Обитая железом дверь из тяжелых досок была врезана в проем два столетия назад при очередной попытке использовать пустующее сооружение с толком. Сатакийцы укрепили ее, поставили засовы изнутри, убрали мусор из самой башни, но, как только новые бастионы Седди подняли свои стены на достаточную высоту, оставили ее в покое, лишь включив в список последних резервов оборонительных сооружений.
   Незапертая дверь легко открылась: петли еще не проржавели. Внутри башни темнота была еще гуще, чем снаружи, но это, судя по всему, не доставляло особых неудобств Кейну, не беспокоило его.
   Вдоль стен башни вверх уходила витая лестница. Каждая ступенька представляла собой выступ соответствующего блока стены, достаточной ширины, чтобы позволить аккуратно разойтись спускающемуся и поднимающемуся по лестнице. В течение веков предпринимались попытки установить деревянные перекрытия на нескольких уровнях башни, чтобы приспособить ее для той или иной цели. Балки и доски полов со временем сгнивали и обрушивались, лестница оставалась. Сатакийцы убрали все остатки временных перегородок и перекрытий, и Кейн, поднимаясь, видел над собой всю внутреннюю поверхность башни. Ничто не нарушало плавного, геометрически безупречного хода спирали. Высоко над головой Кейна виднелся клочок звездного неба.
   Кейн неспешно и уверенно — явно не в первый раз — поднимался по каменным ступеням.
   Почти у вершины лестница выходила на полукруглую площадку, образованную огромным каменным монолитом в форме полумесяца. Над этим камнем стены поднимались еще футов на десять, а затем обрывались безо всякого намека на когда-либо существовавшую смотровую площадку, парапет или просто крышу. Веками ученые мужи пытались доказать, что строители башни предполагали перегородить ее деревянными перекрытиями. Просто менее долговечный, чем камень, материал давно сгнил и превратился в прах. Никто не мог придумать, зачем нужна была башня без бойниц и сторожевой площадки. Еще менее вразумительными были попытки объяснить, как древние строители затащили на высоту почти сотни футов огромный плоский камень — площадку.
   Была в башне и еще одна загадка: в том месте, куда упирался взгляд поднявшегося на верхнюю площадку человека, в стену было врезано изображение солнца. Странного, черного солнца, чернее основного фона стены. Его обсидиановые, поглощающие свет лучи были выполнены из цельного монолита, ставшего частью стены. Ни единой царапины или трещины не было видно на полированной поверхности древнего камня, напоминающей черное зеркало.
   Традиционно считалось, что Ислсль был древним солнечным богом и что башня — построенное верующими святилище. Время от времени скептики начинали мутить воду, напоминая о странном черном цвете этого солнца и его лучах, слишком недвусмысленно напоминающих щупальца. Но в городе и без того хватало мрачных легенд и слухов, а с башней никакого конкретного зла никто не связывал; в общем, скептикам быстро затыкали рот, и официальная версия об Ислсль — солнечном боге вновь воцарялась в умах горожан.
   Кейн, захоти он сделать это, мог бы поведать жителям Ингольди некоторые не внушающие оптимизма подробности о башне и таинственном символе на ее вершине. Знал он и еще об одной башне — точной копии этой, — стоящей на другом конце земли. Жители окрестностей той далекой башни столь же настойчиво и упорно стремились отбросить, развенчать, забыть все беспокоящие слухи, связанные с ней. О существовании других таких башен Кейн мог только догадываться.
   В ту ночь, поднявшись на верхнюю площадку, генерал обнаружил, что он здесь не один. Согнувшись в три погибели, прижавшись к символу солнца (солнца ли?), за его приближением следила стройная, с горящими безумным огнем глазами девушка. Кейн с любопытством оглядел ее. Незнакомка сжимала в кулаке рукоятку короткого кинжала, причем, судя по положению клинка, пользоваться им она умела. Однако Кейн даже не притронулся к своему оружию.
   — Убери свое жало, оса, — требовательно сказал он, не желая вступать в поединок с полубезумной от страха девчонкой.
   — Генерал Кейн собственной персоной, не так ли? — прошипела она в ответ, не торопясь выполнить его требование.
   — Почему вы преследуете меня? Что вам от меня нужно?
   Кейн рассмеялся и, пародируя ее шепот, грозно прохрипел:
   — Почему ты подкарауливаешь меня здесь? Что тебе от меня нужно?
   Не желая переходить на шутливый тон, она поинтересовалась:
   — Если вы не следите за мной, то что вы делаете здесь в такой час?
   Кейн резонно возразил:
   — А ты? Если ты не подосланный убийца, то что ты делаешь тут в такой час? Логово Ислсль не место для ночных прогулок.
   — У меня есть на то причины. Я поднялась сюда, чтобы броситься вниз.
   — Тогда какое тебе дело до того, слежу я за тобой или нет? Прыгай — и дело с концом.
   Засмеявшись, девушка убрала кинжал в ножны. Но смех, тронув ее губы и щеки, не коснулся затравленных глаз.
   — Не могу решиться. Уже не в первый раз. Остается надеяться, что, при случае, я просто оступлюсь.
   Кейн рассеянно слушал и рассматривал ее без особого интереса, отметив лишь, что девушка очень красива. Но пришел он сюда, желая побыть в одиночестве, и ее присутствие нарушило его планы.
   Почему вы назвали башню Логовом Ислсль?
   Кейн внимательно посмотрел на нее:
   — Ты действительно хочешь это узнать? Голос девушки был тверд.
   — Да. Расскажите. Я… со мной произошло нечто страшное… год назад в Гильере я… не могу. Я хочу знать.
   Кейн прикоснулся к полированному камню; от которого веяло неестественным холодом.
   — Этот символ — дверь, дверь в другой мир. Нужно только знать, как открыть ее. А за дверью находится Ислсль, поджидающий жертву, как паук в своей паутине.
   — Кто такой Ислсль?
   — Что-то вроде демона, — неопределенно ответил Кейн. — Представь себе, что наш мир — это всего лишь один из залов большого дворца, а Ислсль — нечто древнее и злое, обитающее в соседней комнате, мимо которой никак не пройти, если ты хочешь попасть в другие залы дворца. Ислсль не может проникнуть в наш мир сам. Он, кровожадный и жестокий, ждет, пока кто-нибудь из любопытства или дерзости не откроет дверь, чтобы угодить к нему в пасть.
   — А зачем тогда пытаться проникнуть за эту дверь? — спросила девушка.
   — А просто-напросто остальные залы дворца забиты драгоценностями и прекрасными вещами, которые только и ждут, чтобы ими воспользовались — воспользовались те, кто проскочит мимо Ислсль.
   — А что будет, если этот демон схватит тебя?
   — Этого никто не знает. Никому еще не удавалось вернуться из Логова Ислсль.
   Девушка поежилась — не то от мрачного тона его слов, не то осознав смысл сказанного.
   — А вы можете открыть дверь?
   — Я? Да, могу.
   Она вздрогнула и пристально посмотрела на черное солнце.
   — Тогда откройте ее для меня. У меня не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.
   — В таком случае шаг в пропасть куда лучше. По крайней мере краткий миг полета, а затем быстрая и чистая смерть внизу. Не советую соваться за потайную дверь. Человеку нет убежища в Логове Ислсль.
   Девушка выругалась, решив, что Кейн просто выдумывает сказки, потешаясь над ней.
   — В смерти тоже нет убежища! — крикнула она.
   — И это мне говорили, — мрачно кивнул он. — И это.
   Развернувшись, Кейн стал спускаться по лестнице, удивляясь про себя накатившей на него волне злобы. В еще большем смятении и удивлении осталась на площадке девушка, молча прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов.

XI. МРАЧНЫЕ ОЖИДАНИЯ

   — Избавься от него!
   — От Кейна?
   — Он уничтожит тебя.
   — Ничто и никто не справится со мной.
   — Он погубит нас всех!
   — Не будьте глупцами, прекратите нести всякую чушь.
   — Что ты знаешь о Кейне?
   — Я знаю, что Кейн приведет мою армию к победе.
   — Твою армию? Это же армия Кейна!
   — Глупцы, жалкие трусы! Это моя армия. Мое золото покупает ее верность.
   — Но командует воинами Кейн.
   — И он подчиняется мне.
   — А если он осмелится не подчиниться?
   — Кейн всего лишь человек. Незаменимых людей нет.
   — Вот и замени его. Немедленно!
   — И кто поведет мою армию на Сандотнери?
   — Веди ее сам.
   — Богу не подобает снисходить до участия в битвах смертных.
   — Кейн опасен! Ему нельзя доверять.
   — Кейн — мой меч! И разить он будет того, на кого укажу я!
   — Он может обернуться против тебя.
   — Тогда я найду другой меч.
   — Лучше избавься от Кейна прямо сейчас.
   — Как вы смеете указывать мне?! Жалкие шаманишки! Бог делает то, что пожелает.
   — Но Кейн… Не доверяй ему!
   — С какой стати? Все, не хочу больше тратить время на дурацкую болтовню.
   — Кейн не такой, какого разыгрывает из себя.
   — Меня интересует в нем только одно: завтра он поведет мою армию на Сандотнери. И победит в этой войне.
   — В один прекрасный день он поведет ее против тебя.
   — В один прекрасный день… Кейн не доживет до рассвета этого дня.
 
   Он чувствовал себя глупо. Опять, как мальчишка, глухой ночью карабкается по стене к окнам ее спальни. Самые верные солдаты стоят на страже, но подыми она шум — скандала не избежать. Ничего, не поднимет. Поругается на него для приличия, а затем, покоренная, как и раньше, его дерзостью и смелостью, растает в страстных объятиях.
   Ждать больше он не мог. Во-первых, желание и обида жгли его, а во-вторых, слишком уж ясная и угрожающая картина складывалась из донесений шпионов и военной разведки. Кейн возвращался в Сандотнери, и возвращался не один.
   Он понимал, что сейчас, когда король Сандотнери лежал в предсмертном забытьи, ни единая тень, ни намек на скандал, ничто не должно было запятнать ее репутацию. Но и ждать дольше он не мог.
   Последний рывок, и легким движением он перемахнул через решетку балкона, теша себя надеждой на то, что она спит и проснется от его поцелуя. Все наладится: восстановятся их чувства, он вернется с войны, разбив Кейна и армию воинов Сатаки, вернется героем. Жизнь Овриноса висит на волоске. Когда этот волосок оборвется, он, только он окажется рядом с восходящей на трон принцессой. Рядом на ложе, рядом на балах и пирах, рядом — на троне Сандотнери! Он аккуратно отодвинул занавеску и шагнул в ее спальню.
   Она не спала. Она была поглощена тем, чем занималась… Не спал и мужчина, ее любовник, столь же поглощенный страстью. Ни она, ни ее возлюбленный не обратили внимания на человека, появившегося в спальне. Не услышали они и глухого удара приземлившегося на каменные плиты под окнами тела, не услышали быстро удаляющихся шагов…
   Кейн ехал верхом. Один, по пустым улицам ночного города.
   Куда ты едешь сегодня, Кейн?
   Завтра… Завтра ты поведешь свою армию по дороге и победишь.
   Сегодня бессонная для тебя ночь, Кейн.
   Ночью тебя одолевают мысли, от которых в другое время ты отмахиваешься или бежишь.
   В снах нет тебе покоя, нет тебе убежища.
   Днем над тобой властвует проклятие твоего прошлого.
   Ты играешь по предлагаемым им правилам, пытаясь выиграть в этой игре.
   Ты вновь поведешь армию по дорогам смерти.
   Опять ты будешь брать города и собирать кровавый урожай.
   Опять и опять ты проклянешь богов, распоряжающихся судьбами людей.
   Ты вступишь в борьбу с ними, круша судьбы королевств, чтобы сыграть свою игру.
   Сколько еще, Кейн?
   Сколько еще будет этих ночей накануне похода или битвы?
   Сколькими армиями ты командовал?
   Сколько сражений выпало на твою долю?
   Сколько раз ты брал судьбу за горло, ломал ее, перекраивал так, как тебе было нужно?
   И что ты за это получил? Где плоды твоих побед?
   Скачи, скачи сквозь ночь, одинокий всадник Кейн.
   Скачи, лети, как комета, которая проносится над головами, вызывает страшные разрушения и исчезает в черных глубинах космоса.
   Играй, играй свою игру до конца, Кейн.
   Может быть, в этот раз тебе повезет…

XII. ИСПЫТАНИЕ КРОВЬЮ

   Выйдя из Ингольди, Кейн повел свою армию на юг по новым дорогам, проложенным через джунгли Шапели. Древние караванные пути были расширены и спрямлены, новые просеки разорвали непроходимые дебри. Раньше леса служили естественным щитом для городов Шапели, теперь же, когда эта страна стала центром будущей империи, ее правителю потребовался не щит, а острый меч и кратчайшие пути, чтобы вывести свою армию за границы лесной страны. Там, где кончались леса, кончались и дороги. Дальше расстилалась лишь бескрайняя равнина, поросшая высокой травой, — южная степь, саванна, вельд.
   В пограничном городке Сембрано Кейн остановился, чтобы перестроить свои войска для перехода по открытой равнине и подождать, пока подтянутся обозы. Здесь к его кавалерии присоединились двадцать пехотных полков. Еще десять полков пехоты оставались в гарнизонах по дороге от Ингольди к южным границам Шапели: Кейн, выступая в дальний поход, не собирался оставлять ворота в столицу Империи Пророка Ортеда распахнутыми для любого врага. Всего же в Империи оставалось до сорока полков — плохо обученных, неважно вооруженных, но имевших почти неисчислимые резервы.
   Судьба всего Похода Черного Креста зависела теперь от Кейна и его операции. Потерпи он поражение, и объединенные войска десятков Южных Королевств ворвутся в пределы Шапели, чтобы расправиться с новой империей.
   Кейн привел в Сембрано и готовил к дальнейшему походу целую армию. Под его командованием находились наемники, опытные офицеры из Шапели и самые надежные, хорошо обученные сатакийцы, которых можно было рискнуть посадить верхом и назвать кавалерией. Всего под его командованием оказалось восемь полков тяжелой и двадцать два — легкой кавалерии, около тридцати пяти тысяч человек. Тяжелая кавалерия была сформирована почти исключительно из наемников, приведших с собой лошадей, принесших оружие и свой опыт. Легкая в основном включала в себя наспех натренированных и не опробованных в деле сатакийцев под командованием профессиональных офицеров и опытных вояк — сержантов и командиров отделений. Семь полков из легкой кавалерии были вооружены луками. Стрелки в основном также были наемными профессионалами; мало кто из сатакийцев сносно освоил лук за проведенные в армии Кейна месяцы.
   Таков был Меч Сатаки — сплав опыта и неопытности, мастерства и фанатизма. Скоро, очень скоро Кейну предстояло проверить качество этого клинка, скрестив его с закаленной сталью Сандотнери.
   Кейн отдавал себе отчет в том, что рассчитывать на неожиданный штурм столицы ему не приходится. Джарво уже, несомненно, получил донесения о приближении большой массы кавалерии к границам Сандотнери. Замысел Кейна был таков: выманить Джарво из-за стен, разбить его в битве на равнине, разметать его армию и, подойдя к городу, блокировать его, поджидая толпы пеших сатакийцев, готовых штурмовать Сандотнери, не считаясь с потерями.
   По настоянию Ортеда армию Кейна сопровождали двадцать пехотных полков. Номинально — двадцать четыре тысячи дополнительных клинков, копий, сабель, на деле — немалая обуза и тормоз для подвижной кавалерийской армии.
   Ортед настоял на участии пехоты в походе, утверждая, что она может оказаться полезной: отвлечет внимание противника. Кейн уступил. Все равно он собирался выманить Джарво на равнину, а не нападать на город. Несколько дней промедления не играли большой роли. Внутренне Кейн знал, что, ни минуты не сомневаясь, бросит пехоту на произвол судьбы, если она хоть как-то помешает или поставит под угрозу кавалерию. А если Пророку угодно принести в жертву Сатаки очередную партию двуногих баранов — это его дело.
   Война на равнине походила на ведение боевых действий в море. Здесь не было естественных преград или оборонительных рубежей, которые следовало удерживать или брать, обходя с флангов. Не было тут и определенной линии фронта или границы. Удержать или захватить часть огромной зеленой саванны было столь же условным делом, как объявить своей территорией половину или три четверти моря. Подобная операция потребовала бы к тому же неимоверного напряжения растянутых коммуникаций, вызвала трудности со снабжением. Ведь если корма для лошадей в саванне хватало с избытком, то продовольствие сюда поставлялось из окраинных земледельческих районов. Приходилось учитывать и весьма ограниченные и рассредоточенные запасы воды на равнине. Колодцы, источники и коварные заболоченные луга, под которыми текли подземные реки, были разбросаны на достаточном удалении друг от друга.
   Но главным в этом сравнении саванны с морем было то, что она могла, как водная пучина, бесследно проглатывать целые армии. Здесь ценились скорость и маневренность, совмещенные с крепкой броней и мощным вооружением. Целью воюющих было разбить, рассеять вражескую армию, открыв себе беспрепятственный путь к неприятельской столице.
   Пехоте недоставало скорости и подвижности, чтобы отвечать требованиям такой тактики. Не могла пехота без опоры на естественные или искусственные рубежи и выстоять против атаки тяжелой кавалерии. Нет, королевства южных степей уже несколько веков назад сделали решительный выбор в пользу кавалерии.
   Кейн вывел свои войска из Сембрано на рассвете и направился по прямой к столице Сандотнери, полагая, что непосредственная угроза городу скорее выманит Джарво из-за стен.
   Меч Сатаки продвигался по равнине, прикрытый щитом из шести полков легкой кавалерии, растянутых широким фронтом. На несколько миль вперед были высланы передовые отряды. Еще дальше — дозоры и патрули. Два полка служили фланговым прикрытием. Основные силы армии двигались двойной колонной — по три полка легкой кавалерии, затем четыре — тяжелой, затем снова три легких кавалерийских полка. Далее катились телеги внушительного обоза. За ним, глотая пыль, двигалась колонна пехоты. Один полк легкой кавалерии двигался в арьергарде.
   Выстроив свои войска столь компактно, Кейн рассчитывал на то, что ему будет проще управлять таким строем, произойди встреча с Джарво неожиданно. Даже обозом, нужным в основном пехоте, он был готов пожертвовать в случае опасности. Сама же пехота заботила его только в одном отношении: лишь бы в бою она не помешала маневрировать кавалерии.
   Мощный квадрат плотно сомкнутых войск — примерно миля на милю — быстро продвигался на юг. Несмотря на жалобы и протесты пехоты, Кейн за день проделал двадцать пять миль до колодцев Чариа. Гарнизон форта Сандотнери был загодя подкуплен Кейном и сдался без всякого сопротивления. Армия остановилась на ночлег, выставив многочисленные посты и караулы.
   С рассветом колонна двинулась дальше на юг. К полудню Кейну доложили о первых дезертирах из пехоты. Генерал отдал арьергарду приказ рубить любого, кто попытается покинуть строй. Хотя пехота и не была желанным дополнением в армии Кейна, еще меньше он желал, чтобы дезертиры оказались в лапах разведки Джарво. Слишком много о планах и составе его армии было известно даже им. Обнародованный приказ и два случая его выполнения отрезвили сатакийцев. Попытки дезертирства прекратились.
   Двадцать миль дневного перехода — ленивая прогулка для кавалерии, но основательное испытание для нетренированной пехоты. Лагерь был разбит у деревушки Источник Трегва, жители которой спешно бежали, завидев приближающуюся армию. Ночь прошла без происшествий.
   Третий день тоже не принес ничего нового. Чем дальше продвигалась армия, тем меньше становилось жалующихся и дезертиров. Сатакийцы чувствовали близость вражеской столицы и уже предвкушали ее штурм. К вечеру армия Кейна вышла к колодцу Адессо. Здесь располагался полноценный форт с большим гарнизоном, но разведка доложила, что форт пуст. Кейн понял, что Джарво, определив направление его движения, решил собрать в один кулак все гарнизоны, чтобы усилить свою армию.
   В эту ночь Кейн удвоил и без того немалые караулы. До столицы оставалось каких-то сорок миль — хороший дневной переход для тяжелой кавалерии. Джарво должен был поторапливаться.
   Около полуночи разведчики наконец доложили об обнаружении вражеской армии, ставшей лагерем в десяти милях к югу, у деревни Меритавано. Джарво, не ожидая такой скорости продвижения Кейна, успел отойти от столицы всего на один дневной переход. Рискованно, и вряд ли Джарво допустил бы это, принимай он армию Пророка всерьез.
   Но воспоминания о прошлогодней расправе над толпами сатакийцев внушали генералу Джарво большой оптимизм. Да и армия Сандотнери была даже сильнее, чем год назад, — разведка доложила Кейну о двадцати четырех полках легкой и шести — тяжелой кавалерии.
   Разумеется, Джарво был в курсе того, что Кейн ведет за собой внушительное количество конных воинов. Но он никак не мог поверить в то, что за несколько месяцев Кейн создал из толпы оборванцев боеспособную армию. Не в силах проникнуть за кавалерийское прикрытие, разведчики докладывали Джарво о том, что видели: об огромной колонне пехоты, о внушительном обозе и нескольких разрозненных кавалерийских полках. Ходили слухи, что Кейн сколотил какие-то отряды тяжелой конницы, но, не видя их, Джарво не мог предположить, что в армии противника окажется больше полка тяжеловооруженных всадников. Ведь еще год назад у Ортеда вообще не было того, что подходило бы под понятие кавалерии.
   Джарво был спокоен и уверен.
   Кейн хорошо знал Джарво. Настолько хорошо, что предвидел эту его сверхуверенность.
   Армия Сатаки выстроилась в боевой порядок еще в темноте и на рассвете двинулась вперед. Чуть позже навстречу ей потянулись полки противника. Близился час кровавой встречи.
   Предполагая, что армия противника состоит в основном из пехоты и небольшого количества легкой конницы, Джарво решил взять ее в полукольцо с центром у колодца Адессо, а затем, ввязавшись в бой, окружить ее. Он никак не мог предположить, что Кейн за несколько месяцев совершил чудо и что армия сатакийцев намного отличается от толпы, посланной Ортедом на заклание в прошлом году.
   Джарво несколько удивила скорость, с которой росла на горизонте приближающаяся завеса пыли. Но, не поколебавшись в своей уверенности, он продолжил развод в соответствии с первоначальным планом: шесть полков конных стрелков в первой линии, тяжелая конница — во второй, оставшиеся полки легкой кавалерии — в третьем эшелоне, в резерве. Джарво не придал значения ни легкому наклону местности к северу, ни яркому пятну изумрудной зелени заливного луга в нескольких милях к югу от Меритавано.
   Скрытая от глаз Джарво, за исключением передних шеренг, армия Кейна продвигалась вперед. Джарво подумал, что его противник, пожалуй, несколько широко растянул пехотную колонну по фронту. Не желая давать Кейну время на исправление этой ошибки, он бросил своих конных стрелков в атаку.
   Кейн улыбнулся тигриной улыбкой, оценив расстановку сил Джарво. Он не хуже нынешнего генерала знал армию Сандотнери и сейчас был уверен, что перевес на его стороне. При условии, что его новая армия сумеет выдержать испытание боем. Другой человек на его месте, видя в качестве противника армию, который он сам еще недавно командовал, сильно нервничал бы. Для Кейна же такая ситуация была уже хорошо знакома.
   Не больше мили разделяло теперь две сближающиеся шагом армии. Кейн расставил свои войска полумесяцем: стрелки по флангам, остальная часть легкой кавалерии в центре, чуть в глубине. За ней — восемь полков тяжелой конницы, которую Кейн не желал открывать до тех пор, пока Джарво не бросит в бой свою. На достаточном расстоянии позади кавалерии каре из пяти пехотных полков ощетинилось пиками и алебардами.
   Когда стрелки Сандотнери двинулись вперед, Кейн направил против них с флангов своих всадников с луками. Пока что его расчет оправдывал себя. Консерватор по своей природе, Джарво решил использовать в бою с сатакийцами ту же тактику, что принесла ему победу год назад.
   Джарво быстро понял свою ошибку, впрочем, пока что не смертельную. В прошлом бою его стрелки расстреливали пехоту как мишени. Перестрелка же с другим кавалерийским подразделением была обоюдоопасным делом. Несмотря на большую подвижность целей, их размер — включая не защищенных броней лошадей — значительно увеличился. Даже легко раненные животные ломали строй.
   Ливень черной смерти обрушился на противостоящие полки. Издали всадников Кейна можно было отличить по черным плащам и красным повязкам с символом Сатаки на рукаве. А Джарво нацепил синие шарфы — отличительный знак своей партии — на всех без разбора солдат своей армии.
   Оба строя несли ощутимые потери. Падали из седел на землю всадники, подкашивались ноги у раненых лошадей, с бешеным ржанием крутились на месте те, чьи раны не представляли опасности. В среднем в колчанах стрелков находилось по две дюжины стрел. Шесть стрел в минуту — такова была обычная прицельная скорострельность. Опытный стрелок доводил эту цифру до семи, а то и до восьми. В общем, этот бой мог продлиться с полной интенсивностью не более нескольких минут.