий впоследствии стать столицей огромной империи.
Ученых с давних пор интересовал вопрос: как княжество, размеры которого едва превышали 150 на 200 км, выросло в огромную державу (максимума территории Россия достигла к середине XIX века: на западе частью империи были современные Финляндия и Польша, на востоке – Аляска). Наиболее серьезное объяснение этого феномена выдвинул великий русский историк С.М. Соловьев. По его мнению, решающее значение в выдвижении Москвы как общерусского центра сыграло ее удачное геополитическое положение. Город стоял на пересечении торговых и миграционных путей и вместе с тем был закрыт лесами и болотами от случайного нападения татар. Это дало возможность накопить силы и стать главным организатором борьбы против ордынского ига. До середины XIV века борьба эта шла в большей степени политическими силами – для военного выступления потенциал был еще недостаточен. Прямой вызов татарскому владычеству смог бросить лишь правнук Даниила Московского – Дмитрий Иванович Донской. Орда к этому времени уже пережила пик своего могущества и вступила в период политической раздробленности. Русь же, напротив, объединялась. Психологически выступление против грозного поработителя было облегчено тем, что власть в одной из частей Орды захватил узурпатор – Мамай. В XIV веке на Руси принято было считать потомков Чингисхана законными сюзеренами, имеющими право приказывать своим вассалам – русским князьям. Но Мамай не был Чингизидом, и Дмитрий Донской решился на активные действия. В 1380 году в ходе Куликовской битвы войско Мамая было разгромлено.
Вот как повествует об этой битве «Сказание о Мамаевом побоище», созданное русскими книжниками в XV веке:
«И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, испускали дух не только от оружия, но и от ужасной тесноты – под конскими копытами, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть то свирепое побоище. Ибо в один только час, в мановение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий Божьих!»
Русские князья готовы были вести войну и дальше, после великой победы Москва перестала подчиняться и «легитимным» потомкам Чингисхана. Но Орда была еще слишком сильна, а Русь еще не завершила объединения. Хан Тохтамыш, «законный царь» (ханов на Руси в ордынские времена именовали «царями»), сжег Москву и восстановил иго. Окончательно вернуть независимость удалось лишь через 100 лет – в 1480 году после известного «стояния» на реке Угре Иван III Васильевич, объединитель Руси, объявил о свержении ордынской власти.
Русь выстояла под тяжестью монголо-татарского ига и извлекла из печального опыта уроки. Сработала известная мудрость: «То, что нас не убивает, делает сильнее». Сочетание европейского боевого опыта, которым Русь обладала до нашествия, и опыта восточного создало благоприятные условия для освоения огромных азиатских пространств, сделавших Россию самой большой страной в мире (каковой она, несмотря на все перипетии, остается и по сей день).
Не менее серьезное противостояние пришлось выдержать Руси и со странами Запада. Эта история также полна поражений и побед, в равной степени принесших бесценный опыт для развития отечественного военного искусства.
В эпоху раннего Средневековья наиболее интенсивными были контакты славян и финно-угров Восточной Европы со скандинавами – германоязычными племенами, потомки которых – шведы, норвежцы, датчане и исландцы – и теперь населяют территорию Северной Европы[3]. Скандинавы сыграли существенную роль в складывании Киевской державы, дав Руси княжескую династию – Рюриковичей.
В науке с XVIII века и по сей день не прекращается спор между сторонниками так называемых норманнской и антинорманнской теорий происхождения Руси. С обеих позиций выдвигаются весьма интересные аргументы, познакомиться с которыми можно в соответствующей литературе. Рациональное зерно из всего этого бесконечного спора можно вывести такое: государство, если уж использовать этот термин, складывается тогда и только тогда, когда для этого созреют общественные предпосылки. И тут никакие князья (ни свои, ни чужие) ничего изменить не могут. Государство у восточных славян сложилось безо всякого внешнего влияния тогда, когда созрела необходимость. Однако правившая на Руси княжеская династия, Рюриковичи, действительно имеет скандинавское происхождение: современные археологические и лингвистические данные подтверждают рассказ летописца. Рюрик был скандинавским, варяжским конунгом, засевшим в 862 году в Новгороде, собиравшим дань с окрестных племен и контролировавшим торговые пути.
Сомневаться в этом сложно. В IX веке скандинавы были известны всему миру как викинги. Отважные морские воины, которые на своих боевых судах, драккарах (получивших свое название из-за укрепленного на носу судна изображения драконьей головы), совершали грабительские походы по всему миру. Они захватили значительную часть Англии и Ирландии, достигли Пиренейского полуострова, острова Сицилия, несколько раз грабили Париж, взимая с французских королей большую дань. Около 870 года викинги обосновались в Исландии, открыли Гренландию. В 911 году конунг Роберт (Роллон) на севере современной Франции основал Нормандию. В начале XI века викинги даже достигли берега Северной Америки (что совершенно точно доказано археологами, обнаружившими на Ньюфаундленде место их стоянки). Понятно, что земли восточных славян (для достижения которых требовалось переплыть не океан, а всего лишь Ботнический и Финский заливы Балтийского моря) не могли быть обойдены их вниманием.
«Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с поля, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма», – говорится в «Повести временных лет».
Согласно летописи, два славянских племени (кривичи и словене новгородские), а также два финских (чудь и меря) изгнали скандинавов-варягов со своей территории и лишь затем призвали варягов на княжение в Новгород.
В дальнейшем характер отношений несколько изменился. Противостояние сменилось военным сотрудничеством. Скандинавские источники содержат много сведений о Руси, которая именуется в них «Гардар» (или «Гардарики»), то есть «Страна городов».
Викинги были знамениты на всю Европу как профессиональные наемники. Значительный скандинавский отряд постоянно служил при дворе византийского императора (там их называли варангами). Служили варяги и на Руси. В XI веке среди скандинавских воинов считалось честью служить в дружине киевских князей. И даже конунги (а этот титул равен королевскому) поступали на службу в Хольмград (Новгород) и Кэнуград (Киев).
Обращение с наемниками – дело непростое. С одной стороны, порой они позволяют в решительный момент достичь тактического преимущества, с другой – могут создать немало проблем самому нанимателю, если у него не хватит сил и решительности держать их в узде. Русские князья наукой обуздания наемных головорезов владели отлично. Князь Владимир Святославич вообще обращался с ними довольно бесцеремонно: попытки манипулировать княжеской волей строго пресекались. Так, например, после захвата Киева в 890 году варяги, помогавшие Владимиру в этой операции, предъявили ему счет: «Сказали варяги Владимиру: «Это наш город, мы его захватили, – хотим взять выкуп с горожан по две гривны с человека».
Но не тут-то было. Князь начал «кормить» зарвавшихся «кондотьеров» обещаниями, а потом и вовсе отказался платить. «От греха подальше» Владимир выслал опасный отряд в Константинополь, проинструктировав предварительно византийского императора о том, как следует обращаться с буйными вояками:
«И сказал им Владимир: «Подождите с месяц, пока соберут вам куны (деньги)». И ждали они месяц, и не дал им Владимир выкупа, и сказали варяги: «Обманул нас, так отпусти в Греческую землю». Он же ответил им: «Идите». И выбрал из них мужей добрых, умных и храбрых и роздал им города; остальные же отправились в Царьград к грекам.
Владимир же еще прежде них отправил послов к царю (византийскому императору) с такими словами: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного».
Особенно глубокий след в скандинавских сагах оставил сын и наследник Владимира – князь Ярослав Мудрый, которого викинги называли Ярицлейвом-конунгом. Ярослав был женат на дочери шведского короля Олава Эйрикссона – Ингигерд. Установление тесных родственных связей с конунгом открыло путь на Русь новой партии скандинавских наемников. Одним из таких наемников был Эймунд Хрингссон, рассказ о котором содержится в «Саге об Олаве Святом». Сагам вторят русские летописи, сообщающие о службе скандинавов. Ярослав окружил себя варягами в бытность свою еще князем Новгородским. Завоевав киевский престол, он не изменил своим привычкам: варяги во главе с Якуном сражались в его войске против Мстислава Тмутараканского. На службе у Ярослава состояли и племянники Якуна – Фриад и Шимон. Они по-прежнему оставались удобным «расходным материалом», позволявшим экономить силы княжеской дружины. Отношение к наемникам, продававшим свой меч за деньги, лаконично выразил князь Мстислав Тмутараканский, обходя в 1024 году после сражения поле боя, усеянное их телами, он удовлетворенно рассуждает: «Кто сему не рад? Се лежит северянинъ, а се варягъ, а дружина своя цела».
В сагах часто преувеличиваются почести, воздаваемые викингам русским князем. Однако их историческая основа не вызывает сомнения. Данные скандинавских источников подтверждаются источниками русскими, из которых видно, что наемников-варягов часто использовали как «разменную монету» в межкняжеских раздорах. Хорошая боевая выучка и политическая индифферентность делали их удобным инструментом в руках соперничающих сторон. Правда, и Ярослав, подобно своему отцу, с варягами обходился довольно жестко. Слишком настойчивые просьбы о плате натыкались на решительный отказ. Упомянутый Эймунд служил князю несколько лет, однако так и остался без платы. Ярослав обошелся с ним по примеру своего отца.
По-настоящему преданные викинги, делом доказавшие свое мужество, пользовались при киевском дворе заслуженным уважением. Весьма интересна сага о конунге Харальде Сигурарсоне[4], для которого Киев стал вторым домом.
Харальд отправился на Русь, потерпев поражение в борьбе за норвежский престол. Ярослав хорошо принял его и сделал «хёвдингом», то есть, говоря по-русски, воеводой. Харальд разъезжал по всей Руси, и Ярослав ценил его. И вот однажды Харальд решил посвататься к старшей дочери Ярослава – Елизавете. Он поговорил об этом с князем и… получил отказ. Согласно саге, Ярицлейв-конунг сказал ему:
«Это хорошо сказано; думается мне, во многих отношениях дочери моей подходит то, что касается самого тебя; но здесь могут начать говорить крупные хёвдинги, что это было бы несколько поспешное решение, если бы я отдал ее чужестранцу, у которого нет государства для управления и который к тому же недостаточно богат движимым имуществом. Но я не хочу тем не менее отказывать тебе в этой женитьбе; лучше оставить тебе твой почет до подходящего времени, даже если ты немного подождешь; используешь ты для этого, полагаем мы, и святость конунга Олава, и твое собственное физическое и духовное совершенство, поскольку ты так здесь прожил, что себе ты приобрел славу, а нам почет и большой успех нашему государству; очень вероятно также, что, начавшись таким образом, увеличится еще больше твоя слава и почет».
То есть Харальду, конунгу в изгнании, было поставлено условие: используя «свое физическое и духовное совершенство» ни много ни мало – вернуть себе свою страну (или подыскать какую-нибудь другую, подходящую).
Оставаться в Киеве после этого было невозможно. Харальд собрал отряд и отправился в долгое странствие. Отсутствовал он десять лет. Служил в войске византийского императора, участвовал в военной операции против пиратов в Эгейском море, сражался в Болгарии и на Сицилии, участвовал в войнах с сарацинами, путешествовал в Иерусалим, провел много зим в Африке и взял там богатую добычу. При этом все золото и прочие драгоценности, которые он добывал в походах, он посылал не в родную Норвегию, а на хранение конунгу Ярицлейву. Делал он это, во-первых, для того, чтобы уберечь богатства от рук политических противников, во-вторых, можно предположить, не без тайной мысли произвести впечатление на киевскую княжну и ее строгого отца.
И затея его удалась. Исландский скальд и хронист XIII века Снорри Стурлусон утверждал, что «это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел подобного во владении одного человека».
Нужно сказать, Харальд как подобает настоящему викингу, был не только отважным и удачливым воином, но и поэтом. Возвращаясь на Русь, конунг сложил висы, своеобразные древние скандинавские стихотворные произведения, в которых он прославлял свои подвиги и сетовал на то, что, несмотря на все его успехи, русская княжна Элизабет не хочет высказать ему благосклонности. Произведение Харальда складывается в целую поэму, сохранившуюся в составе саги о нем. Называется эта «поэма» – «Висы радости».
Вот строки из нее:
«Корабль проходил перед обширной Сицилией. Мы были горды собой. Корабль с людьми быстро скользил, как и можно только было желать. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
У трёндов оказалось больше войска; мы выдержали поистине горячий бой; будучи молодым, я расстался с молодым конунгом, павшим в бою. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Нас было шестнадцать на корабле, когда внезапно поднялась буря; нагруженный наш корабль был полон воды, которую мы вычерпывали. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Я владею восемью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приемов борьбы.
Я родился там, где уппландцы натягивали луки; теперь у меня есть корабли, ненавистные населению, которые плавают среди островов; с тех пор как мы спустили его на воду, корабль мой рассекал много морей. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Кроме того, ни женщина, ни юноша не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности».
В стихах видно, как страдал из-за своей неудачи герой. И вот, наконец, он со славой и добычей возвращается к Ярославу. Князь оценил боевой и политический потенциал будущего зятя и той же зимой отдал за него дочь. И не прогадал. Набравшись боевого опыта, располагая средствами и связями, Харальд вернул себе норвежский престол. Елизавета стала королевой норвежцев.
Русский поэт XIX века граф Алексей Константинович Толстой, создавший прекрасный поэтический перевод «Вис радости», так описал финал этой истории:
В последний раз варяги-наемники использовались Ярославом во время неудачного похода на Византию в 1043 году. Варяги перестали быть «козырной картой» в военных столкновениях. В дальнейшем отношения со скандинавским миром, пройдя фазу тесного сотрудничества, вновь обращаются в противостояние. Наиболее яркие моменты этого противостояния связаны с именем Александра Невского, князя Новгородского.
В Норвегии праздник веселый идет:
Весною, средь плеска народа,
В ту пору, как алый шиповник цветет,
Вернулся Гаральд из похода.
Цветами его корабли обвиты,
От сеч отдыхают варяги,
Червленые берег покрыли щиты
И с черными вранами стяги.
В ладьях отовсюду к шатрам парчевым
Приплыли норвежские скальды
И славят на арфах, один за другим,
Возврат удалого Гаральда.
А сам он у моря, с веселым лицом,
В хламиде и в светлой короне,
Норвежским избранный от всех королем,
Сидит на возвышенном троне.
Отборных и гридней, и отроков рой
Властителю служит уставно:
В царьградском наряде, в короне златой,
С ним рядом сидит Ярославна.
И к ней обращаясь, Гаральд говорит,
С любовью в сияющем взоре:
– Все, что пред тобою цветет и блестит,
И берег, и синее море,
Цветами обвитые те корабли,
И грозныя замков вершины,
И людныя веси норвежской земли,
Все то, чем владею я ныне,
Вся слава, добытая в долгой борьбе,
И самый венец мой державный,
И все, чем я бранной обязан судьбе —
Все то я добыл лишь навечно тебе,
Звезда ты моя, Ярославна!